Отношения России и Украины с Крымским ханством и Турцией в 1656—1657 гг.

Поражение, нанесенное татарам под Озерной, не только повело к заключению мирного договора в ноябре 1655 г., но и заметно снизило активность татарских набегов на Украину и Россию, отклонило пути вторжения крымчаков дальше на запад.

Целью очередного посольства России в Крым было закрепление достигнутых успехов, в частности согласия на включение в титулы царя не только Малой, но и Белой России. На этот раз в Бахчисарай отправлялись посланник Андрей Павлович Акинфов и подьячий Григорий Жданов.

9 декабря посольский обоз вместе с татарскими послами в Москве Шахтемир-беем и Батыр-мурзой остановился в Туле. Отсюда, из Тулы крымских послов отправили вперед в сопровождении пристава-толмача Лукьяна Степанова.

Из Тулы вышли только 18 декабря и на следующий день остановились в Новосили. Здесь же отпраздновали Рождество Христово и на другой день, 26 декабря, выступили в путь. Рождественские морозы завернули круто, да к тому же и, несомненно, подвыпившие путники не очень береглись. «И меж Новосиля и Ливен на Кривой степи от нужного пути и от стужи многие государевы служилые люди провожатые и проводники ноги познобили»¹. 3 января 1656 г. выступили на Оскол. Здесь пришлось задержаться почти на три месяца. Находившиеся в Бахчисарае Д.Ф. Жеребцов и С. Титов предупреждали, что Сулешев не может выйти на размену из-за глубокого снега (зима в этот год была весьма суровой). Только 2 апреля валуйский воевода сообщил, что Сулешев с прежними русскими посланниками в Крыму, Жеребцовым и Титовым, прибыли на разменное место на р. Ураеву.

Как всегда, проводить размену было поручено яблоновскому воеводе И.И. Ромодановскому и дьяку С. Звягину. Получив денежную казну для выкупа пленных, для подарков Сулешеву и мурзам, для оплаты проезда и для жалования ратным людям, запасшись продовольствием, конвоем, вооружением, фуражом, И.И. Ромодановский и С. Звягин отправились в путь. 6 апреля в Новом Осколе съехались с Шахтемир-беем и Андреем Павловичем Акинфовым.

10 апреля 1656 г., взяв посольский шатер, пищали, боеприпасы и 4 орудия, выступили из Валуек на р. Ураеву, к обычному месту размены послами. В тот же день принялись разбивать лагерь, и к вечеру на берегу реки стояла небольшая крепость со своим гарнизоном, внутренними и отъезжими караулами, чтобы татары «безвестно не пришли». Случай нападения «самовольных» татарских отрядов, захвата людей из посольского стана и продажи их в рабство были явлением достаточно частым, опасностью, с которой русским дипломатам приходилось считаться уже со времени возникновения Крымского ханства².

В тот же день, 10 апреля, прибыли к месту размены Маметша Сулешев и русские посланники в Крыму Д. Жеребцов и С. Титов. Во второй половине дня они были уже в шатре у И.И. Ромодановского. Подводя итог отношений с ханством, они предупреждали новых посланников, что «от крымского Магомет-Гирея царя, и от Калги, и от нурадына-царевичей... вперед дружбы и любви не чаять, и шерти их во всем чаять нарушенья»³.

По мнению Д. Жеребцова, не следовало питать иллюзии и надеяться на помощь ханских придворных — «ближних людей», которые только мастера грабить посольские меха⁴. В целом это был правильный анализ позиции Крыма. Тем не менее новых крупных нарушений шерти со стороны Крымского ханства не было.

Вечером 11 апреля 1656 г., когда Маметша Сулешев прибыл на первую встречу в посольский шатер Ромодановского, переговоры начались традиционными вопросами. И.И. Ромодановский говорил о неизменном желании царя сохранить мирные отношения с Крымом, о том, чтобы татары «на царского величества украины, также царского величества на подданных на запорожских черкас сами войною не ходили и никому ходить не велели»⁵. Далее следовали не менее традиционные требования: на посланниках сверх обычного ничего «не доправлять», держать их в чести и корм давать «не скудно, как водитца в иных государствах, чтобы за то меж государей ссоры и нелюбья не было»⁶.

Маметша уверял, что Магомет-Гирей в дружбе быть хочет и шерть свою сдержит, что поминки будут брать строго по договору, «и войны Московскому государству делать не учнут, а в грамотах своих царь и калга и нурадын к царскому величеству титул царского величества именованье по-прежнему всеа Руси самодержцем (курсив мой. — Г.С.) И войны от них Московскому государству и украинным городам не будет»⁷.

«Умаление» в титуле (не упоминалась Малая и Белая России) не могло остаться без ответа. Ромодановский возражал: «...Малая и Белая Русь и Волынь и Подолье — все за великим же государем. И что ему, великому государю, бог дал, и тем титулам за что не писатца?». К тому же новый титул признали многие государи, сам император Фердинанд⁸.

Да и сам Маметша Сулешев в прошлом году, когда в Бахчисарай направлялся Д. Жеребцов, поклялся здесь, в шатре на разменном месте, что хан будет писать титул так, как царь «сам себя описует», т. е. с титулами Малой, а позднее и Белой России (см. гл. II), и за весь Крым Сулешев дал шерть не нападать на русские и украинские земли и пр.

Все эти клятвы, продолжал И.И. Ромодановский, оказались лживы. Д. Жеребцов и С. Титов подвергались оскорблениям, а крымские татары приходили на помощь коронным гетманам под Ахматовым и под Озерной, постоянно блокируют обе стороны Днепра и то все «царскому величеству в великое подивленье и нелюбье».

И.И. Ромодановский самым решительным образом потребовал, чтобы Сулешев написал в личной своей шертной грамоте, что Магомет-Гирей будет именовать царя так, «как он сам себя именует», т. е. с Малой и Белой Россией. Сулешев должен был поклясться, дать шерть, что будет «наводить» Магомет-Гирея на то, чтобы ни он, ни калга, ни нуретдин не нападали на русские и украинские земли и не помогали войсками польскому королю⁹.

Сулешев с легкостью принял все требования Ромодановского, согласился с ними и тут же поклялся на коране. Коран не помешал ему, впрочем, лгать, совершенно перевирая факты. Сулешев утверждал, что в ноябре 1655 г. боя под Озерной не было, а просто сошлись и договорились с Хмельницким, заключили мир, не нанеся ущерба и русским ратным людям¹⁰.

Потребовалось еще 2 дня для того, чтобы провести выкуп русских пленных и размен посольствами. В ходе всех этих дипломатических и торговых процедур Сулешев неоднократно клялся от имени хана в исполнении всех требований русской стороны, употреблял в царском титуле Малую и Белую Россию. Острый конфликт возник только в тот момент, когда стали вручать государево жалование. Размер жалования был традиционным: 11 мурзам и 30 «чиновным людям» давали собольи шубы и шапки, прочим членам свиты Сулешева — по кафтану-однорядке¹¹. Этого показалось мало. Вспыхнула ссора, крымцы уже обнажили сабли, и только вмешательство командиров конвоя предотвратило кровопролитие¹².

Переправившись на свою сторону Ураевы, Сулешев отдал приказ татарам свертывать свои кибитки, но это уже была явная передержка: государево жалование татары не забрали из русского лагеря, а без него отъезжать было просто невозможно.

Договорились встретиться 14 апреля за пределами укрепления и при небольшом русском конвое. Русские представители поступили именно так, Сулешев же взял с собой полуторасотенный отряд. Не доезжая 100 сажен до шатра, Сулешев стал жаловаться, что он получил мало жалования, что ратные люди вчера били его ослопами. Ромодановский возражал: жалование получили они без убавки, сполна, а ссору затеяли крымцы сами, «не делом». Затем раздали жалование, потчевали по обычаю гостей — мусульман медом и вином, разменялись посольствами и приняли выкупленных пленных¹³.

Итоги предварительных переговоров во время размены посольствами были, как и в прошлый раз, довольно утешительными. Сулешев от имени хана обещал не нападать на русские и украинские территории, обещал включить в ханскую шертную грамоту новые царские титулы, т. е. формально признать воссоединение с Россией Украины и Белоруссии, обещал не чинить насилия над русскими посланниками и не требовать с них лишних «дач» мехами или монетой. Ромодановский потребовал не оказывать помощи польскому королю как врагу царского величества.

Остается не совсем ясным, почему в апреле 1656 г., за месяц с небольшим до того, как Россия объявила войну Швеции, в то время, когда с австрийскими и польскими дипломатами обсуждались вопросы будущих переговоров о мире, Ромодановский по-прежнему трактует польского короля как врага России и вносит в шертную грамоту М. Сулешева пункт о том, что татары не должны помогать Яну Казимиру. Можно выдвинуть множество объяснений: формально мир с Речью Посполитой заключен не был, хотя фактически еще осенью 1655 г. военные действия приостановились; могли произойти какие-либо неувязки в делопроизводстве, и Ромодановский не получил специального наказа, действовал по старинке, в соответствии с прежними наказами; находясь на южных рубежах в непосредственной близости от Украины (от Яблонова до Полтавы около 240 км, а до крайней пограничной русской крепости Ахтырки на Белгородской черте около 180 км), Ромодановский мог лучше, чем в Москве, оценить степень остроты борьбы за Украину и реальные возможности противника, следовательно, в оценке внешнеполитической ситуации мог разделять взгляды В.В. Бутурлина, Хмельницкого и патриарха Никона. Отсюда трактовка короля Яна Казимира как противника России. По-видимому, это предположение наиболее вероятно.

Прямых доказательств изложенному выше нет, и автор не претендует на бесспорность решения. Косвенным доказательством может служить то, что в Москве явно были недовольны И.И. Ромодановским и его последними переговорами. В дальнейшем от процедуры размена посольствами он был отстранен.

28 апреля А.П. Акинфов и Г. Жданов подошли к Перекопу и 2 мая остановились под Бахчисараем на р. Алме.

На ходе посольства А.П. Акинфова и Г. Жданова подробно останавливаться нет смысла, посольство это было традиционным и итог его ничем не отличался от итога посольства Д. Жеребцова и С. Титова — их предшественников. Крымский хан отказался переписать шертную грамоту с внесением новых царских титулов, отказался признавать воссоединение Украины с Россией и не пожелал дать гарантии ненападения на украинские земли¹⁴.

Тем не менее общая оценка посланниками итогов своей поездки была положительной. Посланники правильно заметили, что страх перед нашествием калмыков, опасения походов русских войск и казаков на Крым благотворно влияют на спокойствие русских границ. «А Магомет-Гирей де царь, и калга, и нурадын ныне государеву имени страшны. И впредь к доброму делу сходства и любви от них чаять, а в правде и шерти нарушения от них не будет»¹⁵, — информировали посланники на размене сменявших их в Крыму Романа Васильевича Жукова и Лариона Пашина.

