Прикосновение к тайне

От стихотворения «Дорида» до поэмы «Полтава», через всю лирическую поэзию Пушкина, с 1819 по 1828 год, проходит тема «утаенной любви». Пик ее развития относится к первой половине 1820-х годов, то есть ко времени создания поэтом «крымского» романтического цикла. В немалой степени интересу к этой теме читателей, а позднее и пушкинистов способствовал сам поэт, его поведение и переписка. Постепенно у поклонников поэзии Пушкина, в его окружении сложилось представление о личном характере стихов об «утаенной любви», об их связи с крымскими впечатлениями Александра Сергеевича. Убедительность такому представлению придало то обстоятельство, что автор стихов дал понять своим корреспондентам, что предмет его увлечения и женщина, сообщившая поэту бахчисарайскую легенду о старинной любовной драме, — одно и то же лицо. Еще летом 1823 года Пушкин писал брату об одесском своем сослуживце и стихотворце В.И. Туманском: «...Я прочел ему отрывки из «Бахчисарайского фонтана» (новой моей поэмы), сказав, что я не желал бы напечатать ее потому, что многие места относятся к одной женщине, в которую я был очень долго и очень глупо влюблен...» [1]. Позднее в письме к А.А. Бестужеву-Марлинскому поэт сделал важное признание: «Я суеверно перекладывал в стихи рассказ молодой женщины» [2]. Особую роль в распространении версии об «утаенной любви» сыграло «Письмо к Д.», литературная часть которого под названием «Отрывок из письма к Д.» была в 1826 году напечатана в альманахе «Северные цветы». С 1830 года текст «Отрывка...» неоднократно печатался как приложение к поэме «Бахчисарайский фонтан», что способствовало закреплению в сознании читателей легенды о тайной любви поэта. В отличие от всех других источников, в «Письме к Д.» и его варианте (в «Северных цветах») есть зашифрованное указание на лицо, сообщившее автору предание, лежавшее в основе сюжета поэмы: «Я прежде слыхал о странном памятнике влюбленного хана. К. поэтически описывала мне его, называя la fontaine des larmes» [3].

Почитатели, а затем и многие биографы Пушкина стали считать неизвестную К. объектом тайной любви поэта и вдохновительницей «Бахчисарайского фонтана». Усилия пушкинистов были направлены на определение личности таинственной К. Вместе с тем рождались концепции, в которых смысл и значение этого инициала трактовались иначе. Не всегда исследователи отождествляли «утаенную любовь» поэта и женщину, рассказавшую ему легенду о бахчисарайском фонтане. Еще в 1899 году М.Б. Карский высказал мнение о том, что объектом чувств Пушкина была, «вернее всего», «юная и нежная Елена», дочь генерала Н.Н. Раевского. Но он считал, что «темой для поэмы послужил рассказ Кат. Ник. Раевской, слышанный Пушкиным в Гурзуфе» [4], а инициал К. расшифровывал как Катерина Николаевна Раевская.

А.С. Пушкин в Бахчисарайском дворце. Г. и Н. Чернецовы

В начале века П.И. Бартенев в комментарии по поводу фразы с буквой «К», писал: «Вероятно, это та самая женщина, про которую Пушкин говорил, что поэма его «Бахчисарайский фонтан» есть не что иное, как переложение в стихи ее рассказа. Буква К. поставлена в печать, может быть, для прикрытия» [5]. Ученый считал, что Пушкину нужно было отвлечь внимание читателей от женщины, в которую был влюблен поэт.

Так же объяснил появление этой буквы в «Письме к Д.» и профессор П.Е. Щеголев, считавший объектом любви поэта Марию Раевскую. Он же доказывал, что предание о Фонтане слез Пушкин узнал от Николая Раевского-младшего. Его доказательство строится на анализе черновика пушкинского посвящения к «Бахчисарайскому фонтану». В заглавии посвящения поставлены инициалы «Н. Н. Р.». В черновике он обратил внимание на вариант позже измененного стиха.

