17 сентября. Севастополь. Байдары. Ялта

Утро. Суета с отъездом и неприятности с извозчиком, не пожелавшим взять с собой большую корзину одной из наших дам Ф.М. Пришлось корзину отправить пароходом. Но сама Ф.М. в Ялту не поедет, а встанет в Алупке, где живет сестра мужа ее А.П.К. (на даче Долгова)¹. А так как пароход не останавливается около Алупки, то, значит, за корзиной придется ехать специально в Ялту. Канитель и лишние расходы, хотя и не для нас лично.

Наш извозчик татарин Селим — разбойничья харя, рябой, крикливый и дерзкий, типичный азиат. Поехали. Дамы совсем притихли и со страхом посматривают на барашковую шапочку и кудри Селима, который для пущей важности неистово орет на лошадей и не позволяет другим извозчикам обгонять нас, устраивая состязание на скорость.

Севастополь произвел на меня хорошее впечатление, особенно вечером при электрическом освещении. Трамвай, гранитные мостовые, красивые здания и красивые, широкие, обсаженные деревьями улицы Екатерининская и Нахимовская (тогда заканчивали работы по открытию памятника адмиралу Нахимову), Графская пристань с моряками, безукоризненной чистоты Приморский бульвар, с рестораном над морем, шикарный отель «Кист», шикарная публика и хорошая музыка. Общую картину немного портит Екатерининский дворец или, попросту сказать, старинное казенное, одноэтажное, под черепичною крышею, здание, некстати прилепившееся сбоку Приморского бульвара, напротив Графской пристани и занятое какою-то морскою канцелярией. И все-таки мало зелени, заменять которую выпало на долю моря и его дивных бухт, окаймляющих своею синевой как сам город, так и окрестности. Но где же крепость? По ту сторону южной бухты виднеется большой продолговатый холм — Малахов курган, центр обороны Севастополя, памятник Крымской войны 1854—1855 гг., на котором в первый день бомбардирования Севастополя погиб адмирал Корнилов. Это и есть крепость. Полное разочарование и вместе с тем еще большее удивление стойкости и героизму русских войск, выдержавших осаду в течение 11 месяцев.

Тройка везет нас хорошо, и сам Селим — мастер своего дела, но под экипажным балдахином душно, а открыть нельзя, так как солнце жарит немилосердно. Дорога скучная, видов никаких. Всюду печальные памятники жестокой Крымской войны: французское кладбище, английское кладбище, обелиск, поставленный англичанами у самой дороги в «память тем, которые пали в Балаклавском сражении 13/25 октября 1854 года», налево Федюхины высоты, на которые в несчастный день сражения 4 августа 1855 года «Нас пришло всего две роты, а пошли полки» (из солдатской песни «Как 4-го числа»).

Вправо, вдали котловина с невидимою Балаклавой и кусочком синего моря. Впереди на высоком холме опять кладбище — итальянское, с памятником в готическом стиле. На этом холме во время войны находилась главная батарея сардинцев. Скоро будут Байдары. За станцией Чатал-Кая в 21 версте от Севастополя дорога вступает в лесное ущелье прославленной Байдарской долины. Признаться, мы все уже довольно-таки утомились от скучной и однообразной дороги и с нетерпением ожидаем, когда же, наконец, появятся лучшие виды, о которых нам так много говорили. Но проехали еще 5—10 верст, въехали в самую Байдарскую долину и... ничего особенного: корявый лес, небольшие горы, холмы и кручи. Вот вам и хваленые Байдары! «Да у нас в Святых горах гораздо лучше, — восклицали мы в один голос. — Там одна дорога к монастырю чего стоит, а река Донец, а леса какие, а меловые горы и скалы с церквями». В таком «марковском»² разочаровании и настроении проехали деревню Байдары и подкатили к гостинице у самых Байдарских ворот по эту сторону. Отсюда Байдарская долина имеет совсем уже другой, более красивый вид: она со стороны моря окружена горами и представляет обширную котловину, к сожалению, маловодную, покрытую невысокими холмами, с богатой экономией графа Мордвинова, владельца этой долины. Но мы махнули рукой на все эти виды и засели за чаепитие и закуску, а по окончании ее я отправился разыскивать Селима. Во дворе масса экипажей. Публика то приезжает, то уезжает, то проезжает мимо гостиницы с севера на юг и с юга на север. Селим сказал, что нужно подождать еще час, чтобы не так жарко было ехать. Я вернулся к дамам и самым серьезным и таинственным тоном сообщил им, что сейчас невольно подслушал, как Селим грозил перерезать всех женщин (это вас) и оставить в живых только одного мужчину (это меня). Ахи! Охи! Хозяйка гостиницы посоветовала нам пойти к воротам. Неохотно идем и иронизируем. Вышли из ворот, подошли к обрыву. Изумление. Немое молчание. Что-то подступает к горлу. Хочется плакать. У всех слезы на глазах. Впечатление потрясающее от внезапно раскрывшейся перед нами волшебной картины, с которой чьи-то добрые, ласковые, неземные глаза заглянули в самую глубину вашей души. В русской литературе так много написано о виде с Байдарских ворот, что я считаю совершенно лишним что-либо добавлять от себя. Скажу одно, что сколько бы о нем не писали у нас и за границей и в каких бы очаровательных красках не рисовали бы его поэты, художники и фотографы, все это будет не то, что есть в действительности. И чтобы иметь истинное понятие о нем, необходимо своими собственными глазами видеть эту дивную картину Божьего творения и под влиянием ее нужно самому пережить несколько минут внезапного пробуждения и величайшего подъема эстетического чувства.

