Н.М. Терещук. Крымские архивные источники по изучению истории греческих церквей Севастополя и Балаклавы: конец XVIII — начало XX в.

История Севастополя и Балаклавы в первую очередь всегда рассматривалась как военная история стратегически важных приграничных земель Российской империи и в гораздо меньшей степени как история населенных пунктов с присутственными местами и культовыми храмами. Гражданское население Севастополя и Балаклавы в конце XVIII в. состояло из греков-старожилов возвращенцев из Приазовья и переселенцев: в Балаклаве из Северной Греции и Архипелага, а в Севастополе — эмигрантов из Анатолии и Понта. Таким образом, была сформирована греческая община¹. Говоря о греческих церквях, мы будем придерживаться современного административно-территориального деления, так как в XIX в. Севастополь и Балаклава входили в Ялтинский уезд, а Северная сторона Севастополя относилась к Симферопольскому уезду.

Источниковую базу исследования можно разделить на две большие группы: печатные источники и архивные документы. Неоценимую пользу в изучение истории греческих церквей принесли сами служители культа. Преосвященный Гавриил в начале XIX в. составил «Историко-археологическое описание церквей Херсонской и Таврической епархии². В его работе представлены даты постройки церквей, в том числе греческих, и дана их краткая характеристика. В 1872 г. увидела свет работа кафедрального протоиерея М. Родионова «Статистико-хронологико-историческое описание Таврической епархии. Общий и частный обзор»³. А в 1887 г. была издана книга «Таврическая епархия» подготовленная Гермогеном, бывшим арх. Таврическим и Симферопольским⁴.

В данной таблице представлены сведения из приведенных выше работ, а также из архивных документов.

Все эти разночтения в датах освящения культовых зданий, которые представлены разными авторами, частично помогают уточнить архивные документы.

Среди современных исследователей, занимающихся данной этнической группой, следует назвать к.и.н. М.А. Араджиони⁵.

Архивные материалы следует разделить на несколько групп по видам документов: протоколы заседаний Таврической духовной консистории, клировые ведомости, метрические книги и персональные дела о конкретных служителях культа. Документы, отложившиеся в фондах: Симферопольского (ф. 135) и Перекопского (ф. 134) духовных правлений, лишь частично касаются данной темы. А в фонде Феодосийской духовной консистории (ф. 343) исследователем А.В. Ефимовым выявлено уникальное дело «Исповедные росписи бывших и не бывших у исповеди и причастии в великую четырехдесятницу 1795 г. прихожан греческих церквей гг. Севастополя, Керчи, Бахчисарая и других мест»⁶.

В настоящее время это самые ранние сведения, выявленные по данной тематике. Несмотря на плохую физическую сохранность дела и то, что часть текста написана на греческом языке, все-таки удалось частично прочесть документы. Кроме ценных сведений о персоналиях в деле представлены следующие статистические сведения о прихожанах церквей: греческая Петропавловская церковь: духовных лиц — 4, прихожан — 75 (42 мужского и 33 женского)⁷; прихожан церкви Федора Тирона в селении Керменчик — 43 (23 мужского и 20 женского)⁸; Лукинская церковь селения Лаки — 102 (52 мужского и 50 женского)⁹. Но самым неожиданным оказались сведения о Балаклавской церкви Успения Пресвятые Богородицы, в которой числилось: духовных лиц — 3, прихожан — 565 (272 мужского и 293 женского)¹⁰. Что же это за церковь, и какую церковь в Балаклаве могли так называть, еще предстоит выяснить исследователям.

Самым информационным фондом в Крымском республиканском архиве является Таврическая духовная консистория. Несмотря на то, что созданию консистории 16 ноября 1859 г. предшествовала деятельность Херсонской и Таврической консистории, самые ранние документы, отложившиеся в фонде, датируются концом XVIII в.

Почти в полном объеме сохранились протоколы заседаний Таврической духовной консистории. Среди прочей информации в них содержатся сведения о пожертвованиях церквям, которые осуществлялись отдельными лицами. Так 25 января 1860 г. на своем заседании консистория рассматривала документы капитан-командора Е.П. Сарандинаки, завещавшего Севастопольской Петропавловской церкви дом. Сложность в оформлении пожертвованного дома состояла в том, что он был разрушен в период первой обороны Севастополя 1854—1855 гг., пропали также подлинные документы. Известно было только, что по сведениям Севастопольской городской думы казенные иски и частные взыскания на здание отсутствовали. В связи с нестандартной ситуацией консистория решила обратиться в Святейший Синод для закрепления места за церковью¹¹.

