С.А. Андросов. Алупкинский дворец: от родового замка Воронцовых к государственному музею

История Алупкинского дворцово-паркового музея-заповедника насчитывает более восьмидесяти лет. Ее истоки уходят в 20-е годы прошлого столетия. Только что закончилась гражданская война, расколовшая Россию на два лагеря. Более трех лет соотечественники, разделившись на «красных» и «белых», яростно и исступленно уничтожали друг друга, отстаивая с помощью сабли, ружья, пулемета свои идеи и свое право на существование. Заключительный акт этой братоубийственной трагедии был разыгран на крымской земле. К началу 1920 г. после сокрушительных поражений Добровольческой армии А.И. Деникина на Украине и Дону небольшой полуостров становится последним оплотом белого движения. Здесь же сосредоточилось огромное количество беженцев: представителей аристократии, буржуазии, известных деятелей культуры, отторгнувших хаос и насилие, порожденные революцией, и надеявшихся на восстановление былого законного правопорядка. Однако по мере продвижения частей Красной Армии к Перекопу надежды их становились все более призрачными. Многие, разуверившись в том, что через Крым начнется возрождение великой России, были вынуждены покинуть свое Отечество. Летом 1920 г. отправилась в эмиграцию последняя владелица Алупкинской усадьбы Е.А. Воронцова-Дашкова [1].

Стремительный натиск большевиков на Перекоп не заставил себя долго ждать и был приурочен к трехлетию победы Октябрьской революции. Для главнокомандующего вооруженными силами на Юге России П.Н. Врангеля становится все более очевидной бессмысленность дальнейшего сопротивления. 29 октября (11 ноября по новому стилю) 1920 г. было официально объявлено об эвакуации из Крыма военнослужащих и гражданского населения. Брошенные поместья и особняки в очередной раз становятся объектами набегов грабителей. 31 октября 1920 г. на общем собрании служащие уже бывшего Воронцовского имения постановили: «В связи с уходом правительственных учреждений и возможностью до водворения новых правительственных властей проявления бесчинств со стороны безответственных лиц (таковые уже и проявляются)... просить культурно-просветительное общество «Тан» и представителей профсоюза г. Алупки об оказании содействия по охране огромных ценностей колоссального имущества имения» [2]. Временный комитет общественной безопасности Алупки распорядился о выдаче служащим имения необходимого количества оружия и патронов для его охраны [3]. Следует заметить, что период смены власти в Крыму длился недолго. Дивизии Южного фронта, форсировав Сиваш и взломав оборону врангелевцев на Турецком валу, лавиной прошли по всему полуострову и к середине ноября 1920 г. полностью овладели им. Вся полнота власти перешла к сформированному 14 ноября Крымскому революционному комитету (Крымревкому). В последующие две недели формируется сеть уездных, волостных и сельских ревкомов. 16 ноября был образован Алупкинский ревком. Приказами Крымского ревкома от 18 ноября и 14 декабря 1920 г. было положено начало национализации частновладельческих имений [4]. Отныне поместья со всеми угодьями, постройками, оборудованием, живым и мертвым инвентарем объявлялись достоянием Российской Советской Федеративной Социалистической Республики. Ревкомам вменялось в обязанность обеспечить их надлежащую охрану. 23 ноября 1920 г. до сведения местных жителей было доведено распечатанное типографским способом обязательное постановление Алупкинского ревкома, в котором указывалось: «Столетний Воронцовский парк... представляет редкость и украшение города, привлекающее всех приезжих. Между тем хулиганствующие элементы производят, в особенности за последнее время, в этом парке недопустимые безобразия: рубятся и ломаются ветви, целые деревья, изломаны замки почти у всех киосков, поломаны скамьи, выбиты двери и окна у павильонов и частью раскрадено имущество имения и арендаторов. Дальнейшему распространению подобных действий должен быть положен предел... Задержанные на месте будут неуклонно представляться в ревком для наложения взысканий...» [5]. Приказом № 9 Алупкинского ревкома от 27 ноября 1920 г. запрещался выпас животных в Воронцовском парке, причем предупреждалось, что «...виновные в нарушении сего будут караться строгостью закона военно-революционного времени...» [6]. Столь же актуально стояла проблема обеспечения сохранности самого Воронцовского дворца как памятника архитектуры и сосредоточенных в нем культурных ценностей. Приказом Крым-ревкома от 24 ноября 1920 г. были объявлены собственностью государства «все памятники зодчества, археологические, этнографические и пр. памятники и музеи, коллекции и предметы» [7]. Общее наблюдение и полная ответственность за их состояние возлагались на секцию по охране памятников старины подотдела искусств отдела народного образования Крымревкома, преобразованную 23 мая 1921 г. в Крымский областной комитет по делам музеев и охране памятников старины, искусства, природы и народного быта (Крымохрис). Аналогичные секции были созданы на местах. 25 ноября 1920 г. начала свою деятельность комиссия по охране старины и художественных ценностей Алупкинского района [8].

