«Тень Аллаха на земле» (1609—1610)

Бунт Мехмеда и Шахина Гераев против Селямета I Герая — Ризван-паша примиряет их с ханом — Смерть Селямета I Герая — Мехмед III Герай занимает престол — Осада Кефе — Султан назначает ханом Джанибека Герая — Разгром Мехмеда и Шахина Гераев османским войском — Их бегство в Буджакскую Орду

Тайные планы Мехмеда и Шахина недолго оставались секретом для Селямета Герая. В этом была заслуга Джанибека Герая: доведавшись, что калга с нурэддином мечтают о перевороте, он немедленно доложил обо всем хану.¹

Селямет Герай решил пресечь бунт на корню и, не тратя лишних слов, приказал казнить калгу. Но свои осведомители в ханском окружении имелись и у Мехмеда Герая: узнав о готовящейся расправе, он вместе с Шахином умчался из Крыма на Кавказ.²

Следуя давнему примеру отца, они собрали в кавказских предгорьях отряд из ногайцев и черкесов и намерились ударить на хана из степей. Силы мятежников были, по-видимому, невелики, но их решимость не на шутку встревожила Селямета Герая, и хан запросил помощи у Стамбула.

Турция менее всего желала, чтобы Крым, чья военная помощь требовалась ей на многочисленных фронтах, погрузился в очередную смуту. Ахмед I срочно отправил в Кефе своего доверенного посланца, Ризван-пашу, поручив ему любыми мерами предотвратить волнения в Крымском государстве. Будучи искусным дипломатом, Ризван-паша сумел склонить враждующие стороны к примирению. При его посредничестве было решено, что всё останется по-прежнему: Мехмед с Шахином откажутся от претензий на трон, а Селямет Герай примет их обратно ко двору, вернет им прежние чины калги и нурэддина (отданные уже было Джанибеку и Девлету) и предаст забвению недавнюю ссору.³

Получив такие гарантии от имени самого султана, Мехмед и Шахин Гераи тронулись в обратный путь, чтобы примириться с ханом. Но не успели братья достичь Бахчисарая, как Селямет Герай, на поклон к которому они шли, скончался от тяжелой болезни.⁴ Покаянный путь двух прощенных мятежников превратился в триумфальное шествие к опустевшему трону. Джанибек Герай не отважился сопротивляться и бежал из столицы, опасаясь, как бы Мехмед и Шахин не поквитались с ним за доносительство. Тем временем два брата, торжествуя, вошли в Бахчисарай и приняли бразды правления государством: старший провозгласил себя ханом, а младший — калгой.

Опасения Джанибека Герая оказались совершенно справедливы. Едва взойдя на престол, Мехмед III Герай приказал искать доносчика по всему Крыму и уничтожить его, где бы тот ни находился. Скоро обнаружилось, что Джанибек и Девлет укрылись в Кефе, под защитой Ризван-паши. Мехмед Герай оседлал коня и во главе большого войска направился к стенам Кефинской крепости.

Расположившись возле Кефе лагерем, Мехмед Герай направил Ризван-паше письмо с грозным повелением: «Знайте, что я стал ханом, и что вся власть в моих руках. Поэтому я приказываю выдать мне укрывшихся у вас Джанибека Герая и Девлета Герая связанными по рукам и ногам... Если же вы воспротивитесь моему приказу — я выступлю на ваш город, разрушу его и обращу его в пепел».

Паша ответил, что беглецы находятся под защитой падишаха, которому принадлежит город Кефе, и посему выданы быть не могут. Кроме того, — намекнул Ризван-паша, — покуда ханские полномочия Мехмеда Герая не подтверждены Стамбулом, он не является законным правителем даже над собственными соотечественниками, и уж подавно не вправе отдавать приказы наместнику османской провинции.

Мехмед III Герай вспыхнул гневом:

— Какое отношение к государству Дэшт-и Кыпчак имеет род Османов, чтобы я принимал от него назначение?! — воскликнул он.⁵

В этих его словах выплеснулось негодование, которое уже десятилетиями переполняло сердца многих представителей рода Гераев.

Ханы Крымского Юрта — «повелители двух материков», как они гордо титуловали себя столетие тому назад — наследовали власть над народом от самого Чингиз-хана и не нуждались в чьем-либо позволении господствовать над собственной страной, ибо обладали этим правом с рождения. Крымские ханы по сей день считались номинальными владыками Дэшт-и Кыпчака (Кыпчакской Степи) — то есть, всей бывшей Золотой Орды, чьим престолом род Гераев овладел в 1502 году. Имея своим предком величайшего завоевателя Азии, Гераи (как и прочие Чингизиды) значительно превосходили знатностью происхождения всех прочих восточных владык — не исключая и потомков анатолийского эмира Османа, восседавших ныне на стамбульском троне.