В начале XIX в. еще не было создано Севастопольское благочиние. Крым был разделен на две части, в которые были назначены благочинные. Севастополь был отнесен ко второй части и подчинялся Симферопольскому (по другим документам — Перекопскому) духовному правлению Екатеринославской консистории. Туда же входили греческие церкви, находившиеся в окрестностях Балаклавы.

Самые ранние сохранившиеся клировые ведомости датируются 1803 г. В них содержатся сведения о наличии зданий, земельных участков, утвари, но не приводятся сведения о постройке и освящении культовых храмов.

В «Ведомости о церкви Ахтиарской греческой Петропавловской по священноцерковно служителях за 1803 год»¹² указывается, что в тот год Петропавловскую церковь возглавлял иеромонах Григорий из греческого средиземноморского города Фесалонии, 39 лет, прибывший в Россию в 1787 г., а в 1795 г. определен в греческую Петропавловскую церковь. Указным пономарем был Христофор Николаев, «греческой нации», 80 лет¹³. Из этого следует, что в Севастополь переезжали не только греки-военнослужащие, но и священнослужители.

«Формулярная ведомость Симферопольского уезда селения Керменчика Федора Тирона и лик и евангелиста Луки церквей...» за 1812 г. представляет нам сведения о священнике Анастасие Георгиеве, 35 лет, который являлся бывшим служащим Балаклавского греческого пехотного батальона, в 1810 г. рукоположенного во дьякона, а в 1811 г. — во священника. В церкви кроме священника не было ни дьячка, ни пономаря¹⁴.

В клировых ведомостях определенный интерес представляют сведения о прихожанах. Например, в ведомости Петропавловской церкви за 1803 г. в графе «Кто прихожане» указаны: «отставные контр-адмирал Николай Петрович Кумани, командор Евстафий Павлович Сарандинаки, военных 28, приказных 5, дворян 11, купцов 55 душ»¹⁵. А в клировой ведомости церкви Федора Тирона в селении Керменчик за 1812 г. в такой же графе указывалось, что прихожанами данной церкви являлись «греческой нации разных чинов отставные» (имелись в виду бывшие служащие Балаклавского греческого пехотного батальона)¹⁶.

Наряду с общей характеристикой прихожан в клировых ведомостях указывалось количество дворов, а также количество прихожан мужского и женского пола. В 1803 г. в приходе Петропавловской церкви числилось 28 дворов, а количество прихожан составляло 52 мужского пола и 49 женского¹⁷. Для сравнения: в уже упомянутой исповедной росписи за 1795 г. в приходе числилось 75 прихожан (42 мужского и 33 женского)¹⁸, а в 1809 г. в этой же церкви числилось 59 дворов, прихожан начитывалось 477 человек (238 мужского и 239 — женского)¹⁹. Эти цифры характеризуют насколько активно развивался город, а не только военная база.

К середине XIX в. изменилась форма клировых ведомостей. Кроме сведений о церковно- и священнослужителях стали приводится сведения о церкви. В 1853 г. в формулярном списке (так стали называться клировые ведомости) Петропавловской церкви казенного селения Мангуш указывалось, что церковь построена в 1821 г. «тщанием прихожан. Зданием каменная, крепкая, с колокольней на четырех столбах. ... Земли при сей церкви пахотной и сенокосной тридцать три десятины»²⁰.

Как правило, церковная земля передавалась жертвователями. Константино-Еленинская церковь селения Карань, владевшая в начале XIX в. только одной десятиной хлебопахотной земли, со временем увеличила свой земельный надел. Две десятины земли передала причту вдова отставного унтер-офицера София Бамбуко и 1 десятину 520 саженей — балаклавский мещанин Георгий Христодуло, утвержденный в должности церковного старосты в 1872 г.²¹

Интересные сведения удалось почерпнуть из ведомости Троицкой церкви селения Кадыковки за 1853 г. Кроме того, что в ней указывалось, что церковь перестроена из татарской мечети в 1810 г., также указывалось, что И января 1838 г. в этом районе произошло землетрясение, в результате чего церковь получила повреждения. Впоследствии храм был отремонтирован и вновь освящен в 1843 г.²²