Оценка эта в общих чертах оказалась справедливой, на всем протяжении 1656 г. многочисленные ханские войска не появлялись в пределах Украины и России, если не считать некоторых пограничных стычек в районе Белгорода. Несколько более активными, как отмечалось в предшествующей главе, военные действия были в районе Тора и Черкасска, но и там действовали лишь «самовольные отряды».

Указ новым посланникам Родиону Васильевичу Жукову и подьячему Лариону Пашину об отправлении их в Крым был дан еще 6 сентября 1656 г., но отправились они из Москвы только 9 декабря. Задержка столь длительная может быть объяснена затянувшимися переговорами в Вильно, желанием осмыслить новую ситуацию, сложившуюся после заключения Виленского перемирия и, наконец, дождаться возвращения царя из неудачного рижского похода, подвести некоторые итоги военных действий против Швеции.

Изменившаяся внешнеполитическая ситуация ведет и к изменению задач, которые ставили перед собой русские дипломаты в Бахчисарае. Если весной 1654 г. Т. Хатунский должен был добиваться заключения русско-украинско-крымского союза против Речи Посполитой, если после неудачи Т. Хатунского посольства С. Ладыженского, Д. Жеребцова, А. Акинфова должны были добиваться ненападения крымских татар на русские и украинские земли и неоказания военной помощи Речи Посполитой, то теперь положение меняется.

На приемах у визиря Сефергазы-аги и у хана, в царской грамоте к хану упоминаются лишь традиционные вопросы о ненападении на русские и «черкасские» города, признание новых титулов Алексея Михайловича — Малой и Белой России самодержца, не «править» на посланниках дополнительных «дач» мехами и деньгами. Вопрос о вооруженной помощи татар Речи Посполитой тщательно обходится молчанием¹⁶. II это, конечно, далеко не случайно. На Виленских переговорах выяснились непримиримые противоречия Речи Посполитой и России в вопросе об украинских и белорусских землях. Следовательно, татарская помощь королю могла быть направлена против Украины и Белоруссии. Но, с другой стороны, военные силы татар могли быть использованы Речью Посполитой и против Швеции, с которой Россия вела войну. Таким образом, война против Швеции и Виленское перемирие вносили путаницу и неясность в русско-крымские отношения, и без того достаточно напряженные.

9 декабря 1656 г. Роман Жуков и Ларион Пашин выехали из Москвы, и 6 января 1657 г. прибыли под Валуйки на традиционное место размены посольств. Направлявшееся из Москвы в Крым посольство хала добиралось до Валуек самостоятельно, сопровождали его русские приставы и толмачи. Пристав Михаил Шишкин писал Р. Жукову, «что крымские послы шли дорогою не смирно и тесноты и налоги в разоренья многим людям делали, а иво, Михаила, лаели и ко двору приступали, а толмачей били. А арменин Муратко государское имя бесчестил при стрельцах, а как бесчестил, и тово писать не мочно... И курья, и бараны резали, и животы крестьянские грабили, и пристава лаели...»¹⁷.

Размену на этот раз должен был проводить уже не И.И. Ромодановский с дьяком С. Звягиным, а окольничий Г.Г. Ромодановский с дьяком И. Мамалаховым. Сулешев с прежними русскими посланниками в Крым А. Акинфовым и Г. Ждановым и новыми крымскими послами в Москву уже «долгое время» стояли на разменном месте. А. Акинфов сообщил о любопытных и знаменательных случаях, будораживших Крым: в Крыму многие мурзы и татары говорят, что в их священных книгах написано, «что им быть в своей вере и владеть Крымом немного, лет семь, или восемь. А то де будет все православная вера»¹⁸. Неуверенность и опасения сильного северного соседа будоражили население столицы и всего ханства.

Недоразумения с крымскими татарами, начавшиеся у Жукова и Пашина еще в пути, продолжались и во время размены посольств. Сулешев отказался наказывать купца Мурата, бесчестившего царское имя, и в свою очередь пожаловался на жителей Валуек, которые украли у татар коней, а какой-то пчельник ограбил Агмет-мурзу Сулешева, «снял с него денег шесть рублев с полтиною». Г.Г. Ромодановский обещал расследовать это дело, пчельника нашли, он повинился, вернул деньги, и был бит кнутом¹⁹.

10 января посольство двинулось в Крым, поведение сопровождавших татар становилось все более вызывающим. На другой день был ограблен и убит приближенными Сулешева толмач Григорий Бельский, Батырша-мурза Сулешев начал кричать, что посланники «затевают ложно», что сами отправили Бельского назад в Валуйки, а теперь «клеплют» на татар. При молчаливом согласии Маметши Сулешева Батырша приказал татарам сниматься и спешно двигаться вперед, бросил посланников и государеву казну в степи. Татары отошли около семи верст и стали отдельным лагерем. Не было никакой гарантии, что сам конвой не решит поживиться посланническим добром. Огородившись возами, русские устроили легкое полевое укрепление и приготовились к бою²⁰.

Посланники так и велели передать Сулешеву, что они опасаются за свою жизнь и за государеву казну, боятся идти в обоз к татарам: татар полторы тысячи, а свита посланников невелика. Посоветовавшись со спутниками, решили все же становиться одним лагерем с татарами: «Стоять обозом них немного, и государеву делу не учинить б какие порухи, и Маметшу, и мурз, и татар тем бы не раздразнить»²¹. Сулешев тоже решил не осложнять отношений: убийцы были сысканы среди татар, их заковали в кандалы и «отдавали посланникам тех татар головою». Жуков и Пашин, сославшись на то, что охрана посольства поручена Маметше, отказались «взять за пристава» убийц. Порешили на том, что после завершения посольства хан прикажет казнить виновных²².

До р. Донец оставалось около шести верст, когда началась сильная метель и выпал глубокий снег. Люди и кони с трудом пробивались через сугробы. Одежда промокла насквозь и заледенела на холодном, пронизывающем до костей январском ветре. 26 января «от большие стужи» умер вож Мина Воскобоев. Пройти прямо через степь к Перекопу было очень трудно (глубокий снег не позволял татарским лошадям добывать траву), и, вероятно, поэтому пришлось свернуть с обычной посольской дороги в сторону Днепра, где можно было встретить ногайские кочевья и редкие казацкие хутора.

К Днепру свернули у истоков р. Конские Воды. Сопровождать медленно двигавшийся посольский обоз татары не стали. То ли с согласия Сулешева, то ли вопреки его приказу конвой устремился дальше к Перекопу, спасая коней от голодной смерти. Положение посольского обоза стало невероятно трудным. Раньше конвой торил в глубоких сугробах хоть какую-то тропу. Теперь с тяжело груженными санями пришлось проламываться по целине. «А как посланники с государевою казною пошли от Торца и до реки Днепра, и по Днепру-реке, и в те дни адиннатцать дней беспрестанно день и ночь снег шол, и стынь была большая, и у многих государевых людей руки и ноги позябли, а иные от большие стыни померли. А у подьячего у Ивашки Гордеева²³ обе ноги позябли. И крымских татар померло много — 17 человек. И своего, и конского корму не стало, и самим есть и лошадей кормить было нечим. И многих лошадей покинули в степи, и колеса все пожгли (колеса брали для замены, на случай ранней весны. — Г.С.). А как разменной Маметша-князь к реке Непру пошол, и татаровя все покинули государеву казну и Маметшу от Конских Вод, а иные от Черного колодезя — пошли все степью в Крым. II перед государевою казною торить было дорогу некому, а снеги выпали глубокие и до самой Перекопи»²⁴. Голодные люди замерзали насмерть, мучаясь с вязнувшими в снегу, сильно перегруженными подводами, но не притронулись к государственным мехам, доставили в сохранности все, до последней шкурки!

С трудом добрались 1 февраля до Запорожской Сечи.

Южнее Запорожья стали чаще попадаться ногайские кочевья. Тайком пробиравшиеся на стан посланцы Урмаметевых и Измаиловых улусов в очередной раз клялись Жукову и Пашину, что они готовы перекочевать под Астрахань, ибо невозможно терпеть издевательств крымских татар. Зима 1657 г. для ногаев была особенно тяжелой. Перекопские татары говорили Жукову и Пашину: «Кочуют (ногаи. — Г.С.) возле Непра-реки в теплых местах потому, что ныне зима стюденая. И лошадинные у них и всякие животные стада нынешние зимы многие тысячи померли»²⁵. Русские дипломаты заверяли их в том, что царь прощает все то зло, какое что причинили ему ногайцы, что если они вернутся на старые кочевья, Россия защитит их от набегов калмыков. В ответ урмаметевы и Измайловы мурзы просили дать им охранную грамоту от имени царя. Дать в руки ненадежных ногайских мурз такой документ русские посланники, конечно же, не решались, и на этом дело заканчивалось²⁶. Единственный практический результат переговоров такого рода — но возможности поддерживать огонь взаимной вражды и распрей в Крымском ханстве. Правда, с 1655 г. такие контакты с Малым ногаем приобретают несколько более реальное значение потому, что в этом году у северных границ ханства появляются первые калмыцкие отряды. Защитить ногаев от походов Дайчина и Лаузана тайши Крымское ханство не могло.

От Днепра путь русских посланников шел к Перекопу. Перекоп прошли 9 февраля. Позади остались неоглядные просторы степей Северного Причерноморья, занесенные глубоким снегом. Дальше, за Перекопом, снег был мелкий, а «в иных местах по полям лежал лед, да стынь была большая». 18 февраля прибыли на посольский стан у Яшлова на р. Алме.

Внутренняя обстановка в Крыму, несколько стабилизировавшаяся после вступления на престол Магомет-Гирея, начинает снова осложняться зимой и весной 1657 г. Осложнение внутренней обстановки было связано с вынужденным военным бездействием татар в 1656 г., в результате которого сократился приток средств существования извне, сильными морозами зимой и глубоким снегом, что привело к падежу скота, наконец, внешнеполитическими факторами, в частности поражением турецкого флота от венециан. В 1657 г. предпринимается энергичная попытка возрождения былой силы флота, строится большое число галер, для чего нужны были, и бесплатные рабочие руки, и гребцы. «Поставщиками» этого «товара» были крымские татары.

Как всегда, мирный период означал уменьшение возможностей грабежа и, следовательно, обнищание основной массы кочевников-татар, которые не имели возможности воспользоваться вторым (и последним) основным источником ханского дохода — посольскими дарами. Посольские дары оседали в руках ханской семьи и немногих придворных. «Бедствия мирного времени» дополнялись и усугублялись стихийными бедствиями. Суровые зимние морозы нанесли сильнейший урон всему хозяйству кочевников-скотоводов Крыма. «В Крыму у татар многие конские и животинные стада з бескормицы померли. А почала быть в Крыму весна апреля с 1 числа»²⁷.

Следом за падежом скота начался голод. За осьмину ржи на бахчисарайском рынке платили по 50, 60 и 80 к. либо по золотому²⁸.

