3. Введение христианства на Руси

По возвращении в Киев Владимир, как сообщает летопись, повелел креститься языческой части знати и опрокинуть идолов: одних изрубить, а других сжечь. Перуна князь приказал привязать к хвосту коня и волочить его с горы по Боричеву узвозу (современному Андреевскому спуску) к стекавшему в Днепр ручью. Двенадцать мужей должны были колотить его «жезлами, не яко чуственного для оскобления, но на поругание зловерия, паче же для посрамятся нехотясчие креститися и познают, яко сии боги, на них же так твердо надеюсчися, отмилости просили, узрят, яко ни себе сами помосчи и от сокрушения избавиться не могут». Затем столь величественно почитавшегося ранее бога столкнули в Днепр и, отталкивая от берега, сопроводили аж до Порогов, где он был вынесен на песчаную отмель одного из островов. По другой версии, идол Перуна был прибит волнами к берегу ниже по течению Днепра — там, где в 1070 г. при загородной резиденции великого князя Всеволода Ярославича был основан Выдубецкий монастырь.

Далее Владимир развернул широкую христианскую пропаганду. Многие киевляне все же не хотели креститься. Одни, как пишет летописец, «размышляя, отлагали день за день; инии же закоснелые сердцем ни слышати учения хотели. Тогда Владимир послал по всему граду, глаголя: «Заутра всяк изидет на реку Почайну креститися; а ежели кто от некресченых заутра на рек не явится, богат или нищ, вельможа или раб, тот за противника повелению моему причтется». Слышавшие же сие, люди мнози с радостию шли, разсуждая междо собою, ежели бы сие не было добро, то б князь и бояра сего не приняли. Инии же нуждою последовали, окаменелыя же сердцем, яко аспиды, глуха затыкаюсче уши своя, уходили в пустыни и леса». У Почайной сошлося бесчисленное множество народа, мужей, жен и детей, люди входили в воду, «стояли иные до шеи, другие до персей, иные по колени», а священники, стоя на берегу, читали молитвы и осеняли их крестами.

В источниках нет упоминаний о сопротивлении языческих кругов Киева акту крещения. Очевидно, этого и не было из-за достаточно широкого распространения христианства в столице Руси уже на протяжении предшествующих десятилетий. Да и княжеская администрация в городе обладала достаточной силой принуждения. Кроме того, переориентация Владимира и его ближайших сподвижников во главе с Добрыней на христианство, произошедшая как минимум за два года до возвращения из Корсуня, давно ни для кого не была секретом. Предвидя грядущие перемены, большинство убежденных язычников, и прежде всего само жречество, должны были заблаговременно покинуть Киев. Очевидно, то же произошло и в близлежащих, уже в значительной мере христианизированных городах Среднего Поднепровья: Чернигове, Переяславе, Родне, Белгороде, Вышгороде, Любече и др. О крещении жителей этих городов в летописях ничего определенного не сообщается. Можно лишь предполагать, что там крещение проведено в тоже время, что и в столице, без существенных инцидентов. Объявленное Владимиром государственной религией христианство, вероятно, утвердилось в среднеднепровских городах уже к 990 г. Однако даже формально некрещеными оставались еще как минимум девять десятых территории Древнерусского государства.

Крестить оставшихся в язычестве жителей Киева и близлежащих городов можно было и не прибегая к силе, при помощи своих же русских христиан, болгарских проповедников и греческих священников, прибывших преимущественно из Корсуня. К восприятию новой религии в этом районе лучше, чем где-либо в пределах Древнерусского государства были подготовлены и крестьянские массы, общавшиеся с принимавшими христианство ремесленниками, торговцами, дружинниками, представителями постепенно феодализировавшейся общинной верхушки.

