С.Э. Дуван. «Царица. Из воспоминаний Евпаторийского Городского Головы Дувана»

С глубоким душевным волненіем приступая к жизнеописанію и характеристикѣ свѣтлой памяти Императрицы Александры Федоровны и считаю необходимым оговориться, что, кромѣ личных моих впечатлений от встречи с Нею, я пользуюсь блестяще изложенными воспоминаніями Графини Клейнмихель и дочери лейб-медика Е.С. Боткина, раздѣлившего трагическую судьбу несчастной царской семьи.

Графиня Клейнмихель упоминает, между прочим, о том, как увидѣвщая Императора Николая II-го при посещеніи Им Парижа знаменитая предсказательница Де-Таб воскликнула: «Сколько несчастія я прочитала на лицѣ этого молодого человѣка. Это ужасно! Несчастіе, большое несчастіе!...».

А воспоминанія об Императрицѣ графиня начинает с того, что Императрица не знала людей, и что жена Вел. Князя Владиміра Александровича встрѣтила ее снисходительно-покровительственно, когда еще будучи Принцессой Алисой Гессенской, Она сопровождала своего отца в С.-Петербург. А когда Принцесса Алиса стала супругой Николая II-го, Вел. Княгиня, как тетушка, собралась было дѣлать Ей наставленія. Но Царица, не забывшая первой встрѣчи с нею, дала почувствовать своей высокопоставленной родственницѣ кто теперь госпожа.

Вел. Княгиня не простила Ей этого и делала въ С.-Петербургском обществѣ все, что могло повредить Государынѣ. Она уговаривала высокопоставленных дам давать Императрицѣ совѣты, а затѣм на всѣ лады распространяла Ея отвѣты.

Однажды Императрица сказала Министру Двора Графу Фредериксу: «Зачѣм Вы хотите, чтобы я приглашала к себѣ лиц, дающих мнѣсовѣты, могущіе мнѣ только повредить».

Императрица понимала опасность, грозившую императорской Фамиліи от злоупотребленія своим положеніем некоторых членов Императорской Семьи, и совѣтовала Государю со всей строгостью пресѣчь их.

Царица имѣла много врагов среди родственников своего мужа, врагов, ненавидѣвших Ее и дѣлавших все, чтобы Она стала нелюбимой... Россія ждала Наслѣдника, а четыре дочери принесли четыре разочарованія.

Государыней были недовольны, точно это была Ея вина. Наконец родился сын. Но стали говорить, что ребенок недолговѣчен, будучи расположен к опасным кровоизліяніям.

«Кровь, все кровь» — говорила Императрица...

Вел. Княгиня Анастасія и Милица Черногорскія доставили к Наслѣднику пресловутого Распутина. Этот Распутин, как говорили, умѣл останавливать кровотеченія. Случилось так, что с пріѣздом Распутина Наслѣдник стал поправляться, и вѣра в Распутина с этого момента стала безграничной.

Если Царица бывала в обществѣ, на концертах и проч., Она всегда оставалась равнодушной и грустной, держа на колѣнях больного Наслѣдника...

Не любившая общества, часто болѣвшая, Императрица послѣ волненій, перенесенных во время первой революціи 1905-го года, прекратила давать балы.

Царицу порицали повсюду, в особенности там, гдѣ Ее не видали. Ее отношеніе к Распутину было лишь послѣдствіем страха за состояніе здоровья Наслѣдника. Но Ее вездѣ грязнили, приписывая Ей циничныя обвиненія в связи с Распутиным. Распространялись слухи, что через этого фаворита-мужика можно при Дворѣ всего достигнуть. Никому не приходило в голову, что тѣ, к кому от него обращались, исполняли его просьбы из желанія угодить высшим сферам. Однако были исключенія. Так, ни Граф Фредерикс, ни министр Булыгин не приняли посланных к ним с рекомендаціей Распутина. И это не вызвало рѣшительно никакого неудовольствія ни со стороны государя, ни со стороны Императрицы.