Южные, субтропические области Крыма были крупными поставщиками хлеба для Стамбула. Вскоре в Царьграде стала ощущаться острейшая нехватка хлеба. Караим Юсуп говорил со слов турецких купцов, что в столице осьмина ржи стоит и того дороже — по 8—9 крымских золотых, в пересчете на русские деньги — около 3 руб.²⁹ «Таков де дорог хлеб, что за пять или за шесть денег человек не наестся. А по хлеб де и по соль посылают беспрестанно в Крым в Козлев город (Гезлев. — Г.С.). И оттоле де в Царьград беспрестанно корабли приходят со пшеницею и с солью»³⁰. Скоро вывоз зерна из Крыма в Стамбул прекратили, опасаясь голода. Нарушителям запрета хан грозил смертью³¹. Когда же в Гезлев пришли 15 галер за хлебом и солью, их нагрузили только одной солью³².

Недовольство Магомет-Гиреем росло по всему ханству. Мурзы требовали похода, а хан, поставленный в Стамбуле и боявшийся потерять престол, не решался нарушить распоряжение султана о нейтралитете. Но не менее опасны были и собственные подданные, которые грозили сбросить его и без ведома султана и жаждали войны и добычи. Нужно было лавировать, и хан посылает в набег для помощи Яну Казимиру против шведов отряды белгородских татар, а сам в мае с крымскими татарами идет в Белгород-Днестровский и там выжидает, как повернется дело: нанести ли удар по Польше или по Украине с Россией.

Хан готов был повернуть на запад, но по Днепру заняли оборону запорожцы и без заложников отказывались пропускать татар в Молдавскую и Валашскую земли. Жизнь Магомет-Гирея висела на тонкой нитке. Толпа вооруженных татар ворвалась на стан под Белгородом, «а татарове де почали кричать, на царя шумели, чтоб он шол на войну куды-нибудь. А они де говорили царю, что де ты богат, и от великого государя казну сам и мурзы емлетя и тем богатейте, а у них, у татар, ничего нет. ...И они де, живучи в юртах своих, испроелись, и хлеб и лошади покупали дорогою ценою»³³. Хан вынужден был зачитать султанский фирман, предписывавший ему прекратить поход и отойти для защиты Крыма за Перекоп. Это произвело мало впечатления на татар. Татары «шумели, что они идут на Московское государство, а ты де, царь, с ними пойдешь и поневоле. А в юрты де им теперя иттить незачем потому, что есть стало нечего. Им де путче быть побитыми на поле нежели в юртах своих помереть з голоду. И царь де теперя и сам неволен в татарах, и стоит у Днепра, а куды де иттить войною и сам не ведает»³⁴.

Другая группировка мурз и придворных предпочитала ориентироваться на Стамбул и поддерживать мирные отношения с соседями, но группировка эта была весьма незначительной. Эти мурзы и придворные предлагали ограничиться защитой полуострова от соседей. Слухи о близком конце мусульман будоражили Крым: «Сказывали волхвы их, абызы, что де идет крымскому юрту кончина, и немного де быть им на крымском юрте. И царь де по три дни плакал и итить на войну не хотел, и пошел де поневоле, бояся крымских татар»³⁵.

Колебания и неуверенность усиливались из-за вмешательства Стамбула, чеуши из которого то прибывали с кафтаном и саблей — символическим подарком хану, означавшим приказ выступить в поход, то требовали запереться на полуострове и не вмешиваться в дела соседей, оберегая только свои собственные дома. Такие колебания султанского дивана легко понять. Константинополь уже третий год был блокирован с юга венецианским флотом. положение султана оставалось очень напряженным, и в этой обстановке султанское правительство то стремилось к стабилизации положения на севере, то нуждалось в новых рабах для галерского флота.

В осажденном и блокированном с юга Стамбуле не хватало кораблей. Последние оставшиеся на плаву суда либо доживали свой век, либо превращались в щепки под ударами венецианской артиллерии: «И как де немцы турок побьют, те и корабли сожгут, а иные, из норяду пробитые, потонут. И вновь де делать карабли стало некому. И при нем де почали корабли отымать у торговых людей, у турок, и у грек, и у жидов»³⁶.

О больших потерях во флоте говорили и греческие моряки, которым удалось вывести свои суда из Константинополя: султан потерял много кораблей и теперь отбирает суда у своих купцов³⁷.

Купеческие корабли, несомненно, не могли решить проблему флота, нужно было строить специальные военные суда-галеры.

В 1656 г. в Турции приходит к власти семидесятилетний Магомет Кюпрюлю, ставший верховным визирем при султане Магомете IV. Кюпрюлю принимает ряд мер, направленных на укрепление внутреннего и международного положения Османской империи. В числе первых его шагов было строительство новых галер, необходимых для прорыва блокады столицы. Для галер нужны были гребцы, следовательно, новые походы за полоном. Точный подсчет турецких потерь во флоте, а значит, и размеры восстановительных работ, провести трудно, но некоторые, весьма приблизительные цифры могут дать представление обо всем этом.

В морском сражении в 1655 г. в Мраморном море турки потеряли большое число судов, в основном галер, разбитых крупными венецианскими кораблями и взятых на абордаж. (Русский полоняник называет 300 галер и 6000 освобожденных гребцов³⁸.)

Приведенная выше цифра не вызывает сомнений. Полоняник Н.Ф. Псарев сам был в 1655 г. в Константинополе и знал о бое достаточно подробно³⁹. В 1646 г. греки из Константинополя утверждали, что турецкий десант на Крит доставили 200 галер⁴⁰. Точно такую же цифру галер в десанте указывают печатные известия из Венеции. Общее число различных судов, составлявших десант, согласно этим известиям, равнялось 300⁴¹. Таким образом, цифра в 300 погибших кораблей на Мраморном море не является значительно преувеличенной. Турция могла выставить столько судов.

Поскольку на каждую галеру требовалось в среднем от 150 до 200 гребцов⁴², общее число рабов, которых нужно было посадить на галеры, равнялось примерно 45—60 тыс. молодых и здоровых мужчин.

В Крыму рабов скопилось много. Только в результате набега на Украину осенью 1654 — зимой 1655 г. было захвачено более 50 тыс. ясыря. Конечно, далеко не весь он был пригоден для галер.

Большая часть этого полона была, несомненно, продана в Стамбул, но и оставалось на полуострове немало. Внутренний рынок Крыма оказался, можно сказать, затоваренным ясырем. Когда 10 февраля Р. Жуков и Л. Пашин на пути от Перекопа проезжали деревню Мау-Гуль, местные татары говорили им, что «умножилось полону в Крыму, у простово де татарина полону человек по десяти и по дватцати, а у иных де мурз есть человек по сту и болыни»⁴³.

Посланники записали в своем статейном списке: «И полоненики многие сказывали, что много де полону в Крыму, больше будет (чем. — Г.С.) татар»⁴⁴. Оценка «больше, чем татар» сделана, конечно, на глазок, но она лишний раз свидетельствует о том, что распродать полон было делом сложным. Рынок сбыта ясыря в 1654—1657 гг. значительно сократился. Теперь почти единственным покупателем оставался Стамбул. Другие мусульманские страны, например Сирия и Египет, не могли участвовать в купле, поскольку Дарданеллы оставались прочно блокированы. Стамбульский рынок рабов тоже терпел значительные трудности из-за блокады проливов.

Предпринятое Магометом Кюпрюлю строительство кораблей не только снимало «кризис перепроизводства» рабов, но, напротив, создавало нужду в новых захватнических походах. Рабов не хотели даже отдавать за выкуп. «А про полон не слыхать, что их на окуп вести потому, теперь де работают беспрестанно каторги, а иных де станут продавать на катарги потому, что де умножилось полона в Крыму. А литовского де полону множество, а московского государства полону немного»⁴⁵.

Таким образом, новый военный поход татар в 1657 г. становился совершенно неизбежным потому, что нужно было пополнить источники существования татар, удовлетворить возросшую потребность Стамбула в гребцах галерного флота, да к тому же и сорвать переговоры о подданстве московскому царю Молдавии и Валахии. В Стамбуле требовали рабов и одновременно запрещали набеги.

Сильное обнищание и голод татар зимой 1656/57 г. толкали их на новые военные авантюры, но на этот раз далеко отходить от Крыма Магомет-Гирей не решился. Основные его силы либо оставались в пределах полуострова, либо находились сразу же за Перекопом. Сказалась боязнь нападения калмыков, боязнь казацких походов.

Но был еще один фактор, сковывавший военную активность татар. Перенасыщение Крыма невольниками создавало опасность восстания рабов-полоняников в то время, когда основные силы Магомет-Гирея будут выведены из Крыма. «И как де крымский царь пойдет в войну, и они де опасаются от полонеников большово дурна»⁴⁶.

Статейный список Р. Жукова содержит очень скудные сведения о существовании какой-то организации среди рабов, готовящей восстание и, вероятно, пытавшейся наладить связь с русскими посланниками. Некоторые полоняники в общих чертах информировали Р. Жукова и Л. Пашина о планах готовящегося восстания: как только хан будет осажден казаками в низовьях Днепра, рабы поднимут восстание на полуострове, «и татар достальных, и жон, и детей порубят. А как де разорят Крым — пойдут все к Днепру, к черкасом же напомочь»⁴⁷.

Известия о существовании среди рабов организации, готовящей восстание, дошли и до ханского дивана. Толмач посольства Абдул Байцын не без пользы проводил время на бахчисарайском базаре, который был, как и везде на востоке, средоточием всевозможных новостей. Там он видел казнь какого-то казака. Несчастного посадили на кол посреди базарной площади за то, что он возглавил готовившееся восстание: «Для того, как де царь пойдет войною, а останеца де в Крыму калга... что было им (полоняникам. — Г.С.) собрався все ис Крыму иттить»⁴⁸. Сыск и расправа в Крыму была короткой: казнить раба — значит потерперь убыток, поэтому казнили исключительно редко, предпочитали продать на галеры: «А иных де станут продавать на которги»⁴⁹, — добавлял Абдул Байцын.

Самой эффективной мерой пресечения бунтов были кандалы. Узнав о разветвленном заговоре, хан приказал заковать всех рабов попарно, а которые не будут скованы — тех продавать на галеры или забирать туда бесплатно⁵⁰, рассказывал посланникам караим Юсуп. Почти все лето и осень полоняников держали в кандалах. Побег в этих условиях совершить было очень трудно. Типичный для Крыма способ охраны рабов применялся в хозяйстве Маметши Сулешева. Скованных людей на ночь опускали в глубокую яму, сверху закрывали ее досками, и на досках ложилась спать стража⁵¹.

