Балаклавский Георгиевский монастырь

Однажды побывав здесь, уже не можешь забыть это чувство удивления, восхищения и, пожалуй, неожиданности, внезапности. Монотонные прежде степные версты, ведущие в монастырь от Севастополя, ныне изменились: куда бы ни кинул взор — повсюду дачные домики, коттеджи, кричащие о вкусах и социальном положении их хозяев, стенки, сложенные из известняка, добытого из земли Гераклеи, набирающие силу деревья и кустарники. И вдруг, также как в свое время Евгения Маркова — писателя, путешественника и симферопольского педагога — вас охватывает «могущественное и грозное великолепие... Передо мною, — пишет он, — на страшной глуби и на страшное пространство, колыхалось синее, волнующееся море, переливающееся зеленью, багрянцем, серебром и чернью. Громадные утесы, обглоданные, оборванные, шагнули с обеих сторон в ревущее море.

Больше ничего не было, это была какая-то безумно-смелая, волшебная декорация, ничего похожего на то, что я когда-нибудь видел. Она горела и сверкала светом и красками. Она шумела и колыхалась одна в своей великолепной пустынности, без человека, без птицы, без живого дыханья. Она дышала, говорила, смотрела сама, не нуждаясь ни в чем и ни в ком, сама немая и безокая красота. Образы искусства и поэзии, когда-то восхищавшие мечты и сны, когда-то расцветавшие, тихо всколыхались в душе от этого внезапного озарения. Но живая красота все преисполнила, все оттеснила на задний план, очаровав даже чувство...

В это мгновение я понял всю глубину смысла истертого книжного выражения: онеметь от удивления; я стоял и не верил своим глазам... Островерхие великаны сурово стояли среди колыхания и ропота, ступив неподвижною пятою... Один старый, сизо-зеленый, обросший мхом, другой — бурый, желтый, малиновый, лоснящийся своими каменными ребрами... Много их тут, этих угрюмых отшельников. На них нет возможности забраться ни с какой стороны. Только вот кипарисы всползли на одну из верхушек, острых, как сахарная головка, один вперед другого, словно наперегонки: кто кого перещеголяет безумной отвагою. Передний уже взбежал туда, где выше только облака до птицы. Там последний высокий утес, за которым берег поворачивает к северу, и у ног которого с особенной злобой грызутся и плещут волны, это — знаменитый мыс Фиолент...» (32).

Здесь, у Севастополя, в районе этого мыса, начинается Главная, или Южная гряда Крымских гор, которая заканчивается у Феодосии мысом Ильи или же горой Агармыш около Старого Крыма.

Неповторимой красоты узкая полоса земли — «Русская Ривьера», между морем и горным хребтом — приглянулась еще древним: таврам, грекам, генуэзцам... Недаром говорят, хочешь найти старинное поселение — отыщи самый живописный, подчас трудно доступный уголок. И ты не ошибешься.

Да, действительно, паши далекие предки умели выбирать места для стоянок, поселений, монастырей, думаешь ты, вглядываясь в эту неповторимую панораму: причудливые скалы, безбрежное море и строения монастыря, выглядывающие из окружающей их зелени. В ста двадцати метрах от берега возвышается темная Георгиевская скала (Святого явления, Святой камень). Скала эта имеет еще два местных названия: «Медвежонок» и «Львенок». Возможно, чья-то фантазия увидит в пей очертания и другого животного... Легенда утверждает, что в 890 году буря то ли застигла близ скалы, то ли забросила на нее нескольких греков. Они уже почти смирились с гибелью, но обратились с молитвою к святому Георгию. И произошло чудо: буря прекратилась, а на скале греки обнаружили икону святого. Спасенные, в благодарность чудотворцу, на следующий год основали здесь небольшой монастырь. Вначале, видимо, в нем устроили пещерную церковь. Некоторые исследователи датируют ее VIII в. н. э., хотя существуют и другие предположения.

Непосредственная близость от Херсонеса Таврического и расположение монастыря на территории, принадлежавшей

этому городу-государству, позволяют думать, что появление обители связано с древним Херсонесом. Его основали в 422—421 гг. до н. э. выходцы из Гераклеи Понтийской — находившейся на южном побережье Черного моря.

До присоединения Крыма к России Георгиевский монастырь посещался лишь немногими христианами, живущими в его окрестностях. Административно он находился в зависимости от Константинопольского патриарха. Настоятель монастыря Игнатий Реондажский, сыгравший немаловажную роль в переселении христианского населения Крыма в Приазовье и на Дон, покидая его, вывез в Константинополь архив монастыря. Состоял он из приходно-расходных книг и патриарших циркуляров, представляющих несомненную ценность для историков и исследователей.

Туда же он переслал со своим родственником семь ок серебра, подзорную трубу, посуду и... серебряную ложку, подаренную ему подполковником Чапони (33).

Попытки монастыря вернуть свое добро успехом не увенчались — и архив и серебро остались в Константинополе.

После 1783 года монастырь стал более посещаем. В 1794 году Георгиевский монастырь был подчинен священному Синоду и стал официально именоваться Балаклавским Георгиевским монастырем (34). 23 марта 1806 года был утвержден его штат: настоятель, четыре иеромонаха и 13 иеромонахов для флота. Через семь лет число служителей для Черноморского флота удвоили. Монастырь официально стали именовать флотским. Но он по-прежнему влачил довольно жалкое существование: маленькая тесная церковь, разрушенные кельи, грозящий рухнуть в любую минуту контр-форс.

Выстроенный на укрепленной подпорной стеной террасе небольшой каменный храм во имя Святого Георгия в начале XIX в. пришел в совершенную негодность. По свидетельству настоятеля игумена Анфима, в монастыре стало так тесно, что церковь и строения «едва способны помещать живущих».

Как всегда монахи обратились за помощью. Три тысячи рублей пожертвовал адмирал Ф.Ф. Ушаков, по сто — севастопольский купец Кази и Великий князь Николай Павлович — будущий император Николай I.

Храм св. Георгия. Конец XIX в.

План церкви в 1809 году выполнил архитектор Иван Домошников. Вскоре было получено и благословение Екатерининской духовной консистории на строительство храма. 2 марта 1809 года новый настоятель монастыря Митрополит Хрисанф заключил контракт с «турецко-подданным» греком Иоакимом Панаиоти, который обязывался «старую церковь святого Великомученика Георгия, сего года апреля в последних числах сломать, и построить новую по данному мне плану, длиною пяти с половиною, шириною трех с половиною, а вышиною двух-трех аршинных саженей, с полукружным алтарем и с выведением над оным восьмиугольного купола с окошками восьмью, в алтарь одним; а церкви ...стены скласть толщиною в один с четвертью аршин, а купола толщина в шесть вершков. В церкви и алтаре пол выстлать плотным камнем и всю церковь снутри и снаружи выштукатурить и выбелить известью» (35).

