Мыс Сарыч

Дорога от Мухалатки до мыса Сарыч занимает всего несколько минут езды по прекрасному южнобережному шоссе, построенному в 1972 году. Шоссе проходит по сказочно красивой местности. С одной стороны дороги уже привычная панорама бескрайнего моря, сливающегося на горизонте с небосклоном, его береговая полоса с массой бухт и бухточек, ущелий и долин. С другой стороны — величественные горы, находящиеся довольно близко от дороги, и огромные мрачные скалы с хаосом камней, которые некогда откололись от скал и разбились вдребезги. Они остановились в непосредственной близости от дороги, и кажется, что в любой момент могут продолжить свой опасный путь. Это угрожающее соседство завораживает своей дикой красотой и впечатляет путешественников.

Мыс Сарыч — самая южная оконечность Крымского полуострова. Греки называли его когда-то «Криу-Метопон», что означает «бараний лоб». В переводе с тюркского Сарыч — золототканный, желтый, быть может, потому что мыс сложен желтыми глинами. Некоторые исследователи считают, что название связано с именем строителя морских маяков — адмирала Сарычева.

Этот мыс представляет собой длинный высокий глинистый выступ с острым горбом, по которому к самому обрыву сбегают крутые тропинки.

Историки считают, что греческие суда плавали в этих местах уж в V в., совершая переходы в открытом море между мысом Кремпе на побережье современной Турции и Крымом. До конца XIX в. Сарыч не был надежно огражден, и мореплаватели старались его обойти, чтобы не наскочить на огромные камни, лежащие вдоль крутого берега.

В 1891 году был составлен шестилетний план строительства и переоборудования береговых и плавучих маяков на морях Российской Империи. Тогда-то по предложению гидрофизической части Черноморского флота возникло решение строить на самой южной оконечности Крыма маяк. Вскоре была назначена комиссия, которая обследовала мыс Сарыч. Она выбрала место для маяка на небольшой отдельно стоящей скале, обозначив место будущего строительства грудой камней и шестом.

В 1898 году к месту сооружения нового маяка из Николаева была доставлена чугунная башня-«ветеран». Около 20 лет она служила мореплавателям на Карантинном молу в Одессе. Башня, похожая на шахматную туру, была заказана для одесского маяка еще в 1862 году во Франции на заводе Гузна. Через год, в день открытия памятника графу М.С. Воронцову в Одессе, состоялось освящение нового маяка, который с разрешения Александра II был назван Воронцовским, в память заслуг бывшего генерал-губернатора, ходатайствовавшего о навигационном ограждении подходов к Одесскому порту. При нем на Карантинном молу был установлен первый маяк.

Но позже Карантинный мыс стали удлинять, и Воронцовский маяк потерял свое первоначальное значение; не хватало и мощности, и высоты сооружения. Тогда в Одессе было принято решение построить новый маяк, а Воронцовский был демонтирован и отправлен на хранение в Николаев. Через 10 лет его отремонтировали и установили на мысе Сарыч, где он надежно служит до сих пор.

Составные части башни выгрузили на песчаном побережье в районе Ласпи, а затем вьючным способом по узкой тропе доставили на мыс. К тому времени там уже были построены одноэтажные служебные здания, сохранившиеся, кстати, до наших дней. Сборка маяка производилась под руководством младшего инженера-строителя дирекции Черноморского и Азовского морей Ваховского. Настройка осветительного аппарата была осуществлена старшим инженером-механиком Гузевичем.

20 августа 1898 года белоснежный маяк с башней, похожей на шахматную фигуру, начал функционировать на мысе Сарыч. Источником света тогда служила обыкновенная керосиновая лампа с рожками в три светильника. Через два года ее заменили керосинокалильной горелкой, которая использовалась до 1957 года. Позже маяк перевели на электрическое освещение с лампой мощностью в 500 Вт.

Для подачи сигналов во время тумана рядом с башней был установлен колокол весом в 36 пудов, отлитый на пермском заводе в 1864 году. На колоколе надпись: «Господи, молим о ниспослании благополучия».