Первое время после национализации имение «Алупка» оставалось в прежних границах. Управление им перешло непосредственно в руки самих рабочих и служащих, которых насчитывалось 39 человек. Заведующим стал бывший управляющий А.А. Фетисов. На состоявшемся 23 ноября 1920 г. общем собрании был избран рабочий контрольный комитет в составе: председатель — В.М. Фетисов, помощник винодела; секретарь — А.М. Орлов, рассыльный конторы; член — У. Абибула Хазы, смотритель замка; кандидаты — Л.А. Виденмейер, виноградарь, и Н.П. Фомин, старший рабочий [9]. Основной его функцией являлась забота о сохранности имущества имения. В ноябре — декабре 1920 г. здесь, так же как и в других крупных усадьбах, квартировали заполнившие Крым красноармейцы. Телефонограммой председателя Реввоенсовета Южного фронта Бела Куна, разосланной 23 ноября ревкомам, комендантам, командирам всех воинских частей, запрещались всякого рода реквизиции имущества национализированных имений [10]. Однако данное распоряжение не выполнялось. В Алупке предметами изъятий становились сено, фураж, конская упряжь, дрова, вино. В ночь с 24 на 25 ноября подвергся разграблению сам дворец. Злоумышленники проникли в его помещение со стороны Львиной террасы, разбив дверное стекло. По факту хищения председателем Алупкинского ревкома Коваленко была создана специальная комиссия. В нее вошли члены комиссии по охране памятников старины В. Рыков и Субботин, председатель рабочего контрольного комитета имения В.М. Фетисов, секретарь правления профсоюза Кувшинов и от военных властей начальник команды пеших разведчиков Архипов. Комиссия произвела беглый осмотр дворца и констатировала, что «из многих комнат имущество разграблено» [11]. Затем дворец был опечатан, а у дверей выставлен караул из сторожей имения. Покинувшие Алупку 1 декабря 1920 г. бойцы 451-го полка увезли с собою 6 сундуков и военную шашку с надписью «За выдающуюся храбрость». В акте от 17 декабря того же года, составленном рабочим контрольным комитетом имения, отмечалось: «...при осмотре здания замка оказалось, что на террасе со львами на нижней ее площадке сброшены с подставок 2 мраморные вазы, которые при падении разбились на мелкие осколки» [12]. В целом же в результате постоев воинских чинов 412-го и 451-го полков, 3-го артиллерийского дивизиона 46-й стрелковой дивизии помещения старого дворца оказались сильно загрязнены, а их внутреннее убранство приведено в беспорядок.

1 декабря 1920 г. было создано Управление южнобережских советских хозяйств в Крыму (Южсовхоз) [13]. В его ведение перешли все имения в районе от Судака до Севастополя, находившиеся как в ведомственном, так и в частном владении [14]. Новое устройство их регламентировалось «Положением о советских хозяйствах». Прежде всего им предстояло провести инвентаризацию имевшегося у них имущества. 26 января 1921 г. А.А. Фетисов и представители Управления Южсовхоза А.Н. Федорченко, Н.М. Балощенко, Н.Л. Лейбман подписали акт приема имения «Алупка». К акту прилагались описи построек, имущества, находившегося во дворце и других помещениях, скота, инвентаря по виноградарству и виноделию, общехозяйственного и садового инвентаря, оборудования слесарной мастерской и электростанции, запасов вина, продовольствия, фуража, растений в оранжерее [15]. Описание имущества производилось с использованием прежних инвентарных книг. Перечисленный комплекс документов объемом в 90 листов позволяет составить представление о состоянии имения накануне революции. Общая площадь земельных угодий определялась в 783 десятины 1610 кв. сажен, в том числе под парком находилось более 33 десятин, виноградниками — 21 десятина, фруктовым садом — 4 десятины, сенокосом и пастбищами — 533 десятины, лесом — 135 десятин. Основными отраслями хозяйства являлись виноградарство и виноделие. Урожай винограда в среднем составлял столовых сортов от 100 до 150 пудов, винных — от 150 до 275 пудов с десятины. Фруктовый сад был засажен грушами, яблонями и сливами. При хорошем урожае в нем собиралось до 150 пудов груш и яблок. Лес, состоявший из пушистого дуба, ясеня, татарского клена, мелколистного граба, кизила, промыслового значения не имел и служил в основном для заготовки дров. В имении находилось 18 жилых и 46 хозяйственных построек, 2 винных подвала. Содержание дворца и парка требовало значительных затрат. Этим объясняется то обстоятельство, что 55 мелких земельных участков в границах поместья были сданы под застройку на правах долгосрочной аренды от 11 до 60 лет. Определенный интерес представляет перечень находившихся в каждом из помещений дворца предметов, часть которых впоследствии составила основу экспозиции будущего музея. В него были включены живопись, скульптура, художественная мебель, произведения декоративно-прикладного искусства, фарфоровая и фаянсовая посуда, осветительные приборы: подсвечники, канделябры, люстры, бра.

