1.2. Таврика в период политического кризиса в Золотой Орде 60—80-х гг. XIV в. Переход прибрежной Готии под управление коммуны Генуи

В.Н. Малицкий, обратившись к изданию мангупской надписи сотника (гекатонтарха) Чичикия, относящейся ко времени «царствования» хана Тохтамыша, следующим образом представлял политические события 40—80-х гг. XIV в., отразившиеся на истории Готии и Феодоро: «Зависимость от Золотой орды ослабевала, начиная с 40-х годов — со смерти Узбека хана — в связи со смутами в орде; тогда в Крыму могли усилиться автономно-сепаратные движения. В 1365 г. построена крепость Судак. В 60-х годах, как увидим, идет укрепление Феодоро, т. е. нашего Мангупа. В 1365 г. генуэзцы захватывают Судак или Солдаю. Крым в это время, по выражению В.Д. Смирнова, был беспризорным и предоставленным своей собственной участи. Поход Мамая имел в виду восстановление татарской власти в Крыму, но кончился гибелью Мамая, подготовленной самим Тохтамышем. После этого Тохтамыш, насколько мы можем судить по договорам с Генуей, поспешил оформить свои отношения к Крыму. По договору 1381 г. генуэзцы получили 18 селений, а кроме того и Готию с ее селениями от Чембало до Солдаи. Но фактически вся Готия никогда не принадлежала генуэзцам (не подпали власти Херсонес, Мангуп, Инкерман). Возможно, что особое соглашение было насчет Мангупа» [Малицкий, 1933, с. 6]. Более подробно, не меняя общей концептуальной направленности, заданной еще в работах П.И. Кеппена, Ф.К. Бруна, В.Д. Смирнова, Ф.А. Брауна, А.Л. Бертье-Делагарда, В.Н. Малицкого, эту тему освещал и А.А. Васильев [Vasiliev, 1936, p. 177—188].

Надо полагать, что исчезновение из административно-военной номенклатуры Феодоро и Готии чиновников в должности турмарха и гекатонтарха, вероятно, связано с бурными политическими событиями 60—80-х гг. XIV в., происходившими на территории Крыма и нашедшими свое отражение как в свидетельствах письменных источников, так и в материалах археологических раскопок. Попытаемся и мы в общих чертах представить контур этих событий.

Сравнительно недавно к освещению данной темы обратился М.Г. Крамаровский, опубликовавший специальное исследование программного характера — «Джучиды и Крым: XIII—XV вв.» [Крамаровский, 2003, с. 506—532]. В нем представлена, хотя и очень кратко, концепция автора «эволюции золотоордынского Крыма». Историю полуострова XIII—XV вв. М.Г. Крамаровский делит на шесть хронологических этапов. Причем каждый из них наделен присущей только ему характеристикой ряда важнейших тенденций военно-политического, социально-экономического, правового и конфессионального развития крымского улуса Золотой Орды. Первый этап Джучидского освоения Таврии, по мнению М.Г. Крамаровского, занимает 40—60-е гг. XIII в. и завершается структурированием края в военно-административную и хозяйственную систему Джучидов. Второй этап приходится на середину 60-х — конец 90-х гг. XIII в. Третий этап — это «время правления Узбека и его наследников — сыновей Тинибека (1341 г.) и Джанибека (1341—1357 гг.)». Четвертый — «один из самых темных этапов в истории золотоордынского Крыма (выделено мной — В.М.) — период между 1359 и 1379 гг. — от убийства Бирдибека до воцарения Тохтамыша». Пятый этап «определяется во временных границах от утверждения в Золотой Орде, а потом в Крыму, Тохтамыша (1376—1395 гг.) до Тимур-Кутлука (1395—1401 гг.)». Шестой этап охватывает хронологический промежуток 1401—1443 гг. — «это время, когда на полуострове формируется самостоятельная орда, объективно сыгравшая роль спускового механизма, подготовившего выделение крымского улуса в качестве самостоятельного ханства при Хаджи-Гирее (1443 г.)».

Не вдаваясь в нюансы критического анализа всей хронологической схемы и каждого этапа в отдельности, предложенных М.Г. Крамаровский, остановлюсь только на краткой характеристике некоторых политических моментов четвертого этапа, который, как отмечает сам автор, является одним из самых темных в истории золотоордынского Крыма. При попытке его освещения многие исследователи постоянно сталкивались со сложностью определения действовавших на исторической сцене реальных лиц, их роли, хронологии и места происходивших событий.

Для начала считаю необходимым процитировать некоторые принципиальные положения в той трактовке, как они изложены М.Г. Крамаровский, но по ряду причин вызывающих либо недоумение, либо возражения ввиду их несоответствия или полной несогласованности со свидетельствами имеющихся источников.

