2. Легенды Крыма

Предисловіе

Въ прибережной полосѣ Крымскаго полуострова нѣтъ ни одной деревни, ни одной развалины и ни единаго причудливой формы камня, о которыхъ не сложили-бы туземцы легендарнаго разсказа съ цѣлью назиданія потомства; но чтобы разсказамъ этимъ придать болѣе интереса, они относили ихъ къ предметамъ очевиднымъ и по-видимому старались подтверждать вымыслы свои явными доказательствами.

Нѣкоторыя изъ легендъ этихъ мы привели въ «Универсальномъ описаніи Крыма» остальныя-же предлагаемъ въ настоящее время.

Опукъ-кая или скала Удодовъ

Въ Карасубазарѣ до Крымской войны не существовало ни одной гостинницы для пріѣзжихъ и всѣмъ приходилось останавливаться на постоялыхъ дворахъ, содержимыхъ татарами. Отдѣльными номерами были такія лачушки, въ которыхъ только помѣщалась узенькая койка и грязный не крашенный столикъ съ жестянымъ подсвѣчникомъ, всецѣло замазаннымъ потеками отъ сальной свѣчи мѣстной фабрикаціи¹. Въ лѣтнее время естественно проѣзжій не оставался въ нихъ ни одной минуты безъ крайней необходимости, но когда было холодно на воздухѣ и грязно на улицѣ, приходилось поневолѣ искать развлеченія въ общей комнатѣ заѣзжаго двора, которая была довольно велика, сравнительно чиста и обыкновенно величалась кофейнею.

Однажды, проѣзжая чрезъ этотъ патріархальный городокъ, гдѣ продолжали, наперекоръ цѣлой Россіи, считать деньги на ассигнаціи и продавать всѣ жизненные продукты въ четыре раза дешевле противъ другихъ городовъ Крыма, я такъ неловко соскочилъ съ фургона², что вынужденъ былъ прибѣгнуть къ костоправу и оставаться безъ сотрясенія въ продолженіи трехъ сутокъ. Ужасное положеніе! Не знай я туземныхъ нарѣчій и не рѣшись съ утра до поздней ночи сидѣть въ кофейнѣ — пришлось бы задохнуться въ мизерномъ номерѣ и съ ума сходить отъ скуки.

Къ удовольствію моему фамилья моя хорошо была извѣстна болтливому содержателю заѣзжаго двора и онъ всегда приглашалъ меня сидѣть около себя на почетномъ мѣстѣ, гдѣ обыкновенно находились лучшіе мѣстные представители купеческаго и земледѣльческаго сословія. Мнѣ, какъ итересующемуся мѣстными преданіями, естественно было очень удобно такое положеніе только потому, что я имѣлъ возможность, какъ-бы случайно, касаться предметовъ, о которыхъ почтенные люди не считаютъ приличнымъ говорить публично и особенно съ взрослыми людьми, изъ боязни, чтобы имъ не приписали женскихъ наклонностей.

Въ первый-же день посѣщенія кофейни я какъ-то невольно остановилъ вниманіе на маленькомъ татаринѣ пожилыхъ лѣтъ, прибывшемъ изъ подъ Керчи и ѣхавшемъ въ Симферополь по какимъ-то судебнымъ дѣламъ. Онъ такъ много говорилъ о прошломъ изобиліи своей мѣстности и нѣкоторыхъ важныхъ событіяхъ, повліявшихъ на экономическій бытъ своей мѣстности, что всѣ слушали его съ большимъ вниманіемъ и раздѣляли его убѣжденія.

Узнавъ отъ хозяина, что я изъ Симферополя, этотъ человѣчикъ зашелъ въ мою оду (комнату) вечеромъ съ просьбою рекомендовать ему кого-либо изъ добросовѣстныхъ адвокатовъ, которому онъ могъ-бы довѣрить свой искъ. Покончивъ этотъ разговоръ, я поставилъ предъ гостемъ моимъ стаканъ чаю и началъ стороною заводить рѣчь о блистательномъ состояніи Керченскаго полуострова въ древности.

— Этого мы не знаемъ — отвѣчалъ отатарившійся ногаецъ — но надо полагать, что это отчасти справедливо, если принять во вниманіе слѣды довольно значительныхъ укрѣпленныхъ городовъ и сказочные разсказы нашихъ старушекъ, безъ сомнѣнія придуманныя прародительницами ихъ для развлеченія внучекъ въ длинныя зимнія ночи.

— А ты гдѣ именно родился?

— Моя деревня около извѣстной Опукъ-каи. Сосѣдство не совсѣмъ пріятное, потому что болѣе отдаленные поселяне придумали называть насъ удодами т. е. названіемъ этой скалы. Многіе сердятся за эти шутки и нерѣдко возбуждаются драки, доходящія до жалобъ.

— Что же тутъ оскорбительнаго?

— Ничего; но согласитесь сами, если за вами бѣгутъ мальчишки и кричатъ ку-ку! ку-ку! то это не совсѣмъ пріятно.

— Чего-же ради или какія причины послужили этому поводомъ?

— Причинъ никакихъ не могло быть, но эти безобразныя старыя вѣдьмы, чтобы показать себя всезнающими, выдумали такую небылицу, которую стыдно повторять людямъ разумнымъ.

— Что-же онѣ выдумали? спросилъ я съ улыбкою, чтобы не возбудить въ разскащикѣ подозрѣнія, что я интересуюсь такою ничтожностію.

— Право не стоитъ говорить, чтобы не портить апетита на чай, который я пью въ третій разъ со дня рожденія моего и нахожу очень вкуснымъ.

— Напитокъ этотъ дѣлается еще вкуснѣе, когда его глотаютъ съ разстановками; а это удобнѣе дѣлается при разговорѣ.

Татаринъ набилъ свою трубку, раскурилъ ее и, запивъ глоткомъ чая, началъ легенду свою слѣдующимъ образомъ:

— Вамъ вѣроятно не разъ приходилось видѣть удодовъ и убѣдиться своими глазами, что ни одна изъ крымскихъ птицъ не украшена такими прелестными перьями. Въ своемъ нарядѣ, она по разсказамъ нашихъ бабушекъ, походитъ на самовластную царицу съ короною на головѣ. По ихъ мнѣнію такъ будто одѣвались цари въ давно прошедшія времена. Надо полагать, что это такая-же выдумка, какъ и все остальное, но дѣло не въ этомъ. Въ той мѣстности, гдѣ въ настоящее время стоитъ Опукъ-кая, было довольно большое и богатое поселеніе кроткихъ и богобоязливыхъ людей, которые не иначе пробуждались какъ съ молитвою на устахъ и считали за ужаснѣйшій грѣхъ оскорбить кого-либо словомъ или дѣломъ. При такомъ направленіи понятно, что они не нуждались ни въ какихъ властяхъ и жили, какъ въ раю. Тѣмъ временемъ невдали отъ селенія этого разбитъ былъ морскими волнами какой-то чужеземный корабль и изъ числа избавившихся пловцовъ двѣ женщины явились къ добросердечнымъ поселянамъ съ просьбою принять ихъ и пріютить у себя. Обѣ онѣ были очень красивы лицомъ и станомъ и настолько умны, что возбудили къ себѣ искреннее сочувствіе. Жители Опука немедленно принялись за работу и въ нѣсколько дней выстроили имъ домъ со всѣми принадлежностями, подарили по одной овцѣ и стали заботиться о чужестранкахъ, какъ о родныхъ дочеряхъ. Старшую изъ нихъ звали О, а младшую Пука, а такъ какъ онѣ жили не разлучно и пользовались въ одинаковой степени народною симпатіею, то ихъ не иначе именовали, какъ однимъ названіемъ Опукъ. Дѣвушки эти, проживъ нѣсколько мѣсяцевъ тихо и спокойно, в заключеніе начали задаваться мыслею господства надъ тѣми, кто ихъ пріютилъ и далъ средства къ жизни. Идея эта съ каждымъ днемъ все больше и больше увлекала ихъ и онѣ начали мало по малу приводить ее въ исполненіе вмѣшательствомъ въ семейныя дѣла, затѣмъ перенесли свои распоряженія на устройство общины и въ концѣ концовъ создали себѣ стражу и образовали жестокихъ слугъ, которые начали варварски обращаться съ кроткими и набожными жителями. Достигнувши всего этого, онѣ начали одѣваться въ фередже (въ мантіи) такихъ яркихъ цвѣтовъ, которыми владѣютъ въ настоящее время удоды и въ отличіе отъ другихъ надѣли на головы особеннаго рода гребни (короны). Все это не изумляло простосердечныхъ людей и они какъ-то безсознательно отдались въ зависимость иностранокъ. Господство это навѣрно не прекратилось бы никогда, еслибъ О и Пука не задумали выставить на площади двухъ каменныхъ изображеній своихъ и требовать, чтобы имъ воздавались божескія почести. Тутъ только народъ пробудился отъ усыпленія своего и началъ роптать и волноваться, но чужеземки приказали дѣйствовать силою и побоями, а чтобы успѣшнѣе достигнуть цѣли, приказали соорудить себѣ около статуй возвышенные троны, на которые ежедневно восходили и любовались вынужденнымъ колѣнопреклоненіямъ народа. Насиліе это приняло такіе размѣры, что несчастнымъ ничего болѣе не оставалось, какъ только выселиться изъ роднаго селенія и искать пріюта у сосѣднихъ народовъ, но видно Богъ, которому они поклонялись и любили въ душѣ, сжалился надъ ними и послалъ въ лицѣ одного нищаго не только избавителя, но даже карателя неблагодарныхъ.

— Когда васъ снова потребуютъ къ жертвоприношеніямъ? спросилъ онъ.

— Когда послѣдуетъ новолуніе — отвѣчали безропотные граждане.

— Хорошо, я въ этотъ день явлюсь къ вамъ и вы будете избавлены навсегда отъ злыхъ существъ.

Въ указанное время властолюбивыя дѣвушки въ своихъ царскихъ нарядахъ вышли на площадь и на этотъ разъ потребовали, чтобы всѣ жители съ дѣтьми явились отпраздновать годовщину восшествія ихъ на престолъ. Требованіе было исполнено безъ малѣйшаго возраженія, но предварительно начатія жертвоприношенія животныхъ О и Пука обратились къ подданнымъ съ вопросомъ: кто изъ нихъ пожертвуетъ собою для прославленія ихъ имени?

При этихъ словахъ всѣ вздрогнули и окаменѣли отъ ужаса.

— Въ такомъ случаѣ намъ придется бросить жребій — сказала старшая и приказала, чтобы всѣ молодые люди отдѣлились отъ пожилыхъ.

Вмѣсто одной жертвы мы возьмемъ двѣ.

— Въ эту ужасную минуту къ ступенямъ трона подошелъ тотъ нищій, который обѣщалъ освободить несчастныхъ гражданъ отъ незванныхъ повелительницъ. Снявъ съ плечь своихъ торбу, онъ произнесъ громкимъ голосомъ:

— Ничтожныя чужестранки, мы дали вамъ пріютъ и насущное пропитаніе, а вы зазнались до того, что захотѣли сдѣлать насъ всѣхъ рабами своими. Достигнувъ этого, вы заставили насъ поклоняться своимъ изображеніямъ и считать своимъ божествомъ, а въ заключеніе требуете нашей крови. Неблагодарныя! вы вообразили, что терпѣнію нашему не будетъ предѣла и что между нами не найдется никого, кто-бы наказалъ васъ въ примѣръ будущимъ поколѣніямъ. Ошибаетесь, дерзкія!

Затѣмъ онъ повернулся къ согражданамъ своимъ и спросилъ: какому наказанію они пожелали-бы подвергнуть дерзновенныхъ?

— Дѣлай съ ними все что хочешь — отвѣчалъ народъ — мы только просимъ избавить насъ отъ самовольно присвоенной власти.

— Слышите гласъ народа? крикнулъ факиръ.

— Это ничтожное жужжаніе комарей — отвѣчали дѣвушки — а ты, ихъ дерзкій представитель, сейчасъ испытаешь наше могущество. Эй, воины, покажите на немъ примѣръ нашей строгости!

— Не смѣйте трогаться съ мѣста! закричалъ нищій — иначе и вы погибнете отъ единаго мановенія моей руки. Сказавъ это, онъ поднялъ палецъ къ небу и громогласно произнесъ: заклинаю васъ неблагодарныя твари чужой земли сію же минуту превратиться въ птицъ, которыя сохранили-бы сходство съ вами, но прикосновеніе къ которымъ считалось-бы омерзеніемъ для человѣка. Тронъ-же, воздвигнутый вами, да превратится въ скалу и гнѣзда гадинъ. Этого мало, да будетъ отнынѣ нашимъ закономъ убивать всѣхъ иностранцевъ, которые выйдутъ на наши земли!

Только что были окончены эти слова, какъ заколыхалась земля и, предъ расступившимся народомъ выдвинулась высокая гора, на вершинѣ которой оказались двѣ птицы въ перьяхъ цвѣта мантій, носимыхъ дерзкими иностранками и съ такими-же гребнями на головахъ. Птицы эти, прижавшись другъ къ другу, неистово кричали: «О, — пу! О, — пу!» т. е. выкрикивали свои имена, но мальчики, не понявъ значенія этихъ звуковъ, отвѣчали имъ: «ку—ку!»

Съ того времени скала эта на память поколѣній получила названіе Опукъ-каи и тамъ постоянно живутъ два удода, какъ-бы для того, чтобы поддерживать въ народѣ воспоминаніе о давно совершившемся событіи.

Разскащикъ допилъ свой чай и, улыбаясь, сказалъ: надо-же было выдумать такую небылицу. Сказано, бабы! Чего онѣ не придумаютъ, чтобы занять своихъ дѣтей. Спасибо вамъ за чай. Этотъ напитокъ несравненно пріятнѣе нашей сладкой бузы. Жаль что наши женщины не имѣютъ возможности ознакомиться съ его приготовленіемъ. Это было-бы по выгоднѣе ихъ сказокъ.

Я не замедлилъ налить гостю моему второй стаканъ, въ надеждѣ вымануть у него еще какое-нибудь миѳическое преданіе, относящееся къ Керченскому полуострову, которыхъ навѣрно существуетъ у татаръ безчетное множество, но которыя къ сожалѣнію достаются только на долю дѣтей преимущественно женскаго пола.

— Ну, а скажи мнѣ пожалуйста — спросилъ я — что разсказываютъ ваши бабы о развалинахъ, извѣстныхъ подъ именемъ Узунъ-калеси при деревнѣ Казантипѣ?

— Такой-же вздоръ и небылицы, какъ и всѣ ихъ сказки. Увѣряю васъ, что намъ неприлично ихъ повторять.

— Да вѣдь мы теперь сидимъ безъ всякаго занятія. Все лучше болтать пустяки, чѣмъ молча сидѣть.

— Въ этомъ отношеніи вы пожалуй правы.

Нѣсколько минутъ спустя я добился таки, что Самій-бай разсказалъ мнѣ еще двѣ легенды безъ всякаго конечно предположенія, что я стану записывать их.

Длинная крѣпость

Подъ этимъ названіемъ на татарскомъ языкѣ, какъ сказано было раньше, существуетъ на берегу Азовскаго моря при деревнѣ Казантипѣ, развалины небольшаго древняго городка, о которомъ исторія не сохранила намъ ни какихъ намековъ. Если же существовали о немъ преданія у туземцевъ, то преданія эти безъ сомнѣнія исчезли послѣ окончательнаго погрома Пантикапеи и замѣнились вновь вымышленными.

Мы довольны были-бы, еслибъ въ разсказѣ Самій-бая была хоть частичка справедливости, хотя и убѣждены, что въ легендахъ она не представляетъ существеннаго достоинства.

«Наши старухи говорятъ, что въ давно минувшія времена керченская степь такъ изобиловала хлѣбнымъ зерномъ, какъ ни одна страна въ мірѣ; что въ хлѣбныхъ нивахъ нельзя было замѣтить табуна лошадей и стада коровъ и что собираемый хлѣбъ не знали куда дѣвать и сбывали его за ничтожныя деньги иностраннымъ мореходцамъ. Вотъ въ это благодатное время одинъ изъ обогатившихся рыбнымъ промысломъ задумалъ пріобрѣсти всѣ сокровища міра и съ этою цѣлью явился къ мѣсту, нынѣ называемому Узунъ-калеси, и приказалъ воздвигнуть постройку такой высоты и длины, которая могла-бы вмѣстить въ себя столько хлѣбнаго зерна, сколько потребовалось-бы на содержаніе людей всѣхъ извѣстныхъ ему городовъ и царствъ.

Понятно, что для такого зданія нужны были тысячи рукъ и тысячи животныхъ для доставки матерьяловъ, но строителю это ничего не значило, такъ какъ въ сундукахъ его лежало много лѣтъ въ большихъ массахъ пріобрѣтенное имъ золото, которое онъ не одолжалъ никому изъ боязни лишиться, а между тѣмъ ропталъ на судьбу, что состояніе его далеко не достигло до такой степени, которая была желательна ненасытному глазу.

— Для чего ты издерживаешь такъ много золота — спрашивали его тѣ, кто видѣлъ его расходы. Какую пользу тебѣ можетъ принести зданіе, построенное вдали отъ людей?

— Я намѣренъ перенести туда мои рыбные склады — отвѣчалъ онъ нехотя.

— Отчего-же ты не принесъ предварительно на этомъ мѣстѣ жертвоприношенія и не пригласилъ насъ на молитву, освящающую всякое предпріятіе?

— Оттого, что нынчѣ животныя даромъ не даются, а мнѣ не возвратятъ добрые люди того, что я издержу на ихъ угощенія.

— Неужели ты не вѣришь, что Богъ вознаграждаетъ десятерицею все, данное нами во славу имени его? говорили третій.

— Нѣтъ, я въ это не вѣрю и смѣюсь надъ тѣми, которые разсказываютъ это съ цѣлью пообѣдать и напиться пьянымъ на чужой счетъ.

Тѣмъ временемъ зданіе быстро росло и въ заключеніе приняло такіе поражающіе размѣры, что многіе пріѣзжали изъ отдаленныхъ мѣстъ посмотрѣть на неестественную величину его.

Однажды къ строителю подошелъ чрезвычайно старый человѣкъ и послѣ обыкновеннаго привѣтствія спросилъ, съ какою цѣлью строится это зданіе?

— Я разсказалъ-бы тебѣ старикъ — отвѣчалъ хозяинъ — но я такъ обезсиленъ сегодня голодомъ, что не имѣю силы говорить.

— Бѣдняжка, видно господинъ, воздвигающій въ одной постройкѣ цѣлый городъ, не располагаетъ лишнимъ кускомъ хлѣба, чтобы насытить вѣрнаго слугу своего. Изволь-же поѣсть моего. Сказавъ это, факиръ открылъ предъ нимъ суму свою и предоставилъ выбрать изъ нея все приходящееся по вкусу голодающаго.

Насытившись, хозяинъ постройки началъ благодарить добраго факира.

— Не благодари меня — отвѣчалъ онъ — потому что рано или поздно я потребую отъ тебя такого-же ничтожнаго одолженія. Мы люди безпрестанно имѣемъ нужды одинъ въ другомъ и противъ ожиданія встрѣчаемся. Ну, теперь потрудись удовлетворить моему любопытству.

— Если тебѣ извѣстенъ главный рыболовъ керченскаго богаза (пролива) — началъ хозяинъ — котораго всѣ именуютъ Золотымъ слономъ, то мнѣ достаточно сказать, кто строитъ это зданіе.

— Я очень много слышалъ о Золотомъ слонѣ, но никогда не видѣлъ его — отвѣчалъ факиръ. — Однако что ему за надобность удалиться на это ни кѣмъ необитаемое прибрежье?

— У хозяина моего великая цѣль. Во первыхъ завладѣть всѣмъ этимъ берегомъ моря, который иногда представляетъ богатые уловы рыбы, но главнѣе основать на берегу моря житницу, въ которую скоплять хлѣбное зерно въ тѣ годы, когда оно будетъ отдаваться ему по ничтожной оцѣнкѣ въ замѣнъ рыбы. Зерно это онъ намѣренъ хранить до того времени, пока настанетъ повсемѣстный неурожай и тогда продать его въ сотню разъ дороже, чтобы разомъ сдѣлаться самымъ богатѣйшимъ человѣкомъ въ мірѣ.

— А знаетъ-ли онъ навѣрно, что выпадетъ такой несчастный для всѣхъ годъ въ продолженіи его жизни?

— Онъ говоритъ, что дважды былъ уже свидѣтелемъ такого событія.

— Ну, это еще не даетъ права вѣрить, что бѣдствіе повторится и въ третій разъ прежде, чѣмъ онъ умретъ.

— Хозяинъ мой ничѣмъ во всякомъ случаѣ не рискуетъ: въ крайности онъ будетъ раздавать залежавшійся хлѣбъ массѣ работниковъ въ счетъ пая или денежнаго вознагражденія.

Факиръ казался удовлетвореннымъ этимъ разсказомъ и, пожелавъ здоровья, пошелъ своею дорогою.

Два—три года спустя хлѣбный магазинъ, отстроенный окончательно, началъ насыпаться безъостановочно очищенною пшеницею. Золотой слонъ, дрожавшій надъ каждымъ зерномъ ея самъ переселился въ магазинъ, чтобы наблюдать за рабочими. Въ концѣ концевъ зданіе было наполнено милліономъ четвертей хорошо высушенной пшеницы и заперты желѣзныя двери на замки, около которыхъ поставлена была несмѣнная стража рыбаковъ, обязанныхъ заниматься рыболовлею только въ виду магазина. Прошло нѣсколько лѣтъ. Хлѣбное зерно не повышалось въ цѣнѣ. Слонъ негодовалъ на милостиваго Аллаха, но не терялъ надежды достигнуть своего желанія.

Въ одно время, сидя на берегу моря, онъ увидѣлъ вновь того самаго факира, который когда-то накормилъ его.

— Здравствуй добрый человѣкъ — крикнулъ онъ — какой ты счастливецъ: твоя сума опять полна съѣдомаго, а я сижу весь день безъ куска хлѣба. Горе быть въ зависимости отъ скупаго хозяина!

— Всѣмъ этимъ надѣляютъ меня ищущіе вѣчнаго блаженства и я въ свою очередь дѣлюсь собраннымъ съ тѣми, которые лишены ногъ и зрѣнія.

— Завидую я и тѣмъ, которые могутъ давать тебѣ — и тебѣ, который помогаетъ несчастнымъ. О чего-бы я не далъ, чтобы наслаждаться такимъ счастіемъ!

— Надѣйся на Бога, братъ мой, а пока подкрѣпи силы свои моими запасами. Кто знаетъ, можетъ быть и мнѣ придется придти къ твоему порогу.

Наѣвшись до сыта, Слонъ, воспользовался моментомъ, когда факиръ отвернулся и стащилъ изъ сумы его про запасъ еще два большихъ куска хлѣба.

— Ну, что твой хозяинъ? Говорятъ, что онъ окончилъ свою постройку и наполнилъ ее народнымъ потомъ со слезами пополамъ?

— Народъ всегда любитъ клеветать — отвѣчалъ Золотой Слонъ — мой хозяинъ дѣйствительно очень скупъ, но ни у кого ничего насильно не отбираетъ.

— Тѣмъ лучше для него. Жалѣю я, что до настоящаго времени не могъ встрѣтиться съ нимъ.

— Если ты надѣешься на его щедроты, то я не совѣтывалъ-бы искать встрѣчи съ нимъ.

— Ну, а еслибъ я предсказалъ ему въ точности то время всеобщаго голода, которое онъ ожидаетъ съ такимъ нетерпѣніемъ? Согласись самъ, что предсказаніе мое принесло бы ему громадную пользу.

— Если ты сдѣлаешь это безъ всякаго интереса, то Золотой Слонъ охотно его приметъ, но если ты потребуешь вознагражденія, онъ не станетъ слушать тебя.

— Даромъ я ничего не скажу ему, потому что онъ очень много выиграетъ отъ этого. Вознагражденіе-же потребую только тогда, когда пророчество мое сбудется.

— А сколько бы ты, примѣрно, потребовалъ?

— Самое малое, сто четвертей пшеницы.

При этихъ словахъ слушатель подпрыгнулъ на мѣстѣ и расхохотался.

— Сто четвертей! произнесъ онъ, продолжая смѣяться — да при своемъ-ли ты умѣ? Возможно-ли запрашивать такое вознагражденіе за нѣсколько словъ? Мой хозяинъ во первыхъ очень разсчетливъ и наконецъ не такъ глупъ, чтобы разбрасывать состояніе, которое онъ пріобрѣлъ тяжкими трудами и самопожертвованіями.

— А какъ ты думаешь: какое онъ предложитъ вознагражденіе безъ сожалѣнія?

— Я тѣхъ убѣжденій, что если твое предсказаніе въ дѣйствительности сбудется въ скоромъ времени, то онъ охотно дастъ тебѣ одну четверть посредственнаго достоинства пшеницы.

— Согласенъ! отвѣчалъ факиръ, такъ какъ въ то время стоимость одной четверти зерна будетъ равняться сотни четвертямъ въ наше время. Веди-же меня къ твоему хозяину.

Золотой Слонъ на минуту растерялся, но потомъ поднялся и пригласилъ собесѣдника слѣдовать за нимъ къ виднѣющимся вдали рыболовнымъ баракамъ. Пришедъ къ одному изъ нихъ онъ переговорилъ съ однимъ изъ служащихъ у него и предоставилъ ему право назваться Золотымъ Слономъ и покончить сдѣлку съ факиромъ.

Уполномоченный работникъ началъ требовать отъ нищаго опредѣленія времени голода.

— Нѣтъ, другъ мой, ты предварительно сдѣлай мнѣ знакъ на тряпочкѣ кровью своею въ доказательство святости договора и тогда только услышишь изъ устъ моихъ пророчество.

Служитель, подъ предлогомъ не имѣнія у себя орудія для укола пальца, возвратился въ балаганъ и заставилъ хозяина самого сдѣлать рукопрекладство. Послѣ чего они оба вышли къ факиру и подали ему тряпку съ кровяными знаками.

— Теперь и я скажу вамъ мой секретъ: въ нынѣшнюю весну и до времени уборки хлѣбовъ не будетъ ни одного дождя не только въ Крыму, но по всей этой полосѣ до предѣловъ земли. Такимъ образомъ то, чего ты ожидалъ съ такимъ страхомъ и нетерпѣніемъ, то наступило прежде, чѣмъ могла произойти у тебя потеря зерна, собраннаго въ большомъ количествѣ, не смотря на то, что ты подсыпалъ въ него соли для предупрежденія порчи. Прощай, я своевременно явлюсь къ тебѣ за разсчетомъ. Сказавъ это, факиръ удалился.

Предсказанія нищаго въ точности сбылись. Нигдѣ въ степяхъ Крыма не виднѣлось ни одной копны ни сѣна, ни пшеницы. Домашнія животныя ревѣли, птицы улетали съ зловѣщими криками. Народъ безпрестанно взывалъ къ Аллаху и какъ-то невольно обращалъ глаза къ громаднѣйшей постройкѣ Золотаго Слона, въ которой хранилась ихъ жизнь.

— Онъ навѣрно не допуститъ погибнуть нашимъ дѣтямъ съ голода — говорили поселяне и горожане; онъ навѣрно одолжитъ насъ съ умѣреннымъ вознагражденіемъ на счетъ нашихъ будущихъ благъ.

Тѣмъ временемъ Золой Слонъ изъ боязни, чтобы простонародіе не прибѣгло къ насилію, приказалъ пристроить къ кровлѣ магазина своего разныя приспособленія для предупрежденія насилія и вооружилъ всѣхъ рыбаковъ своихъ.

Съ наступленіемъ первыхъ осеннихъ дней Слонъ самъ переселился въ крѣпость свою и началъ поджидать покупщиковъ. По расчетамъ его смѣло можно-бы продавать пшеницу по 30-ти червонцевъ за четверть, такъ какъ ни у кого не было запасовъ, но боясь ожесточить народъ, онъ придумалъ начать продажу съ 20-ти и за тѣмъ чрезъ всякую недѣлю набавлять еще по два золотыхъ, такъ что въ самое необходимое и предпослѣднее бѣдственное время надѣялся получать по 60 червонцевъ за четверть.

Естественно, что къ нему прежде всѣхъ обратились горожане и съ проклятіями платили ужасныя деньги. Затѣмъ явились иностранные мореходцы, промышленники, а въ заключеніе начали толпами являться бѣдные хлѣбопашцы, у которыхъ онъ покупалъ четверть пшеницы за кусокъ вяленой или соленой рыбы, не имѣющей въ то время никакой цѣнности.

Люди эти, не располагавшіе деньгами. умоляли богача одолжить имъ хоть по одной четверти съ тѣмъ, что они въ будущемъ году привезутъ ему за одолженіе по десяти четвертей.

— Спасибо вамъ — отвѣчалъ Слонъ — я не для того четыре года собиралъ мое зерно, чтобы вымѣнивать его на зерно-же. Давайте по 30 червонцевъ и просьба ваша будетъ услышана.

Народъ рыдалъ и сотнями умиралъ около стѣнъ длинной крѣпости. Новыя партіи замѣняли ихъ, въ надеждѣ поколебать чугунное сердце богача. Тѣмъ временемъ передъ магазиномъ появился извѣстный факиръ и, ставъ предъ Слономъ, потребовалъ отъ него исполненія обязательства.

— Любѣзнѣйшій братъ — отвѣчалъ ему богачь — мой хозяинъ поручилъ мнѣ сказать, что такъ какъ ты явился не во время, а когда четверть пшеницы увеличилась на 10 червонцевъ, то не иначе отпустить ее какъ получивши отъ тебя добавочные деньги.

— Но у меня нѣтъ денегъ и я умираю съ голода. А тебѣ не говорилъ хозяинъ, что я его дважды накормилъ и теперь ожидаю отъ него той-же милости.

— Хозяинъ говоритъ, что тогда было другое время.

Выслушавъ эти слова факиръ внезапно сбросилъ съ себя рубища и оказался грознымъ азыземъ (святымъ) этой земли.

— О негодный изъ всѣхъ мусульманъ! вскрикнулъ онъ — если ты такъ поступаешь съ святыми хранителями людей, то ты долженъ сію-же минуту погибнуть самою гнусною смертію въ примѣръ всему человѣчеству и отъ зданія твоего не должна остаться ни одна стѣна въ цѣлости. Сказавъ это, онъ поднялъ руку къ небу.

Въ эту минуту откуда не взялись милліоны крысъ необыкновенной величины и, бросившись въ крѣпость, моментально разнесли тѣло жестокаго человѣка, а тысячи голодныхъ людей разнесли всю постройку, чтобъ спасти себя и дѣтей своихъ отъ преждевременной смерти».

Вотъ какую сказку сложила бабушка моя о развалинахъ при деревнѣ Казантипѣ, хотя и говоритъ, что слышала ее отъ другихъ, но бабамъ я мало вѣрю: у нихъ сплетни, тоже что у мущинъ волосы: какъ не брей — все вылезутъ!

Митридатовская гора

Крымскіе татаре, поселившись въ Крыму, надо предполагать находили въ большомъ количествѣ золотыя и серебрянныя вещи въ древней Пантикапеѣ, бывшей столицѣ Босфорскаго царства³ и не зная, что цѣнные металлы эти привозились сюда греками изъ отдаленной Сибири, создали себѣ идею, что одинъ изъ Босфорскихъ царей владѣлъ какою-то таинственною травою, имѣющею свойство превращать каждый предметъ въ золото и этимъ способомъ обогащалъ своихъ подданныхъ. Предположеніе это въ такой степени показалось правдоподобнымъ, что поколѣнія придумали много легендъ и сказокъ о сокровищахъ, скрытыхъ въ Митридатовской горѣ. Изъ всѣхъ ихъ въ мое дѣтство болѣе популярною считалась слѣдующая:

«Одинъ изъ пресвѣтлѣйшихъ Крымскихъ хановъ, желая отыскать самое вѣрное средство для обогащенія казны своей, приглашалъ чрезъ глашатаевъ на совѣтъ всѣхъ ученыхъ мудрюсовъ и чернокнижниковъ. Многіе поспѣшили предстать предъ свѣтлые очи могущественнаго властителя, по увы, никто изъ нихъ не могъ утолить жажды повелителя своего. Нетерпѣливый ханъ началъ уже сердиться и предавать заключенію тѣхъ, которыя считая себя умными и всезнающими, безполезно отнимали у него сладостный покой.

Годъ спустя ханъ, убѣдившись, что къ нему являлись только смѣлыя искатели счастія и что истинныхъ мудрецовъ необходимо ему самому искать, потребовалъ министровъ своихъ и объявилъ имъ о желаніи своемъ пройти пѣшкомъ по царству съ цѣлью лично ознакомиться съ нуждами подданныхъ.

Министры единогласно возстали противъ этого, стараясь увѣрить государя своего, что нельзя надѣяться на общую расположенность народа, что это неприлично державному хану и что онъ перенесетъ много непріятностей и оскорбленій. Ханъ улыбнулся и отвѣчалъ: «я хорошо знаю причины вашихъ желаній держать меня въ запертѣ; вы боитесь за себя, а между тѣмъ думаете вселить во мнѣ мысль, что кромѣ васъ, всѣ остальные люди ненавидятъ меня, а я скажу вамъ, что тотъ только падишахъ съ удовольствіемъ и наслажденіемъ можетъ прожить свой вѣкъ, который постоянно сталкивается съ народомъ не какъ властитель, а въ маскѣ равнаго имъ бѣдняка».

Сказалъ и въ тотъ-же день, переодѣвшись въ платье дервиша, вышелъ изъ дворца. До поздней ночи онъ бродилъ по безконечнымъ улицамъ великолѣпнаго въ то время Эски-Крыма⁴, подслушивая разговоры дряхлыхъ стариковъ и веселыхъ юношей.

Всѣ почти разговаривали о немъ и его невѣроятномъ желаніи найти вѣрное средство къ обогащенію. Толки эти хотя и оскорбляли порою слухъ хана, но онъ терпѣливо выслушивалъ ихъ до того времени, пока кто-либо изъ говорившихъ не произносилъ имени того мага или мудреца, который, по мнѣнію его могъ-бы удовлетворить желанію хана. Записавъ нѣсколько подобныхъ именъ, властитель возвратился въ сераль свой. На слѣдующій день онъ лично посѣтилъ случайно открытыхъ мудрецовъ; но изъ всѣхъ только одинъ отвѣчалъ хану, что желаніе его можетъ быть достигнуто, если онъ изъявитъ согласіе буквально подчиниться ему и ничего не разспрашивать до времени возвращенія изъ необходимой поѣздки Султанъ поднялъ палецъ къ небу и произнесъ великую клятву: «учь толакъ бошъ олсунъ!⁵. Послѣ этого великій магъ Кямиль-Джинджи, сдѣлавъ темане (честь) своему повелителю, предложилъ собраться къ выѣзду на другой день.

Въ назначенный для выѣзда часъ явился ханъ. Джинджи, облачившись въ бѣлую одежду и прижавъ къ сердцу свою волшебную книгу, вышелъ къ повелителю на встрѣчу. Послѣ приличныхъ привѣтствій, ханъ сѣлъ съ нимъ въ арбу и выѣхалъ изъ Эски-Крыма.

— Куда мы ѣдимъ? спросилъ повелитель, когда они очутились въ степи.

— На востокъ твоего царства. Тамъ между тремя морями возвышается гора, во внутренности которой лежатъ несмѣтныя богатства одного изъ древнихъ могущественныхъ государей. Объ остальномъ ты не спрашивай меня теперь, иначе мы не достигнемъ цѣли нашей.

Падишахъ вспомнилъ клятву и молча погрузился въ размышленіе. Два дня спустя арба ихъ остановилась у Митридатовой горы. Джинджи первымъ вышелъ изъ нея и, сдѣлавъ знакъ хану слѣдовать за нимъ, направился къ прославленной возвышенности. Вскорѣ онъ остановился и преклонивъ колѣни, началъ читать страшныя заклинанія. Ханъ съ трепетомъ слушалъ его. Вдругъ раздался подземный ударъ, крики тысячи голосовъ и затѣмъ предъ пораженнымъ ханомъ въ разступившейся горѣ, показались громадные желѣзные ворота. Кямиль подбѣжалъ къ нимъ не переставая читать. Нѣсколько минутъ спустя раздался вторичный гулъ съ трескомъ и криками и затѣмъ съ ужаснымъ скрипомъ открылись ворота.

— Султанъ, иди за мной — сказалъ колдунъ, направляясь въ мрачный корридоръ. Прошедъ около 50 шаговъ, они внезапно очутились въ большой комнатѣ, наполненной серебряною монетою; затѣмъ вошли въ другую, заваленную кучами золотыхъ слитковъ, въ третьей комнатѣ блистали груды крупныхъ яхонтовъ, сапфировъ, а въ четвертой — одни алмазы. Въ этой послѣдней комнатѣ на высокомъ пьедесталѣ съ бѣлаго мрамора стоялъ золотой гробъ, въ которомъ покоилась, какъ живая, молодая величественной красоты женщина. Кругомъ ея горѣло множество восковыхъ свѣчей.

Ханъ, не видѣвшій никогда подобной красавицы въ живыхъ, вскрикнулъ и началъ умолять Джинджи воскресить ее.

