Раскопки на Гераклейском полуострове во второй половине XX в.; «Клеры Херсонеса Таврического» С.Ф. Стржелецкого

Свидетельства источников: разрозненные данные археологических раскопок и картографические съемки, начиная с конца XVIII в., обмеры видимых на поверхности следов древнего межевания, которые были проведены в первой половине XX в. на территории Гераклейского полуострова, незавершенное исследование В.П. Лисина, отражают начальные представления о сельскохозяйственной округе Херсонеса. На основании имеющихся эпиграфических памятников были созданы первые гипотезы об особенностях землевладения Херсонесского полиса.

Как отмечал в последующем С.Ф. Стржелецкий: «Гераклейский сборник», в котором обобщены материалы, полученные к концу 30-х гг. XX в., а также работы Е.Г. Сурова и В.П. Лисина завершили первый этап изучения хоры Херсонеса»¹. К названным С.Ф. Стржелецким исследователям следует добавить имя В.Д. Блаватского, которому принадлежит сопоставление всех накопленных ко времени написания монографии материалов, касающихся Херсонеса, с другими комплексами Северо-Причерноморского региона. Исследователь поставил цель: выявить особенности организации земледелия в Боспорском царстве, Херсонесе и Ольвии); при этом попытался определить урожайность различных культур и количество рабочей силы, необходимой для обработки земельных участков².

Оценивая материалы раскопок конца XIX — начала XX в., С.Ф. Стржелецкий отмечал, что основная заслуга в обращении к изучению памятников Гераклейского полуострова принадлежит А.Л. Бертье-Делагарду: по его настоянию была выполнена инструментальная съемка следов античного межевания. Именно он рекомендовал Н.М. Печенкину произвести раскопки на Маячном полуострове с тем, чтобы окончательно решить вопрос о древнем, Страбоновом Херсонесе. Отсутствие интереса у К.К. Косцюшки-Валюжинича к памятникам данной территории, по мнению С.Ф. Стржелецкого, объясняется опасениями, что такие исследования ослабят «его аргументацию в пользу древнего существования Херсонеса у Карантинной бухты»³.

Вряд ли предполагаемая причина кратковременности раскопок К.К. Косцюшки-Валюжинича в окрестностях Херсонеса являлась единственной (и возможной). Если учитывать условия, в которых ему приходилось работать: спешить, чтобы опередить строительные работы или монастыря, или Военного ведомства, то становится очевидным, почему главное внимание первый заведующий городищем уделял изучению непосредственно территории города. Безусловно, вряд ли возможно и отрицать превалирующие интересы К.К. Косцюшки-Валюжинича именно к памятникам городища, так как он стремился доказать не только то, что Херсонес был основан изначально на берегу Карантинной бухты, но и то, что это был значительный по размерам город. Именно поэтому он уделял большое внимание изучению оборонительных стен.

Но к 1893 г. дискуссия о Страбоновом Херсонесе уже утратила остроту. В специальном приложении к фундаментальной статье, опубликованной в этом году, А.Л. Бертье-Делагард писал, что раскопки в «позднем Херсонесе открыли много древних надписей и различных предметов, указывающих на существование здесь изначально города». Но он не допускал наличия грубой ошибки у античного географа, поместившего «древний Херсонес» у современной Казачьей бухты в 9 верстах от нового Херсонеса. По мнению А.Л. Бертье-Делагарда, Страбон точен в описании топографии побережья, просто со стороны моря две бухты могли быть им приняты за одну, поэтому их количество, указанное в «Географических записках», не совпадает с действительной ситуацией⁴.

Раскопки С.Ф. Стржелецкого⁵ и его монографию о клерах херсонеситов можно считать следующим этапом в изучении античной хоры. На основании обмеров земельных участков и раскопок нескольких усадеб, привлекая свидетельства античных авторов, он заложил основы подхода к восстановлению экономического статуса Херсонеса в целом, показав, что основной хозяйственной деятельности с IV в. до н. э. являлось сельское хозяйство, которое имело товарный характер; земледелие оказывало влияние на развитие ремесла⁶; в полисе существовала частная собственность на землю.

