Церкви в районе подъемной дороги

Уникальность данных памятников заключается в том, что они расположены в комплексе с погребальными сооружениями, раскопанными в конце 20-х — начале 30-х гг. сотрудниками Эски-Керменской экспедиции (Репников 1932а, 1935а). Это пока единственный случай, когда для датировки пещерных церквей, наряду с архитектурным и искусствоведческим анализом, можно использовать и непосредственно связанный с ними археологический материал. К тому же, городище Эски-Кермен — относительно хорошо изученный памятник (Айбабин 1991), что в значительной степени помогает нашим исследованиям.

Рассматриваемые памятники расположены в обрыве плато юго-западной части городища, недалеко от главных ворот, над третьим маршем подъемной дороги (Репников 1935а, с. 26—37) (рис. 162). Церкви находятся на видном месте и хорошо известны авторам конца XVIII — начала XIX в. Однако отсутствие фресок и выделяющегося архитектурного декора стали причиной того, что в историографии этого времени они не получили достаточного освещения, в отличие, например, от храмов «Трех всадников», «Донаторов» или «Судилища».

В 1929 г. Н. Эрнст в обширной статье «Эски-Кермен и пещерные города Крыма» опубликовал небольшое научное описание (с. 26—27) и планы рассматриваемых памятников (с. 31) (рис. 161). Как отмечалось, по его мнению, «пещерные города», а следовательно, и церкви на них, появляются не ранее XII в. (с. 41), а традиция их создания была занесена в Крым из Малой Азии (с. 43).

В 1928—1933 гг. район подъемной дороги попал в поле деятельности Эски-Керменской экспедиции. Тогда были расчищены от земли пещерные церкви и раскопаны расположенные рядом с ними гробницы и усыпальницы (Репников 1932а, с. 118—120, 19326, с. 190—191). Автор раскопок — Н. Репников датировал предметы, найденные в последних, VIII—X вв. (1932а, с. 118). На основании этого и церкви были датированы концом VIII X в. (1932б, с. 209). В работе «Подъемная дорога Эски-Кермена» (1935а) ученый опубликовал подробные описания храмов (с. 26—31, 36) и полученный при исследовании этого района археологический материал.

Детальное описание памятников представлено и в «Материалах к археологической карте юго-западного нагорья Крыма» этого же автора (Архив ИИМК, Ф. 10, д. 1, л. 116—118).

Е. Веймарн в работе, посвященной оборонительным сооружениям Эски-Кермена, основываясь на материалах Н. Репникова, уточняет датировку церквей и усыпальниц — IX в. (1958, с. 26).

Д. Талис, проанализировав материалы из усыпальниц, отметил недостаточную аргументированность узкой датировки. По его мнению, можно определить лишь верхнюю хронологическую границу их появления — не позднее X в. (1961, с. 244).

Детально изучив упомянутые находки, А. Айбабин пришел к выводу, что храмы и усыпальницы могли вырубить не ранее конца IX в. (1991, с. 47). Правда, затем, в этой же работе, он уже убедительно датирует их концом IX в. (с. 48).

В нашей статье, посвященной дискуссии о скальной архитектуре Крыма, рассматриваемые памятники предположительно были отнесены к XI—XII вв., хотя не исключался и X в. (1993, с. 218).

«Большой пещерный храм», по Н. Репникову (1932а, с. 118; 1935а, с. 36), или «церковь № 1», по Н. Эрнсту (1929, с. 26—27) (рис. 163—166), расположен в самом начале третьего марша подъемной дороги (рис. 162.3). Уровень его пола находится приблизительно на 2,5 м выше уровня последней. Первоначально из-под обрыва в него вела сложенная из камней лестница (Репников 1935а, с. 26).

Размеры церкви (по уровню пола) — 4×4,7×2,3 м. В плане она имеет форму трилистника (конхиальную). В настоящее время здесь отсутствует западная стена. Однако наличие пазов и гнезд для балок позволяет предполагать, что она была деревянной. Не исключено также, что первоначальная стена все же была скальной (по аналогии с другими пещерными церквами), а после разрушения ее заменили на деревянную.