И хотя обстоятельства заставили Менгли Герая признать в свое время покровительство османского падишаха, тем не менее, крымские ханы остались суверенными государями и турецкие правители не считали себя вправе вмешиваться в вопросы престолонаследия крымской династии. Однако последовавшие затем усобицы в ханском семействе, когда обделенные властью претенденты на трон охотно обещали султанам свою полную покорность в обмен на военную поддержку, сильно уронили авторитет Гераев в глазах Османов. Шаг за шагом падишахи укрепляли свое влияние в Крыму — и в конце концов добились того, что стали назначать и свергать ханов по собственному желанию.

Часто это сопровождалось насилием и злоупотреблениями, список которых с каждым десятилетием становился все обширнее. И если в правления Менгли и Мехмеда I Гераев об этом говорить еще не приходилось, то затем (не без помощи враждующих партий внутри самого Крыма) последовали расправа с Гази I Гераем, кровавая интрига против Сахиба Герая, разгром и гибель Мехмеда II Герая... Мехмед III Герай был еще младенцем в тот год, когда османские войска вышвырнули из Крыма его отца, — зато успел стать свидетелем тяжких забот, которые султан доставил Гази II Гераю; на его глазах разворачивалась и постыдная история с Фетхом Гераем, использованным везирями в нечестной игре против хана и брошенным на погибель, едва отпала надобность в нем... В том же ряду стоял и недавний случай с Тохтамышем Гераем; и хотя Мехмед сам приложил руку к его гибели, это ничуть не умаляло вероломства стамбульского двора в отношении юного хана.

— Неужели над моим мечом возвышается еще чей-то меч, чтобы я покорно просил у рода Османов об избрании на ханство, принадлежащее мне по праву наследства?!! — негодовал Мехмед III Герай в ответ на послания Ризвана.⁶

Пока продолжались эти переговоры, объятый ужасом Джанибек Герай упрашивал Ризван-пашу немедленно отпустить его в Стамбул. Паша, однако, не спешил прощаться с ним: вместо того он завел с Джанибеком длинный разговор о правилах управления государством, размышляя вслух о величии падишаха и о тех благах, что несет крымским ханам покорность османскому престолу. Паша сказал Джанибеку, что хочет сделать его крымским правителем — но даже это не утешило перепуганного принца: тот не мог думать сейчас о чем-либо ином, кроме смертельной опасности, грозящей ему в Кефе (ибо Мехмед Герай, пытаясь пробиться в городские ворота, во всеуслышание заявлял, что повесит доносчика, как только доберется до него). Джанибек Герай благодарил пашу за доверие, обещал свято хранить все наставления и выполнять в будущем любые приказы султана, но сейчас молил лишь об одном: поскорее уплыть за море. Этого не случилось: Ризван послал к султанскому порогу Девлета Герая с рапортом о крымских событиях, а Джанибек Герай остался в Кефе, и каждый день, проведенный здесь, наполнял его сердце страхом.⁷

Несмотря на свою гневную отповедь кефинскому наместнику, Мехмед Герай хорошо сознавал, что ему действительно трудно будет обойтись без падишахского благословения. Как ни досадно, паша был прав, указывая, что без этого хана не признает крымская знать. Поэтому Мехмеду Гераю пришлось послать в Стамбул свое доверенное лицо — ак-керманского бея Хаджи-Коя, чтобы тот замолвил о нем слово при султанском дворе. Мехмед Герай снабдил своего посланца богатыми дарами для раздачи влиятельным придворным особам, но в итоге все эти хлопоты оказались напрасными.

