Противоборствующие армии

Русская армия

При чтении написанного графом Толстым и польским перебежчиком Ходасевичем создается впечатление о весьма скверном состоянии русского офицерского корпуса в Крыму [несомненно, имеются в виду «Севастопольские рассказы» графа Льва Николаевича Толстого и записи из его личного дневника периода 1853—1857 гг., а также воспоминания бывшего капитана российской службы Роберта Адольфа Ходасевича, которые впервые были опубликованы в Англии в 1856 г. под названием «Голос из-за стен Севастополя» (A Voice from Within the Walls of Sebastopol) и впоследствии переиздавались под заглавием «Внутри Севастополя: рассказ о кампании в Крыму и о ходе осады» (Within Sebastopol: A Narrative of the Campaign in the Crimea, and of the Events of the Siege). — Прим. ред.]. Но эти авторы, оба непосредственные участники Крымской войны, разумеется, имели собственный взгляд на вещи и стремились сделать свои произведения острее. Не следует думать, будто русские офицеры блистали какими-то особенными качествами, но многие их слабые места излишне подчеркнуты и преувеличены. Высший командный состав русских войск, действовавших в Крыму, хвалить и верно не за что, однако большинство офицеров полкового уровня демонстрировали истинную храбрость и верность долгу, они делали все возможное в условиях существовавшей системы, попросту не предназначенной для ведения современной по меркам того времени войны.

В русской армии к офицерским эполетам вело три пути. Одна пятая корпуса или около того — в основном сыновья дворян — приходилась на выпускников военных училищ. Военное образование находилось на довольно невысоком уровне, и такие командиры не могли похвастаться особыми знаниями, как и представители следующей категории — юнкерства. Они бывали обычно офицерским детьми, формально занимавшими унтер-офицерские должности на протяжении нескольких лет прежде, чем сдать экзамен на право стать офицером. Третью категорию составляли солдаты, прослужившие обычно десять лет и сдавшие простой экзамен. Из них и состояли в основном полковые офицеры. На пути в командиры они не столько учились, сколько подвергались муштре, да и сами в дальнейшем действовали в том же духе.

Хотя в тактическом плане русские войска никогда не вызывали уважения у неприятеля, проявляемая ими храбрость находила в сердцах британцев искреннее восхищение. Кровавая схватка под Инкерманом, завершившаяся поражением русских, лучше всего прочего служит доказательством их необычайной стойкости. (Вуд.)

Такая система вполне могла работать, если бы в армии наличествовал эффективный Генеральный штаб. Под влиянием Пруссии, которую повсеместно копировали в армии царя Николая I, в 1832 г. в России открыли военную академию для подготовки офицеров Генштаба. Но выпускников ее было немного, к тому же в войсках смеялись над ними и не принимали всерьез. Вследствие чего в полевых условиях генералы обычно не располагали компетентным штатом штабных офицеров; командующие сами назначали себе таковых, а для передачи приказов пользовались услугами адъютантов и посыльных, каковых выбирали по иным соображениям, чем таланты и умение, — по знакомствам и связям. Если бы сами генералы были опытными, храбрыми и даровитыми, то тогда система действовала бы, однако они, как правило, такими качествами не отличались. Русские военные слепо и поверхностно копировали прусские методы и подходы вместо того, чтобы вести трудную и изнурительную подготовку, способную подарить победу в сражении.

Солдат в пехоту призывали на 25 лет по рекрутскому набору, при этом служба обычно проходила в одном и том же полку. Денежное довольствие и условия жизни были весьма скудными, но считались достаточными по меркам тогдашнего российского общества, и солдаты обычно не имели недостатка в выпивке. Жизнь русского «нижнего чина» лишь отчасти походила на жизнь прусского солдата, хотя в отдельных моментах военное руководство продвинулось довольно далеко по части подражания западному соседу. Все вращалось вокруг строевой подготовки — умение ходить гусиным шагом считалось верхом достижений. Военнослужащих муштровали, гоняя по плацу, а тактические приемы отрабатывались на ровном поле — на плацу, где ничего не осложняло видимости. Более всего такая подготовка ориентировалась на превращении солдата в бравого вояку на параде, и горе тому, кто оказывался не в лучшей форме — наказания бывали публичными и жестокими. И в самом деле, тенденция унижать подчиненных приобрела повсеместное распространение — даже старшие офицеры иногда получали пощечины на виду у солдат.