Обязательной составной частью клировых ведомостей являлись сведения о получении священно- и церковнослужителями жалованья. В вышеуказанной Кадыковской Троицкой церкви в 1853 г. священник получал в год жалования 200 руб. ассигнациями и 200 руб. от прихожан. Давая оценку материальному положению причта в ведомостях указывалось, что «содержание посредственное»²³. Для сравнения можно привести сведения о жаловании Камарской Марининской церкви: «На содержание священника положено командиром батальона из согласия прихожан из с. Камары 100 руб. ассигнациями, из д. Алсу 50 руб. ассигнациями], в течение года означенные деньги сполна получить не могу по бедности их, содержание очень скудное»²⁴.

Для изучения истории деятельности греческих церквей немаловажное значение представляют сведения о наличии домовых и приписных церквей. Как правило, домовых церквей не было, а только приписные. В частности, в середине XIX в. к Манушской Петропавловской церкви была приписана Биассальская Иоанно-Предтеченская церковь²⁵, к Лакской Лукинской церкви была приписана церковь Федора Тирона в селении Керменчик²⁶, а к Кадыковской Троицкой церкви — Караньская Константино-Еленинская церковь²⁷.

Предыстория Караньской церкви такова, что после переселения греков из Крыма в 1788 г., то есть до его присоединения к Российской империи, ощущалась нехватка в священно- и церковнослужителях, особенно в сельских церквях. Не было священника и в Константино-Еленинской церкви. В 1804 г. жители Карани обратились в Перекопское духовное правление и в Екатеринославскую духовную консисторию с просьбой «возобновить и снабдить священником, дабы они не лишились слушания слова Божия и христианских треб»²⁸. После обследования было доложено Екатеринославскому, Херсонскому и Таврическому архиепископу Афанасию, что церковь осталась без священника и антиминса еще «от времен изгнания из Тавриды христиан», очень ветхая, жителей 222 души обоего пола, которые хотели за свой счет ее возобновить и содержать священника. Кроме того, церковь была очень маленькая, сделанная наподобие избы, и вся вросла в землю, стены начали разрушаться, черепица была поломана. Переписка затянулась на несколько лет. В 1806 г. по решению консистории церковь упразднили, а прихожан приписали к Камарской Марининской церкви. В июне 1807 г. утварь, облачение, книги и иконы были переданы в Камары, а церковь была опечатана²⁹. Перед Крымской войной Константино-Еленинская церковь считалась приписной к Кадыковской Троицкой церкви³⁰, а затем решением Таврической духовной консистории обе церкви «по скудности средств» приписали к Балаклавской Николаевской церкви³¹. Самостоятельной Константино-Еленинская церковь стала только в 1866 г.

Не всегда сведения, представленные в клировых ведомостях, были идентичными. Например, по сведениям причта Константино-Еленинская церковь в Крымскую войну была разрушена, затем восстановлена и освящена 6 августа 1856 г.³² Вместе с тем в докладе Таврической консистории, представленному в 1861 г. преосвященному Алексею, епископу Таврическому и Симферопольскому указывалось, что в церкви в период Крымской войны совершались богослужения, а затем она была занята «казенным неприятельским складом и как самая церковь, так и все почти здания в деревне Ка-рани находятся в целости»³³.

Создание новой самостоятельной Таврической епархии способствовало как укреплению приходов, так и поддержке деятельности приходских священников, особенно сельских. Многие из них имели большие семьи и очень маленькое материальное обеспечение. В меру возможности консистория решала эти вопросы. На заседаниях консистории неоднократно поднимались вопросы, связанные с финансированием причта церквей. 15 ноября 1860 г. Севастопольский благочинный протоиерей Александр Демьянович обратился в консисторию с ходатайством о назначении жалования принтам Балаклавской, Кадыковской, Камарской, Лакской церквям, которые пострадали в Крымскую войну и «усердием прихожан» были восстановлены. Основную часть прихожанам этих церквей составляли военнослужащие Балаклавского греческого пехотного батальона, который в это время был ликвидирован. С изменением статуса в связи с выходом из военного ведомства, прихожане — бывшие служащие батальона не смогли уже в полном объеме содержать священнослужителей. Это ходатайство было рассмотрено на заседании консистории и вынесено решение о причислении этих церквей к сельским церквям VII класса. Также консистория подготовила обращение в Святейший Синод о назначении в эти церкви по одному священнику и причетнику с жалованием от казны по 96 руб. на причт³⁴. Именно по причине тяжелого материального положения (из-за чего некоторые священники подавали прошения о переводе) консисторией проводилось объединение приходов³⁵.