«Давно печальное преданье
Ты мне поведал в первый раз». [6]

В этом случае налицо противоречие между данным вариантом и известным П.Е. Щеголеву текстом «Письма к Д.». Исследователь объяснил появление буквы «К» необходимостью мистификации, чтобы отвлечь внимание от сестер Раевских после публикаций Ф.В. Булгарина и А.А. Бестужева-Марлинского [7]. Такое объяснение нельзя признать удовлетворительным. Оно опровергается хронологией публикаций. Элегия «Редеет облаков летучая гряда...» была напечатана в альманахе «Полярная звезда» за 1824 год, вышедшем в декабре 1823 года. Вскоре между поэтом и издателем А.А. Бестужевым-Марлинским возник конфликт из-за трех последних строк, опубликованных издателем вопреки желанию Пушкина. Вторая публикация, заметка Ф.В. Булгарина «Литературные новости», где автор предал гласности отрывок из письма Пушкина к А.А. Бестужеву-Марлинскому от 8 февраля 1924 года (где он сообщал, что «суеверно перекладывал в стихи рассказ молодой женщины»), была осуществлена в третьем номере первой части «Литературных листков» за 1824 год. А теперь посмотрим, когда появился инициал К. «Отрывок из письма к Д.» был напечатан в апреле 1825 года в «Северных цветах» за 1826 год. Как видим, первые две публикации осуществлены намного раньше последней. Становится ясно, что Пушкин не преследовал цель отвлечь внимание читателей двух предыдущих публикаций от сестер Раевских, иначе «Отрывок из письма к Д.» появился бы в печати раньше. Таким образом, противоречие между двумя текстами Пушкина сохранялось и оставалась невыясненной функция буквы «К».

В некоторых гипотезах предполагалось, что буква «К.» — инициал женской фамилии.

П.К. Губер видел за этим инициалом графиню Наталью Викторовну Кочубей, дочь тогдашнего министра внутренних дел [8].

В интереснейшей работе Ю.Н. Тынянова «Безыменная любовь» называется имя Екатерины Андреевны Карамзиной, жены великого историка [9].

Б.Л. Недзельскому принадлежит новое прочтение первой черновой редакции исследуемой нами фразы: «В первой редакции черновика даже ясно читается: «К ** поэтически описал мне его [фонтан], а не «описала» [10]. Он же пришел к выводу о том, что «для решения вопроса о том, кто рассказал Пушкину Бахчисарайскую легенду, загадочная буква К** в письме к Дельвигу не может дать никаких указаний» [11].

Титульный лист первого издания поэмы «Бахчисарайский фонтан». 1824 год

Отвергая либо принимая букву «К» в качестве инициала женского имени, все исследователи в конечном итоге искали объект привязанности поэта. При этом, как видим, абсолютизировали биографичность пушкинского творчества. В этом, изначально неправильном подходе следует, очевидно, искать причину одностороннего характера поисков. Одним из результатов такого подхода стало недостаточное изучение текстов Пушкина. За пределами исследований остались черновые редакции «Письма к Д.». Одна из них, первая черновая редакция фразы, содержащей букву «К», имеет принципиальное отличие от окончательного варианта. Впервые она была опубликована в 1940 году в восьмом томе академического издания сочинений Пушкина. В этой редакции фраза звучит так: «К. поэтически описал мне его и называл La fontaine des larmes» 12]. Дата опубликования в определенной степени объясняет причину, по которой первые исследователи проблемы не учли эту редакцию. Такое прочтение было осуществлено редакторским коллективом тома, который составляли виднейшие пушкинисты — С.М. Бонди, В.В. Виноградов, Л.Л. Домгер, Н.В. Измайлов, И.Н. Медведева, Б.Л. Модзалевский и общий редактор тома Б.В. Томашевский.

Более поздние исследователи могли ознакомиться с первой черновой редакцией фразы и в других изданиях. Так, в комментариях к «Отрывку из письма к Д.» в десятитомном издании сочинений Пушкина профессор Б.В. Томашевский отметил: «После слов «влюбленного хана» в черновом тексте следует: «К*** поэтически описал мне его и называл la fontaine des larmes». Только в беловом тексте Пушкин заменил мужской род женским, согласно тексту поэмы» [13]. Аналогичный комментарий М.Е. Мясоедовой содержится в сборнике автобиографической прозы Пушкина [14] и некоторых изданиях сочинений.