Гладкоствольное 7-линейное ружье, переделанное в ударное, то есть приспособленное под капсюльный замок вместо кремневого. Под Инкерманом этот штатный образец ручного огнестрельного оружия применялся большинством солдат русской пехоты. (Музей замка Ноттингема)

Тактической максимой служил лозунг «Пуля дура, штык молодец». От русского пехотинца, вооруженного обычно гладкоствольным ружьем калибром 7 линий (0,7 дюйма, или 17,78 мм), способным обеспечить прицельную стрельбу не более чем со 150 шагов, ожидали по возможности быстрого сближения с врагом и перехода в штыковую. Такие атаки проводились тесным строем силами роты или, как случалось чаще, батальонными колоннами численностью около 800 чел., построенных в квадрат 25 на 32 шага. Тут следует выделить три основных аспекта. Во-первых, колонной легче управлять, ибо она не позволяла отдельным солдатам разбегаться и потенциально давала возможность нанести удар с большей силой. Однако — и это второе — при таком построении стрелять и применять штыки могли не более чем две передние шеренги; в-третьих же, колонна демонстрировала тенденцию к крайней уязвимости перед артиллерийским и винтовочным огнем. В то время как солдат учили действовать и в заслоне застрельщиков, и в тесном линейном строю, практиковались подобные приемы относительно редко, поскольку русские предпочитали контратаковать массированно — контрнаступление являлось для них основным приемом оборонительного боя.

Существовало небольшое количество стрелковых частей, где военнослужащие вооружались 7-линейным «литтихским» штуцером, разработанным в Бельгии [Литтих — немецкое название бельгийского города Льеж, являвшегося центром оружейного производства. — Прим. ред.]. Кроме того, какое-то количество винтовок отпускали в обычные линейные полки, каковое оружие, в теории, давали лучшим стрелкам (застрельщикам и пластунам). Но вместе с тем до самых поздних этапов войны русские обычно не слишком полагались на огневую подготовку личного состава. Как правило, в частях получали не более десяти выстрелов в год на тренировки из расчета на одного бойца, да и то производились они зачастую холостыми зарядами. Позднее русские пытались снабжать стволы нарезкой и копировать союзнические пули, причем порой весьма и весьма успешно. Но под Инкерманом русские сражались и, в частности, стреляли по тем же шаблонам, которые использовали за 40 лет до того, когда успешно отразили нашествие армии Наполеона.

«Планджер» в Турции. На сленге живших в середине Викторианской эпохи британцев слово «plunger» означало кавалериста и одновременно — азартного игрока и беспечного прожигателя жизни. По мнению издателей «Панча», таких людей можно было встретить прежде всего среди офицерского состава элитных полков армии. В данном случае молодой кавалерийский офицер, типичный «планджер», высказывает свое мнение о пользе пехоты — роде войск, стоящем несколько ниже на социальной лестнице. Конечно же, офицерам кавалерии требовались более высокие доходы, чем их коллегам в пехотных частях, и пронырливая пресса раздула не один скандал вокруг таких полков. В бою же они, однако, доказали собственную значимость. («Панч») [Подпись к карикатуре передразнивает выговор кавалерийского офицера примерно так: «Эй, старый феллах! Как счита-а-ешь, вазможно ли, чьто пэхота пайдет с нами на Сэвастополь?» — Прим. пер.]

В основе организации русских войск лежал пехотный корпус, состоявший из трех пехотных, одной кавалерийской и одной артиллерийской дивизий, а также отдельных саперного и стрелкового батальонов. Пехотная дивизия имела в своем составе две бригады по четыре полка, при этом полки первой бригады обычно назывались пехотными, а второй — егерскими. Согласно штатам, полки русской пехоты включали в себя по четыре действующих батальона (по 4 роты в каждом). Всем полкам присваивались номера, которые иногда меняли, но главным для обозначения воинской части оставалось ее территориальное название [или, что весьма характерно для николаевской эпохи, — наименование, данное в честь полкового шефа. — Прим. ред.]. Строевые роты в полках назывались по-разному: в пехотных — гренадерскими, фузелерными и мушкетерскими, в егерских — карабинерными и егерскими, хотя в то время это уже была лишь дань историческим традициям.

