Причины войны

Casus Belli¹

По окончании Наполеоновских войн крупные державы Европы занимались политическим маневрированием с целью восстановить status quo — положение, существовавшее в мире до войны. Наиболее могущественной страной вышла из того длинного конфликта Великобритания; Франция, которой с 1849 г. руководил наделенный весьма развитыми лидерскими качествами Луи Наполеон Бонапарт (президент республики, ставший в 1852 г. французским императором под именем Наполеона III), искала способа расширить влияние, на сей раз в союзе с Британией. Россия под властью царя Николая I становилась все более и более воинственной и занималась поисками новых теплых портов и выхода к Средиземному морю. Так называемый «Восточный вопрос» — проблема, порожденная ослаблением Османской Турецкой империи, — тревожил все три вышеназванных государства. С одной стороны территория Османской Турции имела общие границы с Российской империей, с другой — простиралась к пределам северноафриканских владений Франции, а с третьей — господствовала на сухопутных маршрутах, связывавших британскую метрополию с владениями в Индии и на Востоке. Более того, Турция могла бы послужить крайне важным противовесом потенциальной русской угрозе Индии через Персию или Афганистан, каковая и материализовалась, выразившись в Первой Афганской войне 1839—1842 гг. Посему Британия вполне закономерно поддерживала султана с целью предотвращения распада Османской империи. Ближайшим и наиболее могущественным соседом Турции и России являлась Австрия. В то время как эта империя без всякого энтузиазма наблюдала за ростом российской экспансии на турецкую территорию через Нижний Дунай и далее на Балканы, факт возвращения царем молодому императору Францу Иосифу Венгерского королевства фактически нейтрализовал Австрию как одного из противников России.

Оперативный район

Одновременно тогдашняя Пруссия на глазах превращалась в грозную силу на мировой политической арене, но данная страна не имела прямого интереса в «Восточном вопросе», а король ее к тому же находился в родственных отношениях с царем через брак. Посему Россия могла продолжать экспансию и наращивать международный престиж за счет Турции, если бы только царь договорился с Британией и Францией. Первая казалась более или менее готовой к сотрудничеству и предполагала выиграть от передела турецкой территории. Кроме всего прочего, как Британия, так и Россия не на шутку встревожились из-за трансформации Луи Наполеона из выборного президента фактически почти в диктатора после переворота 1851 г.; в Европе вновь отчетливо замаячил призрак бонапартистского империализма.

Русские кавалеристы — частью уланы, частью казаки — обеспечивают эскорт генералу князю Горчакову и его штабу в ходе рекогносцировки турецких позиций на Дунае в июле 1854 г. (Из коллекции автора)

В тени территориальных амбиций царя особняком стоял непростой вопрос судьбы 13 миллионов православных подданных турецкого султана. Царь видел себя их защитником, а в конечной перспективе освободителем, поскольку уже вел войну с турками в 1828—1829 гг. и способствовал обретению Грецией независимости от Турции. Победы царя Николая не только придали ему немалый вес в религиозном вопросе, но и дали повод для нового вмешательства, когда появится подходящий повод. Первые искры пожара в 1850 г. высекло столкновение римско-католических и греко-православных монахов вокруг прав на приоритет в святых местах Вифлеема и Иерусалима, которые находились тогда опять-таки на территории Османской империи. Католики обратились за заступничеством к Луи Наполеону, дабы тот протежировал им перед султаном, в то время как православные — к царю. После многих проволочек и споров в декабре 1852 г. султан решил вопрос в пользу католиков, вызвав тем самым гнев Николая I.

Редкое изображение русской пехоты в поле. Здесь, в ходе операций против турок на Дунае, солдаты форсируют небольшую водную преграду по импровизированному мосту из телег. В голове колонны виднеется свернутое батальонное знамя. (Из коллекции автора)