— Еслибъ это существо очнулось — отвѣчалъ колдунъ — то тебѣ первому пришлось-бы погибнуть, потому что ты владѣешь ея отцовскимъ царствомъ. Всѣ видѣнныя нами здѣсь сокровища составляютъ ея собственность. Она пріобрѣла ихъ при посредствѣ злыхъ духовъ, которыми повелѣвала, какъ ты подданными своими. Ей легко было-бы пріобрѣсти все лучшее міра, но она сосредоточила все свое вниманіе на томъ, чего ты домогался отъ меня. Сколько мнѣ извѣстно изъ таинственныхъ книгъ, она царствовала около ста лѣтъ и нисколько не измѣнила наружности. Одновременно съ нею царствовалъ въ Кафѣ (Феодосіи) братъ ея, который никогда не принималъ пищи, приготовленной у себя, а ежедневно получалъ ее въ горячемъ видѣ со стола этой прекрасной волшебницы. Но довольно увлекаться ея подвигами, надо спѣшить дѣломъ, въ противномъ случаѣ наступитъ полночь, проснется царица и тогда намъ не будетъ пощады». Сказавъ это, Джинджи бросился бѣгомъ въ одинъ изъ темныхъ угловъ комнаты и началъ шарить въ кипарисномъ сундукѣ.

Ханъ видѣлъ, какъ онъ вынулъ изъ него небольшую серебрянную коробочку, которую съ необыкновенною быстротою спряталъ за пазуху.

— Идемъ! крикнулъ колдунъ — ты достигъ желанія.

Но падишахъ не сводилъ глазъ съ красавицы.

— Бѣжимъ поскорѣе! завопилъ Джинджи — я завладѣлъ тѣмъ, чего ты потребовалъ отъ меня.

Ханъ но прежнему хранилъ молчаніе и все ближе и ближе подходилъ къ прелестной волшебницѣ.

— Султанъ, мы погибнемъ — ревѣлъ въ изступленіи колдунъ. Пожалѣй себя и народъ твой, — вотъ смотри я досталъ ту траву, отъ прикосновенія которой все превращается въ золото. Теперь ты и наслѣдники твои властны будутъ превратить весь земной шаръ въ драгоцѣннѣйшій металлъ.

Но ханъ ничего не слышалъ.

Джинджи бросился къ его ногамъ и началъ умолять вспомнить про свою клятву.

И это оказалось безполезнымъ.

Вдругъ послышался въ отдаленныхъ гротахъ гулъ и очаровательное пѣніе женскихъ голосовъ. Обезумѣвшій отъ страха колдунъ схватилъ государя своего за руку и хотѣлъ насильно повлечь за собою. Но въ этотъ моментъ поднялась въ гробѣ волшебница и произнесла грознымъ голосомъ:

— Не смѣй насиловать твоего владыку, жалкій воръ! Сію-же минуту возврати мнѣ то, что ты похитилъ и бѣги вонъ изъ моего жилища. Я дарую тебѣ жизнь только за то, что ты съумѣлъ ввести ко мнѣ этого славнаго падишаха.

Не успѣла она произнести этихъ словъ и взять коробочку, какъ несчастный колдунъ очутился у подножія горы. Онъ снова услышалъ страшный скрипъ желѣзныхъ воротъ и видѣлъ какъ они скрылись подъ осѣвшею землею.

Съ того времени никто не подумалъ освободить несчастнаго хана изъ мрачнаго подземелья и завладѣть великими сокровищами безподобной волшебницы, покоющейся въ нѣдрахъ Митридатовской горы.

Оврагъ окаменѣвшихъ овецъ

На Керченскомъ полуостровѣ, богатомъ древними замѣчательными памятниками и развалинами давно минувшихъ вѣковъ, существуетъ оврагъ, именуемый до настоящаго времени мѣстными татарами хой-ташъ-дере или оврагъ окаменѣвшихъ овецъ.

Оврагъ этотъ или проще русло рѣки проходитъ по сосѣдству деревни Хызылъ-хую и очень хорошо извѣстенъ туземцамъ Крыма легендою, Богъ вѣсть кѣмъ придуманною, вѣроятно потому что въ оврагѣ этомъ встрѣчается значительное число камней, которые издали имѣютъ сходство съ отарою бѣлыхъ овецъ, въ срединѣ которой возвышается и фигура пастуха, какъ будто предавшагося дремотѣ, послѣ утомительной прогулки. Легенда эта слѣдующаго содержанія:

«У одного богача, до крайности добраго и благочестиваго, была единственная дочь, которою онъ дорожилъ выше всего на свѣтѣ. И какъ было не дорожить такимъ существомъ, которое отъ всей души предано было отцу, которое предупреждало всѣ его желанія?

Въ одинъ вечеръ старикъ замѣтилъ, что прекрасные глаза любимой дочери его полны грусти.

— Что съ тобою дитя мое? спросилъ отецъ съ сердечнымъ волненіемъ.

— Я и сама не знаю, что дѣлается со мною съ той минуты, когда ты ввелъ къ намъ Бекира. Его голосъ проникъ въ мое сердце и въ немъ живетъ; его взглядъ взволновалъ мою кровь; его станъ рисуется предо мною постоянно — словомъ я день и ночь думаю о немъ и въ немъ мнѣ чудится рай со всѣми его блаженствами.

— Понялъ, дочь моя, ты желаешь, чтобы Бекиръ былъ постоянно съ тобою, чтобы его уста прикасались къ твоимъ, чтобы онъ гладилъ твои коски, чтобы ты слышала его голосъ.

— Да, да отецъ мой, ты угадалъ тайныя желанія моего сердца. Мнѣ и самой кажется страннымъ, почему оно желаетъ этого.

— Всѣ дѣвушки въ твой возрастъ, подвергаются подобной болѣзни. Такъ ужъ назначено имъ отъ Аллаха.

— Ты сказалъ, что это болѣзнь? значитъ есть средство отъ нея излечиться?

— Есть, дочь моя, если только ты пожелаешь.

— Нѣтъ, отецъ мой, болѣзнь эта такая пріятная, что я не хотѣла-бы лечиться отъ нея.

— Въ такомъ случаѣ мнѣ приходится поскорѣй выдать тебя замужъ, чтобы удовлетворить требованіямъ твоего добраго сердца. Ты знаешь, что грусть твоя вдвойнѣ печалитъ меня.

При этихъ словахъ красавица Алиме бросилась въ объятія старика и начала ласкать его сѣдую бороду.

Три дня спустя нарочно посланные глашатаи собирали всѣхъ почетныхъ жителей крымскаго ханства на свадьбу единственной дочери Адиль-бея. Всѣмъ объявлялось, что отецъ жертвуетъ для угощенія гостей половину всего своего состоянія и что каждому посѣтителю поднесется дорогой подарокъ. И дѣйствительно всѣ прибывшіе пировали в продолженіи сорока дней и ночей.

По окончаніи пира Адиль-бей пригласилъ новобрачныхъ и спросилъ у нихъ, что они желаютъ получить отъ него для обезпеченія своей будущности?

Бекиръ, которому извѣстно было все состояніе тестя, научилъ жену свою потребовать отъ него рѣшительно все до послѣдняго ковшика.

Адиль-бей не противорѣчивъ дочери не единымъ словомъ и отдалъ все, за исключеніемъ вѣника и гребешка, оставленныхъ старикомъ для своихъ надобностей.

На слѣдующій день новобрачные рѣшились переселиться въ Керчь, чтобы не кормить престарѣлаго отца полученнымъ отъ него имуществомъ. Адиль-бей не только не обидѣлся противъ такой неблагодарности, но изъявилъ даже желаніе сопровождать дочь свою до мѣста перваго ночлега, чтобы еще разъ обнять ихъ и призвать милости всемилостивѣйшаго Аллаха.

Къ вечеру обширный караванъ, сопровождаемый безсчетною отарою овецъ, пришелъ и расположился на ночлегъ въ оврагѣ, именуемомъ нынѣ Хой-ташъ-дере. По распоряженію добраго отца изъ сосѣднихъ поселеній принесенъ былъ огонь и всевозможныя явства для почтенныхъ гостей. И снова музыка загремѣла. Танцы и угощенія возобновились.

На утро проснулась Алиме и застучала въ ладоши. На зовъ ея явились служанки.

— Умыться — сказала она.

Когда приказаніе это было удовлетворено, она потребовала гребешекъ причесаться, чтобы выйти къ мужу въ приличномъ видѣ; но увы въ приданномъ ея не оказалось гребешка. Это до того возмутило Алиме, что она начала рвать на себѣ волосы и самымъ отвратительнымъ образомъ ругать и проклинать добраго отца.

Пораженный такою вопіющею неблагодарностію, несчастный Адиль-бей бросился въ палатку новобрачной и павъ на колѣни съ поднятыми къ небу руками рыдая произнесъ:

— Да постигнетъ безславіе того отца, который думаетъ въ дочери найти частицу своей крови! Тебя-же неблагодарное созданіе за твои дерзкія слова предаю въ руки шайтана и умоляю Аллаха, чтобы онъ превратилъ на этомъ мѣстѣ тебя съ мужемъ и со всѣмъ моимъ имуществомъ въ обломки скалъ для назиданія будущихъ поколѣній!

Не успѣлъ онъ произнести этихъ словъ, какъ весь караванъ исчезъ съ лица земли, а на мѣстѣ его появились кучи камней. Съ того времени оврагъ этотъ названъ туземцами Хой-ташъ-дере или оврагомъ окаменѣвшихъ овецъ.

Катара-куле или проклятая башня

Въ Судакѣ, нѣкогда замѣчательномъ греческомъ городѣ на берегу Чернаго моря въ Тавридѣ, до настоящаго времени сохранилась высокая башня на гигантской скалѣ подъ именемъ Катара-куле. Названіе это происходитъ отъ двухъ словъ, греческаго: проклятая и татарскаго: крѣпость. Нѣтъ сомнѣнія, что укрѣпленіе это основано греками въ тѣ довноминувшія времена, когда древняя Судгаія была резиденціею греческихъ владѣтельныхъ князей и досталась, въ числѣ прочихъ городскихъ укрѣпленій, отважнымъ генуэзцамъ, употреблявшимъ всевозможныя мѣры къ присвоенію себѣ чужой собственности въ видѣ передѣлокъ, вставки гербовъ съ надписями и т. п. вслѣдствіе чего большинство современныхъ археологовъ заключили, что обширный судакскій замокъ есть твореніе итальянскихъ выходцевъ, тогда какъ во времена ихъ господства въ Ѳеодосіи городокъ этотъ былъ лишенъ права торговли, охранялся ничтожною стражею и слѣдовательно не представлялъ необходимости сооружать такого рода укрѣпленій, на которыя потребовалось много лѣтъ труда и громадныя средства.

Въ такомъ предположеніи я съ особеннымъ вниманіемъ прислушивался къ легендамъ крымскихъ туземцевъ въ полномъ убѣжденіи, что рано или поздно услышу хотя въ полусказочномъ повѣствованіи, что нибудь согласующееся съ моимъ убѣжденіемъ. Въ концѣ концовъ мнѣ пришлось повстрѣчаться на южномъ берегу Крыма въ греческомъ селеніи Аутка съ священникомъ о. Григоріемъ, прослужившемъ въ этомъ санѣ 40 лѣтъ и происходившемъ отъ поколѣнія первобытныхъ іереевъ туземныхъ грековъ. Дряхлый старецъ этотъ, которому я обязанъ чрезвычайно многими преданіями объ историческихъ мѣстностяхъ Тавриды, вотъ что сообщилъ о Катара-куле:

«Отъ дѣда моего я очень часто слышалъ, что вся приморская полоса земли въ окружности Крыма принадлежала ихъ прадѣдамъ, которые жили на ней счастливо и покойно до того времени, пока Константинополь не принадлежалъ Туркамъ и пока татаре не укрѣпились въ нашей странѣ; что здѣсь греки имѣли свои самостоятельныя царства, княжества и республики и вели торговыя сношенія съ самыми отдаленными странами міра; что здѣсь золото цѣнилось дешевле серебра и что повсюду было огромное изобиліе въ естественныхъ произведеніяхъ, составляющихъ потребность народонаселенія. Всѣ эти удобства и блага послужили поводомъ къ основанію многихъ городовъ и селеній съ замками или укрѣпленными башнями для предохраненія семействъ отъ внезапныхъ нашествій непріятеля, но изъ всѣхъ этихъ городовъ будто славнѣйшимъ считался Судакъ недоступностію крѣпостей, воздвигнутыхъ князьми его. По разсказамъ постройка задумана однимъ изъ царевичей, выселившихся изъ Византіи съ тѣмъ, чтобы не возвращаться болѣе въ отечество. У царевича этого было три дочери божественной красоты и единственный сынъ, котораго онъ любилъ до безумія. Когда онъ воцарился въ Судакѣ и покончилъ съ постройкою двухъ крѣпостей, ему вздумалось осмотрѣть окрестности своей столицы. Увлеченный прекрасными видами дальнихъ горъ архонтъ до того замечтался, что потерялъ лѣсную тропинку и заблудился. Къ вечеру онъ очутился около обширнаго грота и поневолѣ рѣшился ночевать въ немъ.

Лишь только онъ соснулъ, какъ предъ нимъ предсталъ сѣдой монахъ въ золотой митрѣ, блистающей разноцвѣтными огнями.

— Я давно желалъ тебя видѣть добрый царь — сказалъ онъ, кланяясь ему почтительно.

— А для чего я тебѣ нуженъ, святой отецъ?

— Мнѣ необходимо сообщить тебѣ тайну, чтобы ты принялъ мѣры къ предупрежденію страшной бѣды. Ты лишишься всѣхъ дѣтей твоихъ, если врагу удастся восторжествовать.

Сказавъ это монахъ исчезъ.

Князь проснулся и долго думалъ, что можетъ грозить его дѣтямъ и какъ поступить, чтобы не допустить этого несчастія. Съ разсвѣтомъ, выходя изъ пещеры, архонтъ порѣшилъ перевести ихъ немедленно въ только что построенныя имъ крѣпости и окружить самыми преданными слугами.

Возвратившись домой князь потребовалъ жену и, сообщивъ ей сказанное таинственнымъ монахомъ, спросилъ ея мнѣніе. Испуганная мать одобрила постановленіе мужа и въ тотъ-же день любимый сынъ переведенъ былъ въ Катара-куле, а дочери въ Хызъ-куле⁶.

Въ приказаніяхъ, отданныхъ стражникамъ важнѣйшимъ считалось то, чтобы братъ не зналъ о заключеніи сестеръ и чтобы сестры не подозрѣвали ареста брата. На случай-же, если она станутъ скучать и допрашивать почему отдалены отъ родителей и находятся подъ строгимъ надзоромъ, дать имъ понять, что княжеству угрожаетъ великая опасность, по минованіи которой ихъ сейчасъ-же возвратятъ домой.

Покончивъ съ этимъ, архонтъ по прежнему занялся дѣлами и усердно молилъ Бога о сохраненіи дѣтей своихъ. Тѣмъ временемъ въ крѣпостяхъ, гдѣ просиживали его дорогія дѣти, не то творилось: всѣ они изнывали отъ разлуки съ тѣми нѣжными друзьями, которыхъ любили давно. Наконецъ у нихъ не хватило силъ переносить тоски и три сестры согласились послать къ родителямъ одного изъ стражниковъ съ просьбою дать имъ свободу, въ противномъ случаѣ онѣ вынуждены будутъ умереть.

Посланный, которому показалось невѣроятною эта угроза и не хотѣлось тревожить родителей, предпочелъ дозволить тоскующимъ небольшую прогулку и свиданіе съ братомъ.

Княжны съ радостію приняли дозволеніе и бѣгомъ пустились къ брату.

Молодой человѣкъ, которому извѣстно было заключеніе юныхъ и ни въ чемъ не виновныхъ сестеръ своихъ, съ отчаяннымъ рыданіемъ бросился къ нимъ въ объятія и затѣмъ, посадивъ предъ собою, разсказалъ слѣдующее:

«Вѣрный нашъ другъ и родственникъ вчера вечеромъ прислалъ мнѣ записку, въ которой сообщаетъ, что мы всѣ заключены въ крѣпости по подозрѣнію въ желаніи отравить отца и мать, вслѣдствіе чего и приговорены судомъ къ позорной казни. Въ подтвержденіе написаннаго онъ приложилъ заявленіе рабовъ, которые ненавидя насъ рады были обвинить всенародно. Въ заключеніе нашъ родственникъ совѣтуетъ намъ, какъ можно поскорѣе умереть честною смертью, потому что неизвѣстенъ часъ казни и не представляется возможности спасенія, такъ какъ лжесвидѣтели представили даже ядъ, будто-бы приготовленный нами для родителей.

— Быть не можетъ! вскрикнули дѣвушки, хватаясь за головы.

Неужели родители наши могутъ повѣрить такой безчестной и возмутительной клеветѣ?

— Если вы сомнѣваетесь въ этомъ — возразилъ братъ — то объясните мнѣ причину нашего заключенія въ крѣпостяхъ, куда отводятся только важнѣйшіе преступники — и почему до настоящаго времени насъ не навѣстили ни мать, ни отецъ?

Сестры со вздохомъ взглянули на образъ Божіей Матери.

— Чтожъ намъ дѣлать теперь? спросила старшая.

— Ничего больше какъ воспользоваться добрымъ совѣтомъ нашего родственника.

Послѣ продолжительнаго молчанія сестры рѣшились послушать брата и умереть тою-же смертью, какою онъ умретъ.

Положено было всю ночь провести въ молитвѣ Творцу, а съ первыми лучами солнца взойти на вершину крѣпости и оттуда броситься внизъ на острые камни. Рѣшеніе освящено было клятвою и прощальными объятіями. Нѣсколько минутъ спустя сестры возвратились въ свою крѣпость и со слезами бросились на колѣни предъ ликомъ Спасителя.

Въ это время князь, покончивъ дневныя занятія, расположился на отдыхъ, но не успѣлъ онъ сомкнуть глазъ, какъ предъ нимъ предсталъ тотъ монахъ въ митрѣ, который являлся въ гротѣ.

— Архонтъ — сказалъ онъ — если ты не поспѣшишь къ дѣтямъ твоимъ, то завтра съ разсвѣтомъ тебѣ придется собирать одни только обезображенные ихъ останки. Да будетъ тебѣ извѣстно также, что въ крѣпости, гдѣ ты поселилъ сына, основалъ свое пребываніе и злой духъ, который желая возмутить тебя противъ Бога подготовилъ одновременно смерть всѣмъ твоимъ дѣтямъ. Проклята эта крѣпость до того времени, пока ты или наслѣдники твои не сооружать въ ней храмъ Божій и непрестанною молитвою не изгонятъ изъ нея вреднаго духа.

Князь въ страхѣ пробудился и поспѣшилъ къ женѣ. Ей снился такой-же сонъ. Увѣренные окончательно, что излюбленнымъ дѣтямъ ихъ грозитъ серіозная опасность, родители не смотря на бурную, темную ночь, направились къ высокимъ скаламъ, гдѣ томились и оплакивали свое назначеніе ихъ честныя и богобоязливыя дѣти.

Со страхомъ и какимъ-то ужасомъ они окликнули полусонныхъ стражниковъ и едва слышными шагами приблизились къ дверямъ, за которыми громко вопилъ несчастный юноша. Въ эту только минуту князь, убѣдившись въ справедливости сказанія таинственнаго монаха, быстро отворилъ двери, чтобы поскорѣе утѣшить дорогаго наслѣдника, но этотъ стукъ и внезапное появленіе въ поздній часъ ночи родителей до того подѣйствовали на юнаго царевича, что онъ лишился разсудка. Та же участь постигла и дочерей, вообразившихъ, что пришли требовать ихъ къ позорной казни.

Тяжкія событія эти не менѣе жестоко поразили нѣжныхъ родителей, которые въ отчаяніи ломали себѣ руки и готовы были броситься въ пучину морскую. Къ счастію, подоспѣлъ таинственный монахъ и, прикоснувшись къ каждому страждущему, заставилъ ихъ очнуться отъ болѣзненныхъ припадковъ; затѣмъ благословивъ ихъ на долгую и счастливую жизнь, онъ поднялъ глаза къ крѣпости, гдѣ сидѣлъ княжескій сынъ и трижды произнесъ проклятіе.

— Катара! Катара! повторили за нимъ и всѣ присутствующіе.

Вотъ съ того-то времени — заключилъ священникъ — крѣпость эта носитъ названіе «Катара-куле» или проклятой башни и названіе это не забудется въ устахъ туземцевъ до тѣхъ норъ, пока не исчезнетъ послѣдній отъ нея камень.

Старо-крымскія легенды

Ни одна мѣстность въ Тавридѣ не послужила къ выдумкамъ такого множества легендъ, какъ развалины нѣкогда знаменитаго Стараго-Крыма, описаннаго нами довольно подробно⁷. Удивляться этому не приходится тѣмъ, кто знаетъ историческую судьбу этого города и кто знакомъ съ впечатлительностію туземцевъ, смотрѣвшихъ на прошлое, какъ на время жизни миѳическихъ героевъ и чудесъ, утратившихъ навсегда свои преимущества съ паденіемъ мусульманскаго господства въ Европѣ.

До 1859 года или до послѣдней эмиграціи татаръ, легенды эти разсказывались даже дѣтьми во всѣхъ сосѣднихъ деревняхъ эски-Крыма и для любителя такого рода преданій не представлялось затрудненія собрать ихъ нѣсколько десятковъ. Намъ также легко было это сдѣлать, но къ сожалѣнію мы не предполагали, что послѣдуетъ выходъ изъ Крыма лучшихъ татаръ и съ ними вмѣстѣ исчезнутъ легендарныя повѣствованія изъ страны.

Вотъ все то, что мы случайно сберегли отъ того времени, когда окрестныя деревни Стараго-Крыма были въ первобытномъ положеніи и счастливые татары еще не испытали ужасныхъ тягостей Крымской войны.

Гробница Мамая

Изъ Софійской лѣтописи⁸ мы узнаемъ, что въ то время, когда Мамай разбитый в. к. Дмитріемъ Ивановичемъ на рѣкѣ Непрядвѣ «прибѣжа въ землю свою въ малѣ дружинѣ, видя себе бита и побѣждена и посрамлена и поругана, собра остаточную свою силу еще въ схотѣ итти изгономъ на Русь. И сице пріиде къ нему вѣсть, что идетъ на него нѣкый царь съ въстока именемъ Тактамышь изъ Синіе орды. Мамай же пойде противу его и срѣтошася на Кадкахъ и бысть имъ бой и царь Тактамышь побѣди Мамая и прогна его... Мамай же гонимъ сын, бѣгая предъ Тактамышышевыми гонители и прибѣже близъ города Кафы и сослася съ Кафинци по докончании и по опасу, дабы его пріяли на избавленіе, дондеже избудетъ отъ всѣхъ гонящихъ его; и повелѣша ему и прибѣжа Мамай въ Кафу со множествомъ имѣнія, злата и сребра, Кафинци съвѣщашася и сотвориша надъ нимъ облесть и ту отъ нихъ убіенъ убо бысть-тако конецъ безбожному Мамаю...»

Этого достаточно, чтобы допустить вѣроятность могилы Мамая въ окрестностяхъ теперешней Ѳеодосіи. Если-же мы примемъ въ расчетъ существованіе невдали отъ Стараго Крыма деревни, именуемой Шахъ-Мамай, то какъ-то невольно вѣрится въ лѣтописное сказаніе. Жаль только, что въ татарскихъ теварикахъ объ этомъ событіи не упоминается ничего и не существуетъ положительныхъ доказательствъ въ видѣ надписей и надгробныхъ камней. Правда одинъ татаринъ указывалъ мнѣ на курганъ, какъ на могилу Мамая, но подобныхъ кургановъ на этой мѣстности такое множество, что при всей охотѣ повѣрить, впадаешь въ сомнѣніе. Вслѣдствіе чего мы начали прислушиваться къ полумиѳическимъ преданіямъ, въ предположеніи найти хоть въ нихъ какой-либо намекъ на это важное событіе, Богъ вѣсть почему отторгнутое татарами Крыма отъ своихъ записей. Вотъ все что мы нашли подходящимъ къ этому происшествію.

«Въ нашей странѣ въ глубокой древности появился одинъ батырь (богатырь), который нѣкогда господствовалъ надъ половиною міра и хотѣлъ во что-бы ни стало завладѣть остальною его частію, чтобы сдѣлаться вторымъ послѣ Бога и владѣть всѣми сокровищами земли». Тогда только я буду спокойно спать — говорилъ онъ — тогда только не будутъ безпокоить меня различныя прихоти и желанія, которыя могутъ быть доступны одному хозяину на землѣ — когда все будетъ мое».

Слова эти онъ никогда не произносилъ съ предварительнымъ призывомъ имени Аллаха на томъ вѣроятно основаніи, что не имѣлъ болѣе надобности въ помощи Творца неба и земли и потому что ему удавалось всякое предпріятіе съ мечемъ въ рукахъ. Однажды, сидя въ раззолоченномъ шатрѣ своемъ, онъ подозвалъ къ себѣ проходящаго мимо дервиша и спросилъ у него: какъ великъ Божій міръ и сколько надо времени могущественному царю, чтобы побѣдить его?

— Нашъ міръ не имѣетъ конца — отвѣчалъ служитель Аллаха и вопросъ твой не кстати предложенъ мнѣ. Мнѣ хотѣлось-бы знать кто этотъ дерзкій, который желаетъ присвоить себѣ власть Божію.

— Это я! — отвѣчалъ шахъ.

— Какой же ты думаешь дать отвѣтъ Богу на судѣ его за такое желаніе?

— Для Аллаха я думаю нѣтъ надобности вмѣшиваться въ человѣческія дѣянія: у него есть свое царство ангеловъ и джиновъ.

— Шахъ богатырь, ты произносишь хулу и это не пройдетъ тебѣ безнаказно, если ты не покаешься — сказалъ дервишъ.

— За меня обязаны молиться мои подданные, которымъ я даю средства къ жизни и сберегаю ихъ отъ обиды. Такія заслуги должны высоко цѣниться и на небѣ.

— Ты это дѣлаешь только для своей пользы, если мечтаешь покорить своей власти весь міръ. О, берегись гнѣва Божія, который можетъ внезапно наслать на тебя ничтожнаго съ вида, но могущественнаго по силамъ, врага и отъ славы твоей не останется ни единой пылинки.

— Вижу, почтенный дервишъ, что ты глупъ, какъ всѣ собратья твои. Иди-же своей дорогой и не смѣй впредь показываться на мои глаза.

Дервишъ поднялся съ мѣста.

— Твое приказаніе я исполню, но помни и ты, что въ трудную минуту твоей жизни какъ-бы ты не взывалъ къ моей помощи, я и тогда не забуду этого приказа. Съ этими словами старикъ скрылся изъ виду.

Тѣмъ временемъ могущественный шахъ задумалъ побѣдить одно большое государство и приказалъ двинуться войскамъ своимъ впередъ. Состоящіе при немъ муллы предложили ему предварительно принесть Богу жертву и испросить благословеніе пророка.

— Оставьте ихъ въ покоѣ — отвѣчалъ повелитель — ни одинъ изъ нихъ не сойдетъ ради насъ и не прольетъ своей крови за меня. Я лучше угощу моихъ воиновъ наканунѣ битвы — это будетъ понадежнѣе.

— Султанымъ — отвѣчали муллы — ты этими словами можешь оскорбить пророка и онъ станетъ помогать врагамъ твоимъ.

— Тѣмъ хуже для него: онъ пострадаетъ вмѣстѣ съ ними.

Услышавъ такую хулу, улемы съ трепетомъ взялись за бороды и молча возвратились въ свои улусы.

Нѣсколько мѣсяцевъ спустя безбожный шахъ вступилъ въ чужія земли и все преклонялось предъ нимъ, какъ предъ божествомъ. Такъ прошелъ онъ одну треть царства и былъ уже увѣренъ, что пройдетъ его вдоль и поперекъ, не встрѣчая ни малѣйшаго противоборства. Какъ вдругъ предъ нимъ выросли лѣса вооруженныхъ людей. Шахъ потеръ руки свои отъ удовольствія, что наконецъ онъ увидитъ потоки враждебной крови и услышитъ звукъ оружія. Отдавъ необходимыя приказанія, онъ вмѣсто молитвы приказалъ созвать всѣхъ музыкантовъ и началъ пировать. Покончивъ съ удовольствіями, онъ приказалъ 12-ти слугамъ вывести къ нему лучшаго коня своего и, вскочивъ на него, сдѣлалъ знакъ воинамъ своимъ наброситься на дерзкихъ, рѣшившихся оказать сопротивленіе.

— Никого не щадить! закричалъ онъ и помчался впередъ.

Но только что отважные воины хотѣли пустить въ дѣло свои пики и сабли, какъ подъ ними задрожала земля и надъ головами ихъ появились какіе-то чудовища, поражающія ихъ камнями, грязью и засыпающія глаза ихъ ѣдкою пылью. Храбрецы засуетились и вынуждены были остановиться. Тѣмъ временемъ враги начали наносить имъ раны и такое истребленіе, какого до того не совершалось на землѣ.

Ужаснувшійся шахъ повернулъ скакуна своего и бросился бѣжать. Воины его слѣдовали за нимъ и остановились только тогда, когда не представлялось опасности.

Три дня спустя шахъ увѣрилъ спасшихся отъ смерти, что несчастіе это было случайно причинено облаками пыли, поднятой вѣтрами, и что онъ приказываетъ вновь собраться въ походъ, чтобы поразить до единаго дерзнувшихъ тщеславиться побѣдою.

Улемы вторично предложили ему принести жертвоприношеніе.

На этотъ разъ ханъ приказалъ сбрить имъ насильственно бороды за дерзкіе совѣты. Только что приказаніе это начали исполнять, какъ прискакалъ гонецъ съ заявленіемъ, что одно изъ завоеванныхъ шахомъ ханствъ взбунтовалось противъ него и порабощенные, избравъ вождя, намѣрены помѣриться съ нимъ силами.

— Ты лжешь! вскрикнулъ ханъ и приказалъ отрубить вѣстнику голову.

Но не успѣло еще остынуть тѣло невинно пострадавшаго, какъ показались тучи враговъ, которые въ пухъ и прахъ разбили всѣхъ тѣхъ, которые не перешли на ихъ сторону. Изумленный такому внезапному повороту своей судьбы, шахъ бросился бѣжать съ своими богатствами, но такъ какъ впереди и сзади у него были враги, то онъ направился къ берегамъ Азакъ деныза и, нанявъ большой корабль, на который перенесены были всѣ его сокровища, пустился искать своего счастія въ чужихъ странахъ. Какъ долго онъ плавалъ по водамъ, Богъ знаетъ, и наконецъ онъ прибылъ къ одному изъ бывшихъ тогда въ Крыму большихъ городовъ, куда о немъ достигла слава, и началъ просить у гражданъ дозволенія высадиться на ихъ берегъ. Граждане согласились охотно, когда узнали, что онъ обладаетъ громадными богатствами. Проживъ у нихъ нѣкоторое время, онъ началъ довольно часто отлучаться на хуторъ свой, гдѣ намѣревался поселиться, а тѣмъ временемъ задался мыслью покорить своей власти не только тѣхъ, которые дали ему пріютъ, но и всю страну. Безбожному человѣку казалось, что онъ создалъ господствовать надъ міромъ и доля обыкновеннаго гражданина тяготила его. Для достиженія цѣли онъ началъ населять хуторъ свой всѣми дурными людьми и заманивать къ себѣ тѣхъ, которые нѣкогда благоговѣли предъ его могуществомъ и принимали его за божество. Когда число этихъ отважныхъ дошло до степени удовлетворяющей надежды шаха, онъ приказалъ имъ по одиночкѣ, въ различное время и разными воротами входить въ пріютившій его городъ и ожидать того момента, когда онъ подастъ сигналъ броситься на городскую стражу и, обезоруживъ ее, завладѣть всѣми укрѣпленіями. Для успѣха въ этомъ предпріятіи не представлялось ровно ничего труднаго, такъ какъ въ городѣ не было надобности держать много войска и не предвидѣлось никакой опасности. Шахъ, упоенный надеждами снова господствовать и вновь сдѣлаться львомъ наперекоръ Аллаху и святому пророку, которые отвергнули его отъ лица своего, забылся на минуту и повѣдалъ радость свою одному изъ усердныхъ слугъ своихъ, который хозяйничалъ и оберегалъ покой его со дня прибытія въ чужой городъ. Слуга раздѣлилъ радость свою съ женою. А всѣмъ извѣстно, что когда женщины бываютъ посвящены въ какую нибудь важную тайну, онѣ, чтобы доказать права свои на мужей, стараются разгласить все извѣстное имъ встрѣчнымъ и поперечнымъ. Такъ случилось и въ настоящемъ случаѣ. Тайна шаха въ первый же день облетѣла весь кварталъ и дошла до ушей градоправителей, которые и безъ того уже съ безпокойствомъ посматривали на толпы подозрительныхъ людей, безъ занятій бродящихъ по ихъ городу. Понятно, что по требованію ихъ всѣ жители вооружились и приготовились къ отчаянному сопротивленію. Не зная послѣдняго распоряженія, шахъ въ полночь подалъ сигналъ и самъ явился руководителемъ отважныхъ головъ, но въ какую онъ улицу не вступалъ, его вездѣ встрѣчали градомъ пуль и снѣгомъ стрѣлъ, но трусить не было въ натурѣ человѣка, отвернувшагося отъ лица Господня. Дѣйствуя напроломъ, онъ бросился на важнѣйшія городскія башни, которыя въ обыкновенное время защищались десяткомъ служителей, но встрѣтивъ и тутъ сотни защитниковъ, закончилъ тѣмъ, что, потерявъ всѣхъ почти сообщниковъ, долженъ былъ бѣжать и скрыться въ городскомъ бассейнѣ въ надеждѣ, что авось придетъ за водою одинъ изъ пріятелей, который выведетъ его въ темную ночь изъ города, которому онъ вмѣсто благодарности принесъ много зла. Просидѣвъ въ темныхъ корридорахъ водохранилища два дня, онъ внезапно услышалъ чей-то вздохъ и слѣдующую рѣчь: «несчастный шахъ, ты-ли это тотъ безбожникъ, который мечталъ по личной волѣ сдѣлаться вторымъ послѣ Бога! Хотѣлось-бы мнѣ послушать теперь твои дерзкія слова. Навѣрно теперь ты созналъ свое ничтожество передъ Творцомъ міра и трепещешь за жизнь свою, если только не лишился ея вмѣстѣ съ тѣми несчастными, которые въ безуміи пожертвовали тебѣ своими буйными головами. Воображаю, какъ-бы ты благодаренъ былъ пророку, еслибъ онъ сохранилъ тебѣ твою жизнь, если только она не утрачена тобою въ наказаніе за богохульство! О несчастный, ищущій всеобщаго господства, теперь ты не вправѣ господствовать надъ своими ногами и лишенъ надежды восхищаться даже тѣми надеждами, которыя утѣшаютъ всякаго мусульманина въ загробной жизни. Жаль мнѣ тебя, неумѣвшаго сберечь сіянія своего и возставшаго безъ надобности противъ Бога, озарившаго тебя всѣми милостями, но отнынѣ ты отброшенъ отъ лица Его и ни одна гадина не станетъ служить тебѣ, чтобы не оскорбить святаго пророка. Сказавъ это, дервишъ склонилъ голову и началъ утирать выступавшія изъ глазъ его слезы.

Шахъ, видѣвшій и слышавшій все это, рѣшился приползти къ нему и попросить его помощи убѣжать изъ враждебнаго города. Убѣдившись, что знакомый ему дервишъ сидитъ одинъ и не выдастъ его, онъ началъ раскаиваться въ прошлыхъ заблужденіяхъ своихъ и умолять оказать ему состраданіе.

— Все напрасно, шахъ — отвѣчалъ онъ со вздохомъ — твоя участь рѣшена уже на небѣ и никакія усилія человѣка не измѣнятъ священнаго приговора.

— Я не о томъ спрашиваю тебя, мой братъ. Пусть будетъ со мною, что опредѣлено на небѣ, но ты выведи меня изъ этого адскаго положенія: я умираю отъ голода и холода, я трепещу за жизнь свою и боюсь быть разстерзаннымъ тѣми, которыя дали мнѣ пріютъ и защитили отъ враговъ.

— И которыхъ ты за это хотѣлъ сдѣлать рабами своими?

— Къ несчастію, я привыкъ всѣми повелѣвать и не могъ воздержаться отъ врожденной привычки.

— А помнишь-ли ты твой приказъ не показываться тебѣ на глаза? Если бъ ты остался-бы при своей силѣ, то можетъ быть приказалъ обезглавить меня за нарушеніе твоей воли, но теперь когда нуждаешься въ моихъ услугахъ ты совсѣмъ другое говоришь.

— Не упрекай меня, дервишъ, въ моихъ грѣхахъ. Отнынѣ я намѣренъ посвятить себя только однимъ добрымъ дѣламъ.

— Поздно, шахъ, ты опомнился, но чтобы тебѣ доказать мою готовность служить ближнему, я сегодня же ночью выведу тебя за городскую стѣну и предоставляю тебѣ свободу любоваться Божьимъ міромъ. Жди меня въ полночь. Съ этими словами дервишъ ушелъ.

