Княжество Феодоро и крест пространства

Величественный и грозный образ города на вершине Мангупа с давних времен поражал воображение путешественников, побывавших в сердце горного Крыма. Неожиданно появляющийся перед изумленным взором, словно скалистый остров, высоко вознесшийся над морем лесистых холмов — Мангуп господствует над окружающими его долинами. Нерукотворная крепость окружена отвесными обрывами-бастионами, поросшие лесом ущелья — под защитой мощных стен и башен.

Картосхема Горного Крыма с указанием Мангупа и других крепостей, известных границ княжества, границ Готии

С плато Мангупа далеко вокруг открывается неизъяснимо прелестный вид, простирающийся на западе до скрытых горами башен Каламиты, Херсонеских бухт и ясно видной Чембало. Вправо от Каламиты — набегающие друг на друга волны холмов, в провалах меж которыми сгущается розовеющий в закатных лучах туман. За холмами начинаются бесконечные степи. Перемещая взор к северо-востоку, можно окинуть взглядом почти все крепости горного Крыма: Эски-Кермен, Кыз-Куле. Видны с Мангупа и Кырк-Ор, Тепе-Кермен, Качи-Кальон. На востоке панораму замыкает гигантский шатер Чатыр-Дага, за которым среди гор живописно расположился замок Фуна.

Эта великолепная панорама — зыблющаяся в волнах беспокойного времени, сжимающаяся и расширяющаяся под давлением буйных соседей округа Дори, или Феодоро — княжества, начала которого затеряны в темных веках истории Крыма.

Упоминания о Доросе и владетелях Феодоро, причудливо перемешанные со сведениями о Готии, Готской епархии, рассеяны во множестве древних источников, интригуя исследователей. Постепенно, подобно тому как в калейдоскопе из беспорядочной массы частиц складывается прекрасная и симметричная фигура, возникает дивный цветок, сверкающий красками великолепной византийской культуры, привитый к пестрому конгломерату культур народов, смешавшихся на крымском перекрестке.

Наl всем этим великолепием парит пол облаками владыка княжества Феодоро — город Феодоро на вершине Мангупа.

Византийский иеромонах Матфей^* увидел это диво в конце XIV — начале XV в., когда столица княжества была в расцвете, несмотря на раны войны.

Путешествуя и осматривая все, что есть в той местности,
Увидел я великолепный, но совершенно запустевший город,
Окруженный горными вершинами и отделенный от них долинами,
Защищенный укреплениями в клисурах, подобно рвам и валам прочих городов,
Стоял посреди них город — диво дивное и чудо, приводящее в трепет!
Подобный шестигранному престолу посреди долины.
С его нерукотворными стенами небесной меди,
Ясно видный издалека.
Остановился я, совсем онемев от восхищения.

Обращаясь, в обычаях средневековой поэзии, к городу, Матфей спрашивает:

О чудеснейший город, именуемый Божий дар,
Кто тот высочайший и чудотворный мастер,
Соорудивший твои валы и клисуры, и вознесший тебя на высоту,
Воздвигнув удивительные природные стены
Без извести, и плинф^**, и резных Мраморову
Без ремесленников, искусных мастеров и разных камнетесов,
Без огромных камней и тесаных квадров,
Без рубил и пил и без прочих орудий,
Без криков и стенаний множества людей и без надсмотрщиков,
Без повозок и строительных лесов,
Без царской руки (поддержки, повеления) и денежных издержек
Эти стены высокие поставил вокруг тебя?
Как же сумел ты вознестись высоко над землей,
Достойный обозрения со всех сторон, как с земли, так и с моря?
Кто сотворил твои источники сладкой кристальной воды,
Лужайки и долины, мысы и лощины?
Ибо нигде в мире не найдешь ни более широкого пространства,
Ни более великого города, кроме, пожалуй, Константинополя,
О чудо из чудес, меня изумляет твое сотворение!

Город «отвечает»:

Поистине, удивительно это творение,
В высшей степени совершеннейшее у Творца,
Преславного архитектора, мастера велемудрого...

