К. Буря¹. «К 55-летию крымской эвакуации»²

В апреле 1920 года войска Вооруженных сил Юга России, после ряда поражений, принуждены были в Новороссийске погрузиться на транспорты и перебраться в Крым. За неимением достаточного тоннажа для перевозки, погибло почти все вооружение, десятки тысяч воинов с конским составом попали в плен красным. Главнокомандующий генерал Деникин в Феодосии передал командование генералу Врангелю, а сам, через Константинополь на английском дредноуте «Мальборо», отплыл в Англию на покой.

Генералу Врангелю в Крыму удалось навести нужный порядок и вновь возродить небольшую армию из оставшихся войсковых частей бывшей почти миллионной Белой армии. Эта маленькая армия имела несколько блестящих побед над красными, как, например, полное уничтожение красной конницы Жлобы. Но уже к октябрю 1920 года оказалось настолько тяжелым положение армии, что пришлось принимать спешные меры к эвакуации из Крыма.

В конце октября генерал Врангель решил оставить Крым и вывезти на кораблях в Константинополь всю армию, семейства военных и всех из гражданского населения, кому угрожала опасность от большевиков. Несмотря на все своевременно принятые меры, и на этот раз не хватило тоннажа для перевозки всех желающих. Много тысяч погибло с приходом большевиков в Крым с их палачом венгерским коммунистом Белой Куном.

В Крыму я был на службе в Офицерской артиллерийской школе начальником команды. Школа была размещена на Северной стороне Севастопольского рейда. Получив приказ о погрузке на транспорт «Рион» всех служащих с их семейством, я пошел в казармы для нужных распоряжений и чтобы проститься со своей командой. Выстроив наличными три сотни год тому назад военнопленных красноармейцев, я прочел им приказ генерала Врангеля об эвакуации из Крыма в Константинополь, а тем, кто желает эвакуироваться, приказал сейчас же явиться в канцелярию Команды для составления нужных списков. Одновременно обратился к ним с дружеским советом не оставлять своей Родины, не покидать своих родных, а оставаться в казармах, говоря, что им, как простым людям из деревни, и к тому же не добровольно вступившим в Белую армию, не может угрожать расстрел. Пожелав им счастливого возвращения в свои избы, простился с ними, расцеловавшись с теми, кто окружил меня со слезами на глазах... Да простит меня Господь Бог, если я согрешил и от моего совета многие из них пострадали впоследствии. Я по совести думал, что им, крестьянам, ничто не может угрожать от большевиков.

Транспорт «Рион», огромный трехпалубный корабль, не мог подойти к пристани и стоял на середине бухты, нужно было грузиться на лодки местных рыбаков. Тут у нас встретились первые трудности: лодочники отказывались принять наши крымские деньги, оправдываясь тем, что с нашим уходом они не будут признаны большевиками; требовали заплатить за каждую лодку продуктами — один мешок белой муки. Муки никто из нас не имел, но выручили провожавшие меня солдаты моей команды. Они побежали в казармы, и вскоре прибыла парная повозка с 20 мешками муки из цейхгауза школы. Погрузка счастливо к вечеру закончилась и «Рион», перегруженный семи тысячами человек, вышел на внешний рейд и стал на якорь в ожидании маршрута.

Уже потемнело настолько, что огни Севастополя казались далекими, тусклыми, сыпал мелкий осенний дождик. На палубах тишина неестественная. Под впечатлением прочитанного приказа генерал Врангеля, с абзацами: «Дальнейшие наши пути полны неизвестности. Другой земли, кроме Крыма, у нас нет. Нет и государственной казны. Да ниспошлет Господь всем силы и разума одолеть и пережить русское лихолетие...» Лица у всех стали унылые, задумчивые...

Вдруг где-то внизу, глубоко за бортом, появилась лодочка с тусклым фонариком, едва освещавшим двух-трех человек и какой-то груз. Послышались голоса с лодочки: «Позовите полковника Бурю, нашего командира, мы привезли его вещи». Юнкера Сергиевского артиллерийского училища, занимавшие носовую часть средней палубы, позвали меня к борту. Когда я увидел лодочку и спросил, кто меня зовет, то услышал: «Так что мы, господин полковник, привезли ваши вещи, прикажите спустить нам канат». Рядом находившиеся юнкера моментально спустили канат, лежавший тут же у борта. На лодке что-то завязали и крикнули: «Поднимайте!» Когда подняли, вижу большой мешок муки. В полном смущении кричу вниз, что вы, братцы, ошиблись, я никогда не имел у себя столько муки; отвечают: «Так что не знали, господин полковник, как вас отблагодарить за доброту, всей командой решили послать вам продуктов». На второй раз поднимают полный мешок сахару. Юнкера рады и говорят — поделимся, господин полковник, сейчас зажжем примус и будут блинчики. У меня в горле спазмы и слезы текут, не могу говорить, только крещу... Наконец слышу на мои краткие слова: «Да будет Господь Бог с вами, мои друзья», отвечают: «Счастливого вам пути, господин полковник, не поминайте лихом...».

Ночью заработали машины, подняли якорь и «Рион» поплыл по волнам покачиваясь, временами теряя равновесие из-за тяжелого людского груза на палубах и с почти пустыми трюмами. Там лежало зимнее обмундирование еще не разгруженное и не розданное частям, не успели, а ведь как нуждался в нем фронт при неожиданных 20-градусных морозах.

На третий день пути, почти на середине Черного моря, «Рион» неожиданно остановился; не стало угля, а затем и воды. Радио посылало сигналы помощи. Через несколько часов подошли два американских миноносца, покрутились около нас, но ничем не могли помочь и удалились, успокоив, что ночью к нам подойдет американский крейсер. На корабле не обошлось без заболевших душевно. Одна молодая девушка осматривала каждого своими мутными глазами... искала кого-то?.. Ночью, действительно, прибыл американский крейсер и на буксире потянул наш «Рион». Что мы переживали ночью, Богу известно! Когда «Рион» давал опасный крен, начальство требовало: «Всем на левый борт», а через короткое время снова крик: «Всем на правый борт».

Когда увидели берега Босфора, понемногу стали успокаиваться, а подойдя к Царьграду и увидев Святую Софию, и совсем успокоились. Начали торговаться с турками, окружившими «Рион» своими яликами с грудами круглых белых хлебов. Наших денег принимать не хотели, а требовали драгоценности. За золотой пятирублевик, кольцо или браслет давали 2—3 каравая. Всего было вывезено из Крыма 145 693 человека на 126 судах.

Примечания

1. Буря Константин Васильевич. Полковник. Во ВСЮР и Русской Армии; в октябре 1920 г. начальник команды Офицерской артиллерийской школы до эвакуации Крыма. Эвакуирован в Катарро (Югославия) на корабле «Истерн-Виктор». В эмиграции. Умер после 1975 г.

2. Впервые опубликовано: Военно-исторический вестник. 1975. Май — ноябрь. № 45—46.