О сражении татар «с Витовтом на Синих водах в 1362/63 г.» и якобы имевшая место «защита Крымом ордынских интересов в Подольских землях» в интерпретации М.Г. Крамаровского [Крамаровский, 2003, с. 517—518] уже говорилось выше. К этому сюжету следует добавить сомнительный тезис о том, что, «вероятно, при Мамае (выделено мной — В.М.) в начале 1360-х гг., чуткие к событиям в Орде обитатели Мангупа предпринимают активные работы по восстановлению Феодоро». Здесь автор явно противоречит самому себе, т. к. несколькими строками ниже он заключает, что, «судя по переписке с канцелярией египетского султана, Мамай твердо утвердился в Крыму только в 773 г. х. = 1371» [Крамаровский, 2003, с. 518].

Обращение к самому источнику, повествующему о крепостном строительстве в городе Феодоро в начале 60-х гг. XIV в., показывает, что в данной надписи нет никаких указаний на какого-либо золотоордынского наместника крымского улуса (например, Кутлуг-Тимура) или правящего хана (Кельдибека), и тем более на Мамая или его креатуру — хана Абдуллаха. По-видимому, в это время в Феодоро, как и в Таврике (на 1361 /62 г.), не знали о реальной верховной власти (правящем хане) в Золотой Орде, а Кутлуг-Тимур отсутствовал в Салхате (отправился в Сарай для получения пайцзы от Кельдибека?).

В качестве альтернативного примера можно привести две хронологически и топографически близкие эпиграфические находки. Это, прежде всего, надпись на надгробии (обнаружена у церкви св. Троицы в селении Лаки). В ней говорится: «Зарезаны иже во блаженных раб Божий Чупан сын Янаки и сын его Алексей во дни Темира (выделено мной — В.М.) в месяц июнь, в день 28, года 6872 (=1364 г.)» [Латышев, 1918, с. 236—238] (рис. 4—6).

Издавший надпись В.В. Латышев предлагал под именем «Темира» понимать золотоордынского наместника Солхата — Кутлуг-Тимура (Кутлук-Темира) [Латышев, 1918, с. 238, прим. 3]. Второй памятник — уже представлявшийся ранее обломок мраморной плиты с упоминанием сотника Чичикия (Цицикия), руководившего организацией и строительством оборонительных сооружений города Феодоро при установлении в Крыму власти хана Тохтамыша (1380/81—1397/98 гг.). Поэтому отсутствие на надписи 1361/62 г. турмарха (?) Хуйтани указания кого-либо из ордынских правителей следует отнести только на счет специфики политической обстановки в Газарии, к которой Мамай еще никакого отношения не имел.

Рис. 4. Церковь в селении Лаки. План (по А.Л. Якобсону [1950, рис. 158])

Противоречиво, упрощенно, а порой и ничем не обоснованно в представлении М.Г. Крамаровского выглядят отношения, складывавшиеся на протяжении 60—80-х гг. XIV в. между администрацией генуэзской Каффы и Мамаем: «Начавшийся затяжной кризис в Орде не преминул сказаться в Крыму: в 1365 г. генуэзцы захватили Солдайю и 18 деревень южного побережья; возможно, что в зависимость от Каффы в это время попадают венецианские гавани Провато и Калиера. В сущности, в отношениях с генуэзцами в середине 1360-х гг. наступает рубеж, когда в роли обороняющейся стороны выступают сами ордынцы». И далее: «В октябре 1374 г. он был торжественно принят консулом Каффы, а несколько месяцев спустя послу Мамая генуэзцы вручили богатые одежды. В 1375 г. Мамай возвращает под джучидский контроль 18 селений Готии» (выделено мной — В.М.) [Крамаровский, 2003, с. 518].

М.Г. Крамаровский заблуждается, когда пишет о якобы отошедших в управление генуэзцев 18 селениях Готии, потому что в татаро-генуэзских договорах 1380 и 1381 гг. речь идет о 18 селениях, принадлежавших городу Солдайе. Число же селений Готии в договорах специально не оговаривалось. Массарии Каффы отмечают 11 приморских «казалий» (cazalii Gotie) из 32 поселений Южнобережья: Лусту, Лампаду, Партениту, Гурзувий, Сикиту (Никиту), Ялиту, Мисхори, Ореанду, Лупико (Алупку), Кикинеиз и Фори (Форос) [Бочаров, 2004, с. 186—193, рис. 1—3].

Своеобразную трактовку у М.Г. Крамаровского получают политические события 1363 и 1365 гг., происходившие в Крыму. Они были связаны непосредственно с Солхатом и тогдашним правителем Крымского улуса Кутлуг-Тимуром. В рассматриваемой работе М.Г. Крамаровский пишет: «Внутренний кризис в Орде оказался так велик, что даже население "столичного" Солхата, напуганное приходом Мамая, приступило, судя по армянской памятной записи 1363 г., к сооружению оборонительного пояса в виде внешнего рва и стен». При этом он делает ссылку на свою более раннюю работу «Солхат-Крым: к вопросу о населении и топографии города» [Крамаровский, 1989, с. 144], где написано буквально следующее: «Хорошо знавший Крым венецианец Иософат Барбаро (середина XV в.) называет Солхат поселением, обнесенным "стеной, но не представляющим собой крепости"»¹.