Камень для церкви использовали от прежнего храма, недостающую часть добывали в соседних каменоломнях. Работу Иоаким Панаиоти должен был завершить в сентябре того же года. Но случилось непредвиденное: при подготовке места для храма и расчистке горы рабочие наткнулись на засыпанную пещеру — остатки древнего пещерного храма. Это обстоятельство и частая смена настоятелей (трое за три года) задержали возведение церкви. Лишь с приходом Митрополита Хрисанфа Новопатрского, в 1810 году ее разобрали и приступили к строительству. В 1814 году храм Святого Георгия принял верующих. Хотя все строительные работы завершили только в 1816 году. В процессе стройки изменился и проект И. Дамошникова: окон оказалось десять вместо восьми, купол церкви установили на цилиндрическом барабане со световыми проемами, вход оформили портиком с дорической колоннадой и треугольным фронтоном.

У входа в храм в стенах появились мемориальные мраморные доски с надписями.

Справа — «Создан храм сей во имя Великомученика и Победоносца Георгия, Проректорством и благодеяниями князя Александра Николаевича Голицына, помощью же адмирала Ушакова, иеромонаха Анания и многих православных Христиан, трудами и стараниями митрополита Хрисанфа, 1810 года» (36).

Слева — «Генерал-адъютант, генерал от кавалерии, граф Иван Осипович Витте, родился в 1772-м году; скончался 21 июня 1840 года, на 68 году от рождения». Ниже был выбит герб графа (37).

Здесь же, слева, находились еще две медные позолоченные доски с перечислением царственных особ, посетивших монастырь: «Благочестивейший самодержавнейший Великий Государь Император Александр Павлович, осчастливить соизволил посещением сию обитель 1818 года мая 17, при митрополите Хрисанфе и 1825 года октября 27 при митрополите Агафангеле Типальдо». А рядом: «Благочестивейший самодержавнейший Великий Государь император Николай Павлович 1837 году 10 сентября совместно с Александром Николаевичем и Великой княжною Марией Николаевной. В 1837 году 10 октября Великая княжна Елена Павловна, при настоятеле митрополите Агафангеле Типальдо». В верхней части этой доски было изображено всевидящее око и вензель «А.Н.» Александр Николаевич — император Александр И. 27 октября 1825 года монастырь посетил император Александр I старший сын Павла I и любимый внук Екатерины II, назвавшей его в честь Александра Невского — покровителя Петербурга, вступил на престол в марте 1801 года после убийства отца, совершившегося не без его косвенного благословления.

Относясь к религии несколько легкомысленно, с 1814 года, он увлекся мистицизмом. Возможно, некоторую роль в этом сыграла скандально известная фанатичка Ю. Крюднер (Крюденер) — внучка фельдмаршала Миниха, с которой он неоднократно встречался во Франции и в России. Монарх взял ее под свое покровительство и вступил в Библейское общество, председателем которого был А.Н. Голицын — Обер-прокурор Святейшего Синода. Князь Голицын оказывал Балаклавскому Георгиевскому монастырю всяческую поддержку: жертвовал деньги, церковную утварь. Часто приезжая в свое гаспринское имение, он наведывался в обитель.

В 1824 году в Кореизе приобрела имение и поселилась его родственница — княгиня Анна Сергеевна Голицына, урожденная Всеволожская, жена князя И.А. Голицына — адъютанта Великого князя Константина Павловича.

В Крыму она появилась не совсем по своей воле. Живя в Петербурге, вместе с баронессой Варварой (Юлианой) Крюднер и маркизом де Местром, княгиня создала религиозно-мистическое общество. Они хотели весь мир обратить в христианство. Весной 1824 года А.С. Голицыну за эту деятельность высылают в Крым. В почетную ссылку вместе с ней отправилась и баронесса Крюднер.

Вскоре к ним присоединилась еще одна любопытная личность — графиня Гаше, больше известная как Жанна де Ламотт Валуа, в которой текла королевская кровь. Она была последней побочной представительницей французского королевского дома Валуа. О похождениях этой знаменитой авантюристки, а может быть и жертвы одной из многочисленных интриг при дворе французского короля Людовика XVI, рассказано в романе Александра Дюма-отца «Ожерелье королевы». В нем есть все: интрига, любовь, фабрикация фальшивых документов, кража самых крупных в Европе бриллиантов, граф Калиостро, клеймение графини де Ламотт, побег из тюрьмы и таинственная смерть графини-воровки. Но оказалось, что смерть де Ламотт была мнимой. Под именем графини Гаше она появилась в России. Тождественность личности графини де Ламотт и Гаше признавалась многими: писателем Ф.Ф. Вигелем, исследователем Л.П. Колли, французским консулом в Феодосии Луи Бертреном, большим знатоком Крыма А.И. Маркевичем... Знал о тайне графини и император Александр I. Графиня Гаше вошла в мистический кружок Крюднер-Голицыной. Вокруг них сформировалась группа единомышленников, пытавшихся обратить крымских татар в христианство.

В монашеской одежде они разъезжали по Крыму, посещали монастыри и «святые места», бывали и в Георгиевском монастыре, встречались с настоятелем митрополитом Агафангелом. Впрочем, их миссионерская деятельность не вызвала восторга и в Крыму, и вскоре была приостановлена. В последние годы жизни, как утверждали некоторые дореволюционные авторы, Александр I тяготился бременем управления государством, искал утешения и успокоения в религии.

Прибыв 20 октября в Крым, он посетил Симферополь, Алупку, Ливадию, Ялту, Бахчисарай, Евпаторию, Севастополь и Балаклаву. Из этого городка император, несмотря на холодный пронизывающий ветер, в одном мундире, верхом поехал в монастырь. После беседы с настоятелем митрополитом Агафангелом, Александр Павлович продолжил путешествие. При въезде в Севастополь император переоделся на хуторе капитана 2-го ранга М.Б. Верха. На ночлег остановился в казенном доме Ушакова. Побывав на смотре севастопольских полков, в Адмиралтействе, морском госпитале, на батареях крепости, Александр I отбыл в Бахчисарай. В Таганрог он прибыл 5 ноября уже тяжело больной, а через две недели императора не стало. Поездка в древнюю обитель оказалась для него роковой.

Неожиданная смерть Александра I, которому не исполнилось и 48 лет, некоторые его «странности» в последние годы жизни (скорее всего связанные со смертью дочери императора от фаворитки А.М. Нарышкиной) породили ряд слухов. До недавнего времени в печати еще обсуждалась легенда о «таинственном старце» Федоре Кузьмиче, под именем которого якобы Александр I скрывался в Сибири. Проскальзывали намеки, что и в Георгиевский монастырь император заезжал далеко не случайно...

Митрополита Агафангела Типальдо, просвещенного священнослужителя, много сделавшего для развития обители, назначили настоятелем монастыря в 1824 году. Родился он в Греции, в дворянской семье. Учился в Кефалонской академии, там же подстригся в монахи. Служил экзархом в Валахии и Молдавии, на острове Корфу, в Кефалонии и Венеции. Там он познакомился с императором Александром I, произведя на него и членов царской семьи самое благоприятное впечатление.

И когда встал вопрос о преемнике митрополита Хрисанфа — у императора не было сомнений. Он решил «Поручить обитель» митрополиту Агафангелу. Приняв российское гражданство, Агафангел Типальдо тридцать лет управлял монастырем.