По мнению царя, настало время расчленить и низвергнуть в прах Османскую империю. В начале 1853 г. он связался с Лондоном и напомнил премьер-министру, лорду Абердину, о достигнутом в 1844 г. соглашении. Несмотря на обещание царя уступить Египет Британии в обмен на поддержку, реакция лорда Абердина оставалась прохладной. Царь неверно оценил результаты этой встречи, как и десятилетием раньше, и не принял в расчет ужесточение позиции Британии в свете враждебных депеш от британского посла в Турции. Николай отправил собственного эмиссара в Турцию для вручения ультиматума, посчитав молчание британцев за знак согласия и готовности оказания поддержки. Султан же, опираясь на британского посла Редклиффа, дал отрицательный ответ по обоим пунктам — в отношении требования Санкт-Петербурга возвратить привилегии православным монахам и по поводу притязаний Николая I на роль покровителя христиан на территории Османской империи, отчего царь лишь еще больше был раздосадован. Несмотря на отправку британских военных кораблей к Дарданеллам на соединение с французской эскадрой, уже находившейся там, Николай угрожал вновь вступить на земли Дунайских княжеств, Молдавии и Валахии, если турки не выполнят его требований. Воодушевленный присутствием под боком французских и британских боевых кораблей, султан и в этот раз ответил отказом. 3 июля 1853 г. русские войска заняли княжества. Несмотря на попытку Австрии выступить посредником для успокоения страстей путем устроения конференции в Вене, 5 октября Турция объявила России войну, но 30 ноября понесла унизительное поражение на море — в бухте Синопа. Действуя под командованием вице-адмирала П.С. Нахимова, позднее отличившегося в Крыму при обороне Севастополя, эскадра русского Черноморского флота уничтожила стоявшую на якоре турецкую эскадру, отправив в ходе боя на тот свет 4000 османских моряков.

Французская пехота на маневрах во время остановки в Варне. Настоящая подпись гласит: «Подойдут ли они к нам достаточно близко, чтобы мы нанесли удар?» (Из коллекции автора)

Непосредственно в результате Синопа разделенный политически Кабинет министров Британии был вынужден зашевелиться. Ранее он лишь согласился на то, чтобы британские корабли оставались в районе Константинополя, поддерживая там французскую эскадру. Однако общественное мнение становилось все более громогласным и болезненно экзальтированным, каковое обстоятельство в сочетании с давлением Франции заставило правительство согласиться на французский план развертывания объединенных военно-морских сил в Черном море и отправить войска в Средиземноморский регион, откуда бы они с большим удобством могли быть переброшены в соответствующий район. В марте 1854 г. англо-французские союзники отправили ультиматум Санкт-Петербургу с требованием вывода войск России из Дунайских княжеств. Не получив ответа, 27 и 28 марта 1854 г. Британия и Франция объявили царю войну.

На пути к войне

К маю 1854 г. военные действия между русскими и турками вновь активизировались после зимнего затишья. Переходя в наступление, русские осадили крепости Силистра (Силистрия) и Шумла на Дунае. Тем временем союзнические экспедиционные силы высадились на полуострове Галлиполи, а затем в июне передислоцировались в район Варны, на западном побережье Черного моря в Болгарии, для поддержки турецких войск, воевавших на Дунае. Царь Николай надеялся на быструю и решительную победу, которая привела бы к скорой капитуляции турецкого противника, что свело бы на нет все усилия грозно демонстрировавших силу союзников. Но турки на удивление стойко держались в Силистре, чего никак не ожидал царь, да к тому же австрийцы подтянули к границе 50 000 солдат, вынуждая русских убраться с территории княжеств. Столкнувшись с трудностями, царь Николай, не видевший никаких перспектив победы и вынужденный иметь дело с Австрией, которая угрожала присоединиться к антироссийской коалиции, 2 августа вывел свои войска из Молдавии и Валахии, устраняя причину для присутствия союзников на Черном море.

Высадка союзников в Каламитском заливе 14 сентября, проходившая без всякого противодействия со стороны неприятеля. Художник не правильно изобразил британских солдат с ранцами. Все нужное им приходилось переносить в импровизированных скатках из одеял; прошло немало времени, пока снаряжение вернулось к уставной форме. (Клиффорд)

Однако нельзя все упрощать и сбрасывать со счетов очень непростые и существенные обстоятельства, а также эмоции, приведшие изначально к отправке в поход британских и французских войск. Обстоятельства эти выходили за рамки простых монарших дрязг и подпитывались желанием союзников к восстановлению status quo и устранению угрозы со стороны России, особенно усилившейся на международной арене. Со времен Екатерины Великой Черноморский флот, базировавшийся в Севастополе, символизировал собой возросшие притязания Российской державы и представлял опасность для Турции и Средиземноморья. И в самом деле, кто как не этот флот устроил «резню» при Синопе, которая так распалила британское общественное мнение? И вот теперь Севастополь находился на дистанции небольшого перехода от союзнических войск и кораблей, собранных с немалыми трудом и расходами. Да и того хуже, обстановка складывалась так, что союзнический флот того и гляди мог отправиться восвояси без единого выстрела. Перед лицом давления со стороны прессы Британия и Франция провели совещания и сошлись на необходимости высадки в Крыму для захвата Севастополя.