О Мангупе и других пещерных городах повествует труд «Описание Татарии» Мартина Броневского, посла польского короля Стефана Батория к крымскому хану Мухаммед-Гирею II. Он посетил крепость в 1578 г., примерно спустя столетие после ужасов осады 1475 г., когда большая часть его жителей погибла, обороняя свой город, или попала в неволю. Неудивительно, что он видел упадок и запустение, хотя крепость при турках сохраняла важное значение как центр кадылыка, включавшего большую часть территории бывшего княжества Феодоро. Он упоминает «два замка, построенных на высокой и широкой скале», «драгоценные греческие храмы и здания», ворота верхнего замка, украшенные мрамором и греческими надписями. Говорит он и о пожаре, случившемся спустя 18 лет после осады и довершившем разрушение. Вот почему, по его словам, не сохранилось ничего привлекательного и никаких письменных памятников «ни о князьях, ни о народах, владевших этими огромными замками и городами»¹.

В XVII в. количество сведений о Мангупе увеличивается. Префект Каффы Эмилио Дортелли д'Асколи в труде «Описание Черного моря и Татарии» поражен природной неприступностью Мангупа и обильными источниками воды: «Над городом нет ни одной вершины, с которой можно было бы его обстреливать... Но всего чудеснее то, что в нем и над ним не простые источники, а обильные родники, изливающие как из бочки, чистейшую и вкуснейшую воду; удивляешься, думая, откуда она исходит, так как кругом одни глубокие ущелья. Итак, здесь проявляется ad litteram (буквально) всемогущество Создателя, который рек в псалме 103: "На горах будут стоять воды"»². По его словам, это была последняя крепость на полуострове, сдавшаяся туркам.

Пожалуй, самое полное из дошедших до нас описаний принадлежит турецкому дипломату и путешественнику Эвлии Челеби, автору интереснейшего сочинения «Книга путешествий». Посетив Мангуп в 1666 г., Эвлия восторженно пишет о неприступных обрывах и зияющих пропастях вокруг плато, описывает устройство главных городских ворот, упоминает семь башен, акрополь на мысу Тешкли-Бурун. В то время цитадель была необитаема, но поддерживалось ее боевое состояние, в основном здании хранились пушки, ружья и амуниция, ключ находился у коменданта крепости.

«Эту крепость нельзя сравнить ни с одной крепостью в заселенной части земли... Поэтому историки Чингизидов называют эту крепость Кахкаха (насмехающуюся над врагом) Крыма. Да хранит ее Бог в спокойствии! Потому что эта крепость есть творение Аллаха. Кто ее не видел, пусть не говорит, что видел лучшую крепость в мире»³.

В то время на Мангупе еще было около 60 домов: эту цифру называет французский инженер Боплан (1640)⁴.

После заключения между Россией и Турцией Кучук-Кайнарджийского договора, крепость утратила военное значение. С присоединением Крыма к России в 1783 г. она вновь оказалась в поле внимания военных: с нее снимают подробный топографический план, особо ценный тем, что в то время еще можно было различить направления улиц и кварталы города. План не издан и хранится в Российском военно-историческом архиве.

Начало научному описанию памятников Мангупа и других «пещерных городов» положил академик Паллас. Вместе с ним в 1800 г. посетил Мангуп английский профессор Э. Кларк, дополнивший сведения своего ученого спутника восторженными описаниями природы и романтических руин; ему принадлежит часто приводимое высказывание о Мангупе: «Ничто в какой бы то ни было части Европы не может сравниться с грозной величественностью этого места»⁵.

«Положение Мангупа необыкновенно, — вторил ему русский исследователь-крымовед Петр Кеппен. — Находясь, так сказать, между небом и землей, он мог бы, кажется, противостоять всем превратностям мира»⁶. Однако период «описаний», ценный тем, что зафиксировал еще сохранившиеся на тот момент на поверхности руины, вскоре исчерпал свое значение, ибо достоверных исторических сведений о Мангупе было на редкость мало. Характерно восклицание Муравьева-Апостола: «Что же такое Мангуп? Отчаяние мое! Выезжать отсюда скорее, ибо нет ничего досаднее как неудовлетворенное любопытство»⁷.

