Столица: Симферополь
Крупнейшие города: Севастополь, Симферополь, Керчь, Евпатория, Ялта
Территория: 26,2 тыс. км2
Население: 1 977 000 (2005)
Крымовед
Путеводитель по Крыму
История Крыма
Въезд и транспорт
Курортные регионы
Пляжи Крыма
Аквапарки
Достопримечательности
Крым среди чудес Украины
Крымская кухня
Виноделие Крыма
Крым запечатлённый...
Вебкамеры и панорамы Карты и схемы Библиотека Ссылки Статьи
Группа ВКонтакте:

Интересные факты о Крыме:

В Крыму растет одно из немногих деревьев, не боящихся соленой воды — пиния. Ветви пинии склоняются почти над водой. К слову, папа Карло сделал Пиноккио именно из пинии, имя которой и дал своему деревянному мальчику.

Главная страница » Библиотека » А.С. Пученков. «Украина и Крым в 1918 — начале 1919 года. Очерки политической истории»

§ 2. Крым во второй половине 1918 — начале 1919 года

Остатки Черноморского флота, базировавшиеся в первую очередь в Севастополе, беспощадно разграблялись. Немецкие солдаты ежедневно отправляли из Крыма в Германию посылки с продовольствием, по распоряжению генерала Коша в Берлин отправлялись поезда, нагруженные обстановкой императорских дворцов и яхт, из Севастопольского порта вывозилось разнообразное ценное имущество1. Ключи от магазинов, складов и мастерских порта хранились у немецких офицеров, забиравших из них материалы и инвентарь без всяких документов, «причем забор их носит характер, если так можно так выразится, чисто стихийный, не оправдываемый надобностью...», — докладывал командующему Черноморского флота Украины капитан II ранга Погожев, начальник тыла Черноморского флота и главный командир Севастопольского порта по Севастопольской почтовой конторе 13 мая 1918 г.2. Показательно заявление капитана транспорта «Император Николай I» на имя Командующего Черноморским флотом от 15 мая 1918 г.: «Считаю своим долгом довести до сведения Вашего, г. капитан I ранга, обо всем происходящем на вверенном мне корабле "Император Николай I" (бывший "Авиатор"). 3 мая поселился Германский авиационный отряд под командой капитана-лейтенанта г. Шиллера. 13-го мая, не предупредив меня, стали свозить с парохода на берег имущество, как-то: каютную обстановку, кровати, матрацы, диваны, умывальники, зеркала, табуретки, белье и медные прутья для занавесок, а также из каюты-люкс, дамского будуара, библиотеки, музыкального салона, курительной I класса, бара и кают-компании всю мягкую мебель и стулья, а из буфета посуду и серебро, а также увозить всю провизию, которая была приобретена для экипажа на собственные средства. Все вышеупомянутое продолжает свозиться и в настоящее время. О чем и довожу до Вашего сведения»3. В комментариях подобное даже и не нуждается. Подобное положение вещей было и на складах, и в мастерских4. Немцы и австрийцы грабили все, что только можно5, официально именуя это «военной добычей». Начальник всех портов Черноморского флота адмирал А.Г. Покровский наивно вопрошал в одном из документов: что «является «военной добычей» при настоящей обстановке, когда войска дружественных государств введены в страну по приглашению ее правительства»?6

Новые хозяева вели себя в Крыму бесцеремонно, пользуясь своей силой и безнаказанностью. Неопределенность положения в смысле принадлежности тому или иному правительству флота, Севастополя, имущества флота способствовали тому, что грабежи с территории порта стали каждодневным делам. Помимо немецких, если так можно выразиться, легальных, грабителей, хватало и своих, самых что ни на есть национальных, воровавших казенное имущество, не боясь поставленных немецких караулов. Таковые кражи поражали своей «смелостью и стали явлением прямо обыденным», сообщал контр-адмиралу Клочковскому капитан над Севастопольским портом7. Доходило до того, что жители города воровали даже габаритные деревянные вещи: корабельные столы, деревянные переборки и даже пианино рубились на дрова и уносились на берег8. Благодаря немецким и российским грабителям от кораблей остались только старые железные коробки, так как германцы сняли все целые механизмы.

С того момента, когда стало очевидно, что Германия пала, и скоро немцам предстоит уйти из Крыма, разграбление последними русского имущества стало еще более наглым: немцы попросту стали распродавать имущество флота в частные руки, электротехническое оборудование, например, благополучно сбывалось евреям-спекулянтам, делавшим на этом хорошую прибыль. С первых чисел ноября наличными силами охраны порта, мастеровыми и служащими немцы были удалены из Севастопольского порта, но под угрозой применения силы, которая исходила от командующего немецкими морскими силами в бывшем русском районе Черного моря вице-адмирала Гопмана, вскоре вернулись туда обратно. Русские сохранили контроль только над Лазаревским и доковым адмиралтействами. После возвращения немцев в порт грабеж еще усилился9. Что же касается судьбы Черноморского флота, то она так и осталась подвешенной. Немцы предложили Украине заплатить за флот, как за общероссийское имущество, сумму порядка 200 миллионов рублей10. Вопрос повис в воздухе, судьба флота так и осталась неразрешенной. Чьим был флот во второй половине 1918 года: украинским, крымским, российским или немецким — на этот вопрос с правовой точки зрения ответить крайне сложно.

Украина делала попытки получить корабли Черноморского флота, находившиеся в румынских портах, но платить содержание личному составу команд крейсеров не собиралась. Так, товарищ морского министра контр-адмирал Максимов сообщал официальному представителю морского министерства Украинской Державы для связи с германским командованием в Крыму контр-адмиралу Клочковскому: «Выдавать содержание Командам означенных судов возможно лишь с момента перехода этих судов в распоряжение Украинской Державы. За прежнее же время Украина платить не обязана и, вообще, не имеет возможности делать это за отсутствием средств»11. Подобный факт более чем показателен. Великодержавность Украины, попытки заполучения Державой русского имущества не подтверждались ни военной силой, ни экономическими возможностями, ни политической независимостью.

Правительство гетмана более чем отчетливо понимало значение Крыма для украинской торговли. Скоропадский не единожды получал от своих подчиненных докладные записки подобного плана: «Неясность положения Крыма, главным образом, Севастополя, в высшей степени затрудняет решение очень многих существенных вопросов <...> По-видимому, вопрос о принадлежности флота и Крыма крайне трудно разрешить на месте, а потому не явится ли правильным решением послать в Берлин специальную миссию для решения столь коренных для Украинской державы вопросов, как вопроса о существовании Морской торговли, каковая без обладания Крыма и без военного флота явится лишь фикцией...»12.