Мы взошли по лестнице на площадку, устроенную над самыми воротами. Отсюда вид еще грандиознее. Не хочется уходить, не хочется уезжать. Кажется, остался бы здесь навсегда. Зачарованная публика бродит в разных направлениях. Какая-то парочка храбро направилась от ворот в горы любоваться видами. На площадке заметно отсутствие аристократической публики. Она предпочитает ехать пароходом: дешевле, удобнее и легче завести знакомство. Какая-то купеческая особа, довольно интересная, полная блондинка «задается перед нами, посылая компаньонку в гостиницу за "бяноклем"». Они уехали раньше нас. Собрались и мы к отъезду. Что-то будет дальше. Жаль расставаться с таким чудным уголком. Оставляю читателям легенду о Байдарах, рассказанную «старым татарином», а сам присоединяюсь к своим дамам в качестве «рыцаря без страха и упрека» и защитника их от предательских замыслов Селима, который по моему (шутливому) предположению есть не кто иной, как переодетый известный крымский разбойник Алим.

Южный берег Крыма начинается как раз от Байдарских ворот, построенных в 1848 году, и тянется на расстояние приблизительно 75 верст до Алушты; вся же остальная часть Крымского полуострова до Байдар и за Алуштой не считается Южным берегом, а преддверием его, просто Крымом. Байдарский спуск от ворот с высоты 238 саженей над уровнем моря устроен на протяжении 6 верст, с бесконечными изгибами и поворотами, огражденными для безопасности невысокими каменными стенами. Дамы в восторге, хотя на крутых поворотах со страхом хватаются руками за экипаж, чтобы не вылететь из него по инерции. Селим вошел в роль и мчится, что называется, сломя голову, невзирая ни на наши протесты, ни на просьбы умерить пыл. Байдарский спуск по грандиозности, конечно, значительно уступает головокружительному Млетскому спуску на Кавказе, по Военно-грузинской дороге, но имеет перед ним то преимущество, что здесь в близком расстоянии море, придающее ему особенную прелесть; там моря нет. На самом берегу моря расположено громадное имение быв. Кузнецова «Форос» с красивым большим домом и «райским садом». От Кузнецова имение это перешло к Губкиным, а от них к теперешнему владельцу инженеру Ушкову³.