Вид на Севастополь с юго-востока. По приведенной здесь иллюстрации можно составить хорошее представление о городе и внешней линии русской обороны. Неплохо видны форт Константин и Карантинная батарея, прикрывавшие подступы к гавани. (Штабной колледж)

Точкой зрения союзнических командующих, как видно, никто особенно не интересовался. Между тем скука и болезни ослабили воинские части во время их пребывания в Турции и Болгарии, и они радовались любому движению.

Не прошло много времени, как более пригодная для парадов форма британской пехоты стала принимать приемлемый для походных условий вид. Кивера были скоро забыты, бритье запрещено, и в большинстве дивизий отменено ношение дружно ненавидимого всеми кожаного «ошейника». (Вуд)

Как ни печально, карт Крыма и подробных данных разведки в отношении дислоцированных там сил неприятеля очень недоставало, и проведенная командованием рекогносцировка подходящих для морской высадки мест мало что изменила в лучшую сторону. На самом деле выбор потенциального плацдарма для десантирования оказался одной из самых глубочайших союзнических ошибок во всей кампании, поскольку они избрали район, расположенный к северу от Севастополя, Каламитский залив, а не некое место южнее города, откуда им можно было быстро выдвинуться для штурма вражеской обороны. Итак, с самого начала союзникам пришлось предпринять марш к заданным рубежам, каковой маневр в лучшем случае выдавал их намерения, а в худшем — позволял противнику дать им сражение до того, как они окажутся на дистанции возможного удара от цели. Как бы там ни было, 14 сентября примерно 30 000 французских, 27 000 британских и 7000 турецких солдат высадились в Крыму при полном отсутствии неприятельского противодействия. Боевой дух союзнических экспедиционных сил находился на высокой отметке — личный состав устал от бездеятельного ожидания и рвался в бой.

Альма

Приготовления русских к встрече союзнического вторжения тоже нельзя назвать ровными и планомерными. Под руководством князя А.С. Меншикова — генерал-адъютанта и адмирала, возглавлявшего российские военно-морские и сухопутные силы в Крыму, кое-какие действия в данном направлении и в самом деле предпринимались, хотя, похоже, главнокомандующему казалось, что, несмотря на немалое количество свидетельств союзнических попыток вести разведку берегов Крымского полуострова с моря, до высадки все же дело не дойдет. Словом, он не хотел верить в реальность нападения врага в Крыму. Оборона строилась вокруг уже существовавших в Севастополе и в его предместьях сооружений, и когда намерения союзников высаживаться к северу от города стали совершенно ясными, Меншиков предпочел встретить противника на естественном оборонительном рубеже, на реке Альма, примерно в 22 км к северу от Севастополя.

Не давшая решительного перевеса ни одной из сторон стычка между британской и русской кавалерией на речке Булганак 19 сентября. (Клиффорд)

Начиная с 14 сентября русские войска стали стягиваться к Альме, но если не считать оборудования укреплений для двух сильных батарей, прикрывавших основной мост через реку и северо-восточный фланг русских позиций, никаких попыток укрепить и без того сильный рубеж не предпринималось. Русские совершенно верно полагали, что союзники постараются продвинуться на юг фронтом с упирающимся в морской берег правым флангом, где их поддержат пушки флота, а потому не захотят отдаляться от моря, ибо там потеряют столь желанное содействие кораблей. Соответственно, их левый фланг оказывался либо вне досягаемости для корабельных орудий, либо в мертвой зоне по отношению к ним. Скалы в непосредственной близости от моря представлялись непроходимыми для пехоты и артиллерии. Как бы там ни было, план Меншикова (поскольку он едва ли не единолично выбирал позицию) страдал от несовершенства, а к тому же главнокомандующий ничего не сделал для усиления жизненно важного фланга. Однако центр русских позиций напротив моста и селения Бурлюк размещался удачно — редуты сооружались на оптимальном расстоянии для картечного выстрела. Дистанции тщательно отмеривались и помечались вешками с соломой наверху, зажечь которую предстояло в критический момент отступавшим застрельщикам.