В пехотную дивизию входила как органическая составляющая одна артиллерийская бригада из четырех батарей — одной батарейной и трех легких. Каждая батарея имела 12 орудий: батарейная — шесть 12-фунт. и шесть 18-фунт., легкая — восемь 6-фунт. и четыре 9-фунт. [в России 18-фунтовые и 9-фунтовые орудия официально именовались полупудовыми и четвертьпудовыми единорогами. — Прим. ред.]. Все эти гладкоствольные пушки отливались из бронзы, устанавливались на покрашенных в ярко-зеленый цвет лафетах и позволяли делать два выстрела в минуту на дистанцию 1000 м. Орудия были снабжены полным набором боеприпасов — ядер, картечных выстрелов и разрывных бомб, а высокий боевой дух артиллерии являлся предметом гордости в армии.

Русские солдаты, с которыми британцам случилось столкнуться под Инкерманом, в своей массе обладали большим боевым опытом, чем их противник. Если говорить о высшем и среднем начальствующем составе, то иные из генералов участвовали в походах и сражениях еще в наполеоновскую эпоху, но большинство командиров приобретало опыт в более поздних войнах с турками, польскими повстанцами и венграми. Что касается младших офицеров, то многие из участников столкновения при Инкермане, по крайней мере, мерились силами с британцами и французами на Альме, другие же годом раньше сражались с турками при Калафате или, применительно к частям корпуса Данненберга, под Ольтеницей. Однако у всех этих битв имелось нечто общее — они ознаменовались неудачами для русских. Знакомство с поражениями до известной степени служит объяснением пессимизму, охватившему русское командование до и во время битвы при Инкермане.

Британская армия

Некоторые из вышеприведенных качественных характеристик русского офицерства вполне подходили и для британского. Немало перьев было сломано в описаниях офицеров в Крыму как салонных шаркунов, озабоченных прежде всего собственным общественным положением, нежели успешностью своих действий на поле боя. Нет никакого сомнения, в рядах командиров находились такие, кто отлично вписывался в данные оценочные рамки, и, безусловно, многие высокопоставленные офицеры были староваты и слишком подвержены эгоистическим побуждениям, вследствие чего ценность их заметно понижалась. Однако полковые офицеры все же, похоже, демонстрировали должную компетентность и высокую отвагу, разделяя тяготы и опасности похода с подчиненными, каковые обстоятельства создавали атмосферу взаимного уважения и привязанности между командирами и солдатами. В большинстве случаев, правда, звания покупались, и продвижение осуществлялось сообразно с размерами кошелька офицера.

Однако в Королевской артиллерии и в Королевском инженерном корпусе действовали другие правила: командный состав этих родов войск обучался в Королевской военной академии в Вулидже и шагал по служебной лестнице в зависимости от продолжительности нахождения в армии, заслуг и проявленных способностей. Если же брать армию в целом, выпускники Сандхерста оставались в ней в полном меньшинстве, при этом имелось немало командиров высокого уровня, заявлявших, что им даром не нужны такие уродцы! Словом, военное образование находилось всецело в руках полкового начальства, и офицеры в каждом полку продвигались или не продвигались по служебной лестнице в основном в зависимости от мнения о них их командира. Само собой разумеется, сражение предоставляло шанс для карьерного роста (в том числе и получения досрочного патента на следующий чин без изменения оклада), когда погибал кто-то из офицеров. В отсутствие медалей и орденов за храбрость или отличную службу временное звание могло присваиваться и с повышением жалованья до соответствующего новому рангу уровня.

Селенгинский пехотный полк в бою с турками под Ольтеницей 4 ноября 1853 г. Здесь унтер-офицер Снозик, раненный осколками бомбы, отказывается покинуть пост со словами: «Пока жив, не отдам знамени никому!» Примерно спустя год Селенгинскому полку довелось покрыть себя славой под Инкерманом, где его солдаты в основном сражались в районе так называемой «Sandbag Battery» — защищенной мешками с песком батареи. (Из коллекции автора)

Штабная наука переживала период раннего детства, и британские командиры — включая и генералов — имели при себе зачастую такой же некомпетентный штат, как их русские современники. В то время как некий зачаточный механизм штабных назначений и существовал, генерал сам подбирал себе адъютантов и бригад-майора (старшего офицера штаба), при этом главную роль играли родство, знакомства и связи. Никто специально не готовил и не обучал таких офицеров — ожидалось, что они будут хватать все на лету.

