Писательская Мекка

Вглубь веков уходят первые литературные описания это го романтического уголка земли Древней Тавриды, с его неповторимой бухтой: Гомер, Страбон, Еврипид, Флавий Арриан, Константин Порфирородный, Овидий... Таинственная Таврида всегда привлекала к себе внимание. Получив возможность познакомиться с неведомой крымской землей, после присоединения Крыма к России, сюда потянулись ученые и путешественники, писатели и художники. И редко кто проезжал мимо Балаклавы, Георгиевского монастыря и овеянного мифами Фиолента.

Конечно, далеко не все, что написано о Балаклаве и Георгиевском монастыре, и не все знаменитые имена живших, творивших или просто побывавших здесь, вошли в эту книгу.

Одним из первых приехал в Крым французский ученый и политический деятель Великой французской буржуазной революции XVIII века Жильбер Ромм. До революции около семи лет он прожил в России в семье графа А.С. Строганова, был воспитателем его сына Павла. Со своим воспитанником он посещает Севастополь, Балаклаву. В своей книге «Путешествие Жильбера Ромма в Крым в 1786 году», он оставил для нас весьма любопытные описания примечательных мест Тавриды. В этом же году здесь путешествовала, а точнее, занималась шпионажем, англичанка Элиза Кревен, урожденная графиня Беркли. Интимная подруга прусского маркграфа Александра Ансбахского, племянника Фридриха Великого, конечно, не случайно появилась в Крыму накануне поездки русской императрицы Екатерины II. Графиня оказалась не только любознательной путешественницей. Письма прелестной англичанки из Крыма с ценными сведениями о бухтах, гаванях, строящихся батареях и кораблях, весьма порадовали ее друга. «...У меня в голове одни только географические карты и разные топографические планы», — писала Элиза Кревен (102).

Миледи внимательно осмотрела Балаклаву, Инкерман и Байдарскую долину. В монастырь она не заглянула, интересы путешественницы-шпионки были совсем иными. Александр Ансбахский остался графиней доволен. Впрочем, он стал бы гораздо менее счастлив, узнав, что прежде чем все эти планы и карты попали к нему, их просмотрел... австрийский император Иосиф. В середине апреля севастопольское начальство, облегченно вздохнув, посадило знатную англичанку на фрегат и отправило в Константинополь. В Турции она встретила своего соотечественника художника Ричарда Уорслея, совершавшего поездку из Рима на восток вместе с известным живописцем Вильямом Ревлеем. Расписав прелести Крыма, Э. Кревен посоветовала им посетить таинственную и заманчивую Тавриду. Англичанке не составило особого труда уговорить капитана возвращающегося в Севастополь фрегата захватить с собой художников. 28 мая они прибыли в Севастополь, посетили Балаклаву и Георгиевский монастырь, запечатлев его в рисунках.

Одним из первопроходцев Крыма стал русский ученый географ-натуралист Карл Иванович Габлиц, назначенный в 1783 году вице-губернатором Крыма. Поселившись в Чоргуне в «Царском имении», он неоднократно бывал в Балаклаве, монастыре и на Фиоленте.

В октябре 1793 года в Крым приехал выдающийся ученый академик Петр Симон Паллас. Приглашенный в Россию Екатериной II и став историографом адмиралтейской коллегии, он посвятил всю свою жизнь изучению России. Труды Палласа — «первенствующего писателя о Крыме» стали вершиной его научного творчества. Назвав окрестности Севастополя «землей классической», он описал Балаклавский Георгиевский монастырь, Балаклаву и мыс Айя, памятники античности, раннего и позднего средневековья. Посвящая страницы своих трудов древностям Гераклейского полуострова, Паллас указывает на многочисленные следы башен, стен и разных построек от Инкермана до Балаклавы, отмечает остатки древних строений у мыса Айя, на западном склоне Караньской долины, на берегу моря от Балаклавы до Георгиевского монастыря, считает вероятным, что в районе мыса Фиолент находился храм Дианы. Паллас впервые устанавливает преемственность архитектурной культуры на территории полуострова. Екатерина II пожаловала ученому в Крыму, где он прожил пятнадцать лет, несколько имений, в том числе и Шули (ныне Терновка).

Вместе с П.С. Палласом в 1793 году путешествовал по Крыму профессор Кембриджского университета Э. Кларк, сопровождал его также в поездках немецкий гравер и рисовальщик Христиан Готфрид Генрих Гейслер. Он жил в России с 1780 по 1798 год. Его рисунки впервые опубликованы в книге Палласа, изданной в 1801 году в Лейпциге.

Определенный интерес представляют и книги П.И. Сумарокова: «Путешествие по всему Крыму и Бессарабии в 1799 году» и «Досуги Крымского судьи или второе путешествие в Тавриду» (1803 г.). Он подробно описывает Херсонес, Байдары, Балаклаву, Георгиевский монастырь и Инкерман — «нечто чудесное и неимоверное». В мае 1834 года в Севастополь прибыл маршал наполеоновской эпохи Мармона герцог Рагузский. Спутниками его в путешествии были доктор Зенг и художник-любитель граф Брацца. Помимо Херсонеса, севастопольских укреплений, спутники побывали и в Георгиевском монастыре. Весьма любопытны красочные описания Олимпиады Шишкиной, посвятившей свои «Заметки и воспоминания русской путешественницы по России в 1845 году» императору Николаю I. Отмечая, что «в Севастополе недешево жить», но можно приятно проводить время, она достаточно подробно описывает посещение Георгиевского монастыря, Инкермана, Балаклавы и Байдарской долины. Говоря о строительстве Байдарских ворот «русскими работниками», любознательная путешественница отмечает: «Высокая плата привлекает их в Крым... Приходя сюда обыкновенно на три года, они нетерпеливо ждут возвращения домой».

В 1823 году вышла в свет книга дипломата и писателя И.М. Муравьева-Апостола «Путешествие по Тавриде в 1820 годе», ставшая «путеводителем для многих крымских путешественников». Со своей женой Прасковьей Васильевной он побывал в Балаклаве: «Вот и теперь я нахожусь у заслуженного, израненного начальника Балаклавы и греческого батальона Ревелиотиса (Ф.Д. Ревелиоти — авт.), как у себя в доме. Чистенький, веселый домик его стоит на конце города на восточном берегу узкоустой гавани. Против комнаты моей, с южной стороны, я вижу на краю скалы, над самым устьем гавани, висящую генуэзскую башню» (103). Посетив Чоргуньское имение, он восхищался: «Прелестное место! Если когда мне вздумается писать роман в рыцарском вкусе, я здесь запрусь с Ариосто¹ и с 1001 ночью» (104). Помимо критических доводов о расположении у мыса Фиолент храма Дианы, Муравьев-Апостол дал интересное описание Георгиевского монастыря.

Важные сведения для изучения истории Балаклавского Георгиевского монастыря оставил швейцарский исследователь Дюбуа де Монпере, профессор академии из Невшателя, путешествовавший по Крыму в 1832—1833 годах. «Я всегда буду помнить волшебное впечатление, полученное мною открытием этого монастыря», — пишет он в своей книге, изданной в 1843 году в Париже. «Вот мыс Фанари², а вдали Севастополь, мы также видим на краю обрыва скал маленькую часовню, к которой безучастно продвигаемся. О чудо! Лишь только мы боязливо нагнулись над этим обрывом, чтоб глазом измерить бездну, открывающуюся перед нами, как вдруг, вместо пропасти, изрытой бездомным морем, оказалась церковь, жилища, террасы одна под другою, красивые деревья, старые тополя, орошаемые прекрасным источником; над всем этим мы парили. Все это на 50 футов под нами в маленьком оазисе, как бы чудом висящем на несколько сот футов над морем, огражденным базальтовыми скалами резко выделяющимися своим черным цветом, на зелени, в которой как-то прячется монастырь...