Далее автор продолжает: «Ко времени Барбаро, между тем, возраст оборонительного пояса города подходил к вековой черте. Об этом свидетельствует армянская памятная запись 1363 г., где сообщается об угрозе мамаевского (sic!) погрома, вынудившего городских властей "копать ямы" (рвы? — М. К.) вокруг города, снося при этом много домов» [Крамаровский, 1989, с. 144].

Однако в своей монографии «Золото Чингисидов: культурное наследие Золотой Орды» (2001 г.) М.Г. Крамаровский, определяя время сокрытия Симферопольского клада с пайцзой Кельдибека, пишет, что появление данных артефактов «в степной части полуострова, вероятно, как-то связано с событиями августа 1365 г., когда в Крым пришли войска Мамая, и жители Солхата, разумеется, по указанию правителя (в нашей реконструкции, эмира Кутлуг-Тимура), начали спешно готовиться к осаде, начав сооружение оборонительного рва вокруг города» [Крамаровский, 2001, с. 117]. Но при этом автор делает самую общую ссылку на свою раннюю работу [Крамаровский, 1989, с. 141—157], а не на источник, где им обнаружено данное свидетельство. Прийдя к столь важному заключению, М.Г. Крамаровский опять отсылает заинтересованного читателя к событиям 1363 г., но в собственной интерпретации, и делая акцент на якобы возникшую в тот момент угрозу нападения на Крым орды Мамая.

Рис. 5. Надгробие с надписью 28 июня 1364 г. из некрополя селения Лаки (современное состояние памятника)

Когда же Мамай реально оказался на территории полуострова и угрожал населению Солхата — в 1363 или все-таки в 1365 г.? Очевидно, следует обратиться к источникам, повествующим о событиях тех лет, которые, как ни странно, ни разу не были процитированы М.Г. Крамаровский в его работах. Прежде всего, это «Сборник», написанный в 1363 г. Степаносом, сыном Натера в Солхате: «<...> И в сем году была смута возмущения из-за плотских властелинов мира, так как нету главы — царя, который утвердил бы мир, и по господнему слову не допустил бы разделения царства, по причине чего начальник сего города (Кутлуг-Тимур — В.М.) режет яму, роет ров вокруг города, и много домов с основ разваливает, и разруха — нечислимая, и каждый встревожен <...>» [Саргсян, 2004, с. 152].

Как видим, Степанос ничего не говорит о Мамае. Но М.Г. Крамаровский связывает указание армянского источника² именно с угрозой мамаевского погрома [Крамаровский, 1989, с. 144], что в свете имеющихся сведений и монетных находок маловероятно. Мамай в это время находился с Абдуллахом в Сарае ал-Джедид [Егоров, 1980, с. 60; Мыц, 2003, с. 329], где в 764 г. х. (= 1362/63 г.), как и в Азаке, от имени Абдуллаха (с титулами «хан» и «султан») чеканятся медные и серебряные монеты [Федоров-Давыдов, 2003, с. 28, 191—192]. Степанос пишет о смуте «возмущения из-за плотских властелинов мира», об отсутствии «главы — царя, который утвердил бы мир» и о том, что «каждый встревожен» [Саргсян, 2004, с. 152]. Тон армянского источника вполне соответствует общей обстановке, сложившейся на тот момент в Улусе Джучи.

Сарайские ханы, в основном придерживавшиеся в 60—70-х гг. XIV в. оборонительной тактики, стремясь закрепиться в Сарае ал-Джедид, вынуждены были прибегнуть к возведению оборонительных сооружений. Не надеясь на свои силы в открытом бою с Мамаем, они обносят столицу крепостными стенами, что вообще было делом неслыханным для Золотой Орды, кичившейся своей силой и не признававшей никакой фортификации [Мухамадиев, Федоров-Давыдов, 1970, с. 160]. Письменные источники свидетельствуют, что еще один крупный городской центр Орды — Хаджитархан — окружили стенами [Тизенгаузен, 1884, с. 184]. Кроме того, некоторые татарские беки, оказавшись в сложной военно-политической обстановке того времени, начинают возводить для собственной защиты укрепления, сходные по устройству с европейскими замками [Егоров, 1980, с. 195—196].

На этом фоне сооружение рвов и валов вокруг Солхата в 1363 г. выглядит вполне естественно. Причиной столь экстренных мер, когда «начальник сего города режет яму, роет ров вокруг города, много домов с основ разваливает», не являлась угроза «мамаевского погрома». Более вероятно, на мой взгляд, предположение, что именно события 1363 г., происходившие в Северо-Западном Причерноморье, получили своеобразное отражение в памятной записи армянского «Сборника». Когда известия о разгроме татарского войска западного улуса на Синей Воде и последовавшего затем продвижения Ольгерда к «Белобережью» (правый берег устья Днепра), достигли Таврики, это вызвало панику («каждый встревожен») в Солхате. В случае появления на полуострове русско-литовской армии город оказывался совершенно беззащитным, т. к. не был укреплен ни стенами, ни рвами и валами. Поэтому, получив тревожное сообщение, жители Солхата по приказу Кутлуг-Тимура начали срочно возводить по периметру города фортификационные сооружения в виде рва и вала.