Въ назначенный часъ онъ прибылъ къ городскому скопищу водъ и, вызвавъ шаха, увлекъ за собою; а нѣсколько минутъ спустя онъ вывелъ его за городъ канавою, по которой спускалась дождевая вода въ море.

— Прощай, шахъ — сказалъ дервишъ, — я сдѣлалъ свой долгъ, но сбережешь-ли ты жизнь свою въ этой странѣ, объ этомъ знаетъ Богъ. Бѣги лучше и не останавливайся до того времени, пока не придешь къ народу, не знавшему твоего имени.

— Я готовъ тебя послушать, но мнѣ предварительно надо захватить мои сокровища, которыя я скрылъ въ подземельяхъ моего хутора.

— Брось ихъ, несчастный; чтобы они не напоминали тебѣ твоего минувшаго безбожія и не тяготили твою душу.

Шахъ не хотѣлъ болѣе слушать избавителя своего и бѣгомъ пустился по направленію къ своему помѣстію. Съ каждымъ шагомъ дальше отъ опасности бѣглецъ мужалъ и начиналъ думать о возможности отмстить непокорнымъ людямъ и достигнуть во чтобы ни стало своего утраченнаго величія. Пришедъ домой и встрѣтивъ радостный пріемъ отъ слугъ своихъ, шахъ послѣ удовлетворенія аппетита, забылъ уже про всѣ неудачи свои и жестоко клянулъ пророка, вздумавшаго издѣваться надъ нимъ. Понятно, что каждая мысль его была подслушана ангелами и доведена была до великаго законодателя, который не вытерпѣлъ болѣе и приказалъ направить на него толпу ожесточенныхъ враговъ.

Шахъ грызъ отъ нетерпѣнія губы свои въ то время, когда домъ его былъ окруженъ со всѣхъ сторонъ. Вооружившись саблею, онъ бросился на враговъ, но въ эту минуту въ тѣло его вонзились сотни пикъ и онъ палъ какъ снопъ, сброшенный съ мажары.

— Гдѣ ты спряталъ твои сокровища? спросили его.

— Такъ вы ради ихъ посягнули на мою жизнь? спросилъ умирающій.

— Да — было отвѣтомъ.

— Я готовъ отдать ихъ вамъ, если вы дадите мнѣ спокойно умереть.

— Говори скорѣе и мы оставимъ тебя.

Шахъ и въ эту минуту надѣялся ожить для того, чтобы со временемъ расплатиться съ человѣчествомъ по своему. Указавъ на подземелье свое, онъ потребовалъ перенести себя на мягкое ложе, но прежде чѣмъ свѣтило дня озарило землю, его покинула душа.

Преданные ему слуги изъ боязни, чтобы и тѣло его не подвергнулось посмѣшищу, поспѣшили навалить надъ могилою его цѣлый холмъ земли и разбѣжались въ различныя стороны, чтобы не слышать по ночамъ ржанія и скрежета зубовъ изъ свѣжей гробницы. Впослѣдствіи на этомъ курганѣ ежегодно видѣли медвѣдя, который начиналъ свой ревъ съ полуночи до того времени, пока можно было отличить черную нитку отъ бѣлой.

Такимъ бываетъ конецъ людей, мечтавшихъ о господствѣ надъ міромъ безъ соизволенія пророка.

Мюскъ-джами (Мускусовая мечеть)

Посѣтивъ впервые Старый Крымъ или древній Солхатъ, нѣкогда ведущій всемірную торговлю, я подъ вліяніемъ только что прочитаннаго о его предполагаемомъ величіи и богатствѣ въ давно минувшія времена, поспѣшилъ взглянуть на развалины мечети, издающей будто мускусовый запахъ послѣ дождя. О мечети этой, въ мое время, всѣ вѣрили свѣденіямъ, сообщеннымъ академикомъ Кеппенымъ, Богъ вѣсть откуда почерпнувшемъ разсказъ о постройкѣ ея египетскимъ султаномъ Бирбасомъ, но я очень хорошо зналъ, по недавно открытой надписи, хранящейся въ Одесскомъ обществѣ Исторіи и древностей, что лучшая Старокрымская мечеть построена была въ царствованіе кипчакскаго хана Мухамета (въ 1314 г.) какимъ-то смиреннымъ рабомъ, нуждающимся въ милосердіи Божіемъ Абдулъ-гази Юсуфомъ сыномъ Ибрагима Езбазли. При такихъ достовѣрныхъ свѣдѣніяхъ мнѣ не трудно было отыскать у мѣстныхъ обитателей какое нибудь хоть баснословное преданіе. Въ этой надеждѣ я приблизился къ указаннымъ мнѣ развалинамъ и конечно не нашелъ, чтобы онѣ издавали какихъ либо ароаматовъ мускуса, о чемъ говорилось чуть-ли не всѣми туземцами татарскаго происхожденія.

Признаюсь также, что по всѣмъ слѣдамъ въ окружности нельзя было составить особеннаго понятія о величіи этого молитвеннаго дома, будто-бы сложеннаго изъ мрамора, порфира и сіяющаго золотомъ.

Въ то время, когда я сидѣлъ въ раздумьи, ко мнѣ подошелъ одинъ старый татаринъ, котораго я принялъ по наряду за пастуха.

— Не проходилъ-ли мимо тебя шматокъ овецъ подъ присмотромъ мальчика въ бѣлой шапкѣ? спросилъ онъ.

— Прошелъ въ ту сторону — отвѣчалъ я, показавъ направленіе.

— Значитъ послушалъ меня. Дрянной мальчишка, вотъ ужъ цѣлую недѣлю я требую, чтобы онъ пасъ овецъ на этой сторонѣ, а онъ все подбирается къ чужимъ пашнямъ. Сейчасъ видно, что будетъ воромъ, когда подростетъ! Ужъ сколько разъ я билъ его, а онъ все свое дѣлаетъ.

Сегодня-же я обѣщалъ исковеркать ему всю наружность, если онъ не послушаетъ меня, но къ счастію его этого не случится. Говоря это, татаринъ сѣлъ около меня и началъ набивать трубку.

Отъ нечего дѣлать мы разговорились. Пастухъ оказался уроженцемъ сосѣдней деревни Учь-кую, служившимъ болѣе 30 лѣтъ у какого-то армянина, который, по мнѣнію его, былъ самой образцовой честности человѣкъ.

— Въ такомъ случаѣ ты знакомъ съ каждымъ камнемъ въ Старо-крымской окрестности? спросилъ я.

— Еще-бы не знать тѣхъ мѣстъ, гдѣ съ дѣтскаго возраста ежедневно ходилъ.

— Говорятъ, что здѣсь на каждую развалину существуетъ сказка?

— Можетъ быть, но мнѣ теперь не до сказокъ. На все есть свое время. Сказки я правда любилъ въ молодости, но теперь не нахожу въ нихъ пользы. Въ теперешніе годы надо думать о смерти.

— Но ты еще не такъ старъ.

— Коль скоро запустилъ бороду, то вѣрно старъ.

Послѣ минутнаго молчанія я навелъ разговоръ на развалины мечети.

— Грѣшно, очень грѣшно здѣшнимъ христіанамъ, что они разобрали всѣ каменья отъ этого святаго дома. Съ тѣхъ поръ и имъ нѣтъ счастія.

— Видно святой человѣкъ сооружалъ этотъ храмъ? спросилъ я, прикидываясь незнаніемъ.

— Конечно ужъ не такой, какъ мы съ тобою. Въ прежнія времена жили на землѣ настоящіе Божьи люди, вслѣдствіе чего и пользовались непонятными для насъ благами и милостями. Эхъ, отчего мы не родились въ ихъ время?

Не малаго труда мнѣ стоило заставить моего собесѣдника поразсказать все слышанное имъ когда либо о Мюскъ-джами и строителѣ ея.

Изъ всего, выслушаннаго мною, я могъ составить слѣдующаго рода легендарный разсказъ:

«Было время, когда Эски-Крымъ такъ былъ великъ и замѣчателенъ своими мудрыми учителями и управителями, что всѣ государства направляли къ нему обширные караваны съ предметами роскоши и оставляли въ немъ сыновей своихъ для усовершенствованія въ познаніяхъ закона Божія. Всѣ эти караваны шли по долинѣ, сохранившей до настоящаго времени свое первобытное названіе Индолъ⁹ и располагались въ каравансараяхъ, куда заблаговременно съѣзжались покупщики съ противоположныхъ странъ съ золотомъ и другими произведеніями, идущими въ обмѣнъ. Естественно, что при такомъ движеніи народовъ и торговыхъ оборотовъ, каждый владѣтель простой даже избушки имѣлъ возможность обогатиться въ этомъ городѣ. И дѣйствительно всѣ обогатились, но въ тоже время сдѣлались такими скупыми и негостепріимными, что начали удивлять посѣтителей. Пока они набивали сундуки золотомъ и закапывали ихъ подъ спудами своихъ жилищъ, у нихъ начала приходить въ ветхость единственная большая мечеть и никто не думалъ жертвовать ни гроша на крайне необходимую перестройку.

Такое оскорбительное отношеніе къ святынѣ людей, обладающихъ огромными запасными капиталами, возмутило одного набожнаго носильщика тяжестей, который съ трудомъ прокармливалъ поденными работами свое многочисленное семейство, и вотъ онъ въ одну изъ пятницъ, когда масса богачей творила молитву на открытомъ воздухѣ изъ боязни, чтобы Аллахъ не обрушилъ на ихъ головы пригнувшійся потолокъ мечети, выступилъ впередъ и, поднявъ руки къ небу, сказалъ:

— О люди, недостойные носить имени мусульманъ! неужели ваши глаза не видятъ, что Божья мечеть согнулась отъ дряхлости лѣтъ и требуетъ отъ поклонниковъ корана постройки новаго зданія во имя Божіе?

— А ты кто такой, что осмѣливаешься дѣлать намъ подобные вопросы? отвѣчали ему первостепенные богачи, поднявъ свои палки.

— Я такой-же мусульманинъ, какъ и вы.

— И ты смѣешь, ничтожный носильщикъ тяжестей, равнять себя съ нами, управляющими городомъ? Да тебя за эту дерзость надо бросить въ проходъ ада на Аргамышѣ¹⁰.

— А я вамъ скажу, что не меня, а васъ броситъ туда нашъ великій пророкъ, если только вы не опомнитесь отъ вашихъ заблужденій.

— Негодяй, недостойный слышать нашего слова! было послѣднимъ отвѣтомъ гордыхъ богачей.

Бѣднякъ, оскорбленный этими словами, упалъ на колѣни и, поднявъ глаза къ небу, вскрикнулъ:

— О Боже, создавшій міръ, сдѣлай меня ничтожнаго поденщика такимъ богачемъ, какъ одинъ изъ этихъ враговъ, только для того, чтобы я, въ посрамленіе имъ, создалъ во славу твою, такую мечеть, какой не существовало и не существуетъ въ мірѣ! И онъ началъ бить себя въ грудь, плакать и горячо молиться. Видя это, богачи съ насмѣшками разошлись.

— По окончаніи молитвы носильщикъ отправился на свое обыкновенное мѣсто въ ожиданіи работы. Какъ вдругъ подходитъ къ нему одинъ изъ индѣйскихъ купцовъ и, положивъ руку на плечо, спрашиваетъ не пожелаетъ-ли онъ наняться къ нему.

— Я охотно послѣдовалъ-бы за тобою и служилъ-бы вѣрнѣе собаки, но къ сожалѣнію у меня большая семья, которая кормится моими поденными заработками.

— А сколько червонцевъ ты зарабатываешь въ годъ?

— Отъ 30 до 50-ти, отвѣчалъ бѣднякъ.

— Я буду платить тебѣ ежегодно впередъ сто червонцевъ, если ты пристанешь ко мнѣ. Видишь-ли мнѣ нуженъ такой силачъ какъ ты и я давно пріискиваю подобнаго. Сведи-же меня въ свой домъ и я оставлю деньги женѣ твоей и заявлю ей, что ты ежегодно будешь навѣщать ее съ моимъ караваномъ.

Носильщикъ тяжестей, не ожидавшій такого счастливаго случая, запрыгалъ отъ радости и, поцѣловавъ нѣсколько разъ въ плечо щедраго купца, привелъ его въ землянку свою. Индѣецъ кромѣ 100 червонцевъ подарилъ семейству его нѣсколько штукъ дорогихъ матерій и купилъ по сосѣдству домикъ, въ который заставилъ ихъ переселится съ тѣмъ, чтобы принимали и его на квартиру при ежегодномъ приходѣ съ караваномъ. Послѣ чего онъ, узнавъ имя нанятаго слуги, сказалъ:

— Ну, Юсуфъ, проведи и сегоднешнюю ночь въ семьѣ твоей, а завтра съ разсвѣтомъ мы выѣдемъ. Затѣмъ, пожелавъ всѣмъ здоровья, ушелъ.

На слѣдующій день бѣднаго носильщика уже не было въ Старомъ Крымѣ. Въ какихъ онъ странахъ скитался и въ чемъ состояли его обязанности — никто не зналъ. Но прошелъ годъ и вмѣсто носильщика тяжестей предъ эски-крымскими богачами явился Юсуфъ челеби, владѣлецъ каравана, на пріобрѣтеніе котораго потребовалось чуть-ли не все состояніе первыхъ богачей его роднаго города. Пробывъ въ семьѣ своей нѣсколько дней, онъ по обыкновенію въ первую-же пятницу явился къ дверямъ мечети и послѣ установленной молитвы, снова обратился къ стоящимъ впереди всѣхъ богачамъ съ слѣдующими словами:

— О люди, недостойные именоваться правовѣрными! я вторично обращаюсь въ вамъ отъ имени нашего всемилостивѣйшаго пророка, но на этотъ разъ не въ качествѣ ничтожнаго поденщика, а купца, обладающаго состояніемъ, равняющимся состоянію двухъ или трехъ самыхъ богатѣйшихъ изъ васъ. Не пожелаете-ли вы при участіи моемъ воздвигнуть новую мечеть: я дамъ на это дѣло третью часть моего состоянія, вы же принесете только десятую долю.

На этотъ разъ алчные люди, не отвѣтивъ ничего, разбѣжались, какъ ящерицы по норкамъ своимъ, и Юсуфъ остался въ толпѣ такихъ же бѣдняковъ, какимъ былъ недавно и самъ.

— Не будетъ имъ добра — сказалъ онъ — Аллахъ отберетъ отъ нихъ все, что имъ далъ и я надѣюсь увидѣть ихъ нищими. Но вы, бѣдняки, не ропщите на свою печальную участь, потому что я обѣщалъ воздвигнуть вамъ чудесную мечеть и если Богу угодно будетъ принять отъ меня эту жертву, то я года чрезъ два успѣю пріобрѣсти такое состояніе, какое мнѣ необходимо будетъ для приступленія къ дѣлу.

Послѣ чего подаривъ каждому по червонцу, онъ возвратился домой и приступилъ къ распродажѣ своихъ товаровъ. Получивъ вдвое противъ ожиданія Юсуфъ договорилъ поставщиковъ камня на такой величины мечеть, какая существуетъ въ святой Меккѣ.

— Сложите ихъ и приступите въ полировкѣ. Слѣдуемое вамъ вознагражденіе я оставлю женѣ моей, а когда самъ пріѣду, то поручу всю постройку лучшему изъ мѣстныхъ строителей; если-же таковыхъ здѣсь не окажется, то мнѣ не трудно будетъ привезти съ собою изъ Индіи или Персіи.

Мѣсяцъ спустя Юсуфъ опять уѣхалъ и по прежнему о немъ никто не имѣлъ свѣдѣнія до того времени, пока онъ самъ не явился съ 400 навьюченныхъ верблюдовъ. Такого каравана никогда не видѣли въ Солхатѣ. Всѣ бѣдные люди выбѣжали на встрѣчу къ доброму согражданину и привѣтствовали его, какъ властелина Крыма.

На этотъ разъ Юсуфъ роздалъ бѣднымъ по два червонца и продавалъ свои товары въ теченіи трехъ мѣсяцевъ, такъ что всѣ прибывшіе въ Эски-Крымъ купцы исключительно ему одному отдали и свое золото и произведенія своихъ странъ.

Покончивъ дѣла свои, Юсуфъ снова явился въ полуобрушившуюся мечеть и, снова разогнавъ богачей приглашеніемъ участвовать въ расходѣ для постройки храма Божія, въ заключеніе сбросилъ съ себя маску притворства и торжественно заявилъ старшинамъ, что поклялся предъ Всемогущимъ воздвигнуть во славу его такую мечеть, ароматъ отъ которой будетъ восходить до небеснаго престола, а кровля сіять подобно солнцу.

— Ты станешь выше всѣхъ гази! (праведникъ) отвѣчали ему старшины.

— Ты будешь именоваться Абдулъ гази! (т. е. отцомъ всѣхъ праведныхъ) отвѣчали бѣдняки.

Этого было достаточно Юсуфу, который привезъ съ собою изъ далекихъ странъ какого-то богобоязливаго архитектора.

Въ первую-же недѣлю отъ ветхой мечети не осталось ни единаго камня и весь фундаментъ новой сложенъ былъ на цементѣ, замѣшанномъ на мускусѣ. Не довольствуясь и этимъ, Юсуфъ послалъ нарочныхъ въ Египетъ и другія страны за мраморными плитами и колонами, чтобы убрать ими внутренность Божьяго дома, а самъ вновь поѣхалъ въ третье путешествіе съ тѣмъ, чтобы послѣ него дожить свой вѣкъ въ непрестанной молитвѣ въ родномъ городѣ.

На этотъ разъ благочестивый мусульманинъ возвратился съ 1000 нагруженными верблюдами, такъ что никакіе ученые не могли вычислить стоимости привезенныхъ имъ товаровъ и драгоцѣнностей.

— Будь нашимъ ханомъ, будь нашимъ повелителемъ! кричалъ народъ, увидя его въ дорогихъ одеждахъ.

— Нѣтъ, братья мои, я никогда не забуду, что былъ вашимъ поденьщикомъ и никогда не захочу господствовать надъ старшими по лѣтамъ друзьями. Если я сдѣлаюсь повелителемъ вашимъ, тогда между нами образуется пропасть, черезъ которую не легко будетъ пройти бѣдному человѣку. Въ теперешнемъ-же моемъ свободномъ состояніи вы найдете во мнѣ пріятеля, который будетъ знать ваши нужды и по мѣрѣ возможности станетъ вамъ помогать.

— Будь-же нашимъ отцемъ и защитникомъ! раздавалось со всѣхъ сторонъ.

Два года спустя была вполнѣ закончена эта мечеть — сказалъ пастухъ. Такого молитвеннаго дома дѣйствительно не существовало на всей землѣ. Минареты ея касались вершинами до облаковъ, а кровля затмевала блескъ солнечныхъ лучей. Вся внутренность выложена была дорогими бѣлыми, какъ снѣгъ, плитами, но всего восхитительнѣе былъ прелестный запахъ отъ мускуса, разносимый вѣтромъ на далекое пространство.

Послѣ первой народной молитвы въ этомъ султанскомъ храмѣ Юсуфъ, угощая народъ мясомъ отъ принесенныхъ имъ Богу въ жертву животныхъ, рѣшился объяснить имъ, какимъ образомъ онъ пріобрѣлъ такое громадное состояніе въ непродолжительное время.

— Состояніе мое мнѣ обѣщано было нашимъ пророкомъ — говорилъ онъ — въ то время, когда я, укоряя богачей вашихъ въ жадности къ деньгамъ, дерзнулъ поднять руки къ небу и отъ чистаго сердца сказать: «О Боже, дозволь мнѣ ничтожному рабу твоему посрамить во славу твою этихъ враговъ твоего закона!» Въ тотъ-же день я былъ нанятъ однимъ богатымъ купцомъ въ Индію, которому въ продолженіи 7 мѣсяцевъ, предоставилъ такія громадныя выгоды отъ найденнымъ мною алмазовъ, что онъ подарилъ мнѣ десятую долю изъ пріобрѣтеннаго и предложилъ самому заняться караванною торговлею. Остальное пріобрѣтено было лично моими промѣнами. Вотъ какъ поступаютъ, братья мои, Богъ и пророкъ нашъ съ тѣми, которые съумѣютъ вызвать ихъ благоволеніе и въ точности исполнить обѣщаніе свое». Есть преданіе, что этотъ добродѣтельный человѣкъ дожилъ до глубочайшей старости, никогда не отказавъ ни одному бѣдняку въ пособіи, когда онъ просилъ во имя Божіе; но тѣмъ, которые заискивали въ личное одолженіе или просили денегъ взаймы, онъ отвѣчалъ, что не вправѣ распоряжаться деньгами, не принадлежавшими ему.

— Что-же стало потомъ съ этою мечетью? спросилъ я.

— Думаютъ, что она пострадала отъ землетрясенія, посланнаго Богомъ въ наказаніе развратившимся жителямъ Эски-Крыма. Вотъ какія бывали прежде люди и постройки — добавилъ пастухъ, выбивая трубку свою — не то что мы съ тобою. Прощай, на случай, если сынъ мой задумаетъ проходить мимо тебя, скажи ему, что я кожу сниму съ него, если онъ ослушается моего приказанія.

Татаринъ кивнулъ мнѣ головою и направился въ деревню.

Затопленный городъ

Тамъ гдѣ въ наше время переливается сребристыми валунами обширная красавица Крымскихъ бухтъ, Ѳеодосійская, — въ давно минувшія времена красовался величественный городъ, въ который могли проникать только птицы небесныя. Окруженный высочайшими стѣнами и болѣе высокими башнями, онъ примыкалъ прямо къ морю, пресѣченному плотинами и съ этой только стороны жители могли сообщаться съ отдаленными странами.

Что это былъ за народъ, откуда прибылъ и почему здѣсь именно поселился? никому не было вѣдомо. Любознательные туземцы не разъ бывало приближались къ этимъ стѣнамъ, прикладывали ухо къ землѣ, чтобы узнать, на какомъ нарѣчіи говорятъ ихъ случайные сосѣди, но напрасны были ихъ труды: изъ города не доходили до нихъ никакіе звуки. Точно въ немъ жили глухо-нѣмые или особеннаго рода кроткіе и покорные другъ другу не знающіе злобы святые люди.

Не видя ничего вреднаго или могущаго принести вредъ ихъ странѣ, туземцы возвращались домой совершенно спокойными и не мечтали нарушать покоя не прошенныхъ гостей. Такъ прошелъ годъ или два. Случалось иногда, что пастухи, бродившіе съ стадами по прибережнымъ горамъ, разсказывали, что видѣли большіе корабли съ множествомъ юношей и дѣтей, которые подходили къ плотинамъ таинственнаго города и точно тамъ поглощались напоромъ волнъ. Всего страннѣе казалось отдаленнымъ степнымъ жителямъ, что изъ за стѣнъ этого города, постоянно выходила масса чернаго дыма, свидѣтельствующая, что тамъ день и ночь обитатели занимаются выжиганіемъ чего-то недоступнаго ихъ понятіямъ. По мнѣнію однихъ тамъ приготовляли черепицу, которую увозили куда-то моремъ, а по предположенію другихъ это былъ просто дымъ изъ очаговъ, гдѣ постоянно поддерживался огонь, чтобы предупреждать злодѣяніе враждебныхъ силъ природы.

Но вотъ однажды владѣтели степей собрались въ огромномъ числѣ отпраздновать одинъ изъ годовыхъ праздниковъ своихъ невдали отъ таинственныхъ стѣнъ и съ обыкновенною безпечностію предались играмъ, пляскамъ и пьянству. Когда-же на другой день они пробудились послѣ крѣпкаго сна, то ни на одной повозкѣ не оказалось ни единой женщины и ни одного дитяти до 10 лѣтняго возраста. Не постигая куда они могли дѣваться, бѣдные ограбленные отцы и мужья бросились по различнымъ направленіемъ в предположеніи, что злые духи вознамѣрились надсмѣяться надъ ними. Но всѣ поиски ни къ чему не привели. Сгруппировавшись снова на первоначальное мѣсто, скотоводы послали нарочнаго въ горы, чтобы привезти на мѣсто событія славнаго ихъ знахаря и спросить его мудраго разъясненія.

Знахарь вызвалъ служащаго ему духа и молча указалъ пальцемъ на таинственныя стѣны.

— Онъ правъ, онъ правъ! заревѣли туземцы.

— Но какимъ образомъ наши жены могли проникнуть за эти стѣны, въ которыхъ нигдѣ нѣтъ отверстій? спросили у него.

Знахарь вторично показалъ тоже направленіе.

Вѣря въ его безошибочность и безгрѣшность, скиѳы рѣшились самымъ подробнымъ образомъ осмотрѣть всю окружность стѣны, но нигдѣ не нашли ни малѣйшей щели, куда можно было-бы приложиться даже глазомъ. Послѣ чего они собрались на совѣщаніе. Знахарь посаженъ былъ въ центрѣ круга.

— Скажи намъ, мудрый отецъ — обратился къ нему старшина племени — съ какою цѣлью могли быть похищены наши жены, матери и дѣти? я бы не спрашивалъ тебя, еслибъ похищены были только молодыя женщины и дѣвицы, но вѣдь не пощажены даже и безобразныя старухи?

— Молодыя будутъ проданы въ неволю, а старухи пойдутъ на ихъ мыловарные заводы — отвѣчалъ чародѣй.

— Мы не понимаемъ твоихъ словъ, мудрый отецъ.

— Въ такомъ случаѣ я разскажу вамъ причину поселенія въ нашей странѣ этихъ таинственныхъ людей. Въ то время когда мы воевали въ отдаленныхъ мѣстахъ, люди эти осматривали берега моря и, нашедъ эту мѣстность чрезвычайно удобною для враждебныхъ человѣчеству цѣлей, избрали ее, какъ пунктъ самый выгодный для дѣйствій своихъ, а чтобы скрыть отъ всѣхъ свои занятія и предупредить однажды навсегда нападеніе на нихъ, они оградили себя высокими стѣнами, за которыми и дѣтямъ не приходится бояться. Обезпечивъ себя такимъ образомъ, эти люди перевели сюда свои корабли и мыловарные заводы. Приготовляемое ими мыло чрезвычайно высоко цѣнится и представляетъ такія достоинства, какихъ никто не могъ придумать по незнанію секрета приготовленія, но такъ какъ для меня не существуетъ тайны, то я узналъ, что оно приготовляется на тѣлахъ старыхъ женщинъ, которыя цѣликомъ бросаются въ котлы, наполненные саломъ. Понятно, что этимъ варварамъ нельзя было свободно заниматься такимъ промысломъ въ своемъ отечествѣ и они переселились въ отдаленную землю, гдѣ никто не станетъ имъ препятствовать въ уничтоженіи бѣдныхъ беззащитныхъ женщинъ. Но кромѣ этого занятія они занимаются торговлею молодыхъ женщинъ, которыхъ схватываютъ или покупаютъ на невольничьихъ рынкахъ и перепродаютъ въ отдаленныхъ земляхъ съ громадными барышами. Для такихъ цѣлей захвачены и ваши матери и жены и горе имъ, если вы не поспѣшите ихъ выручить въ теченіи семи дней.

— Какимъ-же образомъ мы проникнемъ за эти стѣны? спросилъ старшина.

— Не въ томъ дѣло — отвѣчалъ знахарь. Если мы проникнемъ къ нимъ, то они очень рады будутъ воспользоваться нашими тѣлами для своихъ выгодъ и безъ сомнѣнія никто изъ насъ не возвратится домой. Намъ необходимо придумать болѣе дѣйствительное средство, чтобы навсегда изгнать изъ страны нашей этихъ вредныхъ людей. Для достиженія этого я предлагаю вамъ раздѣляться на три группы. Первыя двѣ партіи немедленно начнутъ пробивать, съ двухъ противоположныхъ сторонъ, въ стѣнахъ широкія отверстія, а послѣднія подготовятъ тѣмъ временемъ новое направленіе для рѣки Истріаны, которую мы цѣликомъ направимъ въ одно изъ сдѣланныхъ отверстій. Рѣка хлынетъ въ углубленіе и станетъ собираться въ низменности таинственнаго города и, расширяясь постепенно, начнетъ тѣснить злодѣевъ. Тогда наши матери и жены съ дѣтьми бросятся къ противоположной брешѣ, у которой вы будете стоять съ саблями въ рукахъ и пропускать только своихъ. В заключеніе безчеловѣчнымъ торговцамъ по неволѣ придется сѣсть на свои корабли и возвратиться туда, откуда прибыли.

— Да продлитъ Богъ твою жизнь за это мудрое наставленіе — отвѣчали ему номады и немедленно раздѣлились на три партіи. Въ тотъ-же день приступлено было къ работамъ, которые закончены были однимъ общимъ ударомъ въ тотъ моментъ, когда воды рѣки Истріаны подступили къ основанію стѣнъ, казавшихся несокрушимыми. Скопившаяся вода разомъ влилась въ отверстіе и предъ изумленными скиѳами представился чудный городъ съ высокими домами, наполненными различными иноземными товарами. Иностранцы засуетились и бросились закладывать брешу, но лишь только подступили къ ней, какъ сотни стрѣлъ посыпались на встрѣчу. Тогда только понявъ предстоящую опасность, они начали думать о вывозѣ скопленныхъ богатствъ. Тѣмъ временемъ плѣненныя женщины съ дѣтьми и тысячами другихъ дѣвушекъ, догадавшись въ чемъ дѣло, выбѣжали изъ своихъ засадъ и на призывъ своихъ мужей направились къ противоположной брешѣ и такъ какъ никому не представлялось надобности останавливать ихъ, то всѣ они выступили изъ заключенія и снова очутились между своими.

Между тѣмъ мстители не отступали, чтобы не допустить ни единаго злодѣя пробраться въ ихъ землю и до тѣхъ поръ не сложили своего оружія, пока рѣка не поглотила весь городъ и не поднялась надъ уровнемъ моря.

Годъ спустя здѣсь образовалось великое озеро, исчезли высокія стѣны и съ ними вмѣстѣ не осталось слѣдовъ отъ плотины. В заключеніе прѣсныя и соленыя воды братски соединились въ одно тѣло, а рѣка Истріана какъ-бы въ сознаніи, что исполнила свое назначеніе, изсякла навсегда.

«Есть люди — прибавилъ разскащикъ грекъ — которые и теперь при ясной погодѣ видятъ въ Ѳеодосійской бухтѣ отраженіе великолѣпныхъ зданій съ широкими улицами и блескъ драгоцѣнныхъ камней, какъ-бы разсыпанныхъ по вынужденной необходимости. Болѣе-же дальнозоркимъ чудятся неимовѣрной величины мѣдные котлы, въ которыхъ плаваютъ ницъ лицомъ съ распущенными волосами сморщившіяся старухи. Это кажется имъ миражемъ водянаго царства, но кто знаетъ совершившееся событіе, тотъ нашептываетъ молитву и проклинаетъ безжалостныхъ основателей затопленнаго города¹¹.

Баня дѣвъ

Всѣмъ набожнымъ туземкамъ Крыма извѣстно, что бываютъ моменты, когда добродѣтельные духи снисходятъ на землю съ твердымъ намѣреніемъ исполнить первое подслушанное желаніе добрыхъ и невинныхъ молодыхъ людей. Такая милость, по ихъ мнѣнію, происходитъ только тогда, когда духъ ихъ упоенъ блаженнымъ настроеніемъ и они въ свою очередь жаждутъ обрадовать хоть одного изъ вышедшихъ къ нимъ навстрѣчу людей. Въ былыя времена, когда человѣчество не знало пороковъ и чтило заповѣди Творца безъ дерзкаго разсужденія и когда всѣ жили между собою, какъ единокровные братья, благодѣтельные духи эти очень часто посѣщали землю; но съ того времени, когда человѣчество развратилось и захотѣло жить собственнымъ умомъ, безъ всякаго содѣйствія верховныхъ существъ, духи эти перестали навѣщать насъ и вѣроятно это продолжится до того времени, пока Господь истребитъ всѣхъ безчестныхъ и замѣнитъ ихъ такими покорными и благочестивыми, какіе существовали въ первые годы міросозданія.

Вотъ въ это благодатное время невдали отъ теперешняго татарскаго селенія Козы, у подножія горы Урбашъ, находилась деревня, прикрытая громадными деревьями отъ палящихъ лучей солнца и безпокойныхъ вѣтровъ. Въ деревнѣ этой строго соблюдались правила гостепріимства въ отношеніи всѣхъ искавшихъ пріюта и чувствовавшихъ голодъ. Считая эту обязанность за высшую добродѣтель, добрые люди постановили въ добавокъ носить съ собою запасную пищу и при выходѣ на степныя работы, такъ какъ часто къ нимъ подходили истощенные голодомъ странники и вынуждаемы были продолжать свой путь голодными. Естественно, что за подобныя услуги они ежедневно получали сотни благословеній, которыя подобно дыму ѳиміама возносились къ небу, и Богъ щедрою рукою осыпалъ ихъ милостями.

Однажды надъ деревнею этою повстрѣчались два добрыхъ духа, летѣвшихъ съ цѣлью обрадовать кого-нибудь изъ добродѣтельныхъ людей.

— Отчего-бы намъ не оказать какой-либо милости жителямъ этого селенія? сказалъ одинъ изъ нихъ. Эти люди никого не пропускаютъ мимо себя безъ того, чтобы не накормить и не успокоить во имя нашего всемилостивѣйшаго Бога.

— Я полагаю, что они достаточно награждены — отвѣчалъ другой.

— Ты правъ; но Богъ заботился о главныхъ ихъ потребностяхъ, а вѣдь у молодыхъ людей бываютъ и второстепенныя желанія, безъ которыхъ хотя и можно обойтись, но отчего-же не предоставить ихъ достойнымъ для поощренія добродѣтели. Посмотри, вонъ тамъ между двумя скалами собралось много молодыхъ дѣвушекъ, которыя о чемъ-то говорятъ между собою. Спустимся къ нимъ и послушаемъ, чего ради онѣ столпились, тогда какъ отцы и матери ихъ продолжаютъ работать.

— Пожалуй, полюбопытствуемъ, но только примемъ человѣческій образъ.

Благодѣтельные духи опустились на землю и приняли образъ нищихъ. Когда они подошли къ дѣвушкамъ ихъ немедленно пригласили поселянки прилечь на разосланные фартуки и платки и каждая поднесла узелокъ свой съ запасною пищею, умоляя подкрѣпить силы свои.

Путники, чтобы не оскорбить добрыхъ дѣвушекъ исполнили ихъ просьбу и потомъ начали распрашивать гдѣ онѣ живутъ и довольны-ли своимъ положеніемъ?

— О мы счастливѣе всѣхъ нашихъ сосѣдей — отвѣчали веселыя дѣвушки — намъ Богъ даетъ постоянныя дожди, когда въ нихъ является необходимость; нашихъ садовъ не истребляетъ гусеница; наши пчелы даютъ намъ превосходный медъ. Словомъ мы пользуемся всѣми благами съ такимъ избыткомъ, что считаемъ за большое счастіе, когда можемъ замануть въ селеніе наше проходящихъ путниковъ.

— Слѣдовательно вы ни въ чемъ не нуждаетесь? спросилъ одинъ изъ нищихъ.

— Ни въ чемъ, за исключеніемъ развѣ такого фонтана въ тѣни, гдѣ-бы можно было во время такихъ жаркихъ дней какъ сегодняшній, освѣжить свое тѣло. Этого только блага не достаетъ намъ для окончательнаго нашего блаженства.

— Вы будете его имѣть сейчасъ-же — сказали нищіе поднявшись съ мѣста и ударяя посохами своими въ сосѣднія скалы.

Пока изумленныя дѣвушки осматривали незнакомыхъ странниковъ, говорившихъ съ такою самоувѣренностію, надъ головами ихъ образовался высокій каменный шатеръ съ большимъ сквознымъ отверстіемъ въ центрѣ и изъ потолка его въ видѣ дождевыхъ капель, начала падать прохладная вода.

Нищіе исчезли.

Съ той поры добродѣтельныя дѣвушки, какъ только чувствовали жаръ или усталость, бѣгомъ неслись къ Делекли-каѣ¹² и, сбросивъ съ себя одежду, моментально освѣжались отрадными каплями освѣжающей влаги.

Скала эта, названная банею дѣвъ, до настоящаго времени существуетъ, но съ той поры какъ добрыя дѣла замѣнились пороками, ни одна уже дѣвушка не можетъ пользоваться прежнимъ изобиліемъ водяныхъ каплей.