В протоколах заседаний консистории имеются сведения об утверждении церковных старост, которые выдвигались на эту должность по приговору общества прихожан. Документы позволяют узнать не только о конкретных персоналиях, но также об их деятельности и помощи, которую они оказывали церквям. В 1861 г. против утверждения на должность старосты в Лакской Лукинской церкви высказался ее священник Илья Семенопуло. Но мнение священника не было принято во внимание, учитывая его частую нетрезвость и неблаговидные поступки, и отставной унтер-офицер Константин Спаи был утвержден старостой на пятое трехлетие³⁶. 24 декабря 1868 г. в консисторию был представлен рапорт церковного старосты Балаклавской Николаевской церкви. Это было ходатайство о постройке дома для причта в связи с тем, что священник Паисий Кулов квартировавший в городском доме, впоследствии проданным, «обремененный большим семейством» остался без жилья. 6 июня 1869 г. консистория, принимая во внимание, что место для постройки дома находится рядом с церковью, проект дома согласован в строительном отделении Таврического губернского правления, прихожанами частично пожертвован камень для строительства, разрешило использовать кошельковую сумму 570 руб. 90 коп., хранящуюся в Одесской конторе Государственного банка³⁷.

Большой массив документов составляют персональные дела служителей культа. По персональным делам можно проследить возведение в сан, назначение на должности и перемещение отдельных священно- и церковнослужителей. Особенно это важно для начального периода деятельности церквей, так как других документов о кадровых назначениях не имеется. О том, как консистория старалась положительно влиять на семейные отношения в отдельных семьях, можно увидеть в документах дела «О принуждении севастопольского грека Делазария жить со своей женой Катериною Дмитриевною вместе. 1795 год»³⁸.

Часть персональных дел связана с нарушением церковной дисциплины священно- и церковнослужителей. Дело «О нетрезвом и буйном образе жизни священника Ильи Семенопуло» рассматривалось целый год.³⁹ В результате священник был перемещен в другое благочиние. Персональное дело было также заведено на священника Караньской Константино-Еленинской церкви Феофаниди, обвиняемого в блудной жизни⁴⁰. За венчание несовершеннолетней дочери турецкого подданного грека Георгия Лиандова Софии и факт коррупции в виде подкупа закрыть дело, священник Балточокракской церкви Паисий Кулов в 1861 г. на шесть месяцев был отстранен от должности и переведен на должность причетника в Феодосию⁴¹. Все это свидетельствует о слабой кадровой политике, которая проводилась епархиальным начальством.

Вместе с тем многие священники греческих церквей были образцом нравственности и проявляли личный героизм и мужество в сложных ситуациях, спасая церковное имущество во время военных действий Крымской войны. С 1843 г. в Петропавловской церкви начинает свою службу протоиерей священник Антоний Аргириди, уроженец острова Крит, житель Балаклавы, впоследствии туда же в Балаклаву вернувшийся после службы в Петропавловской церкви. Свою личную судьбу А. Аргириди связал со своей землячкой, уроженкой, как и он сам острова Крит, одной из дочерей севастопольского купца 3-й гильдии Эммануила Критико Никулетой (Николетой). О преданности А. Аргириди и служении Богу и Отечеству говорит тот факт, что когда в сентябре 1854 г. в Балаклаву входили английские войска, он не прекратил службу в Николаевской батальонной церкви и не покинул Балаклаву в период Крымской войны⁴².

Значительная часть прихожан окрестностей Севастополя и Балаклавы были «природными греками». Но шел процесс их интеграции в русское общество, чему способствовали близость культур и единая религия. Кроме своего родного языка часть греков знали русский язык. И когда в 1867 г. священник Балаклавской церкви Паисий Кулов был переведен в Лукинскую церковь селения Лаки, прихожане обратились к епархиальному начальству с просьбой возвратить его на прежнее место службы, так как помимо того, что он отличался «отличным поведением, истинно отеческим обращением с прихожанами», он мог вести службу и на русском, и на греческом языках⁴³. Это было удобно для смешанного населения Балаклавы.