В соседстве маленькой церкви скала известняка пробита древними пещерами, сделанными быть может еще первыми обитателями Крыма, а теперь служащими подвалами и курятниками... Монастырь состоит из нескольких строений, частью предназначенных для посетителей. Недавно перестроенная церковь возбуждает сожаление о древней часовне, разрушенной для образования места новой. Ниже домов родник течет в каменный водоем, отененный тополями. Еще ниже — сады террасами и несколько виноградников.

Недавно, обвал земли, в соседстве монастыря, обнаружил древнюю колонну известкового камня. Тесаная очень правильно — пропорционально, она имеет 7½ футов высоты и 13 дюймов в наибольшем диаметре. Паллас считал ее самой далекой древности» (105).

В августе 1837 года Георгиевский монастырь и мыс Фиолент посетили спутники Анатолия Демидова — путешественника, писателя, члена Императорской Санкт-Петербургской Академии наук, Императорского Санкт-Петербургского университета и ряда академий: Парижа, Мюнхена, Стокгольма. Родом из знаменитых Демидовых — уральских магнатов, он большую часть своей жизни прожил в Европе, наезжая изредка в Россию. В 1841 году А.Н. Демидов женился на племяннице Наполеона I Матильде. Купив княжество Сан-Донато, близ Флоренции, он стал князем Сан-Донато.

На его деньги в 1837 году снарядили экспедицию в южные районы России. Сам же Демидов задержался в Одессе и, вопреки заверению многих историков и краеведов, писал о монастыре со слов своих товарищей по путешествию: художника Г. Раффе, Руссо, Гюа и доктора Левелье.

А.Н. Демидов оставил нам интересное списание монастыря: «Дорога, идущая по бесплодной степи, вдруг выходит к огромному полукружию, составленному из скал, постепенно понижающихся к морю. На высшей точке этого естественного цирка, в прекраснейшем местоположении, какое только можно вообразить, стоит монастырь Святого Георгия. Вокруг монастыря живописно разбросано несколько веселых домиков, среди которых возвышается прекрасная церковь. В этом монастыре живут десять монахов и архимандрит, с которым мы познакомились в Севастополе. Здесь есть семинария³, доставляющая священников для флота. Во время нашего посещения монахи были не все в монастыре: пятеро из них находилось на флоте, а один находился в плену у черкесов, и монастырь собирал мало-помалу, и с большим трудом, 8000 рублей, нужных для выкупа его.

Недалеко от монастыря стояли два особенные, довольно большие здания, назначенные для приема посетителей. Все могут свободно прогуливаться по обширной горной площадке, возвышающейся над монастырем.

Для всхода на эту площадку устроена лестница со сводами. Сады благочестивых иноков орошены прекрасным ручейком. Эти сады спускаются к морскому берегу, где устроены купальни...» (106). Осмотрев монастырь, они направились на мыс Фиоренте «возбуждающий столько мифологических воспоминаний, [который] у генуэзцев назывался мыс Фиоренте». Сопровождал их отставной унтер-офицер грек Михаил Барба-Кристи, уверявший, что на вершинах скал имеется «огромное количество золота».

Чувства многих, побывавших в древней обители, выражены в воспоминаниях Оммера де Гель, изданных в 1845 году в Париже. «...Мы подъехали совсем близко к монастырю, но никакой признак не обнаруживал его соседства. Поэтому мы были очень удивлены, когда кучер, весело соскочив с козел, подошел просить нас последовать его примеру. Оглядывая все окрестности, ничего не примечая, мы склонны были думать, что он смеется над нами, и колебались последовать за ним в свободный проход, куда он направился с усмешкою, казавшеюся нам верхом нахальства. Но в конце прохода у нас вырвался крик восторга: монастырь со своими домиками, прислоненными к скале, террасами, церковью с зеленым куполом, садами, богатою растительностью, предстал перед нашими глазами висящим в нескольких стах футов над морем. Долго мы созерцали волшебный вид...» (107).

Многие знаменитости оставили свой след в истории Балаклавы и ее окрестностей, но, безусловно, один из самых заметных — историк и краевед, археолог и нумизмат генерал Александр Львович Бертье-Делагард.

Внук французского эмигранта, он появился на свет в Севастополе — 26 октября 1842 года. Получив военное инженерное образование, занимался строительством на юге России — в Херсоне, Одессе. В 1874 году А.Л. Бертье-Дела-гарда перевели в Севастополь. После Крымской войны город лежал еще в развалинах. Бертье-Делагард, восстанавливая разрушенный Севастополь, много строил: стапеля Лазаревского Адмиралтейства, батареи, возводил Приморский бульвар. Страстно интересуясь историей Крыма, Александр Львович долгие годы изучал историю Херсонеса и Георгиевского монастыря, проблемы крымского средневековья, античного Херсонеса и Боспора. Понимая уникальность памятников Крыма, участвовал в раскопках, уделял

А.С. Грибоедов

Много внимания охране и реставрации исторических мест Тавриды. В своей работе «К истории христианства в Крыму» А.Л. Бертье-Делагард подробно рассмотрел историографию Георгиевского монастыря, сделал его описание.

27 февраля 1920 года Александра Львовича не стало. Умер он в Ялте, похоронен в Севастополе. При проведении обследования старого городского некрополя могилу ученого, к сожалению, обнаружить не удалось.

В 1825 году в Балаклаве и Георгиевском монастыре побывал автор бессмертной комедии «Горе от ума» А.С. Грибоедов. Направляясь из Петербурга к месту своей службы в Тифлис, он завернул в Крым, где прожил три месяца. Различны мнения о затянувшемся крымском путешествии поэта и дипломата. Некоторые исследователи объясняют это подавленным настроением А.С. Грибоедова, стремлением к уединению, интересом к истории Тавриды, другие пытаются связать это с движением декабристов, с переговорами, которые, якобы по их поручению, вел он с членами польского «Патриотического общества».

Свои впечатления о пребывании в Крыму писатель изложил в дневнике путешествия, опубликованном под названием «Путевые записки <Крым>», и в письмах к декабристу Степану Никитичу Бегичеву. Они свидетельствуют о глубоком интересе А.С. Грибоедова к крымской археологии и истории, содержат ценные описания и зарисовки древностей. Выполненные наблюдательным человеком, они и ныне представляют значительный интерес. Подчас в своих путевых записках А.С. Грибоедов прибегал к сокращениям, крошечным рисункам и эскизам, заменяющим слова или даже фразу: «Сближение своей жизни последнего пришельца с судьбою давно отошедших» — было основным интересом поэта и историка в его странствиях по Древней Тавриде.

1 июня поэт прибыл в Балаклаву. Пораженный ее оригинальностью, Грибоедов задерживается в городке на сутки. «Комната моя в трактире с бильярдом», — пишет он своему другу С.Н. Бегичеву. Неизменными спутниками поэта по Крыму были труды П.-С. Палласа и «Путешествие по Тавриде в 1820 годе» И.М. Муравьева-Апостола. Они помогли ему выбрать наиболее интересные маршруты. Осмотрев Чембало и совершив морскую прогулку на ялике к мысу Айя, 2 июня поэт направился в Георгиевский монастырь.

«Внезапности для меня нет, — пишет Александр Сергеевич в путевых заметках, — потому что слишком часто описано (так же как и Байдарская долина, если бы безымянная, она бы мне более понравилась, слишком прославлена).

