к) Диван

В Крыму диваном назывался своего рода государственный совет, в ведении которого были важные политические проблемы, а также внутренние правовые вопросы, не подлежавшие юрисдикции сословных судов или кадиев. Мустафа-ага, посол Адиль-Гирея у датского короля во второй половине XVII в., так определял состав дивана и его роль в ханской администрации: «Величайшие и высочайшие беи, которые вместе с великим ханом в тайном своём совете о самых важных государственных делах судят и рядят (mit rathen und beschliesen), примерно столь же много значат, как курфюрсты в Римской империи (то есть в Австрии. — В.В.) или Германии» (Matuz, 1964. S. 145).

Французский путешественник Пейсонель, присутствовавший на заседании дивана, перечислил его членов по убыванию их иерархических достоинств в следующем порядке: калга, нуреддин, Ширин-бей, муфтий, четверо беев-карачи, кадиаскер, ор-бек, сераскиры трех орд, казнадар-баши, дефтердар-баши, актачи-баши, хан-агасы (великий бей, которого автор именует и визирем), килларджи-баши и т. д. (Peyssonel, 1787. Vol. I. P. 289). Подобный порядок мог меняться в связи с повышением или понижением уровня личного авторитета визиря, кадиаскера и пр., но в целом он приблизительно верен. Просто при руководстве этим иерархическим списком стоит постоянно иметь в виду, что ханская семья составляла единое целое, и никогда муфтий, при всей его духовной значимости, не мог лично д ля хана (и согласных с его избранием беев) стоять выше, чем даже не очень способный нуреддин.

Как говорилось выше, хан не имел права поступать вопреки решениям дивана. Приведу пример из истории краткого правления Каплан-Гирея III (март—декабрь 1770 г.). Когда султанский мубашир (чиновник для особых поручений) привёз ему решение Стамбула об отставке, то хан собрал диван, чтобы совместно решить, стоит ли покоряться султанскому указу или, скажем, скрыться в кавказских своих владениях, перейдя в оппозицию Порте. Диван решил, что хану нужно отправляться в Стамбул: ««Лучше ехать... Сделай милость, тебе ничего не сделается, поезжай сообразно указу». Тогда хан поневоле, сев в сопровождении мубашира на гальон, уехал» (Неджати, 1894. С. 133). Ещё лучшее свидетельство реального значения дивана в жизни ханства — это его право определять размер содержания, выделяемого на ханский двор и дворец. Диван, и никто иной, решал также вопрос о необходимости очередного похода и количестве потребного для него войска. Кстати, само войско выставлялось в большей своей части теми же беями — членами дивана, да и на знаменах отдельных отрядов красовалась не ханская, а бейская родовая тамга.

Кроме «полного» дивана существовал и сокращённый его вариант, собиравшийся в экстренных случаях или, напротив, при протокольной, рутинной повестке дня, не требовавшей присутствия Совета целиком. Число его членов не могло быть менее шести, и выбор их не был постоянным. Обычно на него собирались четверо карачи, калга и нуреддин. Но в середине XVII в., к примеру, в Бахчисарае заседали Ширин-бей, кадиаскер, калга Ширин-бея, начальник гвардии (капы-кулы) и ор-бей (Matuz, 1964. S. 146).

В любом из возможных вариантов решения дивана были обязательны для всех татар, независимо от кворума собиравшихся на совет. Но бывали и особые случаи, когда хан вообще не мог собрать диван: его члены не являлись, чтобы парализовать проведение в жизнь той или иной инициативы Гирея. Ведь, как утверждал уже упоминавшийся Мустафа-ага, «эти шестеро — из избраннейших при великом Хане, которые дают свои советы по всем важным обстоятельствам, касающимся высоких военных дел и государственных обстоятельств, и что они решат, то и свершится» (Matuz, 1964. S. 146).

С диваном была тесно связана внешнеполитическая активность ханства. Трудно сказать, какую часть политических решений принимал лично хан, а какая определялась на совещаниях дивана, — очевидно, это зависело от конкретики международной ситуации и личности хана. Более определённо говорят источники о практической стороне дела. В IV очерке этого тома говорилось, что у ханов на дипломатическом поприще по многу лет работали иностранцы. То же можно сказать о сотрудниках канцелярии дивана, где подготавливались официальные дипломатические акты и письма за рубеж. Автор специального исследования пришёл к выводу, что это учреждение вполне отвечало принятым требованиям. Дипломатическая корреспонденция велась на латыни, итальянском и славянских языках.

Судя по крымским материалам, хранящимся в варшавском Главном архиве древних актов, такие документы не переводились перед отправкой за рубеж, а сразу составлялись на иностранных языках — для Бахчисарая это была обычная практика, так как члены дивана, как люди образованные, владели иностранными языками. Да и в целом уже при Менгли-Гирее I дипломатика ханского двора вполне отвечала европейским требованиям, хотя и сохраняла некоторые ордынские особенности (так, в верхней части листа ставился оттиск тамги правящего хана, а в нижней — его отца). То есть существовали отличия чисто формального плана. И лишь в 1520-х гг. в бахчисарайской дипломатике начинается переход от европейской к арабским (османским) статьям формуляра; эта эволюция закончилась примерно в середине XVI в. (Зайцев, 2006 «а». С. 87).