Шатиловы

Соседом Кочубеев в Мухалатке был генерал-майор Иван Васильевич Шатилов.

Род Шатиловых, по официальным документам, восходил к концу XVI века. Но свою родословную сами Шатиловы вели от древнего литовского рода Шатило. По семейному преданию, один из представителей этой фамилии Яков Шатило в XI веке был воеводою в Кракове. Его потомки в начале XV века перешли на службу в Смоленское воеводство. После воцарения на московском престоле династии Романовых Шатиловым были пожалованы земли в Тульской и Калужской губерниях. После присоединения Крыма к России они стали владельцами земли и в Таврической губернии.

Шатиловы придерживались обычая не дробить родовые поместья между наследниками, а владеть ими совместно. В начале XIX века имениями семьи владели братья Николай Васильевич и Иван Васильевич Шатиловы. В 1839 году Николай Васильевич поселился вместе с сыном Иосифом, которому было в то время пятнадцать лет, в одном из своих крымских имений. После смерти отца вместе с бездетным дядюшкой Иваном Васильевичем Иосиф Николаевич становится владельцем шатиловских поместий в Крыму.

Иосиф Николаевич, получивший хорошее домашнее воспитание, обладал незаурядными способностями, к тому же говорил на трех языках. С ранних лет у него проявился интерес к сельскому хозяйству и естествознанию, и, посвятив этому всю жизнь, он получил настоящее признание у современников. Начало его активной научной и общественной жизни связано с Крымом.

Юношей он принимал участие в археологических изысканиях на полуострове, став активным помощником известного археолога И.П. Бларамберга. Раскопанные 67 керченских курганов дали ценные в научном отношении материалы. Тогда же происходит знакомство любознательного молодого человека с Христианом Христиановичем Стевеном, основателем и первым директором Никитского ботанического сада. Знакомство это со временем перешло в многолетнюю дружбу. Вместе со Стевеном Иосиф Николаевич создал план лесозащитных полос и дач для южных предгорий Крыма в целях накопления водных ресурсов. Своими выступлениями в печати он пытался привлечь внимание к проблемам обводнения и облесения полуострова. Протестуя против хищнической вырубки леса в крымских горах, он говорил: «Уничтожение одной десятины в горах может лишить производительности, а через то и ценности, сотни десятин пахотной земли».

Активная научная и общественная деятельность Иосифа Шатилова обратила на себя внимание местной дворянской интеллигенции, и в 1850 году он был избран, несмотря на молодость, уездным предводителем ялтинского дворянства.

Интересы и увлечения Иосифа Николаевича были широки и разнообразны. Занимаясь в те годы зоологией, он старался вести свои наблюдения на серьезной научной основе. Им сообщены были первые сведения о ряде крымских животных, в частности, о крымском волке, шкура и череп которого были доставлены им в Москву, в общество любителей естествознания при университете. Он стал автором научных работ по орнитологии, а также о диких лошадях (тарпанах) и других животных.

Особенно интересовали Шатилова всевозможные породы птиц, обитавших в Крыму. При помощи ученого садовника Шмидта, который был к тому же прекрасным препаратором, он составил богатую коллекцию птиц и зверей, встречавшихся на полуострове. Впоследствии она была подарена им Зоологическому музею Московского университета. Тогда это была единственная и уникальная орнитологическая коллекция Крыма, не потерявшая своего научного значения и сегодня. В сравнении с ней можно теперь определить и оценить те изменения, которые произошли в фауне птиц за последующие годы. Для ученых, занимающихся этими вопросами, коллекция И.Н. Шатилова поистине бесценна.

Впоследствии, получив общественное признание, Иосиф Николаевич являлся членом 31 научного и сельскохозяйственного общества не только в России, но и во Франции, где был избран вице-президентом иностранной секции Парижской сельскохозяйственной академии, избирался также почетным членом Московского и Харьковского университетов.

Этот одаренный, эрудированный человек длительное время был председателем Московского комитета грамотности, который способствовал возникновению в России народных школ и учительских семинарий для подготовки учителей.