Спускаясь к морю, глаз меня обманул: гораздо глубочайший спуск, чем я думал. От церкви глядел на верх, к колокольне, похоже на Киевскую Лавру... В море справа два камня, как башни, между ними утес вогнутой дугою, слева скалы»(70). Искупавшись в холодной «как лед» воде и полюбовавшись разноцветной яшмой, А.С. Грибоедов стал подниматься к монастырю. Тяжелый подъем и неприятная встреча со змеей, видимо, не испортили впечатления от посещения обители. После беседы с архимандритом Агафангелом, только что назначенным настоятелем, путешественник направился в Севастополь.

В те же дни в Крым приехал талантливый польский поэт Адам Мицкевич (1798—1855). Покинувший не по своей воле родные литовские, а точнее белорусские места, он попал в Одессу. Принятый там в салоне красавицы Каролины Собаньской, в которую в свое время безответно был влюблен Александр Пушкин, Мицкевич попал под надзор ее уже немолодого интимного друга генерала от кавалерии И.О. Витта, возглавлявшего тайную полицию Таврии и Новороссии. Собравшись в Крым по служебным делам, а вернее проверить бдительность таврических полицейских, он превратил командировку в увеселительную прогулку. Вместе с генералом в Севастополе появилась весьма пестрая компания: Каролина Собаньска, ее брат Генрих Ржевский, муж граф Собаньский, Адам Мицкевич и секретный агент генерала — полковник А.К. Бошняк⁴. Видимо Адам Мицкевич разгадал ложь и лицемерие тех, кто его окружал. В сонете «Ястреб» Мицкевич написал:

Обмануты надежды... И на что мне
Твои слова, твои силки сейчас?.. (71).

Но ни постоянная слежка, ни присутствие чуждых ему людей, не могли омрачить крымское путешествие поэта. Здесь в Крыму, на Чатыр-даге и в Бахчисарае, в Балаклаве и Байдарской долине, рождались его «Крымские сонеты» — шедевр славянской романтической поэзии. В этих сонетах «великолепие пейзажных описаний, введение ориентального элемента в польскую поэзию сочетались... с проникновенным лиризмом, передачей мятежно-тоскующего настроения героя — пилигрима, вспоминающего о далекой отчизне».

Мою судьбу, свою судьбу припомни:
В житейском море шторм трепал и нас,
И мне он крылья скручивал не раз....

В память о пребывании в Балаклаве А. Мицкевича, в декабре 2001 года в центре городка открыли мемориальную доску (арх. Ю. Ковалев, художник Е. Дробязин).

Несколько позже, в 1837 году посетил Балаклаву поэт Василий Андреевич Жуковский, оставивший в своем дневнике записи обо всех местах, где он побывал, и зарисовки в альбоме.

Летом 1856 года вместе со своей будущей женой Софьей Андреевной Миллер в районе Балаклавы побывал Алексей Константинович Толстой — товарищ детских игр Александра II. Когда началась Крымская война, А.К. Толстой записался добровольцем, но «полк не имел случая быть в деле и достиг только Одессы». Там он заболел тифом, и только самоотверженность Софьи Андреевны помогла ему стать на ноги. Рвавшийся на поле брани А.К. Толстой все же увидел врага: в Балаклаве, в Севастополе и его окрестностях. Заключив в Париже мирный договор, англичане и французы собирались домой: грабили, вырубали леса. А.К. Толстой с сожалением писал об этом в «Крымских очерках»:

Где был заветный лес Дианы,
Там слышны звуки топора,
Грохочут вражьи барабаны.

После окончания Крымской кампании Севастополь, Балаклаву и Георгиевский монастырь посетил известный русский писатель И.С. Аксаков. «В августе 1856 года, будучи в составе следственной комиссии князя В.И. Васильчикова по ревизии деятельности интендантства Крымской и Южной армий в 1853—1856 гг., штабс-капитан Серпуховской дружины народного ополчения» (109) И.С. Аксаков прибыл в Севастополь. Составленные им документы полностью, к сожалению, не найдены, как и дневник писателя, где он описывал маршрут путешествия. Но сохранилось его письмо к Е.И. Елагиной, опубликованное в 1892 году среди эпистолярного наследия И.С. Аксакова с упоминанием Балаклавы и Георгиевского монастыря.

В июле 1860 года в Балаклаве и Георгиевском монастыре с актером А.Е. Мартыновым побывал драматург Александр Николаевич Островский. В октябре 1898 года к родственникам жены-красавицы гречанки Анны Николаевны Цакни в Балаклаву приезжает И.А. Бунин (его отец был участником первой Севастопольской обороны). В 1878—1879 гг., собирая материал для своей будущей книги «Осажденный Севастополь», Балаклаву посетил М.М. Филиппов.

Спустя 46 лет после окончания Севастопольской эпопеи Балаклаву посетил Лев Толстой. 7 сентября 1901 года больной писатель приехал сюда в сопровождении С.А. Толстой, дочерей Марии и Александры, П.А. Буланже, пианиста и композитора А.Б. Гольденвейзера.

Один из спутников Л.Н. Толстого в своих воспоминаниях рассказывал: «...Когда мы проезжали станции, напоминавшие ему по названию Севастопольскую кампанию, он вспоминал прошлое и подробно рассказывал нам события, происходившие тут во время Севастопольской обороны, и эпизоды из своей жизни в то время» (110). Воспоминания былого улучшили самочувствие и настроение писателя. Он с интересом осмотрел городок, любовался долиной и окружающими высотами. Во время смены лошадей в Балаклаве прошел немного пешком, размышлял об обороне Севастополя, сожалел о том, что ему не удалось участвовать в «балаклавском деле... Лев Николаевич оглядывал проезжаемую нами местность и объяснял нам расположение редутов, войск во время севастопольской обороны», — вспоминали его спутники (111).

Вблизи Георгиевского монастыря вдается в море мыс Джаншиев, носящий имя известного русского публициста и историка Г.А. Джаншиева. На оконечности этого мыса самым талантливым в мире архитектором — природой, создан неповторимый ландшафтный памятник — «Морские ворота», через которые свободно проходит шлюпка. На карте С.А. Зернова он именуется «мысом с гротом Дианы» (112). На современных же картах мыс Джаншиев называется мысом Лермонтова. Безусловно, весьма заманчиво связать его с именем великого русского поэта. Тем более, до 1934 года считалось историческим фактом, что осенью 1840 года в сопровождении французской авантюристски Адель Оммер де Гель, Михаил Юрьевич на шхуне «Юлия» тайно посетил Крым: Мисхор, Ялту и Балаклаву.

Дитя любви русского богача Анатолия Демидова и француженки, красавица Адель выходит замуж за путешественника и геолога Ксавье Оммера, приглашенного правительством на работу в регион степного юга России. На Кавказе она встречается со светилой русской поэзии. И безумно влюбленный, улизнув с передового края Кавказского театра военных действий против восставшей Чечни, вместе с Адель Оммер де Гель, он оказывается в Крыму.

Но в 1934 году литературовед Н.О. Лернер, а за ним П.С. Попов подвергли сомнению подлинность мемуаров и писем француженки, описавшей эту интимную поездку. Называли и автора фальсификации — П.П. Вяземского, сына известного поэта пушкинского круга и знакомого М.Ю. Лермонтова. Таинственность этой романтической истории и весьма неубедительные обвинения в мистификации князя Павла Вяземского — сенатора и известного ученого, породили у современных исследователей различные версии, мнения и... сомнения. Исследовательница творчества Лермонтова Эмилия Гернштейн, пишет, что в дневниках близкого приятеля Михаила Юрьевича князя Лобанова-Ростовского, хранящихся в Щукинском архиве ГИМа, упоминается встреча с Михаилом Лермонтовым в Мисхоре — в октябре 1840 года...