Сам же Скоропадский личных контактов с Сулькевичем не имел, они оборвались, не начавшись. Два генерала понять друг друга не смогли. Скоропадский рассуждал так: «Планы немцев мне неизвестны, во всяком случае, при известной комбинации не прочь там [в Крыму. — А.П.] закрепиться. Турция с татарами тоже протягивает к Крыму руки, Украина же не может жить, не владея Крымом, это будет какое-то туловище без ног. [выделено нами. — А.П.] Крым должен принадлежать Украине, на каких условиях, это безразлично, будет ли это полное слияние или широкая автономия, последнее должно зависеть от желания самих крымцев, но нам надо быть вполне обеспеченными от враждебных действий со стороны Крыма. В смысле же экономическом Крым фактически не может существовать без нас. Я решительно настаивал перед немцами о передаче Крыма на каких угодно условиях, конечно, принимая во внимание все экономические, национальные и религиозные интересы народонаселения. Немцы колебались, я настаивал самым решительным образом»13. В свою очередь генерал Сулькевич заявлял в интервью одной из ялтинских газет: «Мое правительство не было ни за Украину, ни против нее, а стремилось лишь к установлению добрососедских отношений, одинаково полезных и нужных как для Украины, так и для Крыма. После того, как я сообщил в Киев о моем новом назначении, я неожиданно получил от украинского правительства телеграмму, адресованную мне как "губерниальному старосте" на украинском языке. Я ответил, что я не "староста", а глава правительства самостоятельного края, и что я прошу установить сношения между нами на общественном языке — на русском. Этот мой поступок объявили в Киеве "разрывом дипломатических отношений". Мы, т.е. крымское правительство, послало своего уполномоченного в Киев для установления экономического соглашения, но оно там натолкнулось на абсолютно закрытые двери»14.

Действительно, в июне 1918 г. Украина развернула против Крыма настоящую таможенную войну, решительным сторонником которой выступал сам гетман15. По распоряжению украинского правительства, все товары, направляемые в Крым, реквизировались. В результате закрытия границ Крым лишился украинского хлеба, а Украина — крымских фруктов. Продовольственная ситуация в Крыму заметно ухудшилась, даже в Симферополе и Севастополе были введены карточки на хлеб. Населению Крыма было очевидно, что край прокормить сам себя не может, но правительство Сулькевича упорно стояло на позиции сохранения фактической независимости своего маленького государства и уделяло большое внимание вопросам, связанным с внешними атрибутами независимости. Крым в 1918 году успел получить, например, свой герб.

Государственным гербом утверждался герб Таврической губернии (византийский орел с золотым осьмиконечным крестом на щите), флагом — голубое полотнище с гербом в верхнем углу древка. Столицей государства объявлялся Симферополь. В ранг государственного языка был возведен русский, но с правом пользования на официальном уровне татарским и немецким. Характерно, что не украинским! Независимый Крым планировал начать выпуск и собственных денежных знаков. Был разработан закон о гражданстве Крыма. Гражданином края, без различия по признаку вероисповедания и национальности, мог стать любой человек, родившийся на крымской земле, если он своим трудом содержал себя и свою семью. «Приобрести же гражданство мог только приписанный к сословиям и обществам, служащий в государственном или общественном учреждении и проживающий в Крыму не менее трех лет... Любой крымский мусульманин, где бы он ни проживал, при соответствующем ходатайстве имел право на гражданство Крыма. Предусматривалось и двойное гражданство», — сообщает об этом сюжете современное исследование16.

Сулькевич ставил задачу создания собственных вооруженных сил, так и не реализованную на практике. Украинизация Крыма не осуществлялась, т. к. край стремился всячески подчеркивать свою обособленность от Украины, что в целом успешно удавалось осуществлять все время владычества Сулькевича и Скоропадского. В куда большей степени независимый Крым ассоциировал себя именно в государственной связи с Россией, воспринимая себя как часть Российского государства. На время отсутствие в России признанной национальной власти Крым находил возможным считать себя независимым государством, при этом, как вспоминал видный общественный деятель и министр труда в кабинете Соломона Крыма П.С. Бобровский, деятельность правительства в этом вопросе носила «почти юмористический характер», а само правительство, по словам мемуариста, «никаким авторитетом в населении... не пользовалось»17.

В сентябре 1918 г. Украина несколько ослабила режим экономической блокады Крыма. Официально «таможенная война» закончилась. Как следствие, Симферополь счел возможным открыть переговоры с Киевом. Так, в конце месяца крымская делегация во главе с министром юстиции А.М. Ахматовичем (по национальности Ахматович, как и Сулькевич, был литовский татарин) посетила Киев. Ахматович вел себя достаточно амбициозно, в частности, заявляя о том, что в «экономическом отношении Крым находится в блестящем положении», и подчеркивая, что крымская делегация приехала в Киев лишь потому, что таможенная война прекратилась: «Отмена Украиной таможенной войны дала крымскому правительству право приехать в Киев для переговоров, ибо в таможенной войне мы усматривали прием воздействия <...> При продлении же таможенной войны, крымское правительство не сочло бы возможным вступить в какие-либо переговоры»18. Отвечая на вопрос о слиянии Крыма с Украиной, Ахматович заявлял: «На Украине, очевидно, не осведомлены о крымских делах. Мы приехали сюда говорить, как равный с равным. Мы стоим на принципе национального самоопределения, и мы верим, что идея национального самоопределения восторжествует. Сейчас я не имею права говорить, какую форму правления делегация считает приемлемым и необходимым отстаивать для Крыма. Но несомненно одно, что для Крыма мы будем требовать таких же прав, какие Украина требует для себя. Перед отъездом из Симферополя наша делегация, при участии остальных членов крымского кабинета, имела ряд совещаний, на которых была установлена принципиальная точка зрения правительства на украино-крымские отношения, совпадающая с мнением огромного большинства крымского населения. К переговорам мы подготовились. Каждый шаг нами продуман, и с украинским правительством мы будем говорить открыто, прямо, без затаенных мыслей, ибо наше дело ясное и главное — правдивое. Мы знаем, что выражаем мнение громадного большинства крымского населения»19. Переговоры, хотя и шли несколько недель, не привели ни к каким определенным результатам. Симферополь предлагал акцентировать внимание на экономических вопросах, в то время как для Киева важнее были вопросы политические, а именно условия присоединения Крыма к Украине. Украинская делегация во главе с премьер-министром Ф.А. Лизогубом представила «Главные основания соединения Крыма с Украиной» из 19 пунктов. Суть их сводилась к тому, что Крым должен был войти в состав Украины на правах автономного края «под единой Верховной властью Его Светлости Ясновельможного Пана Гетмана (официальный титул П.П. Скоропадского)»20. Для решения вопросов, связанных с Крымом, при особе гетмана должен был состоять статс-секретарь по крымским делам, назначавшийся гетманом из числа трех кандидатов, предлагавшихся Крымским правительством.

Условия, предложенные Украиной, крымскую делегацию не устроили. «Главные основания» были ими расценены не как «проект соединения», а как «проект порабощения». Симферополь, в свою очередь, выдвинул контрпредложения, сводившиеся к установлению с Украинской Державой федеративного союза и заключению двустороннего договора21. Украинская делегация прервала переговоры, пригрозив возобновлением таможенной войны. В итоге ни к какому соглашению стороны так и не пришли, а вскоре изменились и общие условия: к концу стала подходить мировая война, в которой Германия — главный источник поддержки и для Сулькевича, и для Скоропадского — потерпела поражение.

Благоденствие немцев в Крыму продолжалось недолго. Близился конец Мировой войны, что в середине октября 1918 г. стало очевидным уже для многих. Судьба же правительства Сулькевича зависела только от поддержки немцев.