В наших предыдущих книгах: «Тайны горного Крыма», «Бахчисарай и окрестности» мы уже кратко рассмотрели историю княжества Феодоро, его памятники. При этом наше внимание было сосредоточено на феномене «пещерных городов», этих удивительных памятниках крымского средневековья, на спорах исследователей вокруг них. Пещерные города-крепости горного Крыма удивительно слиты с экзотическим ландшафтом столовых гор и горных останцев Внутренней гряды. Ограниченные обрывами, почти горизонтальные плато с вырубленными в верхнем известняковом слое пещерами, создавали идеальные условия для создания оборонительных сооружений. Они особенно поражали путешественников прошлого как своей живописностью, так и загадочностью. Забылись их первоначальные имена, заплыли землей и поросли лесом развалины, и только вырубленные в скалах пещеры, лестницы, колодцы, виноградодавильни сопротивлялись действию всеразрушающего времени. Кто высек такое множество пещер и когда? Пришельцы-готы или аборигены — потомки тавров и тавроскифов? Какова роль византийских инженеров в постройке раннесредневековых укреплений? Следует ли считать пещеры только вспомогательными сооружениями, а главными — наземные? А как же пещерные храмы и монастыри? Что представляют собой «длинные стены», построенные по приказу императора Юстиниана I для обороны «страны Дори», населенной готами — союзниками империи? И так далее.

В итоге исследователи пришли к согласию по ряду этих вопросов, хотя далеко не всех. Время возведения крепостей Юго-Западной Таврики, включая Мангуп, приходится на столетие с середины VI по середину VII в. Строились они на обжитых ранее местах, укрепленных самой природой и служивших убежищами местному населению в случае военной опасности. Эти крепости, естественно тяготевшие к Херсону и к Византии, строились с участием местного населения, заинтересованного в защите от напора кочевых и полукочевых тюркских этносов. Какова была степень этого участия? Об этом можно только гадать. Думается, что уже слабая осведомленность раннесредневековых авторов о крепостях Херсонских Климатов свидетельствует, что это в значительной мере дело рук аборигенов. Характерные византийские строительные приемы явно сочетались с местными, унаследованными от эпохи развития таврских укрепленных убежищ. Предпосылкой их создания являлось совершенное знание местности и наиболее подходящих пунктов для возведения укреплений; этим же, как естественно предположить, располагали потомки аборигенов — тавров и тавроскифов, а не оттесненные сюда в эпоху переселения народов пришельцы с севера, со стороны степи — сарматы, аланы, готы, тюрки.

Далее — в какой степени возникновение «пещерных городов» надо связывать с готами? Ведь по имени их весь край в раннее средневековье стал называться Готией. Однако готы, по сообщению Прокопия, «не любят жить за стенами», а предпочитают «жить в полях». Напротив, укрепленные убежища аборигенов — это естественные убежища, обрывы, скалы, лишь в отдельных местах дополненные человеком с помощью достроенной стены, перегораживания горного прохода и т. д.

Споры о том, где локализовать Дорос-Феодоро сегодня в основном разрешились в пользу Мангупа. Восстановлены по крупицам основные вехи истории Дороса-Феодоро, выявлена его роль как средоточия византийско-греческо-христианских традиций в противовес католическому Западу — в лице генуэзцев и мусульманскому Востоку — в лице татар.

В дальнейшем, говоря о комплексе устойчивых элементов в области лингвистики, религии, искусства, бытовых обычаев, которые являются в рассматриваемый период показательными для того или иного народа, чтобы избежать повторяющихся перечислений, мы будем пользоваться термином культурная парадигма (от греч. paradeigma — пример, образец).