Мария Николаевна Раевская (1805—1863). Акварель неизвестного художника

Но введение в научный оборот нового варианта прочтения не привело к смене в направлении поиска. Очевидно, сказалось влияние традиции, заложенной выдающимися пушкинистами многие десятилетия назад. В 1960 году появилось исследование Л.П. Гроссмана, где автор обосновывает версию, согласно которой К — Софья Станиславовна Киселева, жена начальника штаба второй армии. «Киселева поэтически описывала мне его», [15] — так, по мнению Л.П. Гроссмана расшифровывается пушкинская фраза из «Отрывка...».

Б.В. Томашевский изложил свою точку зрения об источнике информации Пушкина с учетом нового прочтения исследуемой фразы. В монографии «Пушкин» он утверждал, что легенду о Фонтане слез поэт узнал «в семье Раевских». Наличие же двух вариантов прочтения ученый объяснял тем, что позднее Пушкин сам не мог установить, от кого конкретно он услышал предание. Б.В. Томашевский писал: «Неопределенность этой буквы усиливается тем, что в черновике фраза читается: «К*** поэтически описал мне его и называл La fontaine des larmes». Итак, мы даже не знаем — он или она скрывались за буквой «К». [16]. Не претендуя на окончательное решение проблемы, ученый признал правомерным существование двух направлений исследований, соответствующих двум вариантам прочтения черновика «Письма к Д.»

Итогом проводившихся поисков стали несколько концепций, созданных в результате традиционного прочтения пушкинской фразы из «Письма к Д.». Разработки с учетом второго варианта прочтения не проводились, что обусловило односторонний характер исследований. Этим и определяется необходимость продолжения поиска, конечная цель которого заключается в получении ответа на вопрос: был ли в мужском окружении Пушкина кто-либо с фамилией, начинавшейся с буквы «К», кто мог бы сообщить Александру Сергеевичу бахчисарайскую легенду до приезда поэта в Крым.

Софья Станиславовна Киселева (1801—1875). Д. Хейтер. 1831 год

В петербургском круге общения поэта такого человека найти не удалось.

Такое лицо обнаруживается среди тех, с кем Пушкин встречался в Киеве в 1820—1821 годах. В монографии И.Л. Андроникова «Лермонтов. Исследования и находки» опубликованы фрагменты воспоминаний Веры Ивановны Анненковой, урожденной Бухариной (1813—1902), в детстве не раз видевшей Пушкина в киевском доме своего отца. Часть воспоминаний, напечатанных в этом исследовании, относится к 1820—1821 годам, когда поэт дважды побывал в Киеве. Впервые он приехал сюда 14 либо 15 мая 1820 года и находился в городе недолго. Уже 15 или 16 мая Пушкин, направлявшийся в Екатеринослав, проехал Золотоношу. Тем не менее, В.И. Анненкова утверждает, что именно тогда она увидела поэта.

Семья Бухариных была тогда самой известной в городе. Иван Яковлевич Бухарин (1772—1858) принадлежал к числу крупных администраторов александровского царствования. Он служил вице-губернатором Кавказской губернии, был выборгским вице-губернатором, финляндским, рязанским и астраханским губернатором. В 1820 году его перевели на ту же должность в Киев.

Александр Николаевич Раевский (1795—1868). Неизвестный художник. Первая половина XIX века

Его жена, Елизавета Федоровна, урожденная Полторацкая (1789—1828) приходилась двоюродной сестрой Анне Петровне Керн и племянницей Елизавете Марковне Олениной — жене статс-секретаря и президента Академии художеств Алексея Николаевича Оленина.