Итак, обстановка, в которой предстояло действовать Роману Васильевичу Жукову и Лариону Пашину, характеризовалась прежде всего нестабильностью внутреннего положения Крыма и Турции. Из осажденного Стамбула в Бахчисарай то шли распоряжения поддерживать мирные отношения и с Россией, и с Речью Посполитой, то требовали новых походов против Молдавии, Валахии, Трансильвании, чтобы наказать их за переговоры о союзе и подданстве царю. В самом Крыму продолжалась борьба между протурецки настроенными сторонниками Магомет-Гирея и местной знатью, мечтавшей грабить Россию и Украину. Фактором. сдерживающим активность татар, были готовые к отпору русские и украинские войска, походы калмыков, донских и запорожских казаков на Крым, опасение восстания пленных рабов в ханстве. Нестабильность внутреннего положения усиливалась страшным голодом и падежом скота.

По посольским обычаям посланников уже через 2—3 дня после прибытия принимал визирь Сефергазы-ага. Но на этот раз обычаи были нарушены. Прием у визиря задержали почти на 6 дней. Только 24 февраля состоялась беседа посланников с визирем. Сулешев объяснял задержку тем, что в эти дни прибыли гонец от султана с приказом идти на валахов и мультян «тотчас, не мешкав» и наказать их за переговоры о подданстве России. Все эти дни у хана с «царевичами» и мурзами шло обсуждение планов похода и решили отложить его из-за глубокого снега и мороза, а «идти весною по траве»⁵².

Визит к Сефергазы-аге прошел относительно спокойно. Как отмечал еще А.А. Новосельский, внутренние затруднения и смуты в ханстве всегда вели если не к некоторому улучшению отношений с соседними государствами, то, во всяком случае, к более спокойной атмосфере на переговорах. Вначале, правда, визирь отказался говорить о делах и даже не встал, сославшись на «болезнь», как раз тогда, когда посланники от имени государя спрашивали его о здоровье. Послали за Сулешевым, и тот подтвердил, что Сефергазы болен. Выяснилась и причина «болезни»: среди подарков не оказалось одной куньей шубы. По просьбе посланников Маметша поручился, что шуба будет немедленно доставлена. «Болезнь» моментально прошла, и переговоры начались. Говорили о признании новых царских титулов и о том, чтобы посланникам не чинили всяческих «налог и теснот». Сефергазы заверил, что он готов радеть перед ханом обо всем этом⁵³.

Далее зашла речь о более частных делах: оскорблении царского величества армянином Муратом, грабеже населения и издевательствах крымских послов в Москве, убийстве на размене толмача Григория Бельского. Жуков потребовал «Муратку... на розмене казнить смертью... чтобы на то смотря, иным каким ворам неповадно было воровать»⁵⁴. Визирь долго советовался с Маметшей, а потом стал уверять, что Мурат «промолылся пьяным делом без хитрости», что хан милостив, а купец Мурат был пьян. Посланники возражали, что царь тоже милостив, но это дело царственное, и, чтобы другим было неповадно, виновного нужно казнить. Порешили на том, что Сефергазы и посланники будут говорить об этом с ханом на аудиенции. Сефергазы непреминул подчеркнуть, что он за купца «не стоит». Впрочем, у Жукова и Пашина сложилось совершенно другое мнение. Уже после визита они спросили пристава Дербыша, почему Сефергазы хочет спасти купца Мурата? Дербыш отвечал, что визирь «к Муратке добр» потому, что тот часто бывает в Москве вместе с крымскими посольствами «и от него торгует всякими товарами»⁵⁵. Высокопоставленные ханские придворные использовали посольства в Москву с максимальной выгодой.

Дело Мурата кончилось тем, что хан потребовал отпустить его из Валуек в Крым, пообещав, что здесь он будет казнен, но это обещание, как и многие другие, осталось невыполненным. Не понесли наказания и убийцы Г. Бельского, и татарские послы, грабившие на большой дороге русских крестьян и бесчестившие пристава.

Аудиенция у хана была назначена на 26 февраля. Капычейский голова Усман-кегья⁵⁶ сопровождал послов к ханскому дворцу. Сулешев приказал своим людям нести поминки, но людей оказалось мало, пришлось прислать еще, ибо «казну надо несть порознь, а не грудою». Маметша согнал на посольский двор многих людей и по росписи принял казну. Процессия с подарками растянулась непрерывной чередой от посольского двора до дворца хана⁵⁷.

Как это вошло в обычай, посланников «наклонили в неволю силою» перед ханом, после чего последовали традиционные вопросы о ханском здоровье, выслушанные Магомет-Гиреем стоя, затем явили подарки (ярлыки с ценой были заблаговременно сняты). Далее последовала речь послов и вручение царской грамоты, о содержании которой уже писалось.

Никаких конкретных ответов Магомет-Гирей не дал, да и не мог дать. Внешней политикой безраздельно ведал Сефергазы, хан же лишь заявил, что обо всех этих делах ему ведомо⁵⁸. Так же прошли аудиенции у калги (13 марта) и у нуретдина (16 марта). Посланники упорно добивались от визиря ясного и четкого ответа, но с момента аудиенции у хана 26 февраля и вплоть до 1 апреля визирь всячески избегал любого разговора: он сказался больным и не принимал. Наконец 31 марта кое-что начало проясняться. В этот день на двор визиря явился переводчик Абдул Байцын. Сефергазы и на этот раз не изволил принимать, но выслал своего самого влиятельного чиновника, казнадара Субхангазы-агу. Было заявлено ясно и четко, что никаких новых титулов хан не признает, что обещания не нападать на Украину не даст, что это нельзя расценивать как нарушение шерти, ибо украинские и белорусские земли не принадлежат царю. «И то все отговорили они напред сего и ныне не напишут»⁵⁹.

Задержка ответа посланникам вызвана была скорее всего подготовкой похода против Молдавии и Семиградья с последующей переброской татарских отрядов в помощь Речи Посполитой. 15 марта А. Байцын и арбачей русского посольства были в Бахчисарае и, как всегда, толкались на базаре, собирая последние слухи и новости. В этот день они стали очевидцами выступления в поход крупных татарских сил под командой сына визиря — Ислам-мурзы. Через несколько дней в стан посланников прибыл за подачкой какой-то придворный нуретдина Адиль-Гирея и сообщил, что из Стамбула приехал чеуш с приказом идти против Молдавии и Семиградья и что Ислам-мурзе велено собирать силы в Белгороде-Днестровском. Всего в отряде Ислам-мурзы будет 25 тыс. воинов, в том числе и янычары. Из Семиградья отряд должен идти на помощь Яну Казимиру⁶⁰.

Все это время, с января до 31 марта, в Бахчисарае еще не решили вопроса о походе, вероятно, дожидались возвращения татарского посольства к Ракоци, отправленного в январе 1657 г. с целью оказать нажим на трансильванского князя и вынудить его отказаться от нападения на Речь Посполитую. Глубокие снега и сильные морозы, конечно, тоже задерживали поход, но, вероятно, были и побочные причины, заставлявшие колебаться татарских мурз не в смысле идти грабить или не идти (тут мнение было относительно единым), а в вопросе о том, куда идти грабить: на Украину, в дунайские земли или на Россию. С наступлением затянувшейся весны окончательно выяснилось для Крыма, что Ракоци и молдавский господарь Г. Стефан не намерены в этот раз воевать против Хмельницкого в союзе с татарами, а следовательно, ударить целесообразнее на них как на более слабого противника. Поскольку к тому времени уже был заключен союз Ракоци, Стефана и Хмельницкого и можно было ожидать, что гетман окажет какое-то противодействие татарам, ханский визирь отказался говорить о ненападении на Украину. Тем не менее основной удар теперь предполагалось нанести не по украинским землям, а в обход их, на Молдавию и Валахию.

Сообщать о том, что татары предполагают попутно напасть на Украину, русским посланникам все же не решались. Вскоре после ответа Сефергазы Сулешев продолжал уверять Р.В. Жукова. что слухи о нападении на Хмельницкого «затевает некто к ссоре, а у царя (у хана. — Г.С.) того никак нет, что ему иттить на запорожских черкас войною... идет де царь войною на волохи, и на мажары (молдаване. — Г.С.), и на венгры»⁶¹.

Вплоть до 13 марта визирь упорно отказывался встретиться с посланниками, мотивируя отказ тем, что ему известно, о чем будут говорить посланники, а посланникам ясно, что он будет отвечать, потому и говорить не о чем. Только за два дня до выступления в поход самого хана, 13 мая, Сефергазы согласился провести еще одну встречу.

Как и во время первой встречи, проходившей 24 февраля, переговоры шли прежде всего о титулах царя. Визирь, правда, настаивал на прежних титулах, но с некоторой оговоркой. Он протестовал против включения в титулатуру глухого упоминания «многих земель восточных, и западных, и северных». Что касается благоприобретенных новых владений, то против этого Сефергазы вроде бы и не возражал: «А что великому государю бог дал государств в новой земле — пошли ему, государю, и впредь. Того де у него нихто не отымает... И которым тем государем и королем сколько государств и земель бог даст, и чем хто владеет, тем и пишетца. Так де изо всех государств и пишут, только де не глухо»⁶². Здесь можно усмотреть некоторый сдвиг в пользу признания воссоединения Украины с Россией и, кроме того, боязнь дальнейших приобретений России на Западе, может быть, даже опасения ее выхода на Балтику.

Сам акт воссоединения Украины с Россией уже не вызывал столь прямого и резкого непризнания, какое было, скажем, во время посольства Т. Хатунского в 1654 г. или Д. Жеребцова в 1655 г. Теперь против подданства Хмельницкого и подвластных ему украинских земель царю в Бахчисарае формально не возражали, но стремились представить его как дело временное и весьма непрочное, сомнительное. Вносить в шертную грамоту обязательство не нападать на Украину отказывались, говорили, что хотя «черкасы» и целовали крест великому государю, но «живут в шатости». Хан только тогда откажется нападать на Украину, когда казаки «утвердятца» в подданстве⁶³. Посеять сомнения в прочности воссоединения Украины с Россией, подорвать доверие к Хмельницкому ханские дипломаты стремились столь же упорно, сколь и безуспешно. Как и прежним посланникам, Жукову и Пашину пришлось выслушать немало дезинформирующих сообщений от Сулешева, Дербыша-мурзы, самого визиря о том, что Хмельницкий якобы присылает посольства в Крым с просьбами о подданстве хану⁶⁴. Об истинной цели гетманских посольств в 1654—1655 гг. уже говорилось, о посольстве гетмана в 1657 г. будет сказано несколько ниже, здесь же отметим, что дезинформация не достигла своей цели. Как и их предшественники, Р.В. Жуков и Л. Пашин отвечали, что Хмельницкий остается верен царю⁶⁵.