Апсида полукруглой формы, размерами 1,7×2,3 м и ориентирована на северо-восток. Вдоль ее стены расположено сопрестолие, которое к середине понижается. В стене конхи имеется углубление, возможно, для запрестольного образа. В середине сопрестолия и в центре апсиды в скале имеются углубления. Это, по всей видимости, основания для престолов, что позволяет говорить о нескольких строительных периодах церкви. Апсида отделяется от стен храма скальными простенками, которые, поднимаясь к потолку, образуют арочный карниз. Н Эрнст не находил здесь следов алтарной преграды (1929, с. 26), в то же время Н. Репников считал, что наличие гнезд для крепления балок в простенках, потолке и полу может указывать на го, что алтарная преграда (иконостас, по Репникову) была деревянной (19—35а, с. 27).

Вдоль северной и южной стен церкви вырублены скамьи. На южной стене, над скамьей, рядом с апсидой имеется вырубка, которую Н. Репников определял как жертвенник (1935а, с. 27). В западной части южной стены, над потолком, вырублена ниша размерами 1,2×4,7×0,4 м. В полу храма имеется водосток. Стены тщательно обработаны. Причем первоначальная обработка Т.2 сверху была подтесана «зубаткой». Вероятно, разрушение западной стены после прекращения функционирования храма и беспрепятственное проникновение ветра также способствовали сглаживанию стен.

В комплексе с церковью расположены усыпальницы № 32, 35—37, 104 и гробницы (вырубленные в скале могилы с заплечиками, перекрытые каменными плитами) (№ 33, 34, 38, 102, 103) (рис. 162, 164), (Репников 1935а, рис. 8).

«Пещерный храм у городских ворот», по Н. Репникову (1932а, с. 119—120; 1935, с. 36), или «церковка № 2», по Н. Эрнсту (1929, с. 27), расположен в том же обрыве, к югу от «большого храма» (рис. 162.4, 167—171). Он прямоугольной формы, размерами (по полу) 4,1×4,7×2 м. Неф вытянут с севера на юг. Западная стена церкви представляет собой скальную перегородку с входом, в настоящее время частично разрушенную.

Апсида полукруглой формы, размерами 1,7×2,3 м, ориентирована на восток — север — восток. От остального помещения она отделена так же, как и в «большом храме», однако более грубо. В простенках Н. Репников выделял пазы для установки деревянной алтарной преграды (1935а, с. 36). Престол первоначально был вытесан из скалы и составлял одно целое с церковью. Его изображение можно увидеть на гравюре из неизданного альбома А. Уварова (рис. 169). В 20-х-30-х гг. нашего века он был уже сбит и опрокинут (Репников 1935а, с. 36) К югу от апсиды в полу вырублена могила с заплечиками. В северной стене высечена скамья, в углу которой, рядом с апсидой, по мнению Н. Эрнста, находился боковой предел (1935а, с. 27). Н. Репников же считал, что это была лежанка с изголовьем (1935а, с. 36). В восточной стене к югу от апсиды вырублена ниша. В западной части пола церкви у входа имеется вырубка подковообразной формы (рис. 167). Не исключено, что это остатки тарапана, который могли соорудить после прекращения функционирования церкви По крайней мере, подобные случаи в Крыму известны.

Обработка стен помещения аналогична обработке «большого храма».

В южной стене храма прорублен вход со ступенькой в небольшое помещение трапециевидной формы с окном в западной стене. Н. Эрнст видел в нем ризницу (1929, с. 27), хотя, на наш взгляд, более вероятно, что это келья причетника церкви, о чем говорит наличие окна и лежанки.

Рядом с церковью расположены три усыпальницы (рис. 162) (Репников 1935а, рис. 8).

Рассмотрим архитектурные особенности помещений. При их сопоставлении выявляется, что, несмотря на разные формы, эти церкви имеют между собой много общего, а именно: сходство пропорций. Во-первых, очень близки размеры (см. выше) храмов; во-вторых, аналогичны размеры апсид; в-третьих, похожи формы апсид; в-четвертых, одинаково решение выделения апсиды из общего объема (см. выше), хотя несомненно, что в «большом храме» это сделано более качественно; в-пятых, аналогичен характер обработки стен помещений; в-шестых, в обоих храмах — поперечное расположение нефов. Отметим, что на Эски-Кермене больше ни одна церковь (ни пещерная, ни наземная) не имеет подобного решения. Вообще в Таврике, кроме этих, известны всего несколько подобных церквей — например, в Инкермане, в комплексе «Анфилады» (см. выше) и на Тепе-Кермене (церковь с баптистерием) (см. выше). К тому же, в данном случае мы сталкиваемся не с попыткой облегчения конструктивного решения (церковь с поперечным нефом рубить в отвесной скале, естественно, легче), а с осознанными архитектурными канонами; все остальные пещерные церкви Крыма, создававшиеся в аналогичных условиях, имеют продольное расположение нефа.

