Я.И. Кефели. «С генералом Шварцем¹ в Трапезунде. Том 2. Городской голова» (фрагмент рукописи)

[о деятельности Я.И. Кефели на посту городского головы Трапезунда в 1916 г.]

Публикуется впервые. Благодарим за предоставленную рукопись Мишеля Кефели (Париж) и Надежду Жураковскую (Кефели) (Симферополь).

У митрополита Хризанфа²

У митрополита я был, конечно. Был хорошо принят. Он потчевал меня сладостями по восточному обычаю. Я и руку ему поцеловал. Но это носило, скорее, характер жеста. Он, как это делается у караимов и татар, сейчас же руку оттянул и сказал мне по-турецки:

— Зехмет чеменыз.

— Не беспокойтесь. Я понял, что это знак скромности и самоуничижения.

Позднее я видел, как с митрополитом здоровались греки, члены управы. Они подходили к нему, как к соседу, протягивали правую лапу, левую держа в кармане брюк, как они не позволили бы себя вести с любым русским чиновником, и не вели.

Русские преувеличивали значение греческого митрополита, и, я думаю, не без заднего умысла.

О самом митрополите скажу, что это скромный, высокого роста человек, лет под сорок, с чёрной шелковичной бородой, мало типичный грек с европейскими манерами, негромко говорящий, знающий европейские языки и турецкий. Очень вежливый в разговоре, спокойный, без всяких нервных проявлений, спокойный, без всяких нервных проявлений в речи и движениях. Несмотря на то, что он обладал всеми данными для большой духовной особы, кроме молодости, на меня больше впечатления священника производил сероватый иеромонах Вениамин на броненосце «ПЕРЕСВЕТ», мой сосед по столу в кают-компании, чем митрополит Хризанф. Мне как-то казалось, что Хризанф хорошо играет роль духовной особы, но не таков по существу, он — дипломат в чёрной рясе и черном клобуке с раструбом сверху.

Хризанф пожелал мне успехов в делах. Я же предупредил его, что по религии я — караим, что мы чтим Христа и Магомета, как праведников и пророков, но празднуем субботу, что по крови крымские караимы — смесь хазар, тюрков, готов и тавров, что язык наш половецкий — Древнетюркский (джагатайское наречие), что религию мои пращуры приняли через Исаака Сангари в Крыму в VIII веке, что многое политически и этнографически нас связывает с Россией уже много веков.

Он проводил меня с большим почтением аж до самого крыльца.

Перемены в управе

Особенно меня удивила перемена в управе. Карты и трик-трак исчезли. При моём появлении меня любезно и почтительно встретили все — и греки, и турки, и встали. Я подумал, что им стало известно решение генерала. Мы приступили к изучению дел по сдаче земель в аренду и бухгалтерии. Когда я уходил домой, со мной вместе в том же направлении шёл уже почтенного возраста местный нотабль³, грек, с которым я познакомился в управе. Всю дорогу он уверял меня, что фамилия Кефели знаменитая, что она происходит от какого-то рода, и пошёл бродить по путям геральдики.

Я ему говорю на это:

— Может быть, вы думаете, что моя фамилия греческого происхождения? Кефели звучит по-татарски: из Кефы, т. е. из нынешней Феодосии (в Крыму). Я это точно знаю. Мой прадед жил сначала в Кефе (Феодосии), потом переехал в Козлев (Евпаторию) и носил прозвище «чуйгук», что значит по-русски «затычка». Он был малого роста и так его прозвали. Многие караимы после присоединения Крыма к России не имели фамилий, а имели клички, которые держались некоторое время и за их потомством, но не обязательно. Русские же власти, составляя ревизские сказки, всем, не имевшим фамилий, давали их по случайным признакам. Мой прадед и назвал себя Кефели. Т. е. из Кефе. Вот и вся моя геральдика. Среди караимов я знал 14 родов, носивших эту фамилию и не связанных родством. И дед, и отец мой — скромные люди.