Вместе с тем, благочинный округа протоиерей А. Демьянович выражал озабоченность тем, что некоторые греческие священники (Федор Ослан, Савва Карасали, Федор Феофанидис) «не знают по-русски, ни читать, ни писать, ни — даже ни одного слова — говорить», что влекло за собой не представление отчетности, в том числе и о расходовании церковных сумм⁴⁴. В связи с этим благочинный протоиерей ходатайствовал перед Таврической епархией о назначении благочинным балаклавских церквей протоиерея Николая Паксимаде. Но это предложение не было поддержано Таврической духовной консистории и ведение отчетности в балаклавском регионе было вменено в обязанность священнику П. Кулову⁴⁵. В 1969 г. Николай Паксимаде уже значился благочинным протоиереем, а его брат протоиерей Иван Паксимаде 24 февраля 1869 г. решением консистории — помощником благочинного Севастопольского округа⁴⁶. Иногда языковую проблему поднимали прихожане. В 1881 г., обратившись в консисторию, они выразили нежелание иметь у себя священника Карасали, не знающего русского языка⁴⁷. Но подобные случаи были единичны.

Следует отметить, что греческие священнослужители принимались в епархию после перехода в подданство России. Прибывшему из-за границы Савве Карасали и желающему быть священником в Камарской Марининской церкви консистория предложила подать прошение преосвященному о принятии в епархию с приложением свидетельства о принятии присяги. После соблюдения процедуры решением Таврической духовной консистории 2 декабря 1868 г. С. Карасали был принят в Таврическую епархию и определен священником в Марининскую церковь⁴⁸.

Ценными по содержанию являются однородные источники — метрические книги, которые хранятся в обоих архивах. Метрические книги имеют гражданско-правовое значение, они являются первоисточником по генеалогии, статистике и демографии греческого населения, в них также представлены священно и церковнослужители. Помимо того, что метрические книги отражают биографические сведения, они также освещают социальное положение, а подчас профессиональное занятия человека в разные периоды его жизни. Метриками также подтверждается подданство того или иного государства. Сведения о греческом населении имеются во всех метрических книгах обоих архивов. В Государственном архиве города Севастополя самые ранние сохранившиеся метрические книги греческой Петропавловской церкви датируется 1820 г.,⁴⁹ а в Государственном архиве Автономной Республики Крым —1797 г.⁵⁰ Метрические книги остальных упомянутых греческих церквей сохранились частично с начала 1800-х годов.

Следует сказать о том, что метрические книги являются прекрасным источником конкретно-исторического исследования семьи. Именно в метриках фиксируется информации о ней. И на основании изучения метрических книг мы можем говорить о персональной истории. Хочется привести пример со сведениями о греке-революционере Орионе Алексакисе. Старшее поколение помнит его как активного участника революционных событий и организатора в Севастополе Союза социалистической молодежи. Вместе с тем, практически в научной литературе нет упоминания о его купеческой семье, о том, что его дед по матери Христопуло Афанасий Христофорович был купцом, домовладельцем, директором Балаклавского городского общественного банка.

В семье Орион был не единственный ребенок. После бракосочетания родителей 6 сентября 1898 г.⁵¹, 30 июня 1899 г. родился Орион⁵². В 1901 г. родился его младший брат Дормидонт, но, к сожалению, умер в возрасте 5 месяцев⁵³. Такая же участь постигла и дочь Екатерину, умершую 28 марта 1907 г. от дифтерита в возрасте одного года⁵⁴. И, наконец, 16 мая 1910 г. родилась еще одна дочь Екатерина, дальнейшая судьба которой неизвестна⁵⁵. В период гражданской войны в 1920 г. погиб Орион, направленный на партийную работу в Грецию. Отец из-за сына в 1919 г. был арестован белыми и находился в севастопольской тюрьме. Судился с новой властью из-за конфискованного имущества красными в 1919 г., а также отстаивал свои права на вывоз собственного пианино в Константинополь в 1922 г.⁵⁶ Дед Христопуло Афанасий Христофорович в конце 1920-х годов был лишен избирательных прав⁵⁷.