Бинь башъ хоба (тысяча-головая пещера)

Многимъ изъ посѣтителей Крыма извѣстно, что на Палатъ-горѣ существуетъ подъ этимъ названіемъ довольно большая пещера. Нѣтъ сомнѣнія, что подобныя названія даются народомъ не безъ причинъ. Мы, имѣя подъ рукою двѣ народныя легенды болѣе придали вѣроятія той, которая согласовалась съ историческимъ событіемъ погрома генуэзскихъ факторій въ Крыму. Въ настоящемъ же сборникѣ миѳическихъ преданій намъ не приходится стѣсняться разсказомъ и той легенды, которая не могла попасть въ наше «Универсальное описаніе Крыма». Содержаніе ея состоитъ въ слѣдующемъ:

«Въ одно время, когда жители южнаго берега Крыма занималисъ своими обыкновенными сельскими работами, на нихъ внезапно набѣжали безсчетныя толпы какихъ-то свирѣпыхъ людей, вооруженныхъ съ головы до ногъ, и присвоили себѣ власть распорядителей. Несчастные туземцы, лишенные женъ и дочерей, обращены были въ рабовъ и должны были довольствоваться самымъ скуднымъ пропитаніемъ. Такая печальная судьба ужасно сокрушала бѣдныхъ тружениковъ, которые никогда не выходили за предѣлы своей земли и не посягали на чужую собственность. Но что было дѣлать, какъ избавиться отъ саранчи? Оставалось одно средство: молиться Богу и надѣяться на его милости. Добрые люди безпрекословно покорились печальной участи своей и, стараясь вытѣснить изъ сердца гнетущую ихъ тяжесть, всецѣло предались волѣ Творца. Не возражая ни единымъ словомъ ни противъ поработителей, ни противъ женъ своихъ, которыя въ свою очередь начали угнетать ихъ съ цѣлью показать свои теперешнія права, бѣдные невольники часто скитались въ лѣсу, питаясь одними плодами изъ боязни попадаться на глаза къ повелительницамъ. Такъ прошло два, три года. Въ это время господствующіе до того изнѣжились въ роскошной обстановкѣ и до того убѣдились въ раболѣпствѣ побѣжденныхъ, что сбросивъ съ себя оружіе, начали предаваться однимъ удовольствіямъ. Виноградный сокъ замѣнилъ имъ воду и не оставалось ни одного пришельца, который къ вечеру могъ-бы держаться на ногахъ. Но при всемъ этомъ они сдѣлались еще взыскательнѣе къ тѣмъ, которые безпрерывными трудами удовлетворяли всѣмъ ихъ потребностямъ и прихотямъ. Въ заключеніе развратившіеся варвары начали предавать нѣкоторыхъ изъ нихъ истязаніямъ какъ-бы въ забаву женамъ.

Вотъ въ это только время страдальцы очнулись отъ усыпленія своего и начали совѣщаться между собою. Нѣкоторые изъ нихъ находили, что настало удобное время свергнуть тяжелое ярмо съ плечь единодушнымъ внезапнымъ нападеніемъ на безжалостныхъ поработителей. Для достиженія этой цѣли постановлено было, чтобы каждое селеніе избрало по одному распорядителю и чтобы эти послѣдніе сговорилисъ-бы между собою, когда и въ какое время сдѣлать нападеніе на собственные дома, въ которые насильно ворвались коршуны и безжалостно издѣваются надъ ними.

Пока шли переговоры по этому поводу, къ берегамъ южной Тавриды подплыли враждебные корсары съ цѣлью поживиться невольниками. Испуганные распорядители, не желая подвергать жизнь свою опасности, немедленно вооружили рабовъ своихъ и приказали имъ защищать свою страну подъ страхомъ истязаній. Въ этомъ только и нуждались несчастные хозяева края. Занявъ все прибережное пространство, они зорко слѣдили за враждебными кораблями и нигдѣ не допустили сдѣлать высадки. Когда опасность миновала, поработители возвратились съ горъ и рѣшились отпраздновать торжество веселымъ пиромъ; но лишь только послышались ихъ пѣсни и музыкальные звуки, вооруженные рабы сгрупировавшись въ толпы и, выслушавъ послѣднее приказаніе старшинъ быть безпощадными карателями, каждая партія направилась къ селу своему съ клятвою не покидать оружія до возстановленія своихъ правъ.

Не думая ни о чемъ подобномъ господствующіе и въ эту страшную для себя минуту мечтали подвергнуть рабовъ своихъ насмѣшкамъ ихъ женъ и дѣтей. Съ этой цѣлью они выслали къ нимъ мѣшки съ приказаніемъ опуститься въ нихъ по шею и предстать въ такомъ видѣ предъ собраніе господъ.

— Хорошо, было отвѣтомъ туземцевъ.

Но часъ спустя предъ пирующими явились грозные мстители съ обнаженными саблями и поражали ихъ безпощаднымъ образомъ. Обезумѣвшіе отъ страха бросились въ лѣса и горы, но ожесточенные хозяева преслѣдовали ихъ выстрѣлами изъ стрѣлъ и камнями. То же дѣлалось и по всѣмъ остальнымъ поселеніямъ. Преслѣдованіе это продолжалось и на другой день до того времени, пока не осталось на виду ни одного врага.

Изъ всего числа злодѣевъ только тысячѣ человѣкамъ удалось укрыться въ обширной пещерѣ на Чатыръ-дагѣ, извѣстной съ того времени подъ именемъ Бинь-башъ-хоба. Но и здѣсь ихъ окружили туземцы, положившись не выпустить ни одного живымъ и довели до того, что томимые голодомъ они пожрали другъ друга¹³. Остались отъ нихъ только одни черепа, которые долго свидѣтельствовали объ этомъ событіи и заставили позднѣйшія поколѣнія прозвать этотъ гротъ тысячаголовымъ.

Орфелина

На южномъ берегу Крыма въ виду Алушты и татарскихъ деревень Шумы и Демерджи существуетъ громадная скала оригинальной формы, именуемая названіемъ послѣдней деревни. Подъ нею туземцы и теперь указываютъ на зданіе, всецѣло погребенное въ землѣ, павшимъ съ вершины ея гигантскаго размѣра камнемъ.

Я осматривалъ это мѣсто съ цѣлью раскопать его, но противъ этого возстали нѣкоторые старики изъ боязни заслужить гнѣвъ Божій. Впослѣдствіи я узналъ отъ одного грека существующую легенду по поводу этого печальнаго событія. Передавая ее читателямъ моимъ, я по возможности буду держаться точныхъ словъ разкащика.

«Всѣмъ намъ извѣстно, что въ Крыму не создано скалы выше Демерджинской. Тамъ съ незапамятныхъ времененъ Творецъ неба и земли создалъ двѣ громадныя колонны изъ каменной массы съ цѣлью, чтобы праведные и грѣшные люди сознавали-бы свои дѣянія и вѣрили въ дѣйствительную заботливость о человѣчествѣ Правосуднаго Бога.

Высоко, высоко подымались надъ вершиною скалы эти священные столбы. Взойдетъ-ли солнце, оно привѣтливо посылаетъ къ нимъ свои первые лучи и колонны раздвигаются, выражая этимъ благоволеніе Бога къ безпорочнымъ дѣяніямъ дневнаго свѣтила. Подуетъ-ли вѣтерокъ съ боголюбиваго востока, онъ спѣшитъ облобызать нерукотворныя колонны и получивъ отъ нихъ отрадную вѣсть Божьяго благословенія, затѣмъ уже рѣзвою струею разольется по міру. Пробудится-ли на зарѣ могущественный айтосъ (орелъ), властитель птицъ небесныхъ — онъ преклоняетъ голову къ подножью священныхъ колоннъ и до тѣхъ поръ не приметъ полета, пока не раздвинутся колонны — счастливые благовѣстники Творца вселенной; вспорхнетъ-ли изъ гнѣзда молодая ласточка впервые на свѣтъ Божій, она предварительно прощебечетъ молитву у священныхъ столбовъ и потомъ уже пустится плавать по безконечному океану воздуха; покажутся-ли на небосклонѣ тучи небесныя — ни одна изъ нихъ не минуетъ Демерджинской скалы, чтобы не поклониться священнымъ колоннамъ, воздвигнутымъ Господомъ на этой громадной возвышенности.

Но горе тѣмъ поклонникамъ, предъ которыми сожмутся священные столбы: проклятіе Всевышняго должно истребить грѣшника, онъ превратится въ уродливый камень и сто лѣтъ спустя будетъ сверженъ съ священной вершины въ бездонную пропасть и не отдохнетъ уже на этомъ черномъ камнѣ ни путникъ усталый, ни орлица раненная, ни филинъ зловѣщій, все будетъ чуждаться окаменѣвшаго грѣшника — даже червякъ и хищный змѣй минуютъ его съ прикрытыми глазами.

И вотъ на этой, достающей до неба скалѣ за священными столбами, на зеленѣющей равнинѣ, внезапно явился обширный храмъ съ сіяющимъ крестомъ. И видѣли жители подножія священной скалы сходящаго къ нимъ старца, убѣленнаго сѣдинами за подаяніемъ и думали они не угодникъ-ли онъ Божій, ниспосланный къ священнымъ прорицателямъ милости и гнѣва Творца вселенной, чтобы научить ихъ воздавать приличныя почести божественнымъ колоннамъ. Но праведный старецъ, покрытый рубищами, изнуренный тѣломъ, но бодрый духомъ, хранитъ въ душѣ тайну внезапнаго явленія своего. Ни чей языкъ не дерзаетъ спросить его кто онъ, откуда явился и кто ему повѣдалъ, что на отдаленномъ краю міра на неизмѣримой каменной высотѣ, прикрываемой пеленами тучъ, воздвигнуты священные столбы; никто не дерзаетъ полюбопытствовать: какою неестественною сплою воздвигнутъ въ дикой пустынѣ храмъ, поражающій грѣшныхъ людей и чудотворнымъ дѣйствіемъ и великолѣпною наружностію. И не разъ бывало любознательные обитатели подножія священной скалы приглашали таинственнаго пришельца къ себѣ подъ очагъ, ласкаясь надеждою выслушать исповѣдь его, по старецъ говоритъ только о чудесахъ пострадавшаго за насъ Богочеловѣка п призываетъ ихъ къ покаянію.

Не разъ бывало дѣвы безгрѣшныя, утоляя жажду изнуреннаго старца, возвращающагося изъ отдаленныхъ окрестностей, предлагали ему покойное ложе и просили повѣдать имъ свои нужды; не разъ бывало малолѣтнія дѣти, научаемыя родителями, цѣлуя рубище его, спрашивали: кто онъ такой, какъ его зовутъ и зачѣмъ поселился на трудно досягаемой вершинѣ святой скалы? Но таинственный старикъ, благословляя ихъ на жизнь отрадную, уклонялся отъ отвѣтовъ. Между тѣмъ всѣ замѣчали, что съ того времени, какъ ступилъ на ихъ землю благочестивый старикъ, въ народѣ поселилась дружба и любовь, почва и море начали доставлять баснословныя блага.

Но вдругъ не стало благочестиваго старца — хранителя священныхъ колоннъ. Напрасно его выжидали обитатели у подножія священной скалы съ утра до поздней ночи; напрасно они приносили къ источнику, куда обыкновенно сходилъ старикъ за водою, свѣжій творогъ и мягкій хлѣбъ. Увы, исчезъ безъ вѣсти таинственный служитель евангелическихъ истинъ. И подумали всѣ, что онъ покинулъ обитель свою и возвратился къ гробу Господнему, чтобы тамъ почить въ мирѣ. Потомъ имъ казалось, что Господь удалилъ его отъ нечестивыхъ грѣшниковъ, чтобы поразить ихъ несчастіями.

И не разъ бывало томимые этою сокрушительною мыслею, со слезами на глазахъ и уже лишенные прежнихъ благъ почвы, они умоляли милостиваго Творца возвратить къ нимъ благочестиваго пустынника, утѣшавшаго ихъ могущественнымъ словомъ. Не разъ бывало больные, которыхъ исцѣлялъ таинственный пришелецъ, падая навзничь въ тяжкихъ страданіяхъ взывали къ скрывшемуся благодѣтелю своему, но тщетны были ихъ крики и слезы.

Тѣмъ временемъ, на кровляхъ жителей подножья священной скалы въ поздніе часы ночи началъ показываться неизвѣстно откуда прилетѣвшій огромный величины бѣлокрылый орелъ и прокричавъ страшнымъ голосомъ что-то въ родѣ хулы, исчезалъ въ мракѣ ночномъ. Старики, пробуждаемые этимъ крикомъ, съ ужасомъ подымались съ ложа своего, зажигали предъ ликами святыхъ угодниковъ лампады и горячо молились Господу о спасеніи ихъ отъ предстоявшихъ бѣдствій. Потомъ, снова прильнувъ головою къ подушкѣ, мечтали, что въ образѣ орла навѣщаетъ ихъ благочестивый странникъ и быть можетъ изъ состраданія предвѣщая гнѣвъ Божій, требуетъ всеобщаго покаянія. И опечаленные духомъ, богобоязливые обитатели подножія Демерджинской скалы до восхода солнца спѣшили стать на молитву въ деревенскомъ храмѣ.

Въ такомъ печальномъ настроеніи души находились древніе обитатели окрестныхъ селеній Алушты. Въ заключеніе они начали терпѣть не только голодъ, но и безпрестанные набѣги корсаровъ и номадовъ, бродящихъ за горами. Несчастіе это заставило ихъ во что-бы не стало открыть причины исчезновенія благословеннаго старца. По рѣшенію старѣйшинъ обязаны были всѣ безъ исключенія взойти на поверхность скалы и пройти между священныхъ колоннъ. Предполагалось обвинить въ страшномъ грѣхѣ того, предъ кѣмъ сожмутся эти колонны.

Когда наступилъ урочный день, народъ послѣ выслушанія божественной литургіи, потребовалъ отъ духовника своего послѣдовать за ними къ священнымъ столбамъ, но онъ отказался, подъ предлогомъ сильнаго изнеможенія и скрылся въ своей хижинѣ. Всѣ же остальные съ пѣніемъ священныхъ молитвъ взобрались на священную возвышенность и преклонивъ колѣна начали по одиночкѣ проходить промежъ славныхъ колоннъ. Послѣднею приходилось пройти молодой дѣвушкѣ, слывшей въ селеніи за самую честнѣйшую. Ее звали Орфеліною т. е. сироткою, потому что она не имѣла никого родныхъ и принята была за дочь деревенскимъ священникомъ. Орфелина по приказанію старѣйшинъ опустилась на колѣни и медленно начала подвигаться къ священнымъ колоннамъ. Народъ съ недоумѣніемъ слѣдилъ за судорожными движеніями чистѣйшей по его мнѣнію, дѣвы.

Приблизившись къ колоннамъ, Орфелина подняла глаза, налитые слезами къ небу и казалось страшилась сдѣлать лишній шагъ впередъ.

Народъ, замѣтивъ нерѣшительность сиротки, зашумѣлъ и началъ торопить несчастную. Въ этотъ моментъ послышался какой-то подземный гулъ. Орфелина съ трепетомъ возвела глаза къ святому храму, на сіяющемъ крестѣ котораго внезапно появился бѣлокрылый орелъ — и быстро двинулась къ колоннамъ. Но прежде чѣмъ несчастной удалось вымолвить слово, священные столбы сжавшись съ нею вмѣстѣ погрузились въ нѣдра скалы, а вмѣсто ихъ вылетѣлъ черный гигантскій камень, который съ страшнымъ шумомъ взвился къ небу и упалъ на зданіе деревенскаго священника, которое и исчезло подъ тяжестью его.

Тогда только народъ постигъ причину внезапнаго исчезновенія благочестиваго старца и страшный грѣхъ прелюбодѣянія духовнаго отца своего съ беззащитною сиротою, которой онъ далъ, предъ Богомъ, имя родной дочери.

Съ того времени не существуетъ на Демерджинской скалѣ ни какихъ слѣдовъ ни отъ храма, ни отъ священныхъ колоннъ, но зданіе съ грѣшнымъ іереемъ и камень, погрузившій ихъ въ землю, сохранятся навсегда въ примѣръ будущему человѣчеству».

Переданная нами легенда придумана греками. Теперь мы сообщимъ татарское преданіе относительно той-же скалы.

Демерджинская статуя

Кому изъ посѣтителей Крыма неизвѣстна Демерджинская скала, эта гигантская возвышенность, у подножія которой зеленою лентою вьются фруктовые и виноградные сады Алуштинской долины? Скала эта замѣчательна у туземныхъ обитателей множествомъ баснословныхъ разсказовъ и безспорно принадлежитъ къ числу самыхъ очаровательныхъ картинъ природы въ классической части Тавриды. Испещренная какими-то полуколоннами и какъ-будто развалинами дворцовъ, она гордо подымаетъ вершину спою къ облакамъ и какъ-будто съ ненавистью слѣдитъ за грознымъ моремъ, не разъ силившимся сокрушить ея бытіе.

Изучая все относившееся къ этому роскошному колоссу Крыма, я положительно былъ убѣжденъ, что, кромѣ греческихъ легендъ, должны существовать о немъ и татарскія миѳическія преданія, потому что и этотъ народъ не совсѣмъ равнодушно смотритъ на величавыя игры природы. Но, увы, ни въ Алуштѣ, ни въ сосѣднихъ деревняхъ я ничего не могъ узнать даже объ оконечности Демерджинской скалы, представляющей вѣрное изображеніе каменной статуи, которую одни уподобляютъ татаркѣ, прикрытой чадрою, другіе — женщинѣ съ зачесаннымъ шиньеномъ, третьи — сфинксу и т. д.

Послѣ многихъ лѣтъ, прошедшихъ въ напрасныхъ распросахъ, я какъ-то случайно завелъ разговоръ съ однимъ хаджи изъ деревни Гурзуфъ о томъ, какимъ образомъ Крымъ перешелъ во власть русскихъ и почему крымскіе татары ласкаются надеждою, что страна эта вновь перейдетъ въ ихъ господство.

— Всему есть своя судьба и каждой странѣ прописана ея будущность, — отвѣчалъ хаджи. — Крымъ славится и въ наше время въ самыхъ отдаленныхъ странахъ. Хвалу эту я слышалъ собственными ушами отъ различныхъ мусульманскихъ сектъ, стекавшихся чуть-ли не со всего міра въ блаженную Мекку. Всѣ они сожалѣютъ, что такая роскошная для жизни страна изъята Аллахомъ изъ нашихъ рукъ. Но развѣ люди, ничтожная тварь Бога, вправѣ роптать противъ мудраго предопредѣленія Творца? Хысметъ, или судьба, есть законъ неизмѣнный и для солнца и для козявки. Да будетъ-же надъ нами святая судьба выраженіемъ воли Всемилостивѣйшаго и всѣхъ посланниковъ его на грѣшную землю! — Хаджи остановился на минуту и затѣмъ продолжалъ: — По поводу присоединенія Крыма къ Россіи и какъ долго странѣ этой суждено оставаться во власти русскихъ, я передамъ вамъ одинъ изъ разсказовъ моего дѣда, который всегда приходитъ мнѣ на память, когда я проѣзжаю мимо Демерджинской скалы и глаза мои подымаются на юго-восточную оконечность ея, принявшую форму женской фигуры. Въ то злополучное время, когда въ Крымскомъ ханствѣ начались первыя смуты и неурядицы по проискамъ турецкаго правительства, а ханы наши соизволили предавать забвенію законы пророка въ родѣ того, что для красы брили бороды и подвязывали подбородки чернымъ платкомъ, чтобы скрывать поступки свои отъ народа и строгаго духовенства или съ тщеславіемъ возлагать на себя иноверные ордена, — въ Алушту прибылъ съ неизвѣстныхъ странъ какой-то дервишъ, поразившій всѣхъ святостью жизни и великими чудесами. Слава о дѣяніяхъ и предсказаніяхъ его быстро разнеслась по Крыму и дошла до Бахчисарая, гдѣ народонаселеніе болѣе другихъ томилось предчувствіемъ тяжкой зависимости отъ турокъ. Слухи эти заставили нѣкоторыхъ изъ представителей страны пріѣхать къ славному дервишу и допросить его о будущемъ назначеніи ханства. Благословенный Богомъ старецъ принялъ этихъ вельможъ очень сурово и долго не соглашался повѣдать имъ сокровенной тайны, но когда они поверглись предъ нимъ ницъ и, цѣлуя рубища его одежды, начали умолять отъ имени всего народа, онъ изъявилъ согласіе на слѣдующій день стать на молитву и открыть всенародно то, въ чемъ нуждаются пославшіе ихъ. Беи и мурзы разошлись и собрались въ назначенный часъ къ дверямъ мечети. Вѣрный обѣщанію дервишъ явился предъ ними въ полдень и приказалъ мѣстному муллѣ пропѣть благовѣстъ на молитву. Когда собрались всѣ богобоязливые мусульмане, святой человѣкъ сообщилъ имъ настоящую причину ихъ приглашенія и просилъ быть особенно усердными къ сегодняшнему намазу (молитвѣ), имѣющему важное значеніе для разъясненія будущей судьбы ихъ царства.

— Аллахъ керимъ олсунъ! отвѣчала толпа и расположилась къ молитвѣ.

Дервишъ выступилъ впередъ и, поднявъ глаза къ небу, началъ нашептывать какія-то таинственныя слова. Не прошло и десяти минутъ, какъ раздался страшный подземный ударъ, отъ котораго взъерошилось и закипѣло море. Женщины и дѣти выбѣжали изъ домовъ своихъ и съ отчаянными криками призывали мужей и отцовъ. Молившіеся съ трепетомъ пали ницъ. Дервишъ возвысилъ голосъ. Послѣдовалъ второй болѣе сильный ударъ, отъ котораго многія постройки разрушились. Но когда святой началъ вертѣться и въ утомленіи упалъ на землю, всѣ окрестныя горы запрыгали на основаніи своемъ, а Демерджинская скала покрылась густымъ чернымъ дымомъ. Мрачное облако это исчезло только тогда, когда дервишъ снова поднялся на ноги. Но каково было изумленіе народа, когда на оконечности этой скалы точно вырвалась изъ земли каменная фигура въ образѣ женщины.

— Что это означаетъ? вскрикнулъ въ одинъ голосъ народъ.

— Это означаетъ то — отвѣчалъ дервишъ, обратившись къ визирямъ и агамъ — что царство татарскихъ хановъ скоро погибнетъ съ лица земли, и что въ подобіи этой статуи воцарится надъ вами христіанская царица и царство ея наслѣдниковъ будетъ продолжаться до тѣхъ поръ, пока эта фигура останется несокрушенною Богомъ!

Дервишъ закрылъ лицо руками и моментально исчезъ изъ глазъ народа.

Предсказаніе его въ точности сбылось много лѣтъ спустя, когда Крымъ достался императрицѣ Екатеринѣ.

Деревня Искутъ

Всѣмъ почти любителямъ исторіи извѣстно, что въ Тавридѣ обиталъ народъ Готѳскаго происхожденія, и что та полоса земли, гдѣ они поселились, называлась Готѳіею. Этимъ именемъ, во времена Генуэзскаго господства въ Ѳеодосіи съ XIII по XVI столѣтіе обозначалось на картахъ юго-восточная приморская полоса, начиная отъ Судака до Балаклавы. Затѣмъ намъ извѣстно, что Готѳы изъ Крыма ежегодно являлись въ Константинополь къ греческимъ императорамъ съ подарками и исполняли передъ ними какой-то національный танецъ подъ названіемъ ютиконъ.

Изъ небольшого числа словъ, записанныхъ изъ ихъ нарѣчія и сохраненныхъ исторіею, намъ всего вѣрнѣе предполагать, что подъ именемъ Готѳовъ обитали здѣсь евреи, одно изъ іудейскихъ колѣнъ, удалившееся изъ Палестины послѣ присоединенія ея къ Римской имперіи. Предполагать же, что они были настоящіе Готѳы, отдѣлившіеся отъ общей массы войскъ Ѳеодорика, въ числѣ трехъ тысячъ человѣкъ въ такое время, когда все рушилось передъ ихъ появленіемъ, и что они могли остаться на жительство въ странахъ не завоеванныхъ, — можетъ показаться крайне невѣроятнымъ. Такъ или иначе, но вопросъ кого слѣдуетъ признавать за Готѳовъ Тавриды, до настоящаго времени не рѣшенъ. Извѣстно только, что въ Крыму кое-гдѣ сохранились памятники о пребываніи Іудеевъ до Р.Х., но не единаго признака отъ Готѳовъ.

Тщательно изслѣдуя прибрежное пространство между Судакомъ и Алуштою, я какъ-то невольно остановилъ вниманіе мое на названіи большаго татарскаго селенія Искутъ. Названіе это ни въ какомъ случаѣ не могло быть придумано ни генуэзцами, ни греками и ни татарами, такъ какъ оно имѣетъ смыслъ и значеніе въ отношеніи къ мѣстности: ist gut или истъ-кутъ въ переводѣ съ нѣмецко-еврейскаго означаетъ хорошее, удобное. Не ясно-ли, что оно присвоено этой мѣстности народомъ, нашедшимъ его удобнымъ для мѣстожительства и говорящимъ этимъ языкомъ. Но былъ-ли онъ Іудейскаго или Готѳскаго происхожденія, довольно трудно опредѣлить.

Изъ письменныхъ документовъ по этому поводу сохранилась нижеслѣдующая запись Прокопія, бывшаго въ 562 г. при императорѣ Юстиніанѣ, константинопольскимъ префектомъ: «...императоръ оградилъ обитаемую Готѳами приморскую страну Дори, которая находилась тамъ же гдѣ Воспоръ, Херсонесъ, Алустонъ и Гурзовито и гдѣ искони обитаютъ Готѳы, не пожелавшіе слѣдовать за Ѳеодорикомъ въ Италію. Они остались тамъ добровольно и нынѣ союзники римлянъ и содѣйствуютъ имъ въ военныхъ дѣлахъ по требованію императоровъ. Числомъ они доходятъ до трехъ тысячъ и всѣ превосходные воины и земледѣльцы.

Страна, въ которой они проживаютъ, не слишкомъ дика и сурова, но пріятна и приноситъ отличные плоды. Тамъ-же, гдѣ безъ труда можно было къ нимъ подойти, императоръ большими стѣнами преградилъ къ нимъ входъ...»

Если буквально вѣрить въ эту запись, то Готѳы обитали въ Крыму въ той мѣстности, гдѣ расположено теперь татарское селеніе Пекутъ, за которымъ дѣйствительно существуютъ признаки громадной стѣны.

Интересуясь всѣмъ этимъ, я, при всякомъ посѣщеніи Искута, употреблялъ всѣ усилія открыть въ преданіяхъ туземцевъ что-нибудь, могущее пролить свѣтъ на эту мрачную страницу этнографіи Тавриды. Но татаръ не легко вызвать на подобнаго рода разговоры, такъ какъ это не интересуетъ ихъ и считается неприличнымъ въ религіозномъ отношеніи. Приходилось выжидать счастливой случайности.

Однажды я намекнулъ хозяину дома, въ которомъ я остановился на ночлегъ, что искутскіе татары — прямые потомки древнихъ грековъ. Предположеніе мое я основывалъ на запискахъ дѣда моего, свидѣтельствовавшаго, что вскорѣ послѣ присоединенія Крыма къ Россіи, онъ нашелъ въ селеніи этомъ мусульманъ, не только говорящихъ на греческомъ языкѣ, но и соблюдавшихъ многія христіанскія требы и праздничныя постановленія. Замѣчаніе мое, по-видимому, непріятно подѣйствовало на почтеннаго старика.

— Нѣтъ, отвѣчалъ онъ: — вашъ дѣдъ и вы очень ошибаетесь въ томъ, что мы происходимъ отъ грековъ. Такихъ преданій у насъ не существуетъ. Намъ извѣстно только, что прародители наши поселились на этой мѣстности и оградили себя стѣнами и башнями отъ всѣхъ остальныхъ обитателей Крыма только для того, чтобы не имѣть съ ними никакого сношенія. Этому послѣдовали и мы въ виду того, что до настоящаго времени не имѣемъ ничего общаго даже съ ближайшими сосѣдями нашими, такими-же мусульманами. Если-же наши отцы говорили по-гречески, то это, вѣроятно, необходимо было для нихъ въ такой-же степени, какъ теперь русскій языкъ.

— Такъ, по мнѣнію твоему, въ Искутѣ искони обитали татары?

— Я этому не могу вполнѣ вѣрить, потому что, еслибъ мы отдѣлились отъ татаръ, между нами существовали бы имена, свойственныя мусульманамъ, издавна исповѣдывающимъ исламъ. У насъ же, какъ, быть можетъ, замѣтили и вы, нѣтъ ни Сеитовъ, ни Эмировъ, ведущихъ родъ свой отъ первыхъ калифовъ.

— Къ какому же народу вы относите себя?

— Этого я не знаю. Между нашими стариками сохранилось только сказочное преданіе, вѣроятно, много разъ переиначенное, что первые поселенцы Искута прибыли изъ Константинополя и не иначе, какъ по содѣйствію какого-то могущественнаго христіанскаго падишаха.

— Интересно было-бы знать, какимъ образомъ это могло случиться?

— Одинъ изъ стамбульскихъ царей, которому принадлежалъ въ то время Крымъ, однажды прогуливаясь въ окрестностяхъ своей столицы, прилегъ и заснулъ въ апельсиновой рощѣ. Пробудившись, онъ увидѣлъ около себя молодую дѣвушку, которая держала въ рукахъ ядовитую змѣю.

— Это что значитъ? — спросилъ онъ съ удивленіемъ.

— Это значитъ то, что мерзкая гадина эта хотѣла пробраться въ пазуху твою, но я во время подоспѣла и теперь наслаждаюсь не твоими, а ея страданіями.

— Такъ ты спасла мнѣ жизнь?

— Не знаю, можетъ быть, — отвѣчала дѣвица.

— А знаешь-ли ты, кто я?

— Нѣтъ, не знаю и не интересуюсь знать.

— Я царь, и поэтому хотѣлъ-бы вознаградить тебя.

— Награды твоей мнѣ не надобно. Я больше всего люблю апельсины, которые ростутъ здѣсь въ изобиліи.

— Но, можетъ быть, я могу оказать какую-либо услугу твоимъ родителямъ?

— Объ этомъ надобно спросить у нихъ.

Сказавъ это, дѣвушка приложила голову змѣи къ землѣ и раздробила ее камнемъ.

— Я былъ-бы очень радъ, — сказалъ царь: — еслибъ ты узнала, въ чемъ нуждается твой отецъ?

— Пожалуй, я спрошу и передамъ тебѣ, если ты завтра придешь сюда.

На слѣдующій день, въ условленное время, падишахъ явился въ апельсиновую рощу и съ улыбкою подошелъ къ знакомой дѣвушкѣ.

— Ну, что тебѣ сказали родители? Могу-ли я быть имъ полезенъ?

— Да, можешь, но это не дешево тебѣ обойдется.

— Навѣрно дешевле, чѣмъ жизнь моя для меня стоитъ, — отвѣчалъ падишахъ.

— Мой отецъ проситъ тебя, чтобы ты переселилъ его съ единоплеменниками своими въ ту страну, которую онъ однажды видѣлъ и которая понравилась ему; но я не съумѣю назвать тебѣ этой земли. Мнѣ говорилъ только отецъ, что она принадлежитъ тебѣ.

— Въ такомъ случаѣ передай ему, чтобы онъ завтра пришелъ во мнѣ. Желаніе его я исполню безотлагательно. Но чтобы онъ могъ безъ затрудненія достигнуть до меня, вручи ему этотъ перстень, который онъ долженъ показать моимъ служителямъ.

На слѣдующій день къ султану былъ допущенъ старикъ неизвѣстнаго происхожденія. Царь обнялъ его, какъ друга и, выслушавъ его просьбу, изъявилъ согласіе переселить его съ единовѣрцами въ Крымъ на собственный счетъ.

Недѣлю спустя множество судовъ были приготовлены для переселенія неизвѣстныхъ странниковъ съ ихъ семействами въ отдаленную Тавриду. При прощаніи съ ними султанъ обѣщалъ всегда оказывать свое покровительство, но съ тѣмъ, чтобы они присылали ежегодно къ тому дню, когда онъ спасенъ былъ ихъ дѣвушкою отъ жала змѣи, нѣсколько молодыхъ людей, которые выражали-бы радость свою пляскою національнаго танца.

Такимъ образомъ наши предки очутились на берегахъ Крыма. Искутская долина до того понравилась имъ, что всѣ они единогласно закричали на своемъ языкѣ истъ-гутъ и поселились здѣсь. Вотъ все, что мнѣ извѣстно; но если-бы наши предки принадлежали къ греческому племени, они не имѣли-бы надобности отдѣляться отъ нихъ и жить за высокими каменными стѣнами.

Пчелка

Въ низменныхъ мѣстностяхъ южнаго Крыма ростетъ въ дикомъ состояніи чрезвычайно оригинальное растеніе, цвѣтущее послѣ второй половины апрѣля. Туземцы называютъ его пчелкою неслучайно, а по изумительному сходству цвѣтка съ пчелою, которая какъ будто всѣми силами впилась въ трехлиственный блѣдно-лиловый серебристый цвѣточекъ, съ жадностію выставившій къ ней свой ротикъ. Пчела эта съ поднятыми къ верху хоботикомъ, усами, крыльями и жаломъ, окрашена темно-кофейнымъ бархатнымъ цвѣтомъ съ насѣчками водяныхъ просвѣтовъ и представляетъ до изумленія естественное положеніе живой пчелы, впившейся въ медовую чашечку цвѣтка и навѣки слившейся съ нимъ. Такихъ цвѣтковъ на каждомъ стеблѣ бываетъ отъ 3 до 5.

Я уже говорилъ раньше, что восторженные обитатели южной Тавриды, всегда склонные къ воспроизведенію миѳовъ и въ наше время, смотря на такую граціозную игру природы, не остались-бы равнодушно-молчаливыми зрителями и навѣрно придумали-бы какое нибудь чудо для разъясненія причины сверхъестественнаго явленія.

Вотъ небольшая легенда, выслушанная мною, когда я впервые остановилъ мое вниманіе на этомъ цвѣткѣ и желалъ поразить имъ мою услужливую хозяйку изъ первобытныхъ гречанокъ Тавриды.

— Не цвѣтку этому я удивляюсь — отвѣчала она — но тому событію, которое послужило поводомъ къ сотворенію его. Покойная бабушка моя, чрезвычайно любившая передавать намъ разнаго рода преданія старины, сообщила мнѣ, что цвѣтокъ этотъ называется мелиса (пчела) и впервые выросъ надъ могилою двухъ невинныхъ существъ, любившихъ другъ друга до полнѣйшаго самопожертвованія.

— Какимъ-же это образомъ случилось?

— У какого-то могущественнаго князя нашей страны была прелестная дочь, которая засватана была съ сыномъ сосѣдняго архонта чуть-ли не со дня рожденія. Дѣвушка эта никогда не видѣла жениха своего, но очень часто слышала отъ стороннихъ лицъ о его свирѣпости и дурномъ обращеніи съ подданными отца. Мысль связать свою судьбу съ такимъ варваромъ не разъ заставляла ее плакать въ объятіяхъ матери и просить измѣненія печальной участи.

— Ничего не зависитъ отъ меня, моя любимая дочь, — отвѣчала немощная старуха — ты знаешь какъ строгъ и неумолимъ твой отецъ. Мои просьбы и слезы подѣйствуютъ на него только на перекоръ нашимъ желаніямъ и онъ изъ боязни, чтобы ненависть твоя къ жениху не усилилась, навѣрно поспѣшитъ выдать тебя замужъ. Попробуй, дитя мое, сама переговорить съ нимъ, авось онъ пожалѣетъ тебя.

Вскорѣ послѣ этого разговора съ матерью, прелестной дѣвушкѣ пришлось убирать голову отца, который оставшись очень довольнымъ ея заботливостію и усердіемъ, изъявилъ желаніе исполнить одну изъ просьбъ ея. Мелиса, обрадованная этимъ случаемъ, заявила, что ничего болѣе не желаетъ, какъ остаться навсегда при немъ въ дѣвичьемъ, независимомъ состояніи.

— Но я вѣдь невсегда могу жить — сказалъ князь — кто-же будетъ твоимъ защитникомъ послѣ моей смерти?

— Меня всѣ будутъ защищать, потому что я всѣмъ дѣлаю добро и лично помогаю.

— Нѣтъ, дочь моя, я не властенъ измѣнять назначенія женщины: ты должна выйти замужъ, когда потребуетъ этого твой женихъ. Проси у меня чего нибудь другаго.

— Я все остальное имѣю.

Одновременно въ небольшомъ стадѣ бѣлыхъ козъ, воспитываемыхъ Мелисою, не стало пастуха, случайно упавшаго въ пропасть. Отецъ ея назначилъ одного изъ молодыхъ людей взамѣнъ старика. Мелиса долго не рѣшалась навестить свое стадо, но однажды противъ воли направилась къ нему и до того была изумлена красотою пастуха, что рѣшилась заговорить съ нимъ и спросить кто его родители.

Это моя тайна — отвѣчалъ юноша. Если-же я нанялся у твоего отца, то не скрою отъ тебя моей жажды видѣть тебя хоть разъ въ мѣсяцъ.

— Неужели это доставляетъ тебѣ такое наслажденіе?

— Еслибъ ты могла проникнуть въ мое сердце, то навѣрно вопросъ этотъ показался-бы тебѣ лишнимъ. Я смотрю на тебя съ благоговѣніемъ и ни съ чѣмъ не могу сравнить. Ты мнѣ мила какъ пчелѣ медовой цвѣтокъ, какъ амуръ богинѣ любви, какъ чистая струя воды для жаждующаго, какъ воздухъ дли животнаго.

— Гдѣ-же ты успѣлъ такъ очароваться мною?

— Я видѣлъ тебя во снѣ и издали пришелъ убѣдиться въ справедливости моего сновидѣнія.

— И ты рѣшился пасти моихъ козъ?

— Мнѣ сказали, что ты очень любишь этихъ животныхъ, а что ты любишь, то будетъ мило и для меня.