В следующем году обстановка на территории Крыма оставалась тревожной. Так, 28 июня 1364 г. (во время наместничества Кутлуг-Тимура)³ [Латышев, 1898, с. 236—237] в селении Лаки при неизвестных для нас обстоятельствах погибли Чупан и его сын Алексей. О том, что они оба (или их родственники) являлись людьми состоятельными, говорит как архитектоника, так и высокохудожественная резьба, украшавшая их надгробие (рис. 5). Сам памятник выполнен в форме церковной колокольни. Такая находка впервые встречена на территории Крыма. В связи с этим можно предположить, что Чупан был главой (προτὀ?) общины с. Лаки.

Рис. 6. Прорисовка надписи 28 июня 1364 г.

Летом 1365 г. Кутлуг-Тимур пытается блокировать Каффу с суши. В ответ на это генуэзцы 19 июля силой оружия овладевают Сугдеей [Νυσταξοττονλου, 1965, ς. 50]. В одном из армянских часоцев (лекционарий. Праздничная Минея) сохранилась памятная запись, датированная 15 августа 1365 г. В ней писец Карапет из Каффы следующим образом освещает события: «<...> в горькое и трудное время, когда показался в сем году Нэр из рода Исмаелского и разрушитель, мечом изрубивший род христианский, кто и называется именем Чалибэг, который все страны, что были поблизости держал, ночью и днем, в ужасе и содрогании, за что и, по божественному провидению из ромайского и арийского рода, по приказу мужа Нэрсеса, в сем году приказчик приехал в многодоходный город, по приказу ромейцев, по божественной удаче, взял город Судха (выделено мной — В.М.), и арестовал все, что там нашел, и кто (были) Исмаеляне и Ебраи, что являются врагами креста Христова и христиан, всех полностью истребил и имущество предал» [Саргсян, 2004, с. 152; 2006, с. 24]⁴.

В конфликт между Солхатом и Каффой вмешивается Мамай. Немногим позже месяца его войско появляется в Таврике. Часть населения пытается найти убежище за стенами Каффы, а Кутлуг-Тимур вынужден бежать из Солхата. Об этих коллизиях свидетельствует памятная запись в армянском часоце: «<...> в году 814 (= 1365), месяца августа 23, в пору многонародного волнения, так как вся страна с Ке(р)ча до Сарукармана (Херсонеса — В.М.) здесь собралась — люди и скот: и Мамай находится в Карасу вместе с бесчисленными татарами (выделено мной — В.М.), и сей город (Крым) — в ужасе и содрогании <...>. С войною скорбь овладела всеми границами города Крым, ибо начальник, князь его (Кутлуг-Тимур? — В.М.), будучи слабый, сбежал, и [нападавшие] присоединив к войску 2000 мужчин и, забрав имущество вместе с вооружением, увезли в Мол <...>» [Саргсян, 2004, с. 153]⁵.

Приведенные выше отрывки дают важную информацию о географии происходивших на территории полуострова военно-политических событиях лета 1365 г., охвативших практически весь Крым — от Керчи на востоке до Херсона на западе. По-видимому, неслучайно здесь упомянуты шесть важнейших городских центров Таврики (Каффа, Солхат-Крым, Карасу, Керчь, Сугдея и Херсон), но нет сведений о Феодоро, Чембало и Каламите. Они могли подразумеваться (?) и под территориями, расположенными «до Сарукармана». Следует, видимо, учитывать и этнический характер источников, указывающих на города полуострова, где находились наиболее значительные армянские общины.

В 1368 г. в Крыму был сильный голод. О бедственном положении жителей Солхата свидетельствует запись, оставленная на полях Библии писцом Степаносом: «<...> исполнилась (Библия) рукою священника Степаноса — сына Натера, в городе Казария, что и Хримом нарицается, в летоисчисление наше 817 (= 1368 г. от Р.Х.), через три года после взятия города (выделено мной — В.М.), в который после пришел жуткий голод и погибло бессчетное и несметное число душ, что и описать невозможно» [Саргсян, 2004, с. 156]. Как видим, эпизод захвата Мамаем города в 1365 г. стал ярким событием в его истории. Поэтому Степанос специально отмечает, что голод пришел в Солхат «через три года после взятия города».