Так что последнюю точку в этой истории ставить пока не стоит. «...Версию о том, что 160 лет назад, с 16 по 25 октября, Лермонтов дышал нашим с вами воздухом (во всяком случае, был в Балаклаве), сбрасывать со счетов русской поэзии, выходит, рано. Мишель Лермонтов, конечно же, был способен именно на такой поступок. Да, безрассудный. Да, явно его компрометирующий (хотя бы связью с далеко не лучшей дочерью Франции и России») (113). Трудно не согласиться с этим выводом одного из современных исследователей⁵.

Несколько раньше, в сентябре 1898 года, Георгиевский монастырь при весьма своеобразных обстоятельствах посетил Антон Павлович Чехов. Больной писатель ехал на лечение в Ялту. Проездом он остановился в Севастополе в гостинице Киста. Здание это на площади Нахимова сохранилось до наших дней. Гуляя по Приморскому бульвару, он познакомился с Дмитрием Сергеевичем Малышевым — младшим врачом Белостокского полка. Сразу нашлись общие интересы. «Разговорились о знакомых врачах. Говорили о Бальмонте, с которым Д.С. Малышев учился в Шуйской гимназии. Антон Павлович заметил, что в Шуе у него родственники Гундобины⁶, говорил о новой книжке Л.Н. Толстого «Что такое искусство?» (114). Стояла чудесная погода. Д.С. Малышев предложил Антону Павловичу съездить в Георгиевский монастырь. Прибыли туда уже вечером, попросили у монаха чаю, но время было позднее и самовар им не поставили. «Если бы вы были генералом, то нам подали бы! — сказал Чехов Малышеву. — И если бы вы сказали, кто вы, то мы получили бы чай, — ответил Малышев» (115).

Позже А.П. Чехов в письме своей сестре Марье Павловне сообщал о дорожных приключениях: «В Севастополе в лунную ночь я ездил в Георгиевский монастырь и смотрел вниз с горы на море; а на горе кладбище с белыми крестами. Было фантастично. И около келий глухо рыдала какая-то женщина, пришедшая на свидание, и говорила монаху умоляющим голосом: «Если ты меня любишь, то уйди...» (116).

В 1891 году, во время странствий по стране, Балаклаву посетил М. Горький. Он разделил судьбу миллионов голодающих, хлынувших летом этого года из пострадавших от неурожая губерний на юг России. В Севастополе он пытался наняться на землекопные работы. Собственные впечатления и встречи с такими же безработными, как он, описаны в автобиографическом рассказе «Два босяка». В 1935 году писатель вновь приезжал в Балаклаву.

С Балаклавой тесно связана удивительна, исполненная драматизма судьба талантливого русского писателя Александра Ивановича Куприна (1870—1938). Многое в этом городе напоминает о его пребывании. Куприн открыл для себя Балаклаву в сентябре 1904 года, заинтересовавшись городком после рассказов балаклавского грека Г. Денакса, владельца небольшой устричной лавки в Петербурге.

А.И. Куприн. Фото нач. XX в.

Вначале он остановился с женой в гостинице «Гранд-отель» (здание, построенное в 1887 году, сохранилось, современный адрес — Набережная Назукина, 3), затем переехал на дачу Ремезова на Третьей улице (сейчас ул. Куприна, 1).

Петр Измайлович Ремезов (Ремизов) был человеком весьма интересным. Он долго жил в Париже, служил в иностранном легионе, некоторое время работал управляющим в Форосском имении миллионера Кузнецова. В полюбившейся ему Балаклаве на Третьей улице он построил двухэтажный дом с плоской крышей, второй этаж был деревянный.

Гражданской женой П.И. Ремезова была Варвара Михайловна Духова. Человек с большим жизненным опытом, Ремезов решил оградить любимую женщину от возможных неприятностей в будущем. Он оформил на ее имя купчую, как бы продал дом Варваре Михайловне. Дом разрушен в годы Великой Отечественной войны, на его фундаменте построено новое здание.

Городок покорил писателя: «В Балаклаве конец сентября просто очарователен. Вода в заливе похолодела, дни стоят ясные, тихие, с чудесной свежестью и крепким морским запахом по утрам, с синим безоблачным небом, уходящим бог знает в какую высоту, с золотом и пурпуром на деревьях, с безмолвными черными ночами» (117).

В это время он работал над повестью «Поединок». Через год, в августе, Куприн вновь приезжает в полюбившуюся ему Балаклаву и опять поселяется у П.И. Ремезова.

В Балаклаве А.И. Куприн писал рассказы «Штабс-капитан Рыбников», «Сны», «Тост», приступил к циклу очерков «Листригоны», в которых написал о полюбившемся ему городке: «Нигде во всей России, — а я порядочно ее изъездил по всем направлениям, — нигде я не слушал такой глубокой, полной, совершенной тишины, как в Балаклаве. Выходишь на балкон — и весь поглощаешься мраком и молчанием. Черное небо, черная вода в заливе, черные горы... Тишина не нарушается ни одним звуком человеческого жилья». Сюда, в Балаклаву, приезжали: его друг Ф.Д. Батюшков — критик, редактор журнала «Мир божий», внучатый племянник поэта К.Н. Батюшкова, писатель Н.Н. Никандров.

Решив обосноваться здесь на постоянное жительство, он покупает участок земли на склоне балки Кефало-вриси, по которой сейчас проходит улица Историческая. А.И. Куприн сам составил план дома, сада, разбил дорожки, вел переписку о покупке фруктовых и декоративных деревьев, приобретал саженцы у местных садоводов. Рабочие выравнивали каменистый склон балки, делали подпорные стенки. Это место легко найти по сохранившимся пирамидальным тополям, возможно, посаженным самим писателем. Но дачу «Кефаловриси», как ее назвал Куприн, он построить не успел.

В это время Куприн сближается с балаклавскими рыбаками, возможно потомками мифических великанов-разбойников «лестригонов», упоминаемых Гомером в «Одиссее». Его принимают в рыбацкую артель. Писатель учился вязать морские узлы и ставить паруса, вместе с рыбаками он тянул сети и разгружал пойманную рыбу. Добрый улов полагалось и хорошо обмыть. Раз вернулись с богатой добычей. «Удачу отмечали в кофейне на набережной. Пили, конечно, не родниковую воду с гор. А изрядно разгорячив себя, ватагою отправились на телеграф. Куприн отбил телеграмму царю: «Балаклава объявляет себя свободной республикой греческих рыбаков. Куприн». Неизвестно дошла ли телеграмма до царя, а вот до Столыпина дошла. Тот ответил: «Когда пьешь — закусывай. Столыпин» (118).

Наблюдение за бытом и нелегким трудом рыбаков вылилось в очерки «Листригоны» и рассказ «Светлана». В очерках он раскрывает поэзию тяжелой, полной риска, но радостной жизни балаклавских рыбаков — мужественных, волевых людей, сохранивших тысячелетний опыт предков, естественность и простоту, товарищескую преданность и взаимовыручку.

С восхищением и теплотой Куприн пишет: «О, милые простые люди, мужественные сердца, наивные первобытные души, крепкие тела, овеянные соленым морским ветром, мозолистые руки, зоркие глаза, которые столько раз глядели в лицо смерти, в самые ее зрачки!» (119).

Куприн не меняет реальных имен рыбаков — героев очерков: Ваня Андруцаки, Федор из Олеиза, Христо Амбарзаки, Юра Липиади... В ряде очерков выведен образ рыбака Юры Паратино.

«Конечно, Юра Паратино — не германский император, не знаменитый бас, не модный писатель, не исполнительница цыганских романсов, но когда я думаю о том, каким весом и уважением окружено его имя на всем побережье Черного моря, — я с удовольствием и гордостью вспоминаю его дружбу ко мне» (120).