После не давшего определенного преимущества ни одной из сторон столкновения русской и британской легкой конницы на реке Булганак союзники продолжили продвижение и провели ночь 19 сентября на биваках перед русскими расположениями на Альминских высотах. Сражение 20 сентября стало неизбежным и, после весьма непродолжительных согласований в процессе планирования совместных действий, около полудня союзники развернули наступление к реке. Французы дислоцировались справа вблизи от моря, а британцы — дальше от берега слева от них. Ожидался рывок вперед пехоты маршала Сент-Арно с целью захвата, как казалось, ничем не защищенных скал, дабы далее смять русский левый фланг. Конкретная схема действий британцев, построившихся перед русским центром и правым крылом, в особых подробностях не расписывалась, и лорд Раглан заверил французов, что он как союзник будет поступать сообразно их потребностям по мере развития сражения.

Продиктованный фантазией художника момент победы на Альме, когда британские хайлендеры и гвардейцы захватывают высоты. Весьма любопытно, что в каждом художественном воспроизведении этой битвы русские позиции располагаются на гористой местности. Фактически же земля на южном берегу реки поднимается очень ровно и образует довольно покатые холмы. (Штабной колледж)

Несмотря на яростную канонаду русских, французы понесли лишь небольшой урон, они быстро взобрались на вершины скал, превратившись в угрозу русскому левому флангу, где у противника стало распространяться заметное смятение. Тут, однако, французское наступление застопорилось, поскольку оказалось весьма непростым делом поднять пушки по узким тропкам среди скал достаточно своевременно для того, чтобы поддержать и развить достигнутый пехотой первоначальный успех. И вот к британцам отправились гонцы с просьбами развернуть наступление на своем участке, дабы отвлечь неприятеля от французов.

Без всяких ухищрений, маневров или попыток флангового обхода Раглан бросил свои войска к реке под огнем, после чего они развернули наступление на совершенно открытом 500-метровом склоне в весьма удобных для вражеской артиллерии условиях. Вполне закономерно атакующие несли тяжелые потери, однако основную позицию, Большой редут, Легкая дивизия, поддерживаемая частями 2-й дивизии, взяла с первого приступа. Хотя войска эти и были отброшены контратакой русских, редут снова пал — на сей раз под ударами Гвардейской и Хайлендской бригад. Коль скоро левый фланг их прореживала продольным огнем французская артиллерия, а центр прорвали британцы, русским осталось лишь одно — прекратить сопротивление. Так они и поступили — вышли из боя и принялись отступать на юг и далее к Севастополю.

Вице-адмирал В.А. Корнилов, являвшийся вместе с Нахимовым одним из основных архитекторов обороны Севастополя. 17 октября 1854 г. он был смертельно ранен ядром на Малаховом кургане и умер к вечеру того же дня. (RMAS)

В то время как одни из частей противника отходили в порядке, другие действовали неорганизованно. Союзники имели реальный шанс превратить отступление противника в разгром за счет введения в дело незначительных, но свежих сил кавалерии. На самом деле быстрое продвижение к Севастополю обещало стать успешным, поскольку оборона города пребывала в беспорядке, тогда как боевой дух защитников значительно упал на фоне нежданного и негаданного для русских поражения. Вместо того союзники замешкались и остались на Альме, командование отозвало кавалерию и конную артиллерию, и основное внимание было уделено пострадавшим. Цена победы оказалась довольно высокой: на поле боя пало 362 британца плюс 1621 чел. получил ранения, но у русских потери превышали 6000 чел. [согласно более точным данным, общий урон русских войск в Альминском сражении составил 5709 чел., а союзнических — 3353 чел. (2002 британца и 1351 француз). — Прим. ред.]. Для многих британцев сражение стало дебютом или боевым крещением, и полученный опыт оказался вполне наглядным и заставлявшим задуматься. Лишь немногие солдаты представляли себе, сколь губительное воздействие способны оказывать их винтовки Минье на плотные русские колонны [в случае британцев оружием выступали винтовки Энфилд под пулю Минье. — Прим. ред.]. Еще меньше находилось таких (возможно, к счастью), кто отметил отсутствие конструктивного мышления у командования, стоившее жизни или здоровья многим их товарищам. Однако нашлось немало тех, кто по заслугам оценил высокий боевой дух полков и отдельных воинов, штурмовавших грозные позиции упорно сопротивлявшегося неприятеля.