Иначе обстояло дело на Севере, в лесной зоне, где все еще сохранявшиеся местные княжеские династии, тесно связанная с жречеством родовая знать, влиятельные купеческие и промысловые круги важнейших торговых городов (Новгорода, Смоленска, Полоцка, Пскова, Ладоги) справедливо усматривали в принятии христианства акцию по ликвидации местного самоуправления и автономии. Однако и в Киеве, очевидно, хорошо понимали, что централизованному государству, над оформлением и укреплением которого теперь совместно трудились и бывшие лидеры языческой партии во главе с Владимиром и Добрыней, и прохристиански настроенная со времен Ольги столичная знать, должна соответствовать и единая религиозная идеология. За насаждение христианства на Севере с 991 г. великий князь и его дядя-наставник принимаются столь же решительно, как десятью годами ранее пытались бороться с этим вероучением на Юге.

Можно только догадываться, с каким возмущением должны были воспринимать новгородцы и прочие северяне поступавшие к ним из приднепровских городов известия о низвержении кумиров, насильственном крещении сторонников отеческой веры и разворачивавшемся массовом строительстве церквей. Им было тем более обидно, что инициаторами всех этих акций оказались Владимир, Добрыня и другие, которым они, северяне, обеспечили победу в борьбе с Ярополком. Бесспорно, наиболее активным элементом среди язычников Северной Руси должны были быть волхвы, как местные, так и бежавшие на Север из среднеднепровских городов в 989—991 гг.

Культу Перуна, всецело связанному с князьями и военной прослойкой, смертельный удар был нанесен самим отказом от него высшей государственной знати во главе с Владимиром. Однако почитание Велеса, традиционного антипода громовержца, вошло в плоть и кровь горожан Русского Севера, связанных с торговлей, промыслами, ремеслами и почти не затронутыми влиянием христианской идеологии. Служители Велеса, волхвы, не могли не развернуть активной антихристианской пропаганды, грозя отступникам местью родительских богов, духов предков и прочих сил, от которых зависят их жизнь и благополучие, Однако жречество в конкретной ситуации начала 90-х годов X в. не имело централизованной организации, было разрозненно по городам и деревням, лесам и топям русского Севера, а потому ни идейно, ни политически не могло противостоять православной церкви, опиравшейся на военно-административный аппарат.

Полупервобытные, стихийные, концептуально неоформленные верования столкнулись с теологически продуманной и за столетия приспособленной к духовным запросам различных слоев классового общества доктриной христианства. Аморфная масса волхвов, кудесников и заклинателей не могла устоять перед иерархически организованным, действующим по строгой программе механизмом православной церкви. Буйная, мятежная, но не имеющая политически опытных лидеров, как и общих для всех слоев целей и идеалов, масса горожан уступала централизованному, проводящему в жизнь четко поставленную задачу военно-административному аппарату Древнерусского государства. Ясно, что в такой ситуации исход борьбы за введение христианства в качестве официальной религии в крупнейших северных городах был предрешен.

По прибытии из Константинополя в Киев митрополита, других церковных иерархов и клира, скорее всего, еще летом 991 г. с целью крещения новгородцев Владимир послал на север Иоакима-корсунянина. По всей видимости, он владел славянским языком. Сопровождало его войско во главе с новгородским посадником Добрыней и тысяцким Путятой. «Сии шедши по земли с вельможи и вои Владимировы, учаху люд и крестяху всюду стами и тысячами, колико где прилучися, асче люди невернии вельми о том скорбяху и роптаху, но отрицатися ради не смяху». Судя по всему, эти слова из летописи Иоакима, приводимые В.Н. Татищевым, относятся к деятельности направленных к приильменским словенам сил по мере их продвижения вверх по Днепру и далее — вниз по Ловати. Их путь должен был проходить через Полоцк или Смоленск, однако в источниках о крещении этих городов ничего не сообщается. Очевидно, со сколько-нибудь бурными событиями введение христианства в земле кривичей связано не было. В Новгороде местные волхвы и посадское население настроены были более решительно.