Особая дружба связывала А.И. Куприна с Колей Констанди. Его двухэтажный дом с верандой (современный адрес — ул. Калича, 45) он часто посещал. Старожилы утверждают, что комната Коли Констанди находилась слева на первом этаже, в помещении справа хранились сети. Наверху слева жили родители, в правой комнате — дети. Когда Куприн останавливался у Констанди, ему отдавали комнату родителей, которые переходили в детскую.

Живя в Балаклаве, Куприн часто выезжал в Севастополь, где был свидетелем событий первой русской революции.

Литературный герой А. Куприна — Г.К. Паратино с женой. Фото нач. XX в.

14 октября 1905 года А.И. Куприн выступил на благотворительном вечере в Севастополе в здании городского собрания с чтением отрывков из «Поединка». Вечер прошел в бурной обстановке, закончившись скандалом. Устроитель его — отставной генерал П.Д. Лескевич «за оскорбление офицерства» едва не вызвал писателя на дуэль. Но в хоре негодующих голосов раздавались и иные возгласы. После чтения к нему подошел моряк, поблагодаривший писателя за повесть, которая произвела на всех честных офицеров неотразимое впечатление и помогла им «до известной степени познать самих себя, свое положение в жизни, всю его ненормальность и трагизм» (121).

Е.М. Аспиз позже вспоминал: «Александр Иванович, проводив этого офицера, долго смотрел ему вслед, а потом обратился к нам со словами: «Какой-то удивительный, чудесный офицер» (122). Через два дня этот офицер — лейтенант Петр Петрович Шмидт приедет к Куприну в Балаклаву познакомиться поближе с автором «Поединка», а спустя месяц, 15 ноября, Куприн станет свидетелем расправы над моряками восставшего революционного крейсера «Очаков» и узнает в руководителе восстания «чудесного офицера».

Письмо Е. Куприной Е.М. Аспизу. 31.07.1937 г.

На эти кровавые события писатель откликнулся написанным 20 ноября в Балаклаве очерком «События в Севастополе». «Мне приходилось в моей жизни, — писал Куприн, — видеть ужасные, потрясающие, отвратительные события. Некоторые из них я могу припомнить лишь с трудом. Но никогда, вероятно, до самой смерти не забуду я этой черной воды и этого громадного пылающего здания (крейсера — авт.), этого последнего слова техники, осужденного вместе с сотнями человеческих жизней на смерть волей одного человека» (123).

Писатель дает краткую уничтожающую, правда, не совсем справедливую характеристику командующему флота адмиралу Г.П. Чухнину: «Это тот самый адмирал, который некогда входил в иностранные порты, с повешенными матросами, болтавшимися на ноке⁷» (124).

После появления газеты «Наша жизнь» с корреспонденцией Куприна взбешенный Чухнин приказал выслать писателя в течение суток «из пределов Севастопольского градоначальства». Одновременно он привлек его к судебной ответственности за клевету. В конце 1905 года, после допроса у следователя в Балаклаве, с него была взята подписка о невыезде из Петербурга.

В рассказе «Светлана» писатель вспоминает, как явившийся к нему балаклавский пристав вручил предписание, что ему воспрещается впредь появляться «в районе радиуса Севастополь — Балаклава».

Когда Куприн через несколько месяцев сделал попытку опять поселиться в городке, его немедленно выселили. «Лишь после намеков на «благодарность» пристав разрешил Куприну побыть в Балаклаве один час» (125).

Об этом он шутливо писал в письме к Ф.Д. Батюшкову:

В Балаклаву словно в щелку,
В середине сентября
Я приехал зря.
Не успел кусок кефали
С помидором проглотить,
Как меня уж увидали
И мгновенно — фить (126).

Писатель хлопотал о снятии запрета на въезд в Балаклаву, которая стала для него «землей обетованной», где жили его герои. Но хлопоты, содействие многих влиятельных лиц, в том числе известного ученого, публициста П.П. Семенова-Тян-Шанского, остались безрезультатными.

В 1907 году Куприн решил было продать участок в Балаклаве, но, видимо, надеясь вернуться, не расстался со своим «Кефало-вриси». За садом присматривали: Е.М. Аспиз, сторож Иван Сербин и друг писателя Николай Констанди. В 1910 году он писал Куприну: «Кусты такие большие, сильные. На будущем году можно надеяться на полный урожай. Деревья большие. Я каждый день прихожу» (127).

В апреле 1908 года слушалось дело, возбужденное Чухниным (убитым к тому времени в Севастополе). Писателя приговорили к штрафу в пятьдесят рублей или аресту на десять дней. Куприн, видимо из озорства, предпочел отсидеть эти дни под домашним арестом. Вообще мальчишество, потребность в острых ощущениях, в сочетании со стремлением к справедливости, всегда отличали А.И. Куприна. Вступясь за оскорбленную женщину — он сбрасывает с моста в воду городового, собаке дает кличку «Негодяй», идет с нею в театр и там кричит на нее, шокируя публику, «Замолчи, негодяй!», затаскивает в комнату лошадь, привязывает к своей кровати, чтобы узнать «когда и как лошадь спит», спускается в скафандре на дно моря, а осенью 1910 года в Одессе с летчиком-борцом Иваном Заикиным, летает на аэроплане...

В эмиграции, куда в 1920 году приводит Куприна стечение жизненных обстоятельств, он часто вспоминает о Балаклаве. Летом 1929 года А.И. Куприн снимал жилье на юге Франции в местечке Ла-Фавьер на мысе Гурон, где написал несколько очерков под общим названием «Мыс Гурон», в которых явно проскальзывает ностальгия о балаклавском периоде его жизни.

Когда в мае 1937 года А.И. Куприн возвратился из Парижа в Россию, среди многочисленных писем и телеграмм от почитателей его таланта одна особенно тронула престарелого писателя. Его друг и литературный герой Коля (Николай Петрович) Констанди писал: «Поздравляю вас с возвращением к Родине» (128).

В августе 1990 года часть улицы Рубцова, где находится дом Ремезова, назвали именем писатели, а 8 сентября, в день 120-летия со дня его рождения, открыли памятную доску (скульптор В.Е. Суханов).

С весны 1923 года по апрель 1924 года в Балаклаве проживал Александр Грин. Закончив роман «Блистающий мир», он поселяется в городке, где жил и работал его учитель и друг А.И. Куприн. Их дружба, начавшаяся в 1908 году, длилась до самого отъезда Куприна за границу. Некоторые исследователи считают, что впервые Грин, встретился с Куприным вскоре после выхода из Севастопольской тюрьмы на вечере, где тот читал отрывки из «Поединка».

Видимо, в Балаклаве Грин продолжал работу над «Повестью о лейтенанте Шмидте». Рукопись эта не сохранилась, но некоторые факты свидетельствуют об этом: в 1924 году в московской газете «На вахте» был опубликован конспект книги.

Кроме того, в известной повести Константина Георгиевича Паустовского «Черное море», под именем писателя Гарта выведен Александр Грин, собирающий в Севастополе материал о мятежном лейтенанте. Судьба самого К.Г. Паустовского на протяжении многих лет также тесно связана с Балаклавой. Побывав в первый раз четырнадцатилетним подростком в 1906 году в Севастополе, спустя 10 лет он снова приезжает сюда к своей невесте — Е.С. Загорской.

Позже, он многие месяцы проводит в Севастополе, часто бывает в Балаклаве. К.Г. Паустовский много работает в Морской библиотеке, посещает окрестности города, собирая материалы для повести «Черное море». Лето 1929 года К. Паустовский с сыном Вадимом провел в Балаклаве. Поселившись на бывшей даче графа Апраксина, Паустовский бродит по живописным окрестностям городка, ловит рыбу в Мраморной бухте, ищет храм Дианы у мыса Фиолент. 3 июля 1929 года он пишет своему знакомому: «За десятку здесь сдают комнаты в бывшем дворце Апраксина у самого моря. Там очень тихо, пустынно, можно прекрасно работать. Есть электричество. Приезжайте». Балаклавские впечатления вдохновили писателя на рассказ «Морская привычка».

