Вакуфный вопрос

После войны постепенно усиливаются религиозно-экономические преследования татар русскими властями. Государство впервые посягнуло на вакуфные имущества, незаметно, шаг за шагом уменьшив их общую массу за 30—40 лет (путем отчуждений по суду, включения в иные владения административным путем и т. д) более чем наполовину (Переводчик, 1890, № 31). Между тем важность вакуфной недвижимости для татар к 1890-м гг. возросла, как никогда раньше. С упадком богатого мурзачества и ликвидацией государственного домена ханства вакуфы стали основным средством поддержания не только духовных институтов, но и национального просвещения вообще, ведь империя не выделяла на эти статьи расхода ни копейки. Далее, после ликвидации крестьянской общины на вакуфные средства оказывалась социальная поддержка беднякам, поддерживались многие общественные институты и даже часть городской и сельской инфраструктуры. Так, бахчисарайский водопровод, масса фонтанов и чашмэ на территории всего Крыма содержались за счет вакуфов. Именно поэтому возникший в рассматриваемый период так называемый вакуфный вопрос перерос свое первоначальное чисто экономическое значение, быстро став масштабной проблемой национальной культуры и идеологии. Естественно, вызвав заметные волнения в широких татарских и не только татарских массах населения.

В России часто бывало, что общественное мнение по частному вопросу готовили газеты определенного направления. В середине 1870-х гг. они начали широкую кампанию за передачу большей части крымских вакуфов государству. Уже в 1876 г. московские газетчики, как по команде вдруг заинтересовавшиеся вакуфными делами далекого Крыма, публикуют массу статей о бесполезности наделения татар землей взамен усиления борьбы против их фанатизма, вернейший путь к ликвидации которого — изъятие у них вакуфного имущества. Конечно, писали газеты первопрестольной, такое решение, вероятно, усложнится «давнишним недовольством крымских татар своим положением», но чрезмерно опасаться этого не следует: крайний вид протеста, до которого они способны дойти, — это эмиграция¹, а это не страшно, более того, и удерживать их не следует, так как переселенцев для Крыма явится довольно и из внутренних губерний, и из-за границы (МН, 1976, № 244; НВ, 1876, № 232 и др.).

Одновременно осуществляется политический нажим на крымское мусульманское духовенство. В том же 1876 году министр внутренних дел Тимашев окончательно запретил выдачу паспортов татарам, собиравшимся для ежегодного паломничества к святыням Мекки. Министр предписал отклонить прошения о паспортах, «под какими бы предлогами они ни поступали» (Кричинский А., 1919, 30). Тем не менее пока вакуфы оставались в неприкосновенности.

На следующий 1877 год произошла активизация «турецкой» политики Петербурга, что не могло не оказать влияние на крымские дела. Начался очередной антитурецкий милитаристский шабаш, причем за новую агрессию выступала, и в который раз, часть общественности, интеллигенция. К примеру, Ф. Достоевский, считая необходимым скорейший захват Стамбула, полагал невозможным предоставление древней столице статуса вольного города, иначе она рискует сделаться «гнездом всякой гадости, интриги, убежищем всех заговорщиков всего мира, добычей жидов, спекулянтов и проч. и проч. «. «Константинополь должен быть наш» — к такому выводу пришел великий русский писатель (Собр. соч., 1984, т. 26, 83).

К несчастью, эту фантастическую идею лелеяли не только не располагавшие реальной властью литераторы, но и руководители русской политики, в том числе канцлер Горчаков. Как выразился М.Н. Покровский, «Достоевский бредил в хорошей компании...» (1918, 9). Естественно, усиливается и внутрироссийское пропагандистское наступление на инородцев-мусульман, прежде всего на крымских татар, которых власти по-прежнему считали в видах близившейся войны какой-то «пятой колонной». Поощряемый властями, в Крыму начался дикий разгул антитатаризма. Татар гнали из немецких «экономии», из имений русских помещиков и фермеров, норма эксплуатации тех немногих, что сохранили свои места, удвоилась, они платили уже не1/10, а1/15 урожая. В конце 1870-х гг. озверевшие переселенцы устраивали акции настоящей травли татар, еще живших кое-где на плодородных землях; даже кладбища, святые места, столь чтимые мусульманами, было невозможно уберечь от изуверов: «Из плит, поставленных в головах покойников, он (т. е. русский. — В.В.) наделал корыт для птиц и, раскопавши могилы, увез вывороченный оттуда камень для стен своих амбаров» (KB, 1896, № 74). Естественно, это массированное политическое, экономическое, социальное наступление на народ не могло не повлиять на национальную психологию населения и, в частности, на общую демографическую ситуацию. Атмосфера полной безысходности, отсутствия перспектив для развития народа ощущалась конкретными его членами, каждой семьей. И отразилось это нагляднее всего на деторождении. Мусульманское общество, уровень рождаемости в котором всегда был выше, чем в православном, отреагировало вполне естественным образом — в 1880-х гг. крымских татар умирало втрое больше, чем рождалось (Гаспринский М., 1889). Общество было обескровлено морально и физически.

И лишь дождавшись, когда подобная ситуация созрела, правительство нанесло давно задуманный и подготовленный удар по древнему достоянию нации — по ее вакуфам. Это произошло в начале 1890-х гг., акция была проведена «сверху», хотя формально — по инициативе «снизу», т. е. «по всеподданнейшему ходатайству» таврического губернатора. Он указывал, что духовное управление татар даже в том виде, который ему придали годы русского владычества, — институт «вредный и нежелательный», следовательно, необходимо ликвидировать его экономическую основу — вакуфы, передав их губернской администрации (Кричинский А., 1919, 39). Так и случилось, начался раздел испокон века неделимых и неотчуждаемых угодий, усадеб, постоялых дворов, чаиров между различными ведомствами, в результате чего татары в первые же годы потеряли2/3 своего общего достояния.

Однако на этом процесс разграбления последнего из былых сокровищ нации не кончился. Пользуясь как безответностью татар, так и ситуацией всеобщего разгула законной экспроприации любого имущества, которое можно было отнести к вакуфному, местные и пришлые помещики стали запахивать землю татарских крестьян под предлогом того, что она — вакуфная! При этом не нужно было располагать никакими документами. Редкие попытки сопротивления подавлялись безжалостно, прихвостни землевладельцев, их слуги расправлялись с «мешавшими им татарами» физически, избивали их, были случаи увечий. Как говорят очевидцы, преступники при этом оставались безнаказанными — потерпевшие и их родственники лишь горестно качали головами: «Злой человек, злой человек!» (KB, 1896, № 75).

Своеобразно были отчуждены вакуфные наделы в Евпаторийском уезде — задолго до рокового 1890 года евпаторийские помещики, явочным порядком выгонявшие свой скот на вакуфные пастбища, предложили распорядителям этих земель, что они будут платить вместо обычных штрафов за потраву налог на землю. Те согласились, но по истечении 10 лет объявили себя собственниками этих угодий по праву многолетних плательщиков подати за них. И власти утвердили переход к ним нескольких тысяч десятин татарской земли (Крым, 1888, № 33—34).

Примечания

1. «Татары составляют слишком смирное и хозяйственное племя, чтобы питать активную вражду...» (Нов. время, 1876, № 239).