Княжескому войску удалось войти в город, однако новгородцы взялись за оружие. В ходе вспыхнувших уличных боев восставшие разгромили усадьбу Добрыни, убили его жену и некоторых домочадцев, а «церковь Преображения господня разметаша и домы христиан грабляху». Однако, столкнувшись с решительным противодействием дружинников, восставшие оставили Торговую сторону и, разобрав мост, укрепились на другой половине города. Вскоре княжеским воеводам удалось добиться решительных успехов: Путята с отборным отрядом переправился через Волхов, захватил городского тысяцкого и его ближайших сподвижников. Тем временем Добрыня пошел на крайние меры: поджег кварталы наиболее активных участников сопротивления. Восстание было подавлено и овдовевший воспитатель великого князя срубил им же воздвигнутых десятью годами ранее идолов. Люди плакали, глядя на это, а посадник укорял их: «Что, безумнии, сожалеете о тех, которые себя оборонить не могут; кую пользу вы от них чаять можете?».

За низвержением кумиров последовало крещение: «Идоша мнози, а нехотясчих креститися воини влачаху и крестяху, мужи выше моста, а жены ниже моста». Если в Киеве достаточно было одних угроз, то здесь приходилось постоянно прибегать к военной силе. Как потом с сарказмом говорили новгородцы, «Путята крестил мечем, а Добрыня огнем».

С неменьшими трудностями вводилось христианство и в других северных землях. Так, источники сообщают, что первые два епископа, направленные в Ростов, — Федор и Илларион практически ничего не добились. Третий, очевидно, русский по происхождению, Леонтий, постриженник Печерского монастыря, оставил надежду переубедить взрослых и стал учить детей, но едва не был убит их возмущенными родителями. Только Исайе, уже в те годы, когда на северо-востоке Руси правил молодой Владимир Мономах, удалось добиться определенных успехов. Не менее болезненно прививалось христианство и в Муромской земле, проникая туда через Чернигов и северские города. В 1096 г. здесь уже был небольшой монастырь, но массы открыто придерживались язычества. Еще труднее обстояло дело с крещением вятичей, упорно отстаивавших свою самостоятельность на протяжении двух веков и вплоть до конца XI в. имевших собственную княжескую династию. Владимиру Мономаху пришлось совершить на них три похода, прежде чем власть местной родо-племенной аристократии была заменена подчинявшейся великому князю через черниговского намесника русской администрацией. Лишь с того времени, с первой четверти XII в., христианство начинает проникать в их земли. Однако известно, что и в середине указанного столетия вятичи убили проповедовавшего среди них печерского монаха Кукшу.

Важнейшим источником, на основании которого мы можем судить о процессе распространения христианства на Руси до нашествия орд Батыя, являются археологические материалы. В последние годы А.П. Моцей собраны и проанализированы археологические данные, свидетельствующие о том, что христианство вплоть до XII в. почти не проникало в быт и культуру основной массы населения Древнерусского государства за пределами Среднего Поднепровья.

В настоящее время на территории бывшей Южной Руси выявлены остатки 69 каменных церковных сооружений I—XIII вв. Это составляет 42% всех исследованных памятников монументального культового зодчества древнерусского времени. Почти половина этих храмов сосредоточена в Киеве. Причем в столице Руси и соседнем Переяславе каменных церквей X—XI вв. были почти столько же, сколько и возведенных в XII—XIII вв. Совершенно иная картина прослеживается в других землях (Новгородской, Черниговско-Северской, Галицко-Волынской, Полоцкой и т. д.), где в важнейших городских центрах выявлено, как правило, не более одного каменного собора XI в. В последующие же полтора столетия, вплоть до ордынского нашествия, число культовых сооружений резко возрастает. Это, по мнению А.П. Моди, красноречиво свидетельствует о том, что на протяжении XII в. позиции церкви заметно усиливаются также и в отдаленных от Среднего Поднепровья землях. Очевидно, этот качественный перелом, подготовленный церковно-просветительской деятельностью Ярослава Мудрого и его сподвижников, в частности митрополита Иллариона, не в последнюю очередь был обусловлен и предпринятыми Владимиром Мономахом и его сыном Мстиславом в первой трети XII в. энергичными мерами по консолидации Древнерусского государства.