После национализации бывшее имение Воронцовых стало называться совхозом «Алупка» и вошло в твердую сеть Управления Южсовхоза. В феврале-марте 1921 г. в Крыму с целью ознакомления с постановкой партийной и советской работы побывал член коллегии Народного Комиссариата по делам национальностей РСФСР М. Султан-Галиев. В своем докладе по результатам поездки он отметил: «...Что же касается советских хозяйств, то они представляют печальную картину. Во главе их сидят в большинстве случаев бывшие управляющие помещичьими усадьбами и имениями... зараженные до мозга костей духом старого колонизаторства. Организация же совхозов произошла не планомерно, анархически. Всякий, кому не лень (исключая, конечно, забитое и бесправное татарское население), захватывал усадьбы и поместья и объявлял себя совхозом... Совхозы беспризорны. Проезжая по усадьбе б. графа Воронцова-Дашкова, я был свидетелем, как в роскошном парке (принадлежит трем хозяевам: совхозу, Наробразу и еще кому-то) ценные южные культурные растения уничтожались пасущейся тут же безнаказанно коровой заведующего хозяйством (б. управляющий имением у Воронцова-Дашкова)...» [16].

14 февраля 1921 г. Крымревком издал приказ № 292 о регистрации в Крымохрисе художественных, археологических и естественно-исторических коллекций и предметов [17]. Учету подлежали картины, бронза, старинная художественная мебель, оружие, монеты, посуда, ткани, ковры, украшения. С апреля по август 1921 г. в Крыму под председательством управляющего делами Крымревкома В.П. Бугайского работала комиссия по изъятию и концентрации художественных ценностей. Ее деятельность в основном ограничилась Южным берегом Крыма. Одна часть ценностей, реквизированных из дворцов и особняков, поступила на реализацию за границу через Народный Комиссариат внешней торговли РСФСР (Наркомвнешторг), а другая — в музейный фонд. Алупкинский дворец был определен в качестве одного из коллекторов по сосредоточению изымаемых предметов искусства [18]. Приказом № 450 от И августа 1921 г. Крымревком санкционировал его передачу в распоряжение Крымохриса [19]. Ударные темпы, которыми проводилась первая масштабная реквизиция культурных ценностей имений, отразились на ее качестве. В связи с этим 14 января 1922 г. по поручению Крымского обкома РКП (6) Совет Народных Комиссаров Крымской АССР (КрымСНК) образовал очередную комиссию по учету, охране, концентрации и выделению ценностей дворцов, дач и совхозов Крыма во главе все с тем же В.П. Бугайским, в которую были включены представители ВЧК, наркомата рабоче-крестьянской инспекции Крымской АССР, Ялтинского райисполкома [20]. В январе-феврале 1922 г. члены комиссии обследовали дворцы: Малый и Большой в Ливадии, Воронцовский в Алупке, Долгоруковский в Мисхоре [21]. Работа комиссии вызвала решительный протест А.И. Полканова, назначенного в сентябре 1921 г. заведующим Крымохрисом вместо Г.А. Бонн-Осмоловского. В докладной записке от 3 марта 1922 г., направленной в КрымСНК, он указал на допущенные ею ошибки. Главная из них состояла в том, что вследствие некомпетентности состава комиссии при распределении ценностей между различными ведомствами допускалось дробление не только коллекций, но и отдельных вещей, изготовленных из разных материалов, причем вывезенное без предварительной фиксации в общее хранилище дворцовое имущество превращалось просто в склад старинных изделий. Деятельность комиссии стала предметом обсуждения на заседании президиума КрымСНК 18 марта 1922 г. [22]. Комиссии было вменено в обязанность за счет изъятых ценностей пополнить фонды существовавших музеев. Согласно принятому постановлению Воронцовский дворец получил музейный статус. Распоряжением Управления Южсовхоза от 1 июля 1922 г. управляющему совхозом «Алупка» А.М. Фетисову поручалось осуществить передачу Воронцовского дворца заведующему Крымохрисом А.И. Полканову. 11 июля они подписали акт, по которому дворец с Шуваловским корпусом, старым домом, оранжереей, внутренним двориком и со всем находившимся в этих помещениях имуществом, подробно поименованным в особой инвентарной описи, поступал в ведение Крымохриса [23].