Списки с циничными, вымышленными письмами Императрицы к Распутину ходили по рукам в салонах... Но когда эта фальсификація стала извѣстна, было уже поздно, и цѣль негодяев была достигнута...

Нѣмецкое происхожденіе Императрицы также служило причиной недружелюбнаго к Ней отношенія, хотя Она получила совершенно англійское воспитаніе, гордилась тѣм, что она внучка Королевы Викторіи, и говорила постоянно с мужем и дѣтьми только по-русски, или по-англійски.

Простота обращенія Государыни и Великих Княжен, как сестер милосердія с ранеными офицерами и солдатами, повредила ореолу Царской Семьи.

При настроении 1915-года, все было направлено против этой несчастной семьи, дѣлавшей только добро и совѣсть которой всегда была неизмѣримо выше совести ея врагов. Императрица очаровывала всѣх, кто когда-либо близко с Ней соприкасался. Даже Керенскій, впервые познакомившійся с Ней при Их заключеніи в Царском Селѣ, сказал Гофмаршалу Графу Бенкендорфу: «я представлял Ее себѣ совершенно иной. Она очень симпатична. Какое достоинство, какая сила воли, какой разум!». Он нѣсколько раз повторял Государю: «Какая Она у Вас умная!»

Госпожа Мельник, дочь Боткина, тоже свидѣтельствует, по отзывам отца, о необычном обаяніи Императрицы, об Ея добротѣ, ласковости и совершенно исключительной деликатности. В случаѣ надобности видѣть доктора, Она посылала к нему кого-либо из дочерей с просьбой навестить Ее, если не трудно. Никому она никогда не приказывала.

Ея состраданіе к раненым и забота о них были беспредѣльны. В Царском Селѣ моментально стали открываться лазареты, куда Ея Величество постоянно посылала вина, лѣкарства, разные медицинскіе усовершенствованія и другія мелочи. В теченіе всей войны на Рождество и Пасху раненым выдавались на Ея личные средства великолѣпныя подарки, как серебряныя ложки и вилки с гербами, и устраивались елки с угощеніями и развлеченіями. Значительныя суммы раздавались семьям нуждающихся раненых, часто не подозрѣвающих откуда идет помощь. В этом делѣ помогала А.А. Вырубова, человѣк очень щедрый и отзывчивый к чужому несчастію.

По инициативѣ же Императрицы были оборудованы санитарные поѣзда имени всѣх членов Царской Семьи, — образцы чистоты и удобства, подвозившіе раненых к Москвѣ и Петрограду. Сколько утѣшенія и радости приносили Ея Величество и Великія Княжны своим присутствіем в лазаретах.

Всѣ Онѣ работали наравнѣ с остальными сѣстрами, убирая за больными. А Императрица, несмотря на слабое здоровье, пріѣзжала ежедневно в лазареты, занималась перевязками, обходила палаты и сидѣла с работой у изголовья наиболѣе тяжелых больных, часто заявлявших, что не могут заснуть без Ея Величества, и что только Ея присутствіе успокаивает боли.

Один из офицеров, поѣхавших как-то в сумерках на кладбище, увидѣл, что из подъѣхавшаго автомобиля вышла дама вся в черном, остановилась у первой же могилы, осѣняя себя крестным знамением. Отойдя от одной могилы, она пошла дальше, останавливаясь перед каждой следующей и творя молитву. Так она обошла все кладбище. Это была Императрица, которая одна ночью молилась за души погибших своих подданных...

Однажды императрица попросила Д-ра Боткина принять Распутина на дому как больного. На это Боткин отвѣтил, что в медицинской помощи он ему отказать не может, но видѣть это у себя в домѣ не хочет, а потому поѣдет к нему сам.