Письмо н. Констанди А.И. Куприну. 1909—1910 гг.

В повести «Черное море» К. Паустовский упоминает, что ночевал в Балаклаве «в доме, похожем на узкую крепостную башню», с застекленной террасой. Что это за дача и кому она принадлежала, предстоит еще выяснить.

Севастополь, Херсонес, Балаклава покорили писателя. Здесь плодотворно работалось. Он решает поселиться на этой земле, действующей на него необычайно творчески, способствующей душевному подъему и трудоспособности. Но поселиться на территории Херсонеса ему отказали, как и в Балаклаве, по воспоминаниям старожилов. Позже такая же участь постигла и художника Илью Глазунова, пытавшегося приобрести в поразившей его Балаклаве полуразрушенную дачу актрисы Соколовой и организовать в ней художественную школу для одаренных детей.

Любимым местом встречи писателей, творческой интеллигенции в Балаклаве была кофейня К.С. Гинали, где всегда звучала музыка. По свидетельству старожилов, дом этот сохранился — улица Калича, 39. Решенный с использованием классических мотивов, совместно с соседним зданием, доходный дом Гинали формирует уютный уголок, характерный для исторической застройки центра городка. В 1896 году в Балаклаве открылась городская публичная библиотека с небольшим читальным залом, которая стала центром культурной жизни балаклавцев. К 1910 году в библиотеке насчитывалось более пяти тысяч книг и журналов. Заведовал ею Александр Константинович Цакни. С момента открытия в библиотеке работала Елена Дмитриевна Левенсон. В 1905 году она завела альбом автографов для приходивших литераторов и наезжавших знаменитостей. В сентябре 1905 года на первом листе альбома А.И. Куприн написал:

Что за странная пора!
Что за век теперь такой!
То вопили мы: «ура!»
А теперь кричим: «долой!»

Приехавший в гости к Куприну Д.М. Мамин-Сибиряк, очарованный уютным и тихим городком, 3 сентября 1905 года оставил в альбоме запись: «Чудное местечко, счастливое пока тем, что на него обращено очень мало благосклонного внимания «его величества публики». Если бы это зависело от меня, я устроил бы именно здесь санаторию для писателей, артистов и художников — именно для той публики, которая на языке механики называется «отработанным паром» (129).

Последняя сентябрьская запись 1905 года принадлежит прозаику и поэту Владимиру Николаевичу Ладыженскому. Он часто приезжал в Крым, несколько раз неудачно сватался к сестре А.П. Чехова — Марии Павловне. После очередного ее отказа он жаловался Чехову на свою судьбу. В альбом он написал довольно грустное стихотворение:

На лепестках душистых роз
Алмазы брошены росою, —
Так в наших песнях капли слез
Сверкают, вызваны тоскою.

Алмазы те, склонясь к цветам,
Прогонит лаской луч рассвета,
Но нет забвения слезам
В душе тоскующей поэта (130).

В октябре этого же года в альбом написала шутливые строки и первая жена А.И. Куприна — Мария Карловна Куприна-Давыдова:

    Балаклава

Нет! Забуду едва ль
Вас, перепела в «ризотти»⁸,
Бухта, музыка, кефаль,
Зной, презрение к работе.
Но тебя мне больше жаль,
По тебе моя печаль,
Славный мой Василькиоти!» (131)

Посетивший Балаклаву поэт Сергей Городецкий в апреле 1908 года написал:

Синьку выплеснув в булыжник,
Сели лужу сторожить.
Балаклавец! Ты — подвижник!
О грехах тебе ль тужить? (132)

В этом же году в альбоме сделали записи писатели Валентина Ивановна Дмитриева и Михаил Петрович Арцыбашев. Он приехал в Балаклаву после выхода в свет его нашумевшего эротического романа «Санин». Затем еще несколько лет подряд появлялся в городе, останавливался в гостинице «Гранд-отель», жил по несколько месяцев, уезжал только на зимний период.

«Однажды в Балаклаве, выйдя из себя по какому-то поводу, Арцыбашев устроил погром в кассе местного театра и вынужден был уплатить штраф за причиненный ущерб. На следующий день местные газеты вышли с заголовками «Хулиганский поступок Арцыбашева», «Писатель-хулиган» и подобными им. «Всего только полтораста рублей, — радовался он, — а сколько написали и в скольких газетах! Ни об одном романе моем, даже о «Санине», так дружно не писали! Какое однообразие мнений о деятельности Арцыбашева!» (133).

С апреля 1908 года по февраль 1909 года в Балаклаве жил Степан Гаврилович Скиталец (Петров). Затем он купил участок в Байдарской долине. В автобиографическом романе «Дом Черновых» он писал: «Сам сочинил план дома и сам руководил постройкой. Полгода жил в шалаше... Люблю строить. Приятно жить в шалаше, когда знаешь, что строишь дворец, когда собственный рисунок превращается в реальность, когда из диких камней, глины и дерева создаешь что-то художественное».

Дача С.Г. Скитальца разрушена в годы Великой Отечественной войны. Остатки ее в селе Родниковском сохранились до нашего времени.

В Балаклавском альбоме сделали записи бывавшие в городке прозаик и критик А.Б. Дерман, петербургский литературовед А.Г. Горнфельд, поэт декадент А.С. Рославлев, написавший в 1918 году:

Я не знаю почему
Стала сердцу моему
Словно сладкая отрава
Дорогою Балаклава.

В отличие от Рославлева С.Г. Скиталец прекрасно знает, почему ему так понравился город, и поэтому восклицает: «Да здравствует Балаклава с ее учреждениями — библиотекой, кофейней и почтовой конторой!» (134).

Несколько записей в альбоме принадлежат Льву Никулину — автору исторического романа «России верные сыны», воспоминаний «Люди и странствия»,.. воспевшему Балаклаву:

...Здесь рай земной!
Здесь откровенье!
Я смело кликнул этот клич.
Здесь все достойно вдохновенья
И только пыль жестокий бич (135).

Но написав последнюю строчку, он добавил, что «пыль сохранилась только на недостроенной даче, где я гостил».

Побывал в Балаклаве и автор популярной пьесы «Дети Ванюшина» Сергей Александрович Найденов, сделавший запись в марте 1913 года: «Лучше быть мирным балаклавским рыбаком, чем писателем, вот печальная дума, которая, я уверен, не одному из писателей, посетивших Балаклаву, приходила в голову под впечатлением седых, древних гор, хранивших вечный покой голубоватого озера — кусочка неба, упавшего на землю» (136).

В Балаклаве жил поэт и прозаик Иван Сергеевич Рукавишников. Родом из Нижнего Новгорода, из богатой купеческой семьи, получив археологическое образование в Петербурге, по специальности не работал, писал стихи и прозу. Находясь в Балаклаве узнал о смерти отца-миллионера, уехал в Нижний Новгород, но скоро возвратился, имея капитал в шесть миллионов рублей. Здесь он женился на дочери предпринимателя И.П. Зусмана — Нине, отличавшейся удивительной красотой. Вблизи дачи тестя (ныне ул. Жукова, 9), построил дом. Двухэтажное каменное здание с лаконичным декором, полуциркульной ротондой с балконом, отличающееся архитектурной выразительностью, сохранилось. Современный адрес — улица Жукова, 4. В Балаклаве И.С. Рукавишников, привлекавший к себе внимание внешностью Дон-Кихота и эксцентричностью поступков, вел безалаберную жизнь, пил, сказалось купеческое происхождение. Как-то к Е.М. Аспизу с жалобой пришел местный врач Кушуль, у которого на пляже у бухты было что-то наподобие пансионата: «Ваш Рукавишников напоил моего осла коньяком. Осел стал буянить, разбил много вещей». Когда я сказал об этом Рукавишникову, он много смеялся и сказал, что очень интересно было смотреть на пьяного осла, что он оплатит убытки, но постарается повторить это» (137).