За время своего правления кабинет Сулькевича не сумел обрести в глазах народа какого-нибудь признания и уважения22. С симпатией к ставленнику немцев относились лишь крымские татары. Оппозиция видела именно в Сулькевиче виновника всех бед края. 17 октября в Ялте на квартире видного кадета Н.Н. Богданова кадетское руководство, предварительно заручившееся поддержкой немецкого командования, вынесло решение о необходимости отрешения кабинета Сулькевича от власти. Участники совещания с самого начала формулировали поставленную задачу — смещение Сулькевича — «как государственный переворот»23. На партийном совещании комитета кадетов на даче Винавера под Алуштой было принято решение о необходимости рекомендовать съезду губернских гласных Крыма избрать председателем правительства опытного политического деятеля кадета Соломона Самойловича Крыма24. Сам Винавер чуть раньше осуществил «паломничество»25, по его выражению, в Екатеринодар, где познакомился с вождями Добровольческой армии и составил о них благоприятное мнение. Почва для будущей «челобитной» Деникину была подготовлена.

В середине октября приехавший в Екатеринодар Богданов проинформировал Деникина о предстоящем перевороте в Крыму. Кроме того, Богданов просил Деникина о назначении ответственного лица для организации в Крыму «вооруженной силы именем Добровольческой армии и о посылке туда десантного отряда»26. П.С. Бобровский вспоминал: «Вопрос о занятии Крыма Добровольческой армией возник в кадетских кругах тотчас, как стало ясно, что немцы вынуждены будут эвакуировать Крым. При этом, хотя он и возник в связи с вопросом об образовании нового крымского правительства и необходимости для этого правительства опираться на какую-то вооруженную силу, он имел и самостоятельное значение. Не только кадеты, но и самые широкие круги противобольшевистской интеллигенции (а непротивобольшевистской интеллигенции на тот момент почти не было), включая правых социалистов и многих эсеров, смотрели на Добровольческую армию, как на единственную действенную противобольшевистскую силу. Героическое начало армии, ее высокий патриотический дух, ее резко противогерманская позиция, отсутствие в деятельности ее вождей реакционных поползновений — все это заставляло видеть в армии подлинную силу для возрождения единой свободной России...»27. И если интеллигенция и буржуазия были склонны к героизации Добровольческой армии, то народные массы смотрели на нее иначе. Большую роль в этом сыграла «четвертая власть», благодаря которой сведения о Добровольческой армии доходили до жителей полуострова крайне отрывочными и односторонними: местная пресса, преимущественно социал-демократического направления по своей политической направленности, стремилась представить деникинцев опасными реакционерами28. По словам П. Новицкого, публициста социал-демократической газеты «Прибой», «Армия [Добровольческая. — А.П.], под руководством Шульгина, Деникина и Милюкова, враждебна демократии. Она может спасти только Протофис, гетмана и общерусскую реакцию»29. К моменту прихода белых в Крым местный пролетариат рассматривал деникинцев как своих классовых врагов и был готов к борьбе с ними.

Деникин дал Богданову согласие на все его предложения. Уже в эмиграции Богданов стремился подчеркнуть, что «Крымское правительство призвало Добрармию в Крым, оно сделало все ему возможное, чтобы материально и нравственно поддержать Добрармию и с самых первых дней своего существования связало свою судьбу с армией...»30. Ситуация в Крыму менялась день ото дня. Так 3 ноября 1918 г. командующий немецкой группой в Крыму генерал Кош письмом на имя Сулькевича заявил об отказе от дальнейшей поддержки его правительства, а уже 4 ноября крымский премьер запросил Деникина о «быстрой помощи союзного флота и добровольцев»31. В ожидании десанта Добровольческой армии улицы Ялты были украшены трехцветными флагами и гирляндами. Буржуазные обыватели надеялись на скорый приход добровольцев32. Однако было уже поздно.

Начавшаяся в Германии революции, ускорила падение кабинета Сулькевича. Понимая, что без поддержки «общественности» ему не удержать власть, Сулькевич предложил кадетам составить свой кабинет, с условием, что он остается «начальником края». Однако, такие компромиссы уже не могли устроить конституционных демократов, и они ответили отказом на предложения генерала33, власть которого доживала последние дни. 14—15 ноября кабинет Сулькевича сложил свои полномочия, генерал без споров передал все дела новому кабинету34, а сам незадачливый лидер Крыма отбыл в Азербайджан, чтобы там продолжать в роли военного министра Азербайджанской Демократической Республики свою, как выразился Деникин, «русофобскую работу»35. Позднее Сулькевич был расстрелян большевиками.

Крушение центральных держав сделало Крым вновь всецело зависимым от России, с которой тогдашнее правительство ассоциировало в первую очередь Добровольческую армию.

Кадром Добровольческой армии в Крыму был Крымский центр Добровольческой армии, возглавляемый генералом бароном де Боде36. Деятельность Центра по отправке офицеров в Добровольческую армию была не слишком эффективна, Крым не дал армии ни одной значительной партии. В письме де Боде Алексеев пытался дать этому какое-то объяснение: «Малый приток офицеров из района, находящегося в Вашем ведении, нужно предполагать, объясняется некоторой обособленностью г. Ялты, который Вы избрали своим местопребыванием — к Ялте нет железных дорог, автомобильное сообщение неправильно и дорого...»37. Теперь, после поражения центральных держав, правительство Крыма вошло с генералом де Боде в соглашение. В свою очередь Деникин в письме Крыму заявил о готовности Добровольческой армии помочь краю. Приказом Деникина от 18 ноября/1 декабря 1918 г. Крымский центр был расформирован, а Боде стал именоваться «Командующим Войсками Добровольческой армии в Крыму». Генерал должен был «вступить в командование всеми полевыми войсками и гарнизонами крепостей на правах Командира Корпуса»38. По распоряжению Деникина небольшой отряд добровольцев с орудием был выслан в Ялту, а другой отряд отправлен для занятия Керчи. На основе этих, незначительных по численности сил, начала формироваться «Крымская дивизия», в командование которой вступил ген.-майор А.В. Корвин-Круковский, получивший от Деникина следующие инструкции: «русская государственность, русская армия, подчинение мне. Всемерное содействие Крымскому правительству в борьбе с большевиками. Полное невмешательство во внутренние дела Крыма и в борьбу вокруг власти»39.