Несомнѣнно, что иногда Царица прислушивалась к вредным совѣтам Распутина, искренно почитая его за святого. Нѣсколько раз Императрица и Великія Княжны с горячей вѣрой писали Распутину, прося молиться за всю Царскую Семью. Письма эти затѣм попали в слѣдственную комиссію в Таврическом дворцѣ, и когда одного из членов этой комиссіи спросили, почему эти письма еще не опубликованы, то он отвѣтил: «если мы их опубликуем, то народ будет поклоняться Царицѣ и Вел. Княжнам как святым»...

Боткин утверждает, что «не было ни одной болѣе русской женщины, чѣм Ея Величество».

Императора Вильгельма Она прямо не любила. Намекни Она одним словом, и Вильгельм обеспечил бы Им мирное существованіе на Ея Родинѣ. Но даже будучи в заключеніи в Тобольскѣ, и терпя ужасныя муки, Ея Величество говорила: «Я лучше буду поломойкой, но я буду в России»... Это Ея подлинныя слова. Несомнѣнно, что из всѣх заключенных больше всего выдержки и присутствия духа было у Царской Семьи...

Теперь я перехожу к изложению моих личных впечатлѣній.

В началѣ 1915-го года уполномоченным Ея Величества при моем содѣйствіи была заарендована для обслуживанія раненных, находящаяся на Дувановской улицѣ Приморская Санаторія Д-ра Ламана. Учрежденію этому затѣм было присвоено наименованіе «Собственной Ея Величества Императрицы Александры Федоровны Приморской Санаторіи».

По докладѣ вернувшихся в Петроград уполномоченных, я был в августѣ вызван телеграммой Государыни в столицу, а оттуда в Царское Село. Я остановился в Европейской Гостиницѣ. По прибытіи же моем в назначенный для аудіенціи день в Царское, меня ждала там у вокзала посланная за мной придворная карета с лакеем, облаченным, как и кучер, в красную с черными орлами ливрею.

Я, при отъѣзде из Евпаторіи, захватил с собой для поднесенія Государынѣ альбом с фотографіями города.

Запряженная прекрасной парой вороных, карета быстро примчала меня к Александровскому дворцу, тогдашней резиденціи Императорской фамиліи. Стража распахнула огромныя бронзовыя с орлами ворота, и мы по тѣнистой аллеѣ подкатили ко входу во дворец. Здѣсь на встрѣчу мне вышел скороход в красной ливреѣ, коротких синяго бархата штанах и в бѣлых чулках.

Мы поднялись по нѣскольким ступенькам в просторный коридор, гдѣ он передал меня маленькому арабчонку в чалмѣ и халатѣ. Этот, в свою очередь, повел меня по устланной коврами и украшенной картинами анфиладѣ комнат до самих покоев Императрицы. И здѣсь уже ждал ливрейный лакей, тотчас распахнувшій передо мной массивную в инкрустаціях дверь, и я очнулся лицом к лицу с Царицей.

Красивая, стройная и величественная, Она втрѣтила меня чрезвычайно просто и ласково.

Мнѣ трудно передать мое первое впечатлѣніе. Я был восхищен.

Я поцѣловал протянутую мнѣ руку. И позже, каждый раз, когда я цѣловал эту руку — я восторгался ею.

За долгую жизнь мою я нигдѣ не встрѣчал таких красивых рук, как у Императрицы. Поразительная бѣлизна, нѣжная, бархатистая и душистая кожа их — незабываемы.

Вопреки ожиданію моему, Она заговорила совершенно свободно по-русски.

А когда, оправившись от перваго смущенія, и раскрыв альбом с фотографіями, я собирался объяснять их, Она меня предупреждала: «Да, да, я вижу: это Дувановскій театр, а то Дувановскій сквер, ваша библіотека, Дувановская улица» и т. д. Оказалось, что состоявшій при Ней и нынѣ еще здравствующій в Бельгіи, бывшій наш губернатор Граф П.Н. Апраксин заранѣе очень подробно освѣдомил Ее обо мнѣ.