В альбоме он написал: «Легко и радостно жилось мне в Балаклаве летом 1913 года. Хороши горы, хорошо море, и хороши, ах хороши милые люди». (138).

После смерти Е.Д. Левенсон ставший знаменитым Балаклавский альбом попал к Евсею Марковичу Аспизу, сплотившему вокруг себя писателей, поэтов, творческую интеллигенцию. Жил он в доме Василькиоти (ныне ул. Калича, 43). Известный ялтинский врач и писатель С.Я. Елпатьевский, советуя В.Г. Короленко поехать в Балаклаву, рекомендовал ему обратиться к Аспизу: «Это превосходный человек, друг и любимец балаклавской бедноты, превосходно знающий Балаклаву». (139).

Переехав жить в Москву, Евсей Маркович передал альбом на хранение в Государственную библиотеку России, где он и хранится в отделе рукописей под названием «Балаклавского альбома Аспиза».

Летом 1908 года в Балаклаве, превращающейся из рыбачьего поселка в курортный городок, в угнетенном моральном состоянии появляется Анна Ахматова. Позади успешное окончание гимназии, отказ стать женой Николая Гумилева, впереди полная неопределенность, связанная с тяжелой легочной болезнью. А в Балаклаве — здоровый полезный климат, да и, что немаловажно для восемнадцатилетней Анны, — дешевая жизнь. Возможно, что в это место, притягивали ее и кровные узлы. По воспоминаниям современника, у Севастополя Анна Ахматова «чувствовала близость какой-то полугреческой, полуварварской ...культуры» и «называла эти места языческим, некрещеным краем». Если это справедливо в отношении Херсонеса, то еще в большей мере именно такие чувства она должна была испытывать на берегу балаклавской «узкоустой» бухты, ведь, по семейным преданиям, в ее бабушке («гречанке с островов») текла кровь древних корсаров... Приезд Ани Горенко в еще малолюдную (сезон — впереди) Балаклаву не мог пройти для местной молодежи незамеченным. Еще бы: вроде бы «своя», но какая-то столичная. Да, но столичные всего боятся, а эта плавает так, что парни позавидуют, да и с яликом легко управляется» (140).

Курортная балаклавская жизнь с купанием и ночными катаниями на яликах, прогулками на Утес, оказали на Анну Андреевну самое благоприятное воздействие, прибавили сил. Уже в августе, в разгар сезона, она уезжает в Петербург. Возможно, именно воспоминаниями об этом кратком периоде ее жизни в благословенном уголке планеты, навеяны строки, написанные в феврале 1917 года в Петрограде:

Еще весна таинственная млела,
Гулял прозрачный ветер по горам,
И озеро глубокое синело —
Крестителя нерукотворный храм...

На литературной карте Балаклавы оставила свой след выдающаяся украинская поэтесса и видная общественная деятельница Леся Украинка (Лариса Петровна Косач). С детства больная костным туберкулезом, она несколько раз приезжала лечиться в Крым. Летом 1890 года с матерью — писательницей Ольгой Петровной Косач (литературный псевдоним — Олена Пчилка) — Леся Украинка совершает небольшое путешествие по Крыму. 29 июля после четырехчасовой морской прогулки из Евпатории произошло ее первое знакомство с Севастополем. Они посетили также Бахчисарай, Байдары и Ялту.

Дача Соколовой, где жила и работала Леся Украинка

Болезнь не отступает, и на следующий год Леся Украинка снова в Евпатории, а в 1897—1898 гг. — в Ялте.

В марте 1907 года она приехала на лечение вместе со своим мужем Климентом Васильевичем Квиткой. Супруги на этот раз решили поселиться в Балаклаве, но из-за холодной погоды им пришлось уехать в Ялту, затем вернуться в Киев. 24 августа они вновь в Севастополе. Два дня жили в гостинице «Кист», а 26 августа, договорившись о квартире, приехали в Балаклаву. Поселились во флигеле дома актрисы Соколовой на Новой набережной (ныне — Набережная Назукина, 51).

Комплекс дачи Соколовой, образ которого навеян ренессансными итальянскими палаццо, был одним из красивейших архитектурных ансамблей восточного берега Балаклавской бухты.

Полтора месяца Леся Украинка и Климентий Квитка прожили в Балаклаве. Целебный климат, хорошие условия, спокойная обстановка способствовали литературной деятельности. 10 сентября поэтесса пишет стихотворение «За горой зарницы блещут», отражающее в аллегорических образах события первой русской революции. В Балаклаве она работает над драматическими поэмами: заканчивает драму «В пуще», пишет поэму «Руфин и Присцилла».

«Эта вещь требует много работы и даже чтения разных «источников», хотя это и не считается для беллетриста обязательным, но я отношусь к этой своей вещи очень серьезно и хотела бы приложить все усилия, чтобы сделать ее чем-либо человеческим», писала она 17 сентября Б.Д. Гринченко (141). Когда специальной литературы по правовым вопросам не хватало, ее консультировал муж, окончивший юридический факультет Киевского университета. 12 октября 1907 года Леся Украинка с мужем навсегда покинула Балаклаву. Остается сожалеть, что до сих пор дом, где она жила, творила, заброшен и постепенно превращается в живописные руины.

В сложные годы гражданской войны, весной 1919 года в Крым прибывает уроженец Севастополя Аркадий Аверченко. «Он публикует свои рассказы в «беспартийной общественно-политической газете «Юг» (с 1920 года «Юг России»). Кроме того, Аверченко совместно с писателем Анатолием Каменским открывает театр-кабаре «Дом артиста», а весной 1920 года участвует в спектаклях нового театра — «гнездо перелетных птиц». В Севастополе и Балаклаве проходили его творческие вечера» (142). Эмигрировал он в конце октября 1920 года.

С Крымом, Севастополем и Балаклавой тесно связаны жизнь и творчество известного драматурга Всеволода Витальевича Вишневского. Доброволец Красной Армии, пулеметчик на бронепоезде «Грозный», в мае 1919 года девятнадцатилетний В.В. Вишневский прибыл в Севастополь. Он вербовал моряков в бригады бронепоездов, добывал боеприпасы. В это время Вишневский встречался с севастопольским моряком И.Д. Папаниным. Знакомство перешло в крепкую дружбу, продолжавшуюся всю жизнь. Вишневский принимал участие в знаменитом крымском десанте в тылу Врангеля. Руководитель десанта И.Д. Папанин в воспоминаниях «Через море на помощь бойцам Перекопа» писал:

«Большую помощь во время перехода оказал мне мой старший боевой товарищ по 1919 году, бесстрашный Всеволод Вишневский, который шел со мною в качестве моего помощника по политической части и старшего пулеметчика. В самые тяжелые, ответственные минуты у Вишневского находились слова одобрения, которые глубоко западали в души бойцов» (143).

После гражданской войны В.В. Вишневский не раз приезжал в Севастополь. В 1932 году автор пьесы «Первая конная» вновь прибыл в Крым. Драматург готовился к созданию пьесы о судьбе революционного полка, состоящего из матросов, борющихся с контрреволюцией. В статье «Автор о трагедии» он писал: «Я еду на свои старые места, в Черноморский флот. Юг, Таврия, удивительное соединение исторических воспоминаний: германская война, адмирал Колчак, бои 1917 года, тут же рядом памятники греческих и римских времен, памятники генуэзские. Вы все время находитесь под влиянием сложных воздействий истории... Севастопольская кампания, и тут же контрастом стоит моряк современный...» (144). После длительной подготовки В.В. Вишневский ищет уединенное место для создания лучшего своего произведения — «Оптимистической трагедии».