Несмотря на номинальное главенство де Боде, именно Корвин-Круковский, думается, и был центральной фигурой, представлявшей интересы Деникина в Крыму. Корвин-Круковский по мере сил инструкцию своего Главкома выполнял, и изначально публично выказывал лояльность по отношению к ревниво оберегавшему свои прерогативы крымскому правительству и уважение к местным особенностям, заявляя о том, что главная функция Добровольческой армии на полуострове сводится к поддержанию здесь законности и порядка при помощи союзников40. Вместе с тем решение генерала о начале мобилизации офицеров и формирование офицерских рот вызвало недовольство у местного населения, и без того подверженного большевистской пропаганде. К моменту прибытия добровольцев и союзников в Крым у значительной части местного населения имелось оружие: во-первых, оружие распродавали солдаты, возвращавшиеся с фронта и нуждавшиеся в деньгах; во-вторых, оружием вовсю торговали немцы, торопясь получить последнюю прибыль перед убытием на фатерланд. Все это сильно сгущало атмосферу, в воздухе буквально витало напряжение. Отношение к добровольцам у крымского демоса, как правило, было откровенно недоброжелательное. «"Не хотим власти генерала Деникина", — вот что говорил базар. А трехцветный флаг и золотые погоны просто возбуждали ненависть, как символ старого "проклятого" времени», — вспоминал вдумчивый мемуарист, профессор Н.Н. Алексеев, живший в то время в Крыму41. Добровольцев считали откровенными реакционерами, армию Деникина — монархической и буржуазной. Немало этому способствовало и сами деникинцы, зачастую распевавшие в пьяном виде в крымских ресторанах «Боже, царя храни». Такое поведение белогвардейцев приводило к тому, что отношение к Добровольческой армии становилось все более неприязненным, а количество противников деникинцев в Крыму — все увеличивалось, включая в себя уже не только рабочих, но и представителей мелкой буржуазии42. Однако, сами добровольцы в конце 1918 г. думали, что Крым — полуостров с высоким уровнем политической стабильности, пребывание на территории которого для Белого движения очень и очень выгодно. В письме военному министру правительства Колчака генералу Н.А. Степанову, датированному декабрем 1918 г., Деникин с удовлетворением сообщал о том, что «Крымский полуостров входит в сферу действий Добровольческой армии по соглашению с местным краевым правительством и занят частями Добровольческой армии, также начинается производство мобилизации...»43. Предполагалось, что посланные Деникиным части являются лишь кадрами, которые будут пополняться мобилизацией офицеров и солдат на территории Крыма. Дело это также возлагалось на генерала де Боде44.

Помимо всего прочего, падение немцев, кризис гетманской власти, и ожидаемый приход в Крым союзников привели к тому, что Деникин открыто заявил о своих претензиях на Черноморский флот, оставшийся к концу 1918 г. фактически бесхозным. Присоединение это было, по словам Деникина, «номинальное, так как был командный состав, но не было в его распоряжении боевых судов», находившихся в фактическом плену у союзников: вошедшие в Севастополь союзники подняли на русских судах свои флаги и заняли их своими командами45.

13 ноября Деникин отдал приказ о назначении на должность командующего Черноморским флотом адмирала В.А. Канина, в годы войны одно время командовавшего грозным Балтийским флотом. Канин некоторое время колебался, прекрасно зная тяжелейшее положение уцелевших после новороссийской катастрофы остатков Черноморского флота, к тому же находившихся в «плену», и старательно отметая в прессе всякие разговоры о своем грядущем назначении46, но затем согласился на вступление в должность командующего, сразу же начав активно бомбардировать вновь образованное правительство Соломона Крыма просьбами о срочной денежной помощи действительно бедствующему флоту47. Положение на флоте было таково, что большинство офицеров не имело не то что денег, но даже огнестрельного и холодного оружия, (последовательно изымавшегося у офицеров всеми властями). Револьверы для офицеров пришлось закупать у находившейся в Севастополе английской эскадры48. Вместе с тем Черноморскому флоту, несмотря на пережитые им беспримерные тяготы, еще предстояло на славу послужить Белому делу.

В новое правительство С.С. Крыма, в соответствии с постановлением земско-городского собрания созданного на коалиционной основе49, вошли социалисты С.А. Никонов (народное просвещение) и П.С. Бобровский (министерство труда), кадеты С.С. Крым, М.М. Винавер (внешние сношения)50, В.Д. Набоков (юстиция) и Н.Н. Богданов (министерство внутренних дел). Эти шесть человек составляли коллегию, руководившую общей политикой правительства. Известный кадетский деятель, редактор «Речи» И.В. Гессен писал, возможно, слишком субъективно про крымское правительство: «Здесь [в Крыму. — А.П.] кучка людей сами себя назначили правительством, вследствие чего оно было еще более эфемерно [чем Северо-Западное правительство. — А.П.], от Добровольческой армии, ведшей здесь борьбу с большевиками, совсем оторвано и никакого влияния, никакого касательства к борьбе этой не имело»51. Рабочий народ немедленно прозвал Краевое правительство «кривым»52.

Заседания правительства проходили ежедневно, иногда дважды в день. Введенный Председателем предельный час заседаний (11 часов вечера), соблюдался редко. Несмотря на изнурительную работу, поглощавшую все время, министрам удавалось работать единодушно. «Люди были разные, — вспоминал Винавер, — но их личные особенности удачно дополняли друг друга»53. Новый председатель правительства, Соломон Крым, несомненно, мог бы быть идеальным правителем своего маленького государства. Тот же Винавер писал о нем: «Восседавший во главе зеленого стола Председатель Совета Министров, С.С. Крым, счастливо соединял в себе данные подвизавшегося уже на большой государственной арене политика с глубоким знанием местных крымских условий <...> Человек зоркий, видевший гораздо глубже, чем это могло казаться, по его неизменно обходительному обращению, — обладавший редким здравым смыслом и исключительным знанием людей, он умел, оставаясь сам собой, находить во всех трудных случаях примирительные формулы, проникнутые здоровым ощущением реальности <...> В качестве главы правительства, которое сквозь призму местных будничных интересов должно было осуществлять некую общегосударственную задачу, ему приходилось применять этот примирительный талант не к столкновениям между лицами, а к сочетанию двух линий, совместное преследование которых требовало большого такта, большого внимания к интересам отдельных частей немногочисленного, но весьма пестрого по составу своему населения. И этот такт никогда не изменял ему <...> Он не давил нас своим авторитетом — авторитетом человека, к которому весь край проявил столь исключительное доверие <...> По всей манере ведения дел он старался смахивать скорее на президента республики французского типа, чем на активного главу исполнительной власти...»54.

Занимавший кресло министра юстиции, Владимир Дмитриевич Набоков, отец знаменитого писателя, также был одной из ключевых фигур кабинета Соломона Крыма. «Всегда одинаково гладкий, благовоспитанный, он прекрасно приспособлялся к атмосфере, весьма близко напоминавшей атмосферу Временного правительства, с которым также у него никаких внешних трений не было, не взирая на всю обнаружившуюся впоследствии глубокую неприязнь к главным его деятелям», — писал о Набокове Винавер. Он же признавал: «Набоков был, конечно, по своей осанке и по манерам в наибольшей мере министром в нашей среде»55. Контрастную характеристику крымского правительства оставил в своих воспоминаниях кадет Н.И. Астров: «Крымское правительство имело скорее вид городской или земской управы. Даже такие яркие фигуры, как В.Д. Набоков и М.М. Винавер, не изменяли этого впечатления. С.С. Крым держался с достоинством, но как будто несколько конфузился своего положения Председателя Совета Министров. Набоков, всегда изящный, всегда уверенный в себе, здесь, отстаивая свои либерально-кадетские положения, временами имел как бы не очень уверенный тон. В частном разговоре, далеко не разделяя восторженного отношения Винавера к успехам и достижениям Крымского правительства, он говорил: «Крымское правительство никакой работы не сделало» <...> Богданов был, как всегда, оживлен, неглуп и держал себя, как хороший председатель земской управы, и не очень походил на министра внутренних дел. Один только Винавер был в своей тарелке, умно и обстоятельно отстаивал выработанный им проект соглашения...»56.