— Тебя не обманули. Я такъ люблю любоваться ими, что буду навѣщать ихъ по прежнему чрезъ день.

— Въ такомъ случаѣ я буду служить тебѣ долго.

— Не думаю, потому что мнѣ предстоитъ выходъ замужъ и вслѣдъ затѣмъ разлука съ родиною.

— Я послѣдую и въ новое отечество за тобою, если ты станешь держать козъ.

— Скажи мнѣ твое происхожденіе? Я слышу по голосу твоему, что ты сынъ благородныхъ родителей.

— Такихъ-же какъ и ты, но откуда прибылъ, этого ты не узнаешь, потому что ты запродана уже отцомъ, а то что запродано, того не вернешь.

— Это правда — отвѣчала со вздохомъ Мелиса и присѣла на зеленую травку.

Тріяфилъ расположился у ногъ ея. Долго они сидѣли молча, но глаза ихъ поминутно встрѣчались и говорили несравненно больше и искреннѣе, чѣмъ языкъ. На слѣдующій день княжна принесла молодому пастуху разныхъ сладостей и какъ наканунѣ провела съ нимъ нѣсколько часовъ. При прощаніи она снова спросила его о происхожденіи, но онъ поклялся, что не откроетъ его до того времени, пока она будетъ невѣстою другаго. Отвѣтъ этотъ настолько понравился Мелисѣ, что съ этой минуты она смотрѣла на прекраснаго пастуха своего, какъ на существо высшее и достойное обожанія.

Дальнѣйшія посѣщенія княжны своихъ любимыхъ козъ, нерѣдко находящихся въ отдаленіи отъ жилищъ, все болѣе и болѣе сближали эти два чудныхъ существа, а въ заключеніе они предались другъ другу безпредѣльною братскою любовью. При разлукѣ каждый изъ нихъ вытиралъ невольно выступавшія изъ глазъ слезы, какъ-бы изъ боязни, чтобы случайность не воспрепятствовала имъ вторично свидѣться.

Однажды Мелиса, противъ обыкновенія, пришла къ другу своему гораздо раньше и, падая въ объятія его, залилась горькими слезами.

— Это что означаетъ — заботливо спрашивать Тріяфилъ — не обидѣлъ-ли тебя отецъ, или кто нибудь другой, желающій умереть отъ моей руки?

— Ахъ, еслибъ ты зналъ, мой нѣжный другъ, какой ужасный сонъ мнѣ снился сегодня ночью. Я видѣла, будто женихъ мой пріѣхалъ и приказалъ намъ спрыгнуть съ Айпетринскаго шпица¹⁴ и мы безъ всякаго возраженія взялись за руки и бросились въ эту страшную пропасть.

— Это навѣрно доказываетъ, что пріѣдетъ твой женихъ и увезетъ тебя — отвѣчалъ мнимый пастухъ — сердце мое давно уже чувствуетъ, что счастіе наше непродолжительно.

— Неужели Богъ разлучитъ насъ? вскрикнула съ отчаяніемъ княжна. Неужели Онъ не видитъ какъ мы преданы другъ другу и какъ мы горячо молимся ему за доставленное счастіе?

— Будущее неизвѣстно человѣку, но я въ глубинѣ души ласкаюсь надеждою, что мы будемъ принадлежать другъ другу вовѣки вѣковъ.

«Ты не ошибаешься!» внезапно прозвучалъ въ гротѣ, гдѣ сидѣли молодые люди, таинственный голосъ.

Тріяфилъ и Мелиса съ ужасомъ вскочили съ мѣста въ предположеніи, что кто нибудь, подслушавъ ихъ разговоры, издѣвается надъ ними, но ни въ гротѣ ни въ окрестностяхъ его никого не оказалось. Изумленные друзья на этотъ разъ разлучились въ какомъ-то необъяснимомъ состояніи.

Тѣмъ временемъ женихъ Мелисы, расчитавъ, что она достигла совершеннолѣтія, пожелалъ лично взглянуть на нее и прибылъ въ Таврику. Престарѣлые родители чрезвычайно обрадовались богатому и знатному зятю. Когда-же онъ заявилъ имъ, что невѣста вполнѣ удовлетворяетъ его вкусу и желаніямъ и что намѣренъ не откладывать бракосочетанія, старики немедленно начали подготовляться къ брачному пиршеству.

Слухи объ этомъ скоро дошли до Тріяфила, который не допускалъ такого быстраго измѣненія въ своей судьбѣ. Печальную вѣсть эту подтвердила ему и сама Мелиса.

— Да будетъ надо мною воля Божія — сказала она, прижимаясь къ другу — я увѣрена только въ одномъ, что послѣ разлуки съ тобою глаза мои не осушатся отъ слезъ. Ты для меня былъ и будешь дороже матери и отца, ты выше кровнаго брата и слаже нѣжной сестры. Предъ глазами моими ты вѣчно будешь рисоваться на зеленой полянѣ, окруженный бѣлыми козами, а уста упиваться ароматомъ твоихъ устъ. Конечно это будетъ одно только сновидѣніе, но сновидѣніе самое сладчайшее и единственное для утѣшенія моего.

— А мнѣ кажется, что мы никогда не разстанемся — отвѣчалъ пастухъ. Тоже самое мнѣ сказалъ вчера и одинъ изъ пастуховъ, съ которымъ я иногда встрѣчаюсь на горахъ, а онъ считается самымъ мудрѣйшимъ въ искусствѣ предсказывать будущее.

— Я не могу къ несчастію повѣрить твоимъ радужнымъ надеждамъ въ виду предстоящей свадьбы и отъѣзда моего изъ этой страны. Одно только можно допустить, что ты послѣдуешь за мною и мы, вѣчно принадлежавшіе другъ другу, будемъ видѣться издали.

— Предоставимъ Богу наше будущее — отвѣчалъ Тріяфилъ, крѣпко прижимая къ груди своей прелестную хозяйку, и уста ихъ слились по прежнему въ длинный поцѣлуй.

Мелиса ежедневно начала посѣщать друга своего. Отлучки ея конечно обратили вниманіе страстно влюбленнаго жениха и возбудили въ немъ желаніе убѣдиться, куда и зачѣмъ ходитъ Мелиса въ отдаленныя мѣста.

— Она чрезвычайно любитъ свое стадо бѣлыхъ козъ — заявилъ отецъ — и съ дѣтства навѣщаетъ его. Я очень радъ, что это служитъ поводомъ къ ея прогулкамъ.

Женихъ не отвѣчалъ ничего, но ласкаясь надеждою сблизиться съ чуждавшеюся его подругою вдали отъ людей, рѣшился отправиться за нею въ надеждѣ расположить красавицу къ себѣ. Въ этихъ мечтахъ онъ проснулся раньше обыкновеннаго и, вооружившись какъ охотникъ, началъ выжидать минуты, когда Мелиса выйдетъ со двора. Княжна не заставила долго ожидать его, потому что послѣ легкаго завтрака сейчасъ-же вышла изъ комнаты. Нѣсколько времени спустя послѣдовалъ за нею и женихъ, рѣшившійся скрыть отъ нея свою прогулку.

Часъ спустя Мелиса, не подозрѣвавшая сторонняго наблюденія, была уже въ объятіяхъ Тріяфила и уста ихъ были крѣпко сомкнуты въ моментъ, когда подкрался къ нимъ князь.

Картина эта настолько возмутила властолюбиваго и ревниваго жениха, что онъ выхватилъ изъ калчана отравленную стрѣлу и что было силы выпустилъ ея изъ лука своего. Смертоносное оружіе пронзило на сквозь обоихъ молодыхъ людей, но они остались въ объятіяхъ съ слившимися устами.

Жестокій сынъ архонда не возвращался болѣе къ родителямъ Мелисы.

День спустя разосланные на поиски люди сообщили князю о найденной дочери его. Несчастные родители поспѣшили на мѣсто, но всѣ усилія разнять два тѣла оказались папрасными. За нѣсколько минутъ до погребенія убитыхъ въ Тріяфилѣ узнанъ былъ младшій сынъ Скиѳскаго царя Скирула, съ которымъ родители Мелисы были въ самыхъ дружественныхъ отношеніяхъ.

Молодые люди были похоронены въ сидячемъ положеніи въ одной могилѣ, надъ которою девять дней спустя появились въ большомъ числѣ цвѣты Тріяфила (трелиственника) съ Мелисою (пчелою) въ такомъ точно положеніи, въ какомъ поразила ихъ безжалостная рука.

Замокъ безчестія (Греческая легенда)

Въ тѣ времена когда Парѳенитъ¹⁵ былъ важнымъ коммерческимъ городомъ въ Тавридѣ, къ нему стекались чуть-ли не со всего міра торговые люди. Слѣдуя имъ, посѣщали эту восхитительную страну и многіе любознательные архонты и царевичи, которые отъ праздности предавались здѣсь всевозможнымъ пиршествамъ и порокамъ въ полномъ убѣжденіи, что шалости ихъ навсегда останутся неизвѣстными родителямъ и подданнымъ. Вотъ эти послѣдніе, сговорившись между собою, построили громадный замокъ съ банями, галлереями, зеркальными стѣнами и фонтанами, изъ которыхъ вмѣсто воды струилось чудное вино, не вдали отъ Парѳенита на величественной Карабагской горѣ, густо заросшей лаврами и кипарисами, съ которой виднѣлось море на неизмѣримое пространство и откуда до Парѳенита и Алустона было не болѣе часа ѣзды.

При замкѣ этомъ состояли на постоянной стражѣ и службѣ около 80 человѣкъ отчаянныхъ молодцовъ, на обязанности которыхъ было и похищеніе самыхъ хорошенькихъ дѣвушекъ изъ поселеній Тавриды и всей прибережной полосы понта Евксинскаго. Число дѣвъ въ замкѣ не должно было быть менѣе 200, начиная съ 9 до 15 лѣтняго возраста. Люди эти обязаны были тщательно заботиться о содержаніи и тѣлесной красотѣ плѣнницъ своихъ до пріѣзда господъ. Ихъ откармливали всѣми лучшими явствами міра, ежедневно купали въ молокѣ, натирали тѣло благовонными маслами и никогда не выводили на показъ дневному свѣтилу, чтобы не подвергнуть солнечному загару или вліянію морскаго вѣтра. Кромѣ этого ихъ учили пѣснямъ, танцамъ и гимнастическимъ играмъ.

Но кто были основатели этого величественнаго замка, никому не удалось узнать ихъ именъ. По предположеніямъ однихъ это были сыновья греческихъ царей, а по другимъ соображеніямъ это были архонты и цари, которые ежегодно желали проводить два, три мѣсяца на полной свободѣ вдали отъ подданныхъ и строгихъ проповѣдниковъ морали.

Такъ или иначе, но ежегодно 15 мая къ Карабагской скалѣ подходилъ громаднаго размѣра корабль, изъ котораго высаживалось нѣсколько таинственныхъ лицъ, которыя укрывались въ замкѣ.

Съ этого дня молчаливая мѣстность оживлялась постоянными звуками музыки и сотни купцовъ направлялись сюда съ лучшими произведеніями міра.

По истеченіи же лѣтняго періода всѣ юныя восхитительныя плѣнницы замка вмѣсто того, чтобы быть возвращены въ отечество, по одиночкѣ вызывались въ нарочно устроенный павильонъ надъ неизмѣримою пропастію моря и здѣсь безжалостно предавались отсѣченію головы, какъ преступницы или какъ игрушки никому ненужныя. Послѣ чего гордые и недоступные владыки замка отплывали неизвѣстно куда, а стража ихъ вновь пускалась странствовать съ цѣлью населить проклятое жилище новыми болѣе прекрасными созданіями.

Однажды къ Карабагскому замку противъ обыкновенія прибыло три судна и вмѣсто 8 или 10 гостей высадилось около 50 человѣкъ въ блистательныхъ костюмахъ. Три дня и три ночи сносились съ судовъ вина и различныя лакомства. Какъ только окончилась выгрузка, суда отплыли одно по направленію къ Херсонесу, а другое къ Судаку. Чрезъ нѣсколько дней они возвратились и нѣкоторые пастухи видѣли, какъ съ нихъ спущено было много женщинъ связанными.

Кто онѣ были и откуда захвачены, никто ничего не могъ узнать. Только впослѣдствіи до жителей Парѳенита дошелъ слухъ, что изъ Херсонитскаго и Судгайскаго монастырей похищены были монахини и послушницы какими-то корсарами вѣроятно для продажи на рынкахъ Византіи или Египта.

Въ замкѣ снова начались празднества. Но на этотъ разъ нерѣдко прохожіе слышали невнятные стоны, какъ будто выходящіе изъ подъ земли. Слухъ объ этомъ вскорѣ достигъ до мѣстнаго митрополита и онъ вывелъ заключеніе, что въ подземельяхъ замка вѣроятно подвергаются насиліямъ одинокія и беззащитныя существа.

Представитель духовной власти рѣшился проникнуть въ это таинственное зданіе, увидѣть его жителей и узнать съ какою цѣлью они пріѣзжаютъ сюда ежегодно на непродолжительное время. Но лишь только онъ приблизился къ замку, его окружила вооруженная стража и, не принимая никакихъ объясненій, повергла въ темницу.

На другой день къ святителю вошелъ одинъ изъ гостей замка и спросилъ его: зачѣмъ онъ силился проникнуть въ то зданіе, куда не дозволенъ входъ стороннимъ лицамъ?

— Я посѣтилъ васъ въ качествѣ духовнаго отца, обязаннаго знать своихъ прихожанъ и заботиться о благѣ ихъ душъ.

— Ты никогда не узнаешь ни ихъ именъ, ни ихъ отечества — отвѣчалъ неизвѣстный. Но вотъ тебѣ кошелекъ полный золота, которое употреби за наши грѣшныя души, и бѣги отъ насъ, дозволявшихъ себѣ одинъ разъ въ годъ юношескія шалости вдали отъ отечества. Въ противномъ случаѣ ты останешься въ этой темницѣ навсегда и тебѣ грозитъ голодная смерть.

— Я послѣдую твоему совѣту только тогда, когда ты пообѣщаешь, что отъ пороковъ вашихъ не заразится никто изъ моей паствы.

— Ты можешь быть увѣренъ въ этомъ, потому что мы никого не допускаемъ изъ мѣстныхъ жителей въ нашъ дворецъ.

— Еще одно слово и я уйду: поклянись, что ты и братья твои не нанесутъ ни малѣйшаго вреда жителямъ митрополіи моей.

— Я никогда не призываю Бога въ дѣлахъ шалости, но да будетъ по желанію твоему. Уходи-же поскорѣе, иначе товарищи и друзья мои, отъ праздности, могутъ насмѣяться надъ твоими сѣдинами.

Таинственный человѣкъ ударилъ въ ладоши. Два грозныхъ араба вошли и по приказанію его вывели почтеннаго митрополита изъ подземелья и, проводивъ за рощу лавровъ, приказали ему бѣжать безъ оглядки.

Но не прошло и мѣсяца послѣ этого дня, какъ вдругъ обитатели Парѳенита и окрестныхъ селеній поражены были необыкновенными явленіями въ природѣ. Невдали отъ Карадагской скалы разверзлась почва, откуда выступило на громадную вышину пламя, сопровождаемое милліонами каменныхъ ядеръ, которыя, большинствомъ падая на замокъ безчестія, съ ужасающимъ гуломъ низвергались въ бездну морскую. Когда-же вся постройка была превращена въ безобразныя развалины, послѣдовалъ страшный взрывъ, послѣ котораго ни осталось ни малѣйшихъ слѣдовъ отъ существованія обители зла. Изъ всѣхъ бывшихъ въ замкѣ спаслась какимъ-то чудомъ только одна молодая дѣвушка, оказавшаяся дочерью Судакскаго архонта, которая и повѣдала благочестивому митрополиту какимъ образомъ она съ 20-ью монастырскими послушницами въ темную ночь была похищена изъ монастыря, какъ всѣ онѣ были доставлены въ этотъ вертепъ позора, какимъ подвергались насиліямъ и какъ въ заключеніе вывели ихъ на казнь, но прежде чѣмъ сѣкира палача поднялась надъ головою первой изъ нихъ, показался огонь небесный, сокрушившій всѣхъ злодѣевъ съ ихъ притономъ.

На чемъ основана эта легенда — трудно опредѣлить; но что Карабагская возвышенность была разрушена землетрясеніемъ до основанія и что изъ кратера вылетали округленныя каменныя ядра, — въ этомъ можетъ каждый любопытный убѣдиться при осмотрѣ окрестностей и прибережной полосы этой части Чернаго моря.

Ай-Т одорскій мысъ (Скала Св. Ѳеодора)

Этимъ именемъ обозначается на всѣхъ картахъ Чернаго моря скалистая возвышенность, не вдалекѣ отъ Алупки, извѣстная всѣмъ морякамъ, такъ какъ на ней построенъ прекрасный маякъ, освѣщающій большую часть ю.-в. прибрежья. Ученымъ археологамъ она также знакома, какъ мѣстность, богатая развалинами неразгаданныхъ пока памятниковъ отдаленныхъ вѣковъ. Изъ всѣхъ завѣщанныхъ исторіею свѣдѣній, только очень немногія намекаютъ намъ на существованіе въ Тавридѣ около Чимбало, теперешней Балаклавы, княжества Ѳеодорійскаго; но была-ли его резиденція на этомъ мѣстѣ, сохранившемъ свое названіе и до настоящаго времени или, верстъ за 25 къ востоку, подъ Медвѣдь-горою, — чрезвычайно трудно опредѣлить.

Оставляя въ сторонѣ вопросъ, разрѣшеніе котораго въ рукахъ будущихъ археологовъ, мы обратимъ пока вниманіе на народныя легенды, эти смутныя, но любопытныя повѣствованія о такихъ мѣстахъ, прошедшая слава которыхъ въ устахъ позднѣйшихъ поколѣній воспринимаетъ миѳологическій метаморфозъ.

Ай-Тодорская возвышенность, начиная отъ развалинъ древней стѣны, мѣстами напоминающей циклопическую кладку, представляетъ много подземельныхъ построекъ, стѣны которыхъ штукатурены цементомъ, сохранившимся до настоящаго времени въ цѣлости. Были-ли онѣ кавама (погребами), какъ ихъ называли генуэзцы, или жилищами, или же гробницами древнихъ — опредѣлить трудно. Между тѣмъ, простой народъ, никогда не затрудняющійся въ разрѣшеніи недоступныхъ его понятію предметовъ, придумалъ по этому поводу нѣсколько разнообразныхъ легендъ, болѣе или менѣе подходящихъ къ наружнымъ формамъ этихъ построекъ. Вотъ одна изъ нихъ, разсказанная татариномъ, работавшимъ у меня на раскопкахъ.

Однажды вечеромъ, при лунномъ свѣтѣ, я сидѣлъ надъ обрывомъ у моря и прислушивался къ страшному рокоту разъяренныхъ волнъ. Услужливому работнику почему-то показалось, что я могу упасть въ пропасть, если долѣе останусь съ устремленными внизъ глазами.

— Встань, ага, или отодвинься назадъ, — сказалъ онъ тихо: — Съ этого проклятаго мѣста многіе уже пали жертвою головокруженія, а недавно соскользнулъ туда нашъ пастухъ вмѣстѣ съ камнемъ, на которомъ сидѣлъ. Бѣднягу принесли домой съ треснувшимъ черепомъ и раздавленною грудью.

Машинально повиновался я его совѣту и поспѣшилъ навести рѣчь на интересовавшій меня предметъ.

— Сомнѣваюсь, — отвѣчалъ онъ — что бы въ этой ямѣ намъ удалось найти что-нибудь цѣнное: она, по-видимому, много разъ раскапывалась до нашего съ вами рожденія. Но я убѣжденъ, что, если перейти на другое мѣсто, результатъ будетъ счастливѣе, въ особенности, когда не ищешь золота.

Татаринъ можетъ быть былъ и правъ, но мнѣ хотѣлось добраться до фундаментовъ постройки, чтобы составить себѣ понятіе о назначеніи ея. Когда я разъяснилъ ему цѣль моего предпріятія, пораженный татаринъ вскричалъ:

— И ради этого вы тратите деньги? Нѣтъ, ага, такъ не дѣлаютъ люди благоразумные, и я первый отказываюсь работать у васъ. Съ этими словами онъ повернулся и ушолъ.

Боясь, чтобы онъ не взбударажилъ остальныхъ работниковъ, я поспѣшилъ за нимъ и, нѣсколько минутъ спустя, нашолъ его сидящимъ въ глубокомъ раздумьи подъ однимъ изъ большихъ можжевеловыхъ деревъ, которыя здѣсь достигаютъ замѣчательной высоты.

— О чемъ ты задумался? — спросилъ я заискивающимъ тономъ.

— Я думаю какимъ образомъ древніе обитатели этой мѣстности добывали себѣ воду, — надо имѣть большой умъ, чтобы заставить ее взобраться на такую высокую скалу. А что вода доходила до ихъ построекъ, — въ этомъ я сегодня убѣдился, найдя подъ землею глиняныя водопроводныя трубы. Нѣтъ, такихъ вещей не въ силахъ сдѣлать обыкновенный человѣкъ! Ясно, что здѣсь обитали гиганты съ богатырскими силами. Чтобы убѣдиться въ этомъ, стоитъ взглянуть на тѣ каменныя плиты, которыя они клали на могилы отцевъ, братьевъ и женъ, или на одну изъ стѣнъ, гдѣ въ нѣкоторыхъ мѣстахъ встрѣчаются скалы въ полторы тысячи пудовъ.

Твое предположеніе отчасти справедливо, сказалъ я, чтобы подстрекнуть его къ разсказу: — Ты вѣроятно кое-кто слышалъ отъ родителей или стариковъ объ этой мѣстности?

— Было время, когда очень много говорили объ Ай-Тодорѣ, но съ тѣхъ поръ, какъ русскіе построили на немъ маякъ и начали освѣщать его по ночамъ свѣтлымъ огнемъ, всѣ почти вѣдьмы и злые духи разбѣжались, и народная молва пріутихла.

— Видно духи не любятъ свѣта!

— Говорятъ, что первоначально они то и дѣло тушили огонь, но такъ-какъ съ солдатомъ справиться не легко, то нашли болѣе разумнымъ забрать всѣ скрытыя здѣсь сокровища и переселиться въ болѣе спокойныя мѣста.

— Въ чемъ-же заключались эти сокровища?

— Въ серебрѣ, золотѣ и драгоцѣнныхъ алмазахъ.

— Должно быть они закопаны были богатыми людьми?

— Вотъ какъ передавали мнѣ объ этомъ: въ давно минувшіе вѣка семь юныхъ богатырей — родныхъ братьевъ, влюбились въ одну царевну и каждый сдѣлалъ ей и отцу предложеніе съ тѣмъ, что кого-бы изъ нихъ она не избрала въ мужья, остальные останутся на всю жизнь вѣрными и послушными ей братьями... «Вы всѣ такъ хороши собой — отвѣчалъ небогатый отецъ — что дочь моя затрудняется выборомъ. Остается единственное средство предпочесть того изъ васъ, которому удастся наполнить мои погреба золотомъ, серебромъ и драгоцѣнными камнями. Предоставляю вамъ годовой срокъ на выполненіе этого условія, которое не можетъ быть тягостнымъ для богатыря». Добрые братья изъявили согласіе дѣйствовать за одно, чтобы красавица досталась одному изъ нихъ по жребію. Съ этою цѣлью они явились къ подошвѣ Ай-Петри, которая изобиловала тогда дорогими металлами и каменьями и, построивъ на Ай-Тодорѣ множество погребовъ, принялись накладывать ихъ сокровищами. Оставалось еще нѣсколько недѣль труда для достиженія цѣли, какъ вдругъ братья получили извѣстіе, что невѣсту ихъ отецъ, вопреки договору, обручилъ съ какимъ-то принцемъ и намѣренъ выдать замужъ раньше опредѣленнаго срока. Извѣстіе это возмутило богатырей до такой степени, что, закрывъ входы въ погреба свои и, набросавъ на нихъ массы битаго камня, для отвлеченія подозрѣнія, они вооружились и направились къ невѣстѣ съ тѣмъ, чтобы разгромить царство ея отца и взять ее какъ военную добычу. Узнавъ объ этомъ, хитрая царевна вышла къ нимъ на встрѣчу и, послѣ изъявленія восторговъ, увела ихъ въ свои чертоги. Затѣмъ ей нетрудно было увѣрить ихъ, что все слышанное ими несправедливо, и что она по прежнему молитъ Бога, чтобы труды ихъ увѣнчались успѣхомъ и предоставили ей счастіе сдѣлаться женою одного изъ нихъ. Простодушные братья повѣрили ей и безумно увлеклись вихремъ всякаго рода празднествъ, которыя устраивалъ отецъ въ честь ихъ въ теченіе недѣли, какъ-бы желая выразить, что пріобрѣтенныя ими сокровища въ такой короткій срокъ, вполнѣ заставляютъ его считать ихъ своими людьми. При этомъ жадный царь съ дочерью самымъ подробнымъ образомъ поразспросили о той мѣстности, гдѣ братья скрыли сокровища, какими путями удобнѣе проѣхать къ ней и по какимъ знакамъ отыскать входы въ подземелья. Три дня спустя, разнесся слухъ, что 7 богатырей найдены были мертвыми далеко за городомъ. Кто умертвилъ ихъ — осталось тайною; но вскорѣ послѣ свадьбы царевны стало извѣстно, что несчастные братья были отравлены жестокимъ царемъ, съ помощью дочери, и что раньше послѣдняго вздоха, они единогласно произнесли заклятіе надъ сокровищами своими для того, чтобы онѣ оставались въ распоряженіи злыхъ духовъ до того времени, пока найдется человѣкъ, который отмститъ за смерть ихъ, если не самимъ отравителямъ, то поколѣніямъ ихъ. Тѣмъ же, которымъ пришлось-бы, даже случайно, взглянуть на эти богатства, суждено было лишиться разсудка навсегда, чтобы не воспользоваться ихъ открытіемъ. Узналъ-ли о такомъ проклятіи царь съ дочерью или нѣтъ — неизвѣстно, но нѣсколько мѣсяцевъ спустя, на Ай-Тодорской скалѣ видѣли бѣгавшую молодую женщину, которая съ отчаянными криками бросилась въ море въ тотъ самый моментъ, когда гнались за нею роскошно одѣтые молодые люди. Полагаютъ старики наши, что эта была та самая царевна-отвратительница, которой понадобилось въ приданое богатство, накопленное обманутыми ею братьями. Насколько все это справедливо, добавилъ татаринъ, — я не стану призывать Бога въ свидѣтели, но клянусь вамъ пророкомъ, что духъ несчастныхъ богатырей не терпитъ на этомъ мѣстѣ женскаго пола: на моихъ глазахъ здѣсь потеряли окончательно разсудокъ двѣ молодыя женщины, поселившіяся здѣсь: первая съ родителями, а послѣдняя съ мужемъ. Дай Богъ, чтобы этимъ и ограничилось проклятіе погибшихъ братьевъ и чтобы послѣдующіе смотрители маяка не привозили сюда новыхъ невинныхъ жертвъ для искупленія грѣха безжалостной царевны.

Окаменѣвшая бабка

Въ небольшомъ прорѣзѣ скалистыхъ выступовъ противъ Крестовой горы, расположенной vis-a-vis съ бывшимъ дворцомъ Верхней Оріанды, туземцы и многіе изъ любознательныхъ путешественниковъ съ особеннымъ вниманіемъ останавливаютъ взоры на колоссальномъ камнѣ, получившемъ приблизительное сходство съ фигурою пожилой женщины въ чепцѣ съ старомодными рюшами. Нѣкоторымъ изъ нихъ кажется забавною эта игра природы. Но Аутинскія¹⁶ старушки и теперь еще, если имъ приходится проѣзжать мимо этого мѣста, какъ только поравняются съ каменною бабушкою, осѣняютъ себя знаменіемъ креста и просятъ Бога о дарованіи покоя этому окаменѣвшему тѣлу.

Вотъ что придумано первобытными обитателями южнаго берега, по поводу сходства этого камня съ пожилою женщиною: въ давно минувшее время, на этомъ мѣстѣ обитала извѣстная во всемъ округѣ своимъ повивальнымъ искусствомъ пожилая бабка. Пріобрѣвъ славу и богатство, эта одинокая старуха до такой степени была алчна къ серебру и золоту, что не иначе навѣщала больныхъ, какъ отобравъ предварительно всѣ цѣнныя вещи, если не оказывалось денегъ.

Народъ проклиналъ ее, но, при надобности, отдавалъ безъ возраженія все лучшее и дорогое, чтобы она поспѣшила на помощь къ женѣ, дочери или внучкѣ. И что-же? какъ только она переступала черезъ порогъ дома, больная чувствовала себя внѣ всякой опасности, а послѣ первыхъ-же прикосновеній ея рукъ появлялся на свѣтъ Божій прекрасный, черноглазый ребенокъ.

Вотъ почему всѣ безъ исключенія, которымъ предстояла въ будущемъ надобность въ бабкѣ, спѣшили заблаговременно расположить ее къ себѣ различнаго рода подарками.

Въ одинъ вечеръ къ старухѣ этой подъѣхалъ верхомъ молодой поселянинъ и постучалъ въ желѣзное кольцо у дверей.

— Кто тамъ? спросила она.

— Я, бабушка, пріѣхалъ за вами изъ сосѣдней Гаспры съ просьбою пособить бѣдной женѣ моей, которая ужасно мучится со вчерашняго дня.

— А какое ты привезъ отъ нея вознагражденіе за трудъ немощной вдовѣ?

— Бабушка, мы такъ бѣдны, что нерѣдко сидимъ безъ куска хлѣба. Все наше состояніе заключается въ одной лошадкѣ и коровѣ.

— Такъ вы желаете моихъ услугъ безъ вознагражденія?

— Васъ вознаградитъ за насъ Спаситель міра.

— Въ такомъ случаѣ, сынокъ мой, пусть и вамъ поможетъ тотъ-же Спаситель, а не я, бѣдная вдова, добывающая свое дневное пропитаніе собственными руками.

Какъ не просилъ ее молодой человѣкъ пожалѣть несчастную жену его, какихъ не предлагалъ личныхъ работъ — все было напрасно. Съ разбитымъ сердцем онъ возвратился домой и объявилъ родственникамъ жены, что никакимъ образомъ не могъ возбудить состраданія у жадной «кираманы» (бабки). Прошелъ еще день. На страшныя муки несчастной родильницы сбѣжались всѣ деревенскія старушки. Добрый священникъ открылъ въ храмѣ царскія врата и прислалъ къ больной для возложенія на нее свой поясъ. Но, увы, ничто не помогало; нужны были искусственныя средства и умѣніе опытной женщины.

Въ такомъ безвыходномъ положеніи одна изъ старухъ, вынувъ изъ уха своего единственную золотую серьгу и положивъ ее у ногъ страдалицы, обратилась къ остальнымъ присутствовавшимъ съ предложеніемъ пожертвовать кто что можетъ, для спасенія молодой женщины. Тронутыя ея доброжелательствомъ всѣ поспѣшили выложить изъ кармановъ все, что имѣли: кто мѣдныя деньги, кто игольникъ, кто наперстокъ, бусы и т. п. Все пожертвованное собрано было въ узелокъ и молодой человѣкъ вновь поскакалъ къ бабкѣ.

— Я привезъ тебѣ вознагражденіе, — сказалъ онъ, постучавъ въ двери.

— А, ну посмотримъ, въ чемъ оно заключается? отвѣтила старуха, впуская гостя въ хату.

Бѣднякъ подалъ ей узелокъ. Бабка съ жадностью развязала его и начала пересматривать каждую вещицу.

— Все привезенное тобою, сынокъ мой, дрянь, ненужная мнѣ. Между ними только и есть годнаго золотая серьга. Но гдѣ-же ея пара? ужъ не потерялъ-ли ты ее дорогою?

— Нѣтъ, бабушка, мнѣ дали ее только одну.

— Въ такомъ случаѣ тебѣ придется съѣздить за подружкою ея. Въ противномъ случаѣ я не стану тревожить моихъ старыхъ костей. На что мнѣ одна серьга и кто ее купитъ у меня безъ пары?

Молодой человѣкъ не вытерпѣлъ и, бросившись къ ногамъ ея, началъ разсказывать, какимъ образомъ собраны были эти вещи.

— До всего этого мнѣ нѣтъ никакой надобности, сынокъ мой. Я скажу только, что не послѣдую за тобою до того времени, пока ты не привезешь мнѣ пару къ этой серьгѣ.

— Но несчастная жена моя до того времени можетъ умереть!

— А мнѣ какое дѣло. Всѣ мы созданы для того, чтобы взглянуть только на міръ земной. Ступай-же, сынокъ мой, обратно въ свою хату и не тревожь немощную старуху. Я тебѣ сказала уже, что не выйду за порогъ до тѣхъ поръ, пока ты не привезешь другой серьги, а слезы и просьбы людей на меня никогда не производятъ состраданія. Иди же, иди съ Богомъ — и она захлопнула за нимъ двери.

— О, Пресвятая Дѣва! — воскликнулъ поселянинъ и съ рыданіемъ пустился домой. Лишь только онъ передалъ жестокій отвѣтъ бабки, всѣ находившіеся у одра умирающей молодой женщины схватились за волосы и какъ-бы едиными устами вскрикнули:

— О, милосердая Панагія (Богородица), обрати эту безжалостную женщину въ каменную массу, чтобы дочери и внучки наши не заразились ея алчностью!

— О, Владычица небесная — произнесла и умирающая, поднявъ руки къ святому лику — предай ее анаѳемѣ и сдѣлай на вѣки-вѣчные не только трупомъ презрѣнія, но и камнемъ проклятія на дорогѣ проходящихъ!

Съ этими словами испустила послѣднее дыханіе свое несчастная страдалица.

Но въ ту-же минуту до слуха присутствующихъ неясно долетѣлъ чей-то отчаянный крикъ, соединенный съ гуломъ разрушенной скалы.

Всѣ осѣнили себя крестомъ и послали нарочныхъ узнать о происшедшемъ въ окрестностяхъ.

Посланные возвратились съ извѣстіемъ, что тамъ, гдѣ былъ домъ знаменитой бабки, нынѣ ничего не существуетъ за исключеніемъ выдвинувшагося изъ земли каменнаго колосса, имѣвшаго видъ престарѣлой женщины.

Тысячи проклятій снова посыпались изъ устъ слушательницъ.

Вотъ съ того времени окаменѣвшее тѣло этой жадной и непреклонной старухи стоитъ неподвижно на мѣстѣ ея жительства. Никогда ни звѣрь, ни птица не расположатся на немъ для отдохновенія. Молнія небесная не упадетъ вблизи этого проклятаго камня, чтобы сокрушить его, а если запоздалый, по незнанію, остановится около него на ночлегъ, то до первыхъ пѣтуховъ въ ушахъ его раздаются неизвѣстно откуда исходящіе стоны престарѣлой женщины.

Тополь, гранатъ и кипарисъ

У поколѣній первобытныхъ народовъ Тавриды по-видимому существовали убѣжденія, что всѣ почти животныя и растенія создались не путемъ естественнаго творчества, а вынужденнымъ вліяніемъ таинственныхъ силъ какъ-бы въ наказаніе за не соблюденіе божественныхъ заповѣдей.

Изъ множества записанныхъ мною разсказовъ по поводу этихъ убѣжденій, я разскажу какимъ образомъ появились въ Крыму тополь, гранатъ и кипарисъ.

«На Кучукъ-ламбатскомъ морскомъ прибрѣжьи¹⁷ проживалъ честный рыбакъ съ добродѣтельною женою, у которыхъ кормились всѣ почти сосѣднія бѣдныя вдовы съ своими малолѣтками. Это были чрезвычайно кроткіе и богобоязливые люди, но насколько ихъ уважали окрестные жители, настолько ненавидѣли ихъ трехъ дочерей за злость, безобразіе и поминутныя оскорбленія, наносимыя родителямъ.

Старшая изъ нихъ Тополина была чрезвычайно малаго роста, горбатая, неповоротливая и до такой степени любопытная, что взбиралась на кровли чужихъ хатъ, чтобы подслушивать чужія тайны и потомъ разглашать ихъ съ насмѣшками. Но всего ужаснѣе въ ней было то, что она день и ночь проклинала родителей своихъ за свое безобразіе и крошечный ростъ, которые подвергали ее насмѣшкамъ дѣтей.

Вторая Граната, помѣшавшаяся на розовомъ цвѣтѣ лица, тѣмъ-же угощала добрыхъ родителей за то, что они не уподобили ее розовому цвѣтку, чтобы всѣ проходящіе смотрѣли на нее съ восхищеніемъ.

Что-же касается послѣдней Кипарисы, которая была очень веселаго характера и обладала красивою наружностію, то подъ вліяніемъ сестеръ и она въ свою очередь оскорбляла упреками родителей за то, что произвели ее на свѣтъ не ночью, а днемъ, вслѣдствіе чего она расположена безпрерывно прыгать и смѣяться.

Упреки и проклятія эти родители сначала переносили хладнокровно, но впослѣдствіи у несчастныхъ не стало силъ. Получивъ полнѣйшее отвращеніе къ дочерямъ, они начали избѣгать встрѣчи съ ними. Такъ прошло нѣсколько мѣсяцевъ.