Аналогичную картину можно проследить и при рассмотрении материалов погребальных комплексов древнерусского времени. Как и в Херсонесе периода его христианизации, в южнорусских землях X—XIII вв. широко наблюдается сочетание христианских и Дохристианских традиций. В X—XI вв. погребения с преобладанием христианских черт характерны только для Киевщины, окрестностей Чернигова и Переяслава, отдельных районов Волыни и Курского Посемья, где во времена Владимира и Ярослава были расквартированы значительные воинские контингенты, состоявшие преимущественно из выходцев со Среднего Поднепровья. Эти данные лишний раз подтверждают, что христианство прежде всего было воспринято жителями среднеднепровских городов и их ближайших окрестностей.

Крест-энколпион. Киев, Старокиевская гора

Служилые и посадские слои ядра Древнерусского государства — «Русской земли» в ее границах VI—VIII вв., — были наиболее восприимчивой к идеям христианства социальной средой восточнославянского общества. Отдельные представители ее начали приобщаться к новой вере уже с середины IX в. Процесс их христианизации в целом был завершен в период правления Владимира и Ярослава, о чем красноречиво свидетельствуют могильники у основных южнорусских городов. Однако даже ближайшие к поляно-русскому населению жители Древлянской земли и Деснянско-Сеймского междуречья, не говоря уже об обитателях северных областей Руси, в XII—XIII вв. все еще во многом придерживались дохристианских традиций погребального обряда. А в Новгородской земле языческий погребальный обряд сохранялся и в XIV в. Древних культовых традиций вплоть до ордынского нашествия придерживались и в земле вятичей.

Киев и ближайшие к нему города составляли не только политический центр христианизации, но и являлись на протяжении X—XI вв. средоточием основной массы жителей Руси, искренне воспринявших новое учение. Об этом свидетельствуют находки символов христианского культа того времени: нательные крестики, образки, иконки и т. п. Отсюда они проникали в крупные политические центры, столицы будущих самостоятельных княжеств второй половины XII в., в народные массы посадов и деревень северных земель. Именно в Киеве, при Печерском и прочих монастырях было налажено производство расходившихся уже со второй половины XI в. предметов христианского культа.

Таким образом, согласно археологическим данным и письменным древнерусским источникам во времена князя Владимира христианство в полной мере утвердилось в самом Киеве и ближайших к нему городах Среднего Поднепровья. Оно было насильственно введено в Новгороде и, по всей видимости, в нескольких других городах лесной зоны — в тех политико-административных центрах, куда великий князь в качестве наместников направлял своих многочисленных сыновей, большинство из которых погибло во вспыхнувших сразу после его смерти усобицах. В Киеве и ряде других городов (Новгороде, Чернигове, Переяславе, Белгороде, Вышгороде, Турове, Полоцке и др.) на государственные средства начали сооружаться церкви, среди которых убранством своим выделялась прославленная Десятинная церковь. Владимир, как сообщает «Повесть временных лет», «поручи ю Анастасу Корсунянину, и попы корсуньския постави служити в ней, вдав ту все, еже бе взял в Корсуни: иконы и съуды и кресты».

Десятинная церковь. Реконструкция Н.В. Холостенко

Активное церковное строительство в крупнейших городах Руси — Киеве, Новгороде, Полоцке — развернулось при сыне Владимира Ярославе Мудром. В 1037 г. в Киеве был сооружен Софийский собор богато украшенный мозаиками.

По-видимому, еще до вокняжения Ярослава под Киевом появляются первые монастыри, как и возникают столь характерные для средневекового христианства ереси. Под 1004 г. летописец констатирует: «митрополит Леонтий посади в темницу чернеца Андреяна Скопца. Той бо вельми изучен бысть писания, многи книги чита и впаде в ересь, укоряше церковь и все уставы, епископы и презвитеры, иконы и посты: но помале времени исправися». К сожалению, нам ничего больше не известно о жизни и взглядах этого первого на Руси еретика, выступившего с критикой официального православия всего через пятнадцать лет после его окончательного утверждения в Киеве.