Как бы то ни было, но, несмотря на отмеченный выше некоторый провинциализм, правительство Крыма сразу активно проявило себя. В опубликованной правительственной декларации, адресованный Добровольческой армии и союзникам, говорилось: «Единая Россия мыслится правительством не в виде прежней России, бюрократической и централизованной, основанной на угнетении отдельных народностей, но в виде свободного демократического государства, в котором всем народностям будет предоставлено право культурного самоопределения. Вместе с тем правительство убеждено, что обеспечение благополучия и процветание всех народов, населяющих Россию, ни в коем случае не может быть построено на отрицании единой России, на ее ослаблении и на стремлении к отторжению от нее. В настоящее время наибольшей угрозой восстановлению нормальной жизни в Крыму, как и во всей России, являются те разлагающие силы анархии, которые довели нашу родину и наш край до теперешнего бедственного положения. Правительство призывает все население помочь ему в его борьбе с этими злейшими врагами права и свободы. В этой борьбе правительство не остановится перед самыми решительными мерами и воспользуется как всеми средствами, имеющимися в его распоряжении, так и готовой ему содействовать военной силой...»57. Однако на самом деле правительства Соломона Крыма мало кто боялся, присутствия «сильной руки» в нем не ощущалось. По словам видного царского сановника А.Н. Куломзина, жившего в то время в Крыму, «главной чертой Крымского Правительства, красной нитью проходившей через все его акты и действия, и это было уже всецело делом его главы С.С. Крыма, был его дух, его незлобливость, если можно так выразиться. Оно старалось быть беспристрастным и не мстило населению или отдельным его слоям за старое...»58. По словам Деникина, правительство Соломона Крыма являло собой «законченный опыт демократического правления, хотя и в миниатюрном территориально масштабе, — правления, обладавшего суверенностью, полным государственным аппаратом и подобающими ему званиями...»59. Между тем наладить бесконфликтные отношения с правительством Соломона Крыма Деникину не удалось. По словам Милюкова, добровольцы обвиняли краевое правительство в «левизне» и «в сношениях с социалистами»60.

26 ноября 1918 г., ровно в 12 часов, произошло крупное и давно уже к тому моменту ожидаемое событие: эскадра из 22 судов союзников — английские, французские, греческие и итальянские корабли — вошла в Севастопольскую бухту; Приморский бульвар к тому моменту был запружен многотысячной толпой народа: севастопольцы с напряжением и затаенной надеждой ждали появления кораблей61. Крымское краевое правительство в полном составе не замедлило засвидетельствовать свое почтение, и было принято на флагмане адмиралом С. Колторпом. В приветственных речах Крым и Винавер подчеркивали, что связывают с пребыванием союзников на крымской земле большие надежды на помощь в деле борьбы с большевизмом и анархией в крае62. В беседе с представителем прессы, Винавер заявил, что «Приход союзной державы в Севастополь является первым шагом к установлению непосредственных отношений с союзниками». «Правительство [Крыма. — А.П.], — продолжал он, — считало долгом использовать эту первую встречу в России с союзниками, чтобы через посредство командующего эскадрой довести до сведения союзных держав о настроениях и пожеланиях, которые волнуют русское общество <...> Беседы с командующим эскадрой оставили во мне впечатление, что в союзных странах, по-видимому, имеется весьма недостаточные сведения об истинном положении дел в России; не только ничего не известно о правительстве края, куда пришла эскадра, но и о событиях на Кубани и Украине, очевидно, имеются, также крайне недостаточные сведения. В союзных странах имеются лишь очень неопределенные слухи о существовании армии генерала Деникина, но о надеждах, на нее возлагаемых, ничего не знают. Наши указания на необходимость их содействия в борьбе с анархией и большевизмом встречали общее сочувствие, но план, характер и способ такого содействия или еще не установлены, или не были известны нашим собеседникам. Конечно, общий порядок участия союзных держав в дальнейшей борьбе России с большевизмом может быть выработан только путем соглашения союзников с Добровольческой армией. Эскадра, прибывшая в Крым, конечно, не могла привезти такого плана, да и краевое правительство не считало себя в праве такой план обсудить, не имея сама возможности действовать вместе с союзниками за пределами Крыма...»63. Винавер обратил внимание прессы на то, что в день прибытия союзной эскадры состоялось специальное совещание, на котором участвовали от имени правительства С.С. Крым и сам Винавер, от Добровольческой армии — генералы де-Боде и Корвин-Круковский, а также представители морского командования — адмирал В.Е. Клочковский и начальник его штаба. На совещании принято было решение о составлении на имя командующего эскадрой памятной записки, содержащей следующие пожелания в адрес союзников со стороны правительства и Добровольческой армии: во-первых, оставить десант в Севастополе и Феодосии; во-вторых, выделить несколько крейсеров для охраны всего побережья; в-третьих, ускорить отбытие немецких войск; в-четвертых, немедленно приостановить вывоз немцами из Крыма русского имущества64.

30 ноября союзники прибыли в Ялту. Местное население встречало их с радостью. В ялтинских кафе, скажем, как вспоминал очевидец, иностранных матросов и офицеров угощали «как друзей и освободителей», ожидая скорого падения большевиков65. Насколько большое значение крымское правительство уделяло отношениям с союзниками, говорит тот факт, что министерство внешних сношений во главе с Винавером перебралось в Севастополь, где разместилось в особняке, принадлежавшем раньше городскому голове66. Оттуда министр дважды в неделю ездил в Симферополь для участия в заседаниях правительства. Винавер писал о цели перемещения своего министерства в Севастополь следующее: «Перемещение в Севастополь было только одною из мер, направленных к более усиленному воздействию на союзников. Воздействие на людей, до такой степени невежественных в наших делах, не могло ограничиться личными беседами с начальством, как бы они ни были многочисленны». Необходимо было, вспоминал Винавер, «информировать наших друзей [т.е. союзников. — А.П.] о таких элементарных вещах, о коих даже не всегда удобно возбуждать вопрос в разговоре; необходимо было к тому же информировать не одних адмиралов и командиров, а большой штат офицеров морских, а впоследствии и сухопутных, и даже низших военных чинов — морских и сухопутных»67. Винавер опасался, что союзники в Крыму могут подпасть под влияние «сплетен и легенд не только в вопросах, касающихся России, но и в области событий, разыгрывавшихся в Европе, о которых, за отсутствием иностранных газет, никто ничего не знал. Единственным средством для устранения этого зла явилось создание печатного органа на иностранном языке...»68. «Бюллетень» выходил сначала на французском и английском, а с середины января 1919 г., после ухода англичан — только на французском языке, и выходил дважды в неделю69. Всего вышло 16 номеров «Бюллетеня», рассказывавшего об основных событиях российской (в частности, в первом номере «Бюллетеня» рассказывалось о Ясской конференции, и была помещена правительственная декларация генерала Деникина) и международной жизни и служившего, как кажется, удачной попыткой пропаганды в союзнической среде.