Въ одно время, когда старики горячо молились Богу въ своей хижинѣ, къ нимъ ворвались всѣ три дочери и, вѣроятно подъ впечатлѣніемъ только что перенесенныхъ насмѣшекъ на улицѣ, начали не только поносить, но и бить ихъ.

— Боже, смилуйся надъ нами! завопили, рыдая, немощные отцы и пали лицомъ на землю.

— Матерь Божія, неужели ты равнодушно можешь видѣть такія страданія? заголосила старуха, ломая руки.

Лишь только произнесены были эти слова, какъ послышался чей-то таинственный голосъ:

Тополина, ты клянешь родителей за то, что создана безобразною карлицею? Я послана вознаградить тебя. Ты сегодня-же будешь превращена въ высочайшее дерево, которое останется навсегда безъ цвѣтовъ и плодовъ. Твоя страсть все видѣть нынѣ удовлетворится, но помни, что ни одна птица, за исключеніемъ кровожаднаго ворона, не станетъ вить на тебѣ своего гнѣзда.

Потомъ голосъ перешолъ къ Гранатѣ.

«Тебя также послѣдуетъ участь твоей старшей сестры. Но изъ тѣла твоего выростетъ другое растеніе съ кровавымъ цвѣткомъ, который будетъ держаться на стеблѣ долже всѣхъ цвѣтовъ, но я лишу его всякаго запаха. Всѣ будутъ, согласно желанія твоего, останавливаться и любоваться имъ, но никто не пригнется, чтобы понюхать его. Этого мало, я заставлю тебя производить безобразные плоды съ безплодными сѣменами, которые будутъ трескаться чтобы показывать прохожимъ свой розовый цвѣтъ, но никого не насытятъ и не утолятъ ни чьей жажды.

Затѣмъ, обратившись къ послѣдней сестрѣ, голосъ произнесъ:

«Кипариса и твои проклятія не останутся безъ возмездія. Ты хотѣла обратить на себя вниманіе людей печальнымъ видомъ и я рѣшила превратить тебя въ такое растеніе, которому не будетъ мѣста между живыми людьми. Ты будешь рости на кладбищахъ, между гніющими трупами и вѣчно слышать только одни стоны и вздохи отъ тѣхъ, съ которыми нѣкогда жила».

Вслѣдъ затѣмъ какая-то не естественная сила выхватила трехъ сестеръ изъ подъ кровли родительской. Несчастные родители бросились на дворъ, чтобы еще хоть разъ взглянуть на плоть свою, но не увидѣли ничего болѣе кромѣ трехъ неизвѣстныхъ до этого времени деревьевъ, которыя и назвали именами своихъ злосчастныхъ дочерей.

Парѳени¹⁸

Я говорилъ въ моемъ «Универсальномъ описаніи Крыма», что древніе обитатели Крыма большинствомъ создавали легенды въ назиданіе дѣтей, подкрѣпляя выдумки свои очевиднымъ сходствомъ предметовъ; но нѣкоторыя изъ нихъ создавались въ совершенно сказочномъ видѣ подъ вліяніемъ миѳологическихъ преданій, дошедшихъ до ихъ слуха въ переиначенномъ образѣ.

Предполагаемая легенда безспорно напоминаетъ намъ сюжетъ изъ древне-греческой трагедіи объ Ифигеніи въ Тавридѣ, которая служила жрицею въ храмѣ Діаны Таврической во время Троянской войны.

Парѳени на греческомъ языкѣ означаетъ дѣву или дѣвственницу. Этимъ именемъ называется и по настоящее время небольшое селеніе подъ Аюдагомъ, безспорно той миѳической скалы, которая въ древности извѣстна была подъ именемъ Кріуметопона или Бараньяго лба.

Нѣтъ ни малѣйшаго сомнѣнія, что Эллино-греческая легенда объ Ифигеніи, дошедшая до Крыма въ изустныхъ разсказахъ, пересоздалась въ нижеслѣдующую сказку:

Въ отдаленныхъ отъ Тавриды странахъ у одного могущественнаго царя была единственная дочь, названная Парѳеницею.

Когда это прелестное дитя достигло совершеннолѣтія, всѣ, кому приходилось однажды увидѣть ее, не могли равнодушно разсказать о прелестяхъ ея наружности. Даже звѣри и птицы небесныя слѣдовали за нею съ покорностію.

Слава объ этой красавицѣ вскорѣ разнеслась по міру и всѣ цари съѣхались къ отцу ея, чтобы убѣдиться въ справедливости общей молвы. Оказалось въ дѣйствительности, что дѣвица эта превосходила всѣ разсказы о ней.

При отъѣздѣ каждый изъ монарховъ сдѣлалъ отцу ея предложеніе. Не зная кого изъ нихъ избрать въ зятья, отецъ предложилъ имъ вести между собою войну съ тѣмъ, что кто окажется побѣдителемъ, тому и достанется его дочь. Срокъ назначенъ былъ годовой.

Съ этой минуты дружелюбно жившіе до этого монархи ожесточились другъ противъ друга и, выставивъ всѣ силы свои, начали безпримѣрную войну. Къ концу третьяго мѣсяца отчаянная битва дошла до того, что пало 10-ть государей и безчетное множество воиновъ. Парѳеница съ отцомъ внимательно слѣдила за этою отчаянною борьбою, но въ то время, когда она начала клониться къ концу, когда побѣждавшему герою нуженъ былъ еще одинъ день, чтобы восторжествовать надъ врагомъ, внезапно Богъ вѣсть откуда появился громадный драконъ и, схвативъ прелестную царевну, скрылся съ нею за горизонтомъ. Всѣ видѣли какъ исчезъ съ глазъ ихъ чудный трофей побѣды, но увы пособить горю не представлялось никакой возможности.

Между тѣмъ ужасный драконъ, прижавъ къ груди дорогую ношу, перелетѣлъ съ нею Черное море и, очутившись въ необитаемой странѣ, поселился на прибережной скалѣ теперешняго Аюдага. Любовь его къ этой чудной дѣвѣ возрастала съ каждымъ часомъ и доходила до такого самоотверженія, что онъ пролеталъ громадныя пространства съ единственною цѣлью, чтобы только усладить вкусъ существа, къ которому питалъ безпредѣльное сочувствіе; но при этомъ онъ ревновалъ даже птицъ небесныхъ, дерзавшихъ обратить на нее вниманіе, на случай-же если на берега Тавриды попадались выброшенные бурею несчастные мореходцы, онъ хваталъ ихъ и, чтобы вселить въ Парѳеницѣ отвращеніе къ подобнымъ ей людямъ, заставлялъ ее своеручно отрубливать имъ голову и сбрасывать тѣло плѣнника въ море на съѣденіе рыбамъ.

Такая жизнь для прекрасной царевны въ необитаемой странѣ была невыносима.

Въ одно утро, когда сластолюбивый драконъ предложилъ возлюбленной подругѣ своей принести изъ отдаленнаго отечества ея лучшихъ плодовъ и полетѣлъ за ними на Медвѣдь-гору, присѣла на отдыхъ случайно прилетѣвшая съ Элладскихъ морей морская чайка. Обрадованная Парѳеница бросилась и схватила ее, какъ родственное существо. Накормивъ и утоливъ жажду своей гостьи, она начала упрашивать ее сослужить ей великую службу. Птица поняла царевну и мановеніями головы изъявила согласіе.

Парѳеница тутъ же разрѣзала палецъ и кровью написала нѣсколько словъ на клочкѣ бѣлья, который привязала къ шеѣ чайки, умоляя бросить записку на дворъ отца.

Птица захлопала крыльями и скрылась за синевою моря.

«Авось, думала несчастная плѣнница — Господь смилуется надо мною и записка моя достигнетъ по назначенію.

Много времени прошло, много людей стало жертвою руки Парѳеницы, но ни съ какой стороны не являлась надежда на спасеніе.

Однажды печальная дѣва взобралась на вершину Аю-дага и горько залилась слезами. Какъ вдругъ она замѣтила двухъ вооруженныхъ людей въ знакомомъ нарядѣ. Сердце у ней затрепетало отъ радости и вмѣстѣ съ тѣмъ отъ страха, чтобы не возвратился внезапно могущественный драконъ. Парѳеница начала дѣлать имъ знаки приблизиться къ ней; но каково было изумленіе ея, когда въ одномъ изъ чужестранцевъ она узнала роднаго брата, а въ другомъ того молодаго царя, который изъ за нея покорилъ 13-ть могущественныхъ монарховъ. Боясь промолвить слово, она схватила ихъ за руки и бѣгомъ повлекла въ мрачную пещеру, приказавъ не выходить до той минуты, пока лично не придетъ за ними.

Къ вечеру возвратился крылатый звѣрь, нагруженный самыми нѣжнѣйшими плодами міра. Парѳеница по обыкновенію вышла къ нему на встрѣчу и начала ласкать за вниманіе и заботливость. Затѣмъ, когда они вошли въ жилище свое, дѣвственница удивляясь массѣ принесенныхъ имъ плодовъ, какъ-бы въ удовлетвореніе простаго любопытства обратилась къ дракону съ слѣдующимъ вопросомъ:

— Скажи мнѣ, мой добрый другъ, въ чемъ именно заключается твоя сила? Возможно-ли допустить, чтобы такое небольшое какъ ты существо переносило такую тяжесть изъ отдаленнѣйшихъ странъ міра?

— Сила моя такъ велика, что я могу вдвое болѣе поднять, не почувствовавши усталости. Вся она сосредоточена въ центрѣ хвоста моего и еслибъ тебѣ вздумалось пригвоздить эту часть моего тѣла къ землѣ, я сдѣлался бы жертвою даже самыхъ ничтожныхъ насѣкомыхъ.

— Ты шутишь надо мною и право я не повѣрю, пока ты не дозволишь мнѣ убѣдиться. Сказавъ это, она вынула изъ за пояса кинжалъ и воткнула его по рукоятку въ указанное мѣсто.

— А ну, попробуй приподнять меня — прибавила она, садясь животному на спину.

— Не могу.

— Пошевелись.

— Не могу.

— Нѣтъ, ты обманываешь. Твое изнеможеніе безъ сомнѣнія произошло отъ большаго движенія. Отдохни-ка мой дружекъ, а я тѣмъ временемъ почешу твою грнву.

Не успѣла Парѳеница возложить на чудовище рукъ, какъ оно заснуло богатырскимъ сномъ. Тогда дѣвица отправилась къ друзьямъ своимъ и, разсказавъ, что они должны дѣлать, бросилась вмѣстѣ съ ними на страшнаго дракона и обезглавила его.

У брата и жениха оказалось судно, которое они скрыли не вдали отъ Аю-дага. На этомъ кораблѣ несчастная Парѳеница благополучно возвратилась въ отечество, гдѣ и отпразднована была ея родителями двойная свадьба.

Безбожныя сестры

Въ преданіяхъ, наслѣдованныхъ Аутинскими греками, на мѣстѣ теперешней Оріанды въ давноминувшія времена существовало обширное поселеніе христіанскихъ рыбаковъ, къ которому очень часто приходили изъ отдаленныхъ странъ міра купеческія суда за кефальною икрою и различнаго рода рыбою искусно вяленною на солнцѣ и просоленною въ громадныхъ глиняныхъ амфорахъ.

Селеніе это по разсказамъ однихъ именовалось Оріа, а но другимъ Фули или Фулля (гнѣзда). Оно имѣло укрѣпленный замокъ, куда при опасности скрывались жены и дѣти, и обширный храмъ во имя св. Спиридона, великаго покровителя греческихъ мореходцевъ. Къ храму примыкала огромная роща масличныхъ деревъ, плоды которыхъ ежегодно обязаны были всѣ жители обоего пола, начиная съ 7 лѣтняго возраста, своеручно собирать и выдавливать изъ нихъ масло для 33 лампадъ, неугасимо горящихъ предъ ликомъ угодника Божьяго. Кромѣ этого каждая взрослая дѣвица, послѣ обрученія должна была принести въ даръ святому пару башмаковъ въ томъ убѣжденіи, чтобы онъ не оставался безъ обуви при постоянномъ движеніи по міру для подачи помощи мореплавателямъ. Башмаки эти складывались подъ престольною плитою, гдѣ пролежавши сорокъ обѣденъ, получали свойство исцѣлять отъ болѣзни и другихъ недуговъ только тѣхъ, кто своеручно ихъ дѣлалъ.

Вотъ въ этомъ-то благодатномъ селеніи жили двѣ дѣвицы, два чудныхъ по красотѣ близнеца, которыми не могли налюбоваться ни мѣстные жители, ни чужестранные купцы. Имена Патрицы и Христины Фульскихъ были знакомы всѣмъ коммерческимъ людямъ. Всѣ прославляли ихъ красоту, а односельцы до того гордились ихъ блистательною наружностію, что ни единый житель не позволялъ имъ собирать своеручно маслинъ и приготовлять изъ нихъ елея, для святаго покровителя селенія.

Когда исполнилось обѣимъ сестрамъ 18 лѣтъ, архонтъ или начальникъ Фули созвалъ всѣхъ молодыхъ людей и, угостивъ ихъ по обыкновенію сладкимъ виномъ, заявилъ, что сегодня Патрицѣ и Христинѣ, которымъ онъ замѣнялъ родителей, предложено избрать себѣ новыхъ покровителей въ лицѣ мужей.

У пылкихъ юношей сильно забились сердца и надежда на счастіе казалась для всякаго доступною. Бѣгомъ они возвратились домой, чтобы переодѣться въ праздничное платье и предстать на выборъ славныхъ сестеръ.

Въ назначенный часъ явились въ священную масличную рощу Патрица и Христина, сопровождаемыя всѣми взрослыми подругами своими, державшими въ рукахъ небольшіе вѣнцы изъ виноградныхъ лозъ. Архонтъ и священникъ взяли ихъ за руки и, заставивъ трижды поклониться группѣ молодыхъ людей, подвели къ самой старѣйшей изъ маслинъ, гдѣ онѣ должны были, помолившись св. Спиридону, назвать поименно тѣхъ, кому желали принадлежать.

— Кого ты думаешь выбрать? спросила шопотомъ Христина у сестры.

— Конечно того, кого любила и люблю — отвѣчала Патрица.

— А что если онъ торжественно откажется отъ союза съ тобой?

— Тогда я возненавижу его и возьму въ мужья сына архонта нашего, который не разъ уже подсылалъ ко мнѣ свахъ и который сочтетъ за счастіе имѣть меня хозяйкою въ своемъ домѣ. Ну, а ты, Патрица?

— Я выберу Ликурга.

Такого рода вели разговоръ двѣ сестры подъ деревомъ, гдѣ должны были съ благоговѣніемъ испрашивать благословеніе святаго патрона своего.

Тѣмъ временемъ священникъ, окончивъ громогласную молитву, вмѣстѣ съ деревенскимъ старшиною подошли къ прекраснымъ сиротамъ и потребовали назвать тѣхъ, которые удостоились ихъ выбора. Гордыя дѣвицы произнесли сладкозвучныя для нихъ имена. Послѣ этого мудрый архонтъ возвратился на площадку свою и потребовалъ къ себѣ Ликурга и Стефанія, двухъ друзей по ремеслу, прозванныхъ филоаделфи — и громко произнесъ:

— Нашъ благословенный Богомъ покровитель и защитникъ внушилъ Патрицѣ и Христинѣ свою святую волю избрать васъ въ мужья и покровители. Отвѣчайте всенародно принимаете-ли вы такое благо за милость свыше или отвергаете его?

— Да будетъ воля Господня надъ нами — отвѣчали друзья.

— Аминь! раздалось со всѣхъ сторонъ и сотни виноградныхъ вѣнковъ полетѣли къ ногамъ жениховъ и невѣстъ, тутъ же обрученныхъ.

Затѣмъ, послѣ обычныхъ привѣтствій и поздравленій архонтъ, назначивъ день бракосочетанія, отпустилъ всѣхъ домой.

Съ этого счастливаго дня Патрица и Христина, занятыя ласками и услугами избранныхъ жениховъ, никогда не думали о томъ, что обязаны принести въ даръ покровителю своему по парѣ шитыхъ собственными руками башмаковъ. Однажды крестная мать напомнила имъ объ этомъ, но Патрица отвѣчала, что у святителя собралось такое количество обуви, что онъ не сноситъ ее за сотню лѣтъ.

— А не обидится-ли этимъ нашъ покровитель? спросила старушка.

Невѣсты переглянулись съ улыбкою.

— Признаться, у меня въ настоящее время нѣтъ ни охоты, ни матеріаловъ, чтобы заняться шитьемъ башмаковъ — сказала Христина. Впрочемъ я когда нибудь исполню это странное обязательство, чтобы вы не вздумали вторично меня укорять.

— Не мое дѣло укорять васъ — замѣтила старуха — но я обязана передать вамъ, что св. Спиридонъ никому не прощалъ не уваженія къ себѣ.

— Сказанное вами можетъ быть и справедливо — отвѣчала съ неудовольствіемъ Патрица — но едва ли относится къ намъ, такъ какъ мы никогда не собирали даже маслинъ для лампадъ святаго.

— И вы этимъ тщеславитесь? замѣтила крестная мать. Жаль мнѣ васъ, дѣти мои: горе лежитъ за вашими плечами, если вы не исполните съ благоговѣніемъ того, что считалось у нашихъ предковъ священнымъ долгомъ.

Три мѣсяца спустя Ликургъ и Стефаній объявили невѣстамъ, что они окончательно приготовились къ празднованію бракосочетанія и что завтра намѣрены ѣхать въ море, въ надеждѣ поймать къ свадебному пиру сладкотѣлую муруну (осетра).

Сестры отъ радости захлопали въ ладоши и обѣщали выйти на прибрежную скалу, чтобы любоваться дѣйствіемъ жениховъ.

На слѣдующій день Ликургъ и Стефаній, замѣтивъ подругъ своихъ на возвышенности, быстро опустили лодку свою на воду и, затянувъ молодецкую пѣсню, двинулись въ синеву моря, но не прошло и часа, какъ зеркальная поверхность моря начала колыхаться и щетиниться пѣнистыми валунами. У красавицъ заныли сердца. Но развѣ женихамъ ихъ впервое приходилось вести борьбу съ разъяреннымъ моремъ? Однако, какъ они не утѣшали себя этимъ, глаза ихъ съ ужасомъ слѣдили за каждымъ движеніемъ лодки, которая то подымалась на значительную высоту съ бѣлоснѣжнымъ валомъ, то исчезала въ мрачной глубинѣ ожесточенной стихіи. Затѣмъ сестры видѣли, какъ ихъ возлюбленные захватили крючьями веревку съ приманками для рыбы, какъ отцѣпили отъ нея, безъ сомнѣнія, великолѣпную рыбу и какъ мастерски повернули къ берегу свою ладью. Еще часъ и трепещущія сердца ихъ переполнятся радостію! Отъ избытка чувствъ сестры смѣялись и руки ихъ какъ-то невольно подымались, чтобы показать друзьямъ бѣлый платокъ.

Какъ вдругъ изъ за скалы вылетѣлъ неизмѣримой вышины страшный смерчь. Море застонало, лодка завертѣлась и скрылась въ мрачномъ ураганѣ. Чрезъ минуту, когда страшилище пронеслось, нигдѣ на всей поверхности воды не видно было ничего, за исключеніемъ лучезарнаго лика св. Спиридона, указывающаго на свои голыя ноги.

Патрица и Христина въ порывѣ отчаянія съ страшнымъ воплемъ закричали: «Такъ вотъ какъ ты мстишь бѣднымъ сиротамъ, святой покровитель людей! Отнынѣ мы отвращаемъ наше лицо отъ тебя и клянемся нашею жизнею, что не допустимъ никого чтить твое имя. Да будетъ тебѣ вѣдомо, что и отъ храма твоего съ священною рощею не останется и слѣдовъ!»

Не успѣли несчастныя произнести этихъ словъ, какъ затрепетала подъ ними земля, рванулъ оглушительный вѣтеръ и дерзкія сестры подняты были на воздухъ, откуда съ быстротою молніи сброшены были въ разъяренное море и тамъ, гдѣ онѣ погребены, чтобы людское милосердіе не коснулось ихъ грѣшныхъ тѣлъ, — моментально выдвинулись двѣ опасныя скалы, названныя рыболовами могилою безбожныхъ сестеръ.

Скалы эти существуютъ по настоящее время, чтобы напоминать людямъ о ничтожествѣ ихъ предъ избранными Богомъ святыми угодниками.

Золотая колыска и наковальня

У подножія сѣвернаго отклони Яйлынскаго хребта, въ трехъ верстахъ отъ большаго татарскаго селенія Біюкъ-Озенбашъ, находится пещера Каплу-кая. Узнавъ, что около нея сохранились какіе-то слѣды отъ древнихъ могилъ, я поѣхалъ туда съ проводникомъ. На обратномъ пути ко мнѣ внезапно выскочилъ изъ лѣсной чащи страшно изуродованный и обросшій длинною бородою пожилой татаринъ.

— Ты вѣрно ѣздилъ, чтобы похитить у меня золотую люльку и наковальню — вскрикнулъ онъ, подбѣгая ко мнѣ съ поднятою палкою.

Къ счастію, лошадь моя испугавшись, рванулась въ сторону и такъ понеслась, что я съ трудомъ могъ удержать ея около деревни.

Вечеромъ, когда посѣтилъ меня хозяинъ, я между прочимъ передалъ ему о непріятной встрѣчѣ моей въ лѣсу и просилъ разсказать съ какою цѣлью этотъ съумасшедшій спрашивалъ меня о золотой колыбели и наковальнѣ.

Извольте видѣть — отвѣчалъ онъ — нѣсколько лѣтъ тому назадъ этотъ несчастный человѣкъ былъ нашимъ десятникомъ. Претерпѣвая ужасную бѣдность, онъ только и думалъ о томъ какимъ-бы образомъ обезпечить себя съ своимъ многочисленнымъ семействомъ отъ недостатковъ. Съ этою мыслею онъ вслушивался въ разсказы о кладахъ и постоянно приходилъ въ отчаяніе, что не знаетъ мѣста, гдѣ-бы могъ найти золота. Однажды онъ пришелъ ко мнѣ по дѣлу и затѣялъ свой любимый разговоръ. «Знаешь что, пріятель — сказалъ я — ты ищешь кладовъ, а между тѣмъ кладъ у тебя подъ бокомъ». Селимъ недовѣрчиво покачалъ головою.

«Ты не вѣришь — продолжалъ я — въ такомъ случаѣ я передамъ тайну болѣе счастливымъ, чѣмъ ты». При этой угрозѣ бѣднякъ поблѣднѣлъ и умоляющимъ голосомъ просилъ не скрывать отъ него истины.

— Ну, слушай — сказалъ я — ты знаешь ту скалу за деревнею, которую называютъ Каплу-кая.

— Какъ не знать, знаю.

— Въ этой скалѣ есть пещера...

— Знаю и пещеру.

— У конца этой пещеры, по словамъ бывшихъ у меня недавно маріупольскихъ грековъ, хранятся золотыя люлька и наковальня. Если ты не трусъ и желаешь быть богатымъ, отправляйся туда подъ пятницу и иди назадъ безъ оглядки; на случай если за тобою послышится свистъ, хохотъ, плачь или угрозы — не обращай вниманія. Въ противномъ случаѣ ты лишишься ума и на всю жизнь останешься такимъ.

Выслушавъ меня, Селимъ неоднократно допрашивалъ не подсмѣиваюсь-ли я надъ нимъ. Наконецъ увѣренный, что я сообщилъ ему, что слышалъ отъ людей, предки которыхъ жили въ Крыму, онъ съ сіяющимъ лицомъ простился со мною, а нѣсколько дней спустя я и вся деревня увидѣли его въ томъ ужасномъ положеніи, въ какомъ представился и вамъ въ лѣсу.

— Такъ онъ лишился разсудка? спросилъ я.

— Совершенно.

— Отчего-же?

— Онъ входилъ въ эту таинственную пещеру и вѣроятно злые духи съумѣли заставить его оглянуться назадъ...

— А не знаешь-ли ты — спросилъ я — кто поставилъ въ эту пещеру золотую колыску и наковальню и съ какого цѣлью?

— Чтобы отвѣтить вамъ на этотъ вопросъ, мнѣ приходится разсказать цѣлую исторію, сообщенную гостившими у меня маріупольцами.

— Ты окажешь мнѣ большое одолженіе.

Татаринъ наложилъ трубку и послѣ минутнаго молчанія началъ слѣдующаго рода легенду:

«Когда-то въ отдѣленныя отъ насъ времена въ Крыму существовало два сильныхъ и богатыхъ царства. Одно изъ нихъ называлось Френскимъ (генуэзскимъ), а другое Урумскимъ (греческимъ). Эти два царства были пограничны между собою и постоянно вели отчаянныя битвы одни за независимость, а другіе за господство. Естественно, что они не могли долго оставаться въ такихъ враждебныхъ отношеніяхъ; надо было порѣшить дѣло чѣмъ-нибудь, но какимъ образомъ? Вопросъ этотъ враждебные князья предложили подданнымъ на разрѣшеніе и съ нетерпѣніемъ ожидали, какой послѣдуетъ отвѣтъ. Мѣсяцъ спустя Френскій полководецъ прибылъ къ Урумскому хану съ предложеніемъ, что если онъ желаетъ навсегда сдѣлаться другомъ ихъ, то пусть отдастъ ему въ залогъ дружбы и союза тѣ золотыя колыбель и наковальню, которыя составляютъ священную эмблему княжества.

Визирь, выслушавъ это дерзкое требованіе, въ запальчивости схватился за рукоятку сабли и сказалъ:

— Какое святотатство! Неужели тебѣ не извѣстно, что въ этой колыбели вскормлены были грудями царицъ всѣ царствующіе у насъ во всѣ времена князья, а передъ наковальнею клялись въ истинѣ и вѣрности мы и всѣ бывшіе до насъ подданные!

— Я и требую ихъ только потому, что отлично знаю какъ вы высоко цѣните эти два предмета. Если вы передадите ихъ въ жертву дружбы, тогда мы убѣдимся, что вы держите его выше всего драгоцѣннаго для васъ. Въ томъ же, что мы жаждемъ мира и готовы дать вамъ въ залогъ все чѣмъ обладаемъ, для убѣжденія потребуйте и я сейчасъ представлю.

Урумскій визирь возвратился къ повелителю своему и передалъ ему требованія и предложенія враждебнаго полководца.

— Это не дурно — отвѣчалъ князь, но какъ-бы Френки не обманули насъ и какъ-бы сдѣлать такъ, чтобы они вынуждены были хранить свято обязательство?

— Такъ вы рѣшаетесь отдать имъ вашу и народную святыню? спросилъ пораженный министръ.

— А какъ мнѣ иначе поступить, чтобы прекратить постоянное пролитіе крови?

— По моему подобныхъ уступокъ не слѣдуетъ дѣлать врагамъ, а надо потребовать отъ нихъ чего нибудь такого, на что они въ свою очередь не согласятся. Тогда требованія ихъ измѣнятся и мирный договоръ послѣдуетъ на менѣе чувствительныхъ потеряхъ.

— Чего же потребовать такого?

— Да хоть напримѣръ документы на право владѣнія ихъ землями. Надо полагать, что на это они не согласятся.

— Иди, требуй.

Визирь вышелъ къ Френскому полководцу и объявилъ волю своего государя. Послѣдній въ свою очередь отправился на совѣщаніе къ своему повелителю и принесъ въ отвѣтъ, что требованіе грековъ ни въ какомъ случаѣ не можетъ быть выполнено.

— Но ты мнѣ обѣщалъ словомъ честнаго воина доставить все, что я не потребую — сказалъ греческій представитель.

— Я не въ правѣ былъ исполнить обѣщанія, но ты властенъ отобрать силою требуемый документъ, такъ точно какъ и мой господинъ колыску и наковальню.

Нѣсколько дней спустя отъ Френскаго князя явился новый посланникъ.

— Возьмите отъ насъ все другое, кромѣ документа на землю — говорилъ онъ — мы жаждемъ дружбы, иначе всѣ до единаго ополчимся противъ васъ и разомъ прекратимъ тѣ печальныя явленія, которыя не прекращались до настоящаго времени между обѣими націями. Мы силою отберемъ отъ васъ ваши святыни, если вы не сдадите ихъ добровольно.

— Ты угрожаешь намъ — отвѣчали греки — въ такомъ случаѣ приводи угрозу твою въ исполненіе. Мы не боимся никого, а скорѣе всѣ до единаго умремъ, чѣмъ отдадимъ на поруганіе священные для народа предметы.

— Другаго отвѣта я не получу? спросилъ Френкъ.

— Нѣтъ, нѣтъ! заревѣла толпа.

Обстоятельство это возбудило вновь отчаянную битву между двумя ханствами. Всѣ дрались какъ львы и гибли массами. Вскорѣ въ рядахъ грековъ оказался огромный недочетъ лучшихъ воиновъ и предводителей и княжеству угрожала серіозная опасность. Френки продолжали требовать золотую колыбель и наковальню, обѣщая прекратить войну.

Тогда греческій князь собралъ подданныхъ своихъ и спросилъ: согласятся-ли они удовлетворить требованіе враговъ.

— Нѣтъ, нѣтъ — было отвѣтомъ — мы этого не допустимъ до того времени, пока всѣ не погибнемъ.

— Дѣти мои — сказалъ тронутый князь—я и тогда не отдамъ имъ колыбели, въ которой вскормлены были я и мои праотцы. Еще выше я цѣню наковальню, предъ которой вы произнесли мнѣ клятву вѣрности. Если вы умрете, клянусь вамъ, я заморю себя голодомъ со всѣмъ семействомъ на этихъ священныхъ предметахъ и скрою ихъ съ заклятіемъ, чтобы никому на вѣки вѣковъ не пришлось прикоснуться къ нимъ. Сказавъ это, князь съ рыданіями простился съ воинами и, забравъ народныя драгоцѣнности и семейство свое, прибылъ къ пещерѣ Каплу-кая и съ помощію сопровождавшихъ его вступилъ во внутренность скалы.

— Я не буду принимать мясной пищи — сказалъ онъ удаляющимся слугамъ — до того времени, пока вы не принесете мнѣ извѣстія о побѣдѣ надъ врагами; если же я умру раньше, а вы восторжествуете, то пусть смерть мою сочтутъ за жертву, принесенную добровольно за спасеніе самыхъ драгоцѣнныхъ предметовъ моего вѣрнаго народа.

Когда всѣ разошлись греческій князь занесъ колыску и наковальню въ самую отдаленную глубину пещеры и поставя ихъ тамъ, склонился на колѣни и, поднявъ руки къ небу, произнесъ слѣдующаго рода заклятіе:

«Всевѣдующіе духи! призываю васъ въ эту мрачную глубину быть свидѣтелями моей предпослѣдней воли. Вамъ извѣстно, что я и всѣ бывшіе до меня князья вскормлены были грудью матерей своихъ въ этой драгоцѣнной колыбели, вслѣдствіе чего она сдѣлалась нашею святынею. Вы также знаете, что передъ этою наковальнею я, предмѣстники мои и весь народъ произносили клятву вѣрности, истины и дружбы и никогда никто изъ насъ не измѣнялъ ей. Слѣдовательно и это орудіе для насъ также священно какъ и первое. Между тѣмъ алчные и ненавистные сосѣди наши Френки задумали лишить насъ этихъ драгоцѣнностей и подняли весь народъ мой противъ себя и этотъ несчастный трудолюбивый народъ погибнетъ ради спасенія священныхъ для него предметовъ. Погибну и я съ семействомъ, охраняя наши общія святости. Вы, добрые духи, будете видѣть мои предсмертныя муки и слышать вопли невинныхъ дѣтей моихъ. Умоляю васъ ради пожертвовавшихъ собою собратій моихъ, ради смерти дѣтей моихъ отнынѣ принять подъ сохраненіе свое эти безцѣнныя вещи, за принадлежность которыхъ умираетъ цѣлая нація съ государемъ!

«Аминь!» послышалось въ отдаленныхъ гротахъ.

— Заклинаю кровью нашею — продолжалъ царь — и того, кто рѣшится взглянуть на эти сокровища съ умысломъ похищенія, пусть онъ лишится разсудка и подобно бѣшенному волку рыскаетъ по горамъ до тѣхъ поръ, пока погибнетъ такимъ же жалкимъ образомъ какъ и я, послѣдній охранитель народныхъ святостей!

«Аминь!» повторили духи.

— Но если милостивый Богъ совершитъ чудесное спасеніе моего княжества и я останусь въ живыхъ, то пусть тридцать третій первенецъ моего поколѣнія воспользуется правомъ свободнаго пріобрѣтенія этихъ предметовъ. Къ тому времени безъ сомнѣнія наши враги, если не нашими поколѣніями будутъ изгнаны изъ благословенной почвы Крыма, то ихъ изгонятъ сильнѣйшіе насъ. Заклинаю ихъ погибнуть отъ измѣны друга и отъ руки безжалостныхъ палачей!

«Аминь!» произнесли таинственные голоса.

Въ этотъ моментъ предъ изнуреннымъ княземъ показался въ бѣлой одеждѣ благовидный старецъ и сказалъ ему:

— Не отчаивайся, владыка грековъ, твои подданные на дняхъ же восторжествуютъ надъ твоими врагами и ты будешь долго еще царствовать. Но печаленъ будетъ конецъ царствованія твоей дочери. Ты счастливъ, что не доживешь до этого ужаснаго дня; счастливъ и тѣмъ еще, что глаза твои не увидятъ ручья крови отъ всеобщей гибели защитниковъ твоего княжества.

— Кто же нанесетъ такую гибель?

— Теперешніе же враги ваши.

— Неужели Господь допуститъ ихъ до этого?

— Къ тому времени поколѣніе ваше заслужитъ гнѣвъ и кару неба.

— А что станетъ съ Френками послѣ ихъ торжества!

— Твое заклятіе исполнится въ точности. Они всѣ почти погибнутъ отъ рукъ чужестраннаго народа и только не многимъ удастся или бѣжать, или принять религію побѣдителя; между тѣмъ остатокъ грековъ размножится снова и доживетъ до счастливаго времени.

— Благодарю Создателя моего и за эту милость — и князь протянулъ руку, чтобы поцѣловать одежду святаго человѣка, но его уже не стало.

Нѣсколько дней спустя къ князю прискакали гонцы и дѣйствительно сообщили отрадную новость о пораженіи Френковъ.

Съ той поры золотая колыбель и наковальня стоятъ въ гротѣ Каплу-кая и бдительно охраняются духами въ ожиданіи тридцать третьяго наслѣдника урумскаго князя.

Вай анамъ хаясы (Ай маменькина скала)

Подъ этимъ названіемъ существуетъ невдали отъ Бахчисарая, около храма Св. Анастасіи, колосальнаго размѣра каменный естественный истуканъ, а нѣсколько дальше отъ него другой, тоже въ подобіе человѣческаго корпуса подъ именемъ хорхма-баламъ (т. е. не бойся, дитя мое). Оба эти камня расположены у проселочной дороги, ведущей къ Качикальену и примыкаютъ къ сплошной скалѣ, на которой отпечатлѣлись подобія домашнихъ животныхъ.

Такая замѣчательная игра природы заставила туземныхъ татаръ придумать о происхожденіи ихъ слѣдующаго рода легенду.

Въ давноминувшее время въ окрестности, гдѣ теперь возносятся къ небу чудотворныя великаны Вай-анамъ хаясы и хорхма-баламъ обиталъ грозный владѣтель Топалъ-бей. Его громадный сераль былъ построенъ въ родѣ замка и никто не пользовался правомъ проникать за стѣны его, безъ особеннаго соизволенія хозяина. Между тѣмъ по общему убѣжденію въ сераль этотъ попадали всѣ почти хорошенькія женщины Крымскаго царства, но куда онѣ дѣвались потомъ, когда сластолюбивый бей пресыщался ими, никто не вѣдалъ. Покрайней мѣрѣ ни одна изъ нихъ не выходила болѣе на свѣтъ Божій. Сосѣдніе жители различно толковали объ этомъ страшномъ человѣкѣ. Одни признавали его злымъ духомъ, въ образѣ человѣка, а другіе людоѣдомъ.

Тѣмъ временемъ въ деревнѣ Топчи-кой, отстоящей отъ этого сераля въ двухъ часовой ходьбѣ, проживалъ Кемалъ мурза, человѣкъ богатый, но страстно преданный набѣгамъ на Москововъ. Мурза этотъ имѣлъ прекрасную жену и единственную дочь отъ перваго брака, красавицу какихъ мало встрѣчалось на бѣломъ свѣтѣ. Многіе изъ важныхъ сановниковъ ханства изъявляли желаніе получить руку этой очаровательной дѣвицы, но отецъ никому не давалъ положительнаго отвѣта, пока любимая имъ Селиме не достигнетъ 15 лѣтняго возраста и сама сдѣлаетъ выборъ.

Слухи о красотѣ Селиме часто доходили до Топалъ-бея, но онъ не могъ отыскать такихъ людей, которые рѣшились бы привести къ нему въ гаремъ эту небывалую красавицу.

Въ одно время Топалъ-бей выѣхалъ на охоту травить зайцевъ. Не проѣхалъ онъ и тысячи шаговъ отъ своего жилища, какъ борзыя собаки выгнали изъ подъ кустовъ животное и пустились за нимъ; бей также поскакалъ. Долго, долго они гнались за интересной добычею, но увы ни скакунъ бея, ни легкія собаки не могли остановить ее. Озлобленный бей поминутно шпорилъ коня и покончилъ тѣмъ, что несчастная лошадь вдругъ остановилась, пошатнулась и пала мертвою. Собаки и добыча исчезли въ степной дали.