В феврале 1839 года в монастыре случилось несчастье: обвалился ветхий контрфорс. Создалась угроза разрушения храма св. Георгия. Проект новой подпорной стены, по указанию генерал-губернатора и наместника Новороссийского края М.С. Воронцова, выполнил второй архитектор Южного берега Крыма (первым был К.И. Эшлиман — автор проекта Байдарских ворот) С.П. Дево. Одобренный М.П. Лазаревым, замысел Стефана Дево (в России его звали Степаном) воплотил подрядчик Ф.Ф. Медведев — вольноотпущенный крестьянин генеральши Нарышкиной. В 1843 году контрфорс из крымбальского камня надежно подпер склон горы. В целом он сохранился и ныне. Большое участие в судьбе монастыря принял М.П. Лазарев. Посетив его однажды, он пленился неповторимой красотой, покоем и тишиной, царившими здесь. Адмирал отдыхал на территории обители в небольшом скромном домике, от которого, к сожалению, остались лишь руины. Обнаруженный автором этих строк в архиве документ позволяет утверждать, что дом был двухэтажный, с флигелем, из бута на известковом растворе. Во время бури в ноябре 1854 года, как и другие строения монастыря, сильно пострадал. После 1860 года по проекту архитектора А.А. Авдеева — восстановлен.

31 октября 1853 года Михаил Петрович писал из Николаева командиру Севастопольского порта: «Каждому из находящихся здесь гг. генералов, штаб- и обер-офицеров Черноморского ведомства без сомнения известно, в сколь бедном положении находится существующий с давнего времени около Севастопольского порта монастырь во имя Св. Георгия ...по известнейшему мне чувству глубокого благоговения в особенности мореходцев к сим святым местам, я прошу ваше превосходительство пригласить регулярно всех находящихся здесь гг. генералов, штаб- и обер-офицеров... в пожертвование из жалования их в течение 2-х лет хоть по одной копейке с рубля на улучшение и укрепление означенного монастыря; объявив притом совершенную уверенность мою, что каждый истинный христианин примет живейшее участие в этом назначенном богоугодном приношении...» (38). Поспешили ли господа офицеры расстаться со своими кровными, сказать трудно. Документальные данные не нашлись. Хотя трудно было не уважить просьбу адмирала. Многие поддерживали монастырь: жертвовали деньги, завещали дома, землю, имения. Список благодетелей весьма велик: адмирал Ф.Ф. Ушаков и гречанка Анастасия Чапони, обер-прокурор Синода действительный статский советник Степан Нечаев и баронесса Мария Фридерикс, потомственный дворянин Григорий Апарин и Анна Орлова-Чесменская — дочь Алексея Орлова — героя Чесменского сражения.

Монастырь укреплялся. В 1850 году его возвели в первый класс. В том же году приступили к строительству еще одного храма — во имя воздвижения Честного Креста. Его построили на монастырском кладбище по проекту инженера-поручика морской строительной части архитектора В.А. Рулева. Иконостас храма, выполненный «Охтенином Рыбаковым», расписал академик живописи Н.А. Алексеев. Здание частично дошло до нас, как и стоящая отдельно колокольня. Несколько ранее, в октябре 1846 года, стараниями купца из Карасубазара Иакова Гущина облагородили оформление монастырского источника на нижней террасе. Оно сохранилось в том же виде доныне. Стена источника выложена серо-зеленым гранитом. Из этого же материала сделаны небольшая памятная доска, напоминающая о благодеянии купца Гущина, и бассейн, в который стекает святая водица. Над источником вмонтировано мраморное изображение покровителя монастыря — Георгия Победоносца.

Храм Св. Воздвиженья. Конец XIX в.

Популярность монастыря росла. Редкий путешественник, прибывший в Крым, проезжал мимо обители. Летом 1851 года для посетителей построили новую гостиницу. Выстроили офицерские флигеля. Но вскоре мирную жизнь монахов прервала война.

До высадки союзных войск у Евпатории и осады Севастополя было еще далеко, но эхо Восточной войны, которая велась на Дунае и Кавказе, неожиданно донеслось до Георгиевского монастыря.

Главнокомандующий русской армией в Крыму А.С. Ментиков заподозрил в шпионаже проживавшего на территории обители отставного поручика Александра Боудона — личность весьма своеобразную. Оставшись сиротою, он стал воспитанником небезызвестного графа И.О. Витта, стоявшего во главе тайной полиции Новороссии и Крыма, дослужился до чина поручика. Летом 1840 года граф скончался и согласно завещанию был похоронен в Георгиевском монастыре. Пожалуй искренне любивший своего благодетеля, А. Боудон в августе 1841 года пишет настоятелю монастыря архимандриту Агафангелу: «Ваше Высокопреосвященство! Милостивый архипастырь. Имевши я особую привязанность к усопшему генералу от кавалерии Ивану Осиповичу Графу Витту, и в знак незабвенной его памяти и любви жертвую икону Господа и Бога и Спаса нашего Исуса Христа, которую покорнейше прошу Ваше Преосвященство положить под гробом усопшего генерала...» (39).

Позже, уйдя в отставку, А. Боудон на свои средства, с разрешения настоятеля, построил келью недалеко от дачи М.П. Лазарева. Здесь, на территории монастыря, он решил прожить последние годы. Боудон, по словам монахов, любил природу, «был артист в душе», имел склонность к живописи. Его келья стала одной из достопримечательностей монастыря. Она «была изукрашена зеркальными окнами и дверями, уставлена цветами и представляла собою волшебную игрушку артиста» (40).

Можно только предположить, во что она превратилась после учиненного в ней обыска, произведенного в присутствии понятых-монахов. Но полицейских ждало разочарование: улик не нашли. Оскорбленный отставной поручик покинул монастырь. Впрочем, может быть была и другая причина поспешного отъезда. Кто знает... А через несколько месяцев англичане, французы и турки высадились в Крыму. Как известно, 14 сентября англичане захватили Балаклаву. В этот же день — праздник Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня — во время службы в монастырь вошли англичане и французы. Впрочем никакого вреда настоятелю Геронтию и монахам они не причинили. Главнокомандующий французской армией маршал Сент-Арно даже приказал охранять монастырь, выделив для этого пятнадцать солдат. Но из обители никого не выпускали. Все необходимое для жизни и службы, которая не прекращалась, доставляли из Камышовой бухты — базы французской армии. Об этом говорит один из сохранившихся документов: «Выдано французским солдатам, привозившим в монастырь провизию в продолжении года 24 рубля 25 коп.».

Как правило, первого числа каждого месяца запасы провизии пополнялись. Казначей тщательно учитывал:

1 февраля 1855 г. «Уплочено в Камышовой бухте за две головы сахару — 4 руб. 50 коп.; за ведро уксуса — 3 руб; за 10 лимонов — 25 коп.; за 6 бутылок белого вина — 3 руб. 75 коп.; за 90 свечей — 4 руб. 50 коп...».

1 апреля 1855 г. «Уплочено в Камышовой бухте за два ведра рому — 14 руб. 50 коп.; за два ведра уксусу — 2 руб. 25 коп.; за семь куриц — 5 руб. 50 коп...».