По метрическим книгам можно проследить изменение социального статуса. В большинстве случаев статус повышался, но были исключения. В качестве примера хочется упомянуть случай, когда человек, родившийся в дворянской семье, ушел из жизни крестьянином. Речь идет об известном народовольце Тригони Михаиле Николаевиче. Отец — Тригони Николай Иванович, участник Отечественной войны 1812 г., генерал-майор 2 июля 1847 г. в возрасте 48 лет впервые женился на сестре писателя-мариниста К.М. Станюковиче, дочери контр-адмирала 23-летней Ольге Михайловне Станюкович⁵⁸. Первенец, сын Иван, родившийся в 1849 г., 16 октября 1850 г. умер⁵⁹, но за день до его смерти 15 октября на свет появился сын Михаил, будущий народоволец.⁶⁰ Впоследствии Михаил Николаевич Тригони, несмотря на свое высокое социальное положение, создает народовольческие кружки, участвует в подготовке покушения на Александра II. За свои убеждения сидел в Трубецком бастионе и в Шлиссельбургской тюрьме, был лишен дворянского звания и в 1906 г. возвращается в Крым. Умер 3 июля 1917 г. «от острого оттека легких». В метрической книге Балаклавской Николаевской церкви М.Н. Тригони записан как «крестьянин Таврической губернии Симферопольского уезда, Дуванкойской волости, приписанный для счета народонаселения». Похоронен на Балаклавском приходском кладбище⁶¹.

Дед народного художника СССР, оформителя «Библиотеки всемирной литературы», в том числе «Илиады» и «Одиссеи» Гомера, Дмитрия Спиридоновича Бисти — Леонид Григорьевич с конца XIX в. был владельцем фешенебельной гостиницы «Россия» на набережной в Балаклаве⁶². 28 июля 1891 г. у него родился сын Спиридон, отец будущего художника, крещенный в Балаклавской Николаевской церкви⁶³. Сведений об этой семье в метрических книгах имеется довольно много. Семья породнилась кумовством с владельцем гостиницы «Гранд-Отель» в Севастополе греком Леонидом Дмитриевичем Кидонисом. Дядя художника Бисти Георгий Леонидович был врачом в Балаклаве, а в 1926 г. — даже депутатом Балаклавского городского совета⁶⁴. Дополняет эти сведения запись о рождении 27 июня 1925 г. самого художника Дмитрия Спиридоновича Бисти, которая сохранилась в документах ЗАГСа⁶⁵.

В заключение следует сказать, что в настоящее время, когда отношения между государством и церковью строятся на взаимном сотрудничестве, научные исследования в области церковной истории становятся актуальными и в полной мере получают свое развитие в исторической науке.

Примечания

1. Греки в истории Крыма. Краткий биографический справочник. Симферополь, 2000. С. 43.

2. Гавриил. Историко-археологическое описание церквей Херсонской и Таврической епархии. Одесса, 1818.

3. Статистико-хронологико-историческое описание Таврической епархии. Общий и частный обзор. Составлено кафедральным протоиереем Михаилом Родионовым. Симферополь, 1872.

4. Таврическая епархия Гермогена, епископа Псковского и Порховского, бывшего Таврического и Симферопольского. Псков, 1887.

5. Араджиони М.А. Греки Крыма и Приазовья: история изучения и историография этнической истории и культуры (80-е гг. XVIII в. — 90-е гг. XX в.). Симферополь, 1999; она же. К вопросу об этнокультурных особенностях позднесредневекового христианского населения горного Крыма // Материалы по археологии, истории и этнографии Таврии. Вып. 3. Симферополь, 1993; она же. Греки Крыма: к истории формирования общины в период позднего средневековья — нового времени // Материалы по археологии, истории и этнографии Таврии. Вып. 3. Симферополь, 2007.

6. Государственный архив в Автономной Республике Крым (далее ГААРК), Ф. 343. Оп. 1. Д. 51.

7. Там же. Л. 2—4.

8. Там же. Л. 33—34об.

9. Там же. Л. 36—39.

10. Там же. Л. 72—78.

11. Там же. Ф. 118. Оп. 1. Д. 1318. Л. 2.