«Я знаю о вашей дѣятельности, — продолжала Она, и прошу вас принять в свои руки и мое дѣло. Прошу Вас быть завѣдующим учрежденной мною в Евпаторіи Приморской Санаторіи. Вы побываете здѣсь у генерала Вильчковскаго, моего уполномоченнаго по управленію всѣми лазаретами, санаторіями и санитарными поѣздами, находящимися в моем вѣдѣніи. От него Вы получите небходимыя инструкціи, а затѣм будете представлять мнѣ ваши доклады».

Отвѣтив, что буду безмѣрно счастлив служить Ея Величеству, я откланялся, и в том же порядкѣ был доставлен на вокзал.

На слѣдующій день, сговорившись по телефону, я побывал у Генерала С.Ф. Вильчковскаго. Объ этом исключительнаго ума и очень интересном человѣкѣ я разкажу особо, а пока об Императрицѣ...

Вернувшись домой, я вступил в исполненіе обязанностей по завѣдыванію Ея Санаторіей, которая была разсчитана на 300 больных и раненых (100 офицеров и 200 солдат). В ней примѣнялись грязевыя, рапныя, морскія, солнечныя, песочныя, паровыя и электрическия ванны. Обслуживалась Санаторія тремя врачами. Пища была первоклассная. Была своя библіотека, шахматы, домино и прочія игры. Был рояль. Устраивались концерты, чтенія и иныя развлеченія. Больных доставляли в спеціальных санитарных поѣздах. Уголь, дрова, сахар, керосин, овощи и всѣ, недостающіе во время войны продукты, подвозились в изобиліи особыми поѣздами.

Примѣнѣніе перечисленных выше способов физическаго лѣченія творило чудеса, заживляя тягчайшія раны, и исцѣляя от ревматизма, малокровія, почечных заболѣваній и проч.

Военным начальником Санаторіи был назначен Кн. Головани — красавец грузин атлетическаго сложенія и необычайной силы. И ему я думаю посвятить позже нѣсколько отдѣльных страниц своих воспоминаній. Не могу, однако, не упомянуть вскользь об одном происшедшем при мнѣ трагикомическом эпизодѣ. Нагрубившаго ему парикмахера Князь одной рукой (другая раненая была на привязи) схватив за шиворот, приподнял на аршин над землею и выбросил как щенка на улицу...

Я посылал Царице ежемѣсячные отчеты, которые возвращались ко мнѣ с подробнѣйшими отмѣтками Высокой Хозяйки. Кромѣ того, я ѣздил много раз в Царское, гдѣ дѣлал Ей личные доклады о жизни Санаторіи. Запросто принимая меня для этих докладов в каком-либо из лазаретов, Она поражала меня своим трогательным отношеніем к нуждам опекаемаго Ею учрежденія. Ни одна мелочь не ускользала от Ея вниманія. Ни одна мать не могла так заботиться о своих дѣтях, как это дѣлала Императрица по отношенію раненых. И даже во время этих пріемов Царица не прерывала своей работы, то заготовляя корпію, то занятая вязаніем теплого белья для больных.

В один из своих пріѣздов перед Пасхой в Петроград, не успѣв еще представиться Императрицѣ, я поѣхал в Царское навѣстить раненаго сына, находившегося в лазаретѣ Екатерининскаго Дворца. Направляясь к нему по коридору, я услышал, что по телефону было сообщено о предстоящем тотчас посѣщеніи лазарета Государыней. Меня обрядили в больничный халат и поставили среди выстроившихся в два ряда врачей и сестер. А через нѣсколько минут Она уже проходила среди нас вмѣсте с сопровождавшим Ее Наслѣдником. Меня Она не замѣтила. Но Наслѣдник дернул Ее за платье: «Мама, мама и Дуван здѣсь». Императрица протянула мнѣ руку с ласковым укором:

— Как же это Вы еще не побывали у меня?

— Простите, Ваше Величество, я только сегодня пріѣхал и, не успѣв еще испросить у Вас аудіенціи, хотѣл до того навѣстить сына.