10 апреля 1856 г. «Уплочено английскому доктору Госу за купленную для монастыря провизию...» (41). Но что-то отвлекло монаха, и мы не узнаем, на какую сумму в тот день обогатились англичане.

В монастыре ежедневно шла служба. Охраняемые французами, монахи молились за победу русского оружия. Флотские иеромонахи, находившиеся к началу осады города на судах, во флотских экипажах, принимали участие в защите Севастополя.

Особенно отличился иеромонах монастыря Иоанникий Савинов, состоявший при 45-м флотском экипаже. Французам удалось захватить передовые укрепления русских впереди Камчатского люнета на Корабельной стороне. Чтобы отбросить неприятеля с захваченных позиций, защитники под командованием генерал-лейтенанта С.А. Хрулева с 10 на 11 марта 1855 года произвели вылазку, превратившуюся в целое сражение. Около пяти тысяч солдат Камчатского, Днепровского, Волынского и Углицкого полков внезапно атаковали французов. В закипевшей сумятице боя многие видели впереди монаха с крестом в руке, ободрявшего сражавшихся. В этой вылазке Иоанникий Савинов был контужен и получил смертельное ранение. Мужественного монаха за отличие наградили орденом св. Георгия 4-й степени. Награда для священнослужителя редчайшая.

Узнав о геройской гибели И. Савинова, граф Д.Н. Шереметьев дал вольную его матери и всем его родственникам.

Нередко монастырские храмы посещали главнокомандующие союзных армий со своими офицерами. Бывали здесь лорд Раглан, генералы Симпсон, Кондрингтон, Канробер, Пелисье. Однажды и турецкий главнокомандующий Омер-Паша решил войти в церковь Св. Воздвиженья «для обозрения икон в иконостасе, написанных Петербургским художником Алексеевым, но французами, охранявшими храм, не был впущен до тех пор, пока он и находившиеся при нем турецкие штаб- и обер-офицеры не сняли со своих голов турецкие чалмы» (43).

Стража на территории монастыря поддерживала строгий порядок и присматривала за морским побережьем. На воротах у спуска к морю появилась надпись на французском языке: «le est de fendu de descendre du Verd die la mer» (высадка на берегу моря запрещена). То же самое было написано и по-английски. Нарушители же покоя обители оказывались на гауптвахте. Просидев там от двух до трех недель, они становились гораздо терпимее к русскому настоятелю, монахам и укладу их жизни.

Разразившийся на Черном море 2 ноября 1854 года жестокий ураган доставил неприятности не только союзникам, но нанес ущерб и монастырю: повредил церкви и колокольню, сорвал на большинстве зданий крыши. Но это, как оказалось, была не последняя беда для монахов. Неприятельские войска, пощадив обитель, разорили монастырский хутор, уничтожили сады и виноградники, вырубили принадлежавшие им леса. Перед уходом из Крыма, союзники прихватили и несколько наиболее древних икон. Одна из них — во имя Святых Симеона Персидского, Анастасии Узорешительницы и Великомученицы Параскевы попала в Англию, затем во Францию, позднее в Германию и, наконец, оказалась в Висбадене. Там ее и приобрел в лавке флигель-адъютант гвардии полковник Н.Н. Толстой, привез в Петербург и передал императрице Марии Александровне. Она возвратила икону в монастырь. Так в 1868 году завершилось двенадцатилетнее путешествие святыни, вновь занявшей свое место в обители.

Когда 30 июня 1856 года, ровно через три месяца после заключения мира, первые английские суда с войсками вышли из балаклавской бухты, над морем раздавался перезвон колоколов. В монастыре шла служба в честь 12-ти Апостолов. Поминали святых, погибших защитников, величали живых, отстоявших крымскую землю.

А вскоре всех флотских иеромонахов и братию монастыря наградили медалями «За защиту Севастополя» и «В память войны 1853—1856 гг.», а также специально учрежденной 26 августа 1856 года наградой для духовенства — наперсным крестом на Владимирской ленте «В память войны 1853—1856 гг.». Не без гордости носили монахи на рясах заслуженные медали и крест, надпись на котором соответствовала их смирению и мужеству в дни осады: «На тя Господи уповахом, да не постыдимся во веки».

Погост монастыря, где нашли свой последний приют служители обители, знатные вельможи и люди, о которых история сохранила весьма скудные сведения, находился на верху горы, возле храма Святого Воздвиженья. Образовался он, видимо, сразу после основания монастыря. Известны и захоронения, произведенные в церквях обители.

Время и войны разрушили Некрополь. Утрачены надгробия, могилы.

Сохранившиеся же сведения о тех, кто погребен в монастыре, расширяют наши знания об этой обители, являются дополнительным источником в изучении ее истории.

Самое раннее известное захоронение датируется 1775 г. — это могила Гервасия Сумельского — иеромонаха и путешественника из монастыря Сумела (современная Турция). Знакомясь с Крымом, он прибыл в Георгиевский монастырь, где и скончался.

Здесь же был погребен настоятель митрополит Хрисанф Новопатрский, умерший в 1824 году на 92-м году жизни. На его могиле балаклавские греки в 1893 году возвели часовню, сохранившуюся до наших дней.

Часовня на могиле митрополита Хрисанфа Новопатрского. Фото 1996 г.

Почти век прожил в обители монах-отшельник Калинник (1692—1808 гг.), скончавшийся в возрасте 116 лет.

В монастыре похоронены: князь А.Н. Голицын, много сделавший для процветания обители; родственник народоволки Софьи Перовской, друг Пушкина, Жуковского и многих декабристов, губернатор Оренбургской губернии, граф В.А. Перовский; генерал от кавалерии граф И.О. Витт (Витте); участник отечественной войны 1812 года генерал-майор Н.И. Тригони; академик живописи А.Е. Карнеев, участвовавший в росписи храма Св. Николая на Братском кладбище в Севастополе и его жена Александра Фоминична; участник обороны Севастополя 1854—1855 гг. вице-адмирал Н.М. Соковнин и Любовь Петровна Соковнина (урожденная Папенгут). Здесь же была погребена вдова майора Фотиния Сорочан. После захвата англичанами Балаклавы, она жила в Карани с пятью дочерьми ее брата, взятого в плен капитана Стамати. По приказу лорда Раглана Ф. Сорочан с детьми отправили в Георгиевский монастырь, где она скончалась 3 июля 1855 года. На погосте обители похоронены: А.Н. Чапони и Е.И. Бамбука и многие священнослужители — настоятель монастыря архимандрит Евтихий, иеромонахи Моисей, Акинф, Иезикил, Платон, Анастасий, Феоктист, Антоний — студент казанской Духовной Академии и многие, многие другие.

Монахи в Балаклавском Георгиевском монастыре. Конец XIX в.

В годы Великой Отечественной войны на территории монастыря появились новые могилы. Сохранились только два надгробия: рядовому Т.А. Романову и «неизвестному капитану».