Дом губернатора был всегда полон гостей. Бывали здесь и Раевские, ближайшие соседи Бухариных. В.И. Анненкова вспоминала:

«Сад губернаторского дома был у нас общим для двух домов, и мы часто видели генерала. Сын генерала Раевского несколько раз приходил присутствовать на моих уроках» [17]. Кратковременность пребывания Пушкина в Киеве делает неизбежным вопрос: мог ли поэт, прожив 1—2 дня у Раевских, познакомиться с Бухариным?

Первооткрыватель мемуаров по этому поводу заметил: «Много времени на это не требовалось, тем более что дома Раевских и Бухариных стояли в одном саду. Во всяком случае, утверждение Веры Бухариной, что это было в 1820 году, опровергнуто быть не может» [18].

Среди постоянных посетителей дома Бухариных в мемуарах В.И. Анненковой упоминается «Капнист, сын поэта, наш сосед по деревне, с которым мои родители были близко связаны...» [19]. Речь идет об Алексее Васильевиче Капнисте, сыне известного поэта В.В. Капниста, в то время активном участнике декабристского Союза благоденствия. В отличие от М.П. Бестужева-Рюмина, С.Г. Волконского, Г. Олизара, С.И. Муравьева-Апостола и других он не был просто светским знакомым хозяев. Связи семьи Капнистов с Бухариными имели к тому времени свою историю. Как сообщает И.Л. Андроников, детские годы Веры Ивановны «прошли в харьковском имении Боброво, где первым учителем ее был автор «Ябеды» — талантливый драматург Василий Васильевич Капнист» [20]. Вероятно, такое внимание к ребенку со стороны маститого литератора объясняется, в частности, его давней дружбой с А.Н. Олениным, внучатой племянницей жены которого была мемуаристка.

Киев. 20-е годы XIX века. Рисунок П. Свиньина

Во время первого приезда Пушкина в Киев поручик А.В. Капнист был частым и желанным гостем Бухариных. И это делает весьма вероятным его знакомство с поэтом в салоне киевского губернатора в середине мая 1820 года, когда опальный Пушкин был на пути в Екатеринослав. Вторично Пушкин приехал в Киев 30 января 1821 года. В этот раз его пребывание там было более продолжительным — около двух недель, до 12 февраля включительно. Как и в первый приезд, Пушкин остановился у генерала Н.Н. Раевского, общался с Аглаей Антоновной и Александром Львовичем Давыдовыми, с генералом М.Ф. Орловым и поэтом-партизаном Д.В. Давыдовым. К этому же времени относятся встречи Пушкина с Бухариными в их доме. В.И. Анненкова в связи с этим вспоминала: «Мой отец, обязанный за ним наблюдать, просил его для облегчения этого дела считать губернаторский дом своим. Молодой поэт поймал его на слове и проводил свою жизнь у нас» [21].

«В ту пору мне было около восьми лет», [22] — писала В.И. Анненкова. Действительно, в начале февраля 1821 года ей было около восьми лет. Есть и другие моменты, свидетельствующие о точности ее воспоминаний. Таким образом, в Киеве поэта и в этот раз окружали люди, для которых Крым представлял большой интерес: Раевские, М.Ф. Орлов и А.В. Капнист, который мог рассказать о Крыме, и, в частности, о Бахчисарае больше, чем кто-либо другой в киевском окружении Пушкина. Надо полагать, в это время встречи А.В. Капниста с Н.Н. Раевским-старшим были более или менее частыми. Косвенно это доказывается тем фактом, что 4 ноября 1821 года Алексей Васильевич был назначен адъютантом генерала. Так что в феврале Пушкин мог встречаться с Капнистом в обоих домах — и у Бухариных, и у Раевских.

Аглая Антоновна Давыдова. Миниатюра. 10-е годы XIX века

А теперь всмотримся в историю семьи автора знаменитой комедии «Ябеда», всмотримся внимательно, чтобы оценить значение киевских встреч Алексея Капниста с поэтом.

Связи Капнистов с Крымом были более давними и широкими, чем у кого бы то ни было из пушкинского окружения. Сестра Алексея Софья Васильевна Капнист-Скалон оставила ценнейшие мемуары, в которых коснулась истории предков: «Дед мой, Василий Петрович К [апнист], отважный воин, сделавшийся известным с Малороссии, был родом грек; начал службу свою под знаменами Петра Великого в несчастный Прутский поход, неоднократно разбивал партии крымцев и ногайских татар, ...потом в 1736 году он находился в Крымском походе под начальством графа Миниха и за оказанное мужество пожалован полковником миргородским» [23].