В плохую видимость этот колокол подавал сигналы мореплавателям, предупреждая их об опасности. В 1990-м командующий Черноморским флотом адмирал М.Н. Хронопуло удовлетворил прошение архиепископа Симферопольского и Крымского Лазаря, и колокол был передан в Воскресный храм, построенный на средства бывшего владельца имения в Форосе Александра Григорьевича Кузнецова еще в 1892 году и восстановленный после многолетнего забвения. И сегодня каждый, проезжая по трассе Ялта—Севастополь, с неизменным восторгом всматривается в удивительные очертания церкви, высоко стоящей на отвесной скале, как бы парящей в небе над живописным побережьем.

Кроме старого колокола, ставшего теперь реликвией, с маяком на мысе Сарыч связана история одного интересного документа — «Плана земельного участка, отчуждаемого из владения госпожи Прикот под Сарычский маяк», изготовленного на льняной бумаге, в правом углу которого чернилами написано: «Работы производил штурманский офицер транспорта «Ингул» поручик Морозов. От 3.9.1912 года». До того времени земля мыса Сарыч была частной собственностью Натальи Карповны Прикот.

С этим ценным документом всю войну не расставался краснофлотец Михаил Макух, захватив его с собой, когда 17 ноября 1941 года он, отправив семью в поселок Ласпи, покидал маяк, который вскоре был занят фашистами. А до этого он вместе с товарищами Красиличем и Куликом, выполняя приказ командования «стоять до конца», ежедневно под носом противника (сторожевой пост немцев размещался в 5 километрах от мыса Сарыч) подавал сигналы нашим кораблям сквозь узкую щель в затемненных стеклах маяка в указанное время, давая им возможность следовать в Севастополь и обратно, в города Поти, Новороссийск и Батуми. Башню маяка отважные моряки закрыли маскировочной сеткой, а на самом верху ее установили пулемет.

В первые годы советской власти маяк на мысе Сарыч светил нерегулярно. Это объяснялось и плохим снабжением, и местоположением маяка, удаленного от населенных пунктов. Поэтому и служить здесь желающих было немного.

Некоторое время сторожем, а потом смотрителем маяка в 1920—1923 годах состоял некто Петр Николаевич Джунковский, потомственный русский дворянин, до революции служивший по почтово-телеграфному ведомству. В годы Гражданской войны, шел тогда ноябрь 1919 года, он приехал в Крым, в Севастополь, а после смерти жены перебрался к своему знакомому, бывшему почтовому чиновнику Петрову, который был в то время смотрителем маяка на мысе Сарыч. Там он устроился сначала сторожем, а когда Петров в 1922 году умер, был назначен на его место. На этой должности Джунковский состоял около года. Без объяснения причин, как показал Петр Николаевич позже на допросах, он был уволен со службы в 1923 году и переехал в соседний поселок Ласпи. В компании пяти человек он арендовал 2 десятины виноградника. Так и жил там, работая на винограднике, до ареста в 1930 году.

Арестован был П.Н. Джунковский как кулак, арендовавший бывшее имение и землю помещика Вассала. Его обвинили в систематической антисоветской и антиколхозной агитации среди крестьян. Он, якобы, убеждал их, что советская власть долго существовать в таких условиях не сможет, что колхозы развалятся и крестьянам, потерявшим свое хозяйство, придется голодать.

По постановлению «тройки» от 14 марта 1930 года П.Н. Джунковский был заключен в концлагерь сроком на 5 лет с конфискацией имущества. Дальнейшая судьба его неизвестна. В 1989 году П.Н. Джунковский был реабилитирован. На допросах в 1930 году следователь настойчиво интересовался родственниками Петра Николаевича, подозревая, что к ним принадлежит Владимир Федорович Джунковский, бывший генерал-губернатор Москвы. Но с царским генералом Петр Николаевич родственных связей не имел.