Сам же совхоз «Алупка», вошедший на основании постановления Крымского экономического совещания от 17 января 1923 г. в систему Управления государственными виноградно-винодельческими хозяйствами Крыма (Крымвинделуправление) [24], постепенно деградировал. Проезжие дороги хозяйства вследствие отсутствия ремонта пришли в изношенное состояние. Ключи от электростанции изъял Алупкинский отдел коммунального хозяйства, в результате чего совхоз лишился освещения. Дачи, построенные на участках, сдававшихся ранее в аренду, частью были демуниципализированы, а частью, оставшись без хозяев, разрушены и разграблены. Тем не менее совхоз вскоре становится объектом притязания набиравшего мощь Центрального управления курортами Крыма (ЦУКК). Дело в том, что декретом СНК РСФСР от 21 декабря 1920 г. было положено начало превращению Крыма во всероссийскую здравницу [25]. С целью обеспечения отдыхающих фруктами и овощами курорты наделялись земельными угодьями. Постановлением II сессии КрымЦИКа от 12 мая 1923 г. ЦУККу был предоставлен совхоз «Алупка» [26]. На его базе организовали групповой совхоз «Южлечвино» со специализацией на производстве овощей, фруктов, винограда и лечебных вин. Ему было передано свыше 10 десятин виноградников, 2 десятины фруктового сада в Алупке, около 5 десятин виноградников, 1 десятина сада и огорода в Симеизе и 2200 кв. сажен виноградников в Мисхоре. Управление его разместилось в Алупке, получив в пользование дом управляющего, казарму на виноградниках, дом садоводства, 11 киосков в парке, павильон у Рыбачьей пристани, бывшие дачи Жуковской, Колышкиной, Общественного собрания и кордона пограничной стражи. Все же главным своим приобретением ЦУКК считало не столько виноградники, сколько участок, занимаемый великолепным Алупкинским парком с большим количеством расположенных в нем и примыкавших к нему построек дачного значения.

Таким образом, бывшее имение Воронцовых-Дашковых оказалось поделенным между двумя ведомствами. Народный Комиссариат здравоохранения (Наркомздрав) РСФСР приступил к устройству на его территории государственного курорта. Народный Комиссариат просвещения (Наркомпрос) РСФСР занялся превращением Воронцовского дворца в государственный музей. Первоначально, по-видимому, музейную экспозицию составили оставшиеся от прежних владельцев предметы, входившие в интерьеры вестибюля, бильярдной комнаты, столовой, голубой гостиной, кабинета М.С. Воронцова, китайского кабинета, ситцевой комнаты, зимнего сада. Изменение условий хозяйствования, связанное с введением в 1921 г. новой экономической политики, поставило учреждения непроизводственной сферы перед нелегким выбором: в лучшем случае им предстояло функционировать в рамках строго отведенного бюджета, позволявшего удовлетворять лишь самые минимальные потребности, в худшем — перед ними открывалась перспектива перехода на самоокупаемость. По декрету СНК РСФСР от 19 апреля 1923 г. учреждениям Наркомпроса предоставлялось право зарабатывать специальные средства, получаемые от взимания входной платы за посещение, от сдачи в аренду земельных участков и строений, не имевших историко-художественного значения, но связанных с музеями, дворцами, парками. Распоряжением от 18 августа 1923 г. КрымСНК обязал Крымохрис отменить бесплатность посещения музеев [27]. Самая высокая входная плата, составившая 50 копеек, была утверждена в наиболее популярные музеи, а именно: Панораму обороны Севастополя, Алупкинским Бахчисарайский и Ливадийский дворцы. В 1922 г. Главное управление научными, научно-художественными, музейными и по охране природы учреждениями (Главнаука) передало Шуваловский корпус Воронцовского дворца в аренду под дом отдыха работников Наркомпроса РСФСР. Подобное соседство пагубно отразилось на состоянии самого музея. Исписанные львы, сорванные с мест и разбитые вазы, загрязненность парка, порча паркета, художественной мебели, картин — из-за близости кухни — таковы последствия проведения первого курортного сезона на территории Алупкинской усадьбы [28]. Кроме того, выход из комнат проживавшего в музейной половине дворца заведующего домом отдыха пролегал через парадный вестибюль, вследствие чего он оставался открытым как днем, так и ночью. Председатель КрымЦИКа Ю.П. Гавен, посетивший в 1923 г. дворец, потребовал от Крымохриса положить конец подобного рода «безобразиям», отказавшись от продления арендного договора. Народному комиссару просвещения РСФСР А.В. Луначарскому была отправлена телеграмма, в которой указывалось: «Совнарком решительно возражает против сдачи в аренду флигелей Алупкинского дворца. Опыт прошлого года показал несовместимость дома отдыха с музеем. Здание, экспонаты попорчены, разведена грязь. Порчу дворца мы не можем допустить» [29]. Несмотря на протест КрымСНКа дело закончилось лишь сменой арендатора, каковым стал Московский губернский отдел просвещения, обязавшийся произвести ремонт помещений [30]. Тем временем в Алупку зачастили проверяющие от различных ведомств. 21 марта 1924 г. комиссия, образованная Крымвинделуправлением, по предписанию народного комиссариата земледелия Крымской АССР осмотрела совхоз, находившийся в эксплуатации ЦУККа, и дворец, состоявший в ведении Крымохриса, «на предмет определения бесхозяйственности». В составленном акте она констатировала: «...1) большинство комнат дворца находятся в удовлетворительном состоянии; 2) комната — бывшая бильярдная — найдена в плохом состоянии: стены покрыты копотью, лакировка мебели потускнела, потрескалась и покоробилась вследствие того, что под этой комнатой находится кухня, жар, пар и копоть от которой, проходя через щели пола, нанесли указанный вред. Паркет этой комнаты испорчен, частью от времени, частью от кухонного жара; 3) на лестнице, соединяющей главный корпус с библиотекой, не только сыро, но даже стоит вода лужами... Шуваловское крыло сдано Охрисом в аренду Наркомпросу, в котором последний устроил дом отдыха... Хозяйство Наркомпроса ведется небрежно и антисанитарно. В двадцати шагах от дворца свалочные ямы, наполненные кухонными отбросами... деревья — магнолии оборваны целыми ветвями и обезображены поломками... Ограда парка в неудовлетворительном состоянии, и мелкий скот и в настоящее время проникает в сад... Нижний парк в худшем состоянии. Свежих порубок много... павильон, занятый рыбаками, полуразрушен. У берега в парке устроен загон для скота, заполненный навозом... Всюду грязь, мусор, свалочные кучи. Общая картина ведения хозяйства в совхозе Алупка безнадежна. Полная бесхозяйственность в управлении домами довела их до разрушения. Установлены сплошь и рядом захваты не принадлежащих по договору строений и сдача в аренду имущества без всяких на него прав» [31]. В октябре того же года комиссия в составе представителей от Крымского обкома РКП (6) Н.И. Варлена, от ГПУ П.А. Рубенчика, от Крымского республиканского отдела профсоюзов работников земли и леса Бутова произвела обследование крымских музеев с целью определения их ценности и выявления бывших помещиков в составе музейных служащих. Относительно Алупкинского музея она отметила следующее: «...Алупкинский дворец... ныне музей ценится архитектурною постройкою и художеством некоторых предметов. Заведующий бывший дворянин, скрывающий свой бывший титул барона, несмотря на то, что население его величает барон Менден. Нами установлено, что Менден бывший помещик Полтавской губернии, бежавший в Крым, и бывший мировой судья. Штат служащих 4 человека» [32].