Летняя беседка в Бахчисарайском дворце. Акварель Н. Чернецова

По данным В. Афанасьева, матерью В.В. Капниста была крымская турчанка Сальма [24].

Следующее поколение этой семьи представляют Петр Васильевич Капнист и его младший брат, известный поэт и драматург, «первый певец Тавриды» Василий Васильевич Капнист. Первый из них вскоре после присоединения Крыма к России приобрел имение в Судакской долине у горы Узун-Кыр (Низкая гора). Место это и сейчас известно как «капнистова земля». С.В. Капнист-Скалон вспоминала: «Обед наш был простой, но вкусный, и вместо дорогих вин подавались всегда выторочки из домашнего судацкого вина (у нас в то время был сад в Крыму)...» [25].

В первые годы после присоединения Крыма к России сохранялась опасность турецкого вторжения на полуостров. В.В. Капнист беспокоился о брате, особенно с появлением слухов о скором начале войны с Турцией. Сохранилось его письмо к жене от 2 ноября 1786 года, в котором отражены его опасения за судьбу старшего брата Петра Васильевича: «Дорогая моя, напиши мне, где мой брат? Что о нем слышно? Я ему напишу, чтобы он уезжал из Крыма, ибо оставаться там теперь очень опасно, ежели война действительно неизбежна» [26].

Николай Николаевич Раевский-младший (1801—1843). В.А. Тропинин

Общественная деятельность и личные связи В.В. Капниста поддерживали его интерес к Крыму.

Еще в январе 1773 года Василий Васильевич был переведен на службу в лейб-гвардии Преображенский полк, где зародилась его дружба с Г.Р. Державиным, длившаяся всю жизнь. Позднее Г.Р. Державин создал несколько стихотворений, посвященных русско-турецким войнам и Крыму. Знаменитым стал его «Водопад», где показана деятельность Г.А. Потемкина по присоединению Крыма к России. Особую популярность получила строка «Великолепный князь Тавриды», повторенная Пушкиным во второй песне «Руслана и Людмилы». В стихотворении «Осень во время осады Очакова» Крым упоминается Г.Р. Державиным под названием «царства Митридата». Эти и другие произведения друга, тематически связанные с Крымом, В.В. Капнист, несомненно, знал. Знал он и о роли Г.Р. Державина в решении проблемы крымских озер, возникшей в начале 1800-х годов, когда Гавриил Романович занимал пост министра юстиции. По его настоянию соляные промыслы Крыма были переведены в казенное ведомство и тем самым прекратилась разорительная практика их эксплуатации откупщиками.

Во второй половине 1770-х годов В.В. Капнист завязал дружбу с Н.А. Львовым, талантливым архитектором, художником, критиком и поэтом. В 1787 году, во время путешествия в Крым Екатерины II, Николай Александрович Львов был зачислен в свиту императрицы. 20 мая он побывал в Бахчисарае. Восточный колорит города чрезвычайно понравился Н.А. Львову: «Бахчисарай показался нам действительно с тысяча одной ночи: чудное положение его в ущелье двух утесистых гор покрыто чудеснейшими еще строениями, одно с другим наперекос и кой-как связанными. Дворец ханской, в котором преемница царя московского, данника Крымской орды, ночевала, похож на клетку, в которой для роскоши и самая удобность жизни пожертвована пестроте, стеклам, фонтанам, решеткам» [27]. Н.А. Львов побывал во всех пунктах императорского вояжа по Крыму. Впечатления Н.А. Львова известны из его письма к С.Р. Воронцову. В подготовке встречи Екатерины II под Киевом и самой церемонии приветствия активное участие принял и В.В. Капнист, в ту пору предводитель дворянства Киевской губернии. 28 января 1787 года в урочище Казары, на границе Киевской и Черниговской губерний, состоялась встреча императрицы с местными жителями. В.В. Капнист возглавлял депутацию дворянства. С этого события началось общение двух друзей, длившееся три месяца. Им не доставало еще одного друга и будущего родственника — Г.Р. Державина. Действительно, со временем друзья породнились, женившись на дочерях сенатского обер-прокурора Алексея Афанасьевича Дьякова.

