Столица: Симферополь
Крупнейшие города: Севастополь, Симферополь, Керчь, Евпатория, Ялта
Территория: 26,2 тыс. км2
Население: 1 977 000 (2005)
Крымовед
Путеводитель по Крыму
История Крыма
Въезд и транспорт
Курортные регионы
Пляжи Крыма
Аквапарки
Достопримечательности
Крым среди чудес Украины
Крымская кухня
Виноделие Крыма
Крым запечатлённый...
Вебкамеры и панорамы Карты и схемы Библиотека Ссылки Статьи
Группа ВКонтакте:

Интересные факты о Крыме:

Слово «диван» раньше означало не предмет мебели, а собрание восточных правителей. На диванах принимали важные законодательные и судебные решения. В Ханском дворце есть экспозиция «Зал дивана».

Главная страница » Библиотека » Е.Г. Криштоф. «Сто рассказов о Крыме»

Большой прочес

Надо еще учесть, какое состояние было у них после падения Севастополя, после того, как на третий день немцы устроили в городе парад. Это угнетало посильнее голода и страшной жажды в сухом, со всех сторон обложенном карателями лесу лета тысяча девятьсот сорок второго.

Теперь Манштейн должен был взяться за них, освободить свои тылы от «бандитов», которые девять месяцев сковывали его, Манштейна, одиннадцатую армию, были глазами, ушами осажденного города, вели рельсовую войну, подрывая немецкие составы, машины, даже штабы, и вообще заставляли жить с унизительной оглядкой…

Как начнется «прочее»? Откуда, когда? Первое, что стало известно, — пойдут от Севастополя через Бельбекскую долину. Много позже узнали: пойти должно было — и пошло — двадцать две тысячи, тремя волнами, вторая на расстоянии пятисот-семисот метров от первой, развернутым фронтом, локоть к локтю, загоняя в «мешок» под Чатыр-Дагом. Пленных велено было не брать.

А партизан, способных вести активную борьбу, оставалось, кто считает — около тысячи, кто — всего пятьсот человек. Это зависит от того, как понимать: «способных вести…» Все были истощены, многие ранены.

Решать, что делать, предстояло среди других Георгию Леонидовичу Северскому, и до сих пор он помнит длинные и в то же время катастрофически малые минуты, когда никакое приемлемое решение не приходило в голову.

В конце концов, заминировали палатки штаба третьего района, оставили боевую группу Леонида Вихмана, пошли в сторону хребта Хейролан. Шли, подвязав все, что могло брякнуть, звякнуть. Нельзя было дышать. И вот что непостижимо — даже дети двигались, как тени, без звука. Кстати говоря, на сравнении «как тени» стоит остановиться, сказать, что немцы, обожавшие кодовые названия, окрестили эту операция «Schwarz Schatten» — «Черная тень». Черная тень, которая должна опуститься над лесом…

Пока что над лесом опустилась южная звездная ночь. А внизу, в долинах, усиленные всплеском ракет, зажглись сотни огней: костры немецких привалов. Одни считают, что немцы световыми этими эффектами подбадривали себя. Другие — что демонстрировали неуязвимость. Было, очевидно, и то, и то. Очутившись в партизанском лесу, хоть и после падения Севастополя, они были совсем не так беззаботны, как им хотелось.

Но как пахло от тех костров едой! Мясной, сытной пищей. Этот запах всем врезался в память, как величайшее оскорбление. Тем более, что продовольственный запас бахчисарайцев, например, целиком умещался в противогазной сумке Миши Самойленко, помощника командира отряда по разведке. Миша, наклонив черную кудрявую голову, резал вяленое мясо маленькими кусочками в толщину пальца. Приложит палец, как мерку, и режет: получайте, может быть, последнюю в жизни еду.

Так многие и считали: может быть последнюю. А выход искать надо было командирам: Георгию Северскому, Михаилу Македонскому, Христофору Чусси, комиссару Никанорову. Выход в буквальном смысле слова: проход, прореху в цепи, куда можно нырнуть. Коридор, через который в течение двух, ну, пяти минут бесшумно ринутся полтысячи человек и окажутся уже за спиной первой цепи, то есть между первой и второй, и пойдут в их же направлении, невидимо возвращаясь на место ночевки. И дальше так будут идти по лесу, став тенью тени…

Как ни странно, проскочить решили не ночью. Ночью еще рискованнее: можно зашуметь, споткнувшись наступить на гнилой сучок, съехать по откосу. А на рассвете, когда немцев разморило от долгого ожидания зари, как одно сплошное минутное дуновение ринулись вниз по лобовому склону Хейролана, который немцы обтекали с боков, поднимаясь на плоскогорье… Все! Свершилось!

И дальше сумели. Но тут надо вернуться к штабным палаткам, где оставался Леонид Вихман. Немцы подошли и бросились к этим далеко видным палаткам из парашютного шелка. Тут же раздались взрывы, потом выстрелы, а через минуту можно было наблюдать картину полной паники. Самую сладкую партизанскому глазу картину, когда в одно мгновение стройная цепь хорошо натренированных убийц превращалась в вопящее, бросающее оружие, сталкивающееся лбами месиво.