На этой же встрече 13 мая был поднят вопрос о набегах татар на русские земли и о походах казаков на Крым. Посланники говорили, что Магомет-Гирей нарушил шерть, послав под Тамбов отряд в 500 человек под командой Караш-мурзы из Керчи. Сефергазы уверял, что это были неподвластные хану азов-цы, которыми командовал не Караш-мурза, а Али-мурза азовский. Ходили азовцы якобы потому, что мстили за прошлогодний поход казаков на Азов, что казаки нападают на Крым⁶⁶. Численность азовского отряда 300 человек.

Посланники по традиции отвечали, что государь за казаков не стоит, что на Дону издавна живут воры и беглые холопы, что хан волен расправляться с ними⁶⁷. Это были традиционные для той и другой стороны отговорки, истинный смысл которых был совершенно ясен каждому. На этот раз Сефергазы не выдержал, ответил совершенно искренне: «Много де говорить — тому ж быть! А хотя де и весть день станем говорить о том деле! Что де я говорю — вы отговариваетя, а что де вы говоритя — то мы отговариваем. Тому де делу и конца не будет, оставим де то все!.. Что донские казаки ходят на море, а азовские татары ходят на украину (окраины России и Дон. — Г.С.), и то де говорю правду, что де давно на обе стороны в таком деле лжем. Потому великому государю мошно унять донских казаков, а крымским царям — азовских татар. И то де дело давно застарело, все де идет в одних отговорках, и больше де того говорить нечего»⁶⁸.

Безрезультатность дальнейших переговоров стала очевидной и посланники потребовали отпустить их из Крыма до того, как Магомет-Гирей отправится в поход. Но прежде в Крым должны были прийти очередные «легкие» поминки, а без этого Сефергазы отказался отпускать их в Москву.

Пребывание русских посланников в Крыму всегда было сопряжено с большими трудностями, вымоганием мехов, бесчестьем. Порой дело доходило до того, что посланников поднимали на дыбу, пытали другими пытками, грабили посольский стан. Все эти эксцессы были характерным проявлением принципа крымской дипломатии, стремившейся возродить Золотоордынские порядки в отношениях с Россией, рассматривать русских представителей не как послов самостоятельного государства, а как чиновников подвластного хану московского князя, привезших в Бахчисарай не подарки, а дань. В работе А.А. Новосельского убедительно доказано, что ослабление или усиление этого грубого нажима, надругательств над посланниками может служить своего рода индикатором заинтересованности Крыма в поддержании спокойных отношений с Россией.

Надругательства над посольской честью и достоинством пришлось претерпеть и Жукову с Пашиным, но в целом их посольство проходило в более спокойной обстановке. И все же Жуков и Пашин вынуждены были вести традиционные споры из-за мехов, ставшие уже привычными. Часто русские посланники жаловались на то, что у посольского стана постоянно торчат татары и бранят «неверных гяуров». Теперь столь невинными лексическими упражнениями занимался один «Батырши приказчик» татарин Исенгилдейка: «приезживал к посланникам на стан и не одинажды бесчесчивал и бранил всякою неподобною бранью. И государевым людям в Бакчисарай для хлебные покупки от того татарина Исенгилдейка выехать было нельзя»⁶⁹.

Не отличался сдержанностью и сам Батырша-мурза. В Москве при попытке к грабежу были побиты крымские послы, причем одного из них — Трухмамеда — убили. Трухмамед был аталыком (воспитателем) Батырши-мурзы. Мурза встретил у стана толмача Терентия Фролова «и почал бранить: за что де вы Трухмаметя убили?.. И я де то зделаю, что вас известь в Крыму за того Трухмаметя, всех побьют досмерти. А болши де тово не говорил потому, что он, Терентий, от нево отошел прочь»⁷⁰.

Возникающие осложнения в общем пытались решить не путем нажима, а другими средствами: купца Мурата татары просили вернуть в Крым, где он будет казнен, убийц Г. Бельского обещали сыскать и казнить. Были случаи кражи коней у посланников, но быстро организовывали поиски, и коней иногда находили. Даже захват ногайцами «легких» поминок не привел к тем осложнениям, которые можно было ожидать, зная алчность татарских придворных. Столь необычная покладистость татар объясняется тем, что хан намеревался двинуться со своими ордами на запад и обострять отношения с Россией в этих условиях ему было не выгодно.

В поход с ханом отправился и визирь Сефергазы, и разменный князь Маметша Сулешев. В Бахчисарае наместником был оставлен некий Муртаза-ага, Сулешева заменил его сын Велиш-мурза. Осуществлять посольские функции в таких условиях посланники не могли, и вся их деятельность свелась к сбору вестей, к переговорам с владельцами рабов о выкупе.

Только 26 августа хан и визирь вернулись в Бахчисарай, оставив войска в районе Перекопа, но уже через три дня вновь умчались на север: были получены известия о приближении отряда запорожцев, нужно было крепить оборону. С собой хан мог захватить на этот раз всего 300 всадников одвуконь — больше не удалось набрать⁷¹. 5 сентября хан и калга, который тоже выезжал к Перекопу, но несколько раньше хана, возвратились в столицу.

Посольство подходило к концу, близилась размена. 28 сентября состоялся отпуск посланников у хана. Собственно говоря, неудача в достижении основных целей — признание новых титулов, запрещение татарам нападать на Украину — была уже очевидной, и все же, по традиции, Жуков и Пашин попытались использовать эту последнюю возможность. Однако, едва они начали говорить, как какой-то придворный хана стал кричать на посланников «и называть их не-христьяны... и почал кричать на казначея и велел на посланников вздевать халаты. И вздев, царь и отпустил посланников, а из речей не слушал потому, что ближний человек велел Батырше-мурзе посланников итить вон»⁷². Отпуски посланников у калги — 2 октября и у нуретдина — 4 октября носили чисто протокольный характер, и никаких переговоров там не велось.

Тем не менее определенные сдвиги в русско-крымских отношениях в результате посольств Р.В. Жукова и Л. Пашина наметились. Прежде всего в Бахчисарае появляются тенденции к признанию воссоединения Украины с Россией. Правда, пока только в устной форме визирь Сефергазы-ага вынужден был заявить, что Украины у русского царя «нихто не отымает, да и отнять некому». Не отказываясь от своего «права» нападать на украинские земли, татары тем не менее в 1657 г. в центр украинских территорий уже не пошли, а предпочли обойти их южнее в своем марше на запад. Несомненно, решающее слово сказали здесь не дипломаты в Крыму, а русские и украинские воины, донские и запорожские казаки, разгромившие татар осенью 1655 г., недопустившие переправы под Шел-Керменем и на р. Ташлык весной-летом 1657 г., сильно встревожившие татар своими походами на Крым и Азов с 1655 по 1657 г. Показателем некоторых успехов России в сношениях с ханством является и незначительное улучшение условий работы ее дипломатических представителей, в меньшей мере, чем это было прежде, подвергавшихся оскорблениям и нажиму.

Жуков и Пашин стремились использовать последние дни пребывания в Крыму с максимальной пользой — выкупить как можно больше пленников. Поскольку новые встречи с визирем исключались правилами протокола, оставалась только одна возможность выполнить эту гуманную задачу — через посредничество Батырши-мурзы (который вместо Сулешева должен был проводить новую размену посольствами) и использовать заинтересованность хозяев рабов в продаже своего «живого товара». Как уже писалось выше, блокада Венецией проливов и осада Константинополя привели к ограничению сбыта рабов за море, невольничьи рынки Кафы, Гезлева и других крымских портов оказались переполненными. Косвенным свидетельством «перенасыщения» Крыма полоном, кроме приведенных выше фактов, может служить и то, что донские казаки в походе 1657 г. крымского полона не брали, только освобождали невольников⁷³. Старания посланников не пропали даром. Значительная партия рабов была выкуплена во время размены посольствами осенью 1657 — зимой 1658 г.⁷⁴ Правда, это были люди средних лет и пожилые, не пригодные для тяжелого труда. Более молодые пленники, вероятно, были проданы по упоминавшемуся уже указу султана на галеры, а частично использованы в собственном хозяйстве татар.

* * *

Активные дипломатические действия развернули в Крымском ханстве и послы Украины. Как и прежде, можно наблюдать совпадение основной цели посольств от гетмана и посольств от царя к крымскому хану — не допустить нападения татар на Украину. На протяжении 1656 и 1657 гг. между Чигирином и Бахчисараем проходил непрерывный обмен посольствами почти до того момента, когда татары и казаки скрестили свои сабли летом на р. Ташлык и под Каменец-Подольским.

Детали этих дипломатических акций во многом остаются неясными из-за незначительного числа дошедших до нас источников, но главные материалы известны — это письма гетмана и хана, переписка Хмельницкого с царем, с владетелями Молдавии, Валахии, Трансильвании, статейный список русских дипломатов в Крыму, установивших контакт с дипломатами украинскими, донесения польских дипломатических представителей у хана или в Стамбуле.

Посольство, отправленное из Бахчисарая осенью 1656 г., должно было, как и прежние татарские посольства, склонить гетмана к измене России. Но если в 1654 и 1655 гг. хан еще не выставлял требований перехода Украины под власть крымских Гиреев, то после заключения мирного договора с Хмельницким в ноябре 1655 г. в Крыму попытались трактовать его в совершенно золотоордынском духе — как признание вассальной зависимости от Гиреев. Сами посольства Хмельницкого осенью 1656 г. татары истолковывали как просьбу о подданстве Украины хану, несмотря на то, что речь шла всего лишь об обмене пленными и ненападении друг на друга⁷⁵. «А казны де Богдан Хмельницкой в Крым не посылывал и в подданстве у крымского царя отнюдь быть не хотим»⁷⁶, — говорил 29 января 1657 г. Р.В. Жукову и Л. Пашину кошевой атаман Запорожской Сечи. Жуков и Пашин отдыхали в этот день в Сечи после трудного перехода в мороз по заснеженной степи. В этот же день в Сечи остановилось на отдых новое посольство от гетмана в Крым. Сечь невелика, и трудно предположить, что, находясь там в одно и то же время, дипломаты России и Украины не имели между собой каких-то встреч и деловых контактов. Скорее всего и в Бахчисарай они прибыли почти одновременно. Вероятно, что где-то в начале марта послы от гетмана вернулись в Чигирин, ибо в том же месяце Хмельницкий писал главе Дунайского пашалыка Сияушу-паше, что «мы вошли с наяснейшим крымским ханом в новый союз и новую постоянную дружбу»⁷⁷. Никакого подданства хану в письме даже не упоминается. По-видимому, это посольство, кроме переговоров о военном союзе с гетманом, имело цель обеспечить безопасность новых своих союзников-молдаван и трансильванцев от нападения крымского хана. Во всяком случае, 4 апреля 1657 г. Г. Стефан благодарил гетмана за то, что на переговорах с ханом его послы настояли, чтобы татары не нападали на молдавские земли⁷⁸. Обещания своего татары не сдержали, но это уже другой вопрос, сейчас важно отметить, что об этом зашла речь на переговорах Хмельницкого с ханом.

