Потомству в пример

А вот еще одна страница славы Севастополя и русского флота: на Матросском бульваре стоит кораблик на высоком постаменте. Это первый памятник в Севастополе, поставленный бригу «Меркурий», хотя отлит из бронзы не его уменьшенный образ, а условное подобие греческой триеры. За что же «Меркурию», его капитану Александру Ивановичу Казарскому и всей команде такая честь? Каким подвигом продиктована надпись на постаменте: «Казарскому. Потомству в пример?»

В 1829 году Россия опять воевала с Турцией. 14 мая бриг «Меркурий» и два других русских корабля встретили вдали от своих берегов турецкий флот. Неприятель шел на ветре тремя колоннами, в полнеба развернув могучие паруса: шесть линейных кораблей, два фрегата, два корвета, бриг и еще три одномачтовых судна…

«Штандарт» с «Орфеем» помчались навстречу туркам для полной разведки. «Меркурию» было приказано лечь в дрейф. Ничего еще не предвещало великого дня. Вполне еще можно было уйти в сторону от опасности, да к тому же навести уклончивую турецкую армаду на наш флот. Так и собирался сделать Казарский. Он стоял на шканцах, готовый отдать команду, круглое с некрупными чертами лицо Александра Ивановича было сосредоточенно…

Вдруг на рее русского флагмана появился сигнал: «Избрать каждому курс, каким судно имеет преимущественный ход». Это меняло дело: «Меркурий» предоставлялся сам себе, своей скорости, своей удаче.

Солнце вставало над морем, розовым светом горели выпуклые паруса, расстояние между «Меркурием», самым тихоходным среди русских кораблей, и преследователями уменьшалось. Турки сочли, что нечего всей массой преследовать такую ничтожную добычу. Вперед вырвались два корабля: на одном 110 пушек, на другом — 74, то есть на одно орудие «Меркурия» приходилось 10 турецких, да еще гораздо большего калибра, так что артиллерийская мощь противника в тридцать приблизительно раз превосходила мощь «Меркурия».

Казарский подозвал лейтенанта Новосильского:

— Федор Михайлович, поговорите с канонирами, с Лисенко, с Кабановым, на них вся надежда!

— Понял вас, Александр Иванович.

— Маневр — наше с вами дело, но ведь без канониров маневр обернется пустым фокусом…

Потом были сделаны приготовления чрезвычайные: принесли, по приказу Казарского, и положили у порохового погреба заряженный пистолет; связали в один тюк все документы, судовые журналы, тайные приказы, привязали ядро: на случай, если придется выбросить за борт, чтоб надежнее бумаги пошли ко дну.

Настоящий бой завязался залпом из девяти орудий «Меркурия». Потом бриг получил 22 пробоины в корпусе и 133 в парусах. Потом начинался пожар, валились мачты, ветер уходил в вышину, лишая корабль маневренности. Турки зажали бриг с двух сторон и расстреливали почти в упор, предлагая сдаться, но «Меркурий» отнюдь не собирался этого делать.

В том аду, который царил на корабле, был свой порядок, и не было отчаяния. Отважно вели себя офицеры, чудеса храбрости показывали матросы, старые, бывавшие в сражениях при Сенявине, молодые, еще не нюхавшие пороху.

И вот тут-то, воспользовавшись усилившимся ветром, Казарский сделал свой главный маневр: вывел «Меркурий» из огненных тисков, а турецкие корабли некоторое время еще продолжали, не ведая того, палить друг в друга.

Но и на этом сражении не окончилось…

Был момент, когда, сбив с реи Андреевский флаг, турки решили, что бриг сдается. Был момент, когда зажигательный снаряд упал совсем рядом с пороховым складом и русские решили, что сейчас взлетят на воздух… Ранено и убито было более половины команды, контузило капитана. Едва придя в себя, он вытащил из кармана черный коленкоровый платок, разорвал пополам, одной половиной стянул себе окровавленную голову, вторую протянул матросу, стоявшему рядом: «Перевяжись!»

Лишь к вечеру турки отказались от преследования, боясь налететь на русскую эскадру. А на рассвете «Меркурий» встретился с остальными кораблями. Для героев с флагмана был спущен правый парадный трап, послан за ними адмиральский катер. Явиться Казарскому велели в том мундире, в каком он вел бой. Закопченный мундир висел победными клочьями…

В награду офицеры «Меркурия» получили право внести в свой герб изображение того самого пистолета, из коего в пороховой погреб должен был выстрелить последний оставшийся в живых… О подвиге же маленького корабля существует свидетельство и самих турок, в одной из реляций писавших: «Корабль капудан-паши и наш вступили с ним в жаркое сражение, и дело неслыханное и неимоверное — мы не могли принудить его сдаться. Он сражался, отступая и маневрируя со всем военным искусством, так, что мы, стыдно признаться, прекратили сражение, между тем как он, торжествуя, продолжал свой путь… Если древние и новые летописи являют нам опыты храбрости, то сей последний затмит все прочие и свидетельство о нем заслуживает быть начертанным золотыми буквами в храме славы. Капитан сей был Казарский, а имя брига — «Меркурий».

Тут надо сказать, кроме памятника на Матросском бульваре, подвиг «Меркурия» увековечен еще и тем, что на русском флоте с тех давних времен и по сей день всегда существует корабль, который называется так: «Память «Меркурия».