Совпадение свидетельств из двух письменных источников, по-видимому, нельзя считать случайностью. Появление в Крыму летом 1365 г. орды Мамая, сопровождавшееся оргнаборами в войско хана Абдуллаха и погромами городов и селений Таврики, вполне могло вызвать очередной поток массового бегства населения из самого Херсона и его окрестностей в более труднодоступные районы горного Крыма. На данные территории распространялась власть митрополитов Готии и Сугдеи (округи Эллис и Кинсанус). Здесь ими были построены новые храмы и основаны монастыри. Впоследствии (начиная с 1382 г.) это послужило поводом для длительных споров митрополита Херсона с иерархами Готии и Сугдеи за право сбора каноникона с жителей Южнобережных поселений [Мыц, 1991, с. 189—191].

Судя по всему, широкомасштабная военная акция, предпринятая Мамаем летом 1365 г., не привела к установлению status quo на территории полуострова. Вообще создается впечатление, что Мамай и магистраты Каффы действовали против Кутлуг-Тимура совместно, а конфликт с тогдашним наместником Солхата был инспирирован лигурийцами преднамеренно. На это косвенно указываемо, что генуэзцы «безнаказанно» захватывают и удерживают за собой в это время не только Солдайю, но и 18 селений ее округи (distretto). В самой Сугдее генуэзцами, видимо, уже с самого начала обладания городом, учреждается консульство и начинаются восстановительно-ремонтные работы оборонительной системы⁶.

Характер взаимоотношений (конец 1363 — лето 1365 гг.?) и причины конфликта между Мамаем и Кутлуг-Тимуром остаются не выяснеными. Суть столкновения, вероятно, следует искать в борьбе за власть. В нашем распоряжении имеется довольно глухое и невнятное упоминание об этом противостоянии «Из истории» Ибн Халдуна (умер в 1406 г.): «...Мамай овладел Сарайским престолом и возвел на него Абдуллаха, которого поставил [ханом]. У него стал оспаривать [престол] один из эмиров государства, который поставил [ханом] из детей канских другого, по имени Кутлуктемира. Мамай победил обоих и убил их...» [Золотая Орда в источниках, 2003. T. 1, с. 175]. Ибн Халдун явно путает Кутлук-Темира (наместника Крымского улуса, но не чингизида) с одним «из детей канских». Поэтому остается неизвестным персонаж, которого «поставил [ханом] из детей канских» сам Кутлуг-Темир.

Только в качестве гипотезы считаю возможным связать упоминаемого в армянском источнике от 15 августа 1365 г. «Чалипэга» с креатурой Кутлук-Темира. Под именем «Чалипэга» (в армянской огласовке) мог скрываться один из претендентов на сарайский престол времен ордынской междоусобицы. Его выдвижение Кутлуг-Темиром, по всей вероятности, и явилось причиной столкновения с Мамаем. При этом Мамая поддержали не только генуэзцы. Среди его сторонников встречаем и младшего брата Кутлуг-Темира — Сарыака («Сарайка» в русских летописях).

Повторно орда Мамая появляется в Таврике в 1374 г. Причиной, как уже говорилось выше, явилась сильная засуха, вызвавшая эпизоотию и эпидемию в орде. В консулат Джулиано ди Кастро (11 октября 1374 г. он сменил на этом посту Аймоно де Гримальди [Пономарев, 2005, с. 44]) массария Каффы демонстрирует необычайную дипломатическую активность магистратов колонии по поддержанию «добрососедских» отношений с Мамаем и «господином Солхата». Несмотря на состояние войны с деспотом Добруджи Добротицей (об этом говорится в восьми документах), генуэзцы неоднократно снаряжают посольства в «Орду» и Солхат для встреч с Мамаем, анонимным «императором татар», Ага-Мухаммадом и Акбугой. Причем не только эти персоны, но и сыновья «господина Солхата» Ага-Мухаммада неоднократно получают подарки от генуэзцев. Важная дипломатическая миссия была возложена на Раффаэля де Трани (Raffael de Trani [calaci sive ambaxador iturus in Lordo]), отмеченого в массарии 9 раз [Пономарев, 2005, с. 118].

Но, как показывают дальнейшие события, несмотря на кажущуюся толерантность татаро-генуэзских отношений, Мамай и Ага-Мухаммад требовали от лигурийцев возвращения под власть наместника Солхата сельских поселений округи Солдайи и Готии. Магистраты Каффы предпринимают энергичные меры по укреплению своих факторий, увеличивая численность гарнизонов. Поэтому не случайно к осени 1374 г. относятся сведения о пребывании в ряде важнейших пунктов приморской Готии (Алуште, Партените, Гурзуфе и Ялите) генуэзских чиновников (прежде всего, консулов) и наемников, которым массарии Каффы выплачивали жалованье. Согласно свидетельству одного из документов, датированных 4 ноября 1374 г., в Готию со специальной миссией были отправлены соции (socii) коммуны Каффы Антониу де Акурсу и Джованни де Бургару [Jorga, 1899, с. № 7, 8; Пономарев, 2005, с. 137, 124].