В-седьмых, одинаково функциональное назначение храмов — без сомнения, это кладбищенские часовни. На это указывает большое число расположенных рядом гробниц и усыпальниц, полностью опровергающих предположение, что эти церкви были семейными усыпальницами. Важным в данной аргументации представляется то, что, кроме указанных, в районе подъемной дороги известны еще две часовни (наземные) с окружающими их погребальными сооружениями (Репников 1935, с. 22—26, рис. 8) (рис. 162.). Отметим, что у самого въезда на городище выявлены еще две часовни, погребения совершались в «Судилище» (Эрнст 1929, с. 27—29; Репников 1932а, с. 124—127) (см. выше), а в комплексе с последним, в ответвлении подъемной дороги, расположены пять усыпальниц (Репников 1935, с. 40—41, рис. 8). Таким образом, не вызывает сомнений, что в районе подъемной дороги и въезда в городище находился некрополь.

Учитывая вышеизложенное, можно заключить: рассматриваемые церкви близки хронологически и, возможно, сделаны одним мастером или одной артелью. Вряд ли случайны очень близкие пропорции и размеры храмов, устройства нефов, а также сходство археологического материала из их усыпальниц. Видимо, исключается подражание в архитектурном решении, так как формы церквей резко отличаются. С другой стороны, все перечисленное может быть только отражением одной традиции и школы, когда при различии форм основные архитектурные параметры и пропорции остаются неизменными. Таким образом, разница «в возрасте» памятников составляет не более 20—30 лет. При этом еще раз отметим, что «большой храм» вырублен более качественно.

Попытаемся уточнить датировку памятников. Для этого обратимся к археологическому материалу из усыпальниц.

Вряд ли стоит сомневаться в датировках конкретных вещей, предложенных А. Айбабиным (1991, с. 46—47). Однако хронология всего комплекса, на наш взгляд, требует некоторого уточнения. Для этого рассмотрим таблицу сочетания циклов вещей из усыпальниц, составленную на основе датировок А. Айбабина (рис. 172). Из обнаруженных вещей X—XI вв. датируются деревянные гребни, серьги и височные кольца из гладкой бронзовой проволоки с сомкнутыми концами. Бронзовые бубенчики датируются X—XV вв., бронзовые пуговицы — VII—XI вв., браслеты из синего стекла — концом IX в. — поздним средневековьем, перстень из двух бронзовых проволок — XII в. Следовательно, датировка А. Айбабиным храмов концом IX в. основана только на браслетах из синего стекла, которые известны даже в слоях XIV—XV вв. (например, Мангуп). Теоретически браслеты могли оказаться в усыпальницах и в конце IX в., и в X в., и в XI в., и в XII в. Поэтому абсолютная датировка, основанная только на указанных браслетах, вряд ли правомерна. Анализ же циклов вещей (рис. 172) показывает, что IX в., как время сооружения храмов, исключается, в противном случае придется признать, что хоронили тогда только с браслетами (другие вещи из усыпальниц в IX в. не бытовали), а это маловероятно.

Корреляция датировок показывает, что все указанные вещи вместе бытовали только в X—XI вв., за исключением упомянутого перстня, датирующегося XII в. Таким образом, появление храмов в районе подъемной дороги можно датировать X—XI вв. Функционировали они и в XII в. Данный вывод подтверждается и материалом из гробниц, датируемых А. Айбабиным X—XI вв. (1993, с. 128). Как известно, обычаи захоронения в усыпальницах и гробницах являются составной частью одного обряда (там же, с. 128—129), и поэтому время их функционирования должно совпадать.

Более узкую датировку, основываясь только на археологическом материале, предложить нельзя без приведения других аргументов — анализа исторической ситуации на Эски-Кермене и его топографических особенностей.

Учитывая, что в районе подъемной дороги в X—XI вв. находился некрополь, перспективно определить его связь с некрополем, расположенным на юго-восточном склоне городища. Последний возникает в конце VI в., а первоначальные захоронения в нем производились в склепах и подбойных могилах (Айбабин 1991, с. 45). С конца IX — начала X в. в связи с окончательной победой христианства обряд захоронения меняется: вырубаются гробницы и склепы по типу усыпальниц (там же, с. 48). Причем это характерно не только для Эски-Кермена. По данным А. Айбабина, с конца IX—X вв. в Готии были заброшены почти все раннесредневековые грунтовые могильники, рядом с которыми возникли церковные плитовые некрополи. С X в. в гробницах и усыпальницах стали хоронить на Мангупе, Бакле, в Судаке, Херсоне (1993, с. 129).