Накопление новых данных в последней четверти XX в. подтвердило значимость исследований С.Ф. Стржелецкого, уточнило некоторые из его наблюдений. Корректировка выводов произошла в следующий этап изучения хоры античного города. Не оценивая с позиций сегодняшнего дня монографию С.Ф. Стржелецкого, предоставим слово его современникам. Анализируя итоги научной деятельности Херсонесского музея, его директор И.А. Антонова писала: «Накоплен большой материал, позволяющий составить представление об экономике античного Херсонеса, пролит свет на многие неясные ранее вопросы организации земледелия и землевладения эллинистического города, ...подведен итог длительных исследований»⁷.

Сравнительный анализ размеров земельных участков в различных районах Гераклейского полуострова позволяет, по мнению С.Ф. Стржелецкого, считать, что небольшие наделы (в 4 га) на Маячном полуострове принадлежали первопоселенцам (на основании количества наделов определено число первопоселенцев — около 100 семей). В последующем осваивается остальная территория полуострова, что увеличило земельный фонд к III—II вв. до н. э. в 30 раз; возросло число клеров, некоторые из них достигали до 26,5 га (ок. 400 земельных участков имели подобную площадь, по мнению С.Ф. Стржелецкого)⁸. Сопоставление свидетельств двух надписей: в честь Агасикла (III в. до н. э.), «размежевавшего виноградники на Равнине», и Присяги херсонеситов — привело исследователя к выводу об уравнительном характере предприятия Агасикла: (Он) «размежевал чью-то землю, делил ее поровну, уравнивал на нее права определенного числа граждан в количестве около 400 семей», — писал С.Ф. Стржелецкий. Вероятно, единодушного согласия на передел земли среди граждан не существовало, что не могло не вызвать сопротивление. Появление Присяги — отражение победы демократии⁹.

Незначительная мощность гумусного слоя позволила выявить соотношение различных культур на наделах¹⁰, предложить ориентировочные подсчеты рабочей силы¹¹. Один из рецензентов отмечал, что «установление факта сокращения усадеб в первые века н. э. и концентрация земельных угодий относится к числу значимых открытий¹². Придавая большое значение исследованию С.Ф. Стржелецкого, Е.Г. Суров выделил положения работы, которые требуют уточнения. Прежде всего это термин «клер», веденный автором: «Если мы правильно называем земельные наделы херсонесцев клерами (букв.: жребий), то необходимо установить, какое время он сохранял значение для обозначения участков, полученных по жребию¹³ от общины в неотчуждаемое наследство», — писал Е.Г. Суров¹⁴. Он возражал также против использования данных о клерах Маячного полуострова (Страбонова Херсонеса) для подтверждения тезиса о наличии мелкой и средней собственности на землю, так как эти участки и наделы на остальной части Гераклейского полуострова, скорее всего, относятся к различным периодам. Соглашаясь в том, что основной рабочей силой являлись рабы, рецензент считал возможным говорить и об использовании труда свободных в сельском хозяйстве, привлечении сезонных работников, участии членов семьи в обработке земли. Но наибольшую критику вызвала интерпретация декрета в честь Агасикле: «С.Ф. Стржелецкий полагает, что Агасикл поделил земли, находящиеся в частной собственности, и что это было результатом реформы в «пользу рядовых демократов, в ущерб крупным землевладельцам». ...Такой передел, если бы он имел место, надо именовать не реформой, а революционными преобразованиями»¹⁵.

Итак, по собственному признанию С.Ф. Стржелецкого и, по мнению рецензентов, на многие вопросы относительно особенностей землевладения граждан Херсонесского государства ответить не удалось. Требовались более масштабные раскопки и не только ближайшей хоры; необходимо было составить представление относительно упоминаемых в Присяге населенных пунктов; проследить особенности эксплуатации наделов на «Равнине» и время появления расположенных на ней хозяйственных комплексов. Решение этих вопросов относится ко второй половине — концу XX в.

