Первые меры по сохранению памятников

В те годы, когда уже началось систематическое изучение Херсонеса, военный инженер, участвовавший в возведении военных и гражданских объектов в г. Севастополе, знаток истории Таврики А.Л. Бертье-Делагард написал полемическую статью, в которой попытался показать, что характер разрушений памятников на городище во время строительства нового города сильно преувеличен. Прежде чем мы обратимся к примерам, которые свидетельствуют о мерах по сохранению руин древнего города, хотелось бы привести цитату из его работы. Она отчасти объясняет причины обвинений в варварском отношении к памятникам древнего города.

«Все они, — писал А.Л. Бертье-Делагард, подразумевая западноевропейских историков, — начитавшись древних авторов и археологических описаний раскопок в центрах античной жизни, думали и в Херсонесе увидеть живописные развалины грозной крепости, колоннады храмов, изящные мраморы. ...В действительности, однако, оказывались лишь жалкие, бесформенные кучи камня. Понятно разочарование исследователей, понятно даже их негодование, которое они обрушили на ближайшую, по их мнению, очевидную причину конечного разрушения Херсона — Русского матроса»¹.

И все же А.Л. Бертье-Делагард был не совсем прав. Херсонес после того, как его покинули последние жители, разрушало не только время, но и люди, среди которых были и те, кто поселился на берегах Таврики после ее включения в состав Российской империи. Однако разрушение руин Херсонеса относится и к более ранним временам.

В 1579 г. Мартин Броневский, посол польского короля Стефана Батория к татарам, после посещения Крыма отметил: «Достойные удивления развалины явно свидетельствуют, что здесь некогда был величественный, богатый, славный и многолюдный город, с отличной пристанью. У самого берега, пристани, а также во всю ширину перешейка от одного берега моря до другого еще и теперь возвышается высокая стена, многочисленные и большие башни из огромных камней. У самых стен города видны водопроводы, которые ведут воду за четыре мили от города. В них и теперь еще есть чистая вода.

...Сохранившиеся стены и башни обнаруживают удивительное искусство. Царский дворец с огромными стенами, башнями и великолепными воротами виден в той же части перешейка. Но прекрасные колонны из мрамора и серпентина, места которых и теперь еще видны изнутри, и огромные камни были взяты турками и перевезены за море для их собственных домов и общественных зданий. Оттого город пришел в еще большее разрушение: не видно даже и следов ни храмов, ни зданий. Дома лежат во прахе и сравнены с землею. Большой греческий монастырь остался в городе. Стены его храма еще стоят, но без кровли, а все украшения этого здания разрушены и разграблены»².

После окончания Русско-турецкой войны (1768—1774) в одной из болгарских деревень был подписан мирный договор, вошедший в историю под ее именем — Кючук-Кайнарджийский мир. Благодаря мужеству российских солдат и успехам дипломатии, статьи договора решали ряд важнейших задач. Россия вышла на побережье Черного моря, которое стало открытым для российских кораблей; Крымское ханство было объявлено независимым от Османской империи, а в 1783 г. его территория включена в состав России. За год до этого в 1782 г. в Ахтиярскую бухту (совр.: Северная) вошли два русских фрегата, 2 мая 1783 г. — эскадра. С этого времени побережье, где располагался древний город, стало объектом интереса западноевропейских и российских путешественников и историков.

Строительство Севастополя нарушило спокойную жизнь небольшой татарской деревеньки Ахтияр, расположенной неподалеку от руин Херсонеса.

Создание военного порта требовало строительных материалов. И, как это уже случалось в более ранние времена, камень из зданий Херсонеса использовался для новых сооружений. Академик П. Паллас (1741—1811), посетивший Крым в конце XVIII в., писал: «При занятии Крыма существовали еще большая часть стен, построенных из прекрасных тесаных камней, прекрасные городские ворота и значительная часть крепких башен, из которых одна стояла над самой бухтой и еще при моем посещении в 1794 г. находилась в порядочном состоянии. Но постройка Ахтияра (имеется в виду Севастополь. — А.Р.) стала причиной уничтожения этого древнего города»³. Писатель П. Сумароков (1760—1846), побывавший здесь спустя пять лет, риторически спрашивал: «Сколько же вывезено из него колонн, карнизов, мрамора, когда появившийся Ахтияр пришел к нему в соседство. В нем всякое построение до последнего камня сооружено из материалов херсонесских»⁴.