Софийский собор в Киеве. Макет. Реконструкция Ю.С. Асеева, В.П. Волкова, Н.И. Кресального

Несмотря на все успехи еще и во времена прославившегося своей просветительской деятельностью и любовью к книжной учености Ярослава Мудрого, языческие массы составляли большинство населения Киевской Руси. Выдающийся мыслитель и литератор середины XI в. киевский митрополит Илларион в «Слове о законе и благодати» называет христианскую общину на Руси того времени «малым стадом». Фактически язычниками оставались и многие насильственно крещенные люди. Они лишь номинально считались христианами, тайком поклоняясь старым богам. О них говорится в «Повести временных лет»: «Словом называемся христианами, а на деле живем точно поганые».

О безразличии широких, особенно крестьянских, масс к новой религии, об их ярой приверженности народным обрядам красноречиво повествуют древнерусские проповедники. По их словам, люди в XI—XII вв. живут, «не слушая божественных словес, но аще плясци или гудци или ин хто игрець позоветь на игрище или на какое зборище идольское, то вси тамо текут радуяся... и весь день тот престоят позорьствующе тамо». Когда же зовут на службу церковную, «мы позевающе и чешемся и протягиваемся, дремлем и речем: «Дождь...» или «Студено...». Да все то спону творим! А на позорищах... то все приемлем радуяся, позоры дея на пагубу душам. А в церкви... и не хотят прити на поучение, леняться».

Мозаичная композиция «Евхаристия» Софийского собора в Киеве

На основании сохранившихся письменных источников можно даже предполагать, что волхвы, застигнутые поначалу врасплох и утратившие во времена правления Владимира и Ярослава почти все свои позиции в основных городах, во второй половине XI в. пытались организовать по всей Руси что-то вроде широкого общенародного антихристианского движения. Возможно, в то время у них уже сложилось подобие организации, их «теоретики» пытались разработать некое, способное идейно противостоять христианству языческое вероучение.

Как сообщает летописец, в 1071 г. в Киеве появился волхв и начал проповедовать народу, что на пятое лето Днепр потечет вспять, а земли будут «переступать» со своих мест на чужие, в частности греческая земля станет на место русской, а русская на место греческой. Он вещал открыто, и люди по-разному реагировали на его пророчества: «невегласи послушаху его, верни же смеяхуся, глаголюще: бес тобою играет на пагубу тебе». Однако вскоре языческий пророк «в едину ношь бысть без вести». Очевидно, он был либо схвачен и заточен, либо попросту убит городскими властями. Никаких особых последствий в городе его выступление не имело.

«Город Владимира». Фрагмент макета «Древний Киев». Автор Д.П. Мазюкевич

Гораздо драматичнее развернулись несколькими годами позже события в Новгороде. Между 1074 и 1078 гг. некий волхв открыто выступил против христианства и убеждал, что предвидит будущее и может пройти при всех по Волхову как по суше. Его слова нашли отклик среди горожан, которые хотели убить епископа. Когда новгородский иерарх в богослужебных одеяниях с крестом в руках вышел на площадь и сказал: «кто хочет верить волхву, пусть идет за ним, а кто верует (во Христа), пусть идет ко кресту», то на его сторону встали только князь и дружина, а весь народ перешел к волхву. В столь сложной ситуации разгоравшегося восстания князь Глеб Святославич проявил решительность и коварство. Спрятав под полу своего платья топор, он пошел к волхву и перед собравшимися горожанами завел с ним беседу. «Знаешь ли, что будет завтра поутру и во весь день до вечера?» — спросил он. «Все знаю», — ответил волхв. «А знаешь ли, что будет сегодня?» «Сотворю великое чудо», — сказал князю самоуверенный прорицатель. При этих словах Глеб выхватил оружие и одним ударом убил волхва. Народ в страхе и недоумении тотчас же разбежался. Как видим, почти столетие спустя религиозная ориентация различных социальных сил в Новгороде осталась той же, что и во времена Владимира: за епископом стояла военная сила и сам князь, тогда как на стороне волхва оказались все новгородцы.