В данном случае все же следует заметить, что ко времени создания монографии «Клеры Херсонеса Таврического», в сущности, полностью изученной являлась только усадьба надела № 25, возникновение которой отнесено С.Ф. Стржелецким к рубежу IV—III вв. до н. э. (или началу III в. до н. э.); прекращение функционирования — покинута обитателями: в середине — третьей четверти II в. до н. э.¹⁶ Обращение к материалам раскопок С.Ф. Стржелецкого в конце XX в., в частности, к анализу клейм на амфорах (найден 101 экз.) после появления новой классификации этого вида находок¹⁷, показало, что усадьба возникла в конце IV в. до н. э. и существовала до конца первой трети III в. до н. э.¹⁸ Сомнения в датировке времени функционирования усадьбы № 25 высказывались и ранее. Основанием для этого являлось представление об общеисторической ситуации в регионе и материалы раскопок дальней хоры Херсонеса: поселений и усадеб, расположенных в Северо-Западном Крыму. А.Н. Щеглов на основании археологических данных показал, что в конце III в. до н. э. они были разрушены. Та же участь постигла, по его мнению, и усадьбы, расположенные в непосредственной близости от города¹⁹.

Последняя четверть XX столетия — это новый этап в изучение хоры, связанный с именами А.Н. Щеглова, И.Т. Кругликовой²⁰ и Г.М. Николаенко. К сожалению, раскопки И.Т. Кругликовой оказались не особенно долговременными и не привели к созданию фундаментальной работы по примеру тех, что были написаны относительно Боспора.

Примечания

1. Стржелецкий С.Ф. Клеры Херсонеса Таврического. С. 27.

2. Блаватский В.Д. Земледелие в античных государствах...

3. Стржелецкий С.Ф. Клеры Херсонеса Таврического. С. 16.

4. Бертье-Делагард А.Л. Раскопки Херсонеса // МАР. 1893. Т. 12. С. 55—64. Среди тех, кто обращался к описанию побережья Черного моря, приведенного Страбоном, следует назвать: Латышев В.В. Заметки по древней географии северного и восточного побережья Черного моря. 1: К Страб. VII, 4, 2 // Понтика. СПб., 1909. С. 129—137. Античные периплы и сочинение Страбона использованы для реконструкции географии Северочерноморского побережья в монографии: Агбунов М.В. Античная география Северного Причерноморья. М., 1992.

5. Разведочные работы на Гераклейском полуострове были начаты в 1945 г., с 1950 г. они превратились в регулярные раскопки (см.: Антонова И.А. Херсонесский музей за годы советской власти // ХСб. 1959. Вып. 5. С. 9).

6. Стржелецкий С.Ф. Клеры Херсонеса... С. 157. В этот период ранняя история полисов, основанных в эпоху Великой греческой колонизации, рассматривалась в соответствии с постоянно цитируемым высказыванием К. Маркса, определявшего особенности «классической древности» тем, что «это история городов, но история городов, основанных на земельной собственности и на земледелии». О значении земледелия, двойственном характере античной формы собственности см.: Маркс К. Формы, предшествующие капиталистическому производству // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 46, ч. 1. С. 463—469. Высказывание К. Маркса отражает теоретические положения античных авторов о значимости земельной собственности и земледелия, которое являлось не столько способом добывания жизненных средств, а образом жизни. Но отечественными историками оно воспринималось гипертрофировано. Так называемый «земельный голод» считался главной причиной освоения новых земель. Менее значимыми, подчас не учитываемыми, являлись торговые интересы, потребность в сырье. Поэтому естественно, что мнение Г.Д. Белова, что «главным и, вероятно, единственным занятием жителей» в начальный период существования Херсонеса являлась торговля (Белов Г.Д. Херсонес Таврический. Л., 1948. С. 32) вызвало критику.

7. Антонова И.А. Херсонесский музей... С. 9.

8. Стржелецкий С.Ф. Клеры Херсонеса... С. 158.

9. Там же. С. 159—160.

10. Различия требований агротехники позволило С.Ф. Стржелецкому определить процентное соотношение различных культур, произраставших на наделе, а также необходимое количество рабочей силы (См.: Стржелецкий С.Ф. Клеры Херсонеса... С. 66—86).

11. В рецензии Е.Г. Сурова подчеркнуто, что после появления работ С.Ф. Стржелецкого «аграрные отношения Херсонеса получили совершенно новый, отчетливый вид» (см.: Суров Е.Г. К вопросу о херсонесских клерах. С. 329).

12. Суров Е.Г. К вопросу... С. 335. К мнениям относительно «концентрации земли в римский период» предстоит обратиться.

13. В работах конца XX в. термин «клер» используется в основном в историографических обзорах.