В ноябре 1890 года настоятелем монастыря назначили игумена Никандра. Он родился в 1839 году в селе Слободском Вятской губернии в семье купца А.Д. Чувашина (44). В 1854 году поступил в Соловецкий монастырь, став свидетелем курьезной в военной истории защиты обители от англичан. Инвалидная команда, вооруженная бердышами и секирами «времен Федора Иоанновича» и десятком малых орудий, более девяти часов вела артиллерийскую дуэль с двумя 60-пушечными английскими фрегатами. Не рискнув высадить десант, англичане убрались восвояси, вызвав недоумение своими действиями как в Англии, так и в России.

И вот спустя 36 лет после этих событий игумен Никандр появился в Георгиевском монастыре, старые монахи которого тоже помнили Крымскую кампанию и пленение их обители англичанами и французами. Приезд Никандра совпал с подготовкой монастыря к празднованию его тысячелетнего юбилея. И новый настоятель энергично взялся за дело, сделав попытку с размахом отметить знаменательную дату и решить заодно многие социальные монастырские проблемы.

В Святейший Синод, епископу Таврическому и Симферопольскому Мартиниану, многим частным лицам пошли письма с напоминанием о древности обители и просьбой о помощи. Вскоре, в конце мая 1891 года., настоятелю пришел ответ из Таврической епархии: «По указу Его Императорского Высочества, Таврическая Духовная Консистория сим дает Вам знать, для сведения надлежащего исполнения, что на рапорте Вашем от 17 сего мая за № 52, с ходатайством о выдаче программы торжества тысячелетия вверенного Вам монастыря, резолюция Его Преосвященства, от 23 сего мая за № 2120 последовала такова: «За отсутствием научных обоснований относить начало Георгиевского Балаклавского монастыря к 891 г., мною не будет испрашиваться благословения Св. Синода на празднование тысячелетнего существования оного монастыря и потому не будет составлено особенной программы для этого торжества, а будет только совершено архиерейское служение с крестным вокруг алтаря обители ходом по случаю храмового праздника Воздвиженья Креста Господня в верхней кладбищенской церкви» (45).

Более чем сдержанный ответ епископа не охладил пыла настоятеля и его стремления отметить юбилей. Тем более, что стали поступать пожертвования. Обер-прокурор Святейшего Синода К.П. Победоносцев, находясь на отдыхе в Гурзуфе, передал Никандру 2 тыс. рублей (46).

Знакомясь с монастырем, новый настоятель обратил внимание на полузасыпанную пещеру в горе позади храма Святого Георгия и, узнав от монахов, что это «остатки древней пещерной церкви, которая существовала от времен Апостольских, 23-го сего января 1891 г. я приказал очистить эту пещеру и оказалось в ней на аршин глубины песку, каменьев и разного мусору, когда же все очистили, то оказалось в пещере выложенная из камней стенка, два углубления и высеченные из камней два уступа и три ступеньки небольшие в виде винтообразной лесенки. В одном углу у стенки под большим камнем нашли 75 древних серебряных мелких монет неизвестного происхождения и времени» (47). Десять из них настоятель направил в Таврическую епархию, откуда половина попала в Таврическую Архивную комиссию, а другая — в один из музеев Санкт-Петербурга. Еще десять монет послали управляющему канцелярией Святейшего Синода В.К. Саблеру. С этого времени в душу Никандра запала мысль о возобновлении пещерного храма. В ответ на его просьбы, 12 августа 1891 года Таврическая Духовная Консистория указала, чтобы епархиальный архитектор осмотрел «оную церковь, может ли она быть восстановлена в том виде, в каком существовала прежде, без опасности для жизни богомольцев, а если может, то просить снять копии с развалин оной церкви и о составлении проекта на возобновление этого храма, со сметой на эту перестройку» (48). Уже через две недели Таврический епархиальный архитектор К. Дорошенко вместе с настоятелем осмотрел остатки пещерного храма: «Церковь вырублена в отвесном откосе скалы, лежащая над ней масса до 4-х сажень горной породы, в настоящее время не представляет опасных трещин и выветривания, почему церковь находится в условиях, безопасных для богомольцев. Относительно составления проекта возобновления пещерной церкви, — пришли к заключению, что проект должен представлять лишь реставрацию внутри — снаружи же... должен быть исполнен в византийском вкусе...» (49).

Следует сказать, что на территории монастыря в 1908 году при разбивке огорода и расчистке площадки для строительства кельи, метрах в двадцати пяти ниже трапезной, монахи обнаружили еще одну пещерную церковь. По свидетельству А.И. Маркевича: «Раньше всего открыта была часть высеченной в скале лестницы, с 13 или 14 ступеньками и ясно заметным дверным заплечиком, ведущая, как оказалось далее, откуда-то к пещерному храму. По бокам лестницы высечены были места для отдыха вроде лежанок. Нижняя часть этой лестницы сползла или обрушилась.

Далее открыта была маленькая пещерная церковь. Уцелел алтарь и большая часть храма. Храм обращен почти к востоку, на 80° от N к оси алтаря. Апсида алтаря полукруглая. К ней вплотную примыкает престол, отделяясь от нее лишь узким выступом, идущим вдоль апсиды...»

Престол каменный, выдолбленный из цельной массы и старательно обработанный. В алтарной части пещерного храма имелись следы краски, возможно, фресковой росписи.

К храму примыкали еще две пещеры: одна из них — с южной стороны — сообщалась с пещерной церковью дверью и служила, видимо, трапезной. По аналогии с другими пещерными крымскими храмами, А.И. Маркевич датировал его IX в. Остается только сожалеть, что, возможно, самая древняя пещерная церковь, положившая начало Георгиевскому монастырю, засыпана, забыта и после 1908—1909 гг. на этом месте исследования почти не проводились.

Второму пещерному храму повезло больше. Проект его выполнили архитекторы Н.М. Чагин и В.А. Фельдман (50). Первый участвовал в проектировании Форосской церкви Воскресения Христова и строительстве Владимирского собора в Херсонесе.

Валентин Августович Фельдман (1864—1928), родился под Петербургом в семье агронома. Закончил реальное училище Святой Анны и Петербургскую Академию художеств. Вскоре, в 1891 году он поселился в Севастополе, где много проектировал. Среди строений, сооруженных по его проектам, выделяются Дворец Главного командира Черноморского флота и портов, Покровский собор, уникальный архитектурно-ландшафтный комплекс усадьбы «Максимова дача» в окрестностях Севастополя. Участвовал он и в проектировании памятника Затопленным кораблям, совместно со скульптором А. Адамсоном и военным инженером О. Энбергом.

Храм Рождества Христова. Интерьер. Конец XIX в.

В 1905 году В.А. Фельдман переехал в Харьков, где преподавал архитектуру в Технологическом институте, а через пять лет переселился в Киев. Работал в Политехническом институте, где вел рисование и архитектуру. В Киеве В.А. Фельдман выполнил огромную работу по зарисовке опорных пунктов топографической съемки территории города. Он сделал около 200 рисунков, которые и ныне представляют значительный интерес.

В своих основных творениях В.А. Фельдман обращался к чистым формам греческой классической архитектуры. Остался он верен себе и в проектировании пещерного храма Рождества Христова. В ряде источников утверждалось, что восстановили и открыли его в дни празднования 100-летия монастыря. Приводились и доказательства — цифры «891—1891» в мозаичном полу верхней части храма. На самом же деле к реставрационным работам приступили 29 февраля 1892 года и завершили лишь в 1893 году.