Нотабль продолжал своё, сказал, что в Синопе есть знаменитая турецкая фамилия Кефели (проходчики-арматоры), что под Константинополем есть предместье Кефели-Кой и т. д., всё упирая на знатность мою. Я подумал, что, может быть, ему кто-нибудь сказал про моих предков по женской линии, и подтвердил, что моя бабушка по матери из фамилии Ага, владетельных караимских князей, вассалов и вельмож ханства Крымского, а моя прабабушка по отцу из рода Узун (длинный) — потомок гетмана Украины Низьята⁴ Караимовича при Владиславе IV, короле Польши.

Опасаясь встать перед греческим нотаблем в положении мула в турецком анекдоте, я добавил в конце моей женской геральдики, что мои предки по мужской линии — очень скромные и небогатые люди.

А турецкий анекдот таков:

Мула спросили:

— Кто твой отец?

Мул отвечал:

— Моя мать — лошадь!

Нотабль продолжал своё: он держал меня на перекрёстке Великокняжеской улицы и моего переулка и не отпускал.

Мой турецкий язык был плоховат. Либо он меня не понимает, либо я его, подумалось мне. Я решил прекратить диспут и, сославшись, что жена ждёт и обед простынет, ушёл.

Дело разъяснилось позднее, почему так изменилось ко мне отношение со стороны греков в управе.

В Константинополе в 1925 году

— А читали ли вы, что пишет про вас и генерала Шварца Минцлов⁵, — обратился ко мне один знакомый эмигрант, двусмысленно улыбаясь, и показал мне «Трапезундскую эпопею».

— Хороши, нечего сказать, — добавил он.

Конечно, я набросился на книжку и, смеясь, удивляясь и почти не отрываясь, её осилил.

Как занимательно был изложен год моей жизни, столь красочный! Как живые стали передо мной и живописные картины природы, местный колорит нравов туземцев и кавказская армия, и друзья, и знакомые, и бывшие враги, и завистники! Благодаря талантливости изложения меня нисколько не обижали ни явная ложь, ни гиперболы, ни лица знакомых, изуродованные этим кривым зеркалом. Мне было только смешно и весело при обозрении уродливой физиономии не только моих знакомых, но и моей собственной «физиономии».

Конечно, при упоминании Минцловым чьей-либо фамилии, я невольно воскрешал не только утрированные Минцловым особенности героя его эпопей, а всего человека, как я его знал на месте.

Иначе посмотрит на минцловскую «Эпопею» человек со стороны. У него нет своего впечатления от воспеваемой личности. Он примет её такою, какою её преподнесёт фотография с кривого зеркала. Но и сторонний читатель, обозрев кунсткамеру Минцлова во всей полноте её нескончаемых инсинуаций и самовосхваления автора, тоже поймёт, что это весёлая оперетка «Прекрасная Елена», а не «Илиада».

В те дни я получил из Аргентины от генерала Шварца письмо, в котором он с негодованием говорил о лжи и клевете Минцлова. Я ответил Алексею Владимировичу, что лично только благодарен Минцлову за оперетку, в которую он вписал и меня, маленького, незаметного человечка.

— Никогда никто не вспомнил бы меня после тех грозных событий, которые грянули на нашу родину и весь человеческий мир после «великой бескровной», а теперь я становлюсь в ряд «незабываемых» наряду с «Калхасом», «Еленой Прекрасной» и «Агамемноном». И только лишь благодаря юмористическому таланту Минцлова и в перу этого таланта.

— Время всё съедает, как Хронос своих детей в мифах о греческих богах. Съест и ваше крупное военное имя. Минцлов же продлит на миг жизни в памяти потомства. Не возмущайтесь, дорогой Алексей Владимирович, а читайте и смейтесь, как я, — писал я генералу.