Новое посольство от гетмана прибыло 31 марта 1657 г. Как раз в тот момент, когда посольство явилось для переговоров с Сефергазы-агой, в доме визиря был и переводчик русских посланников, касимовский татарин Абдул Байцын. Одежда и облик позволили ему беспрепятственно втереться в толпу сопровождавших казацких послов приближенных визиря и незаметно присутствовать на переговорах украинских послов с татарами. «А он, переводчик, в те поры стоял за татары, а ближней де человек (визиря. — Г.С.) иво в те норы не видал... А ближней де человек иво не видал потому, что в те поры в полате было многолюдно»⁷⁹. Таким образом, Абдуле Байцыну удалось тайно проникнуть в комнату для переговоров с визирем и присутствовать на этих переговорах с казаками. Исследователю предоставляется счастливая возможность сопоставить отчет, сделанный Байцыным, с той информацией, которую давали о переговорах представители хана, и с информацией, предоставляемой в Москву Хмельницким.

А. Байцын сообщает следующее: посланцы гетмана просили быть в дружбе и помогать гетману войсками: «И ныне де прислал великий гетман для того ж, чтоб Магомет-Гирей был с ним попрежнему в братской дружбе и любви и против иво недругов стоял с ним вместе, которые ныне на него наступят, и во всем иво оберегал. И ближней де человек Сефергазы-ага говорил: Хмельницкий в подданстве у царя московского, и Магомет-Гирею царю как ныне за иво стоять? И оберегать иво во всем нельзя. И черкасы де ближнему человеку говорили: как де гетман бил челом в подданство великому государю московскому, и с тех де мест и по ся места от великого государя никакие им помощи, и заступы, и обереганья нет. И после де того говорили черкасы: а о чем де великий гетман писал к брату своему, Магомет-Гирею царю, и то де все написано в любительном листу. А болши де того ничего не говорили, и пошли вон ис палаты»⁸⁰.

В точности изложения А. Байцыным хода переговоров убеждает следующее: казацкие послы незаслуженно замалчивают ту большую помощь, которую оказала Россия в 1654—1655 гг. Такие речи явно не предназначались для ушей царских посланников.

Обращает на себя внимание титул «великий гетман» и слишком «упрощенный» титул царя: «великий государь московский». Допустить подобные вольности в присутствии московских дипломатов было бы невозможно. Все это свидетельствует о том, что неожиданно подвернувшийся Абдуле Байцыну случай был с блеском использован, присутствие его на переговорах осталось тайной для обеих сторон, а подробности титулов свидетельствуют о высокой степени точности записи в статейном списке.

Итак, речь на переговорах 31 марта шла исключительно о вооруженной помощи, о союзе Украины и Крымского ханства, а отнюдь не о подданстве хану, как говорили Жукову ханские придворные.

Речи о подданстве не было и в листе Хмельницкого к хану, врученном на этом посольстве. Самого листа не найдено, но косвенно его содержание раскрывается через ответный лист хана к Хмельницкому. Хмельницкий уведомлял, что примет все меры для розыска пограбленного у татар имущества и о желании продолжить переговоры с Магомет-Гиреем⁸¹.

Вскоре после переговоров А. Байцын сумел вопреки запрету татар проникнуть к представителям Хмельницкого с целью выяснить у них задачи посольства и установить контакты. Однако казаки отказались вступать в беседу, сославшись на то, что им ханские власти запретили встречаться с русскими. Но через три дня, 10 апреля, такой разговор все-таки произошел. А. Байцын спросил, действительно ли казаки намерены перейти в подданство хана? Те заверили, что они никогда не собирались изменять великому государю. «А что де гетман Богдан Хмельницкий к царю (хану. — Г.С.) пишет, и то де пишет о любви, чтоб он был с гетманом в совете по-прежнему и великого государя его царского величества на украины и на черкасские городы войною не ходил»⁸².

Таким образом, от представителей России посланцы Хмельницкого не скрывали своей главной цели: сохранение мира и заключение союза с татарами. Все это шло в одном русле с русской дипломатией и продолжало то самое «разделение труда» в связях с Крымом, которое наметилось с осени 1655 г., с момента заключения крымско-украинского договора под Озерной: Россия ведет переговоры о нейтралитете ханства в русско-польской войне и ненападении на русские и украинские земли, а гетман продолжает прежнюю, намеченную еще в январе—марте 1654 г. линию на союз России и Украины с ханством.

О том, что переговоры Хмельницкого с Крымом были направлены против Яна Казимира, свидетельствует лист к гетману ханского визиря. Из содержания письма визиря видно, что Хмельницкий на словах готов был помогать Речи Посполитой в борьбе против Швеции, но только при условии, если татары обязуются поддержать перед королем требования гетмана. (В III главе уже отмечалось, что Хмельницкий стремился взять под свою булаву все украинские земли, включая и Западную Украину и воссоединить их с Россией.) В случае отказа Яна Казимира признать эти требования, хан должен был начать против него войну⁸³. Письма хана и визиря Хмельницкий тотчас же передал Ф.В. Бутурлину, поставив его в известность о ходе переговоров. Бутурлин находился в это время в Чигирине, формально — с целью уведомить о Виленском перемирии, фактически — как наблюдатель и представитель русского правительства на Украине.

Одновременно с переговорами Крымское ханство готовило вторжение в Молдавию и Валахию через украинские земли, но после упорных боев под Шел-Керменем и на Ташлыке татары вынуждены были отклониться на юг и обойти Украину. С середины апреля до начала июня 1657 г. переговоры между ними и Хмельницким, по-видимому, не проходили. Новый тур контактов начался тогда, когда хан отступил от Шел-Керменя к Очакову.

На этот раз крымские дипломаты уже не пытались уверить Хмельницкого, что они друзья его друзьям и враги его врагам. Посол от хана Салагаш открыто предлагал объединить силы для нападения на Молдавию, Валахию и Трансильванию. Если же не окажете помощь и отвернетесь от союза — пеняйте на себя, грозил ханский посол⁸⁴. С берегов Дуная хан намеревался вместе с казаками идти на помощь Яну Казимиру. Хмельницкий отказался принять участие в ханском походе и потребовал возвращения войск в Крым. В противном случае он угрожал совместным походом на Крым сил России, Украины, Дунайских княжеств и Швеции. «...И не токмо что против вас стоять, но и против турского салтана будем, и битися готов заодно», — записано в статейном списке Ф.В. Бутурлина⁸⁵. Это не были пустые угрозы. Начиная с 1656 г. Хмельницкий исподволь готовил новую политическую комбинацию, целью которой было создание антитурецкого союза России, Швеции, Дунайских княжеств и других стран и народов.

Салангаш был не единственным послом к гетману. Находившийся в ото время в Чигирине венгерский дипломат Ф. Шебеши отметил в своих записках, что столицу Украины татарские послы посещали за то время, пока он находился при гетмане, довольно часто. (Шебеши был в Чигирине с 10 июня по 6 августа 1657 г.) Так же, как и Ф.В. Бутурлин, описывает Шебеши и цель переговоров — втянуть Хмельницкого в военные действия против Молдавии, Валахии, Трансильвании. В принципе так же, как Ф.В. Бутурлин, излагает ответ Хмельницкого и Ф. Шебеши⁸⁶.

Точно так же излагает основное содержание переговоров посол шведского короля в Чигирине Лилиенкрона, прибывший к гетману 10 июня⁸⁷.

Продвигаясь вдоль южной границы Украины с Диким Полем, татары предпринимали заодно ряд мелких нападении на пограничные земли (упоминавшееся выше письмо Магомет-Гирея к гетману от 10 июля было направлено из-под Шаргорода) и одновременно пытались вести переговоры о присоединении Хмельницкого к набегу на Молдавию, Валахию, Трансильванию. Ни хан, ни Хмельницкий не намерены были идти на взаимные уступки, а потому переговоры гетман прекратил и последние дни своей жизни среди прочих неотложных дел занят был сбором русских и украинских сил для отражения татарского нападения.

Знаменитый гетман умер 27 июля 1657 г. Смерть его привела к активизации действий различных сепаратистски настроенных группировок старшины, которые мечтали о получении всех прав и привилегий польского магнатства, о безграничной власти над своими «подданными» в собственных владениях и поэтому враждебно отнеслись в свое время к решениям Переяславской рады. Старшинские группировки, склонные к признанию власти короля Речи Посполитой, власти хана, или султана, существовали еще при жизни Хмельницкого. Силой своего авторитета, опорой на народные массы, стремившиеся к воссоединению с Россией, гетман подавлял этот сепаратизм. Смерть Хмельницкого обезглавила лагерь сторонников воссоединения с Россией, способствовала активизации изменческих действий украинской казацкой старшины, надеявшейся сохранить и в еще большей степени приумножить свои привилегии под безвластной рукой короля, эфемерным, как они надеялись, владычеством султана или хана⁸⁸.

Изменившееся внутреннее положение на Украине привело к заметным переменам и во внешней политике. Еще С.М. Соловьев высказывал довольно аргументированное предположение, что, намереваясь вернуть Украину под власть польского короля, И. Выговский не мог рассчитывать на эффективную помощь Речи: Посполитой и начал искать союзника в лице крымского хана. Если Хмельницкому удалось решительно противостоять стремлениям татар направить крымско-украинский договор 1655 г. против Москвы, если в 1657 г. Сефергазы-ага уже и не поднимал перед посланцами гетмана этого безнадежного вопроса, то Выговский в сношениях с Крымом осуществил акт национальной измены. В переговорах 1658 г. он не только сообщил о своем намерении отказаться от подданства царю, но и предложил перейти в подданство хану.

Если Хмельницкий с русскими дипломатами требовал не нападать на украинские земли, то Выговский в 1658 г. призвал татар на Украину для подавления восстания, которым руководили преданные идее воссоединения с Россией М. Пушкарь, И. Богун, И. Сирко⁸⁹. «Когда послы Выговского явились в Крым с объявлением, что новый гетман отказывает от царя московского, то хан не знал, верить или не верить такой радости»⁹⁰.

Дипломатические контакты Хмельницкого с Малым ногаем в 1656—1657 гг. не прослеживаются. Скорее всего активных контактов и не существовало потому, что отношения с Крымом вступают в более или менее мирную фазу. В этих условиях поддерживать связи с ногайцами было достаточно рискованно — последствия могли сказаться неблагоприятно на достижении главной цели: избавить Украину от вторжений татар и втянуть татар в союз против Яна Казимира.

Что касается Турции, то прямых связей с ней Россия, как и прежде, не поддерживала. Общие интересы России и Украины защищали в Стамбуле дипломатические представители Хмельницкого. Действовать им пришлось в очень сложной обстановке. Новым послом гетмана в Стамбуле стал прославленный в боях сотник Чигиринского полка Лаврин Капуста. В годы Освободительной войны посольство Лаврина Капустина в Москву сделало заметный шаг в деле Воссоединения Украины с Россией.