До сих пор неизвестно, когда и как были возвращены под юрисдикцию Солхата «приобретенные» летом 1365 г. 1 вселений Солдайи и «казалии» прибрежной Готии. Вероятно, удалось достигнуть устраивавшего обе стороны соглашения, т. к. военного столкновения между генуэзцами и татарами на этот раз не произошло. Неясно также, кто из консулов в 1375 г. осуществлял передачу захваченных во время конфликта с Кутлуг-Тимуром территорий — Джулиано ди Кастро (исполнял обязанности до октября 1375 г.) или его преемник Элиано де Камилла.

Здесь, вероятно, уместно коснуться еще одного недоразумения, относящегося к историографии города Феодоро. Дело в том, что в 1935 г. Н. Бэнеску опубликовал фрагмент записи массарии Каффы, датированной 20 декабря 1374 г. «Theodoro Mangop contrata bazariorum» [Banescu, 1935, p. 21]. А.А. Васильев в своей работе лаконично отметил: «Есть один неопубликованный генуэзский документ, в котором под датой 20 декабря 1374 г. упоминается "Феодоро-Мангоп"» [Vasiliev, 1936, p. 187, № 2]. Столь же краток в характеристике источника и А.Г. Герцен: «В 1374 г. генуэзский документ упоминает двойное имя: "Мангуп-Феодоро"» [Герцен, 1990, с. 138]. Х.-Ф. Байер, отмечая неустойчивое значение топонима «Хазария», также обратился к генуэзскому свидетельству от 20 декабря 1374 г., где, по его мнению, речь идет о «Theodoro Mangop contrata Bazariorum», и предложил свой вариант перевода в виде «Феодоро-Мангоп, район хазар» [Байер, 2001, с. 287, прим. 793; Мыц, 2003, с. 320]. Однако в недавно предпринятом А.Л. Пономаревым аналитическом издании просопографической анкеты, составленной на основе массарии Каффы 1374 г., интересующий нас сюжет представлен в ином виде: «Theodoras Mangofi [grechus, bazariotus, habitator in contracta St. Georgii] 37 v.» [Пономарев, 2005, с. 133]. Исходя из этого, становится очевидным, что в латинском источнике речь идет не о городе Феодоро-Мангупе, а о Феодоре Мангофи, греке, живущем в квартале св. Георгия, расположенном возле базара Каффы.

Как видим, генуэзцам не удалось надолго закрепиться на территории побережья. В 1375 г. Мамаем были возвращены под юрисдикцию наместника Солхата селения Сугдеи и Готии [Balard, 1978, p. 161]. Коммуна Каффы, судя по всему, сохранила за собой только города Сугдею и Чембало. Окончательно юридическое закрепление за Генуей 18 селений округи Солдайи и Готии произошло только в 1380—1381 гг., когда с небольшим интервалом было подписано два договора с татарами. Текст договора от 23 февраля 1381 г. идентичен содержанию предыдущего, датированного 28 ноября 1380 г., из него только изъята фраза «которые суть христиане» (li guay sum cristiani) [Vasiliev, 1936, p. 178—179].

По мнению А.А. Васильева, население отошедших к генуэзцам территорий состояло из христиан и мусульман. Подобная редакция текста договора 1381 г. позволила ему предположить, что татары передали Коммуне Генуи право юрисдикции над всем населением в целом [Vasiliev, 1936, p. 178—179]. Самой процедуре подписания договора, о чем свидетельствует отчетный документ массарии Каффы от 11 марта 1381 г.⁷, предшествовали дополнительные переговоры. Для этого нотариусу Каффы Антонио Мздурро в сопровождении еще нескольких должностных лиц пришлось осуществить поездки в Солхат (для встречи с Ильясбеем?) и «через всю Готию до Чембало». За успешно осуществленную дипломатическую миссию по подготовке к подписанию договора Антонио Мздурро и штат нотариуса консульской курии Каффы получили финансовое вознаграждение в размере 100 аспров [Jorga, 1899, p. 17].

На рождественские праздники 25 декабря 1380 г. консул Каффы Джанонно ди Боско устроил торжественный обед, куда была приглашена делегация из Солхата, возглавляемая Ильясбеем. На содержание посла хана и викария Готии (vicarius Gotie) Джованни ди Камольи⁸ массарией Каффы израсходовано 478 аспров [Jorga, 1899, p. 16].

В связи с этим А.А. Васильев высказал предположение, что титул «Vicarius ripariae marine Gotie» (в такой «развернутой» форме в источниках он вообще не встречается, а есть только vicarius Gotie) был учрежден временно, при подготовке и подписании договоров 1380 и 1381 гг. Затем, после полного примирения с татарами в 1387 г., вновь приобретенную территорию преобразовали в Капитанство Готии (Capitaneatus Gotie), а ее правитель стал именоваться капитаном Готии (capitaneus Gotie). Его резиденция располагалась в Каффе [Vasiliev, 1936, p. 182]. Но нам не известны имена капитанов Готии с 1380 по 1429 гг., т. е. на протяжении почти 49 лет истории генуэзской колонии в Крыму, что не может быть случайностью, обусловленной нерепрезентативностью опубликованных источников.