В следующей нашей книге «Крым в сакральном пространстве» специально Мангупу внимания не уделялось, но была намечена его роль в перемещении культурных парадигм в контексте геополитического «креста пространства». Размышляя над смыслом популярного выражения «Крым — перекресток народов и культур», мы ввели понятие «крест пространства». Крест этот образован движением народов — носителей языков и культур — в меридиональном и широтном направлениях. Эти понятия играют определяющую роль в геополитике.

В Крыму, как сказано выше, геология, история самой земли, предопределяет историю населяющих ее народов. «Здесь стык хребтов Кавказа и Балкан» (М. Волошин) по горизонтали; а по вертикали полуостров нацелен своим далеко углубившимся в Черное море мысом прямо на середину Малой Азии. Именно в этой гористой, полупустынной местности, согласно данным различных наук, происходили важнейшие для европейской цивилизации процессы. Здесь развертывалась неолитическая революция X—VIII вв. до н. э., то есть переход от присваивающей к производящей экономике (выведение домашних пород скота, земледелие, возникновение городов, складывание индоевропейской культурно-языковой общности и т. д.).

Ученые отмечают, что между флорой и фауной Крымского полуострова и Малой Азии много общего. Высказано мнение, что еще в недавнем геологическом прошлом полуостров составлял единое пространство с территориями, ныне отъединенными Черным морем. Схожие виды растений и животных, с древности употребляемых человеком в пищу, предопределяют перемещения народов.

«Крест пространства»

Между Ай-Тодором, южной оконечностью Таврики и Малоазийским побережьем — примерно день плавания на парусном судне. Этот издревле проложенный морской путь завершался в древних малоазийских городах, в том числе Синопе и Трапезунде.

Так природа и история обозначили отрезок меридионального направления, связавшего Крым и Малую Азию. Пересекая Таврический полуостров, оно открывало путь культурным импульсам, идущим с юга к северным речным торговым путям. С Херсонесом связано создание славянской азбуки. Именно здесь первоучитель славян Кирилл нашел «книгу писанную русскими письменами». Спустя столетие там свершилось крещение князя Владимира. Двигаясь в южном направлении, мы попадаем в земли Сирии и Палестины, Египет, и соседние с ним пустыни Аравии, где некогда Моисей получил на горе Синай скрижали Завета.

Древним было знакомо это направление. Они назвали его «Александрийский меридиан» и придавали ему важное значение. Древнегреческий астроном Гиппарх полагал, что устье Днепра, устье Нила с городом Александрия и г. Мероэ в его верховьях расположены вдоль этого меридиана. И хотя русла этих великих рек обозначают меридиональное направление с известной долей приблизительности, важность последнего, вовлекающего в культурные связи земли к северу от Черного моря, отмечена удивительно верно. Действительно, Таврический полуостров — самый южный участок северной ойкумены, замыкающий с востока мир средиземноморской культуры.

Характерно, что для людей столь несхожих культурных парадигм: византийца, христианина Матфея и турка, мусульманина Эвлии — город Феодоро был прежде всего величественным символом — творением высшего разума, а затем уже делом рук человеческих.

Какой же символ являет нам город, построенный именно в этом месте, сохранившийся пусть в руинах, и, вопреки разрушительной работе времени и людей, даже в скудных упоминаниях письменных источников до сих пор волнующий наше воображение?

Мангуп — это реальное и символическое средоточие того перекрестка культур и народов, которым был Крым.

А если шире — символическое средоточие «креста пространства», образованного движением народов в широтном направлении, хорошо известным в античности, и меридиональным направлением, распространяющимся на народы Севера.

Почему нам так важно именно меридиональное направление? Разумеется, движение народов и культур в широтном, горизонтальном направлении, где Крым играет роль «самого крайнего сторожевого пункта, выдвинутого средиземноморской Европой на Восток», обозначено гораздо ярче. Вообще движение народов вдоль оси Средиземноморье — Малая Азия подкреплено немалым числом примеров.