Мы так подробно остановились на личности и судьбе бывшего скромного смотрителя маяка на мысе Сарыч неслучайно. Дело в том, что известный журналист Лев Разгон утверждал в популярной публикации «Непридуманное», напечатанной в журнале «Юность», что, отдыхая в 1928 году в Батилимане, он встречал там бывшего генерала, Владимира Федоровича Джунковского, который якобы служил тогда смотрителем на маяке. Ошибка Льва Разгона перекочевывала из одного издания в другое, об этом интригующем «факте» рассказывают и сегодня любознательным туристам. Не избежали бы ее и мы, не прочитав книгу профессора Таврического национального университета С.Б. Филимонова «Тайны крымских застенков», написанную им после знакомства с материалами засекреченных архивов КГБ.

Читая «Воспоминания» Владимира Федоровича Джунковского, мы невольно задались вопросом, почему автор нигде не упоминает о своей службе на мысе Сарыч и вообще о жизни в Крыму в послереволюционный период?

После революции и Гражданской войны, находясь в очень трудном материальном положении, работая церковным сторожем, учителем французского языка, В.Ф. Джунковский писал воспоминания, мечтая опубликовать их в издательстве Сабашниковых. Впоследствии эта рукопись вместе с подготовительными материалами была передана в архив, где находится по сей день.

Из «Воспоминаний» В.Ф. Джунковского, опубликованных лишь в 1997 году в Москве, можно узнать много интересных подробностей о жизни бывшего генерала и его окружения. Губернатор Москвы, генерал-майор свиты Его Величества, а это звание давалось только по личному усмотрению Императора, он был не только свидетелем, но и активным участником важных исторических событий, происходящих в стране перед самой революцией. За свое честное и ревностное исполнение долга перед Государем и Отечеством он завоевал всеобщее уважение и благодарность.

Владимир Федорович Джунковский — генерал-майор, товарищ министра внутренних дел и командир корпуса жандармов

Но успешная карьера Джунковского закончилась тогда, когда он стал, как и многие другие россияне, поддавшись сплетням и наговорам, выгодным некоторым представителям царского окружения и западным дипломатам, «бороться» с влиянием на последнего Императора России и его семью старца Григория Распутина. Дело дошло даже до того, что В.Ф. Джунковский дал прилюдно пощечину Распутину, после чего подал в отставку и был отправлен на фронт в армейскую пехоту (командовал бригадой, затем дивизией). Там и встретил Владимир Федорович революцию.

В послереволюционные годы он не вмешивался в политическую жизнь, а философски наблюдал за происходящими в стране событиями, рассуждая примерно так, как и его упомянутый однофамилец: «Конечно, вправе мне не верить, — но я считаю, что мне очень повезло в старости. Как и для большинства людей моего возраста, активная и настоящая жизнь кончилась уже давно. Нет ничего глупее попыток ее искусственно продолжать. Есть только один способ спокойно заканчивать жизнь: стараться быть здоровым, чтобы можно было никому не быть в тягость, иметь возможность спокойно размышлять обо всем хорошем и злом, умном и глупом, что ты совершил в прошлой жизни.

Многие мои бывшие коллеги тому глупому и недоброму, что они сделали до революции, немало прибавили. А думать об этом — выполнять программу естественного конца жизни — им некогда: нужно держаться на поверхности, вернее, барахтаться. Мне лучше. Мы с сестрой ни от кого не зависим, только от себя, от своего труда. Мы независимы в своем мышлении, привычках, слабостях, и бывает ли на свете лучшая старость? Поверьте мне, друзья, я по своим обязанностям знал многих стариков, которые в прошлом были известны, облечены славой.... Я наносил им визиты, навещал, когда они звали, провожал их в последний путь. Все они были уже глубоко несчастными людьми, мучившимися от немощи, болезней, удрученных тем, что лишились власти, к которой привыкли, тяжко страдавшие от недостаточного внимания государя... Какие же мы счастливые!»