Глубоко внедрявшийся в сознание как простых служащих, так и руководящих кадров советского типа идеологический принцип ко всему подходить исключительно с классовых позиций ярко проявился и по отношению к культурному наследию прошлого. 25 октября 1924 г. президиумы КрымЦИКа и КрымСНКа приняли совместное постановление о возбуждении ходатайства перед Центром о передаче в качестве курортного фонда для устройства домов отдыха Большого и Малого Ливадийских и Алупкинского дворцов [33]. Аргументируя свою позицию, председатель КрымСНКа О.А. Дерен-Айерлы в докладной записке главе Правительства СССР А.И. Рыкову от 28 октября указывал: «...Что же касается Ливадийских дворцов, то таковые не представляют из себя ценности ни с научно-художественной, ни с политической точки зрения, и потому сохранение их в качестве музея не имеет оснований... Необходимо использовать все находящиеся в Ливадии помещения для устройства в них домов отдыха... в подобном Ливадийским дворцам положении находится и Воронцовский дворец в Алупке, который, состоя в ведении Крымохриса, также эксплуатируется как музей, хотя в действительности его научно-художественное значение невелико, а между тем потребность в помещениях домов отдыха в Крыму очень значительна» [34]. И это при всем том, что за счет доходов означенных дворцов Крымнаркомпрос содержал снятые КрымСНК с республиканского бюджета Симферопольский и Ялтинский естественно-исторические музеи, Восточный музей в Ялте, музей Гаспринского в Бахчисарае, Евпаторийский караимский музей, Юсуповский дворец в Коккозе, архитектурные памятники Бахчисарая и Старого Крыма. Алупкинский музей удалось отстоять, изменив его мемориальный профиль на историко-бытовой. 12 ноября 1924 г. коллегия Крымнаркомпроса утвердила решение о реорганизации его в музей русского быта конца XVIII и начала XIX столетия с отделом старого Крыма в отражении его в картинах и гравюрах [35]. Автором первой научной экспозиции Алупкинского музея стал С.Д. Ширяев, назначенный его директором в 1925 г. [36]. Суть ее, по его словам, сводилась к тому, чтобы «...с одной стороны, сохранить общий облик дворца как памятника русской усадебной культуры 1830 годов, с соблюдением сохранившейся планировки дворцовых помещений, а с другой — самостоятельно выявить на этом фоне художественные собрания дворца. Для этой цели последние были размещены в нескольких группах, иллюстрирующих отдельные эпизоды в развитии русской и западной живописи и отчасти скульптуры. Таким образом, сложился ряд интерьеров в характере тридцатых годов прошлого века и отчасти примыкающего к нему периода 1820—1850 годов, являющихся в то же время экспозиционными залами для собрания живописи и скульптуры...» [37]. В 1927 г. вышел составленный С.Д. Ширяевым первый путеводитель по Алупкинскому дворцу и парку.