В мае 1919 г. Винавер составил «Справку» о деятельности правительства С.С. Крыма, которая в 1927 г. была опубликована в советском журнале «Красный архив». Не доверять ей, думается, нет особых оснований. В «Справке» Максим Моисеевич утверждал, что «Крымское правительство имело задачею упрочить связь оторванной немцами и сепаратистским правительством ген. Сулькевича части территории России [т.е. Крыма. — А.П.] со всею остальною Россиею, основываясь на началах русской государственности во внутренней политике и верности союзникам во внешней политике»70. Касался Винавер вопроса и об отношениях с Добровольческой армией: «Крымское правительство лишено было собственной военной силы. Приняв власть во время немецкой оккупации, перед самым уходом немецких войск, правительство, ввиду создавшегося изнутри взрыва большевизма, обратилось за воинской помощью к той единственной представительнице русской воинской силы, какою являлась на юге России Д.А. [Добровольческая армия. — А.П.] Генерал Деникин ответил сочувственно на обращение правительства. При этом отношения между правительством и Д.А., формулированные как в письмах ген. Деникина, так и в обращениях к населению, исходивших от правительства и от Д.А., должны были покоиться на следующих двух началах: полное невмешательство Д.А. во внутренние дела Крыма и полная самостоятельность Д.А. в вопросах военного командования...»71. Затрагивал в своей «Справке» Винавер и отношения с союзниками: «Крымское правительство, так же, как и Д.А., как и все антибольшевистские силы России, рассчитывало с момента перемирия на помощь союзников. На долю Крымского правительства, ввиду особого положения Севастополя, выпало тесное и близкое общение с союзниками. Правительство старалось использовать его как для осведомления союзников о положении России и необходимости общей интервенции, так и для воздействия с целью добиться участия союзников в защите Крыма совместно с Д.А.»72. Вместе с тем, завершалась «Справка» Винавера неутешительным резюме о причинах неудачи, последовавшей уже весной 1919 г.: «бессилие Д.А., с одной стороны, и общий поворот в стане союзников в сторону, враждебную интервенции, с другой, — решили участь Крыма и пресекли усилия Крымского правительства к воссоединению этой окраины с остальной антибольшевистской Россией»73.

К концу 1918 г. в Крыму все было, казалось бы, спокойно. В Крыму, воспринимаемому белым Главнокомандованием исключительно в виде тылового района и источника пополнения для фронта74, присутствовала внешняя (союзники) и внутренняя вооруженная сила (добровольцы), которой, по мысли Деникина, предстояло развернуться в мощные вооруженные формирования, служившие гарантом стабильности в регионе. Отношения между союзниками и добровольцами еще не приняли конфликтный характер. Основным событиям на Крымском полуострове еще только предстояло произойти. Измученному крымскому обывателю еще предстояло увидеть большевизацию края, разложение союзных войск и их поспешную эвакуацию.

С Новым 1919 годом антибольшевистское движение в Крыму связывало очень большие надежды. Этому, казалось бы, способствовали все факторы: В Крыму было свое правительство, во главе которого находился кадет Соломон Самойлович Крым; на территории края находились немногочисленные пока еще добровольческие войска и войска интервентов. Большевики, как думали крымские политики, были деморализованы и не представляли никакой серьезной угрозы. Кроме того, только что завершилась продолжавшаяся 4 с лишним года Мировая война, из которой победителями вышли союзники, приславшие свой контингент в Севастополь и Одессу. Под прикрытием союзнических войск, овеянных ореолом победителей грозных немцев, антибольшевистские силы планировали развернуть формирование мощной национальной армии, которая начнет решающее наступление на красную Москву.

Между тем радужные мечты столкнулись с куда более сложной реальностью. Во-первых, формирование Крымско-Азовской Добровольческой армии под командованием генерала Боровского проходило крайне неудачно, численность армии так и не превысила 5 тысяч человек (т. е. почти в 4 раза меньше штатной дивизии русской императорской армии времен Первой мировой войны; штаб же самого Боровского, по отдельным свидетельствам, достигал вместе с конвоем трех тысяч человек)75, — идти и защищать «Единую и Неделимую Россию» генерала Деникина жители Крыма в массе свой не желали, желающих поступать в ряды армии генерала Боровского было немного, а сам генерал Боровский был большим любителем «закладывать за воротник»76, и в целом качеств вождя в Крыму не проявил. Во-вторых, интервенты (французы и греки), главной базой которых стал Севастополь (общая численность свыше 20 тысяч человек), заняли очень своеобразную позицию по «русскому вопросу»: от участия в боях с большевиками они уклонялись, опасаясь «покраснения» своих войск и их большевизации и разложения (в скором времени так и произойдет в Одессе); большевизм считали внутренним делом России и больше заботились о поддержании общего порядка на полуострове; в то же время союзники считали себя главными распорядителями судеб Крыма и рассматривали Добровольческую армию как находящуюся у себя в подчинении. Доходило до курьезов: когда Главнокомандующий Вооруженными Силами на Юге России генерал А.И. Деникин решил перенести Ставку из Екатеринодара в Севастополь, союзники категорически воспротивились этому, указывая, что «генерал Деникин должен быть при Добровольческой армии, а не в Севастополе, где стоят французские войска, которыми он не командует». Можно, думается, констатировать, что интервенты вели себя в Крыму очень осторожно, всемерно стараясь уклониться от участия в боях, но в то же время ревниво следя за соблюдением своего престижа и приоритетного права решать в свою пользу все возникающие политические вопросы. Крым они рассматривали как часть территории России — страны заключившей сепаратный мир и проигравшей войну. Как следствие этого, союзники — победители в войне считали, что имеют право указывать, что нужно делать и местным властям и деникинцам.

Большое значение в судьбах полуострова играло само Краевое правительство во главе с Соломоном Крымом. Правительство С. Крыма (в первую очередь речь в данном случае должна идти о М.М. Винавере) всячески старалось выслужиться перед союзниками, пытаясь всеми путями добиться одного: оказания интервентами непосредственной военной поддержки в защите Крыма от Красной армии. В то же время Краевое правительство, в свое время просившее Деникина о помощи, ревниво следило за невмешательством добровольцев во внутренние дела крымского полуострова. С подачи премьера правительства (так во всяком случае думали в окружении Деникина) в крымской печати развернулась целая кампания по дискредитации Добровольческой армии как «реакционной», «монархической» и не проявляющей уважения к местной автономии. Нужно сказать, что подобная точка зрения на политический облик Добровольческой армии господствовала и в среде офицеров союзного контингента войск. Понятное дело, что при этом от участия добровольцев в обороне полуострова крымское правительство и не думало отказываться.

Таким образом, к весне 1919 г. в Крыму было три силы: союзники (мощная французская эскадра под командованием адмирала Амета, сухопутные войска полковника Труссона и несколько тысяч греков); Крымско-Азовская армия под командованием генерала Боровского и, наконец, слабейшая — не обладавшая реальными возможностями для поддержания своей власти, — правительство С.С. Крыма. Равнодействующей между этими тремя силами не прочерчивалось. В гражданской войне военные структуры не только доминируют над гражданскими, но и не желают вникать в интересы последних. Было очевидно, что если добровольцы и союзники откажутся от участия в защите полуострова от большевиков, то правительство Соломона Крыма падет: своей вооруженной силы у него не было.