Оказалось, что Селямет Герай заранее позаботился о преемнике престола: в последние месяцы своей жизни он разослал щедрые взятки стамбульским вельможам, дабы те склонили падишаха на сторону Джанибека Герая. К этому были привлечены начальник султанской канцелярии Дилявер-ага, столичный комендант Гурджи-Мехмед-паша и главный евнух Мустафа.⁸ Прибыв в Стамбул и разузнав положение дел, Хаджи-Кой счел, что подольститься к новому хану будет гораздо выгоднее, нежели отстаивать интересы заведомо проигравшего Мехмеда — и бессовестно отдал доверенные ему ценности в пользу Джанибека Герая.⁹

Выслушав доклад Ризван-паши и советы подкупленных везирей, Ахмед I утвердил ханский чин за Джанибеком Гераем и отправил ему на подмогу восемь галер с янычарами и пушками на борту. Это и решило исход противостояния. Получив военное подкрепление, Ризван-паша смело вышел из кефинских ворот навстречу Мехмеду и Шахину. Под напором пушечного огня те стали отступать к Бахчисараю и вскоре, не выдержав натиска янычар, скрылись в степях.¹⁰

Под охраной османского войска Джанибек Герай проследовал к столице и воссел на престол. Поздравляя своего подопечного с победой, Ризван-паша напомнил ему цитату из Корана: «О, Аллах, Ты — обладатель царства, и даруешь власть, кому пожелаешь!».¹¹ Эти слова были глубоко символичны: знал ли о том паша или нет, но когда-то эта фраза была девизом правления Хаджи Герая. И если основатель ханской династии и впрямь не знал над собой иной власти, кроме власти Всевышнего, то полтора столетия спустя его прапраправнуку Джанибеку Гераю уже казалось вполне естественным покоряться еще и «тени Аллаха на земле» (как величал себя османский падишах).¹²

Затаившись в степях, Мехмед и Шахин ожидали, когда паша отведет свои отряды из Бахчисарая обратно в Кефе и оставит Джанибека без военного прикрытия. «Идемте на Бахчисарай! — подбадривали братья своих приверженцев, — Причиной нашего поражения были турки, но когда они вернутся в Кефе, нашими единственными соперниками останутся наши же земляки».¹³ Едва заслышав, что османы тронулись в обратный путь, Мехмед с Шахином бросились в ночную атаку на ханский столичный гарнизон. Это оказалось большой ошибкой: на самом деле догадливый Ризван-паша отослал в Кефе лишь малую часть своей армии, а сам с основными силами остался в Бахчисарае. Поражение на этот раз было поистине сокрушительным, и братья, растеряв остатки своего войска, вновь покинули полуостров.¹⁴

Перед ними встал непростой вопрос: куда податься дальше. Поразмыслив, Мехмед с Шахином направились в Буджак — край приморских степей между Днестром и Дунаем.

Эти земли занимала Буджакская Орда, населенная ногайцами рода Мансур, чьи соплеменники обитали также в степях Нижнего Днепра и Крыма. Официально считалось, что буджакские ногайцы подвластны крымскому хану и османскому наместнику крепости Ак-Керман,¹⁵ но на деле они не были склонны подчиняться никому, кроме собственных военачальников во главе с мирзой Кан-Темиром. Буджак граничил с Молдовой и украинскими землями Речпосполитой, и частые военные вылазки на пограничья соседей давали буджакским воинам отличную боевую выучку и богатые трофеи. В Буджак издавна стекались татарские казаки¹⁶ из разных уголков Дэшт-и Кыпчака, странствовавшие по степям в поисках военной добычи, — и неудивительно, что теперь буджакцы славились как бесстрашные воины, превосходящие отвагой и прочих ногайцев, и самих крымцев.¹⁷

В среде этой степной вольницы и очутились теперь Мехмед с Шахином. Братья выбрали Буджак не случайно: здешние мирзы были близкими родичами того самого Эсени-бея, предводителя крымских Мансуров, который единственный из всех крымских старейшин когда-то сохранил верность Мехмеду II Гераю, а затем погиб, защищая Саадета II Герая. Помня боевое братство предков, мирзы приветливо встретили беглецов-Гераев и укрыли их в своих улусах.

Примечания

1. A. Zajączkowski, La chronique des steppes kiptchak (Tevārīh-i Dešt-i Qipčaq), p. 85.

2. M. Kazimirski, Précis de l'histoire des Khans de Crimée, p. 433; A. Zajączkowski, La chronique des steppes kiptchak (Tevārīh-i Dešt-i Qipčaq), p. 85.

3. A. Zajączkowski, La chronique des steppes kiptchak (Tevārīh-i Dešt-i Qipčaq), p. 85—86.

4. A. Zajączkowski, La chronique des steppes kiptchak (Tevārīh-i Dešt-i Qipčaq), p. 86. Селямет Герай умер в конце мая или в начале июня 1610 г. и был похоронен «в Бахчисарае, в квартале Хамушан». Там был выстроен мавзолей, в котором впоследствии погребли и сына Селямета I Герая, Бахадыра I Герая (Халим Гирай султан, Розовый куст ханов или История Крыма, с. 203, 214). Этот мавзолей не сохранился, а местоположение бахчисарайского квартала с таким названием определить пока не удалось. См. также: О. Гайворонский, Ханское кладбище в Бахчисарайском дворце, Симферополь 2006, с. 10, 13.