Во второй половине 1920-х годов продолжалось пополнение музейной коллекции за счет культурных ценностей из дач, передаваемых под здравницы. В 1925 г. сюда перевезли некоторые экспонаты из Ливадийских дворцов, превращенных в крестьянский санаторий [38]. Из совхоза «Южлечвино» поступили проекты чертежей Воронцовского дворца, составленные английским архитектором В. Гунтом [39]. По решению Высшей Арбитражной комиссии Экономического совещания РСФСР от 14 сентября 1926 г. дворец «Сельбиляр» в Ялте перешел в ведение Главного курортного управления Наркомздрава РСФСР, а размещавшиеся в нем коллекции художественного музея были переданы в Алупкинский дворец [40]. Вскоре жертвой курортного строительства становится и сам Алупкинский музей. Постановлениями СНК РСФСР от 28 февраля 1927 г. и ВЦИК от 4 апреля 1927 г. его вынудили передать Курортному управлению Южного берега Крыма старый дворец, где находился жилой фонд научных сотрудников, оранжерею, предназначавшуюся для хранения зимой субтропических растений, и Шуваловский корпус [41]. В целом музей лишился около половины своих экспозиционных площадей, вследствие чего значительное количество картин было спрятано в фонды. Однако несмотря на это Алупкинский дворец продолжал оставаться одним из самых популярных крымских музеев. В начале 1930-х гг. он ежегодно обслуживал около 100 тысяч посетителей и являлся основным объектом демонстрации в маршрутах иностранных туристов. В 1932 г. поднимался вопрос о передаче Алупкинскому музею картин, фарфора, художественной бронзы из свернутого художественного отдела Центрального музея Тавриды, вынужденного ввиду недостатка экспозиционных залов хранить свои экспонаты в тесных сырых складах [42]. 7 октября 1934 г. президиум КрымЦИКа принял постановление «О состоянии и задачах музейного строительства в Крымской АССР», в котором, учитывая крупное научное и просветительное значение Алупкинского музея для южнобережного Крыма, решил ходатайствовать перед Наркомпросом РСФСР о выделении из Центрального фонда, фондов Эрмитажа, Третьяковской галереи, Русского музея соответствующего количества картин и скульптурных произведений для пополнения его экспозиции и об ассигновании средств на капитальный ремонт здания дворца как памятника общесоюзного значения [43]. Всего довоенное поступление из центральных музеев, по сведениям А.П. Пальчиковой, составило свыше 170 предметов [44].

С 13 июля 1936 г. Алупкинский музей перешел в ведение Управления по делам искусств Крымской АССР, что влекло за собой корректировку его профиля [45]. Из историко-бытового он должен был стать историко-художественным. С повышением культурного уровня посетителей соответственно возрастали требования и к самому музею. Кроме того, необходимость достойного представления пополнившегося в 1920—1930-е гг. произведениями искусства как досоветского, так и советского периодов музейного фонда требовала расширения экспозиции, чего нельзя было достичь без возврата принадлежавших ранее музею помещений. К тому же функционирование в дворцовом ансамбле санатория имени «10-летия Октябрьской революции» и поликлиники Всесоюзного объединения курортов (ВОК) наносило вред памятнику архитектуры. У башни с часами сделали пристройку сарая из ракушечника и установили мусорный ящик, а снаружи у главного проезда выложили из кирпича трубу, нарушив архитектурный стиль дворца. Строительная контора курортного треста Южного берега Крыма пыталась снести башню старого дворца [46]. Вода с крыш из-за неисправности водосточных труб, часть которых оказалась разворованной, стекала прямо по стенам, разрушая их кладку. В оранжерее устроили красный уголок, а теплолюбивые растения гибли зимой от холода. 15 октября 1937 г. КрымСНКа, рассмотрев ходатайство Алупкинского музея, счел целесообразным передать ему Шуваловский флигель, изъяв его из ведения ВОК Южного берега Крыма [47]. Данное решение республиканских властей Крыма не встретило поддержки со стороны СНК СССР. 16 апреля 1938 г. КрымСНК пришлось отменить свое предыдущее постановление.

Первоочередной задачей музея являлось проведение реэкспозиции. Существовавшая экспозиция, созданная С.Д. Ширяевым в 1925—1926 гг., оставалась неизменной и при его преемнике Я.П. Бирзгале, руководившем музеем с 1928 г. по 1937 г. Между тем необходимость внесения в нее изменений осознавалась и самими музейными работниками. Так, заведующий библиотекой С.Г. Щеколдин к недостаткам экспозиции относил разбросанность коллекций античной скульптуры по трем залам: голубой гостиной, зимнему саду, библиотеке; размещение акварели художника А.Д. Кившенко «Взятие Иерусалима» среди висевших в коридоре гардеробной картин, отражавших эпизоды из истории покорения Россией Кавказа [48]. Спорной, по его мнению, являлась целесообразность демонстрации в столовой щита, раскрывавшего крепостничество как основу феодально-помещичьего строя России XVIII — первой половины XIX в. Более подходящим для него местом он считал библиотеку. Пополнение имевшейся экспозиции новыми экспонатами также не производилось. Согласно описи музейного инвентаря, составленной Я.П. Бирзгалом и старшим хранителем Вайсбергом, на учете числилось 2554 предмета [49]. Причем более 1500 экспонатов помещалось в запасниках без соблюдения надлежащих условий хранения. Грянувший 1937 г. с набиравшей размах по всей стране кампанией поиска врагов народа дал основание Управлению по делам искусств Крымской АССР сделать вывод, что «все имущество дворца-музея, за исключением экспозиции, находится в полном беспорядке, отчасти испорчено, навалено в кучи, покрыто пылью, не систематизировано, что свидетельствует о полной бесхозяйственности... и должно квалифицироваться как вредительство...» [50]. 2 января 1938 г. Я.П. Бирзгал был арестован по ложному обвинению в принадлежности к троцкистской контрреволюционной латышской организации, а спустя двадцать месяцев, дело в отношении его было прекращено [51].