Особенно красива и эффектна церковь, устроенная прежним владельцем Кузнецовым в 1892 году. Она стоит посередине между морем и воротами (в 2-х верстах по спуску) на отдельной скале высотой 187 саженей над уровнем моря. Когда поднимающиеся с моря облака закрывают скалу, церковь кажется точно отделившейся от земли и остановившейся на пути своем в воздухе. В выборе такого места, независимо от желания вызвать известный эффект, строителем, быть может, руководила еще и идея наглядно изобразить церковь посредником между небом и землей, т. е. между Богом и людьми. В нескольких саженях от церкви дорога разветвляется, причем одна ветвь идет вниз к морю и другим, расположенным по берегу его имениям: «Тессели» Раевского, «Комперия» Прикот и к маяку Сарыч, а другая направляется на восток в Ялту, проходя через небольшой тоннель длиною около 20 саженей. Справа море, а слева отвесные горы, дальше, кажется, и ехать некуда, а между тем мы свободно мчимся вперед. По дороге окрестные дачи: Мшатка, Меллас, последний с башнями на крыше, принадлежавший некогда поэту графу Алексею Толстому, а теперь А.И. Кузнецовой. Затем Мухалатка — Е.В. Кокоревой, рожденной Морозовой, московской миллионерши, Кастрополь гр. Толь, а потом Первушина, Кекенеиз Ревелиоти, Лимена Филибера, Симеиз — наследников Мальцовых и знаменитое имение майорат Алупка светлейшего князя М.С. Воронцова, потом сына его С.М. Воронцова, а ныне внука его — душевнобольного графа М.А. Шувалова.

В Алупку приехали вечером и не видели ни дворца, ни парка, ни горы Ай-Петри. Здесь около мечети наша спутница Ф.М.К. распрощалась с нами, а мы втроем отправились дальше в Ялту. Совсем уже было темно, когда проезжали Мисхор, Кореиз, Гаспру и имение великого князя Александра Михайловича Ай-Тодор. В Ай-Тодоре шоссе проходит на таком близком расстоянии от дворцовой кухни, что через решетку видно, что там делается. Вероятно, у великого князя обедали в это время, потому что повар во всем белом проявлял оживленную деятельность. Подивились, что так близко устроена кухня: негигиенично — пыль залетает и опасно — кто-нибудь может камень запустить с дороги или бросить какую-нибудь гадость.

Вот и Ореанда. Но тут, извините, пожалуйста, со мною приключилась беда. На Байдарах я увлекся слоеными пирожками и по дороге пил много разных фруктовых вод. Теперь они стали оказывать свое действие и давали чувствовать довольно ощутительно, так что, перефразируя известное шутливое стихотворение Пушкина, можно было сказать:

Покушал пирожков слоеных я
Да воды пил неосторожно,
Так было мне, мои друзья,
И отвратительно, и тошно.

Что тут делать? Приближается Ливадия. От страха может сделаться еще хуже. А из экипажа выйти нельзя, часто попадается конная стража, и во мне могут заподозрить злоумышленника. Терплю. Со страхом и трепетом проехали Ливадийский дворец, невольно чувствуя близкое пребывание очень большого существа. На поворотах внизу уже мелькают огни Ялты. Еще 10—15 минут, и мы торжественно въезжаем в Ялту.

Новая волшебная картина.

В вечерней темноте чудное очертание высоких гор, окружающих Ялту с трех сторон. С четвертой, южной стороны Черное море в 2-х саженях от домов, тихий ласкающий прибой волны, освещенная набережная, разряженная публика, упоительные звуки музыки из городского сада, роскошные магазины, грандиозная гостиница «Россия» и опять музыка. Так встретила нас красавица Ялта.

Никогда в жизни я не чувствовал в себе такого сильного прилива бодрости и никогда не было у меня такого страстного желания жить и во что бы то ни стало бороться со своею болезнью, как в это момент. Проехали всю набережную к Центральной гостинице, где еще сохранились остатки бульвара «старой Ялты». Важный, толстый швейцар отрывисто объявил: «Номера от 3-х рублей». Поехали дальше в старый город, в гостиницу «Крым». Слава Богу, есть дешевые номера. С быстротою молнии влетели в гостиницу и... как раз вовремя. Ура! Мы спасены.

Когда час спустя мы вышли на балкон над морем, луна уже взошла довольно высоко и таинственным своим светом озарила и море, и горы, и царскую Ливадию. Стало еще лучше, светлее, поэтичнее.

Примечания

1. Убит во время революции в 1918 г.

2. Такое же чувство испытал и писатель Евгений Марков, подъезжая к Георгиевскому монастырю. См. его «Очерки Крыма».

3. Ранее оно принадлежало адмиралу Чихачеву, а еще раньше Нарышкину.