В 1864 году, после смерти дядюшки Ивана Васильевича, Иосиф Николаевич Шатилов стал единственным владельцем семейных имений в Орловской губернии и в Крыму. Рачительный хозяин, он занялся обустройством своего поместья в Мухалатке. При нем был сооружен двухэтажный барский дом в окружении чудесного парка, винные подвалы, разбиты обширные виноградники, посажен плодовый сад. Активно помогал отцу по хозяйству младший сын, Иван Иосифович, вместе они изменили практику массового выращивания саженцев для лесоразведения. На Московской выставке в 1872 году экспонировалась целая коллекция образцов древесины из имения И.Н. Шатилова в Таврической губернии. Было представлено 38 образцов древесных, кустарниковых пород и фруктовых деревьев. Среди них экзотические растения — пирамидальный кипарис, лавр, фиговое дерево, миндаль и многие другие.

Иосиф Николаевич Шатилов — владелец имения в Мухалатке

Планов у Иосифа Николаевича было еще много, но в 1889 году он скоропостижно скончался в Москве, во время работы за письменным столом.

Дело отца продолжил его сын Иван Иосифович, он опубликовал несколько печатных работ по агрономическим вопросам и книгу о лесоразведении на черноземе. Иван Иосифович умер в начале 1900-х годов. Об этом и многих других подробностях жизни нескольких поколений замечательной семьи Шатиловых узнали мы из интересных очерков «Из недавнего прошлого», написанных старшим сыном Иосифа Николаевича — Николаем Иосифовичем. Он увлекался искусством, учился в Москве у известных художников В.В. Перова и И.М. Прянишникова. В одно время с ним учились И.И. Левитан, братья Коровины. Хорошо был знаком Николай Иосифович с великим писателем Л.Н. Толстым и не раз встречался с ним в середине 70-х годов в Ясной Поляне.

Записки Н.И. Шатилова повествуют и о жизни семьи в Крыму. Он вспоминал, что на их земле находилось девять татарских деревень, и татары ежедневно по утрам съезжались в их имение человек по 20—30. Приезжали они к отцу с разными просьбами и по разным делам. Иосиф Николаевич хорошо говорил по-татарски, и они обращались к нему нередко как к третейскому судье для разбора семейных тяжб. «Приезжие были все старики — «бабаи», т. е. главы семей, отпустившие себе бороды (молодые же бород не носили). Подъезжая к экономии, они еще за оградой сада слезали с лошадей, вводили их под уздцы во двор и, привязав к имевшимся там коновязям, шли в сад под тень больших шелковичных деревьев... Здесь они садились кружками, кто на корточках, кто поджав под себя ноги, по-турецки, вытаскивали торчащие у каждого за кушаком трубки, вынимали кисеты с табаком, в которых лежали кремни, огнива и трут, не торопясь, набивали и закуривали трубки и начинали вести бесконечные разговоры».

В те годы среди местного населения пользовался большой популярностью татарин по имени Алим, смелый разбойник, своего рода татарский Робин Гуд. Долгие годы крымские жители рассказывали о нем легенды. Встречается имя этого отважного джигита в воспоминаниях многих путешественников и владельцев имений. Пишет о нем и Н.И. Шатилов.

Алим был уроженцем Карасу-Базара, по профессии — булочник. Но недолго предавался он своему мирному занятию, скоро оно ему наскучило, и стал он разбойником, помогая бедным и неимущим. В те времена между городами Крыма ходили неуклюжие «дилижаны-фургоны», в которых помещалось до 20 человек. Пользовались этим средством передвижения в основном караимы, евреи, армяне. Алим всегда действовал один, появлялся внезапно перед фургоном и собирал дань с богатых пассажиров, бедных же не трогал. И хотя он никогда никого не убивал, его появление внушало людям страх. Татары гордились Алимом, и в любой татарской деревне для него был готов и стол, и дом, и лошадь. Несколько лет наводил этот разбойник страх на зажиточных крымчан. Но всему приходит конец, однажды Алим был предан одним из друзей. Когда он спал, утомленный, в доме друга, тот продал его полиции. Правда, говорили, что недолго смелый Алим просидел в тюрьме, вскоре он бежал, навсегда покинул Крым и уехал в Константинополь, где открыл кофейню и вновь начал мирную жизнь...

Писал Николай Иосифович свои записки и по воспоминаниям отца, и о тех событиях, свидетелем которых был он сам. Немало страниц посвящено Крымской войне.

«Когда же пошли слухи о войне и стали ожидать, что театром ее будет Крым, то правительство принялось усиленно заготовлять в некоторых пунктах Крымского полуострова боевые припасы, а равно фураж и иные предметы.