«Для написания пьесы, вполне естественно, надо было уйти куда-нибудь подальше... Я это сделал — уехал в Балаклаву. Я там обосновался и, окончательно все проверив, продумав, в четыре дня написал пьесу. Она была еще очень сырая, много пришлось потом доделывать и т. д. На эту пьесу ушло у меня больше года. Но основное было сделано — пьеса написана» (145).

Всеволод Вишневский жил в Балаклаве с женой, художницей Софьей Касьяновной Вишневецкой, в доме начальника морского порта И.П. Рагулина (находился на восточном берегу бухты, вблизи генуэзских башен. Не сохранился). Колоритная фигура хозяина — Игната Павловича — члена международного клуба моряков, не могла не заинтересовать писателя. Все тело моряка, долго ходившего в дальние страны — на остров Цейлон, в Австралию, Африку, покрывала цветная татуировка. А первым слушателем пьесы стала Софья Касьяновна. 24 августа 1932 года драматург записал в своем дневнике: «5 часов 5 минут первая читка на горе, над морем, у генуэзской крепости — я и С.К.» (146).

Через год в тихой, спокойной Балаклаве, ставшей родником вдохновения драматурга, Вишневский разрабатывает сценарий еще одного кинофильма «Мы из Кронштадта». Из Балаклавы он написал ряд писем режиссеру фильма Е. Дзигану. 19 марта 1936 года в севастопольском Доме Красной Армии и Флота демонстрировался этот фильм. На просмотр приезжал Всеволод Вишневский с режиссером и главным оператором Н. Наумовым-Стражем. Была экранизирована и «Оптимистическая трагедия». Съемки фильма проходили в основном в Крыму, недалеко от Балаклавы.

Старинный городок стал местом действия персонажей повести «Таласса» писателя-мариниста Бориса Андреевича Лавренева. Еще в детстве будущий писатель побывал с родителями в окрестностях Балаклавы и в Севастополе, где в первую оборону города сражался его дед — артиллерийский поручик Ксаверий Цеханович. Море, героические дела и подвиги моряков Черноморского флота навсегда вошли в жизнь и творчество капитана 1 ранга, участника второй героической обороны Севастополя Б.А. Лавренева.

В 1922 году «страну листригонов» посетил поэт Владимир Александрович Луговской. Шлюпочный переход из Севастополя в Балаклаву вдохновил его на стихотворение «Одиссея».

В том же году в Балаклаве побывал Артем Веселый, несколько позже — В.Я. Шишков, Д.А. Фурманов (1924 г.), в 1939 году — К.М. Симонов, в 1936—1937 гг. — С.Н. Сергеев-Ценский, собиравший материалы для эпопеи «Севастопольская страда».

В 1936 году с куприновскими местами ознакомился поэт Максим Рыльский. В стихотворении «Несвоевременная лирика» он размышлял:

Рыбачил здесь когда-то сам Куприн.
Вот был писатель!
Нынешним не ровня... (147).

В грозные годы Великой Отечественной о мужестве защитников Балаклавы, сражавшейся рядом с Севастополем, поведали многие писатели и журналисты. На переднем крае обороны создавались очерки «Маленькая Балаклава», «В генуэзской башне» писателем, военным корреспондентом Александром Хамаданом.

Здесь, в Балаклаве, родились строки стихов талантливого армянского поэта Татула Гуряна. (Татула Самсоновича Хачатуряна). В те суровые дни довелось побывать у защитников города известному писателю, автору повести «Старик Хоттабыч» Л.И. Лагину, В.С. Кучеру, Г.М. Поженяну, А.А. Луначарскому. Неоднократно приезжали в Балаклаву Леонид Соболев (1936, 1942, 1954—1955 гг.), А.А. Первенцев (1942, 1944 гг.). Побывал в ней и английский журналист, впоследствии лауреат Ленинской премии за укрепление мира между народами Джеймс Олдридж (1944 г.).

В Балаклаве служил и поэт Джемс Паттерсон. Он родился в Москве в семье известного интернационалиста, диктора Всесоюзного радио Ллойда Паттерсона. Еще в малолетнем возрасте стал героем известного кинофильма «Цирк». В 1945 году не без помощи нашего земляка Дважды героя Советского Союза И.Д. Папанина, поступил в Нахимовское училище. Затем окончил Высшее военно-морское училище и Литературный институт им. А.М. Горького. Служил на флоте. И, возможно, именно в Балаклаве зарождались его поэтические строки:

Всплыли ночью Серым силуэтом.
Волны глухо в барабаны бьют.
Странно видеть небо, если это
  длится только несколько минут.
С мостика кивающей подлодки
  у продрогшей ночи на виду
Галилей в замасленной пилотке
  ловит в небе сонную звезду (148).

Прекрасная страна, именуемая Крымом, и ее романтические уголки — Балаклава и Георгиевский монастырь — привлекли и покорили многих. В разное время здесь побывали В.Г. Белинский (1846, 1885 гг.). А.Г. Малышкин (1917—1921 гг.), И.А. Козлов (1919 г.). Аркадий Гайдар, посетивший городок в 1931 году, Я. Галан (1940 г.), поэт И. Сельвинский...

И сегодня эти удивительные места притягивают поэтов и прозаиков.

Балаклава питает своей историей и красотой здешних мест поэта Елену Тишину, писателей Екатерину и Вячеслава Тужилиных (Вячеслав пишет и стихи), поэта Вадима Романенко, поэта и прозаика Любовь Матвееву. В Балаклаве также живут и работают мои друзья: Татьяна Воронина (Куликова) — писатель, заместитель главного редактора литературно-исторического альманаха «Севастополь» и руководитель Балаклавского творческого литературного объединения «Поэтическая гавань Сюмболон», поэт и писатель Валерий Воронин — автор романов-трилогий «Великое переселение», «Миссия посвященного», чье одухотворенное творчество нам еще предстоит осмыслить.

Здесь все достойно вдохновения. Здесь рай земной для творческих людей.

Видать, так жизнью суждено
Служить тебе, родная Балаклава,
В душе моей желание одно:
Чтобы к тебе твоя вернулась слава.

Дышать приятно воздухом твоим:
Ходить по улицам, которым три тысячелетья,
Ты привлекаешь обликом своим.
Хочу, чтоб обошли тебя все лихолетья.

Хочу, чтоб людным местом стал утес,
Хочу, чтоб в каждом доме были дети,
Хочу, чтобы увековечил камнетес
Фигуру листригона — рыбака и сети.

Так воспел Балаклаву ее уроженец грек В.И. Позеанос.

Примечания

1. Ариосто Людовико (1474—1533) итальянский поэт Возрождения, автор поэмы «Неистовый Роланд».

2. Мыс Херсонес.

3. Семинарии в монастыре не было.

4. Именно он, ровно через год после казни декабристов, 19—25 июня, по заданию И.О. Витта, будет проводить тайное расследование в Псковской губернии о причастии к восстанию А.С. Пушкина.

5. А мыс, хотя и косвенно, но все же связан с именем поэта. По мнению крымских краеведов, в 1905 году в районе мыса Джаншиева приобрела участок и построила дачу дальняя родственница М.Ю. Лермонтова.

6. Ф.И. Гундобин — купец-бакалейщик, дальний родственник А.П. Чехова по матери.

7. Нок — оконечность всякого горизонтального или наклонного рангоутного дерева.

8. Ризотто — итальянское блюдо из риса, отваренного на мясном бульоне, с тертым сыром и специями.