13 марта 1938 г. новым директором Алупкинского музея был назначен З.З. Цивин, окончивший факультет живописи Академии Художеств [52]. Он намеревался решить прежде всего три задачи: провести реэкспозицию музея, осуществить ремонт дворцового здания и реорганизовать научную библиотеку. Предложенный 3.3. Цивиным план коренной перестройки музейной экспозиции предусматривал ее расширение за счет использования органически связанного с дворцом Шуваловского корпуса, что давало возможность включить в показ значительное количество высокохудожественных экспонатов, хранившихся в фондах.

Пока же между КрымСНК и СНК РСФСР продолжалась переписка о возвращении музею Шуваловского корпуса и оранжереи к переоборудованию на основе популярного в то время метода диалектического материализма, требовавшего представления искусства в его историческом развитии, были намечены основные экспозиционные залы первого этажа дворца [53]. По новому плану бильярдная и столовая должны были стать вводными залами экспозиции художественного отдела, отражающими историю колонизации Крыма и строительства дворца. Здесь предполагалось разместить карту владений Воронцовых, планы, чертежи дворца и картины, рисующие его постройку, портреты М.С. Воронцова и архитекторов Э. Блора и В. Гунта. Зимний сад и голубая гостиная отводились для копий с образцов античной скульптуры и находок из археологических раскопок на Ай-Тодоре. Вестибюль предназначался для итальянской живописи («Три парки» Н. Бомбини, «Спящая Венера» и «Скованный Прометей» Л. Джордано, «Скалистый пейзаж» С. Розы, «Прощание Гектора с Андромахой» Новелли, «Голова Иоанна Крестителя» Корреджо). В ситцевой гостиной намечалось сосредоточить полотна голландских и фламандских мастеров («Пейзаж со стадом» П. Потера, «Охота» С. Доува, натюрморт Я. де Хеема). Китайский кабинет (будуар Е.К. Воронцовой) и кабинет М.С. Воронцова отводились под английскую и русскую акварель (Р. Альт, Бакст, А.Н. Бенуа, А.О. Орловский). Проходная и коридор предназначались для размещения русской дореволюционной живописи и скульптуры (И.К. Айвазовский, М.Н. Воробьев, А.И. Куинджи, Г.И. Лапченко, И.И. Левитан, В.Д. Поленов, В.И. Суриков). Лестница и библиотека должны были отражать развитие советского искусства (К.Ф. Богаевский, Варфаломеев, Н.С. Самокиш). Три комнаты второго этажа, а также бывшую оранжерею планировалось отвести под передвижные выставки и лекционный зал. Несмотря на то, что данный проект реэкспозиции получил в 1939 г. одобрение в Управлении по делам искусств РСФСР, реализация его не осуществлялась из-за нерешенности вопроса относительно Шуваловского корпуса.

Давно назрела необходимость проведения капитального ремонта дворца. Вследствие оползней здание во многих местах дало неравномерную осадку, приведшую к появлению трещин на стенах и потолках, осыпанию штукатурки, а в голубой гостиной — лепных украшений. Протекание крыши создавало угрозу порчи музейных экспонатов. Согласно акту технического осмотра здания музея, составленному еще 5 октября 1935 г. алупкинским инженером Стариковым и Я.П. Бирзгалом, его стоимость определялась в 206 908 рублей [54]. Финансирование же осуществлялось частями, вследствие чего ремонт оказался растянутым на несколько лет. Отсутствие необходимых строительных материалов, а также практика выделения средств в конце отчетного года не давали возможности использовать их в полном объеме. Так, в 1938 г. из ассигнованных 8000 рублей были освоены 5274 рубля, а в 1939 г. из 35 000 рублей только 20 015 рублей [55]. В 1940 г. на ремонт было выделено еще 70 000 рублей.