Но, несмотря на то, что ни политикой, ни антисоветской деятельностью бывший генерал не занимался, в конце 1937 года в возрасте 72 лет он был арестован органами НКВД и 21 февраля 1938 года расстрелян.

Отдыхая в Батилимане, Лев Разгон встречался с Петром Николаевичем Джунковским, непонятно по какой причине представившимся ему царским генералом. В повести, напечатанной в 1989 году, Разгон писал: «Нашей упорной борьбе за пропитание очень помогал приходящий старик крестьянин... Старик был высок, красив, очень живописен со своей развевающейся большой седой бородой, с живыми черными глазами под белыми густыми бровями. Носил он холщовые штаны, длинную посконную рубаху, на ногах — самодельные кожаные постолы. Продукты, которыми он торговал, были всегда свежими, недорогими. Старик нам нравился: не жаден, спокоен, обходителен.

И я даже не сразу удивился, что однажды застал нашего крестьянина-поставщика в пустой столовой. Он стоял возле книжного шкафа и читал какую-то книгу. Только потом я удивился своей ненаблюдательности. В библиотеке Милюкова давно уже были украдены все без исключения русские книги. Остались лишь иностранные, в основном английские, — их никто и никогда не трогал, они спокойно пылились в шкафах красного дерева, с деревянными бюстиками античных мудрецов».

Однажды небольшая компания отдыхающих отправилась на прогулку в горы. Шли по узкой тропинке, лежащей среди густых зарослей векового можжевельника, и сбились с пути. Долго плутали по лесу и, наконец, вышли к какому-то расчищенному от зарослей участку земли. Среди огорода и небольшого виноградника стоял белый дом, высокий старик подвязывал виноградные лозы. Путники с радостью узнали в нем знакомого продавца продуктов. Лев Разгон вспоминал:

«И он нам обрадовался. Старик даже не спросил нас, голодны ли мы. Он предложил помыть руки, сесть за большой стол под окнами дома и сказал, что его сестра нас покормит. Из хатки вышла высокая и очень красивая — несмотря на возраст, седину и простоту одежды — женщина. Она быстро накрыла стол грубой, но белой скатертью, принесла глиняные миски с баклажанной икрой, простоквашей, домашней колбасой. Хозяин притащил довольно большую бутыль холодного домашнего вина, разлил по стаканам. Он изредка вставал, чтобы подлить вина, подложить колбасы и хлеба. Было очевидно, что гости у него — явление редкое и что мы ему приятны».

Публикация Разгона была довольно популярной в свое время, известна многим читателям журнала «Юность», интересна и личность бывшего царского генерала В.Ф. Джунковского. Поэтому, несмотря на писательскую ошибку, мы вспомнили об этом произведении и о самом генерале в рассказе о маяке на мысе Сарыч, тем более что интересных подробностей в описании местности и жизни отдыхающих в поселке Батилиман, а о нем наш рассказ будет позже, в повести немало.

После освобождения Крыма весной 1944 года маяк вновь был введен в действие, продолжая, как и прежде, указывать путь бороздящим море кораблям. Сегодня он светит белым изофразным огнем на расстояние до 18 миль (32 км). Территориальные воды, находящиеся под суверенитетом Украины, составляют 12 морских миль (морская миля равна 1,852 км). Высота огня маяка над уровнем моря — 38 метров. Маяк работает в режиме: 3 секунды свет, 3 секунды темнота — и так постоянно с наступлением сумерек до восхода солнца.

Маяк на мысе Сарыч является одним из 22 маяков, сооруженных в разное время на Крымском полуострове. Первыми стали функционировать маяки, установленные в 1816 году на мысах Херсонес (территория города Севастополя) и Тарханкут, что расположен в западной степной части побережья. Тарханкут, имеющий форму треугольника, врезается в открытое море, и в летнее время суша нагревается быстрее воды. Неравномерное нагревание суши и моря является причиной зарождения ветров, что осложняет судоходство в этом районе.