Здесь и примеры легендарные, как поход Озириса-Диониса вплоть до Индии; греко-персидские войны античности, когда «напирала» Азия; и как ответ на них, поход Александра Македонского, мечтавшего объединить ойкумену под благодатными лучами эллинской культуры, в синтезе с древневосточными культурами. Позднее во всю длину ойкумены от берегов Средиземноморья до Малой Азии расположилась Римская империя.

В широтном направлении происходило «великое переселение народов» с востока на запад, сокрушившее античный мир в IV—V вв. Однако движение народов в широтном направлении практически не вовлекало в общий культурный обмен многочисленные народности и племена, обитавшие к северу от Черного моря.

Отсюда — важность меридионального пересечения в районе Таврического полуострова: именно оно открывало путь культурным импульсам, идущим от Египта и Палестины, к северным речным путям, к будущим городам Киевской и Московской Руси.

Важность этого направления была замечена уже в античности. Именно тогда был выделен Александрийский меридиан, проходивший через основанную Александром Македонским Александрию — средоточие эллинистической учености и культуры. Однако его северный отрезок будет вовлечен в культурный обмен в пору раннего средневековья. И ключевая роль перекрестка широтного и меридионального направлений перемещения культурных парадигм выпадет именно Доросу-Мангупу, причем с особой наглядностью.

Ведь именно с севера на юг спустились раннегерманские племена готов и здесь, в Малой Азии и Таврике получили они крещение средиземноморской, византийской культурой.

Так, волею судеб или, как говорили в прежние времена, Божественного Промысла (Провидения) стала скала-крепость символическим и вместе с тем реальным средоточием «креста пространства», прочерченного через Таврику и особенно выпукло обозначившегося в раннее средневековье.

Меридиональное направление, проходящее через Крым в средние века, было прочерчено далее на север, получив в древнерусских источниках название «Путь из варяг в греки».

Во введении к «Повести временных лет» «Александрийский меридиан» образно представлен в виде символического маршрута апостола Андрея Первозванного. Освоение и одухотворение пространства между Византией и северо-восточной Европой — главная идея, заложенная в описании путешествия апостола от Черного моря через Скифию до Балтики. В этой легенде киевский летописец видел символ исторического места и значения Древней Руси.

«Александрийский меридиан» — понятие настолько же условное, как географический меридиан. Сам по себе меридиан невидим, можно указать его местоположение, но мало что можно сказать о его свойствах: нельзя сказать, например, какого он цвета. Но вдоль него и вокруг него группируются надежно фиксируемые и поддающиеся изучению следы материальной культуры. Великая историческая миссия народа поначалу незаметна. Да и складывается она из судеб людей, не осознающих, что они, решая свои повседневные проблемы, являются в то же время частью какого-то глобального процесса, начало которого затеряно во тьме веков, а конечная цель непредсказуема.

Сила и действенность культурных парадигм, перемещавшихся в меридиональном направлении, подтверждаются тем фактом, что христианство пришло в Таврику не из близкого Константинополя, а непосредственно из Иерусалима. Явившиеся в Таврику в III в. готы, завладев боспорским флотом, двинулись грабить малоазийское побережье, и многие из них восприняли там христианство.

Все это способствует перемещению культурных парадигм с юга на север: вслед за византийскими монахами идут мастера-архитекторы, иконописцы, переписчики книг. Идет интенсивный обмен товарами и людьми на «пути из варяг в греки».

Византийская империя, северная граница которой включала Херсонес и часть Южного берега, придавала Таврике особое значение. Наместники императора — топархи — бдительно следили отсюда за перемещением кочевых орд, появлявшихся из глубин Азии и угрожавших границам империи.

Торговые связи — основа богатства империи — со временем меняли свои маршруты, а через Таврику проходили пути торговли с северными странами.

Как и в древности, в Таврику перебирались переселенцы из густонаселенного Понта. Это движение усилилось в VIII—IX вв. в условиях религиозных и гражданских смут, связанных с иконоборчеством, под напором мусульманских завоевателей.