— Ну, ну, идите к нему, он славный, Алеша его очень любит. А я послала Вам сегодня в Евпаторію пасхальное яичко...

Это «яичко» оказалось большим художественно украшенным фарфоровым яйцом Императорскаго завода. Такое же яйцо получил Полковник Головани. Остальной же служебный персонал получил яички поменьше. Маленькія яички достались и всѣм раненым офицерам и солдатам. Кромѣ того, всѣ мы получили по маленькому Евангелію с автографом Императрицы.

Изумительно было умѣнье Ея Величества, переобремененной работой, пользоваться малѣйшим случаем, чтобы кого-либо порадовать. О любвеобильном сердцѣ Ея и безмѣрной добротѣ можно было бы сказать очень много. Я наблюдал трогательные моменты Ея сердечности и во время пріѣзда в маѣ 1916 года Царской семьи в Евпаторію. В своей Санаторіи Она обласкала всѣх раненых, а в земском лазаретѣ, кромѣ того, на моих глазах Она обняла агонизирующаго солдата — татарина, который умер буквально у Нея на руках.

В один из пріездов в Царское, когда я находился у А.А. Вырубовой, неожиданно пріехала Императрица. Застигнутый этим визитом врасплох, я хотѣл ретироваться, но Она остановила меня: «Оставайтесь., оставайтесь, Вы нам не помѣшаете»...

Я считаю долгом особо упомянуть об Аннѣ Александровнѣ Вырубовой, которую я близко узнал при встрѣчах в Царском, и в особенности во время пребыванія ея в теченіе месяца у меня на дачѣ. Она была послана в Евпаторію для лѣченія грязевыми и песочными ваннами от костных поврежденій ноги, полученных при желѣзнодорожной катастрофѣ.

Всегда восторженная и жизнерадостная, порою наивная как ребенок, она буквально обожала Императрицу.

Она была необыкновенно добра и отзывчива. В Царском, устроив на свои средства прекрасный лазарет, она, кромѣ того, помогала Государынѣ и раздавала пособія всѣм к ней обращавшимся. Не было никому от Нея отказа и в Евпаторіи, откуда она поддерживала перед Царем и Царицей многочисленные ходатайства обращавшихся к ней лиц.

И на эту патріотку, всѣм существом своим преданную Родинѣ и трону, клеветали господа демократы вплоть до того, что ей приписывали интимную связь с Распутиным. И только когда по требованію Керенского учредили спеціальную слѣдственную комиссію, убѣдились, послѣ освидетельствованія врачей, в ея непорочной дѣвственности... Она по моим свѣдѣніям и понынѣ здравствует в Финляндіи...

Я бы не исполнил своего долга, не посвятив сегодня нѣсколько слов и свѣтлой памяти Царя-Мученика, Царя-Миротворца — Императора Николая II-го.

Не было жертвы, перед которой он остановился бы для блага Россіи. Его отреченіе от Престола, признаніе Временнаго Правительства, рыцарская вѣрность союзникам и Его послѣднее обращеніе к войскам с призывом продолжать войну до победнаго конца — являются ярким тому свидетельством.

Правда Он дѣлал ошибки, был слишком довѣрчив и слабоволѣн, но его врожденное благородство и честность привлекали в Нему сердца всѣх Его знавших. К тому же образцовый семьянин, отец и муж, Он снискал горячую любовь жены и дѣтей своих. Упорно отвергая представлявшіяся Ему возможности бѣгства за границу, он кровью своей запечатлѣл безмѣрную преданность свою унаслѣдованной Родинѣ...

Мнѣ остается почти тѣми же словами заключить все уже сказанное об Императрицѣ.

Вся вина этой поистинѣ святой женщины, заключалась в безграничной и самоотверженной любви Ея к Россіи, мужу и дѣтям, и безропотной покорности судьбѣ и набожности.

Царство Им небесное.
С. Дуван