Затем маяки были установлены в 1821 году в Инкермане, на территории Севастополя, в 1835-м — на западном отроге мыса Ай-Тодор (рядом с ним на центральном отроге находится знаменитое Ласточкино гнездо, своеобразная эмблема Южного берега Крыма). Евпаторийский маяк был сооружен в 1861 году, Ялтинский в 1874-м, Алуштинский и Судакский — в 1898 году.

Последний маяк на территории Крымского полуострова установлен на мысе Чабан-басты, или Меганом (большое жилье), расположенном на восточном краю Южного берега. Этот мыс открыт свирепым северным и северо-восточным ветрам, так называемой «новороссийской боре», вот почему там наблюдается сильное волнение моря, особенно заметное в зимнее время года. Для судов, идущих с Кавказа в Феодосию, эти места всегда были опасны, так как на некоторых мысах в этом районе отсутствовали маяки. Большие трудности подстерегали моряков в зимнее время года, когда из-за туманов, ветров и сильных морозов видимость была очень плохая.

Известен даже случай гибели в 1880 году в этих местах парохода. В начале декабря ненастная погода застигла пароход «Орест» у мыса Чауда. На нем было 60 пассажиров и 27 членов экипажа. К сильному северно-восточному ветру к вечеру присоединился такой туман, что даже моря за бортом не было видно. Понимая, что в подобных условиях дойти до Феодосии невозможно, капитан парохода принял решение переждать непогоду и укрыться за мысом Чауда с западной стороны, где ветер казался слабее и можно было стать на якорь. По его подсчетам выходило, что мыс они уже миновали, и команда стала измерять глубину моря, готовясь бросить якорь. Работать экипажу «Ореста» приходилось в сложных условиях, мороз крепчал, а ветер усиливался. Перед самым носом корабля вдруг появился берег, и судно бросило на мель. Все усилия команды сдвинуться с мели были тщетны, мешал сильный ветер и обледенение. Когда спустили лодки и обследовали место, выяснилось, что «Орест» находится не у западного, а у восточного берега мыса Чауда. Единственной причиной произошедшего было отсутствие маяка на мысе. Буря и метель продолжались всю ночь, а когда рассвело, стало ясно, что оставаться на обледеневшем корабле невозможно.

Капитан решил отправить большую часть пассажиров на берег, снабдив всех теплой одеждой и картой. Сопровождавшему группу людей лейтенанту капитан дал указание идти к кордону, находящемуся поблизости, как было указано на карте и в лоции Черного моря. Добравшись до кордона, пассажиры обнаружили, что он безлюден и давно разрушен. Пришлось идти дальше в поисках жилья. В 16-градусный мороз и метель, по колено в снегу путники двинулись вперед. Почти все они погибли, замерзнув в снегу. Ничего не зная о их судьбе, капитан через некоторое время решил вместе с командой оставить судно. Они так же, как и первая группа, дошли до пустынного кордона. 2 человека из команды были посланы на разведку. Им удалось дойти до близлежащей деревни, находившейся в 14 верстах от кордона, взять лошадей для спасения капитана и команды. Через два дня команда вернулась на судно и увидела, что оно во всю длину мачт покрыто льдом.

Позже по факту гибели людей капитан корабля был предан суду, и хотя его оправдали, он вскоре умер, не пережив всех потрясений и переживаний, связанных с гибелью людей. Если бы на мысе Чауда был установлен маяк, трагедии можно было бы избежать.

Устройство маяков в этом районе, в том числе на мысе Чауда, было внесено в проект постройки новых маяков на берегу Черного моря, ведь они являются жизненно важными объектами для мореплавателей. Без них море им кажется пустынным, мрачным и опасным.