Тем временем, пребывание союзников в Севастополе вызывало у городских низов огромное недовольство. Даже Деникин вынужден был признать в своих воспоминаниях, хотя и не без доли сарказма, что «рабочий народ» требовал советской власти...»77. Он же писал: «Севастополь — наша база — представлял собой котел, ежеминутно готовый взорваться»78. Действительно, присутствие интервентов в Севастополе привело не к «успокоению» города, а как раз наоборот — к его революционизированию. Город забурлил, в нем беспрерывно шли митинги, а тем временем большевики, не встречая фактически никакого сопротивления, вели хорошо организованное и спланированное наступление. В конце марта началась эвакуация Симферополя, а 5 апреля союзники заключили с большевиками перемирие, не нарушавшееся до 15 апреля, когда закончилась эвакуация с полуострова французских и греческих войск. В самом Севастополе среди рабочего люда царило ликование: по городу ходили демонстрации с красными флагами, в которых принимали участие и матросы французской эскадры. Напомним, что незадолго до этого, точно также — без боя! — ушла из Одессы французская эскадра, «покрасневшая» за несколько месяцев пребывания в революционной России. Солдаты и матросы «ограниченного контингента» французских войск, прибывшего с Западного фронта, где только-только закончилась мировая война, в Россию, не хотели воевать против большевиков. Ленин и его лозунги пользовались в ту пору огромной популярностью в рабочих массах Европы, а кампания «Руки прочь от Советской России!» давала потрясающие результаты. Кроме того, союзникам не удалось вникнуть в сложнейшие хитросплетения тогдашней русской политики: они никак не могли понять, почему они должны оказывать помощь Добровольческой армии, считавшей себя правопреемницей старой России — ведь Россия-то заключила сепаратный мир с Германией! Франция, страна с богатейшими революционными традициями, воспринимала армию Деникина как армию реставрации, а деникинцев сравнивала с Бурбонами XIX века, которые, как говорили в ту пору, «ничего не забыли, и ничему не научились».

Как бы то ни было, но в апреле 1919 г. союзники ушли из Крыма, который накрыла вторая волна большевизма: к 1 мая весь полуостров был занят советскими войсками. Возникла Крымская Советская социалистическая республика. Было создано и правительство, в составе которого выделялись две любопытные фигуры. Временно председательствующим (постоянного так и не появилось), наркомом здравоохранения и соцобеспечения крымского правительства стал Дмитрий Ильич Ульянов — младший брат Владимира Ильича Ленина, а должность наркомвоенмора в течение месяца исполнял знаменитый Павел Ефимович Дыбенко — личность в своем роде уникальная. КССР считалась автономной республикой в составе РСФСР.

Успехи большевиков в Крыму продолжались недолго. Наступило лето 1919 года — пик успехов войск Деникина, к концу июня очистивших от большевиков полуостров. К октябрю войска генерала Деникина контролировали огромные территории, население которых составляло десятки миллионов человек. Выполняя так называемую «московскую директиву» Деникина, белогвардейцы дошли до Орла... Казалось, вот-вот и большевистский режим будет сокрушен. Но счастье отвернулось от деникинцев, и начался их стремительный откат обратно на Юг. Армии Юга России, в массе своей состоявшие уже не из прежних идейных добровольцев, а из казаков и пленных красноармейцев, поставленных в строй под знамя «Единой и Неделимой России», под влиянием поражений утратили свой боевой дух и стремительно разлагались. В марте 1920 г., после кошмарной Новороссийской эвакуации, в результате которой армия лишилась своей материальной части, деникинцы оказались в Крыму. Крым стал последним плацдармом Белого Юга. Дальше отступать было некуда.

Примечания

1. Винавер М.М. Наше правительство (Крымские воспоминания 1918—1919 гг.). Париж, 1928. С. 2.

2. ЦГАВОУ Украины. Ф. 2203 (Морской генеральный штаб при Морском министерстве Украинской Державы). Оп. 1. Д. 3. Л. 58.

3. Там же. Л. 61.

4. Там же. Л. 65—67.

5. Доходило до недопустимых с точки зрения военной этики случаев ограбления немецкими офицерами квартир уехавших в отпуск русских офицеров (РГА ВМФ. Ф. Р-338. Оп. 1. Д. 8. Л. 112). Кроме того, немцы не отличались и особой чистоплотностью: так при осмотре комиссией Севастопольской городской управы местной гостиницы «Гранд-Отель», члены комиссии даже не смогли определить сумму убытков, причиненных немцами: «Впечатление, которое производит гостиница, не поддается никакому описанию, настолько испорчены все помещения и инвентарь; трудно даже предположить, что в этих помещениях жили люди, и только что его освободили...» (см.: Борьба за Советскую власть в Крыму. Документы и материалы. Симферополь, 1961. Т. II. С. 58. № 30).

6. ЦГАВОУ Украины. Ф. 2203. Оп. 1. Д. 5. Л. 60.

7. РГА ВМФ. Ф. Р-338. Оп. 1. Д. 120. Л. 86.

8. Там же. Ф. Р-1722. Оп. 1. Д. 19. Л. 8.

9. Там же. Ф. Р-338. Оп. 1. Д. 11. Л. 15.

10. Скоропадский П. Указ. соч. С. 264.

11. РГА ВМФ. Ф. Р-338. Оп. 1. Д. 120. Л. 9. Рапорт от 30 октября 1918.

12. ЦГАВОУ Украины. Ф. 2203. Оп. 1. Д. 5. Л. 7.

13. Скоропадський П. Указ. соч. С. 262.

14. Цит. по: Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Указ. соч. С. 415.

15. Донцов Д. Рік 1918, Киів. К., 2002. С. 59.

16. Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Указ. соч. С. 383.

17. ГАРФ. Ф. Р-6400. Оп. 1. Д. 7. Л. 7.

18. Сообщение А.М. Ахматовича // Киевская мысль. 1918. 1 октября (18 сентября).

19. Там же.

20. Там же. 1918. 10 октября (27 сентября).

21. Разрыв украино-крымских переговоров // Там же. 1918. 11 октября (28 сентября).

22. ГАРФ. Ф. Р-5881. Оп. 2. Д. 525. Записки В.Д. Набокова. Л. 5.

23. ГАРФ. Ф. Р-6400. Оп. 1. Д. 7. Записки министра труда крымского правительства П.С. Бобровского. Л. 16.

24. Оболенский В.А. Указ. соч. С. 612.

25. Винавер М.М. Указ. соч. С. 16.

26. Деникин А.И. Очерки русской смуты Т. 5. С. 418.

27. ГАРФ. Ф. Р-6400. Оп. 1. Д. 7. Л. 27.

28. ГАРФ. Ф. 10003 (Коллекция микрофильмов Гуверовского института войны, революции и мира). Оп. 11. К. 54. Л. 209; Слово сказано // Прибой. Севастополь. 1918. 1(18) декабря.