5. A. Zajączkowski, La chronique des steppes kiptchak (Tevārīh-i Dešt-i Qipčaq), p. 43—44.

6. A. Zajączkowski, La chronique des steppes kiptchak (Tevārīh-i Dešt-i Qipčaq), p. 44.

7. A. Zajączkowski, La chronique des steppes kiptchak (Tevārīh-i Dešt-i Qipčaq), p. 86—88.

8. Об этом впоследствии говорил сам Мехмед Герай. См.: В.Д. Смирнов, Крымское ханство под верховенством Отоманской Порты, с. 358.

9. S. Przyłęcki, Ukrainne sprawy. Przyczynek do dziejów polskich, tatarskich i tureckich w XVII wieku, Lwów 1842, s. 1.

10. A. Zajączkowski, La chronique des steppes kiptchak (Tevārīh-i Dešt-i Qipčaq), p. 89—90.

11. A. Zajączkowski, La chronique des steppes kiptchak (Tevārīh-i Dešt-i Qipčaq), p. 90. Полный текст этого аята звучит так: «О Аллах, Владыка царства! Ты даруешь власть, кому пожелаешь, и отнимаешь власть, у кого пожелаешь. Ты возвеличиваешь, кого пожелаешь, и унижаешь, кого пожелаешь. Всё благо — в Твоей руке. Воистину, Ты способен на всякую вещь». (Коран, 3:26). Эта фраза была вырезана на большой печати Хаджи Герая (М.А. Усманов, Жалованные акты Джучиева Улуса XIV—XVI вв., Казань 1979, с. 144, 155—156).

12. Встречающееся в хадисах (напр., у Байкахи) выражение «Султан — тень Аллаха на земле» не раз использовалось в качестве титула первыми халифами, а впоследствии и рядом мусульманских династий, в том числе османскими султанами.

13. A. Zajączkowski, La chronique des steppes kiptchak (Tevārīh-i Dešt-i Qipčaq), p. 90.

14. A. Zajączkowski, La chronique des steppes kiptchak (Tevārīh-i Dešt-i Qipčaq), р. 90—91; M. Kazimirski, Précis de l'histoire des Khans de Crimée, p. 434.

15. В.В. Трепавлов, История Ногайской Орды, Москва 2002, с. 449—452.

16. В славяноязычных источниках к Буджакской Орде порой применялся термин «белгородские казаки» (т.е. ак-керманские, от названия города Ак-Керман — «Белая Крепость»), см.: В. Грабовський, Формування локальної групи причорноморських ногайців у XVI—XVII с., «Україна в Центрально-Східній Європі», № 4, 2004, с. 290. Тюркское слово «qazaq» в поздней Орде и в Крымском Юрте XI—XVI веков означало человека, порвавшего связи со своей родовой общиной, не подчиняющегося родовым старейшинам и ведущего самостоятельный образ жизни. Казак мог кочевать в одиночестве либо в группе подобных себе странников, а мог добровольно поступить на службу к кому-нибудь из принцев-Чингизидов — в этом случае казак в качестве личного телохранителя (нукера) повсюду следовал за своим господином до конца своих дней. В предыдущем томе уже отмечалось (Том I, с. 32, прим. 17), что казаками (либо казак-султанами) называли и принцев-Чингизидов — тех из них, кто не занимал никаких государственных постов (H. Inalcik, The Khan and the Tribal Aristocracy: The Crimean Khanate under Sahib Giray I, «Harward Ukrainian Studies», vol. III—IV, 1979—1980, p. 451—452). В этом значении термин «казак-султан» бытовал в Крыму вплоть до конца XVII века. Впоследствии, в XVII и в XVIII столетиях, слово «казак» употреблялось в Крыму главным образом уже для обозначения славянских (запорожских, донских и терских) казаков. Это отразилось и в современном крымскотатарском языке, где слово «qazaq», помимо его исторических значений, ныне выступает и как просторечный синоним слова «rus» («русский»).

17. В.Е. Сыроечковский, Мухаммед-Герай и его вассалы, «Ученые записки Московского государственного университета», № 61, 1940, с. 8; Г. де Боплан, Описание Украины, в кн.: Мемуары, относящиеся к истории Южной Руси, вып. II, Киев 1896, с. 324.