Комментируя эти сообщения, Е.Е. Голубинский высказал небезосновательное предположение, что появление языческого проповедника в Новгороде приблизительно через пять лет после пророчеств его единоверца в Киеве не случайно. Возможно, не желавшие примириться с победой христианства язычники полагали, что около 1077 г. в мире должны произойти некие роковые события, а потому рассчитывали на успех. Последнее открытое выступление волхва зафиксировано под 1091 г. в Ростове, однако там он был сразу же схвачен и казнен.

Примечательно, что во второй половине XI в. выступавшие с открытыми антицерковными речами волхвы используют многие специфические христианские мотивы. Киевский пророк говорит о чем-то вроде конца света, идее, в целом не характерной для языческого мировоззрения, но ключевой в системе христианского богословия. Его новгородский единомышленник из своих будущих чудес особенно выделяет хождение по воде, что наталкивает на мысль о его желании уподобиться Иисусу.

Ко времени последних попыток язычества противостоять церковному вероучению относится, должно быть, и создание «теории» бога Рода. В опубликованном Н.М. Гальковским под условным названием «О вдуновении духа в человека» тексте XII—XIII вв. и обстоятельно рассмотренном Б.А. Рыбаковым, содержатся отголоски полемики проповедников-хрис-тиан с каким-то языческим учением о Роде как творце и первооснове всего сущего. По мнению Б.А. Рыбакова, в рамках традиционного восточнославянского язычества Род выступал в роли творца Вселенной, вдувающего жизнь в людей, каким-то образом связанного с подземным огнем-пеклом. В этом смысле, по мнению исследователя, он сопоставим с библейским Саваофом, египетским Осирисом и финикийским Ваалом. М.В. Попович резонно на это возражает тем, что «древний славянский Род не мог быть таким же «творцом всего», как христианский бог».

Однако если предположить, что реконструируемая Б.А. Рыбаковым концепция сложилась где-то на протяжении X—XI вв. при мощном воздействии учения о сотворении Богом мира и человека, то все получает естественное объяснение. Стремясь сохранить отеческую веру, убежденные язычники на протяжении столетия, последующего за официальным утверждением христианства на Руси, пытались в своем духе перетолковать основные идеи христианской теологии. Так что сохранявший в крестьянских массах свою популярность Род, которому поклонялись и после того, как Перун и даже Велес оказались почти забытыми, приобретал черты ветхозаветного Саваофа-Иеговы, сотворившего мир и вдунувшего душу в первого человека. Поэтому христианский проповедник должен был убеждать паству в том, что «Всему бо творец Бог, а не Род».

Несмотря на все попытки воскресить язычество как внутреннецелостную религию, оно оказалось неспособным открыто противостоять христианству. Вместе с тем и насильственно внедряемое в сознание широких крестьянских масс христианство не могло вытеснить старых языческих верований и представлений. Как и в условиях аграрных областей Позднеримской и Ранневизантийской империй, на Руси XI—XII вв. происходил сложнейший процесс взаимодействия церковного православия и народного язычества, специально рассмотренный в ряде работ дореволюционных и советских исследований. Особое внимание этим вопросам уделено в первой и пока единственной написанной с марксистских позиций истории русской церкви Н.М. Никольского.

Как заметил еще Ф. Энгельс, христианство «могло вытеснить у народных масс культ старых богов только посредством культа святых»¹. Именно так старые боги Руси начинали выступать в роли христианских святых: Велес по созвучию слился с христианским святым Власом, черты Перуна восприняли прижившиеся в народе Илья Громовик и покровитель воинов святой Георгий Победоносец и т. д. Сознательное двоеверие XI в. постепенно сменялось двоеверием бессознательным. С XIII в. массы не только горожан, но и крестьян по всей Руси уже искренне считали себя христианами, однако их взгляд на мир все еще в основе своей оставался полуязыческим вплоть до начала XX в, как об этом свидетельствуют собранные в книге Н.С. Гордиенко признания представителей дореволюционного духовенства. Широкие народные массы восприняли обрядность и православный ритуал, однако языческие воззрения их далеких предков прочно удерживались в сознании.

Примечания

1. Энгельс Ф. К истории первоначального христианства // Маркс К., Энгельс Ф. — Соч. — 2-е изд. — Т. 22. — С. 490.