Понт — римское наименование исторической области, которую в 302 (301) — 64 гг. до н. э. занимало Понтийское царство — эллинистическое государство на южном берегу Черного моря и в Понтийских горах Анатолии. Наивысшего расцвета достигло в царствование Митридата VI Евпатора, окончившего свои дни в Пантикапее.

Это страна горных плато, и разделявших их плодородных долин, которые через узкие горные проходы вели к портам Синоп, Амис, Трапезунд. Внутренние области находились под зашитой грозных крепостей — Феодосиополь, Себастейя, Колонейя, Неокесарея, Комана и др.

После распада Понтийского царства Трапезунд и прилегающие к нему земли вошли в состав Халдии, одной из фем (военно-административных округов) Византийской империи.

Константинополь, основанный императором Константином, был провозглашен вторым Римом, преемником священной Римской империи; этим было положено начало числового ряда, с неизбежностью предполагавшего появление — рано или поздно — Рима третьего. Так возник образ «странствующего царства», продолжающего традицию «священной империи».

В основе идеи «священной империи» лежит стремление приблизиться к «царствию Божию» на земле; отсюда, в частности, — сакрализация царской власти.

Византийская империя — священная империя; ее миссия — распространение православной веры; и пока она ее выполняет, неважно, каковы ее материальные успехи, насколько расширилась или сократилась она в своих границах; любой ее осколок несет полноту целого; посвящение в эту миссию может быть передано и неофиту.

По мере распада Византийской империи отдельные ее осколки готовы были подхватить идею странствующего царства, продолжить миссию империи в тех или иных уголках, прежде являвшихся глухими провинциями.

Крестовые походы, вдохновляемые папами римскими, имели важные последствия для Византийской империи. Венецианская республика, которой Византия мешала расширять торговлю с Востоком, сумела направить в 1204 г. крестоносное воинство на захват Константинополя. Взяв штурмом и разграбив столицу Византии, крестоносцы захватили всю Грецию, включая острова Эгейского моря, и создали здесь Латинскую империю.

На оставшихся землях возникли три греческих государства: Никейская империя в Малой Азии и на восточных Балканах, Эпирский деспотат на запале Балкан и Трапезундская империя.

История византийской диаспоры, часть которой распространялась на Таврику, не пользовалась глубоким вниманием историков. Однако, учитывая роль ученых греков в передаче культурной парадигмы в северном направлении, сохранении античного и раннехристианского наследия, рукописей и икон, наконец, в формировании просвещенной аристократической элиты европейских стран, в том числе России, то вопросы эти, несомненно, заслуживают внимания.

Более того, исследуя судьбы представителей знатных семейств, оставивших след в письменных источниках, мы получаем редкую возможность проследить проявление процессов вокруг «Александрийского меридиана», так сказать, в лицах.

Священная хоругвь распавшейся империи была подхвачена Комнинами, возглавившими Трапезундскую империю.

Трапезундская империя была создана в 1204 г. внуками византийского императора Андроника Комнина Алексеем и Давидом, которые во время захвата Константинополя находились в Грузии при дворе царицы Тамары. С помощью предоставленного ею воинского отряда, братья захватили Трапезунд — в то время центр византийской фемы Халлия. Местные феодалы и население поддержали их, в результате чего образовалось небольшое государство, простиравшееся вдоль побережья от Колхиды до Синопа ; от моря в глубь суши гра­ницей его служили Понтийские горы.

Населяли его понтийские греки, которые воспользовались организационной основой прежней фемы для новых государственных структур.

К своим владениям Комнины присоединили и фему Херсон, получившую новое название Ператейя дальняя, заморская. В 1461 г. Трапезундская империя была завоевана турками.