Обстановка в Константинополе была необычайно сложной. Успехи венецианского, а точнее сказать — южнославянского, черногорского флота в блокаде города, успехи Украины и России в борьбе с Крымом, переговоры о подданстве Москве Молдавии и Валахии — все это и многие другие события оживляли национально-освободительное движение греческого народа и славянских народов Балканского полуострова. Статейный список Р. Жукова сохранил сведения о, возможно, существовавшем, но неудавшемся заговоре православного населения Константинополя против османов, во главе которого стояли якобы константинопольский патриарх и митрополит. Впрочем, категорически утверждать, что православное население Царьграда готовило восстание нельзя, для этого слишком мало фактов. Во всяком случае в XVII в. константинопольские патриархи никаких активных действий против султана не предпринимали, да и в оппозиции фактически не были. Патриарший чин давно уже покупался у султанского дивана, стоил он больших денег и терять его вместе с головой никто не собирался. Расправа с христианским населением столицы могла быть п следствием реально существовавшего заговора, и «мерой безопасности» правительства, натравившего мусульман на «неверных» и тем самым разрядившего напряженную обстановку в осажденном городе. Разъяренной толпе указали «виновника неудачи».

О событиях в Стамбуле посланники узнали от вольноотпущенника, ливенского сына боярского Никиты Фадеевича Псарева, который был очевидцем расправы. Псарев сообщает, что константинопольский патриарх и митрополит «писали де они грамоты и печати приложили и послали тайным обычаем самых худых людей, чтоб ниопознали нихто их»⁹¹. Одного послали в Москву, а другого — к венецианскому флоту. Посланному в Москву удалось выбраться из города, а другой гонец был задержан на пристани. При нем якобы обнаружили грамоту, предлагавшую план восстания в городе и вступления туда венецианцев. «И вы де пойдитя против турок небоясь потому, что де турок стало немного, и многим де людем в собранье быть неоткуды»⁹². Достаточно будет, уверялось в этой грамоте, появиться венецианским кораблям в Босфоре и разгромить «людей первых, которые выйдут против вас на встречу»⁹³. После выхода этих турецких отрядов из города там поднимают восстание христиане и войска Венеции без боя овладевают Константинополем.

По приказанию султана, сообщает далее Н.Ф. Псарев, патриарха закололи кинжалом и бросили в море, а митрополита повесили. после чего греческому населению устроили резню⁹⁴. Сведения Н.Ф. Псарева подтвердили и бежавшие из Константинополя греки, дополнив, что патриарх и митрополит были казнены на Благовещение (25 марта. — Г.С.). В 1656 г. из Константинополя в Венецию бежал брат патриарха, некий Антон, который стал военачальником у венецианцев и побил «многие тесячи» турок, к нему именно и был послан в гонцах «худой грек» с письмом. Грамоту писал митрополит, а константинопольский патриарх Паисий приложил к ней печать и подписал. В грамоте греку Антону предлагалось заключить союз с Алексеем Михайловичем и вместе выступить против турок, освободить Константинополь. Гонец был арестован на пристани армянскими купцами и вместе с грамотой доставлен на суд к визирю и султану. «И царь де, и везерь, призвав патриарха и митрополита, спрашивал: их ли письмо-грамота. И патриарх де и митрополит ответу никакова не дали, видят де и сами то, что так улучилось»⁹⁵.

Показания греков-беглецов из Стамбула дают основания для подозрения в подложности письма к патриаршему брату Антону. Буквально на другой день после казни Паисия «подкупался у царя и у визиря арменской патриарх и арменя, чтоб не быть в Царегороде и в Еросалиме патриархам греческим, для де того, что они ему турскому царю, и всем турком не доброхоты»⁹⁶. «Арменский патриарх»⁹⁷, несомненно, был готов к известию о казни патриарха Паисия. Тогда же, 26 марта, он предложил визирю 400 тыс. рейхсталлеров за то, чтобы ему было дано патриаршество в Иерусалиме. Визирь готов был уважить просьбу, но султанский диван отказал⁹⁸.

Некоторые дополнительные подробности сообщаются беженцами и о расправе с греческим населением: турки заперли ворота города и поклялись вырезать греков всех до одного, не жалея и грудных младенцев. Греки готовы были сражаться и намеревались даже поджечь город, визирь будто бы приказал вырезать греков не только в Константинополе, но и в других городах. Только опасение «во всем государстве смуты» и ходатайство греков-янычар прекратили резню.

Тем не менее антихристианские настроения, поддержанные и раздуваемые султанским двором, не исчезли после резни 25 марта. Греческие купцы в Крыму уверяли: «А ныне де тогож думают в Цареграде, что греков побить всех»⁹⁹.

Лаврину Капусте, прибывшему в Стамбул 19 апреля, пришлось действовать в чрезвычайно трудной обстановке. Осложнилась обстановка и на Дунае. Выше уже писалось, что переговоры Молдавии, Валахии и Трансильвании о подданстве русскому царю заставили турецкого султана послать хану указ о военном походе. Но дело не ограничивалось только указом. Силистрийский паша Сияуш начал готовить наступление, через Дунай уже строили переправы. Чтобы обезопасить себя хотя бы в минимальной степени от удара с юга, молдавский и валашский господари приказали разрушить на Дунае три моста¹⁰⁰. В письме от 23 апреля Хмельницкий уведомлял царя, что турецкий султан вместе с императором Фердинандом III наводит переправы через Дунай и намерен послать часть своих войск против венгров, часть против Молдавии и Валахии, а другие «на украинные вашего царского величества города обратить имеет»¹⁰¹. Посланец от гетмана в Москву Федор Коробка должен был дополнить: воевать Молдавию и Валахию султан приказал только в том случае, если .эти земли откажутся выступать против России¹⁰².

В ответной царской грамоте гетману предписывалось в случае вторжения турецких войск немедленно сообщить в Москву, а самому послать к паше, командующему войсками, письмо, вступить с ним в переговоры, чтобы миром уладить дело, говорить и о стремлении царя поддерживать мирные отношения с султаном. Если же с переговорами ничего не получится, то занять переправы через Днестр и удерживать их до подхода русских подкреплений¹⁰³. Россия явно пыталась избежать войны с Османской империей.

Начавшееся обострение отношений между Украиной (и Россией), с одной стороны, и Турцией — с другой, пытались всячески углубить послы Речи Посполитой. В январе 1657 г. в Стамбул прибыл уже известный при султанском двора Яскульский. Он должен был доказать, что воссоединение Украины с Россией создает угрозу Османской империи. Теперь, уверял Яскульский, когда казаки заключили союз с Молдавией, Валахией, Трансильванией и Швецией, опасность для Турции возросла. Опасность эта, доказывал Яскульский, в том, что Речь Посполитая сможет поколебаться под их ударами и вынуждена будет признать русского царя своим королем. Таким образом, в руках Московского царя будут соединены силы России, Украины, Полыни, Литвы. Для Турции же весьма нежелательно иметь столь грозного православного монарха своим соседом. Переговоры о подданстве Москве ведут Молдавия и Валахия. Другие православные подданные султана тоже последуют примеру Украины, захотят избавиться от власти османов и перейти под протекторат царя. Таким образом, Яскульский намеревался использовать в своей дипломатической игре вполне реальный факт: усилившееся тяготение балканских и дунайских народов и России после воссоединения с ней Украины. Перед Яскульским стояла задача всеми способами заручиться письмом к Хмельницкому, в котором бы потребовали от гетмана немедленно вернуть Украину «законному владельцу» — Яну Казимиру. Другие письма султан должен был направить господарям и Ракоци, приказав им не поднимать оружие против Польши¹⁰⁴.

Прибывшему в Царьград Лаврину Капусте предстояло наладить, насколько это было возможным, благоприятные отношения с Османской империей. Первая аудиенция у визиря состоялась 23 апреля 1657 г. По сведениям австрийского резидента в Стамбуле Ренигера, Л. Капуста объяснил цели союза Украины с Молдавией, Валахией, Трансильванией. Союз этот, говорил посланец Хмельницкого, заключен только потому, что на Украину постоянно нападают поляки. Поэтому, уверял он, мы послали Ракоци 40 тыс. войск¹⁰⁵.

Материалы о посольстве Л. Капусты в Стамбуле очень незначительны — это только несколько реляций австрийского резидента при султане.

Несомненно, речь на переговорах шла и о позиции Крымского ханства, о его тенденции к оказанию союзной помощи Речи Посполитой. Требовали направить в Бахчисарай указы о ненападении на Украину, а теперь и на ее новых союзников — Молдавию, Валахию и Трансильванию. Основной своей цели послы Хмельницкого достигли: им было обещано, что султан потребует от хана заключить мир с Хмельницким, только бы казаки не нападали на Крым¹⁰⁶.

Сложнее обстояло дело с Молдавией, Валахией и Трансильванией. Вскоре после своего прибытия в Стамбул молдавские и валашские послы были арестованы. 25 апреля в Бахчисарай прибыл чеуш Ислей-ага с приказом идти походом против Молдавии и Валахии 11 мая¹⁰⁷. Передовые отряды татар выступили в поход уже в 20-х числах апреля до получения этого указа.

Что касается самих турецких войск, то их выступление задерживалось. Местных сил силистрийского паши, конечно, не хватало для похода по всем трем, упомянутым выше в письме Хмельницкого к царю, направлениям: Трансильвании, Молдавии с Валахией, Украине. Впрочем, благодаря переговорам Лаврина Капусты в Стамбуле и другим причинам поход на Украину был отменен. В конце мая Л. Капуста отправился в обратный путь.

Задержка с походом вызывалась тем, что летом 1657 г. положение в Стамбуле стало несравненно более тяжелым, чем оно было 25 марта, когда казнили патриарха Паисия. После благовещенской резни греков в Константинополе турки намерены были провести решительные акции и прорвать блокаду столицы с юга. Из Египта были вызваны 10 кораблем с продовольствием голодающему Стамбулу. Навстречу были брошены из Золотого Рога несколько кораблей под командой самого капудан-паши для встречи и сопровождения египетских судов. Но едва только эскадра покинула гавань, как тотчас натолкнулась на венецианские суда, блокировавшие выход.

Завязался бой, в ходе которого конфискованные у купцов корабли турецкого флота, слабо вооруженные и плохо приспособленные для боя, были либо уничтожены, либо захвачены в плен. Сам капудан-паша «челном малым до Стамбула ушол». Магомет IV предпринял попытку сменить капудана-пашу и направил было на эту должность некоего Муртазу-пашу, но прежний капудан-паша действовал решительно: убил Муртазу, собрал «немалое войско» и принялся грабить турецкие города не хуже венецианцев или казаков¹⁰⁸.