Татарский танец. Литография Карло Бос соли

На следующий день после встречи В.В. Капнист выступил перед высокими гостями с приветственной речью. В Киеве императрица неоднократно приглашала поэта к столу, а 12 марта крестила только что родившегося у него сына Николая. Затем Василий Васильевич получил от Екатерины II приглашение сопровождать ее до Кременчуга. Все эти обстоятельства дали возможность В.В. Капнисту многое узнать о планах пребывания высоких гостей в Крыму.

Василий Васильевич Капнист первым из русских поэтов посвятил стихи Крыму, только что ставшему частью Российской империи. К 1784 году относится его незаконченное стихотворение «На завоевание Тавриды». Уже первые строки произведения дают возможность почувствовать необычность образа Крыма, созданного автором:

«Приятная весна обратно к нам спешит,
И птичек, и цветы, и голос мой живит.
Какую ж песнь на лире я настрою?..» [28].

Крымовед П. Дегтярев отмечал, что «представление об этом крае ассоциируется у поэта с приходом весны» [29].

Спустя 12 лет в сборнике «Лирические сочинения Василия Капниста» (СПб, 1806) появилось еще одно «крымское» стихотворение «Другу сердца», в котором отразились впечатления поездки по Крыму в 1803 году. Путешествие завершилось в судакском имении брата. Здесь поэт прожил несколько недель и об этих местах написал восторженные стихи. В беседе со своим воображаемым другом автор говорит о желании жить на склоне лет в родных местах. Если же судьба распорядится иначе, поэт сердцем выбирал Крым:

«Но ежели свирепством рока
Удела милого лишусь,
На тучный брег Солдайска тока,
В Тавриду древню преселюсь,
Где овцы пеленой обвиты,
Красу сребристых нежат рун,
Отколь в кумирах знаменитый
Владимиром сражен Перун.
Земли тот уголок счастливый
Всех боле мест манит мой взор:
Средь леса зреют там оливы,
Мед каплет из ущелья гор.
Там долго ветр весенний веет,
Гнетет недолго зимний хлад:
В долинах, как янтарь, желтеет
Токайский сладкий виноград» [30].

Крым увлек В.В. Капниста. Возвратившись в свое имение Обуховку, поэт планировал посвятить полуострову очерк. «Чем же займетесь теперь? Крымом? Знаю, верю, жду, что новое, хорошее, полезное о Крыме будет...» [31], — писал В.В. Капнисту протоиерей Киево-Софийского собора И.В. Леванда 23 января 1804 года.

Знаток античной истории и культуры, Василий Васильевич исследовал маршрут Одиссея во время его легендарного плавания. С этой целью В.В. Капнист изучил древнегреческие поэмы «Илиаду» и «Одиссею». В результате он пришел к выводу о том, что Одиссей плавал не в Средиземном, а в Черном и Азовском морях.