Император Константин со стенами Константинополя. Мозаика, храм св. Софии В центральной и восточной части Анатолии существовало немало провинциальных династий, преимущественно армянского происхождения, над которыми императоры так и не смогли установить полного контроля. Более того, они нередко стремились к самостоятельному царствованию, подчас претендуя и на константинопольский трон. Среди местных владетелей на протяжении X—XVI столетий упоминаются представители знатного Рода Гаврасов, владевших фемой Халдия, расположенной на землях бывшего Понтийского царства. Власть Гаврасов над Хал-Аией была практически неограниченной. Прочное положение семейства опиралось на династические связи с императорской семьей. Действительно, к нему, как к крепкому дереву, были привиты ветви императорских семейств Комнинов, а затем Палеологов. Неудивительно, что господство Гаврасов ослабляло влияние императоров над этими областями, а это, в свою очередь, способствовало возникновению автономной Трапезундской империи.

Картосхема Византийской империи

Комнины значительно ущемили положение знатного семейства. Попытки вернуть себе былую власть, закончились вытеснением Гаврасов в заморские области — Таврику.

Представители рода завладевают властью в юго-западной части горной Таврики — княжестве Феодоро. Укрепление династических связей продолжается. Один из князей Феодоро провозгласит себя базилевсом и законным обладателем символа двуглавого орла с коронами на головах — семейным гербом последней династии Палеологов. Пусть это продолжалось очень недолго, силы последнего осколка Византии были несопоставимы с энергией Османского хищника. Но направление было задано: из Трапезунда через Феодоро двуглавый орел перелетел на Русь.

Выехавшие из Таврики Гаврасы, основатели родов Ховриных и Головиных, задолго до появления в Москве Софьи Палеолог, стали переносчиком культурной парадигмы «странствующего царства» с юга на север.

Встречное движение вдоль «Александрийского меридиана» на рубеже между увяданием античного мира и началом средневековья нашло выражение в парадоксальном на первый взгляд, термине — «Крымская Готия». За этим термином кроются результат процесса миграции готов от Балтики до Черноморья во II—III вв., их приобщение к христианскому миру Византии, создание Готской епархии в Таврике, блестящий, но краткий расцвет княжества Феодоро.

В целом, все это — формы материального воплощения «Пути из варяг в греки», вдоль которого происходил культурный обмен древних, но слабеющих цивилизаций с варварскими, но полными энергии северными народами.

Рассмотрению феномена меридионального перемещения культурных парадигм вдоль Александрийского меридиана через Таврику на основе сохранившихся объектов материальной культуры и доступных свидетельств о представителях рода Гаврасов и посвящена эта книга.

Общеизвестные исторические сведения, на фоне которых происходят рассматриваемые события, не раскрываются нами подробно. Говоря словами византийского автора, «мы поступаем не так, как греческие философы, которые тратят бесчисленное количество громких слов на совершенно ничтожные вещи. У нас, напротив, таков обычай, что о важнейших вещах, которые более всего влияют на жизнь, мы выдвигаем короткие, простые положения, чтобы они легко у всех запечатлевались»⁸.

Примечания

*. О нем и его поэме подробнее на стр. 35—36 и 228—233 наст. издания.

**. Плинфа — от греч. plinthos — широкий и тонкий обожженный кирпич, применявшийся в византийских постройках.

1. Броневский Мартин. Описание Татарии // ЗООИД. — Т. 6. — 1867. — С. 333 и след.

2. Дортелли д'Асколи Э. Описание Черного моря и Татарии // ЗООИД. — Т. 14. — 1902. — С. 121.

3. Эвлия Челеби. Книга Путешествий / Пер. с тур. Е. Бахревского. — Симферополь, 1999. — С. 35.

4. Боплан Г. Описание Украины // Мемуары, относящиеся к истории Южной России. — Киев, 1896. — С. 327.

5. Clarke E.D. Voyage en Russie, en Tartarie et en Turquie / Trad. de l'anglais. — Vol. 2. — Paris, 1813. — P. 372.

6. Кеппен П.И. Крымский сборник. — СПб, 1837. — С. 237.

7. Муравьев-Апостол И.М. Путешествие по Тавриде в 1820 годе. — СПб, 1823. — С. 327.

8. Аноним Византийский Инструкции по полиоркетике // ВДИ. — 1940. — № 1—3. — С. 427.