Минцлов обо мне

«Познакомился с морским врачом Кефели, ...маленький сытый караим с раскосыми, чёрными глазами, дипломат и очень себе на уме... Привёз для Антонины Васильевны кожи для подмёток и какие-то вещи».

В то время (июнь 1916 года) сообщение Карса с Трапезундом было только случайным. Интендант крепости Карс просил меня захватить эту посылку для генерала, что я и выполнил.

Глаза у меня раскосые, потому что я был ранен в глаз.

«Дипломат» и «себе на уме» — совсем не плохо.

«Доктор Кефели... никогда никакой ни административной, ни выборной должности не нёс. Храбрый доктор, что и говорить» (стр. 171 — 10.11.1916).

Первое наверно, как видно из предшествующего. «Храбрость» не требуется от городского головы, но всё же я — порт-артуровец, имею Владимира с мечами и бантом и был представлен командиром «СИЛЬНОГО» капитаном второго ранга Криницким к Георгию 4 степени, но не получил, потому что не подошёл под статут.

«Греки сильно раздражены назначением Кефели ещё и потому, что он караим, т. е. еврей, которых они ненавидят».

«Сегодня (19 ноября) Шварц призвал меня и Владимирова на тайный совет: «Митрополит Хризанф очень чутко стоячий на страже греческих интересов... просил Шварца предоставить населению (какому, турецкому, греческому или русскому?) право выбора головы».

«...Шварц поручил мне ликвидировать историю и привести всё к благородному концу».

Кто-кто, а этнограф Минцлов знал, что я не еврей, а тюрк по крови. А если бы и не так?! То турецким грекам выбирать, кого российское верховное командование пошлёт в завоёванный край для выполнения своих заданий?

А если бы Трапезунд взял генерал Кефели, а не генерал Ляхов? В русской армии были караимы — командиры полков, был и генерал. Что тогда?

Всё это греки турецкие, сами бывшие «райей»⁶ 600 лет, очень хорошо понимали и знали лучше Минцлова. На всё это их подбил «губернатор» Минцлов. Деликатный же генерал Шварц и очень расположенный ко мне Владимиров это понимали. Минцлову было просто вежливо приказано ликвидировать свою интригу.

Относительно «выборов» смешно и возражать, как это видно из того, что я сказал выше и поясню ещё ярче далее.

В Париже в 1937 году

В 1937 году в Париже я случайно зашёл в Левалюа в эписери, принадлежавшую эмигранту-караиму капитану пехотного полка и командиру батальона в германскую войну Ф.С. Фарумда⁷. У него за лавкой была столовая для русских шофёров. Сам Фарумда долго был шофёром, и клиентура у него тоже была из русских шофёров.

Он повёл меня угостить кофе и познакомил с уже сидевшим в столовой кубанским казаком есаулом Хутовым.

— Кефели? — спросил меня Хутов.

— А вы не были городским головой в Трапезунде?

— Да, — ответил я.

— А вы тоже служили там в Кубанском полку?

— Нет, — ответил Хутов — Я случайно запомнил вашу фамилию.

Оказалось, что Хутов в ноябре 1916 года был начальником караула во дворе наместника, Великого Князя Николая Николаевича, и по обычаю был приглашён к нему на обед.

Во время обеда генерал Болховитинов, начальник штаба наместника, доложил Великому Князю, что от трапезундского митрополита Хризанфа получена телеграмма с просьбой вместо караима Кефели назначить городским головой грека.

Генерал Болховитинов доложил Великому Князю, что караим Кефели — морской врач — был командирован морским министром адмиралом Григоровичем в распоряжение генерала Шварца по его просьбе и это он заведует переустройством Карса, ныне почти законченным, что он участник обороны Порт-Артура и служит в морском министерстве.

Великий Князь ответил:

— Утверждаю его назначение генералом Шварцем.

— Как же вы запомнили такую мелочь? — спросил я есаула Хутова.

