Гора двух удодов

Там где заканчивается Керченский пролив и начинается Черное море, природа поместила горное плато необыкновенной красоты. Чудом сохранился маленький островок настоящей керченской степи, только на горе Опук сохранился он. Здешняя природа совсем не похожа на степной Крым, как и не похожа на Южнобережье. Вершина горы Опук уплощенная, а склоны изобилуют уступами, расщелинами, обрывами — свидетелями длительного взаимодействия внутренних и внешних сил Земли. Кажется, что борьба их продолжается. Здесь царство трав, но во множестве встречаются заросли кустарников — шиповника, терна, боярышника, крушины, бирючины. А сколько здесь птиц, избравших Опук местом своего обитания? Мала площадь но на ней гнездятся 43 их вида: чайка-хохотунья, баклан, жулан, сыч, сапсан; особенно интересна популяция розового скворца.

Откуда название горы возникло? Объяснение тому — простое. В давние времена появились на вершине горы две птицы: перья пестрые, на головках перья хохолками, словно короны царские. Две самки появились, так что ожидать потомства от них не следовало. Завидев людей, птицы отлетали в сторону и неистово кричали:

— О-пук! О-пук.

Крики печальны, радости в них не слышно, но так всегда кричат удоды; иначе они — не умеют кричать! И гору назвали по крику их — гора Опук…

Говорят люди старые, что их деды, и деды их дедов всегда видели этих двух удодов, живущих многие сотни лет. А появились они здесь совсем не так, как принято появляться птицам….

В местности, где гора Опук высится, в незапамятные времена было большое поселение, населенное людьми добрыми, трудолюбивыми, не знавшими, что такое насилие. Как-то разыгралась на море буря небывалая, шли на берег высоченные пенные валы, так били в основание горы, что она содрогалась, издавая глухие звуки недовольства. И вдруг жители увидели с вершины горы, как вдали появился корабль, большой корабль, красивый, волны несли его к берегу так, как несут все неживое. Ни мачт, ни снастей, ни людей на палубе корабля не было видно. Понимали люди, стоящие на берегу, что корабль был обречен. Ничто не могло спасти его. Когда терпящее бедствие судно было у самого берега, жители селения увидели на борту его две мечущиеся женские фигурки. Корабль подхватила высоченная волна, вынесла на берег, где он накренился на бок, царапая бортом камни и песок, и ужасно при этом треща. Как женщинам удалось уцелеть в таком аду, для всех осталось загадкой. Сам же корабль вновь оказался во власти волн. Немного потребовалось времени для превращения его в щепы и обломки, разбрасываемые далеко по берегу.

На спасшихся женщин было жалко смотреть. В мокрой изорванной одежде, с посиневшей «гусиной» кожей, трясущиеся пережитого страха и холода. Одно было заметно — они были молоды и красивы. Женщин подобрали поселяне, приютили и утешили. Видели, что спасенные молоды, и ничего сами делать не умеют, вот и построили сообща им дом, подарили овец и стали заботиться., как о родных дочерях. Старшая отзывалась на звук О, младшую звали — Пука. Так как девушки были неразлучны, друг без друга никуда не ходили, их имена объединили и стали называть сразу обеих — О-Пука. Хоть немало времени спасенные прожили в поселении, но все им казалось вокруг невероятно странным, а самое главное, чего не понимали О-Пука, так это бескорыстности, сердечности и доброжелательства. В той стране, откуда отправился в плавание их корабль, повсеместно царили зависть и насилие. И эти свойства в кровь и плоть впитали девушки, иными стать им было не суждено. Они тяготились местным порядком. Они привыкли к насилию, и основанном на нем господстве. Ложились спать и во сне видели, как они становятся госпожами над местными жителями. И так велико было это желание, что устоять от претворения его в жизнь они не могли.