Справедливости ради, следует заметить, что в конце XVIII — первой половине XIX в. такое положение существовало не только в Херсонесе.

Строительная деятельность в Северном Причерноморье повсеместно сопровождалась разрушением древних памятников. Об этом писали многие посетившие Крым в те годы:

«Ни одного здания не уцелело, ни одного участка древнего города не взрыто, не перекопано. Что ж? Сами указываем будущим народам, которые после нас придут, ...как им поступать с бренными остатками нашего бытия», — восклицал писатель и дипломат А. Грибоедов после посещения Северного Причерноморья.

«Все взрыто здесь! Все перекопано! Увы! Нет покоя и праху бедных ольвиополитанцев от потомства некогда угнетавших их варваров ! Вместо того чтобы, следуя методе, систематически делать ископания, которые, без всякого сомнения, довели бы до какого-нибудь весьма любопытного открытия, здесь мужик с заступом идет, куда ему заблагорассудится, добывать денежек и горшков. Разроют ли где могилу и найдут ли основание здания, тут берут камень на строение, мрамор на известь⁵, и оттого, где ни ступишь здесь, то увидишь обломки камня или отбитые от урн ушки. Нельзя в этой картине без ужаса видеть, что то, чего не успело и все разрушающее время, довершается теперь рукою невежества!» — писал о состоянии раскопок в Ольвии И.М. Муравьев-Апостол (1768—1851), отец декабристов, писатель и переводчик⁶.

Но в те же годы зарождается и стремление сохранить античные памятники Северного Причерноморья, начинается их изучение⁷. Свидетельством является «Аккуратный план положения Ахтярской гавани с лежащими при оной древними городами Ахтиаром и Херсоном» (1772); в 1779 г. был изготовлен «План древнего Херсона»; спустя некоторое время — «План развалин древнего Херсона» (1786), снятый для К.И. Габлица (1752—1821)⁸, посланного после окончания военных действий князем Г.А. Потемкиным (1733—1791) исследовать Крым. В 1783 г. подполковник Бальдани направлен для осмотра Херсонеса и проверки показаний древних летописей.

В 1821 г. поэт В.В. Капнист (посетил Таврику в 1819 г.)в обращении к министру народного просвещения А.Н. Голицину сообщал о варварском разрушении древних памятников. В этом же году в Крым были командированы академик Г.К.Э. Келлер (1765—1838) и французский архитектор Э. Паскаль (1791—1861). (Первый раз Келлер посетил Таврику в 1804 г.)⁹. После возвращения они подали правительству записку о необходимости охраны античных памятников. Это стало сигналом для выделения средств на раскопки Пантикапея, столицы Боспорского царства. В 1823 г. будущий керченский градоначальник¹⁰, участник Отечественной войны 1812 г., посетивший с русской армией в 1815 г. Париж, И.А. Стемпковский (1789—1832) подал генерал-губернатору Новороссии М.С. Воронцову записку, озаглавленную «Мысли относительно изыскания древностей в Новороссийском крае». В начале XIX в. создаются музеи в Одессе, Керчи, Феодосии.

К 1827 г. относится начало археологических исследований Херсонесского городища. Предприняты они были по поручению главного коменданта портов Черного моря адмирала А.С. Грейга (1775—1845). Остановим внимание на документах, свидетельствующих о мерах по сохранению руин Херсонеса, которые хранятся в архиве Национального заповедника «Херсонес Таврический».

А.С. Грейг 30.03.1828 г. в «Отношении адмирала обер-прокурору Синода П.С. Мещерскому № 2948» сообщил, что «для сохранения памятников на развалинах Херсонеса Таврического, я имел в виду соорудить небольшую изящной архитектуры церковь, со строительством при оной богадельни для 30-ти человек, ...которые имели бы надзор, как за храмом, так и за самими развалинами». Через год адмирал вновь обратился в Синод. Позднее, в «Отношении Главного командира Черноморского флота и портов адмирала Грейга», он писал, что подолгу службы часто бывая в Херсонесе, вспоминает св. Владимира, но «с сожалением видел, что место, бывшее свидетелем столь блистательным его памятником, который тем более казался нужным, что развалины оного, оставаясь без всякого надзора, были беспрестанно истребляемы, и что со временем оные и вовсе могли исчезнуть так, что любопытный не нашел бы и знака существования города некогда знаменитого». И в заключении послания сообщил, что предписал осуществлять надзор за остатками тех развалин¹¹.