Летом 1815 года В.В. Капнист собирался в новую поездку по Крыму. Как писал поэт своим сыновьям, он планировал вместе с членами семьи поехать к Петру Васильевичу Капнисту в имение Трубайцы под Кременчугом, а затем «для рассеяния ...ехать с ним в Крым, посетить места, где, по моему мнению, мореходствовал Улисс» [32]. Желание В.В. Капниста осуществилось летом 1819 года. В этот раз поэт, члены его семьи и жена его друга, великого стихотворца Г.Р. Державина, Дарья Алексеевна, объездили юго-западный Крым. Несколько дней они провели в Севастополе, осмотрели руины Херсонеса. Затем некоторое время жили в Бахчисарае, в бывшей резиденции крымских ханов. Здесь значительным событием стала для них верховая поездка в пещерный город Чуфут-Кале. Затем, посетив Симферополь, путешественники уехали в Судак. Здесь В.В. Капнист оставался до октября, активно исследовал окрестности. Поэт осмотрел генуэзскую крепость, Отузскую долину, другие достопримечательности полуострова. Крымовед П. Дегтярев предположил, что «отсюда деятельный и непоседливый Капнист совершил поездку в Феодосию, Керчь и на Таманский полуостров, которые упоминаются в его переписке» [33]. Хотя творческих результатов эта поездка не имела, она не была менее результативна, чем путешествие 1803 года. В том же году по итогам увиденного в Крыму В.В. Капнист направил письмо министру народного просвещения князю А.Н. Голицыну, в котором напомнил, что «ни один из ученых людей в Отечестве нашем не посвятил до сих пор трудов своих на точное исследование достопамятностей» Тавриды. Поэт предостерегает: «малейшее упущение времени и коснение в принятии нужных мер осторожности лишит и самых усердных изыскателей последнего средства к открытию древностей» [34].

Спустя год Василий Васильевич узнает, что на полуостров отправлена экспедиция Академии наук. В связи с этим поэт писал сыну Семену, жившему в Петербурге: «Ты меня весьма обрадовал известием о посылке г-на Келлера в Тавриду... Постарайся познакомиться с г-ном Келлером и попроси его, чтобы он заехал ко мне: мы бы с ним о тамошних местах поговорили» [35]. В более позднем письме В.В. Капнист высказывает сожаление о том, что по состоянию здоровья ему «нельзя будет поехать в Крым, как туда экспедиция академическая приедет» [36]. Вместо него туда поехал сын Семен, проживший на полуострове более шести месяцев, занимаясь поисками древностей. Здесь Семен Капнист создал стихотворение «Вечер в Тавриде», в котором отразилось его отношение к разрушениям памятников древности.

Вспомним о поездке Капнистов в Крым в 1819 году и обратимся к главному — дням, прожитым ими в Бахчисарайском дворце. Откроем мемуары С.В. Капнист-Скалон: «В Бахчисарай мы приехали довольно поздно, остановились в самом дворце, который вечером показался мне таким мрачным, что я почти целую ночь не могла уснуть; мне все казалось, что тени умерших ханов бродят по нем, и что я вижу которого-нибудь из них в углу комнат, разделенных большими арками и устланных какими-то соломенными блестящими коврами, которые от ветра из-под полу поднимались волнами. Дворец в то время не был ни обновлен, ни переделан и не испорчен, как теперь, и находился в том виде, как был при ханах. Вызолоченные пестрые потолки и стены высоких комнат были истинно великолепны с их низкими парчовыми диванами. Мраморные ванные с фонтанами, бьющими со всех сторон и окруженными кустами цветущих роз, казались истинно чем-то волшебным... я не могла смотреть равнодушно на мрачный терем и на особенный фонтан с крестом наверху, принадлежавший пленнице последнего хана, княжне Потоцкой, которая прожила там несколько лет в заточении и похоронена в саду, близ дворца, на ее памятнике изображен тоже крест... Мы удивились, увидя в ее тереме картину, вышитую разными шелками в гладь по атласу, подаренную ей одним из обуховских жителей, Ф.Г. Григоровским, которого и имя было там подписано. Он, будучи в Бахчисарае, до того понравился последнему хану, что тот предложил ему жить у него и забавлять за стеною любимую пленницу его Потоцкую игрою на гитаре и приятным пением русских и польских песен.

В 1819 году в журнале «Сын Отечества» была напечатана статья В.В. Капниста «Мнение, что Улисс странствовал не в Средиземном, но в Черном и Азовском морях».

Он довольно долго жил там, но приближенные к хану, неизвестно за что, возненавидели его до того, что едва не лишили жизни. Они подложили под его постель значительное количество ханского серебра, обличив его в краже, за что, по их законам, он был присужден к смерти; одно спасение его было, как он сам говорил, в бегстве с опасностью для жизни, ибо он должен был, чтобы спасти себя, броситься ночью со страшно высокой стены. Ф.Г. Григоровский был бедный дворянин, которого мой отец очень любил и впоследствии приютил у себя со всем семейством, выстроив ему особенный домик в саду и снабдив его землею, прислугою и всем вообще нужным». И далее: «Он до смерти не оставлял семейства нашего; три дочери его воспитывались вместе с нами матерью нашей, а два сына — на счет нашего отца в казенных заведениях» [37].