12. В период правления Павла I (1796—1801), Севастополь стали называть Ахтиар, по названию татарской деревушки, на месте которой он был основан, но официального императорского указа не было. Его греческое имя было возвращено в период царствования Александра I. Но в связи с тем, что Севастополь в различной переписке продолжали именовать Ахтиаром, то 29 марта 1826 г. был издан указ Николая I № 222 о том, чтобы город «не именовать впредь Ахтиаром, но всегда Севастополем». См.: ПСЗ, 2-е собрание. СПб., 1830. С. 521.

13. ГААРК. Ф. 118. Оп. 1. Д. 5436. ЛЛ. 19—20.

14. Там же. Д. 5530. Л. 23об.

15. Там же. Д. 5436. Л. 20.

16. Там же. Д. 5530. Л. 24.

17. Там же. Д. 5436. Л. 20.

18. Там же. Ф. 343. Оп. 1. Д. 51. ЛЛ. 2—4.

19. Там же. Ф. 118. Оп. 1. Д. 5497. Л. 12.

20. Там же. Д. 5823. Л. 24 об.

21. Там же. Д. 6129. Л. 61—64; Д. 6102. Л. 13—15.

22. Там же. Ф. 118. Оп. 1. Д. 5823. Л. 33 об.

23. Там же. Л. 33 об.

24. Там же. Л. 30.

25. Там же. Л. 25.

26. Там же. Л. 37.

27. Там же. Л. 34.

28. Там же. Д. 5442. Л. 1.

29. Там же. ЛЛ. 16, 18, 21.

30. Там же. Д. 5823. Л. 370.

31. Там же. Д. 1321. ЛЛ. 104—110 об.

32. Там же. Д. 6129. Л. 61об.

33. Государственный архив города Севастополя (далее ГАГС). Ф. 4. Оп. 1. Д. 3. Л. 19об.

34. ГААРК. Ф. 118. Оп. 1. Д. 1318. Л. 412.

35. Там же. Д. 1321. ЛЛ. 104—110, 193—195.

36. Там же. ЛЛ. 333—336 об.

37. Там же. Д. 1355. ЛЛ. 680—683.

38. Там же. Ф. 343. Оп. 1. Д. 44.

39. Там же. Ф. 118. Оп. 1. Д. 49.

40. Там же. Д. 1522.

41. Там же. Л. 278—286.

42. Терещук Н.М. Греческие священнослужители севастопольских церквей // Память о прошлом. Документы, исследования, научные статьи, подготовленные сотрудниками Государственного архива г. Севастополя. Севастополь, 2007. С. 15.

43. ГААРК. Ф. 118. Оп. 1. Д. 1345. Л. 51.

44. Там же. Л. 54.

45. Там же.

46. Там же. Л. 248.

47. Там же. Д. 1597. Л. 1—4.

48. Там же. Д. 1347. Л. 480—482.

49. ГАТС. Ф. 33. Оп. 1. Д. 1.

50. ГААРК. Ф. 142. Оп. 5. Д. 1. ЛЛ. 245—247об.

51. ГАГС. Ф. 30. Оп. 1. Д. 41 ЛЛ. 36об. — 37.

52. Там же. Д. 45. ЛЛ. 13об. — 14.

53. Там же. Д. 57. ЛЛ. 34об. — 35.

54. Там же. Д. 86. ЛЛ. 140об. — 141.

55. Там же. Д. 100. ЛЛ. 5об. — 6.

56. Там же. Ф. Р-245. Оп. 1. Д. 9. Л. 58; Ф. Р-430. Оп. 1. Д. 6. Л. 178.

57. Там же. Ф. Р-247. Оп. 3. Д. 25. ЛЛ. 1—7.

58. Там же. Ф. 35. Оп. 1. Д. 1 ЛЛ. 348об. — 349.

59. Там же. Д. 4. ЛЛ. 70об. — 71.

60. Там же. ЛЛ. 38об. — 39.

61. Там же. Ф. 30. Оп. 1. Д. 143. ЛЛ. 393об., 394.

62. Адрес-календарь Севастопольского градоначальства. Севастополь, 1911. С. 178.

63. ГАГС. Ф. 30. Оп. 1. Д. 22 ЛЛ. 114об. Д5.

64. Там же. Ф. Р-420. Оп. 1. Д. 12. Л. 15.

65. Там же. Ф. Р-608. Оп. 1. Д. 45. Л. 273.