Топалъ-бей ломалъ себѣ пальцы отъ негодованія и злобно продолжалъ смотрѣть впередъ, въ предположеніи, что собаки завернутъ зайца и изловятъ его предъ нимъ; однако время проходило и насталъ вечеръ. Бей, потерявъ терпѣніе, рѣшился зайти на ночлегъ въ первую хижину, которая повстрѣчается. Нѣсколько минутъ спустя предъ нимъ показались постройки. Подошедши къ дверямъ перваго зданія Топалъ-бей постучалъ въ мѣдное кольцо.

— Кто тамъ? спросилъ вышедшій слуга.

— Странникъ Божій проситъ ночлега — отвѣчалъ бей.

Двери отворились и князь введенъ былъ въ оду (комнату), предназначенную для пріема гостей.

Послѣ обыкновенныхъ привѣтствій и разспросовъ Топалъ-бей узналъ, что онъ противъ ожиданія попалъ въ сераль Кемалъ-мурзы.

— Правда ли — спросилъ онъ у слуги — что у твоего господина жена и дочь необыкновенно красивы?

— Въ дѣйствительности этого никто не можетъ сомнѣваться.

— А нельзя ли, дружокъ, увидѣть мнѣ ихъ хоть въ щель дверную. Я очень богатъ, знатенъ и слѣдовательно могу быть приличнымъ женихомъ. За одолженіе же я подарю тебѣ кошелекъ червонцевъ — и онъ бросилъ къ ногамъ его обѣщанное золото.

Пораженный такою щедростію слуга изъявилъ согласіе исполнить просьбу гостя и исполнилъ ее въ ту минуту, когда прекрасная Селиме съ молодою не менѣе красивою мачихою ея расположились на вечернюю молитву. Бей слѣдилъ за каждымъ движеніемъ ихъ, какъ могущественный левъ за слабыми и беззащитными существами. Съ трудомъ подкупленному рабу удалось отвести его обратно въ оду.

Нѣсколько дней спустя народъ освѣдомился, что въ глухую ночь дворецъ Кемалъ-мурзы подвергся нападенію неизвѣстныхъ злоумышленниковъ и пропали безъ вѣсти молодыя хозяйки. Когда сообщено было объ этомъ несчастіи Кемалъ-мурзѣ, онъ остановилъ свои набѣги и возвратился въ Крымъ. Но, увы напрасно онъ искалъ жену и дочь: никто не могъ указать ему на смѣлыхъ разбойниковъ.

Между тѣмъ несчастныя женщины, преданныя другъ другу до безумія, очутились въ гаремѣ Топалъ-бея, который ежедневно навѣщалъ ихъ и упрашивалъ покориться его прихотливой волѣ. Гордыя и честныя женщины отвѣчали ему проклятіями. Такъ прошелъ мѣсяцъ.

Однажды разгнѣванный бей вошелъ къ своимъ плѣнницамъ съ тѣмъ, чтобы покончить съ ними разомъ свои отношенія. Начавъ, но обыкновенію ласками и просьбами, онъ все болѣе и болѣе приходилъ въ гнѣвъ и угрозы. Женщины оставались не поколебимы.

— Такъ вы не покоритесь мнѣ? вскрикнулъ онъ въ иступленіи.

— Никогда! было отвѣтомъ.

— Но я властенъ предать васъ позорной казни.

— Это послужитъ не намъ, а тебѣ въ позоръ.

У Топалъ-бея помутилось въ глазахъ и онъ призвалъ палачей. Женщины были перевязаны и въ теченіи нѣсколькихъ минутъ замуровлены въ одной изъ нишъ стѣны, окружавшей гаремъ. Съ того времени о несчастныхъ плѣнницахъ долго ничего не слышно было въ мрачномъ дворцѣ.

Годъ спустя до свѣдѣнія Топалъ-бея дошло, что на границѣ его земель внезапно появилось два каменныхъ человѣкообразныхъ гиганта и что предъ разсвѣтомъ пастухи видятъ выходящую изъ одного изъ нихъ дѣвицу не естественной красоты съ золотою кружкою въ рукахъ.

Слухъ этотъ встревожилъ бея и онъ рѣшился лично убѣдиться въ справедливости разсказовъ.

И что же оказалось? Выходящая изъ скалы была та самая Селиме, которую онъ съ мачихою замуровалъ въ стѣнѣ.

Топалъ-бей въ страхѣ подвергнуться мести отца въ тотъ же день приказалъ впречь въ исполинскій колосъ всѣхъ воловъ и лошадей своихъ, чтобы опрокинувъ его, погубить вторично непокорную дѣвицу. Приказаніе было исполнено, но въ ту минуту, когда все было готово и когда погонщики подняли кнуты, чтобы двинуть съ мѣста впряженныхъ животныхъ, изъ колоса вылетѣлъ женскій крикъ: «ай маменька!» На зовъ этотъ послѣдовалъ изъ дальняго истукана отвѣтъ: «не бойся, дитя мое!» Вслѣдъ затѣмъ всѣ волы съ лошадьми, цѣпями, веревками и погонщиками превратились въ сплошную скалу. Съ того времени оба эти колоса сохранили за собою тѣ названія, которыя послышались изъ нихъ народу.

Два богатыря

Между деревнею Чоргунь и знаменитымъ Мангупомъ находится небольшое татарское селеніе, именуемое Черкезъ-Керменомъ, что означаетъ въ переводѣ черкезское укрѣпленіе. Сколько намъ извѣстно, въ Крыму черкезы никогда не имѣли своихъ крѣпостей и никогда не владѣли отдѣльными участками на вассальныхъ правахъ. Спрашивается, что могло понудить туземцевъ присвоить это названіе мѣстности, сохранившей вѣрныя доказательства жительства здѣсь скиѳовъ, безспорно успѣвшихъ усвоить нѣкоторыя искусства грековъ? Намъ кажется, что это названіе создалось подъ вліяніемъ убѣжденія, что существующая здѣсь крѣпость имѣетъ большое сходство съ тѣми укрѣпленіями, которыя существуютъ на Кавказѣ между черкескими аулами и считаются созданіемъ ихъ дѣдовъ. Такъ или иначе, но по мѣстному преданію Черкезъ-Керменъ служилъ въ давно минувшія времена мѣстопребываніемъ какихъ-то необыкновенныхъ людей, явившихся съ намѣреніемъ господства надъ Крымомъ. Пробывъ въ ней нѣкоторое время, люди эти начали томиться тоскою, потому что ни одна изъ туземныхъ дѣвушекъ не изъявляла согласія на выходъ за нихъ замужъ. Одиночество довело этихъ богатырей до того, что бросивъ свои пещеры, они удалились. Только двое изъ нихъ остались съ намѣреніемъ силою завоевать себѣ подругъ. Рѣшеніе свое гиганты заявили окрестнымъ жителямъ съ тѣмъ, что если въ теченіи извѣстнаго времени они не представятъ имъ на выборъ лучшихъ дѣвицъ, то начнутся насилія и ни одна изъ дочерей ихъ не будетъ пощажена.

— Дѣлайте, какъ знаете, отвѣчали туземцы, но насиловать нашихъ дочерей мы не станемъ.

Прошло 40 дней. Ожесточенные богатыри съ сверкающими глазами вышли изъ пещеръ своихъ и напали на ближайшее селеніе. Всѣ дѣвушки выставлены были ими на площадь и двѣ наиболѣе рослыя и красивыя взяты были въ качествѣ невольницъ.

Два дня спустя гиганты принесли на плечахъ своихъ обѣихъ дѣвушекъ мертвыми и, возвращая тѣла ихъ родителямъ, взяли новыхъ красавицъ. Та же участь постигла и этихъ послѣднихъ. Такимъ образомъ насиліе богатырей продолжалось чрезъ сутки и дошло до того, что въ деревнѣ изъ многихъ взрослыхъ не осталось ни одной.

— Ну, слава Богу — заговорили старухи — мы отдали все, что имѣли и не будемъ уже оплакивать новыхъ жертвъ. Теперь вѣроятно безжалостные люди перейдутъ въ сосѣднее поселеніе и туда перенесутъ нашу скорбь и слезы.

Пока бѣдныя женщины утѣшались такими предположеніями, въ селеніе ихъ вновь явились богатыри и начали выбирать уже замужнихъ молодыхъ матерей. Покончивъ и ихъ, они добрались до бодрыхъ еще старухъ. Когда же и такихъ не осталось, они начали брать недоростокъ и дѣло дошло до 9 лѣтнихъ дѣвочекъ.

Горько было видѣть несчастнымъ отцамъ и братьямъ, какъ уводились эти малютки на вѣрную смерть, но противиться такимъ силачамъ, которые могли бы сдвинуть на нихъ цѣлыя скалы, не приходилось.

— Будемъ покоряться безропотно волѣ Творца нашего — говорили бѣдные отцы — вѣдь Онъ далъ намъ женъ и дочерей, Онъ и властенъ отобрать ихъ?

— Все это такъ — отвѣчали другіе — но зачѣмъ было отдавать этихъ немощныхъ на такую позорную смерть? Отчего мы раньше не обезглавили нашихъ добрыхъ женъ и дочерей, чтобы не допустить ихъ до такой безчестной погибели!

— Это такъ не пройдетъ безбожнымъ людямъ — заявляли третьи съ тяжкимъ вздохомъ — настанетъ время, когда и имъ воздастся но заслугамъ.

Пока вели этотъ разговоръ между собою горемычные отцы, гиганты братски, обнявшись направлялись къ нимъ.

— Идутъ чудовища за послѣдними нашими внучками! сказали старики. О Боже, неужели Ты пожелалъ, чтобы отъ селенія нашего не осталось никакихъ слѣдовъ? Оставь намъ хоть одну дѣвочку для воспоминанія счастливыхъ дней.

— Выводите оставшихся дѣвочекъ! грозно сказали богатыри.

— У насъ только двѣ 9-ти лѣтнихъ, а остальныя меньше лѣтами — отвѣчали поселяне. Сжальтесь надъ невинными дѣтьми: онѣ только что начинаютъ жить.

— Мы также желаемъ жить — было отвѣтомъ гигантовъ. Подавайте же намъ поскорѣе дочерей вашихъ, иначе мы раздавимъ ваши хаты и всѣхъ перетремъ въ грязь.

Дѣвочки были выведены.

Богатыри схватили ихъ на руки и пошли по направленію къ своей обители, но въ это время одинъ изъ стариковъ не стерпѣлъ и съ страшными проклятіями бросился за ними.

— Ни за что, ни за что, я не дозволю имъ такой хулы надъ безгрѣшными созданіями! вскрикнулъ онъ, вцѣпившись въ гигантовъ. Возвратите, безпощадныя чудовища, моихъ внучекъ или я призову на помощь всѣ силы небесныя и докажу вамъ, что есть Богъ, который не потерпитъ такихъ безобразій!

— Отстань, ничтожный человѣкъ — отвѣчали гиганты — мы смѣемся надъ твоимъ Богомъ и не пощадимъ и Его, если Онъ предстанетъ предъ нами.

— Великій Боже! Неужели не доходятъ до слуха Твоего эти дерзновенныя слова? Неужели Ты дозволишь, чтобы и надъ тобою издѣвались эти безобразныя чудовища? Умоляю Тебя показать намъ Твою силу и власть надъ этими гигантами сравнительно съ нами! Слова эти произносились старикомъ съ такимъ благоговѣніемъ и такою увѣренностію въ могущество Творца міровъ, что и всѣ остальные жители Черкезъ-Кермена начали подымать руки къ небу и просить Бога внять молитвѣ старѣйшаго изъ членовъ ихъ семьи.

— Оставь насъ, глупый старикъ — закричалъ одинъ изъ богатырей, къ которому старикъ вторично бросился на дорогу — или я вынужденъ буду придавить тебя однимъ пальцемъ и лишить тебя навсегда безсмысленной храбрости.

Но старикъ не отставалъ и проклятія съ молитвами сыпались изъ устъ его.

Богатыри ускорили шаги. Старикъ вцѣпился въ ноги дѣвочекъ и требовалъ всеобщей помощи. Народъ воодушевился и въ свою очередь бросился впередъ.

Богатыри остановились.

— Вы ищите смерти, несчастные муравьи, и получите ее — сказали они, сверкнувъ глазами.

— Одно изъ двухъ, или смерть или полная свобода! отвѣчали поселяне — возвратите нашихъ послѣднихъ дочерей!

Слова эти ожесточили чудовищъ и они выпрямились, чтобы однимъ взмахомъ руки сокрушить Черкезъ-Керменцевъ, казавшихся ничтожными козявками. Но прежде чѣмъ поднялись ихъ мощныя руки, послышался ужасный подземный гулъ и ясно послышались слова:

«Проклятые! вы издѣвались надъ Творцомъ; теперь же пусть издѣваются и надъ вами всѣ проходящіе!»

Вслѣдъ затѣмъ раздался громовой ударъ и предъ удивленнымъ народомъ вмѣсто свирѣпыхъ великановъ выдвинулось два каменныхъ гиганта, уныло смотрящихъ на сокрушившее ихъ небо.

Форелія и Фаланга

Тамъ, гдѣ беретъ начало свое Черная рѣчка, сдѣлавшаяся извѣстною въ Крымскую войну, въ давно минувшія времена существовалъ обширный гротъ, ведущій къ подземному озеру, воды котораго были прозрачнѣе хрусталя и настолько освѣжительны, что сидѣвшій около нихъ засыпалъ съ невыразимымъ наслажденіемъ.

При этомъ тѣ изъ спящихъ, которые извѣстны были за добродѣтельныхъ, нерѣдко удостаивались видѣть въ сновидѣніяхъ какую-то старушку въ бѣлой мантіи, которая заботливо справлялась объ ихъ нуждахъ и, къ крайнему изумленію стороннихъ лицъ, удовлетворяла ихъ желанія.

Невдали отъ этого чуднаго озера существовалъ обширный замокъ съ крѣпостію, въ которомъ обиталъ гордый повелитель всей этой округи, никогда не удостаивавшій поселянъ отвѣтомъ на ихъ привѣтствіе.

« Неужели онъ не понимаетъ — говорили бѣдняки — что мы привѣтствуемъ его во имя заповѣди Спасителя нашего?»

Доходили ли эти слова до архонта или нѣтъ, неизвѣстно, но только онъ не обращалъ вниманія даже и тогда, когда подобныя замѣчанія произносились довольно громко съ разсчитанною цѣлью уязвить неумѣстную гордость.

У богатаго человѣка этого было двое дѣтей такихъ точныхъ какъ и онъ. Старшаго сына звали Фаланга, а дочь Фореліею. Насколько первый былъ безобразенъ и жестокъ, настолько была красива, но нелюдима послѣдняя. Любимымъ занятіемъ Фаланги было уничтоженіе насѣкомыхъ. Съ этою цѣлью онъ съ ранняго утра до поздняго вечера бродилъ по лѣсамъ, садамъ и степямъ и убивалъ огромное множество самыхъ невинныхъ и безвредныхъ тварей, которыя безъ сомнѣнія созданы были Богомъ не для того, чтобы одинъ человѣкъ, безъ всякой надобности, сокрушалъ ихъ жизнь; что касается Фореліи, то она безпрестанно уходила въ гроты или густо заросшія лѣсныя чащи, что бы не видѣть около себя людей и не слышать ихъ голоса.

Въ одно время Фаланга, увлеченный своимъ жестокимъ развлеченіемъ, зашелъ такъ далеко въ горы, что началъ изнемогать отъ жажды. Приблизившись къ дровосѣку, онъ попросилъ у него воды.

« Здѣсь никто не носитъ съ собой воды — отвѣчалъ дровосѣкъ — а кто жаждетъ, тотъ самъ спускается къ священному озеру, которое находится въ нѣсколькихъ десяткахъ шагахъ.

— А какъ пройти къ нему?

— Иди вонъ до той пещеры.

Молодой человѣкъ быстро зашагалъ. Нѣсколько минутъ спустя онъ съ жадностію глоталъ отрадную струю воды и съ наслажденіемъ отдыхалъ предъ величественнымъ озеромъ. Высокій сводъ пещеры, таинственный полумракъ и чарующая прохлада начали дѣйствовать на него усыпляющимъ образомъ. Фаланга прикрылъ глаза и заснулъ.

Тѣмъ временемъ съ противоположнаго отверстія пещеры подошла къ озеру Форелія и очарованная прелестью грота, вполнѣ согласующагося съ ея настроеніемъ души, съ сердечнымъ трепетомъ присѣла и начала всматриваться въ зеркальныя воды.

— Какое блаженство! вскрикнула она. Даже въ этой массѣ воды нѣтъ ни одного живаго существа. Вотъ гдѣ бы мнѣ поселиться. Какъ бы я рада была, еслибъ отецъ приказалъ построить у обоихъ входовъ въ эту пещеру желѣзныя двери съ тѣмъ, чтобы никого не впускать сюда.

Я непременно потребую этого отъ него и вполнѣ буду наслаждаться жнзнею.

Задумавшись надъ этимъ образомъ жизни, молодая дѣвушка начала чувствовать непреодолимое желаніе заснуть и вѣки ея закрылись.

Въ это время могущественная фея предстала въ сновидѣніи предъ Фалангомъ и съ свойственною ей милостію спросила у молодаго человѣка, въ чемъ онъ нуждается и чѣмъ болѣе интересуется?

— А ты кто такая, что осмѣливаешься мнѣ дѣлать такіе вопросы? спросилъ онъ.

— Я хозяйка этого грота и властна надъ людьми и животными.

— Ну, такими правами и я обладаю. Вотъ еслибъ ты могла бы сдѣлать такъ, чтобы я сидя на одномъ мѣстѣ уничтожалъ ненавистныхъ мнѣ насѣкомыхъ — я призналъ бы въ тебѣ чудотворную силу.

— Для чего ты желаешь, сынъ мой, этого? каждое мелкое насѣкомое есть созданіе Бога, который любуется ихъ жизнію и заставляетъ ихъ содѣйствовать его великимъ законамъ для общаго блага міра.

— Если Богу они нравятся, то я нахожу ихъ лишними на землѣ. А тебѣ я думаю извѣстно, что люди должны повелѣвать землею.

— Вы, молодой человѣкъ, присвоиваешь себѣ божественныя нрава. Берегись, чтобы не поплатиться за такую дерзость.

— Ужъ не ты ли, старая вѣдьма, отмстишь мнѣ? спросилъ онъ, засмѣявшись.

— Да, я, ты угадалъ. Я давно уже возмущаюсь твоими жестокими поступками и безъ терпѣнія ожидала, чтобы ты зашелъ въ мою обитель, гдѣ я властна поступать со всѣми по своему желанію.

При этихъ грозныхъ словахъ Фаланга сдѣлалъ усиліе проснуться, чтобы убѣжать, но фея, дунувъ ему въ лицо, произнесла:

— Повелѣваю тебѣ, ничтожный человѣкъ, превратиться въ самое безобразное изъ всѣхъ насѣкомыхъ и скрываться отъ всѣхъ, какъ дѣлаютъ это преступники, но чтобы ты не умеръ отъ голода, то я предоставляю тебѣ право за часъ до смерти полакомиться сокомъ тѣхъ насѣкомыхъ, на которыхъ ты до настоящаго времени смотрѣлъ съ такимъ отвращеніемъ. Прочь изъ глазъ моихъ, варваръ!

Только что произнесены были эти слова, молодой человѣкъ обратился въ махнатаго паука и выбѣжалъ изъ подземелья.

Фея приблизилась къ Форели и нѣжно спросила довольна-ли она ея гротомъ?

— Очень, но только тогда, когда ты не дерзнешь называть его своимъ въ моемъ присутствіи. Гротъ этотъ на землѣ моего отца, а то, что я потребую отъ него, то будетъ моимъ.

— Неужели ты изгонишь меня отсюда, если отецъ тебѣ подаритъ эту пещеру?

— Я уже постановила не впускать сюда никого.

— Но ты этимъ лишишь милостей многихъ бѣдныхъ и несчастныхъ людей, которымъ я властна помогать только здѣсь?

— Большая мнѣ нужда думать о другихъ. Я только думаю о своемъ удовольствіи.

— Въ такомъ случаѣ мы помиримся съ тобою — отвѣчала Фея — я не допущу тебя до того, чтобы лишить добрыхъ людей моихъ милостей, но исполню и твое желаніе жить въ этомъ гротѣ самовластно. Приказываю тебѣ превратиться въ красивую рыбу въ этомъ озерѣ и жить одинокою до старости въ самыхъ глубокихъ расщелинахъ его.

Приказанія старушки въ ту же минуту исполнились. Съ того времени народъ началъ паука называть Фалангою, а пеструю рыбку, плавающую въ хрустальномъ озерѣ — Форелью.

Плачущій камень¹⁹

У подножья Байдарскихъ воротъ, извѣстныхъ въ Крыму величественнымъ видомъ на море и разнообразные скалистые выступы Яйлынскаго хребта, — до настоящаго времени существуетъ маленькое селеніе Мухалатка, а за нимъ урочище Кастропуло, сохранившее слѣды нѣкогда бывшаго христіанскаго поселенія съ крѣпостнымъ замкомъ, воздвигнутымъ надъ высокимъ отвѣснымъ берегомъ моря, вслѣдствіе чего вѣроятно и называлось Кастропуло т. е. крѣпосцою.

Урочище это, изрѣзанное глубокими оврагами и выдвинувшими черными шиферными буграми, носитъ отпечатокъ страшной дѣятельности вулканическихъ силъ: кругомъ покоятся развалины огромныхъ известковыхъ горъ въ видѣ округленныхъ массъ, какъ будто предназначенныхъ въ боевые снаряды противъ злыхъ шайтановъ.

Такая величественная картина величавой дѣятельности огненныхъ силъ между моремъ и громадными сѣрыми отвѣсами Яйлы, производитъ ужасающее впечатлѣніе на непривычный глазъ. Даже туземцы не равнодушно пробираются по тропинкамъ этой мѣстности, въ особенности въ осенніе и весенніе вѣтрянные дни, когда ураганы заставляютъ трещать и ломаться вѣковыя деревья.

Относительно причинъ, вызывающихъ эти страшныя бури, у мѣстныхъ поселянъ придумано было, какъ бы въ назиданіе или утѣшеніе людямъ, множество легендъ, которыя передавались старухами даже въ мое дѣтство въ Кикенеизѣ и Алупкѣ; но теперь онѣ или совершенно забыты или признаны за безсмысленныя сказки людьми, заинтересованными матеріальными благами.

Мнѣ помнится только, что бури эти, по ихъ мнѣнію, ежегодно въ урочные дни отправляла природа какъ тризну на память преждевременно погибшихъ благодѣтелей человѣческаго рода; но къ сожалѣнію я не могу припомнить всѣхъ подробностей этихъ поэтическихъ эпосовъ, исполненныхъ игривой фантазіи впечатлительной натуры древняго грека.

Въ памяти моей сохранилось преданіе о черномъ камнѣ, лежавшемъ невдали отъ тропинки, ведущей изъ Кастропуло въ Мухалатку и то только потому, что мнѣ лично прошлось ночью слышать какіе-то неясные звуки, походящіе на непрерывные и протяжные стоны умирающаго человѣка²⁰. Стоны эти, по словамъ туземцевъ, раздаются искони въ извѣстный часъ безлунной ночи, вслѣдствіе чего камень этотъ названъ камнемъ стоновъ или плачущимъ. Но такъ какъ первобытному жителю этой мѣстности необходимо было объяснить дѣтямъ причины такого непонятнаго явленія, то надо было создать назидательную повѣсть, въ которой проявилось бы вліяніе карающей руки Провидѣнія за преступныя дѣянія.

Легенда эта по-видимому отнесена къ временамъ архіепископства на южномъ берегу Св. Іоанна Готѳскаго, потому что начинается слѣдующимъ образомъ:

«Въ то блаженное время, когда между нами постоянно находился святой митрополитъ, когда онъ освящалъ своими босыми ногами наши тропинки, соединяющія одно селеніе съ другимъ; когда онъ своеручно окроплялъ наши хижины святою водою и вносилъ въ нихъ священные запасные дары, — одна изъ злыхъ женщинъ, которую святитель постоянно обличалъ въ безнравственно-преступныхъ поступкахъ, рѣшилась избавиться отъ него навсегда. Для достиженія задуманнаго она, узнавъ, что митрополитъ нерѣдко проходитъ по ночамъ изъ Мухалатки на Ай-тодоръ, въ одну темную ночь засѣла около тропинки подъ кустомъ съ дубиною въ рукахъ. Цѣль ея была поразить митрополита внезапнымъ ударомъ по головѣ.

Угодникъ Божій, не подозрѣвая подобнаго замысла, по обыкновенію шелъ медленнымъ шагомъ по извѣстной ему дорожкѣ, но какъ только поравнялся съ кустомъ получилъ сильный ударъ въ плечо.

«Ай, да окаменѣешь злодѣй! невольно вырвалось у него съ языка — и онъ упалъ на землю, лишившись чувствъ.

На слѣдующій день жители ближняго селенія перенося архипастыря къ себѣ, замѣтили за кустомъ большой почернѣвшій камень, котораго здѣсь не было раньше. Откуда и какимъ образомъ онъ появился? вопрошали они другъ друга, но впослѣдствіи, когда святитель разсказалъ о происшедшемъ и народъ догадался, кто могъ совершить такое коварное посягательство на жизнь святаго старца, всѣ единогласно предали виновницу анаѳемѣ съ тѣмъ, чтобы прахъ ея никогда не подвергся тлѣнію и чтобы непрерывными стонами напоминалъ прохожимъ о страшномъ злодѣяніи.

Съ той поры камень этотъ въ урочный часъ мрачной ночи начинаетъ свою скорбную пѣснь, которая по мнѣнію разскащицы, прекратится только тогда, когда настанетъ день страшнаго суда и когда грѣшный духъ блудницы повергнутъ будетъ въ пламень ада.

Огузъ-оглу (Сынъ-вола)

Подъ этимъ названіемъ существуетъ и теперь въ Евпаторійскомъ уѣздѣ небольшое татарское поселеніе, расположенное въ 4-хъ верстахъ отъ морскаго берега. За нѣсколько лѣтъ до Крымской войны я посѣтилъ его, въ качествѣ охотника, въ полномъ убѣжденіи, что нигдѣ на Крымскомъ полуостровѣ не представляется такого изобилія дичи. И дѣйствительно я не обманулся въ предположеніяхъ. Вся почти Огузъ-оглинская степь покрыта была стадами дрохвъ, стрепетовъ и лежней, а на прибрежьи тысячами плавали лебеди, пеликаны, гуси, гагары, утки и множество другихъ морскихъ птицъ.

Пораженный такимъ необыкновеннымъ сборищемъ пернатыхъ жильцовъ, я началъ допрашивать проводника: отчего именно здѣсь, а не въ другой мѣстности, сосредоточивается такая масса птицъ?

— Объ этомъ наши старики разсказываютъ различно — отвѣчалъ онъ. — По предположенію однихъ оттого, что предки наши обязаны были клятвою никогда не ловить и не убивать птицъ небесныхъ: по другимъ же онѣ обитаютъ здѣсь только потому, что безъ малѣйшаго препятствія разводятся на островѣ, къ которому никогда не приближался человѣкъ.

— Гдѣ же этотъ островъ?

— Онъ находится въ полуверстѣ отъ берега и надо полагать переполненъ птичьими гнѣздами.

Вскорѣ мы подошли къ морю, берегъ котораго заваленъ былъ массами разнообразныхъ раковинъ, въ виду котораго разстилался сѣрою полосою небольшой островъ. Онъ буквально покрытъ былъ милліонами морскихъ птицъ.

— Ты мнѣ говорилъ — сказалъ я проводнику — что предки твои обязаны были клятвою никогда не ловить и не убивать птицъ небесныхъ. Не извѣстно ли тебѣ, что понудило ихъ къ этой клятвѣ?

— Мнѣ разсказывали въ дѣтствѣ, что на это мѣсто первыми поселенцами явились неизвѣстно откуда какія-то вооруженныя дѣвицы. Проживъ нѣсколько мѣсяцевъ, они подверглись нападенію со стороны дикарей, пришедшихъ изъ лѣсовъ съ цѣлью захватить ихъ живыми. Послѣ отчаянной и продолжительной борьбы, бѣдняжки заявили царицѣ своей, что не въ состояніи будутъ долго защищаться.

«Въ такомъ случаѣ намъ придется, — отвѣчала она — или умереть, или предаться въ неволю.

— Въ крайности мы всѣ бросимся въ море — сказали дѣвицы.

— Отлично. Я первая покажу вамъ дорогу, какъ мать-царица.

На слѣдующій день возобновилась битва съ такимъ ожесточеніемъ со стороны обитателей лѣсовъ, что дѣвицы вынуждены были броситься въ морскія волны; но въ то время, когда каждая изъ нихъ мечтала о смерти, предъ ними приподнялась земля и образовался островъ съ безчисленнымъ множествомъ раковинъ. Такимъ образомъ Аллахъ избавилъ ихъ и отъ смерти и неволи.

Неожиданность эта изумила дикарей, но такъ какъ они не могли понять, что подобное чудо совершается только Богомъ, то и положились пробраться на островъ, гдѣ удобнѣе было переловить ихъ всѣхъ живыми. Для достиженія цѣли начальникъ распорядился, чтобы воины его доставили лѣсной матеріалъ, съ котораго связаны были плоты и спущены на воду. На нихъ помѣстились отважные воины и высадились безпрепятственно на островъ. Затѣмъ, по мановенію руки предводителя, бросились на беззащитныхъ женщинъ. Но прежде, чѣмъ имъ удалось добѣжать до нихъ, съ острова поднялась на воздухъ стая разнообразныхъ птицъ, исчезнувшихъ въ степной дали. На этотъ разъ Господь окончательно спасъ благочестивыхъ женщинъ отъ злодѣевъ. Вотъ почему наши предки предполагали, что птицы, населяющія ихъ степи, есть тѣ самыя дѣвицы, которыя повелѣніемъ Аллаха приняли этотъ видъ—и но ихъ мнѣнію убить одну изъ нихъ равнялось убійству человѣка. Къ счастію убѣжденіе это въ наше время многимъ кажется не вѣроятнымъ, но при всемъ томъ не найдется въ деревнѣ нашей ни одного пожилаго человѣка, который позволилъ бы себѣ застрѣлить птицу.» Къ вечеру мы возвратились въ деревню съ цѣлымъ возомъ дичи, которую никто изъ туземцевъ не захотѣлъ ни приготовлять, пн укладывать для отправки въ Евпаторію. Такое упорное суевѣріе заставило меня отказаться отъ дальнѣйшаго пребыванія въ этой мѣстности. Слухъ объ отъѣздѣ моемъ невидимому очень понравился старикамъ, потому что они не замедлили явиться ко мнѣ для пожеланія счастливаго пути. Понятно, что я пустился съ нѣкоторыми изъ нихъ въ разговоры о житьѣ-бытьѣ на этомъ отдаленномъ отъ городовъ прибережьи и какъ-то случайно спросилъ: почему поселеніе ихъ носитъ названіе Сынъ-вола?

Старики съ улыбкою переглянулись и навѣрно скрыли бы отъ меня истину, еслибъ я ограничился ихъ уклончивыми отвѣтами. Но такъ какъ я съумѣлъ затронуть ихъ честолюбіе, то вотъ что сообщилъ мнѣ одинъ изъ нихъ по этому поводу.

«Въ давноминувшія времена здѣсь было обширное поселеніе, которому обитатели не могли придумать приличнаго названія. Споры ихъ не рѣдко доходили до брани и все таки не рѣшали дѣла. Какъ вдругъ одному изъ самыхъ бѣднѣйшихъ поселянъ удалось открыть въ землѣ полный кувшинъ золотыхъ монетъ, которыя по общему мнѣнію охранялись злымъ духомъ, въ образѣ быка. Всѣ были рады счастію бѣдняка, за исключеніемъ мѣстнаго муллы, который день и ночь обдумывалъ, какимъ бы образомъ отобрать въ пользу свою эту находку.

Думалъ, думалъ и придумалъ явиться къ счастливцу въ качествѣ хозяина золота. Но какъ сдѣлать? Алчный духовникъ рѣшается зарѣзать вола и облечься въ его шкуру на голое тѣло. При помощи жены и дочерей все было отлично исполнено. Шкура туго облекла его станъ, роги держались какъ слѣдовало. И вотъ ровно въ полночь мулла входитъ въ хижину бѣдняка и начинаетъ требовать кувшинъ съ золотыми монетами.

— Какъ ты осмѣлился, несчастный, похитить мое достояніе? закричалъ онъ — да я сотру твое тѣло въ золу, а душу снесу въ центръ ада. Сейчасъ возврати мою собственность!

Несчастный поселянинъ въ полной увѣренности, что предъ нимъ явился тотъ самый духъ, который по народному предположенію, въ образѣ вола, охранялъ найденное имъ золото, растерялся до такой степени, что поспѣшилъ выставить кувшинъ съ сокровищемъ съ тѣмъ, чтобы поскорѣе избавиться отъ чудовища. Что же вышло потомъ? Мулла бѣгомъ возвратился домой, скрылъ золото и хотѣлъ было сбросить съ плечь воловью шкуру. Но увы она такъ плотно приросла къ его тѣлу, что всѣ усилія остались напрасными. Несчастный въ иступленіи бѣгалъ по деревнѣ, проклиная свою алчность и безуміе. Всѣ громко издѣвались надъ нимъ и каждый предлагалъ по своему разуму средство избавиться отъ тяжкой и безобразной ноши. Но когда всѣ совѣты оказались хороши только на словахъ, мулла порѣшилъ прожить въ воловьей шкурѣ до конца своей жизни. Когда же иноземцу приходилось допрашивать у него о такомъ небываломъ чудѣ, онъ отвѣчалъ:

— Во всемъ этомъ нѣтъ ничего удивительнаго: мой отецъ былъ волъ и я сынъ-вола.

Этимъ отвѣтомъ онъ присвоилъ безъименному селенію нашему названіе Огузь-оглу (т. е. Сынъ-вола), которымъ оно и называется до настоящаго времени.

Фіялка и гвоздика

Какіе изъ дикихъ цвѣтовъ могутъ сравняться запахомъ съ дикою фіялкой и садовой гвоздикою? Туземцы Крыма говорятъ, что никогда не было и не будетъ запаха пріятнѣе этихъ цвѣтовъ; что ароматъ ихъ даетъ понятіе о красотѣ, блаженствѣ и прелести загробной жизни.

«Еслибъ не было этихъ восхитительныхъ цвѣтовъ — говорила мнѣ одна молодая гречанка — я быть можетъ не чувствовала бы той привязанности къ жизни, которая оживляетъ меня. Когда я вдыхаю въ себя запахъ фіялки, мнѣ представляется міръ неизъяснимымъ торжествомъ, въ сіяніи неизъяснимаго блаженства; когда же мнѣ подаютъ букетъ махровыхъ гвоздикъ, я погружаюсь въ какое-то упоительное безпредѣльное наслажденіе, которое не въ состояніи выразить нашъ грубый языкъ. Говорятъ, что чувство это не можетъ сравняться даже съ первымъ поцѣлуемъ той особы, которая любима всѣми силами души».

Армянки и татарки съ особеннымъ удовольствіемъ воспитываютъ эти нѣжныя растенія передъ окнами своихъ жилищъ и по цѣлымъ иногда часамъ всматриваются въ ихъ бархатные лепестки. Преклоняясь къ нимъ, чтобы вдохнуть живительный ароматъ, онѣ тихо вздыхаютъ; но о чемъ? О чемъ-то восхитительномъ, о чемъ-то, чего не существуетъ въ мірѣ, о чемъ-то такомъ, которое могло бы вѣчно восхищать душу и сердце. Бѣдныя дѣвушки! напрасны ваши вздохи, потому что нѣтъ въ мірѣ ни единаго разумнаго существа, которое и сегодня и завтра могло бы услаждать васъ такимъ отраднымъ чувствомъ, которое доставляетъ вамъ обоняніе очаровательной фіялки или безподобной гвоздики.

Для кого и какимъ образомъ создались эти восхитительные цвѣты? Неужели для животныхъ, которыя безпощадно обходятся съ растеніями? Этого не можетъ быть. Ясно, что фіялка и гвоздика созданы не подъ вліяніемъ одной потребности насытить теленка или голодную лошадь.

Подобныя идеи по-видимому зарождались очень часто въ головкахъ любительницъ цвѣтовъ и послужили основаніемъ старухамъ придумать подходящую легенду. Вотъ содержаніе ея:

«Въ одномъ дворѣ жили двѣ дѣвицы одного возраста, смуглыя отъ природы. Онѣ никого не могли прельстить своею наружностію, но всѣ, кто зналъ ихъ, считали ихъ за два добродѣтельнѣйшихъ ангела. Весь день онѣ проводили въ трудахъ, содѣйствуя безсильнымъ или слѣпымъ одинокимъ старушкамъ въ мытьѣ бѣлья и приготовленіи пищи. Покончивъ это, онѣ отправлялись на ночь къ больнымъ и употребляли всевозможныя усилія забавлять ихъ и дѣлать угодное.