Видимо, не позднее середины X в. некрополь Эски-Кермена был заброшен, уже в XI—XII вв. здесь были разбиты виноградники и огороды (Айбабин 1991, с. 49). Так как у нас нет никаких оснований говорить о смене населения Эски-Кермена в X в., то между прекращением функционирования некрополя и использованием его территории под сельскохозяйственные культуры должно было пройти определенное время, приблизительно лет 30—50. Если даже допустить, что виноградники были разбиты в самом начале XI в., то функционирование некрополя могло прекратиться где-то с середины второй половины X в. (учтем, что захоронения X в. присутствуют) (Айбабин 1991, с. 48).

Логично предположить, что кладбище в районе подъемной дороги приходит на смену старому могильнику. На наш взгляд, нет оснований утверждать, что они долго сосуществовали (там же, с. 49). Ведь, по данным А. Айбабина, во многих местах церковные плитовые могильники, приходя на смену грунтовым, располагались рядом с последними. Видимо, аналогичная ситуация наблюдалась и на Эски-Кермене, когда на смену некрополю на юго-восточном склоне приходит церковный некрополь на юго-западном (район подъемной дороги). Данному предположению не противоречит и археологический материал (там же, с. 48—49).

Таким образом, даже если допустить, что пещерные храмы возникают сразу после первых захоронений на новом некрополе (как упоминалось, здесь известны еще две наземные часовни), логично было бы предположить, что кладбище развивалось снизу, от часовен, вверх к пещерным храмам, начало их сооружения, вероятнее всего, относится ко времени не ранее середины — второй половины X в. А если принять во внимание, что между сооружением храмов мог пройти определенный период (по нашим представлениям, не более 30 лет), время создания пещерных церквей в районе подъемной дороги следует определить серединой X — началом XI в.

Настоящая датировка не противоречит и современным представлениям об истории городища. Надежно датированные строительные остатки IX—X вв., как и более раннего времени (за исключением оборонительных стен и оборонительных пещерных сооружений конца VI—VII вв.) (Айбабин 1991, с. 48; Могаричев 1992, с. 72), на Эски-Кермене не известны, хотя захоронения и керамика этого времени имеются. Исследования базилики показали, что массовый материал и инвентарь погребений относятся к X—XII вв. (Паршина 1988, с. 48), а в XI в. она существенно перестраивается (там же, с. 50). К XII—XIII вв. территория городища уже была прочно застроена усадьбами (Веймарн 1982; Айбабин 1991, с. 49).

Можно сделать вывод, что с X в. на Эски-Кермене начинается процесс зарождения городской жизни (до этого мы можем говорить о городище только как о крепости), который получает дальнейшее развитие в XI—XIII вв. (Могаричев 1992, с. 100). С этим можно связывать появление нового некрополя с 4—6 часовнями, вокруг которых группировались погребальные сооружения. По всей видимости, каждая из часовен обслуживала какую-то часть населения или несколько семей.

Скорее всего, в районе подъемной дороги находились захоронения не самых знатных и богатых жителей. Напомним, что в указанный период захоронения производятся также в главном храме Эски-Кермена — базилике — и в большой и, вероятно, важной (учитывая наличие горнего места) церкви — «Судилище».

Надо думать, что рассматриваемые памятники являются одними из самых древних пещерных церквей горного Юго-Западного Крыма.

Исследуя Эски-Керменский могильник, Н. Репников предположил, что способ захоронения в усыпальницах с последующим перезахоронением в костницах (гробницах) заимствован из Сирии и Малой Азии (1932в., с. 180). Этот вывод был поддержан А. Айбабиным (1991, с. 48; 1993, с. 129). В связи с этим интересно поперечное расположение нефов рассматриваемых памятников. Как известно, такое архитектурное решение характерно именно для византийского востока (Брунов 1935, с. 459—465; Якобсон 1983, с. 76—77; Rodley 1985, p. 216). Эти факторы, а также гипотеза Ф. Шмита о восточновизантийском происхождении Эски-Керменской базилики (1932, с. 240—241), на наш взгляд, позволяют поставить вопрос о наличии в X—XI вв. на Эски-Кермене группы выходцев из восточных областей империи. Работа в этом направлении кажется перспективной.