«Партизанен! Партизанен!» — кто слышал этот крик, мог точно понять себе цену. И цена была не малая, если такой ужас звучал в вопле: «Партизанен! Партизанен!» А ведь не случайно попавший в лес вопил, а кто-то из двадцати двух тысяч, подкрепленных минометами, пушками, танкетками, авиацией, чувством собственной безнаказанности.

Среди тех, кто взлетел на партизанских минах, был немецкий подполковник, планшетку его сняли с сосны, а в ней оказались карты, схемы с план подробно разработанной операции.

«Первой группе стрелков совместно с 18-й пехотной дивизией с северного направления и второй группе горных стрелков южного направления прибыть в зону расположения партизан к 12/VII после полудня.

Для проведения прочеса приказываю:

…В первой колонне участвуют 23-й батальон горных стрелков, 3-й батальон горных стрелков… В каждом батальоне иметь 35 пулеметчиков».

К плану была приложена инструкция, как допрашивать, как расстреливать, чем вооружаться, начиная с компасов, рюкзаков, ракет, сухого калорийного пайка, кончая специальными знаниями, какими обладают обычно бывшие лесники, пастухи, охотники всех рангов и сословий.

Трудно переоценить значение этого документа для партизан, тем более, что в нем скрупулезно были указаны маршруты и с точностью до минут обозначено, в какое время на какой поляне или вершине должна появиться та или иная часть. Одним словом, все предусмотрели, все расписали и даже заранее оповестили население Крыма по радио: «Ждите: через пять дней жизнь на полуострове нормализуется. С «бандитами» будет покончено».

Надо сказать, что несколько раз, оторвавшись от преследователей, партизаны тоже слушали юлящий, противный до судороги в челюстях «Голос Крыма».

— Вот брешет, вот брешет, — удивленно наклонялся над рацией бедовый парень Николай Гордиенко. — О, чуете? Аж на лапах приседает перед хозяином.

— Окружили нас, значит, гранатами забросали и, как звать, забыли, — Митя Аверьянов тоже говорил удивленно, но неторопливо, будто прислушиваясь. — Подрастерялся парень, если на такую липу пошел…

«Парень» — это в понимании Мити был сам Манштейн, очевидно и в действительности обескураженный результатами «прочеса», который первоначально представлялся ему чем-то вроде успешной прогулки. Во всяком случае, после боев под Севастополем карательный марш по свежему воздуху и зеленому лесу мог бы выглядеть именно так, и вот…

Самойленко тоже слушал радио, кривил запекшиеся губы, но считал: лучше агитации в нашу пользу не придумаешь. Чего стоит немецкая похвальба — в этом они сами расписались. А «Голос» юлил между тем, перечисляя якобы отбитые обозы, толпы идущих в плен, и опять заверял: мирное население может чувствовать себя в безопасности…

— Наши, значит, отцы, сестры, дети, — он покосился на ухмылку Николая, на его поднятый, требующий тишины палец, — могут теперь, говорю, спать спокойно: и ты, Гордиенко, убитый, и я.

Гордиенко кивнул пальцем, ближе наклонился к коробке приемника:

— Ничего, воскреснем, не журись, Миша! Ишь, собака: сто тридцать убитых под Абдугой насчитал, а там и одного не было…

…На пятый день точно в назначенный час «прочес» заканчивался. Пели немецкие рожки, спускались в долину танкетки, шли несколько поутратившие самоуверенность пешие и конные части. Все пункты встречи, все часы были соблюдены с возможной скрупулезностью, но что-то покатилось не по правилам…

Ах, это «не по правилам!» Как выбивало оно из колен привыкших главным считать слово «порядок». Порядок, безапелляционно установленный на захваченной земле: «За невыполнение — расстрел»! Порядок, предусмотрительно расчертивший лес на клеточки и все-таки не обеспечивший успеха «Черной тени».

Партизаны смотрели на немцев сверху. На всю эту стройную кутерьму сборов и понимали: остались жить. Вернее, остались живой, боеспособной воинской единицей. Впереди были новые испытания, очевидно, не менее жестокие, а теперь надо было только перейти дорогу, идущую через Бешуй на Алушту.

Выбрали минуту, ринулись одним духом на косогор из редколесья. Ноги уже разбежались по сухой траве, как вдруг из-за поворота показался конный взвод румын. Партизаны оцепенели: еще бы! Один призывный выстрел, и сюда ринется вся техника, вся двадцатитысячная сытая сила.

Но и румыны понимали: если выстрелят, через пять минут от взвода ничего не останется. А может быть, им к тому же надоело воевать за интересы «арийцев»?

Вспоминают: Македонский окликнул пленного румына по фамилии Апостолов, по имени Тома:

— Томка, переведи им: будут молчать, мы их не тронем.

И румыны ответили:

— Благодарим за великодушие.

Но иные утверждают: разминулись безмолвно, в сухой, напряженной тишине, перевели дыхание, когда офицер отпустил шенкеля, послал лошадь вперед.

Предыдущая страница К оглавлению Следующая страница


 
 
Яндекс.Метрика © 2024 «Крымовед — путеводитель по Крыму». Главная О проекте Карта сайта Обратная связь