Но такъ какъ не всегда этимъ добрымъ дѣвушкамъ приходилось подымать съ постели больныхъ, то онѣ повергались въ уныніе и не рѣдко проливали слезы въ сознаніи своего безсилія.

— «Ахъ, Фіялка — говорила одна подруга другой — еслибъ мнѣ пришлось бы найти на нашихъ лугахъ такой ароматичный цвѣтокъ, запахъ котораго превосходилъ бы всѣ существующіе ароматы, я была бы увѣрена, что многіе изъ молодыхъ больныхъ нашихъ не умирали бы. Охъ, какъ печально закрывать на вѣки глаза начинающимъ жить!

— Мнѣ также не рѣдко приходила эта мысль — отвѣчала Фіялка. И въ самомъ дѣлѣ, что можетъ быть пріятнѣе для человѣка, когда онъ дышетъ чѣмъ-то такимъ, которое съ упоеніемъ проникаетъ въ его душу и тѣло. Я тѣхъ же убѣжденій, что еслибъ намъ удалось найти цвѣтокъ съ очаровательнымъ запахомъ, мы спасли бы многихъ отъ преждевременной смерти. Знаешь что, Гвоздика, пойдемъ когда-нибудь въ нашъ лѣсной гротъ и попросимъ отъ чистаго сердца добрыхъ духовъ, чтобы они указали намъ, гдѣ ростутъ такіе прелестные цвѣты?

— Я послѣдую за тобою не только въ гротъ, но и повсюду, куда ты меня позовешь. А помнишь ли ты, что въ гротъ съ просьбами ходятъ только однажды въ годъ и именно тогда, когда день и ночь уравниваются.

— Помню, помню, моя дорогая Гвоздика, а такъ какъ до этого времени не приходится долго ожидать, то мы начнемъ заранѣе молить Бога, чтобы онъ посодѣйствовалъ намъ въ благихъ намѣреніяхъ.

Нѣсколько недѣль спустя наступилъ ожидаемый подругами день. Пробудившись съ разсвѣтомъ, онѣ тщательно омылись и, надѣвъ чистое бѣлье стали на молитву, которую не прерывали до той минуты, пока не наступило время идти въ волшебный гротъ. Тихая ночь и яркое сіяніе небесныхъ звѣздъ служили неразлучнымъ подругамъ единственными проводниками къ мѣсту, куда не рѣшались подступать храбрѣйшіе изъ молодыхъ людей. Безъ малѣйшаго страха онѣ вступили въ мрачную пещеру и поверглись на колѣни.

Ровно въ полночь, предъ Фіялкою и Гвоздикою, въ свѣтломъ сіяніи, предстала въ величественной красотѣ молодая женщина и, возложивъ на головы ихъ свои прелестныя руки, сказала тихимъ очаровательнымъ голосомъ:

— Милыя дѣти, ваши добрыя желанія приняты мною съ удовольствіемъ и будутъ исполнены съ наслажденіемъ. Обѣщаю вамъ обѣимъ, что тамъ, гдѣ вы наступите ногою, будутъ появляться пахучія травы, а тамъ гдѣ вы присядете, выростутъ два различные цвѣтка съ самыми упоительными запахами, за которыми навсегда сохранятся ваши имена.

Лишь только замерли эти слова, въ гротѣ по прежнему стало мрачно и темно. Обрадованныя подруги возвратились домой и съ той поры у всѣхъ призираемыхъ ими больныхъ комнаты наполнялись чудесными ароматами какихъ-то никому не знакомыхъ цвѣтовъ, которые названы были Фіялками и Гвоздиками.

Инкерманская пещера

Въ рукописныхъ запискахъ дѣда моего, по отцу, отмѣчены въ кратцѣ очень многіе полусказочные разсказы, выслушанные имъ въ деревнѣ Варнутка въ началѣ нашего столѣтія отъ туземцевъ, которые какъ извѣстно, послѣ первой эмиграціи грековъ и армянъ въ 1778—79 годахъ, не желая разставаться съ родиною, объявили себя прозелитами ислама и оставались здѣсь до Крымской компаніи, а затѣмъ все таки, какъ бы по волѣ Провидѣнія, должны были выселиться съ этой мѣстности въ Турцію. Варнутка находится невдали отъ Балаклавы, Инкермана и Херсонеса, т. е. такихъ историческихъ мѣстъ нѣкогда славной Тавриды, которыя представляли тысячи замѣчательныхъ явленій и событій и не смотря на всѣ перевороты, должны были сложиться въ эпосы и полумиѳическія преданія и перейти къ самымъ отдаленнымъ поколѣніямъ. Это такъ и случилось, судя по имѣющимся у насъ запискамъ, изъ которыхъ мы составили три эпохи Херсонеса, стараясь по возможности придерживаться исторической правды и избѣгать крайнихъ вымысловъ воображенія. При этомъ мы конечно сожалѣемъ, что не можемъ въ настоящее время дополнить эти навсегда утраченныя преданія, которыя не смотря на полнѣйшую наружную миѳичность, содержатъ такъ много намековъ на совершившіяся событія, что каждый знакомый съ исторіею древней Таврики, безъ затрудненія пойметъ, которые изъ нихъ заслуживаютъ вниманія или могутъ быть примѣнимы къ совершившимся фактамъ.

Въ настоящемъ сборникѣ нашемъ мы исключительно приводимъ миѳы нравственнаго содержанія съ цѣлью показать, насколько и какимъ способомъ древніе обитатели Крыма вліяли на развитіе молодаго поколѣнія, а потому, оставляя въ сторонѣ тѣ изъ легендъ, въ которыхъ проглядываетъ историческое сходство, передадимъ двѣ, три изъ существовавшихъ въ устахъ Варнутскихъ прозелитовъ, которые сохраняли ихъ въ памяти, пока свѣжо было убѣжденіе о происхожденіи своемъ отъ первобытныхъ христіанъ.

«Инкерманъ первоначально былъ необитаемая никѣмъ мѣстность. Его скалы и долина покрыты были ужасной величины деревьями, между которыми бродили чудовищные звѣри и страшной длины змѣи, выползающій изъ Кады-лиманскаго²¹ залива, чтобы отдохнуть и погрѣться на землѣ. Въ такую ужасную трущобу естественно не дерзалъ проникнуть ни единый человѣкъ. Тѣмъ временемъ въ Кады-лиманъ прибылъ изъ святыхъ мѣстъ одинъ изъ праведныхъ людей, высокочтимыхъ всѣми пророками, съ тѣмъ, чтобы заявить обитателямъ Крыма, что Богъ ниспослалъ на землю новый законъ и требуетъ, чтобы всѣ чтущіе Его имя прислали въ священный Хутлу-шерифъ²² способныхъ людей для изученія всего непонятнаго и полученія точныхъ снимковъ съ заповѣдей. Лишь только узнали объ этомъ жиды, которые всегда враждовали противъ всѣхъ пророковъ Божьихъ и убивали ихъ изъ боязни, чтобы отъ нихъ не сокрушилась ихъ черная вѣра, начали собираться въ домахъ и совѣтоваться, какія принять мѣры, чтобы народъ не повѣрилъ вѣстнику и не выслалъ бы избраннаго изъ среды своей въ Хутлу-шерифъ. Но пока они совѣщались, одинъ изъ Кады-лиманскихъ афузовъ²³, заинтересованный разсказами о пророкахъ, не говоря никому ничего, рѣшился самъ съѣздить въ Хутлу-Шерифъ и собственными глазами убѣдиться въ разсказахъ вѣстника. Многое видѣлъ, слышалъ и изучилъ этотъ мудрый юноша, которому Аллахъ въ награду даровалъ сѣдую бороду въ знакъ благоволенія и внушенія вѣры къ словамъ его. Съ этимъ божественнымъ отличіемъ Саміанъ-афузъ возвратился въ отечественный городъ свой, но прежде чѣмъ онъ дошелъ до материнскаго дома, жиды, узнавшіе по бородѣ его, что онъ освятился обществомъ святыхъ посланниковъ, преградили ему дорогу и потребовали подъ угрозою смертной казни немедленно удалиться изъ города и никогда не смѣть вступать въ него. Саміанъ началъ просить взглянуть на мать и потомъ уже исполнить ихъ приказаніе, но злые люди, боясь, чтобы святость свою онъ не передалъ прикосновеніемъ руки или устъ другимъ, не отступили отъ постановленія своего и начали изгонять его палками и камнями, какъ зараженнаго чумою.

Саміанъ не смѣлъ сопротивляться.

— Куда же я долженъ идти? спросилъ онъ.

— Иди въ трущобу Инкермана и горе тебѣ, если ты осмѣлишься выглянуть оттуда. Мы не пощадимъ и мать твою.

Афузъ взглянулъ на небо и, сопровождаемый толпою жидовъ, направился къ указанному ему мѣсту жительства.

Сопровождавшіе его не иначе возвратились домой, пока убѣдились, что онъ вступилъ въ мрачный лѣсъ, переполненный страшными звѣрями, откуда обыкновенно не возвращался никто, случайно даже зашедшій туда.

Что стало затѣмъ съ молодымъ человѣкомъ съ сѣдою бородою — никто не могъ узнать. Жиды вполнѣ были убѣждены, что онъ съѣденъ былъ чудовищами; но въ дѣйствительности ни одинъ звѣрь не дерзнулъ прикоснуться къ любимцу святыхъ пророковъ, который, избравъ для жительства своего одну изъ естественныхъ пещеръ, началъ искуственнымъ образомъ расширять ее, чтобы получше укрыться отъ непогодъ.

Нѣсколько недѣль спустя у мѣстнаго паши или главнаго начальника города заболѣлъ единственный сынъ и всѣ врачи опредѣлили ему неминуемую смерть. Отецъ и мать обратились къ Богу. Богъ научилъ ихъ въ сновидѣніи поискать въ Инкерманѣ юношу съ бѣлою бородою, которому предоставлено право излечивать и воскрешать мертвыхъ. Паша нашелъ его только тогда, когда дорогой мальчикъ умеръ. Но это не послужило препятствіемъ афузу воскресить умершаго и прославиться настолько, что всѣ горожане начали обращаться къ нему какъ святому²⁴. Узнавъ объ этомъ чудѣ, жиды начали рвать себѣ бороды и песики и поклялись сокрушить избранника какъ-нибудь ловкимъ образомъ. Съ этою цѣлью они выманили его на городскую площать и предали позорнымъ насмѣшкамъ.

— Если ты сдѣлалъ это чудо по волѣ Бога — говорили они — то ты властенъ сдѣлать его и надъ собою. Войди въ известковую печь и докажи намъ, что твой Богъ предохранитъ тебя отъ огня²⁵.

Афузъ взглянулъ на небо и молча вступилъ въ огненную печь, откуда вышелъ совершенно невредимымъ. Всѣ изумились, но жиды начали кричать, что онъ чародѣй и колдунъ, подлежащій казни.

Съ этого времени эти злобные люди подсылали къ Саміану убійцъ, но ни одинъ изъ нихъ не возвращался обратно съ ожидаемою вѣстью. Жидамъ казалось, что подсылаемые преждевременно дѣлались жертвою Инкерманскихъ чудовищъ, по они ошибались, потому что безбожные разбойники какъ только подходили къ святому, то предавались ему раболѣпно и оставались служить ему. Вновь посылаемые дѣлали тоже самое и такимъ образомъ вскорѣ около афуза образовалось въ скалахъ довольно обширное поселеніе храбрыхъ людей.

Когда это стало извѣстно всѣмъ, жиды заявили мѣстному пашѣ, что человѣкъ, воскресившій его сына, образовалъ себѣ шайку разбойниковъ и выжидаетъ удобнаго случая сдѣлать нападеніе на ихъ городъ и завладѣть имъ. Паша, увѣренный ими въ такой небылицѣ, испугался и рѣшился принять надлежащія мѣры, но жиды не довольствовались этимъ и настаивали на посылкѣ войска въ Инкерманъ.

Не ожидая подобнаго образа дѣйствій, Саміанъ стоялъ на молитвѣ въ то время, когда приближались къ нему вооруженные люди. Правѣдникъ настолько былъ увѣренъ въ заступничествѣ Бога, что продолжалъ молиться. И дѣйствительно благодаря тому, что онъ не оглянулся даже, враги были ослѣплены и, нигдѣ не нашедъ его, возвратились безъ всякаго успѣха.

— Этотъ чародѣй — кричали жиды — навѣрно пустилъ въ глаза твоимъ воинамъ пыль, потому что мы знаемъ навѣрно, что онъ живетъ въ Инкерманѣ. Если же ты не вѣришь намъ, паша, то потрудись самъ съѣздить на противоположную гору, откуда мы тебѣ укажемъ на злодѣя и его шайку.

Паша повиновался злымъ людямъ и ужасно разсердился на воиновъ своихъ. Въ тотъ же день посланы были другіе палачи съ приказаніемъ обезглавить правѣдника и тѣло его бросить въ нѣдра морскія.

На этотъ разъ Саміанъ къ несчастію спалъ крѣпкимъ сномъ и не могъ призвать къ себѣ на помощь Бога. Злодѣи обезглавили его однимъ взмахомъ сабли и согласно приказанію начальника бросили въ море съ камнемъ, привязаннымъ къ поясницѣ, но лишь только тѣло достигло дна, морскія воды быстро отодвинулись назадъ и обнаружили предъ жителями преступленіе²⁶. Всѣ начали роптать и когда дознано было, что праведникъ погибъ по проискамъ жидовъ, то горожане взбунтовались и до того времени не успокоились, пока не утопили всѣхъ евреевъ съ ихъ женами и дѣтьми. Тогда только тѣло праведнаго афуза перенеслось само собою въ Инкерманскую обитель и оставалось тамъ совершенно цѣлымъ до того времени, пока русскіе вступили въ Крымъ въ качествѣ хозяевъ. Говорятъ что тѣло Саміана скрылось во внутренность скалы и вновь появится, когда вновь воцарятся въ Крыму мусульмане.

Легенда эта напоминаетъ намъ разсказъ московскаго священника Іакова, бывшаго въ Инкерманѣ въ первой трети 17 столѣтія и своеручно омывшаго мощи святаго, который въ сновидѣніи сказалъ ему: «помышляете вы, о други мои, взять мощи мои на Русь, я же хочу по прежнему учинить здѣсь Русь, а имя мнѣ и память мнѣ бываетъ въ Семеновъ день»²⁷.

Каламита

Всѣ почти древніе географы свидѣтельствуютъ, что въ Тавридѣ существовалъ нѣкогда городъ подъ этимъ названіемъ, а нѣкоторые средневѣковые писатели указывали даже на картахъ положеніе его между Бахчисараемъ и берегомъ моря по изометрической линіи; но на этомъ пространствѣ сколько намъ извѣстно до настоящаго времени не открыто никакихъ слѣдовъ поселенія. Обстоятельство это заставляетъ насъ думать, что города подъ этимъ названіемъ никогда не существовало въ Тавридѣ, но что на ю. з. берегу Крыма и именно между Евпаторіею и Севастополемъ подъ именемъ Каламита или правильнѣе Каломити извѣстенъ былъ выступъ въ море, предъ которымъ находилась удобная стоянка для судовъ. Предположеніе наше во первыхъ оправдывается самымъ названіемъ, означающимъ въ буквальномъ переводѣ «хорошій носъ» и тѣмъ, что на этомъ берегу только у Каламита англо-французская эскадра въ 1854 году нашла полную возможность высадить десантъ со всѣми принадлежностями для многочисленной арміи.

Изъ народныхъ же преданій и легендъ намъ ничего не пришлось узнать, за исключеніемъ нижеслѣдующаго баснословнаго разсказа, кратко записаннаго дѣдомъ нашимъ при одномъ изъ посѣщеній его Варнутки.

«Я заболѣлъ лихорадкой и никакъ не могъ избавиться отъ нея въ продолженіи двухъ съ половиною мѣсяцевъ. Въ Варнуткѣ одинъ изъ стариковъ, хорошо говорящихъ на мѣстномъ греческомъ языкѣ, посовѣтывалъ мнѣ съѣздить на Каломиту и тамъ переночевать хоть одну ночь на открытомъ воздухѣ. Это было по его мнѣнію самое вѣрное средство противъ упорной лихорадки. На вопросъ мой почему онъ предполагаетъ это и чѣмъ заслуживаетъ Каломита такого довѣрія, старикъ разсказалъ мнѣ слѣдующее:

«Тамъ, гдѣ въ наше время Казыклы-Озенъ²⁸ впадаетъ въ Ахтіарскую бухту²⁹, нѣкогда существовалъ обширный мостъ такъ красиво-выстроенный, что многіе нарочно пріѣзжали полюбоваться имъ; но тотъ, кто рѣшался прикоснуться къ нему рукою или ногою, въ тотъ же день получалъ какую-то странную болѣзнь, которая начиналась каждый день въ урочный часъ, сначала холодомъ, а потомъ жаромъ. А такъ какъ этимъ путемъ приходилось очень многимъ ѣздить, то скоро не осталось въ нашей мѣстности ни одного семейства безъ больнаго. Всего страннѣе казалось больнымъ, что не смотря на пустоту желудка, ихъ томила жажда и чѣмъ больше они пили воды, тѣмъ больше хотѣлось. Къ счастію эта непріятная болѣзнь не распространялась на женщинъ, иначе пришлось бы всѣмъ умереть съ голода. Всѣ принятыя мѣры и средства облегчить страждущихъ, оказывались безполезными. Приходилось думать, что народонаселеніе останется безъ посѣвовъ.

Вотъ въ это время въ Каломитскую бухту пришелъ изъ неизвѣстныхъ странъ большой корабль съ различными произведеніями, которыя предлагались купцами въ промѣнъ на мѣстныя произведенія. Когда дошли объ этомъ слухи до нашего селенія, нѣкоторые больные рѣшились съѣздить къ иностраннымъ торговцамъ съ цѣлью запастись кое-какою одеждою и инструментами, необходимыми въ хозяйствѣ. Но корабля не оказалось въ бухтѣ и больные, утомленные продолжительною ѣздою, вынуждены были расположиться на отдыхъ на возвышенномъ мысѣ. Ровно въ полночь одному изъ нихъ послышались изъ подъ земли чьи-то вздохи и рыданія. Заявивъ слышанное товарищамъ, поселяне приложили уши къ землѣ и этимъ способомъ дошли до входа въ пещеру, который былъ заваленъ камнями и землею съ цѣлью скрыть отъ глазъ проходящихъ. Понятно, что больные, заинтересованные судьбою замурованнаго человѣка, сейчасъ же прочистили отверстіе грота и начали ожидать дневнаго свѣта, чтобы проникнуть внутрь пещеры.

На слѣдующій день предъ ними очутилась молоденькая женщина съ крошечнымъ мальчикомъ на рукахъ, которая, увидѣвъ избавителей, начала цѣловать имъ руки и благодарить.

— Кто ты такая и какимъ образомъ очутилась здѣсь? спросили изумленные жители нашей деревни.

— Я младшая сестра семерыхъ ужасныхъ сестеръ, которыя задались мыслею мстить мущинамъ и, сошедшись съ злыми духами, пріобрѣли отъ нихъ искусство заражать воздухъ такими испареніями, отъ которыхъ люди пріобрѣтаютъ мучительныя болѣзни и томятся впродолженіи многихъ мѣсяцевъ. Не довольствуясь тѣмъ, что онѣ навели эту болѣзнь въ своемъ отечествѣ, имъ захотѣлось разнести ее по всему міру и съ этою цѣлью онѣ переселились на корабль, переодѣвшись въ купцовъ. Въ это время мужъ мой былъ въ отсутствіи и я ужасно скорбѣла, что онъ не возвращается домой. Зная мою скорбь, сестры предложили свезти меня къ нему. Я согласилась и только во время плаванія нашего узнала, что эти злыя дѣвушки страшно негодуютъ противъ всѣхъ мущинъ за то, что ни одинъ изъ нихъ не пожелалъ жениться на нихъ. Подслушавъ это, я въ то же время узнала отъ нихъ и секретъ противъ той болѣзни, которую онѣ властны создать. Нѣсколько дней спустя безжалостныя сестры съ злобною улыбкою объявили мнѣ, что я никогда отнынѣ не увижу мужа моего, потому что и онъ принадлежитъ къ числу ненавистныхъ имъ предметовъ.

Я начала умолять ихъ сжалиться надо мною и возвратить домой. — Этого невозможно теперь сдѣлать — отвѣчали онѣ. Мы возвратимся только тогда, когда разнесемъ болѣзнь но всему міру. — Въ такомъ случаѣ — сказала я — вы встрѣтите во мнѣ женщину, которая будетъ сокрушать всѣ ваши надежды. Я знаю секретъ противъ вашей болѣзни.

Слова эти изумили безжалостныхъ сестеръ моихъ и онѣ рѣшились избавиться отъ меня и когда предъ глазами нашими показалась земля, приказали шкиперу войти въ первую бухту. Не подозрѣвая ничего, я сошла на берегъ съ сестрами и расположилась въ палаткѣ. Пока торговалъ шкиперъ, злыя женщины, разузнавъ, чрезъ какую рѣчку переходятъ мѣстные жителя, соорудили на ней большой мостъ и засѣяли низменность вредноносными камышами. Въ мостъ также приказали положить тѣ матеріалы, которые имѣли свойства даже смотрящихъ на него поражать трясучкою. По окончаніи всего этого онѣ возвратились къ мѣсту нашей высадки и лишь только открыли на Каломитѣ подземный гротъ, силою втащили меня въ него и, замуровавъ каменьями и землею, сейчасъ же сѣли на корабль и уѣхали. Вотъ ужъ полгода какъ я томлюсь въ подземельѣ и сегодня приготовилась умереть, такъ какъ потратила весь запасъ пищи.

— Въ чемъ же состоитъ твой секретъ противъ этой ужасной болѣзни? спросили больные — мы тебя примемъ къ себѣ и будемъ содержать на свой счетъ, если ты насъ избавишь отъ этого недуга.

— Я ничего не потребую отъ васъ, кромѣ того, чтобы отправить меня въ Стамбулъ къ мужу моему — сказала добрая женщина. Если вы на это согласитесь, то пришлите сюда корабль и принесите мнѣ большой камень, на которомъ я своеручно начерчу тѣ таинственные знаки, отъ которыхъ сайчасъ исчезнетъ болѣзнь. Пусть всѣ больные пріѣдутъ взглянуть на него, чтобы возвратиться здоровыми.

Условія эти разумѣется приняты были съ благодарностію и на другой день корабль и каменный столбъ ожидали добрую женщину, которая своеручно изобразила на послѣднемъ таинственные знаки. Всѣ больные также находились на лицо и дѣйствительно послѣ перваго взгляда на камень излечились.

Молодая женщина уѣхала. Съ того времени всѣ одержимые лихорадкою начали являться сюда и не смотря даже на то, что чудесный столбъ отъ тяжести скрылся въ землѣ, достаточно побывать около него, чтобы избавиться отъ самой изнурительной лихорадки.

Ахтіяръ

Подъ этимъ названіемъ до настоящаго времени извѣстенъ Крымскимъ татарамъ Севастополь. Одни полагаютъ, что слово это происходитъ отъ Ахъ-яра, т. е. бѣлаго оврага, а другіе думаютъ отъ Эхтіара, что означаетъ въ переводѣ старикъ, престарѣлый. Замѣчательно, что оба эти названія какъ нельзя лучше подходятъ къ этому мѣсту, извѣстному древними развалинами и бѣлыми боками высокихъ холмовъ.

Странно однако, что о блистательномъ Херсонесѣ у туземцевъ Крыма не сохранилось никакихъ преданій, въ видѣ историческихъ разсказовъ. Всѣ усилія наши открыть что-нибудь, напоминающее даже существованіе здѣсь большаго коммерческаго города, положительно ни къ чему не привели. Между тѣмъ сколько намъ извѣстно татаре и теперь на всякую развалину создаютъ разсказъ, послужившій ей гибельнымъ результатомъ.

Не является ли всему причиною изолированное состояніе Херсонеса, отсѣченнаго отъ татарскаго владѣнія длинною севастопольскою бухтою, за которую боялись перешагнуть татаре, не желавшіе имѣть ничего общаго съ тѣми, которые не признавали ихъ преимущества? Если принять во вниманіе, что въ Севастополѣ и въ цвѣтущее время его не обитало ни одного мусульманина, то намъ кажется, что татаре всегда имѣли какое-то непонятное предубѣжденіе къ Трахейскому или Херсонескому полуострову и старались не говорить о немъ ни слова.

Единственный баснословный разсказъ записанъ дѣдомъ моимъ опять въ Варнуткѣ, но мы раньше говорили уже, что поселяне этой деревни исповѣдывали христіанскую религію и безъ сомнѣнія происходили отъ первобытныхъ основателей Херсонеса или туземныхъ тавро-скиѳовъ, имѣвшихъ постоянное сообщеніе между собою если не съ самаго начала появленія иракліотовъ, то послѣ окончательнаго сокрушенія Митридатомъ скиѳскаго владычества въ Тавридѣ. Такимъ образомъ предлагаемый разсказъ все-таки будетъ греческою легендою, отчасти переобразованною татарскимъ вліяніемъ въ продолженіи нѣсколькихъ столѣтій. Вотъ содержаніе ея, въ которомъ ясно смѣшаны всѣ историческія событія Херсонеса, и въ заключеніе выведена мораль.

«Какой-то неизвѣстный царь изъ отдаленныхъ странъ пожелалъ прогуляться по всему міру съ лучшими войсками своими, чтобы прославить себя повсюду и занять такія мѣста, которыя оставались свободными. Пришедъ къ Кадылиманскому заливу, государь этотъ чрезвычайно изумился, что такая красивая и удобная мѣстность остается безъ народонаселенія. Не долго думавши, онъ приказалъ войскамъ своимъ построить нѣсколько десятковъ домовъ и потребовалъ изъ царства своего коммерческихъ людей, которымъ приказалъ поселиться здѣсь. Затѣмъ, оградивъ ихъ городъ башнями и стѣнами, отправился дальше. Десять лѣтъ спустя царь этотъ на обратномъ пути снова зашелъ въ Кады-лиманскій заливъ и чрезвычайно изумился, что основанный имъ городокъ удесятерился и на площадяхъ и пристаняхъ его кишѣли толпы всевозможныхъ націи и въ томъ числѣ жиды. Выразивъ свое удовольствіе, царь назначилъ намѣстника и обѣщалъ покровительствовать и заботиться о процвѣтаніи этого города. Обѣщаніе свое онъ не забывалъ и благодаря этому городъ раздвигался все больше и больше и въ немъ находили безопасный пріютъ всѣ изгнанники и бѣглецы, головы которыхъ были оцѣнены за различныя преступленія. У намѣстника царскаго не было сыновей, но была одна только дочь, которая поражала всѣхъ и красотою и умомъ. Послѣ смерти царя недолго жилъ и отецъ ея. Горожане единогласно предложили управленіе городомъ молодой, но опытной красавицѣ Габибе³⁰, которая поклялась не щадить ни жизни, ни средствъ для отечественнаго города и въ непродолжительное время такъ много настроила мечетей, церквей, фонтановъ и колодцевъ, что имя ея благословлялось каждымъ вступающимъ въ Кады-лиманъ. Случилось разъ, что какой-то царевичъ заѣхалъ къ ней въ гости и до того прельстился ея красотою и умомъ, что началъ подсылать сватовъ. Габибе раскаляла объ этомъ старшинамъ. «Мы рады будемъ твоему выходу замужъ — отвѣчали они — но боимся, чтобы этотъ царевичъ впослѣдствіи, наслѣдовавъ престолъ отца своего, не вздумалъ бы присоединить и нашъ городъ къ своимъ владѣніямъ. Отвѣтъ этотъ по-видимому не по душѣ былъ влюбленной, но сознавая, что старшины разумно разсуждаютъ и что она и сама не захотѣла бы сдѣлать ихъ рабами другаго народа, дѣвушка спросила: — «А какъ слѣдуетъ поступить, чтобы предупредить подобное явленіе? — Одно средство существуетъ для этого — сказали распорядители — онъ долженъ отказаться отъ всѣхъ правъ своихъ внѣ нашего города и никогда не выѣзжать изъ него. Тогда мы примемъ его какъ друга и будемъ чтить какъ твоего мужа. Условія эти охотно были приняты царевичемъ и онъ женился на Габибе; но злой и властолюбивый молодой человѣкъ не захотѣлъ оставаться подъ властью жены и задумалъ силою добиться господства. Съ этою цѣлью онъ началъ списываться съ отцомъ, который безпрестанно присылалъ ему на купеческихъ судахъ лучшихъ воиновъ съ тѣмъ, чтобы они, при удобной минутѣ, перебили важнѣйшихъ распорядителей города и провозгласили его самовластнымъ царемъ. Но къ счастію одна колдунья узнала объ этомъ и Габибе вынуждена была сжечь зданіе, въ которомъ скрывались заговорщики съ ея мужемъ. Но это не даромъ обошлось Габибе: жертвуя своимъ мужемъ за свободу соотечественниковъ, она въ тоже время пожертвовала и разсудкомъ своимъ, потому что окончательно лишилась ума и по цѣлымъ днямъ розыскивала въ пеплѣ сгорѣвшаго дома останки любимаго мужа. Тѣмъ временемъ отецъ царевича узнавъ, что сынъ его сожженъ Кады-лиманскими жителями, переодѣвшись въ купеческій нарядъ, самъ поѣхалъ туда, чтобы узнать истину. Высадившись на пристань, онъ молча направился въ городъ, но не успѣлъ зайти въ кофейню, какъ на него напала городская стража и потребовала немедленно удалиться изъ города, потому что послѣ случившагося, горожане постановили не держать неизвѣстныхъ имъ лицъ въ городѣ. Царь началъ просить отсрочки на нѣсколько часовъ, но строгіе исполнители воли старшинъ, выпроводили его ударами за городскія стѣны и такимъ образомъ лишили возможности попасть на судно, оставшееся въ противоположной сторонѣ. Пришлось поневолѣ идти пѣшкомъ куда глядятъ глаза. Два дня спустя онъ схваченъ былъ какими-то странными людьми и представленъ къ грозному султану. Этотъ послѣдній, узнавъ въ немъ могущественнаго повелителя сосѣдняго царства и, питая глубокую ненависть къ жителямъ Кады-лимана, не только принялъ его со всѣми почестями, но даже отдалъ въ супружество за него красавицу дочь свою съ тѣмъ, чтобы общими силами сокрушить кады-лиманскихъ жителей. Условившись въ времени, цари разстались. Мѣсяцъ спустя предъ Кады-лиманомъ появилось безчетное множество кораблей съ вооруженными войсками и такая же масса воиновъ приблизилась къ стѣнамъ его съ сухаго пути. Началась отчаянная битва, въ которой участвовали и женщины и дѣти, но не смотря на всѣ усилія защитниковъ, враги проникли въ городъ и, ограбивъ его до основанія, собирались уже съ массами плѣнныхъ отплыть, но въ это время поднялась такая ужасная буря, что ни одинъ изъ побѣдителей не остался въ живыхъ. Всѣ корабли были разбиты въ щепки, а богатства города поглощены моремъ³¹. Та же участь постигла и сухопутныя войска союзнаго султана, потому что всѣ онѣ хотѣли возвратиться во свояси ближайшимъ морскимъ путемъ.

Не вѣдая ничего о послѣднемъ событіи, союзные цари съ нетерпѣніемъ ожидали новостей, но не получая ихъ, начали подготовлять новыя арміи, которыя должны были довершить гибель ненавистнаго города. Но прежде чѣмъ они двинулись въ походъ къ Кады-лиману подошли въ несмѣтномъ числѣ Теръ-оглу (казаки) съ желаніемъ завладѣть городомъ. Но не смотря на всѣ усилія не могли достигнуть желанія своего. Въ это только время сумашедшая Габибе очнулась отъ болѣзни своей и, сговорившись съ дочерью одного изъ мѣстныхъ папазовъ³² рѣшилась научить враговъ, какимъ способомъ завладѣть непобѣдимымъ городомъ. Враги, достигнувъ по совѣту ихъ торжества, естественно не пожелали оставить ихъ безъ вознагражденія. Габибе вышедъ замужъ за царя казаковъ обратила его въ свою вѣру и потребовала, чтобы онъ наказалъ обоихъ царей, дерзнувшихъ ограбить ея городъ³³. Достигнувъ этого, она захотѣла избавиться отъ дочери папаза, которая содѣйствовала ей въ сдачѣ города и была невѣстою главнаго предводителя казаковъ и могла бы впослѣдствіи тщеславиться этимъ. Для достиженія гнусной цѣли она приказала убить ее на городской площади. Покончивъ со всѣми этими мелочами, Габибе приказала поджечь ненавистный Кады-лиманъ, но чтобы ее не забыли сосѣднія племена поставила на площади золотой портретъ свой и, затѣмъ предавъ проклятію этотъ уголокъ земли, послѣдовала за мужемъ своимъ въ земли казаковъ.

Но такъ какъ подобныя варварства не прощаются, то нѣсколько лѣтъ спустя на Кады-лиманскихъ развалинахъ часто видѣли сѣдую, сгорбившуюся старуху, которая, поражая себя камнемъ въ грудь, просила прощенія грѣховъ своихъ. Всѣ находили въ ней много сходства съ золотымъ портретомъ и увѣряли, что это была Габибе, такъ много сдѣлавшая зла тѣмъ соотечественникамъ, предъ которыми клялась быть благодѣтельницею до послѣдней минуты жизни.

КОНЕЦЪ

Примечания

1. Въ то блаженное время въ Крыму не извѣстны были стеариновыя свѣчи.

2. Фургоны и теперь существуютъ на этомъ трактѣ. Цѣлъ ихъ перевозка пассажировъ по вольной цѣнѣ. Въ былое время, когда почтовыя лошади давались по подорожнымъ бланкамъ и не было другихъ средствъ для переѣзда, они считались крымскими почтовыми каретами.

3. Теперешняя Керчь.

4. Старый Крымъ бывшій нѣкогда богатый городъ, а нынѣ мѣстечко между Ѳеодосіею и Карасу базаромъ.

5. Да ослабнутъ всѣ три печени, въ смыслѣ да лишусь я возможности имѣть женъ и дѣтей.

6. Въ переводѣ: крѣпость дѣвъ. Этимъ именемъ она называется до настоящаго времени.

7. См. I, III и IV т. нашего Унив. Опис. Крыма.

8. См. VI т. полнаго собранія русск. лѣтописей изд. археограф. коммиссіею въ 1853 г.

9. Инд-елъ въ переводѣ съ татарскаго означаетъ: дорога на Индію.

10. Невдали отъ Стараго Крыма на горѣ Аргамышѣ есть отверстіе, которое и теперь считается туземцами отдушникомъ ада.

11. Выдуманный разсказъ этотъ напоминаетъ намъ внезапное появленіе и исчезновеніе генуэзцевъ съ береговъ Ѳеодосійской бухты. Вотъ какія легенды иногда сознаются въ средѣ людей, незнающихъ грамоты, не смотря на то, что со времени погрома итальянцевъ прошло немногимъ болѣе 400 лѣтъ.

12. Т. е. къ дюрявой скалѣ.

13. У нѣкоторыхъ писателей разсказано это событіе, какъ историческій фактъ, но мы не отвергая его, предпочитаемъ помѣстить въ отдѣлѣ легендъ классической части Тавриды.

14. Скала надъ Алупкою.

15. Нынѣ татарская деревушка того-же имени подъ Медвѣдь-горою.

16. Селеніе Аутка находится около Ялты.

17. Въ 14 верстахъ отъ Алушты.

18. Полагаютъ, что деревня Парѳенить получила свое названіе отъ этого имени.

19. Татаре называютъ его Хутурлу-ташъ т. е. бѣшенный или паршивый камень.

20. Нѣтъ сомнѣнія, что въ этомъ заключается какая-нибудь естественная причина въ родѣ отверстія въ камнѣ или приподнятаго положенія.

21. Такъ называлась въ началѣ нашего столѣтія севастопольская бухта.

22. Іерусалимъ. Будь сказано въ легендѣ Мекка, мы обязаны были бы отнести этотъ разсказъ къ мусульманскимъ преданіямъ.

23. Молодые ученые, знающіе весь коранъ.

24. Все это чрезвычайно напоминаетъ намъ о Херсонскомъ епископѣ Василіѣ и его дѣяніяхъ въ этомъ городѣ.

25. Это событіе относится по четь-минеи уже къ другому епископу и именно къ Капитону.

26. Это уже намекаетъ на поступокъ противъ сосланнаго въ Инкерманъ папы Климента.

27. См. Рукописи при библіотекѣ кн. Оболенскаго и Румянцевскомъ музеѣ подъ № 363, приведенныя во II и III т. Одесск. общ. Исторіи и древностей.

28. Черная рѣчка.

29. Севастопольскую.

30. Имя это чисто татарское, но надо полагать, что здѣсь рѣчь идетъ о Гикіи.

31. Нѣтъ ни малѣйшаго сомнѣнія, что сюжетъ этотъ относится къ поступку императора Юстиніана, непринятаго Херсонесцами во время ссылки его изъ Византіи и женившагося на Ѳеодорѣ сестрѣ Казырскаго кахана.

32. Священниковъ.

33. Тутъ уже идетъ рѣчь о в. к. Владимірѣ.