В этих условиях посылать дополнительные турецкие войска на север было невозможно. Полоняник П.Ф. Псарев так и объяснил дело: «...тово при нем отнюдь не бывало, чтоб царь посылал турок на волохи и на мажары. Да и посылать де стало царю некого на розные земли, и кораблей де ставитца мало, беспрестанно де с немци бои»¹⁰⁹. Об этом же говорили Р. Жукову и Л. Пашину греческие купцы в Крыму¹¹⁰. Предполагалось, что к середине мая в устье Днестра, в Аккерман, будут посланы морем и сухим путем 8 пашей с 80 тыс. войском¹¹¹.

В конце мая турецкие отряды начали переправу через Дунай, что вынудило Молдавию и Валахию обратиться за помощью к Хмельницкому, и такая помощь была оказана¹¹².

Примечания

1. ЦГАДА. Ф. 123. Сношения с Крымом. Он. 1. Кн. 39. Л. 7. Статейный список А.П. Акинфова.

2. Хорошкевич А.Л. Русское государство в системе международных отношений конца XV — начала XVI в. М., 1980. С. 32.

3. ЦГАДА. Ф. 123. Сношения с Крымом. Оп. 1. Кн. 35. Л. 201. 1655 декабрь — 1656 апрель. — Статейный список И.И. Ромодановского.

4. Там же.

5. Там же. Л. 208а.

6. Там же. Л. 209 об. То же.

7. Там же. Л. 210—210 об.

8. Там же. Л. 210 об. — 211 об.

9. Там же. Л. 216—217.

10. Там же. Л. 218—221.

11. Там же. Л. 223 об — 224.

12. Там же. Л. 238 об. — 239.

13. Там же. Л. 239—247.

14. Там же. Кн. 39. 1655 ноябрь 27—1656 сентября 20. — Статейный список А.П. Акинфова.

15. Там же. Кн. 40. Л. 24. Статейный список Р. Жукова. Запись за 6 января 1657 г.

16. Там же. Л. 109—112 об. Запись от 26 февраля 1657 г.

17. Там же. Л. 18—20 об. Запись за 31 декабря 1656 г.

18. Там же. Л. 24 об. Запись от 6 января 1657 г.

19. Там же. Л. 30 об. — 36. Записи от 9—10 января 1657 г.

20. Там же. Л. 39. Запись от И января 1657 г.

21. Там же. Л. 40—41. Запись от 11 января 1657 г.

22. Там же. Л. 41 об. — 42. То же.

23. И. Гордеев — младший подьячий для письма, трудами которого, собственно, и был создан статейный список этого посольства, ценнейший исторический документ, обладающий несомненными литературными достоинствами, не только деловой отчет, но и дневник наблюдательного, умного, талантливого человека.

24. ЦГАДА. Ф. 123. Сношения с Крымом. Оп. 1. Кн. 40. Л. 66—66 об. Статейный список Р. Жукова, запись от 9 февраля 1657 г.

25. Там же. Л. 339. Запись от 9 февраля 1657 г.

26. Там же. Л. 58—63 об. Запись от 3 февраля 1657 г.

27. Там же. Л. 258—258 об. Запись от 15 апреля.

28. Там же. Л. 257. То же.

29. Там же. Л. 367 об. Запись от 3 апреля.

30. Там же. Л. 375 об. То же.

31. Там же. Л. 368—368 об. Запись от 3 апреля.

32. Там же. Л. 396—396 об. Запись от 25 мая.

33. Там же. Л. 404. Запись от 3 июня.

34. Там же. Л. 404 об. Запись от 3 июня.

35. Там же. Л. 406 об. То же.

36. Там же. Л. 378 об. Запись от 30 апреля.

37. Там же. Л. 396 об. Запись от 28 мая.

38. Там же. Л. 374—375.

39. Там же. Л. 375. Запись от 30 апреля.

40. Новосельцев А.А. Борьба Московского государства с татарами в первой половине XVII в. М.; Л., 1948. С. 327.

41. Вести-куранты 1645—1646, 1648 гг. М., 1980. С. 124. 1646 июнь-июль. — Перевод вестовых печатных листов.

42. Курти О. Постройка моделей судов. Л., 1977. С. 28.

43. ЦГАДА. Ф. 123. Сношения с Крымом. Оп. 1. Кн. 40. Л. 344. Статейный список. Р. Жукова, запись от 10 февраля.

44. Там же. Л. 349. Запись от 30 марта.

45. Там же. Л. 344. Запись от 10 февраля.

46. Там же.

47. Там же. Л. 414—415, Запись от 17 июня.

48. Там же. Л. 345 об. Запись от 15 марта.

49. Там же. Л. 345.

50. Там же. Л. 349 об. Запись от 30 марта.

51. Там же. Л. 423 об. Запись от 6 июля.

52. Там же. Л. 73 об. Запись от 23 февраля.

53. Там же. Л. 88 об. Запись от 24 февраля.

54. Там же. Л. 89 об. То же.

55. Там же. Л. 100 об. Запись за 25 февраля.

56. Капычеи — придворная стража; кегья — чиновник, ведавший придворными церемониями и прочими дворцовыми делами.

57. ЦГАДА. Ф. 123. Сношения с Крымом. Оп. 1. Кн. 40. Статейный список Р. Жукова. Л. 104—106. Запись от 25 февраля.

58. Там же. Л. 113—118. Запись от 26 февраля.

59. Там же. Л. 206—206 об. Запись от 31 марта.

60. Там же. Л. 345 об. — 347. Записи от 15 и 19 марта.

61. Там же. Л. 217—217 об. Запись от 2 апреля.

62. Там же. Л. 286 об. — 287. Запись от 13 мая.

63. Там же. Л. 284, 289. То же.

64. Там же. Л. 222, 251, 299, 331, 350. Записи от 28 января, 31 марта, 3 апреля, 15 апреля, 13 мая.

65. Там же. Л. 252—253 об. То же.

66. Там же. Л. 300—303 об. Запись от 15 апреля.

67. Там же. Л. 303. Запись от 13 мая.

68. Там же. Л. 307—307 об. Запись от 13 мая.

69. Там же. Л. 327 об. — 328. Запись от 24 мая.

70. Там же. Л. 448. Запись от 6 сентября.

71. Там же. Л. 437. Запись от 29 августа.

72. Там же. Л. 486—487 об. Запись от 28 сентября.

73. Там же. Л. 416 об. Запись от 26 июня.

74. Там же. Л. 498—499. Запись от 16 октября.

75. Там же. Л. 331 об. — 332. Запись от 28 января.

76. Там же. Л. 334. Запись от 1 февраля.

77. Документи... С. 573. 1657 марта. — Б. Хмельницкий к Сияуш-паше.

78. АЮЗР. СПб., 1878. Т. 11. С. 693. 1657 апреля 4. — Г. Стефан к гетману.

79. ЦГАДА. Ф. 123. Сношения с Крымом. Оп. 1. Кн. 40. Л. 352, 354. Статейный список Р. Жукова, запись от 4 апреля.

80. Там же. Л. 352 об. — 354. Запись от 4 апреля.

81. АЮЗР. Т. 11. С. 698. 1657 мая после 15. — Магомет-Гирей к гетману.

82. ЦГАДА. Ф. 123. Сношения с Крымом. Оп. 1. Кн. 40. Л. 362. Статейный снимок Р. Жукова, запись от 10 апреля.

83. АЮЗР. Т. 11. С. 700. 1657 мая после 15. — Визирь Сефергазы-ага к гетману.

84. ЦГАДА. Ф. 210. Белгородский стол. Стб. 391. Л. 70. 1657 июля 10. — Лист Магомет-Гирея к Б. Хмельницкому.

85. АЮЗР. Т. 3. С. 587. Статейный список Ф.В. Бутурлина, запись от 9 июня 1657 г.

86. Грушевський М.С. Указ. соч. С. 1434. 1657 июня 10/20 — августа 6/16. — Записка Ф. Шебеши.

87. Архив ЮЗР. Ч. 3, т. VI. С. 290. 1657 июня 12/22. — Реляция Лиленкроны королю Карлу X Густаву.

88. Шевченко Ф.П. Політічні та економічні зв'язки України з Росією в середині XVII ст. Київ, 1959. С. 65, 66, 291, 325, 344—345, 476—480 и др.; Історія Української РСР. Т. 2. Визвольна війна і возз'едня України з Росією. Початок розкладу феодалізму та зарождения капіталістичних відносин (Друга половина XVII—XVIII ст.). Київ, 1979. С. 84—85.

89. Стецюк К. І. Народні рухі на Лівобережній і Слобідській України в 50—70-х роках XVII ст. Київ, 1960. С. 101—136; Соловьев С.М. История России с древнейших времен. М., 1961. Кн. VI. С. 14.

90. Соловьев С.М. Указ. соч. Кн. VI. С. 14.

91. ЦГАДА. Ф. 123. Сношения с Крымом. Оп. 1. Кн. 40. Л. 376 об. Статейный список Р. Жукова, запись от 30 апреля.

92. Там же. Л. 377. Запись от 30 апреля.

93. Там же.

94. Там же. Л. 376 об., 377 об.

95. Там же. Л. 393 об. — 394. Запись от 28 мая.

96. Там же. Л. 394. То же.

97. Вероятно, епископ армянской церкви в Константинополе, вряд ли это был католикос Армении.

98. ЦГАДА. Ф. 123. Сношения с Крымом. Оп. 1. Кн. 40. Статейный список Р. Жукова. Л. 393 об. — 394.

99. Там же. Л. 392 об. — 395. — Запись от 28 мая.

100. АЮЗР. Т. 3. С. 558. Статейный список Ф.В. Бутурлина, запись от 13 мая 1657 г.

101. Документи... С. 579. 1657 апреля 23. — Б. Хмельницкий к царю.

102. Там же. С. 582. 1657 апреля 23. — Наказ послу Федору Коробке.

103. Грушевський М.С. Указ. соч. С. 1379. 1657 г. — Ответ царя на лист от 23 апреля 1657 г.

104. Жерела до історії України — Руси. Львів, 1911. С. 422. 1657 январь. — Инструкция А. Яскульскому.

105. Там же. С. 560. 1657 апреля 27/ мая 7. — Реляция Ренигера императору. В действительности послали 15—16 тыс. См. ниже.

106. Там же. С. 479—482. 1657 июня 2/12. — То же.

107. цгада. ф. 123. Сношения с Крымом. Оп. 1. Кн. 40. Л. 368 об. — 369. Статейный список Р. Жукова, запись от 25 апреля.

108. Исторические связи... Т. 2. С. 298. 1657 мая 18. — Г. Стефан к Б. Хмельницкому.

109. ЦГАДА. Ф. 123. Сношения с Крымом. Оп. 1. Кн. 40. Л. 378 об. Статейный список Р. Жукова, запись от 30 апреля.

110. Там же. Л. 413. Запись от 17 июня.

111. Там же. Л. 382 об. Запись от 11 мая.

112. Документи... С. 592. 1657 июня 19. — Б. Хмельницкий к К. Шербану.