14. Суров Е.Г. К вопросу... С. 332.

15. Там же. С. 336. Примечательно, что, опережая время, Е.Г. Суров отметил необоснованность во всех случаях использовать слова К. Маркса о причинах колонизации, так как в данном случае имеются в «виду общие закономерности, из которых могут быть исключения»; в экономике раннего Херсонеса, по его мнению, большую роль играла торговля (этот тезис в последующем вызвал критику сторонников «аграрной направленности колонизации». В целом вопрос о причинах и характере Великой греческой колонизации имеет длительную историю (об этом см. в разделе о начальных страницах истории Херсонеса). Однако непосредственно по отношению к истории Херсонеса эта проблема историками XIX — начала XX в. не ставилась. Из наиболее поздних исследований западноевропейских историков можно назвать специальный сборник «The Archaeology of Greek Colonisation» (Oxford, 1994, ed. G.R. Tsetskhladze), в котором опубликованы статьи исследователей различных научных школ (см.: Snodgrass A.M. The Growth and Standing of the Early Western Colonies. P. 1—10; Popham M.R. Precolonisation: early Greek contact with the East. P. 11—24; Shefton B.B. Massalia and Colonization in the North-Western Mediterranean. P. 61—86). Редакция издания «Colloquia Pontica» постоянно знакомит читателей с работами российских историков (приведу только одну из них: Koshelenko G.A., Kuznetsov V.D. Colchis and Bosporus: Two Models of Colonization? // Colloquia Pontica, 1: New Studies on the Black See Littoral. Oxford, 1996. P. 1—30). Историографический обзор о колонизации Западного Средиземноморья см.: Козловская В.И. Греческая колонизация Западного Средиземноморья в современной зарубежной историографии. М., 1984.

16. Стржелецкий С.Ф. Клеры Херсонеса Таврического... С. 88—102.

17. Кац В.И. Типология и хронологическая классификация херсонесских магистратных клейм // ВДИ. 1985. № 1. С. 87—112. При разработке одной из первых классификаций находок Р.Б. Ахмеров (см.: Ахмеров Р.Б. Об астиномных клеймах эллинистического Херсонеса // ВДИ. 1949. № 4. С. 99—106) был вынужден привлекать материалы, для которых не имелось точных указаний о месте находки. Получение новых данных в последние годы, изучение клейм различных центров позволило внести коррективы в хронологию.

18. Туровский Е.Я. О времени существования усадьбы надела 25... С. 165—168.

19. Об этом, например, см.: Щеглов А.Н. О греко-варварских взаимоотношениях на периферии эллинистического мира // Причерноморье в эпоху эллинизма. Тбилиси, 1985. С. 188—191; Виноградов Ю.А., Марченко К.К. Северное Причерноморье в скифскую эпоху: Опыт периодизации истории // Киммерийцы и скифы: Тез. докл. Кировоград, 1987. С. 39—40.

20. Краткая информация об итогах текущих сезонов уже приводилась выше. Напомним названия теоретических работ: Кругликова И.Т. Земельные наделы херсонесцев на Гераклейском полуострове // КСИА. 1981. Вып. 168. С. 9—16; Она же. Т. Боспор, Херсонес и Ольвия III—II вв. до н. э. // Древние культуры Причерноморья: Материалы III Всесоюзного симпозиума. Киев, 1982. С. 45—47; Она же. Сельские усадьбы херсонеситов в эллинистический период // Проблемы античной истории и классической филологии: Тез. докл. Харьков. 1980. С. 29—30; Она же. Земельные наделы херсонеситов на Гераклейском полуострове // КСИА. 1981. Вып. 168. С. 9—16. Некоторых аспектов земледелия в Херсонесе она касается в одной из статей, посвященных античной археологии (см.: Кругликова И.Т. Проблемы античной археологии // КСИА. 1978. Вып. 156. С. 3—11) и в учебном пособии: Кругликова И.Т. Античная археология. М., 1984. Материалы раскопок исследовательницы использованы в штудиях С.Ю. Сапрыкина, но оказались слабо отраженными в кадастре, опубликованном Г.М. Николаенко, которая имела возможность обратиться и к рукописным отчетам. Возможно, это объясняется соображениями этики.