Начало осады

Боевой дух возвращался к защитникам Севастополя медленно, кроме того, в руководстве кипели страсти по поводу выбора стратегии обороны города между готовыми драться моряками — Нахимовым и Корниловым — и боязливым Меншиковым. Порт фактически делился надвое широким рейдом, при этом доки и сама военно-морская база располагались на юге — на Корабельной стороне. Под деятельным руководством полковника Тотлебена оборонительные сооружения в южном секторе день ото дня росли и укреплялись. После жарких споров решили не рисковать столкновением по большей части парусного русского флота с союзническими ВМС, располагавшими в основном судами с паровыми двигателями, постановив использовать материальную часть в целях упрочения обороны города на суше. Соответственно, на входе в гавань затопили несколько кораблей в качестве заслона на пути противника (с некоторых из них даже не сняли вооружение и запасы провизии, поскольку слишком долго спорили в отношении способа их применения). Моряки демонтировали орудия на большинстве кораблей и, разместив пушки на сухопутных батареях, заняли места возле них. Меншиков, престиж которого изрядно пострадал после неудачи на Альме, с большей частью войск выступил в восточном направлении за долину реки Черной (или Черной речки), где, как он рассчитывал, у него появлялся шанс создавать угрозу союзническому флангу, сохраняя способность получать подкрепления извне.

Союзники же только тогда начали осознавать, насколько сложно их положение. Набив себе немало шишек на Альме, располагая к тому же неточными данными разведки, британский и французский командующие становились все более осторожными. Они видели, что попросту не располагают достаточной по численности живой силой для действенной осады Севастополя и одновременно для поддержания в рабочем и безопасном состоянии линий коммуникаций, а также для защиты флангов и тыла. Более того, из занимаемого положения они не могли развернуть настоящее наступление на южный сектор города. Союзнические позиции находились к северу от него, в то время как порты, необходимые для обеспечения войск предметами снабжения, оставались к западу и югу. Единственным решением становился обход Севастополя с востока, в процессе которого сухопутные силы союзников не имели возможности получать поддержку со стороны флота, будучи в то же время уязвимыми перед русскими войсками, располагавшимися в глубине полуострова. Обогнув город, они должны были захватить Балаклавскую и Камышовую бухты.

Солдаты и офицеры 6-го Иннискиддингского драгунского, одного из полков Тяжелой бригады британской Кавалерийской дивизии в Крыму. (М.А. Хэйс, RDG Collection [Коллекция Королевского гвардейского драгунского полка. — Прим. пер.])

И вот, придя к выводу о необходимости совершить так называемый «фланговый марш», союзники принялись обходить Севастополь с востока для выхода в район к югу от него, чтобы разместить французские силы в западном районе у моря, а британские — на восточном открытом фланге. Русские, однако, смогли поддерживать в рабочем состоянии маршрут из города параллельно рейду и далее за реку Черную в глубинные районы Крыма, каковое обстоятельство неизбежно пагубно сказывалось на эффективности действий осаждающих. И в самом деле, одна из немногих прагматичных предосторожностей русских состояла в строительстве в преддверии наступления союзников хорошей дороги на данном направлении, которую британцы прозвали Саперной дорогой. Почему союзники позволили противнику постоянно пользоваться этим путем, остается на первый взгляд непостижимым. Британские позиции выше Инкермана явно давали им возможность блокировать дорогу. Однако тому мешало два обстоятельства. Во-первых, командование не располагало достаточным количеством живой силы для одновременного выполнения всех задач, встававших перед ними в связи с нуждами осады, а любая попытка перекрыть дорогу требовала немалых по численности частей, ибо неминуемо столкнулась бы с яростным противодействием.

Во-вторых, любое формирование, поставленное над дорогой, неизбежно оказалось бы в уязвимом положении по отношению к пушкам русских военных кораблей, стоявших в дальней восточной оконечности гавани. Итак, русским удавалось пользоваться жизненно важной для них артерией, которой к тому же предстояло сыграть значительную роль в битве при Инкермане.