При отсутствии в то время железной дороги появился огромный спрос на извозчиков, и заработок их был весьма значителен, так как попутно они имели еще различные иные заработки... Наши крестьяне обратились тогда к отцу с просьбою отпустить их на эти заработки, отец исполнил их желание, и они так успешно работали не только все время, предшествовавшее военным действиям, но и во время самих военных действий, и даже некоторое время и по окончании войны, что, будучи отпущены моим отцом после войны на волю, они оказались в состоянии купить себе землю под Карасу-Базаром и поселились на ней».

На жизнь местного населения, многонационального, разнородного по происхождению, языку и вере, повлияли военные события, они потребовали от людей страшных жертв и лишений. Многие имения были разорены в это тяжелое для Крыма время.

22 сентября 1854 года союзный флот в количестве 10 кораблей подступил к Ялте. Со всех судов были спущены лодки, каждая с пушками на носу и с десантом от 50 до 70 человек вооруженных солдат. В городе началась суматоха. Вышедший на берег парламентер объявил жителям, что они могут быть спокойны, так как союзники никого не собираются обижать, что им нужна лишь провизия: крупный рогатый скот, птица, яйца и вино. За все они будут платить и вреда никому не причинят. Однако это заявление оказалось лицемерным.

Управляющий имением Мордвинова швейцарец Ларье умолял француза сдержать слово и не разорять жителей. «Мы не варвары, — отвечал парламентер, — слово наше свято». Но после отбытия парламентера на берег высадились несколько сот французов и англичан, они рассыпались по городу и начали забирать все, что попадалось на глаза. Ловили домашних птиц, уводили скот и перевозили добычу на корабли. Врывались и в дома, разбивали двери, комоды, шкафы, рубили картины, били посуду.

Бесчинства и грабежи продолжались до вечера. Утром 23 сентября неприятельский десант вновь высадился на берег и пошел дальше по окрестным имениям — грабить и уничтожать. Суда постоянно курсировали вдоль побережья, и солдаты обирали имения, сжигали храмы и дома.

6 июня французы пытались высадиться в Мухалатской бухте, но казаки вовремя открыли огонь. 18 июля было разграблено несколько имений: Меллас графа Перовского, Мшатка Кушелева-Безбородко, Чоргун Мавромихали и другие. Мухалатские татары имения Шатилова все это время зорко следили за казаками. Русские говорили, что мухалатские, мшатские и форосские татары «совершенно передались неприятелю», и отправляли свои семейства в Байдары.

Рассказывали в то время и о некоторых таинственных личностях, появившихся в Крыму перед самой войной, а потом внезапно исчезнувших. Так, незадолго до военных событий появился в Крыму иностранный художник, выдававший себя за глухонемого. Он рисовал ночные сцены около костров, достигая эффекта огненного зарева особым техническим приемом, соединяя гуашь с копчением бумаги на огне. Художник этот объехал весь Крым, живя подолгу у тех людей, где собиралось много гостей. Будучи убеждены, что он глухонемой, его не стеснялись и свободно говорили обо всем. Перед самой войной художник внезапно исчез, и когда она началась, все вдруг вспомнили о нем и предположили, что это был шпион.

Еще одна подозрительная личность появилась в Георгиевском монастыре на мысе Фиолент. Придя в монастырь под видом монаха, ищущего уединения, человек этот выстроил себе келью с видом на море и поселился в ней. Его часто видели бродящим в окрестностях Севастополя, а когда неприятельские войска осадили город, он исчез бесследно, как и художник.

В районе Ялты обстановка была более или менее терпимой, хуже обстояли дела в Байдарской долине, находящейся рядом с Севастополем, где проходили основные военные действия. Неприятель не тронул Алупкинский дворец графа Воронцова, и это объяснимо, так как племянник графа сэр Герберт Сидней Пемброк до объявления войны исполнял обязанности военного министра Англии. Но предусмотрительный владелец заранее вывез из дворца художественные ценности, так же поступили и другие благоразумные помещики.

Все усадьбы, расположенные в этом районе, сильно пострадали. Большой ущерб был нанесен имению Мухалатка. Николай Иосифович Шатилов вспоминал: «Имение было разграблено и разорено, дом был сожжен, так что от него остались лишь одни стены, закопченные пожаром. В огромных и прекрасных подвалах, в которых хранились большие запасы вина, союзниками были прострелены и пробиты донья у бочек, а вино выпущено на пол подвалов, которые потом нельзя было высушить в продолжение многих лет».