Интересно, что первым российским маяком считается огонь, зажженный 4 апреля 1704 года на Петропавловской крепости в Санкт-Петербурге. Вообще же история маяков уходит в глубокую древность. Специалисты считают, что они появились более шести тысяч лет назад, со времен зарождения мореплавания. При плохой погоде, особенно в ночное время, трудно было подойти к берегу, так как прибрежные рифы, скалы и бурные течения постоянно угрожали мореходам. Именно тогда и были нужны сигналы, предупреждающие об опасности. С надеждой увидеть спасительный свет всматривались в те далекие времена моряки в темноту ночи в ожидании желанных берегов, где их нередко тоже поджидали непредвиденные опасности. Случались и встречи со злоумышленниками, которые зажигали ложные костры, заманивая экипажи с целью захвата богатой добычи.

На Средиземноморье, где зарождалось судоходство, естественными маяками служили вулканы. Такие действующие вулканы были видны морским путешественникам издалека. Вероятно, они и навели на мысль зажигать на возвышенностях костры. Сначала костры разжигали на земле, а затем, чтобы огонь был виден как можно дальше, стали специально для них строить железные или каменные сооружения. Хорошим ориентиром в древности служили также храмы и мечети, которые освещались днем и ночью и помогали морякам найти дорогу к берегу.

История многих маяков связана с легендами и мифами древних греков. Первое указание на то, что костры использовались в ночное время как опознавательные знаки для мореплавателей, содержится в 10-й песне «Одиссеи» Гомера. В ней говорится, как жители Итаки зажигали огни, чтобы при возвращении домой Одиссей мог узнать родную гавань. Постройку первых опознавательных знаков — маяков приписывают Гераклу. Некоторые историки предполагают, что ахейцы и троянцы воевали между собой не столько из-за прекрасной Елены, сколько из-за контроля над важным маяком у входа в пролив Дарданеллы.

К семи чудесам света относят овеянный легендами, поражающий своей грандиозностью древнейший маяк мира — Александрийский, построенный в Египте при входе в Александрийскую гавань в северной части острова Фарос, откуда и произошло слово «фар» — маяк.

В Крыму, скорее всего, первые греческие маяки появились в Кучук-Ламбате и Биюк-Ламбате (малый и большой маяки), так как слово « ламбат» в переводе с греческого языка — факел, светильник. Античные источники утверждают, что на этом месте находился город Лампас, следы которого, как и многих других древних поселений, затерялись во времени.

Сегодня многие древние маяки, похожие по своей красоте на дворцы, а по прочности — на крепости, являются историческими памятниками.

Исторической достопримечательностью Крыма является и маяк на мысе Сарыч, который расположен в самой крайней южной оконечности Крымского полуострова, от него до Турции всего 142 мили, или 263 км. На Сарыче не раз бывали космонавты, в том числе первый из них, Юрий Алексеевич Гагарин. Привлекает маяк и внимание многочисленных гостей нашего полуострова, политических деятелей дружественных стран.

С вышки маяка открывается изумительный вид на ряд небольших бухт в сторону Ялты и берег до мыса Айя. От него изогнулась дугой бухта Ласпи с обширным галечным пляжем, окруженная сочной зеленью леса и с трех сторон защищенная горами, открытая лишь в сторону морского простора. Во всем чувствуется первозданная красота типично южного ландшафта. Западнее маяка в легкой дымке виднеется величавый скалистый мыс Айя, что в переводе с греческого означает «святой». Такое название мыс получил, вероятно, в честь святого отшельника, который по примеру первых христиан Крыма жил в пещере. Наверное, совсем не случайно выбрал он это укромное место близ Батилимана, так как оно отличается особым микроклиматом, и в зимнее время здесь укрывается от непогоды масса птиц. Тропинка, высеченная с незапамятных времен из соседней Варнаутской долины, вела через перевал в эту пещеру. Тропа обрушилась в начале XX века, и, говорят, по ней, буквально висевшей над пропастью, прижимаясь к серым скалам, ходили смельчаки. В расщелинах скалы жили дикие пчелы, очевидно, кормившие своим медом отшельника.