Интересно также отметить появление в Каффе (1382/83 гг.?) должности тудуна — представителя татарской администрации. Его титул в латинских источниках звучит как «викарий ханлюков» (Titanus seu Vicarius Canlucorum) [Устав, 1863, с. 763, прим. 114]. А.Г. Еманов явно недооценивает роль тудуна в системе управления генуэзскими факториями Газарии, полагая, что уже в 80-е гг. XIV в. статус тудуна «деградировал до положения судьи, разбиравшего внутренние споры приезжавших в Кафу с торговыми целями подданных татарского хана» [Еманов, 1997, с. 26].

Дело в том, что власть тудуна распространялась на подданных хана, проживавших на территории так называемой Компании (campagna), созданной, по-видимому, по договору между генуэзцами и Тохтамышем в 1382/83 г., когда татарам было разрешено жить в Каффе. С этой целью учреждается особое сельское управление (officium campante), состоящее из четырех членов и подчинявшееся золотоордынскому наместнику — тудуну и консулу фактории [Устав, 1863, с. 830—831, прим. 114]. Первоначально территория Кампании, по-видимому, была обширной и совпадала (?) с землями, предоставленными генуэзцам татарами для основания своих факторий⁹.

А.А. Васильев считал, что средневековые администраторы, занимавшиеся подготовкой договоров 1380 и 1381 гг., под Готией подразумевали узкую прибрежную полосу от Балаклавы до Судака, ограниченную с севера Яйлой — так называемую «riparia marina Gotia» [Vasiliev, 1936, с. 180—181]. Но в тексте договоров как раз и нет такого конкретизированного историко-географического понятия, как «морское побережье Готии» или «Приморская Готия»: [Silvestor de Sacy, 1827, p. 53—58; Desimoni, 1887, p. 161—165], а встречается только обобщенное название «Готия» (Gotie). В договоре 1387 г. Готия вообще не упоминается, так что ссылка на него А.А. Васильева не совсем уместна. Неизвестно, какое соглашение было достигнуто между Мамаем (Ага-Мухаммадом?) и консулом Каффы Бартоломео де Якобо (Bartolomeum de Jacob), консулат которого приходится на 1365 г. [Balard, 1978, p. 902], и на что содержится указание в договоре от 12 августа 1387 г. [Silvestor de Sacy, 1827, с. 62—64; Смирнов, 1887, с. 138; Basso, 1991, с. 25].

Следует отдельно отметить, что ни один из известных латинских письменных источников 60—80-х гг. XIV в., особенно касающихся татаро-генуэзских взаимоотношений, ни разу не упоминают город Феодоро или господ Феодоро (даже когда речь идет о Готии)¹⁰. Представители местной администрации Феодоро также не принимают какого-либо участия в переговорных процессах. Вопросы передачи Готии в управление Коммуне Генуи татары решают самостоятельно. Поэтому высказанное Н.В. Малицким предположение, что между татарами и генуэзцами существовало якобы особое соглашение относительно статуса Мангупа, остается ничем не подтвержденным. Пока все указывает на полное подчинение во второй половине XIV в. территории Юго-Западного Крыма наместнику Крымского улуса Золотой Орды. В то же время, как полагает А.Л. Пономарев, в массарии Каффы 1374 столько однажды встречается упоминание анонимного правителя Кырк-Ера ([anonim] [dominus Chercharum]) [Пономарев, 2005, с. 45, 49].

Примечания

1. Автор не цитирует, а интерпретирует сообщение венецианского путешественника, потому что у И. Барбаро читаем: «У них есть два поселения, обнесенные стенами, но не представляющие собой крепостей. Один — это Солхат, который они называют Инкремин, что значит "крепость", другое — Керкиарде, что на их наречии означает "сорок селений"» [Барбаро, 1971, с. 154]. Данная цитата скорее указывает на плохое знание венецианцем топографических реалий полуострова, т. к. под именем «Инкремин» он приводит турецкое название Каламиты — «Инкерман», т. е. «пещерная крепость».

2. М.Г. Крамаровский привлечен недостаточно точный перевод, опубликованный В. Хечумяном [Хечумян, 1982, с. 142].

3. А.П. и В.П. Григорьевы, опираясь на данные платежной ведомости Тайдулы, пришли к заключению, что в период с середины сентября 1358 г. до начала марта 1359 г. Кутлуг-Тимура в качестве наместника Крымского улуса якобы сменил Кутлу-буга [Григорьев А.П., Григорьев В.П., 2002, с. 209]. Предложенная исследователями реконструкция сомнительна, т. к. не учитывает свидетельства лапидарного памятника 28 июня 1364 г., созданного «во дни Темира», либо заставляет предполагать возвращение Кутлуг-Тимура в Крым в начале 60-х гг. XIV в. В связи с этим, столь же малообоснованной выглядит мысль М.К. Крамаровского о том, что «период правления в Крыму Кутлуг-Тимура продолжается вплоть до захвата Сарая Кельдибеком (1361/2 г.), поскольку в составе упомянутой сокровищницы ("Симферопольский клад" — В.М.) обнаружена пайцза с его именем» [Крамаровский, 2003, с. 516]. Сокрытие сокровищ, принадлежавших Кутлуг-Тимуру, вероятнее всего, относится к лету 1365 г., когда в Крыму появляется орда Мамая.