29. Новицкий П. Мертвая петля // Прибой. Севастополь. 1918. 12(29) декабря.

30. Богданов Н. Открытое письмо А.И. Деникину // Последние новости. Париж. 1928. 22 декабря.

31. Деникин А.И. Очерки русской смуты Т. 3. С. 398.

32. ГАРФ. Ф. 10003. Оп. 11. К. 54. Л. 210. Письмо В.А. Степанова А.И. Деникину. 15 ноября 1918.

33. ГАРФ. Ф. Р-5881. Оп. 2. Д. 783. Дневник В.Д. Набокова. 5 октября 1918. Л. 1.

34. Борьба за Советскую власть в Крыму. Симферополь, 1961. Т. II. С. 56. № 26; Южные ведомости. Симферополь. 1918. 16 ноября.

35. Деникин А.И. Очерки русской смуты Т. 3. С. 398.

36. РГВА. Ф. 40308. Оп. 1. Д. 18. Л. 1. Подробнее см.: Кручинин А.С. Крым и Добровольческая армия в 1918 году // 1918 год в судьбах России и мира: развертывание широкомасштабной Гражданской войны и международной интервенции. Архангельск, 2008. С. 68—71.

37. РГВА. Ф. 40308. Оп. 1. Д. 18. Л. 3.

38. Там же. Ф. 40238. Оп. 1. Д. 20. Л. 6.

39. Деникин А.И. Очерки русской смуты. Т. V. С. 419.

40. Беседа с ген. Корвин-Круковским // Южные ведомости. 1918. 30 ноября.

41. Алексеев Н.Н. Из воспоминаний // Архив русской революции. М., 1993. Т. XVII. С. 183.

42. РГВА. Ф. 39749 (Штаб корпуса Добровольческой армии в Крыму). Оп. 1. Д. 1. Л. 3—8. Доклад подполковника Знаменского о положении в Крыму. Декабрь 1918.

43. РГВА. Ф. 40308. Оп. 1. Д. 22. Л. 2.

44. Деникин А.И. Очерки русской смуты Т. 5. С. 419.

45. Деникин А.И. Очерки русской смуты Т. 4. С. 419. Лишь к осени 1919 г. союзники вернули добровольцам все захваченные ими суда Черноморского флота. Что же касается событий конца 1918 г., то не везде русские моряки согласились на передачу французам своих кораблей. Так моряки подводной лодки «Тюлень» отказались передать французам корабль, несмотря на предписания начальства, и после долгой «бумажной» борьбы 1/14 декабря 1918 г. вышли в боевой поход под андреевским флагом (Копев М.В. Страница Русского флота (Очерк о событиях в Севастополе и на Черноморском флоте в октябре 1918 — апреле 1920 г.) // Бизертинский морской сборник. 1921—1923. М., 2003. С. 246—252).

46. Судьба Черноморского флота // Одесский листок. 1918. 11 ноября (29 октября).

47. РГА ВМФ. Ф. Р-338. Оп. 1. Д. 120. Л. 32. Письмо Канина С.С. Крыму. 14 декабря 1918. Дело в том, что еще в мае 1918 г. распоряжением крымского правительства были закрыты все счета чинов и учреждений Черноморского флота, что привело к огромному неудовольствию моряков (Там же. Л. 41). Часть денег при этом была переведена на счета крымских краевых учреждений (Там же. Л. 93). Просьбу Канина следует истолковывать как восстановление «дипломатических отношений» между флотом и Крымом.

48. РГА ВМФ. Ф. Р-338. Оп. 1. Д. 8. Л. 452. Письмо Канина командующему английской эскадрой в Севастополе. 26 декабря 1918.

49. Цветков В.Ж. Белое дело в России. 1919 г (формирование и эволюция политических структур Белого движения в России). М., 2009. С. 143.

50. У некоторых членов формируемого Крымом кабинета возникали вопросы по поводу кандидатуры М.М. Винавера. Речь тут шла вовсе не о профессиональных качествах Максима Моисеевича, а о его еврейском происхождении, которое могло вызвать неприятие в среде Добровольческой армии. На это, в частности, указывал В.Д. Набоков. Винавер же, если верить воспоминаниям Набокова, «довольно оптимистично заявил, что не видит принципиальных оснований поднимать вопрос об его еврейском происхождении, и не считает, что оно могло быть в самом деле препятствием» (ГАРФ. Ф. Р-5881. Оп. 2. Д. 525. Л. 8). Винавер оказался исключительно деятельным и активным руководителем крымского внешнеполитического ведомства.

51. Гессен И.В. Годы изгнания. Жизненный отчет. Paris, 1979. С. 116.

52. Думова Н.Г. Кадетская контрреволюция и ее разгром (октябрь 1917—1920 гг.). М., 1982. С. 188.

53. Винавер М.М. Указ. соч. С. 64.

54. Там же. С. 65—66.

55. Там же. С. 69—71.

56. ДРЗ. Ф. 53 (Всероссийский Национальный центр). Оп. 1. Д. 17. Астров Н.И. «Воспоминания. О гражданской войне на Юге России». Ч. IV. Л. 118—119. См. приложение 5.

57. Крымское Краевое правительство в 1918/19 г. / Предисловие А. Гуковского // Красный архив. 1927. Т. 3(22). С. 128—129.

58. ГАРФ. Ф. Р-5881. Оп. 1. Д. 369. Л. 14.

59. Деникин А.И. Очерки русской смуты. Т. V. С. 420.

60. Милюков П.Н. Россия на переломе. Т. 2. Антибольшевистский этап русской революции. Париж, 1927. С. 101.

61. Соединенная эскадра // Прибой. Севастополь. 1918. 27(14) ноября.

62. Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Указ. соч. С. 430—431.

63. М.М. Винавер о встрече с командованием союзной эскадры // Южные ведомости. Симферополь. 1918. 29 ноября.

64. Там же.

65. А.В. Дневник обывателя // Архив русской революции. М., 1991. Т. 4. С. 262.

66. Спроге В.Э. Записки инженера. М., 1999. С. 224.

67. Винавер М.М. Указ. соч. С. 105.

68. Там же. С. 105.

69. Там же. С. 105—106.

70. Крымское Краевое правительство в 1918/19 г.... С. 130.

71. Там же. С. 132—133.

72. Там же. С. 136.

73. Там же. С. 138.

74. Кручинин А.С. Крым и Добровольческая армия в 1918 году // 1918 год в судьбах России и мира: развертывание широкомасштабной Гражданской войны и международной интервенции. Сборник материалов научной конференции. Архангельск, 2008. С. 70.

75. Шидловский С.Н. Записки белого офицера. СПб., 2007. С. 14.

76. Махров П.С. В Белой армии генерала Деникина: Записки начальника штаба Главнокомандующего Вооруженными Силами Юга России. СПб., 1994. С. 50.

77. Деникин А.И. Очерки русской смуты. Т. V. С. 429.

78. Там же. С. 429.


 
 
Яндекс.Метрика © 2024 «Крымовед — путеводитель по Крыму». Главная О проекте Карта сайта Обратная связь