И. Игнатьев¹. «Последний бой 1-го Партизанского генерала Алексеева Пехотного полка»²

В период отхода Белых Русских армий по всем фронтам Северной Таврии в октябре месяце 1920 года (14—15 ст. ст.) общие силы красных исчислялись до 130 тысяч. Со стороны нас, белых, боевых сил в Северной Таврии было тысяч 35. Нашими войсками уже были оставлены Никополь и Каховка и все естественные рубежи на реке Днепр. 1-я армия генерала Кутепова и его конница сосредоточивались у Серагоз. 2-я армия генерала Абрамова планомерно спешно отходила по железной дороге Федоровка — Мелитополь. На 1-ю армию генерала Кутепова со стороны Каховки надвигалась 1-я Конная армия Буденного, около 25 тысяч, и на 2-ю армию генерала Абрамова со стороны Никополя надвигалась 2-я Конная армия Буденного — нужно считать 25 тысяч.

Вот эту 2-ю Конную армию Буденного нашему 1-му Партизанскому генерала Алексеева пехотному полку и пришлось увидеть 15 октября (ст. ст.) 1920 года. Полк занимал позицию заслона железнодорожной станции и большого села Федоровка в 15—20 верстах на запад. В сторону фронта и флангов местность была видимая — открытая. В десятке верст слева, к югу от нас, как говорили, занимал позицию надежный Самурский пехотный полк, который недавно у Каховки прикрывал отход наших войск на левую сторону Днепра. Справа нашей позиции был хуторок, как помню, из четырех крестьянских хат, в которых размещались наши командиры и солдаты, кому была очередь обогреться, — морозы стояли десятиградусные.

Ночью я вышел из хаты. Занимался рассвет, вдали на горизонте воздух волнисто шевелился. Я доложил командиру батальона полковнику Логинову. Пошли наблюдать вместе. Было холодно и ясно, все было покрыто густым инеем.

Вдали в долине верстах в пяти увидели мы черную шевелящуюся точку, затем черную черточку; затем черных черточек становилось больше и больше. Стало ясно, что в сторону нас движутся колонны — не иначе как неприятельской конницы: воздух на рассвете шевелили горячие конские массы.

Через несколько минут полковник Логинов обсудил обстановку со старшими офицерами. Полку было приказано отходить на Федоровку в сомкнутом строю уступами побатальонно, на дистанции 200—300 шагов по глубине и по фронту. Как из-под земли выросли наши три батальонные колонны — всего человек 500. Условия передвижения в гору по глубоко вспаханным, не забороненным, обмерзшим полям были очень тяжелы.

Колонны неприятельской конницы, все время на виду у нас, двигались по дороге, ведущей на северную окраину Федоровки. Головные колонны, на половине своего дневного пути, уже к полудню обошли нас. И справа, и позади нас обходили и настигали нас разъезды.

Учебная команда — арьергардный батальон полка — при приближении конных разъездов с тыла и с фланга без сопротивления сдался. Помощник командира полка полковник Скороход-Левченко, шедший обособленно в 200 шагах в стороне, был окружен группой всадников. Расправы с пленными не было видно.

В дальнейшем новые конные разъезды при попытке приближения к нам были нами обстреляны, затем были обстреляны и наши колонны. На поле брани оставляли убитых и раненых. Я шел в двух шагах рядом с командиром роты капитаном Гудковым. Бедняга был убит: упал навзничь, вздрогнул, вытянулся, глаза закатились...

На половине пути к Федоровке нас несколько человек задержалось у малого хутора для защиты дороги. К хутору на рысях шел конный разъезд, впереди на галопе мчался красный командир, как бы преследовавший побежавших двух наших. Я из чувства самосохранения дал выстрел с упора с колена. Всадник вылетел из седла, конь стал. Разъезд нас больше не преследовал.

Теперь во все время отхода была лишь одна общая поредевшая наша колонна. С этой колонной спокойно шагом, на своем рыжем коренастом коне следовал командир батальона полковник Логинов. Запомнились мне также пешие полковник Зарнак и капитан Фрейман. Большая часть села федоровка и все наши обозы еще днем были захвачены неприятельской конницей. К вечеру через станцию Федоровка проходил наш бронепоезд, он до темноты дал десяток выстрелов по конным разъездам; это было признаком, что тыл мы еще имеем.

До штаба полка в Федоровку мы добрались в числе около 100, была уже ночь. Штаб был в готовности к отходу. Командир полка полковник Бузун в темноте ночи сообщил нам: «Мною послано донесение, что моего полка больше нет».

Дальнейшее наше следование было — немедленно вдоль железной дороги до Мелитополя и затем на открытой платформе последнего товарного поезда до Джанкоя. 17 октября пехотных частей в Северной Таврии больше не было. Путь в Крым был временно перерезан частями 1-й Конной армии Буденного — наша конница пробивалась в Крым с боем.

Через сорок лет мне писал генерал А.Н. Черепов: «Я был на станции Федоровка, когда на станцию подошел бронепоезд. Влез на крышу вагона, видел маленькую колонну среди неприятельских конных разъездов, приказал бронепоезду открыть огонь по разъездам, был счастлив помочь русской чести. Когда пехота подошла к Федоровке, оказалось, что это были вы».

В довершение всего я должен сказать, что вывел нас из плохой боевой обстановки уроженец Могилевской губернии, 1-го Партизанского генерала Алексеева пехотного полка командир батальона полковник Логинов. Полк вновь, без участия многих из нас, был образован в Галлиполи.

Примечания

1. Игнатьев Иван Иванович, р. в 1901 г. Подпоручик Алексеевского полка. Галлиполиец. В эмиграции. Служил в Русском корпусе. После 1945 г. в США. Умер 24 июня 1982 г. в Лос-Анджелесе.

2. Впервые опубликовано: Первопоходник. 1973. Апрель. № 12.