Оказалось, что Хутов по религии из «жидовствующих»⁸ кубанских казаков, которых православная церковь теснила. Его обошли производством в офицеры, и на смотру Государь Император, увидя его с Георгиевским солдатским крестом и университетским знаком, спросил, почему он не произведён. Когда выяснилась причина, Государь сам произвёл его в подхорунжие.

Аналогичный случай запал ему в память.

Великий Князь хорошо, как и сам Государь Император, знал караимов. Мой друг, дипломат С.М. Шапшал (караим) бывал в его дворце как профессор-ориенталист и пользовался расположением его супруги Великой Княгини и её сестры, жены Вел. Кн. Петра Николаевича. Его лично хорошо знал Государь и Государыня (записки Вырубовой).

Мой отец обедал за одним столом с Императором Александром III как представитель караимской... [часть текста отсутствует]

На обеде, данном караимским народцем (всего 12 000 человек)... [часть текста отсутствует]

Если это было так, как рассказывал мой есаул Хутов, делается понятной необычайная предупредительность ко мне митрополита и членов управы. Однако, генералу Шварцу это не было известно, как заверил меня в Париже его племянник и его адъютант поручик Лященко.

На такой шаг интриги за спиной генерала Шварца греки могли рискнуть только по чьему-либо наущению.

Кто же мог толкнуть их на это? Достаточно прочесть внимательно «Трапезундскую эпопею», чтобы набрести на истину.

Под датами 13 и 16 августа Минцлов сам рассказывает, как он подговорил тайно греческую управу и митрополита Хризанфа послать телеграмму Великому Князю, наместнику (не предупредив генерала Шварца) об увеличении управляемого им района. Подобное он мог сделать и обо мне, тайно от генерала Шварца, моего друга.

Поучение к басне сей

Из разведённых им луж грязи за время своего соло-губернаторства Минцлов всех обильно поливает ушатами помоев. Нет возможности всего перечислить. От клеветы, да к тому же талантливого «сочинителя», не отмоешься!

Если я пишу об этом, то только в интересах общественности: привожу документальный образец.

Среди журналистов, адвокатов и политиков, особенно одарённых от природы хорошо привязанным языком, много таких, как Минцлов, обличителей, которые издали видят сучок в глазу ближнего и лишены видеть брёвна у себя.

Довольно о Минцлове, перейдём к даме, и притом много более ужасной, лживой, наглой, губительной и носящей, как положено лицедейке, двойную театральную фамилию:

— Великая-Бескровная!⁹

Примечания

1. Алексей Владимирович Шварц (1874—1953, Буэнос-Айрес) — российский военный деятель, инженер-фортификатор, генерал-лейтенант (1917); во время Русско-японской войны — капитан, военный инженер Порт-Артура; комендант Карсской крепости (1915); начальник Трапезундского укрепрайона (1916); автор воспоминаний.

2. Хари́лаос Филиппи́дис (1881—1949) — архиепископ Хризанф, митрополит Трапезундский (1913—1938) и Предстоятель Элладской православной церкви (1938—1941), церковный и политический деятель.

3. Сановник, именитый человек, член управы.

4. Возможно опечатка, а речь идёт об Ильяше.

5. Сергей Рудольфович Минцлов (1870—1933) — русский писатель, автор исторических романов, археолог; в Трапезунде (1916) возглавлял газету.

6. Райяты, райя (подданные, паства) — первоначально обозначение всех подданных в мусульманских странах Ближнего и Среднего Востока; позднее — податное сословие.

7. Фёдор Семёнович (Юфуда Симович) Фарумда (1885—1946) — капитан (1917), награждён орденом Св. Владимира IV степени; владелец магазина и ресторана на rue Chevalier-de-la-Barre, 18 в Париже.

8. В XX в. так называли субботников, соблюдавших ветхозаветные предписания и ожидавших пришествия Мессии, этнических русских, живших в Астраханской, Ставропольской и Тамбовской губерниях и на Кавказе.

9. Февральская революция в России в 1917 г.