Британские части комплектовались из солдат-добровольцев, обычно служивших в полку 10 лет. Со времени Ватерлоо армия на европейской территории не воевала и превратилась в колониальные войска, от личного состава которых ожидалась продолжительная служба в полевых формированиях и в составе гарнизонов за пределами Британских островов. Условия жизни воинов шаг за шагом улучшались, и постепенно армия стала рассматриваться многими молодыми людьми как источник пусть скромного, но верного жалованья и способ вырваться из индустриальных городских трущоб. В общем и целом, полковые офицеры считали подчиненных надежным народом, готовым чутко реагировать и выполнять командирские требования. Прежде британских солдат не раз величали «отбросами общества», но такое мнение, похоже, окончательно ушло в прошлое к описываемым временам. И в самом деле, полки очищались от сочтенных негодными солдат до того, как погрузиться на транспортные суда и отбыть за море, а освободившиеся места заполняли добровольцами из личного состава частей, остававшихся дома.

Гренадеры одного из полков британской пехоты вблизи Дублинского замка в период непосредственно перед началом войны. Форма, носимая ими для церемониальных надобностей, использовалась и во время похода. (Барторп)

В начале 1850-х гг. распространилось новое стрелковое оружие — винтовка Минье. До того момента нарезные ружья выдавались только солдатам специальных стрелковых частей, а всех остальных вооружали гладкоствольными. Но на момент начала войны большинство полков было оснащено оружием, способным обеспечить условия для меткой стрельбы на дистанцию свыше 300 м и эффективного залпового огня на расстоянии до 1000 м. В то время как иные полки получили такие винтовки до отъезда из Британии, другим их выдали уже в Скутари. Пехотные части 4-й дивизии, однако, все еще использовали капсюльные ружья образца 1842 г., которые уступали винтовкам по меткости и дальности стрельбы, но заряжались куда быстрее.

Несмотря на революционные подвижки в тактике, каковые сулила предоставить винтовка, британская пехота по-прежнему применялась так, будто она была вооружена гладкоствольными ружьями. В отличие от русских, стандартным британским строем служила развернутая линия. Она позволяла обрушить на противника максимально возможную огневую мощь, кроме того, обычно предоставляла шанс британским формированиям охватывать врага с флангов и создавала впечатление большей, чем на самом деле численности. Фактически по природе своей линия являлась слабым строем, трудно поддававшимся контролю и управлению, она требовала большой стойкости и дисциплины под огнем. На Альме британские солдаты сделали поразившее их открытие — с новыми винтовками они имели огромное преимущество над русскими, и после этого сражения чаще применялась тактика стрелкового боя малыми группами, которой большинство полков вполне владело.

Пехотинцы вне службы, сфотографированные в Ирландии незадолго до Крымской войны. Нам особо интересен сидящий солдат, который носит поясной ремень образца 1850 г. (ими были экипированы лишь некоторые полки), у него мы видим также маленькую сумочку для капсюлей, прикрепленную к галуну в нижней части груди. (Барторп)

Качество подготовки удалось повысить за счет проведения широкомасштабных маневров в 1853 г. в учебном лагере в Чобеме. Вопросы обучения прежде целиком зависели от командиров, но в результате учений в Чобемском лагере большинство полков приобрело опыт маневрирования на бригадном и дивизионном уровнях.