Несмотря на преимущества, представляемые глубокой и хорошо закрытой от стихии бухтой Балаклавы, она отстояла от британских осадных рубежей более чем на одиннадцать километров и требовала надежного заслона от русских войск, действовавших за пределами Севастополя. Для защиты подступов к ней командование создало две линии обороны. Внутренняя линия состояла из ряда земляных укреплений, построенных союзниками или улучшенных ими ранее существовавших русских фортификаций. Внешняя представляла собой цепь редутов, наскоро возведенных вдоль Воронцовской дороги на холмах, которые назывались Шоссейными высотами и господствовали над двумя неглубокими долинами, составлявшими Балаклавскую равнину. На редутах поставили пушки и разместили отряды турецких войск, придав каждому из гарнизонов по одному унтер-офицеру британской артиллерии. Кроме того, Тяжелая и Легкая бригады британской Кавалерийской дивизии встали лагерем вблизи Балаклавы — военное руководство союзников пыталось компенсировать недостаточную численность войск шансом осуществления быстрого маневра. В качестве гарнизона самого порта выступали два батальона Королевской морской пехоты и один армейский пехотный батальон — 93-й хайлендерский полк, основные силы которого располагались на подступах к Балаклаве, вблизи селения Кадыкой [как и большинство британских пеших полков, 93-й хайлендерский представлял собой один батальон, состоявший из восьми рот, четыре его роты находились у Кадыкоя, две роты — на холмах к северо-востоку от Балаклавы, а еще две — в самой Балаклаве. — Прим. ред.].

Жизнь караульных в окопной войне поначалу отдавала новизной, но быстро стала убийственно скучной и раздражающей. По мере того как численность живой силы в армии сокращалась под влиянием болезней и боевых потерь, оставшимся все чаще приходилось стоять на часах, каковые обязанности лишь больше изматывали солдат. Положение ничуть не улучшала необычно дождливая осень и последовавшая за ней суровая зима. (Вуд)

Несмотря на то что британцы осознавали слабость и уязвимость своих линий коммуникаций и правого фланга у Инкермана, вся энергия их совместно с французами была обращена на ведение осады.

Поняв ошибку, состоявшую в отказе от попытки приступить к штурму Севастополя сразу после Альмы, и видя, как оборона города день ото дня упрочивается, а боевой дух защитников поднимается, с 9 октября союзники принялись рыть окопы и параллели. Однако к тому моменту гарнизон Севастополя вырос до 25 000 чел., и город был защищен протянувшимся почти на семь километров оборонительным рубежом в форме дуги, связывавшей шесть хорошо вооруженных бастионов, где места у орудий занимали опытные канониры Черноморского флота. 17 октября союзники начали мощный артиллерийский обстрел города — в этой первой бомбардировке приняли участие 73 британских и 53 французских орудия, поддержанные многочисленными пушками военных кораблей. Севастополю был нанесен значительный ущерб, а Корнилов погиб, но взлетели на воздух и два французских пороховых склада, вследствие чего французы не смогли поддержать британцев на следующий день.

Спустя сутки французы возобновили стрельбу, но через несколько дней стала очевидной неспособность союзников днем нанести обороне такой ущерб, который бы оказалось не под силу свести на нет русским, успешно ремонтировавшим укрепления в ночное время. Они не просто заделывали бреши, но и производили дальнейшие усовершенствования фортификаций, причем в буквальном смысле в одну ночь. К 24 октября союзники достигли немногого и, что еще хуже, сидя на продуваемом ветрами нагорье, они начали все сильнее ощущать дыхание приближавшейся зимы.

Балаклава

Ко всем прочим неприятностям добавились дошедшие до Раглана слухи о сосредоточении значительных русских подкреплений за Черной речкой. Шпионы доносили о 25 000 чел., готовых атаковать Балаклаву, однако командование не слишком озаботилось проверкой данных разведки или приготовлениями для наступления. А посему, когда 25 октября генерал Липранди начал продвижение к Балаклаве силами 25 свежих русских батальонов, 34 эскадронов и сотен при 78 орудиях (тех самых невероятных 25 000 чел.) с целью отрезать британцев от их порта, мало кто в стане последних оказался в готовности поставить заслон на пути атакующих.

Быстро пали четыре турецких редута, и русские хлынули в Северную долину. К большому огорчению личного состава, британские кавалерийские бригады получили приказ не ввязываться в боевые действия, но ожидать подхода 1-й и 4-й дивизий, о переброске которых в угрожаемый район распорядился Раглан. Войска 1-й дивизии герцога Кембриджского двигались ловчее, а вот 4-я дивизия Кэткарта проявляла какую-то странную медлительность, если уж не нерешительность, и потеряла ценное время. Не возникает особых сомнений в том, что в неспешности дивизии был повинен не кто иной, как ее командир (он позднее не менее странно повел себя под Инкерманом), действия которого позволили русским использовать достигнутые тактические преимущества.