4. Во втором, более пространном издании этой записи Т.Э. Саргсян дает следующее примечение: «Имя "Чалибэг" не упоминается в известных нам других источниках. Не сохранились и сведения о совершенных им злодеяниях, которые, согласно нашему автору, спровоцировали взятие Судака генуэзцами в 1365 г. Возможно, речь идет о золотоордынском наместнике Алибеке, восседавшем в городе Сурхат-Крым. Арабские источники утверждают, что он был преемником Рейн-эд-Дина Рамазана и вступил в должность после 1358 г. Обратим внимание на то, что живший в Кафе писец Карапет пишет, что Чалибэк всю страну, что была поблизости, ночью и днем держал в ужасе и содрогании. Значит, тот возник и действовал где-то поблизости. Скорее всего, этот Чалибек в 1363 г. и соорудил ров вокруг города Сурхат-Крым. Видимо, обезопасив себя строительством оборонительного пояса (рва, а затем и вала) вокруг своего административного центра, он воспользовался царящим в золотоордынской верхушке раздором и перешел к грабежу и разорению окружающих поселений. Карапет датирует свою запись 15-м августа. Значит, учиненные Чалибеком беспорядки, а также взятие Судака генуэзцами имели место незадолго до этой даты. Через несколько дней — 23-го августа на полуострове объявился Мамай "с бесчисленными татарами", который обратил в бегство наместника и овладел городом Сурхат-Крым» [Саргсян, 2006, с. 24, прим. 3]. Как видим, Т.Э. Саргсян не учитывает того, что после Рамазана, с 1358 по 1365 гг., наместником Солхата являлся Кутлуг-Тимур, а не Алибек.

5. Иной, по мнению Т.Э. Саргсян произвольный перевод источника, дает Виген Хечумян: «<...> Написано это... в городе Каффе, армянском [квартале] в 814 (1365) году, 23 августа, в обстановке общей тревоги. Так по всей стране, от Керчи до Сарукара (Херсона — В.М.) собрались здесь люди, сила, скот, а Мамай уже в Крыму с несметным числом татар. Город трепещет от страха... Война принесла скорбь всему городу, так как власти, не сумев оказать сопротивление, изловчились и сбежали. И нагрянуло войско, забрало 2000 человек, их имущество и увезли в Сол [хат]...» [Хечумян Виген, 1982, с. 142—143].

6. Об этом должна свидетельствовать наиболее ранняя из известных закладная плита консула и кастеллана Солдайи Леонардо Тартаро от 20 мая 1371 г. [Skrzinska, 1928, s. 107], хотя дата лапидарного памятника и вызывает сомнение у некоторых исследователей [Баранов, Климанов, 1997, с. 103].

7. Массария Кафы второй половины 1379 — начала марта 1381 гг. 11 марта 1381 г. в порт Кафы вошла галея Джованни Фереихо, на которой, с опозданием почти на полгода, прибыл новый консул колонии, массарии, матросы и соции. До 17 марта Джанонно ди Боско (исполнял должность консула почти полтора года) передавал свои полномочия Jhanissio ди Мари [Пономарев, 2000, с. 324—325].

8. Во всем перечне должностных лиц, причастных к передаче Генуе Готии в 1380—1381 гг. и отмеченных в имеющихся в нашем распоряжении источниках, длительное время наиболее загадочным являлась персона викария Готии. Но благодаря публикации А.Л. Пономарева стало известно, что эту должность в 1380 г. (?) занимал Джованни ди Камольи, при котором в качестве капеллана состоял Бернардо Сурдус [Пономарев 2000, с. 326, 430].

9. Вполне вероятно, что к 40—60-м гг. XV в., после распада Золотой Орды, территория Кампании сократилась до пределов побережья Крыма от Боспора до Чембало (?). В 40—70-х гг. XV в. крымским ханом и консулом Каффы совместно назначался тудун из рода Ширин (Мамак, Эминек, Сейтак). О реальной важности и значимости должности тудуна говорят источники XV в. Жители Каффы снабжались продовольствием, в основном поступавшим из Кампании. Поэтому после ссоры с Менгли-Гиреем и оффициалами города, не поддержавшими его кандидатуру, правитель Кампании (тудун) Эминек запретил населению прибрежных районов доставлять продукты в Каффу, отчего начался голод. Массарии Каффы вынуждены были снаряжать корабли в Трапезунд и Монкастро для закупки продовольствия.

10. Неизвестен в XIV в. и Мангуп. Это название города появляется в письменных источниках только в 70-х гг. XV в.