И вcе же А.Л. Бертье-Делагард вынужден был признать: «Тесаный камень вытаскивали не из фундаментов, а из стен, к тому же не городских строений, а крепостной ограды. ...Она была частично разрушена и завалена землей до прихода русских». К тому же «с несомненной очевидностью выходит, что граждане Херсонеса в какой-то период жизни, вероятно, последний, не только сами разламывали свою крепостную ограду, но и заваливали ее мусором.

...В период строительства Севастополя уже ломали инкерманский камень. Только в первый период строительства брали камень из Херсонеса и то в небольшом количестве». Однако в «совсем близкие нам времена дело сохранения древностей в Херсонесе оказалось гораздо хуже: тут действительно погибло не мало найденного. Примером является базилика, в которой, как считается, крестился Владимир: сейчас от нее ничего не осталось, то же Уваровская. Все находки, посланные в Петербург, не известно, где находятся в настоящее время»¹².

Примечания

1. Бертье-Делагард А.Л. Древности Южной России: Раскопки Херсонеса // МАРТ. 12. С. 1.

2. Броневский М. Описание Татарии // ЗООИД. 1867. Вып. 6. С. 341—342.

3. Паллас П. Путешествие по Крыму в 1793 и 1794 гг. // ЗООИД. 1881. Т. 12. С. 93.

4. Сумароков П. Путешествие по всему Крыму и Бессарабии в 1799 г. М., 1800. С. 122.

5. Для того чтобы показать, что подобное «варварское» отношение к памятникам прошлого имело место не только в России, следует напомнить об обнаружении одного из величественных сооружений эллинистической эпохи — Пергамского алтаря (северо-западная часть Турции). В сущности, он был открыт случайно инженером К. Хуманом, которому для строительных нужд требовалась известь. Великолепного качества известь приготовлялась местными жителями из мраморных блоков с рельефными изображениями гигантомахии, которые в Средневековье были использованы для сооружения оборонительной стены на одном из холмов, господствующих над равниной.

6. Цит. по: Брашинский И.Б. В поисках скифских сокровищ. Л., 1979. С. 13—14.

7. В фундаментальной работе И.В. Тункиной приведено подробное описание первых мер по сохранению памятников Северного Причерноморья (см.: Тункина И.В. Русская наука о классических древностях юга России (XVIII — середина XIX в.). СПб., 2002). Херсонесу посвящена также ее статья: К истории изучения Херсонеса—Корсуня в конце XVIII — середине XIX в. // Москва—Крым: Ист.-публ. альманах. М., 2001. Вып. 3. С. 96—120.

8. К статье митрополита Херсонесского монастыря Евгения «О следах древнего греческого города Херсона» (см.: Труды Общества истории и древностей российских при Московском университете. 1827. Ч. 4, кн. 1; копия хранится в: Арх. НЗХТ, д. 1840, л. 9) была приложена карта Гераклейского полуострова, снятая для К.И. Габлица в 1786 г. Эта карта была преподнесена К.И. Габлицем вместе с историческим описанием Крыма Екатерине II. В пояснениях к плану говорится: «"Д" — Крепость, стены, окружающие оную, в иных местах еще целы, а в других развалились. От крепостных ворот простираются к морю 2 улицы и огромные развалины, кучами лежащие, между которыми также большие мраморные каменья».

9. И.Б. Брашинский, описывая историю раскопок скифских курганов, отмечал, что его поразило разрушение памятников Пантикапея, расхищение крымских древностей. На основании его доклада правительство издало распоряжение, целью которого было стремление предотвратить уничтожение памятников. Однако строительство города, потребность в материалах приводили к тому, что древние постройки разбирались не только жителями для частных построек, но и по распоряжению местных властей для казенных надобностей (см.: Брашинский И.Б. В поисках скифских сокровищ. Л., 1979. С. 18).

10. После выхода в отставку по состоянию здоровья в 1828 г. он принял предложение занять пост Керчь-Еникальского градоначальника. В немалой степени этому способствовала его увлеченность античностью.

11. Документы цитируются по копиям из архива Национального заповедника «Херсонес Таврический» (см.: Арх. НЗХТ, д. 1840, л. 10—12). О деятельности А.С. Грейга см.: Тункина И.В. Русская наука... С. 530—534; Крючков Ю.С. Алексей Самуилович Грейг. М., 1984.

12. Бертье-Делагард А.Л. Древности Южной России... С. 14—15.