Средства на его возрождение пожертвовал Алексей Андреевич Максимов — человек незаурядный и весьма богатый. По воспоминаниям С.А. Никонова — сына адмирала А.И. Никонова, участника обороны Севастополя 1854 — 1855 годов — лечащего врача Максимова, он «начал свою карьеру чернорабочим, затем десятником в городе Николаеве. Вскоре он сам выступил в качестве подрядчика». Строил Александровский док в севастопольском Адмиралтействе. Кстати, первый броненосец, введенный в этот док, назывался «Георгий Победоносец». Удачно женившись по любви на единственной дочери мецената С.Л. Кундышева-Володина, получил огромное состояние. В 1901 году перевесом в один голос А.А. Максимов сменил на посту городского головы К.П. Мертваго. Алексей Андреевич обладал недюжинным умом, прекрасными организаторскими способностями. Знали его и как щедрого мецената. Больничную церковь Христа Спасителя строили также на его средства. К сожалению, ранняя гибель А.А. Максимова помещала воплотить многие его добрые замыслы по благоустройству города¹.

Из того, что удалось при нем выполнить — сохранилось немного: доки, остатки усадьбы «Максимова дача», фасадная часть пещерного храма Рождества Христова.

Несмотря на значительные утраты, фасад этой церкви, выполненный из инкерманского камня, и сейчас поражает красотой, изяществом и тщательностью отделки.

Фасад нижнего яруса пещерного храма представляет собой глухую стену с входным проемом, обрамленным небольшим порталом в центре. Слева и справа на перекрытие первого яруса ведут пологие пандусы. Престол и кафедра вырублены в скале. Второй ярус — в виде прижатой к скале небольшой часовни — состоит из трех сомкнутых полуциркульных арок, опирающихся на столбы Центральная арка, увенчанная крестом, в свою очередь, заполнена легкой трехчастичной византийской аркадой. В мозаичном полу второго яруса имеются даты «891—1891».

Проект иконостаса выполнил В.А. Фельдман. Он был одноярусный деревянный, резной, покрытый позолотой, с одними створчатыми дверями. Царские врата — в виде полуциркульной арки, увенчаны крестом. Справа имелось изображение Христа Спасителя, слева — Святой Девы Марии.

Готовясь к приезду гостей, отремонтировали гостиницу и кельи, замостили монастырский двор, к морю провели новую дорогу и лестницу, ставшую достопримечательностью монастыря. Она была едва ли не самая протяженная в Крыму — более 800 ступеней. Одна из легенд утверждает, что их было 891.

Романтический трап сохранился до наших дней, правда количество ступеней после неудачной реконструкции стало иным.

На скале Св. Явления, где, согласно легенде, спасшиеся греки обнаружили икону Георгия Победоносца, водрузили каменный крест с изображением святого, поражающего дракона, датами «891—1891» и памятной надписью. В скале вырубили ступени.

В ходе подготовки к празднику петербуржец А.А. Хвостов (не путать с Севастопольским градоначальником И. Хвостовым) предложил издать альбом с видами монастыря. Часть литографий для него выполнили в Одессе в фирме В. ТИЛЯ и К^о; а альбом — в художественной фототипии А.И. Вильборга в Санкт-Петербурге. Он сразу стал библиографической редкостью, так как тираж был всего тысяча экземпляров. В продажу альбом практически не поступал, только в монастырскую лавку в дни празднования юбилея. Альбом в папках с золотым и серебряным тиснением (с ошибкой на папке: в слове «Балаклавский» вместо «а» напечатали «о» Балоклавский») подарили императору и Великим князьям, послам, королю и королеве Греции, вручили членам Синода, К.П. Победоносцеву, министру Внутренних дел тайному советнику Е.В. Богдановичу, прибывшему на юбилей, А.А. Максимову...

Воспользовавшись удобным предлогом, игумен Никандр сделал попытку вернуть святыню монастырю — икону Георгия Победоносца, вывезенную митрополитом Игнатием, но она не увенчалась успехом. Впрочем, удалось найти компромиссное решение, о котором 10 октября 1891 года сообщила газета «Новости»: «Перенесенную на время празднования 1000-летнего юбилея в Георгиевский Балаклавский монастырь икону предложено возвратить обратно в Мариуполь, вследствие усиленной просьбы граждан Мариуполя, но с тем, чтобы ежегодно помянутая икона крестным ходом переносилась в апреле в Георгиевский монастырь и оставалась в нем до 15-го октября, а затем обратно возвращалась в Харлампиевский собор в Мариуполе, на время же отсутствия чудотворной иконы решено как в Георгиевском монастыре, так равно и в Мариупольском соборе — иметь точные копии с этой иконы» (51).

Позже икона оказалась в Государственном музее изобразительных искусств Украины, где и хранится под названием «Икона XII века из Харлампиевской церкви г. Мариуполя».

14 сентября 1891 года состоялось торжественное богослужение, проведенное епископом Мартинианом, почти совпавшее с еще одним юбилеем: серебряной свадьбой императорской четы (10 октября). Прихожан и гостей собралось не менее тысячи. Движимые патриотизмом, десять севастопольских купцов даже обратились к своим собратьям с письмом «Мы христиане», призвав их в этот день «закрыть магазины, чтобы больше людей посетило юбилейные торжества» (52).

В дни празднования у монахов появилась мысль устроить в обители обширный соборный храм в память 1000-ле-тия монастыря и в честь чудесного избавления наследника цесаревича Николая Александровича от опасности в Японии. Сразу создали специальный комитет во главе с настоятелем. Как всегда, одним из первых 500 руб. пожертвовал обер-прокурор Святейшего Синода К.П. Победоносцев. 11 октября 1891 года Никандр написал рапорт епископу Мартиниану с просьбой разрешить сбор средств на строительство соборного храма, возобновление пещерной церкви и ремонт монастырских зданий. Обратились за помощью к прихожанам и к общественности. «Георгиевский Балаклавский монастырь в нынешнем 1891 году, как известно, отпраздновал своего существования тысячелетие. Это единственный тысячелетний монастырь в России, но в нем находятся церкви, вмещающие не более ста человек, а посему обращаемся к милостивым благотворителям и любителям древности и почитателям святыни не отказать нам в помощи возобновить пещерную церковь и соорудить в память тысячелетия обширный соборный храм в Георгиевском монастыре.

Эскизный проект Соборного храма Балаклавского Георгиевского монастыря. Конец XIX в.

Приношения могут адресоваться в СПБ на имя господина обер-прокурора Святейшего Синода Константина Петровича Победоносцева и в Севастополь в Георгиевский Балаклавский монастырь Таврической епархии игумену Никандру и братии» (53).

Сам настоятель в сопровождении монаха Петра отправился по губерниям Украины. В Россию ехать не посоветовали — там был голод.

В 1892 году на постройку соборного храма во имя Вознесения Господня (по другим данным — в честь Вознесения Господня, Святого Николая Чудотворца и Святой царицы Александры) собрали 3231 руб. 92 коп.