Присматриваясь к жителям, они изучали слабые стороны их, а изучив, осторожно и коварно стали вмешиваться в семейную жизнь поселян, играя роль заботливых, борющихся за справедливость. Таким же образом им удалось расшатать установленный в поселении общественный порядок. Им удалось разбудить у поселян такие чувства, о которых те прежде не ведали: алчность, честолюбие, зависть. Расколов единство, они, приблизив к себе часть их, образовали из них свиту и стражу. Теперь они уже могли держать в страхе все население. Поздно, но поселяне заметили, что прежняя красота покинула чужестранок, и они, чтобы сохранить привлекательность, стали прибегать к притираниям, маслам, благовониям, краскам. Они принялись наряжаться в необыкновенно пестрые платья, которые они называли теперь мантиями, на головы напялили странные уборы, которые они называли коронами. Простодушные поселяне молча сносили тяготы своего нового положения. О-Пука и этого казалось малым, они потребовали от жителей поклонения им, как к богиням. Из камня были выполнены изваяния. Перед изваяниями сооружены жертвенники… Здесь поселяне должны были ежедневно возносить моления, а по установленным О-Пука дням приносить жертвы. Кровью жертвенных животных заливались алтари. Вблизи каменных изваяний были поставлены кресла-троны. Теперь по утрам сестры усаживались на троны, а народ должен был их приветствовать, стоя на коленях. Они заставляли поселян целовать им ноги. В честь живых богинь тоже приносились жертвы. Ими должны были быть птицы, в том числе и дикие. Говорят, что аппетит приходит во время еды. Пришел он и к чужеземкам. О-Пука упивались властью.

Некоторые из жителей, чтобы избежать унижения и насилия, стали покидать родные места. Изо дня в день число таких людей росло.

Как-то изгнанники встретили идущего по дороге старика. Тот удивился жалкому виду бегущих из поселения людей.

Те, не таясь, поведали старику о своем горе.

— Хорошо, — сказал старик, — я избавлю вас от притеснительниц! Возвращайтесь к своим очагам!

— А когда случится избавление? — спросили поселяне.

— В первое же новолуние! — ответил старик.

День новолуния приближался. Накануне его «правительницы» издали указ. Согласно ему они потребовали человеческого жертвоприношения для возвеличивания их имен. Всю ночь люди в поселении не спали, ожидая восхода солнца.

В день новолуния на площади появились царицы в своих пестрых платьях и коронах, не торопясь, уселись на свои троны.

Поочередно О и Пука сказали собравшимся:

— Ну, кто пожертвует собой для прославления нас и наших великих дел?

Собравшиеся оцепенели от ужаса. Все молчали, опустив головы, боясь что указующий перст падет на него.

— Раз не находится добровольцев, значит вместо одной жертвы, нас восславят двое — заявили царицы.

В эту минуту появился на площади старик-странник, подошел к тронам, снял с плеча котомку, положил ее на землю, и сказал громко, чтобы слышали все присутствующие:

— Ничтожные существа, возомнившие о своем величии! Вас спасли от смерти, а вы ненасытным властолюбием поработили их. Вы заставили поклоняться своим изображениям. Теперь вы требуете их крови! Неблагодарные! Вы вообразили, что терпению тружеников не будет конца! Вы надеетесь на то, что не найдется того, кто мог бы вас наказать! Ошибаетесь!

Какой там комар жужжит у наших ног? — вскочила с трона младшая.

Не обращая на нее внимания, старик спросил, обращаясь к окружающим: Какому наказанию подвергнуть дерзких?

— Делай с ними, что хочешь, только избавь нас от этих хищных птиц! — закричал народ.

— Слуги! — приказала старшая царица, — Хватайте подлого старика!

— Ни с места! — громовым голосом произнес старик, и, поднимая руки к потемневшему от гнева небу, произнес: — Проклинаю вас, ничтожные твари и да превратитесь вы в тех птиц, на которых вы так похожи. А троны ваши превратятся в обычную скалу.

После этих слов заколыхалась земля, а из нее ввысь поднялась скала, на ней сидели две пестрые птицы с хохолками. Птицы кричали: О-пук! О-пук!

Народ показывал на птиц пальцами и смеялся.