2-й Королевский северобританский драгунский полк, атакующий в первой линии Тяжелой бригады, врубается в самую середину боевого порядка русских гусар. (Феликс Филиппото, RMAS)

Коль скоро кавалерия держалась в стороне под прикрытием пушек на Сапун-горе, а редуты больше фактически опасности не представляли, путь через Шоссейные высоты в Южную долину и далее оттуда в Балаклавское ущелье представлялся русским, наверное, заманчиво открытым.

И в самом деле, единственной силой, стоявшей на пути русских гусар, получивших приказ воспользоваться сложившейся обстановкой, являлся 93-й хайлендерский полк, при котором находился командир Хайлендской бригады, генерал-майор сэр Колин Кэмпбелл, ответственный за оборону Балаклавы. В 93-м полку насчитывалось 550 чел., построенных в линию из двух шеренг [тогда к четырем ротам этого полка (400 чел.), занимавшим небольшую высотку севернее Кадыкоя, уже присоединились две роты (150 чел.), вызванные из Балаклавы; две другие роты (около 200 чел.), располагавшиеся на возвышенностях к северо-востоку от порта, справа от бригады морской пехоты (1200 чел.), тоже двинулись на усиление основной части полка, но не успели поучаствовать в отражении русской конницы. — Прим. ред.]. Вместе с хайлендерами на позиции находилось еще около 140 британских солдат (включая 100 больных и выздоравливавших из инвалидного батальона). В целом Кэмпбелл имел под своим непосредственным начальством около 700 пехотинцев, призванных служить заслоном на пути значительного контингента всадников, уже вкусивших радость победы [автор почему-то забыл упомянуть о двух турецких батальонах, поставленных на флангах британского отряда, но большей частью бежавших со своих позиций при виде наступающей русской конницы. — Прим. ред.]. К тому же пехотное построение в линию считалось в обычных условиях неподходящим для отражения атакующей конницы. Как бы там ни было, хайлендеры 93-го полка и те бойцы, кто поддерживал их, оказались крепкими орешками. Они тоже испытали гордость победителей и хорошо осознавали смертоносность винтовки Минье при противодействии массированным колоннам противника. Первый залп они дали с 600 м и успели сделать два других прежде, чем гусары развернулись и откатились к Шоссейным высотам, провожаемые огнем британской конной артиллерии. Балаклаву удалось отстоять, по крайней мере на время.

93-й Сатерлендский хайлендерский полк в бою 25 октября — «тонкая красная линия». Размеры потерь, нанесенных тремя залпами хайлендеров русским, с тех пор остаются пищей для споров. Как бы там ни было, стойкость шотландского полка позволила сорвать прорыв неприятельской кавалерии в направлении Балаклавы. (Орландо Нори, A&SH Collection)

Однако в тот момент перед британцами возникла гораздо более опасная угроза со стороны 19 эскадронов и сотен русской кавалерии, выдвигавшихся в поддержку передовых отрядов гусар [согласно британским источникам, против 93-го хайлендерского полка действовали 4 эскадрона гусар (400 коней), а согласно российским — 6 сотен казаков 1-го Уральского полка (600 коней); без учета уральцев в составе русской кавалерии, наступавшей в Южную долину, было 14 эскадронов гусар и 2 сотни донских казаков (всего около 1600 коней). — Прим. ред.]. Когда конница противника перешла Шоссейные высоты, она превратилась в превосходную цель для классической кавалерийской атаки. Тяжелая бригада сэра Джеймса Скарлетта, переброшенная лордом Рагланом в направлении Кадыкоя, в поддержку защитников Балаклавы, находилась как раз в должной позиции для броска. Когда впереди возникли массы русских всадников, Скарлетт повел свои десять эскадронов навстречу врагу. Кавалеристы столкнулись между собой в отчаянной рубке. Русские дрогнули, остановились и стали потихоньку подаваться под ударами клинков уступавших им численно британцев.

Русская конница попыталась было собраться на Шоссейных высотах, но канониры роты «С» Королевской конной артиллерии быстро сняли орудия с передков и открыли огонь по неприятелю. Русские гусары и казаки окончательно обратились в бегство и, утратив всякий порядок, понеслись по Северной долине вдаль до тех пор, пока не скрылись из вида. Тут, однако, печальным образом оказался упущен шанс оставшейся частью британской кавалерии доделать работу, начатую Тяжелой бригадой. Своевременная и решительная атака свежей конницы во фланг откатывавшимся русским сулила превратить отступление в полный разгром, но лорд Кардиган, командир Легкой бригады, не увидел подвернувшейся возможности или же не пожелал проявить инициативу. Его бригада, едва сдерживая негодование от выпавшей ей пассивной роли, продолжала неподвижно стоять в западном конце Северной долины.