Надо сказать, что император Александр III, в правление которого монастырь отметил свой юбилей, всегда внимательно относился к нуждам Балаклавского Георгиевского монастыря, навещал его во время своих приездов в Крым.

Весной 1893 года он посетил Севастополь. Произведя осмотр вновь созданного после Крымской войны Черноморского флота и «найдя все в отличном порядке», император отправился в свой любимый Малый Ливадийский дворец. В его гостиной в паркете были вмонтированы две старые подковы, найденные «на счастье» Александром III и императрицей Марией Федоровной, а во Дворцовой церкви в честь Воздвиженья Честного Креста религиозный царь оставил след, вытертый погоном его мундира на ковре, которым была обита правая сторона у иконостаса. Сравнительно непродолжительное царствование Александра Александровича, прозванного Миротворцем, оказалось довольно благоприятным для православной церкви: сооружались новые храмы, учреждались церковно-приходские школы. При нем Балаклавский Георгиевский монастырь, отмечая 1000-летний юбилей, восстановил пещерную церковь Рождества Христова, было выделено место для подворья в Екатеринодаре и решен вопрос о сооружении соборного храма на территории монастыря. Но 20 октября 1894 года Александр III скончался в Ливадии. В четверг 27 октября духовенство и севастопольцы прощались с императором, которого на специальном поезде отправили в столицу.

Только в 1909 году архитектор Крымской и Симферопольской епархии Ларионов разработал проект соборного храм.

Изученные документы позволяют утверждать, что архитектор спроектировал большой крестово-купольный двухъярусный пятиглавый храм в византийском стиле, с доминирующим центральным барабаном и развитым трансептом.

В каменоломнях Инкермана для него стали резать блоки. Место для строительства облюбовали около пограничного поста № 31, находящегося возле монастыря. Поэтому новый настоятель Нафанаил, сменивший игумена Никандра, ссылаясь на авторитетных покровителей, обратился в Управление Южно-Севастопольского отряда Крымской бригады Отдельного корпуса пограничной стражи с просьбой перенести пост в другое место. Покровителями же оказались император Николай II с супругой Александрой Федоровной, заложившие соборный храм еще в 1898 году (54).

Вот как вспоминает об этом событии ялтинский городской голова В.А. Рыбицкий, получивший указание от коменданта Ливадийского дворца генерал-адъютанта П. Гессе подготовить все к приезду императорской четы в монастырь, особенно дорогу: «Проселочная дорога к монастырю оказалась довольно плохой и местами очень узкой. Немедленно были собраны рабочие и в два дня благодаря чудесной погоде, дорога получила безукоризненный вид. Получив уведомление, что Государь намерен выехать на следующий день (17 октября 1898 г. — авт.) из Ливадии для следования в монастырь, и убедившись в полной законченности работ на дороге, я немедленно отправился в Севастополь (из Георгиевского монастыря — авт.), сообщил об этом градоначальнику и старосте монастыря Севастопольскому голове Максимову. На следующий день, приобретя букет из белых роз, я направился в монастырь с градоначальником. К часу дня у входа в монастырь собралось духовенство с епископом Никоном (впоследствии экзарх Грузии, убитый революционерами)» (55). После приветствия владыки императорская чета направилась в храм Рождества Христова, где настоятель отслужил молебен. Церковь вместила только царскую чету и свиту, состоящую из министра двора В. Фредерикса, дворцового коменданта П. Гессе, дежурного флигель-адъютанта полковника князя Оболенского, фрейлины императрицы и встречавших их лиц.

«По окончании богослужения Государь с императрицей обошли верхнюю часть монастырского сада, а затем староста Максимов провел к месту, на котором заложили новый храм, тут их Императорским Величествам был представлен план храма...» (56).

Заложив в каменное возвышение в виде престола золотые монеты и «серебряную доску с начертанными на ней словами о закладке храма», Николай II и императрица положили первые камни соборного храма.

В этом же году у Святых ворот соорудили небольшую часовню во имя Святого Великомученика Георгия (57). В 1899 году в монастырь провели телефон.

Размеренная жизнь монахов протекала довольно спокойно, хотя случались в обители неприятности и причинялись обиды.

В конце 1907 года группа «анархистов-экспроприаторов», попросту говоря бандитов, совершила налет на Георгиевский монастырь. Экспроприация не удалась. Монахи с трудом, но отбились. Возвращаясь, анархисты встретили экипаж, в котором ехали балаклавский становой Гвоздевич и жандармский унтер-офицер Дзюба — оба приговоренные бандитами к смерти.

Гвоздевич был убит, жандарму же повезло — он упал в канаву и притворился мертвым.

После этого случая монахам пришлось приобрести несколько ружей — время было смутное.

Довольно сильно монастырской братии докучал севастопольский градоначальник Иван Хвостов, являвшийся в монастырь исключительно «под шафе» и пытавшийся учить настоятеля уму-разуму.

Рассказывали, что, служа в гвардейском экипаже и проявив себя незаменимым организатором попоек, он стал адъютантом Великого князя генерал-адмирала Алексея Александровича. На одном из дружеских ужинов Хвостов выпросил у своего высокопоставленного собутыльника место Севастопольского градоначальника. Даже привычные ко многому моряки удивлялись «талантам» этого столичного циника, особенно его замысловатому непечатному фольклору. Ругался он искуснее старых боцманов. О приверженности к Бахусу и говорить не приходилось. Но связываться с выдвиженцем Великого князя не хотелось никому. Все же Хвостов споткнулся на английском консуле — мистере Куке. Жил тот в особнячке на Центральном холме у Владимирского собора, из которого открывался великолепный вид на Севастопольский рейд со стоящими там судами. «Вычислив» в консуле английского шпиона, градоначальник предложил сменить ему место жительства. Удивленный мистер Кук пожаловался начальству. К радости горожан и монахов, поменять город и службу пришлось Хвостову.

Особые надежды монахи связывали со строительством нового соборного храма на территории обители. Но первые камни, заложенные императорской четой, оказались и последними... Грянул семнадцатый год. Отношения атеистического Советского государства и церкви оказались сложными и подчас трагичными. Ликвидировались религиозные общины, закрывались храмы и монастыри, разрушались, стирались с земли ценнейшие исторические и архитектурные памятники русского культового зодчества.

Георгиевский Балаклавский монастырь ликвидировали и передали курортному тресту 29 ноября 1929 года (58). Еще в мае закрыли все церкви. Пещерную отдали музейному объединению, остальные — санаторию Осоавиахима. Уникальный храм Святого Георгия им, видно, сильно мешал, и его просто снесли. От церкви остался фундамент, подвальная часть да ступени белого мрамора. Вместо храма установили традиционные парковые скульптуры. Не забыли и «Девушку с веслом». Вскоре санаторий тоже закрыли. По некоторым данным, с 1930 по 1933 гг. на территории бывшего монастыря находился лагерь для лиц, которые чем-то не угодили советской власти. Сидели целыми семьями: греки, татары, русские... В июне 1936 года монастырские постройки вновь отдали Осоавиахиму под дом отдыха на 400 мест. Один из домиков облюбовал для летней дачи командующий Черноморским флотом И.К. Кожанов. С конца 1939 года до ноября 1947 года в бывшем монастыре находились Военно-политические курсы Черноморского флота.