Что же дал нам этот фрагмент воспоминаний? Возможность сделать окончательный вывод. Перед нами документальное свидетельство того, что семье В.В. Капниста, в том числе его сыну Алексею, была известна бахчисарайская легенда. С учетом обстоятельств, перечисленных выше, можно предположить, что загадочный К. — это Алексей Капнист, представитель семьи, имевшей многолетние, разносторонние и прочные связи с Крымом.

Литература

1. Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 10-ти тт. — Т. 10. — Л., 1979. — С. 53

2. Там же. — С. 67.

3. Пушкин А.С. Отрывок из письма к Д // Там же. — Т. 6. — Л., 1978. — С. 430

4. Карский М.Б. Пушкин в Тавриде. — Симферополь, 1899. — С. 48.

5. Бартенев П.И. Пушкин в Южной России // Бартенев П.И. О Пушкине. — М., 1992. — С. 154.

6. Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 19-ти тт. — Т. 4. — М., 1994. — С. 401.

7. Щеголев П.Е. Из жизни и творчества Пушкина. — М. — Л. 1931. — С. 150—254.

8. Губер П.К. Дон-Жуанский список Пушкина. — М., 1990. — С. 254—279.

9. Тынянов Ю.Н. Безыменная любовь // Тынянов Ю.Н. Пушкин и его современники. — М., 1908. — С. 209—232.

10. Недзельский Б.А. Пушкин в Крыму. — Симферополь, 1928. — С. 77.

11. Там же.

12. А.С. Пушкин. Полн. собр. соч.: В 16-ти тт. — Т. 8. Кн. 2. — М., 1940. — С. 1000.

13. Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 10-ти тт. — Т. 6. — Л., 1979. — С. 553.

14. Мясоедова М.Е. Примечания // Пушкин А.С. Дневники. Автобиографическая проза. — М., 1989. — С. 333—334.

15. Гроссман А.П. У истоков «Бахчисарайского фонтана» // Пушкин. Исследования и материалы. Т. III. — М.—Л., 1960. — С. 53.

16. Томашевский Б.В. Пушкин. — Кн. 2. — М. 1990. — С. 119.

17. Андроников И.А. Лермонтов. Исследования и находки. — М., 1968. — С. 162.

18. Там же. — С. 163.

19. Там же. — С. 162.

20. Там же.

21. Там же.

22. Там же.

23. Капнист-Скалон С.В. Воспоминания // Воспоминания и рассказы деятелей тайных обществ 1820-х годов. — Т. 1. — М., 1931. — С. 298—299.

24. Афанасьев В. Жуковский. — М., 1987. — С. 6.

25. Капнист-Скалон С.В. Указ. соч. — С. 324.

26. Капнист В.В. Собрание сочинений. В 2-х тт. — Т. 2. — М.—Л., 1960. — С. 298.

27. Цит. по кн. Глумов А.Н. А. Львов. — М., 1980. — С. 81—82.

28. Капнист В.В. Собрание сочинений. В 2-х тт. — Т. 1. — М.—Л., 1960. — С. 98.

29. Дегтярев П. Земли уголок счастливый // Дегтярев П., Вуль Р. У литературной карты Крыма — Симферополь, 1965. — С. 8.

30. Там же.

31. Капнист В.В. Собрание сочинений. В 2-х тт. — Т. 1. — М.—Л., 1960. — С. 43.

32. Там же. — Т. 2. — С. 491.

33. Дегтярев П. Указ. соч. // Там же. — С. 11.

34. Капнист В.В. // Там же. — Т. 2. — С. 526.

35. Там же. — С. 532.

36. Там же. — С. 533.

37. Капнист-Скалон С.В. Указ. соч. // Там же. — С. 353—354.