Легкая кавалерийская бригада атакует русские орудия в Северной долине. Хотя численность и характер развертывания переданы довольно точно, в отношении местности автор полотна явно допустил преувеличение. Шоссейные высоты совсем не такие крутые, тогда как долина — куда шире, чем получилась у художника. (Штабной колледж)

Бездействие Кардигана дало русским передышку, необходимую для консолидации на занимаемых позициях. Они не только перебросили пушки и войска в Северную долину, но и быстро приняли решение в отношении того, какие редуты сохранить за собой, а какие попросту бросить. Одесский егерский полк получил приказ сровнять с землей самый западный из редутов и увести оттуда пушки, поскольку русское командование предпочло не разбрасываться и сосредоточить силы в восточной оконечности Шоссейных высот. Лорд Раглан, не знавший, как бы ему вернуть потерянное, зашевелился, когда увидел, что противник вывозит трофейные орудия. Герцог Веллингтон, в величественной тени которого всю жизнь прожил Раглан, никогда бы не потерпел ничего подобного — приходилось что-то предпринять, причем немедленно.

Атака Легкой бригады

Приказ, посланный Рагланом командиру Кавалерийской дивизии, лорду Лукану, может по праву считаться образцом искусного напускания тумана. Главнокомандующий велел кавалерии начать продвижение к цели, которой та не видела, в то время, когда пехота отсутствовала, как и поддержка в виде конной артиллерии! Хуже того, доставлявший приказ адъютант, капитан Нолэн, был известен как откровенный критик Лукана, тот же, в свою очередь, ненавидел собственного шурина, Кардигана, бригаде которого и предстояло выполнить невнятное распоряжение Раглана.

Балом правили хаос и неразбериха. Вместо того чтобы выдвинуться в Южную долину для захвата объектов на Шоссейных высотах путем перехода через прилегающие к занятым неприятелем редутам возвышенности и параллельного флангового маневра, бригада пошла прямиком на сосредоточение русских пушек, пехоты и казаков.

Лорд Кардиган, атакующий 25 октября 1854 г. во главе Легкой бригады, в изображении художника из журнала «Панч». Правда была куда прозаичнее, поскольку этот генерал, похоже, лично не вступал в схватку с русскими артиллеристами и к тому же не проявил в ходе атаки особых командирских качеств. («Панч», ноябрь 1854 г.)

Нет никаких оснований винить личный состав Легкой бригады в недостатке храбрости или напора, ибо в ходе своей злосчастной атаки они продемонстрировали все лучшие качества кавалеристов. Они нанесли огромный урон врагу, но и тот понаделал им немало бед — к сожалению, под Балаклавой было разбито одно из лучших украшений британской армии в Крыму. Из 661 солдата и офицера, отправившегося в бой, 287 пополнили списки убитых, раненых или пленных [фактически в наступлении Легкой бригады участвовали 673 чел., поскольку к тем людям, которые находились в строю к началу сражения, до атаки успели добровольно присоединиться еще десять британских кавалеристов, занятых разными хозяйственными работами в Балаклаве или состоявших под арестом в лагере, а также два сардинских офицера (майор Говоне и лейтенант Ландриани). — Прим. ред.]. Большинство лошадей тоже погибло. Битва, начавшаяся для британцев столь многообещающим образом, завершилась катастрофой.

Британцы расценивали наступление противника на Балаклаву как операцию, направленную непосредственно на захват порта. Русские источники, однако, указывают на отсутствие у командования столь далеко идущих целей и склонны видеть в атаке того дня лишь некую разведку боем. Какие бы задачи ни ставились руководством русской армии 25 октября, первая ее попытка нанести удар по слабому месту у союзников закончилась с известной долей успеха. Британцы утратили господствующее положение на Балаклавской равнине — противник потеснил их, сделав процесс доставки снабжения из Балаклавы к осадным линиям более сложным. Боевой же дух русских войск, изрядно пострадавший в результате поражения на Альме, заметно поднялся, а союзникам пришлось отвлечься от главной задачи — осады Севастополя. Имея в руках козыри в виде отбитой у неприятеля территории, захваченных укреплений и пушек, русские решили воспользоваться достижениями и упрочить собственные позиции.

Примечания

1. Повод к войне (лат.). — Прим. пер.