Монастырская земля тоже не пустовала. «Три обширных совхоза расположились треугольником на полуострове. Один угол — совхоз «Безбожник». Здесь над глубоким обрывом, у м. Фиолент, еще недавно жили трутнями представители мракобесия. Во 2-м углу раскинулась молочная база морзавода — совхоз № 2 (молферма). Под ферму отошли дачи князя Вяземского, Капылова и др. (Здесь все расширяется, переделывается и т. д.). Угол 3-й — совхоз № 1 Военпорта. Здесь выращивается мясо для рабочих-ударников. Дачи, занятые совхозом, в которых пьянствовали и развратничали, «отдыхали» городские головы, инженеры Максимовичи и прочая белая «знать», не знали электрической лампочки. Теперь здесь электрический свет для 2.500 свиней...» (59).

В годы войны в помещениях монастыря организовали курсы для сержантов и офицеров 109-й стрелковой дивизии Приморской армии, там же находились несколько медсанбатов, в том числе 299-й (затем 272-й) инфекционный медсанбат. Западнее и восточнее обители появились небольшие кладбища, от которых сохранились лишь две могилы.

Время, войны и люди не пощадили монастырский комплекс. Полностью разрушен Некрополь, в аварийном состоянии колокольня, часовня на могиле митрополита Хрисанфа... Пришел в негодность источник Святого Георгия, разрушается лестница, заброшен террасный парк со следами былого великолепия и еще большими свидетельствами забвения и запустения.

Но первые шаги по возрождению этой православной святыни уже сделаны. 14 сентября 1991 года на Георгиевской скале водрузили семиметровый крест, взамен утраченного. Правда, не каменный, а металлический. Освятили его в храме Святого Николая на Братском кладбище защитников Севастополя 1854—1855 гг., доставили вертолетом и установили на прежнем месте.

22 июля 1993 года совет по делам религий при Кабинете Министров Украины зарегистрировал устав религиозной организации — Свято-Георгиевского мужского монастыря Симферопольской и Крымской епархии Украинской православной церкви Московской патриархии.

Многое по восстановлению обители сделал наместник монастыря архимандрит Августин (в миру Александр Половецкий), к сожалению погибший в автомобильной катастрофе в сентябре 1996 года². Ныне идут восстановительные работы. При расчистке остатков храма Св. Георгия были обнаружены останки князя А.Н. Голицына (по другой версии — графа И.О. Витта). Разработан проект восстановления Свято-Георгиевского храма. Идет возрождение монастыря.

Архиепископ Симферопольский и Крымский Василий в монастыре Св. Георгия. Фото И. Красовского. 1991 г.

Говоря о Свято-Георгиевском монастыре, безусловно, нельзя не вспомнить еще об одном монастырском комплексе на территории Балаклавского района в Инкермане — Свято-Климентовском мужском монастыре.

Инкерманский пещерный монастырь находится на правом берегу Черной речки. Сведений о нем в раннее средневековье, к сожалению, нет. Безусловно, культовые его помещения использовались обитателями крепости Каламита, возведенной в 1427 году князем Алексеем — правителем княжества Феодоро на месте более древних укреплений, возможно периода императора Юстиниана I. Об использовании храмов свидетельствовали надписи и фрески, существовавшие в IX—XIII вв., ныне уже утраченные. Впервые описание монастыря и его главного храма Св. Георгия (позже Св. Климента) дал русский священник Иаков Лызлов, входивший в состав посольства царя Михаила Федоровича к крымскому хану в марте 1634 года. Местные христиане рассказывали священнику и его двум спутникам, что храм этот называют Св. Юрия (или Св. Георгия).

Еще раньше польский посол Мартин Броневский, побывавший в Крыму в 1578 году, писал о Каламите, что греки, живущие на полуострове, ежегодно «стекаются сюда» и отмечают праздник. Турецкий путешественник Эвлия Челеби осенью 1665 года также был в Инкермане. Он говорит о греческом монастыре, но подчеркивает, что население уже было смешанное. Упадок Инкерманского монастыря безусловно связан с захватом турками в 1475 году княжества Феодоро и Южнобережья.

Единого мнения о времени возникновения главного храма монастыря — Св. Климента — нет. Исследователи по-разному трактуют строительство этой вырубленной в скале трехнефной базилики — от VIII до XV века. Ее длина 10,6 м, нефы разделены тремя парами колонн с капителями.

В конхе апсиды имеется большой рельефный процветший крест с расширяющимися концами. Существуют разные точки зрения о причине изображения креста в храме. Трактовали его как иконоборческий символ. Некоторые предполагали, что церковь построена армянским мастером, так как подобные изображения известны в армянских храмах.

Рядом с храмом Св. Климента находится еще она пещерная церковь — Святого Апостола Андрея Первозванного. Она прямоугольная в плане, с горизонтальным потолком. Здесь же и храм Св. Мартина. Престол в честь этого святого освятили в древнем храме в 1868 году.

Годом ранее художник Д.М. Струков его реставрировал. В это же время восстановили кладку наружных стен всех пещерных церквей Инкерманского монастыря. В храме Св. Мартина парусиновый иконостас, с одного из судов, затопленных в период обороны Севастополя 1854—1855 гг., заменили на цинковый со стеклянной мозаикой и росписью, выполненной академиком живописи В.Д. Фартусовым. В те же годы по проекту Д.М. Струкова у подножия скалы, в которой вырублены храмы, построили дом настоятеля с надомной церковью Св. Троицы.

В 1895 году, напротив подземного храма Св. Мартина соорудили небольшой храм во имя Св. Пантелеймона, выдержанный в стиле поздневизантийского церковного зодчества, с иконостасом работы В.Д. Фартусова. Храм был посвящен спасению семьи императора Александра III в железнодорожной катастрофе 17 октября 1888 года у станции Борки. На следующий год рядом с домом настоятеля выстроили двухэтажную гостиницу на 24 номера. В 1897 году при обители организовали церковно-приходскую школу, в которой обучалось сорок учеников. К 50-летию первой Севастопольской обороны на плато Монастырской скалы был заложен, а в 1907 году освящен храм Святого Николая, а также храм «Всех скорбящих радость» (арх. А.М. Вейзен) — в память воинов, павших 24 октября 1854 года в Инкерманском сражении.

Рядом с обителью находился некрополь, частично сохранившийся до наших дней. В саду имелся фонтан с золоченым крестом над водоемом. Согласно преданию, источник забил из скалы после молитвы великомученика Климента. Источник, носящий его имя, существовал до недавнего времени, даря страждущим ежесуточно до 1600 литров воды.

Монастырь был ликвидирован решением КрымЦИКа 9 июня 1926 года. Церковь Св. Климента закрыли 15 декабря 1931 года (60).

Богослужение в культовых помещениях бывшего Инкерманского монастыря возобновились ровно через 60 лет.

Примечания

1. В 1908 году А.А. Максимов покончил жизнь самоубийством. Похоронен в склепе на городском кладбище.

2. Похоронен в Свято-Климентовском монастыре в Инкермане.