В Крым отбыли шесть дивизий — пять пехотных и одна кавалерийская, — при этом каждая пехотная дивизия включала две бригады трехбатальонного состава. Большинство батальонов имело по восемь рот, одну из которых называли «гренадерской», а еще одну — «легкой». Как и у русских, однако, эти наименования несли преимущественно исторический смысл, но личный состав весьма гордился принадлежностью к «особым» подразделениям и никогда не забывал о различиях. В тактическом плане, исходя из линейного построения, батальон подразделялся на два «крыла» (wings) — правое (правофланговое) и левое (левофланговое), причем в первое из них наряду с тремя «центральными» ротами входила гренадерская рота, а во второе — легкая рота. Пехотные батальоны насчитывали примерно по 950 чел., но ко времени Инкерманского сражения их численный состав существенно сократился. Они носили как полковые номера, так и территориальные названия графства или же какие-то почетные наименования. На практике для идентификации полка служил номер, а территориальное название мало что значило.

Генри Хью Клиффорд, кавалер креста Виктории. Будучи лейтенантом и адъютантом бригадного генерала Джорджа Буллера (командира 2-й бригады Легкой дивизии), он заслужил свою награду за то, что возглавлял часть 77-го полка в ходе атаки на русских, появившихся из оврага Уэллуэй на раннем этапе Инкерманского сражения. Тогда Клиффорд, ловко орудуя саблей, убил в схватке одного из противников, вывел из строя другого и спас жизнь британскому солдату. Прежде он воевал в рядах 1-го батальона Стрелковой бригады в Капской колонии (Южная Африка) и был, следовательно, одним из немногих, кто успел до Крымской кампании понюхать пороха на действительной службе. (Клиффорд)

Каждая дивизия включала одну или две приданные ей артиллерийские батареи, вооруженные четырьмя 9-фунт. пушками и двумя 24-фунт. гаубицами. Кроме того, под Инкерманом британцы использовали две 18-фунт. гаубицы из состава осадного парка, сыгравшие важную роль в битве. Вся Королевская артиллерия была оснащена гладкоствольными орудиями и стреляла теми же типами боеприпасов, что и русская. Однако новая нарезная пушка Ланкастера имелась у Королевского ВМФ, и во время сражения это обслуживаемое моряками орудие с большим эффектом вело огонь с кряжа Виктория [кряж Виктория (Victoria Ridge) — английское наименование Микрюковой высоты, чье русское название происходит от фамилии Микрюковых, владевших там хутором; во время осады Севастополя британцы построили на этой возвышенности укрепленную батарею, назвав ее именем своей королевы. — Прим. ред.].

Артиллерию следует, вероятно, считать самым важным родом войск во всей кампании. Анализ потерь показывает, что всем армиям, воевавшим в Крыму, наибольшие боевые потери наносили пушки, оставляя позади по эффективности стрелковое оружие и штык. Пушка с картечным зарядом, представлявшая по принципу действия огромный дробовик, записала на свой счет немало жизней в боях под Инкерманом. Бомбы поражали за счет взрыва и образовывавшихся во время него осколков снарядной оболочки, а шрапнель косила живую силу так же, как картечь, но на большем расстоянии. (RMAS)

Многие британские командиры знали, что такое настоящий бой. Некоторые, как и русские, сражались еще в эпоху Наполеоновских войн, другие участвовали в колониальных конфликтах в Индии, Китае и Южной Африке. Солдатам же в целом опыта не хватало. Пять батальонов, развернутых в 1854 г. на Крымском полуострове, испытали себя в условиях реальных боевых действий в 1840-х гг. [очевидно, имеются в виду Первая Опиумная война 1839—1842 гг. в Китае (участвовали 49-й и 55-й полки), завоевание Синда в Индии в 1843 г. (28-й полк), Гвалиурская кампания 1843 г. и Первая англо-сикхская война 1845—1846 гг. (50-й полк), а также Седьмая Кафрская война 1846—1847 гг. в Южной Африке (1-й батальон Стрелковой бригады). — Прим. ред.], но только один 1-й батальон Стрелковой бригады воевал на протяжении четырех лет, предшествующих Крымской кампании [он принимал участие в Восьмой Кафрской войне 1850—1853 гг. — Прим. ред.]. Однако в Крыму необстрелянный личный состав быстро приобрел необходимые навыки. Большинство полков, дравшихся под Инкерманом, прежде сражались на Альме, и все они использовались в осадных операциях либо в окопах, либо в составе пикетов. Опыт они приобретали разный, но суровая походная жизнь закалила солдат, сделав из них стойких и обретших веру в собственные силы бойцов. Вот с таким-то войском и столкнулись русские 5 ноября.