В небольшой пещере, находившейся высоко над темными волнами, бившимися внизу о скалу, люди видели жилище святого, икону с лампадкой, вбитую в скалу, лежанку, высеченную в камне, очаг и истлевшие остатки не то одежды, не то сена. Сколько лет жил там этот одинокий человек, никому не известно, но зажигал он по ночам свою лампадку, и свет ее был дорог и спасителен для многих рыбаков, застигнутых бурей в открытом море. Давно погас огонек отшельника и не маячит он больше по ночам, но благодарное предание об этом человеке, давно ушедшем из жизни, сохранилось.

Восточнее маяка среди густого леса виднеются современные здания под красной черепицей — бывшая дача последнего Президента СССР М.С. Горбачева. Ныне этот закрытый правительственный объект напоминает о последних драматических днях пребывания Горбачева с семьей на даче, об истории некогда могущественного советского государства, в котором мы все недавно жили. Дача эта обычно вызывает повышенный интерес у проезжающих мимо туристов.

На мысе Сарыч и вокруг него произрастают интересные дикорастущие субтропические виды растительности, среди которых много смолистых пород. Это прежде всего большие рощи древовидного можжевельника, возраст которого насчитывает 400—500 лет. Можжевельник — вечнозеленое хвойное растение семейства кипарисовых с сильным смолистым, терпким ароматом. Он оказывает огромное влияние на оздоровляющие, целебные свойства крымского воздуха. Ведь по обилию бактерицидных эфирных веществ можжевельник стоит на первом месте среди других деревьев. В жаркий летний день один гектар можжевелового леса испаряет более 30 килограммов эфирных масел.

В народной медицине, в парфюмерии и даже в магических обрядах издавна использовали это дерево. Используют его и для изготовления мебели. Изделия из можжевельника не только красивы, они хранят огромный энергетический потенциал удивительного растения, которое живет более тысячи лет.

Древние народы использовали можжевельник в качестве лекарственного средства. Так, например, еще в первом веке во время эпидемии холеры римляне окуривали свои жилища дымом горящих веток этого растения. В Скандинавии им окуривали склады с пушниной, а в старых русских карантинах — одежду больных и помещения. Североамериканские индейцы надолго поселяли людей с больными легкими в заросли можжевельника и не позволяли выходить оттуда до полного выздоровления. В Средней Азии пропитанные можжевеловым эфирным маслом повязки накладывали на свежие и гноящиеся раны.

В сундуках с шерстяными и меховыми изделиями наших далеких предков в Крыму всегда можно было найти кусок можжевеловой древесины, она считалась очень хорошим средством от моли.

По древним поверьям, это растение может не только одолеть смертельный недуг, но и дать возможность обрести вечную жизнь. А на языке цветов можжевельник — обещание вечной жизни, радушие.

Встречаются на мысе Сарыч и редкие породы реликтовой пицундской сосны, которая помимо этих мест растет лишь в Новом Свете близ Судака и на Кавказе в районе Сухуми. Смолистый, терпкий аромат, разливающийся над пустынным мысом, особенно чувствуется в жаркие летние дни.

... Как руна пугливых барашков,
Как хлопья летучие ваты,
Ложатся игривые волны
На берег, уснувший под зноем...
Горячее небо нависло
И дышит палящим дыханьем;
Над берегом сонно — пустынным
Кочуют с рыданьями чайки...
Все пусто, все мертво, все знойно!...

      А. В. Жиркевич.

Мыс Сарыч и Ласпинский залив находятся на юго-западной окраине Южного берега Крыма, который заканчивается труднодоступным, лесистым мысом Айя, высота которого 586 метров над уровнем моря. Этот район побережья объявлен ландшафтным заказником общегосударственного значения. Площадь заказника «Мыс Айя» — 1340 га.

Пустынные берега поражают и восхищают любознательных туристов, и мало кто знает сегодня, что и этот малозаселенный и отдаленный от шумной праздничной Ялты район побережья сохранил следы древней цивилизации и так же, как и другие уголки Южного берега Крыма, имеет свою неповторимую увлекательную историю. О Ласпи и его окрестностях наш следующий рассказ.