На неопределенное время откладывалась научная обработка библиотечного фонда, насчитывавшего более 29 000 книг. Большая часть их была издана на иностранных языках, а по штатному расписанию музея числились только три экскурсовода и ни одного научного сотрудника, что вынудило З.З. Цивина искать специалиста соответствующего профиля в Москве. Договор об обработке библиотеки был заключен с писателем, историком литературы Л.П. Гроссманом, но болезнь помешала ему приступить к работе. В неупорядоченном состоянии находился архив музея. Одна его часть, около 500—600 единиц хранения, помещавшаяся в башне, включала материалы, относящиеся к управлению майоратом «Алупка», как то: приходно-расходные книги, месячные и годовые отчеты по садоводству, виноградарству, расчетные ведомости на выдачу зарплаты поденным рабочим и постоянным служащим, переписку по хозяйственным вопросам, а также с Одесским дворцом Воронцовых [56]. Вторая часть материалов — личная переписка Воронцовых с родственниками и друзьями в основном на французском языке, многочисленные фотографии и фотоальбомы о строительстве дворца и устройстве парка, лиц царской фамилии и гостей размещалась в комнате рядом с кабинетом директора. Документы не были учтены и систематизированы, хранились на столах и полках вперемешку с дореволюционными изданиями, журналами, газетами. К тому же у директора не сложились отношения с трудовым коллективом, недовольным методами его руководства. По жалобам некоторых сотрудников музея Управление по делам искусств Крымской АССР в декабре 1939 г. — январе 1940 г. провело всестороннюю проверку деятельности Алупкинского дворца, выявившую в ней ряд существенных упущений. 1 февраля 1940 г. за злоупотребления служебным положением, срыв ремонта дворца, устранение от налаживания научной работы музея З.З. Цивин был освобожден от занимаемой должности. Вместо него был назначен Е.И. Портной, которого уже 23 октября 1940 г. сменил А.Е. Сайкин [57]. Такая директорская чехарда вряд ли могла пойти на пользу музею, что и показали результаты новой проверки. Приказом от 12 декабря 1940 г. Управление по делам искусств Крымской АССР для проверки состояния и развития изобразительного искусства в Крыму сформировало бригаду во главе с председателем Союза художников Крымской АССР Я.П. Бирзгалом [58]. В перечень поставленных перед нею заданий входило обследование экспозиций художественных музеев и подготовка информации о проводимой ими политико-просветительной работе. В рекомендациях по устранению недостатков, установленных бригадой при осмотре Алупкинского дворца, предлагалось: определить его профиль как художественно-историко-бытовой, имеющий задачей показать развитие дворянско-помещичьей культуры первой половины XIX в. на базе крепостного труда с противопоставлением положения крестьянства при советской власти, научно-исследовательскую работу направить на атрибуцию и описание экспонатов, для чего ввести в штат музея одну единицу научного работника, как минимум, возобновить научно-популярные издания по материалам музея, завершить в 1941 г. ремонтно-реставрационные работы во дворце и инвентаризацию фондов [59]. Однако времени для претворения в жизнь этих предложений почти не оставалось. Через полгода грянула война, едва не погубившая дворец, который пришлось спасать от попыток совершения по отношению к нему вандализма сначала со стороны своих, а затем чужих.

И хотя кануло в лету прежнее великолепие имения Воронцовых, тем не менее Алупкинский музей и по нынешний день служит местом паломничества жителей и гостей Крыма.

Литература и источники

1. Пальчикова А.П. История формирования художественной коллекции Алупкинского музея-заповедника (К 80-летию создания Алупкинского дворца-музея) // II Таврические научные чтения, посвященные 80-летию Центрального музея Тавриды. Сборник материалов. — Симферополь, — 2002. — С. 16.

2. Государственный архив в Автономной Республике Крым (ГААРК). Ф. Р-1271, оп. 1, д. 39, л. 4—5.

3. Там же, д. 10, л. З.

4. Там же. Ф. Р-1188, оп. З, л. З, л. 118.

5. Там же. Ф. Р-1271, оп. 1, д. 4, л. 13; Ф. Р-1202, оп. З, д. 37, л. 9.

6. Там же. Ф. Р-1271, оп. 1, д. 4, л. 15.

7. Там же. Ф. Р-138, оп. 1, д. 1. — л. 1.

8. Там же. Ф. Р-1271, оп. 1, д. 39, л. 23—23а.

9. Там же. Ф. Р-2752, оп. 1, д. 2, л. 9.

10. Там же. Ф. Р-1271, оп. 1, д. 45, л. З.

11. Там же. Ф. Р-2752, оп. 1, д. 2, л. 5.

12. Там же. Л. 38.

13. Там же. Ф. Р-1667, оп. 1, д. 1, л. 1.

14. Там же. Ф. Р-1202, оп. 1, д. 4, л. 120.

15. Там же. Ф. Р-2752, оп. 1, д. 2, л. 40—130.

16. Султан-Галиев М. О положении в Крыму // Крымский архив. — Симферополь. — 1996. — № 2. — С. 90.

17. ГААРК. Ф. Р-1188, оп. З, д. 13, л. 123.

18. Там же. Д. 108, л. 178.

19. Там же. Д. 15, л. 45.

20. Там же. Ф. Р-652, оп. 1, д. 21, л. 29—29об.

21. Там же. Д. 104, л. 4.

22. Там же. Д. 116, л. 2—2об.

23. Там же. Ф. Р-1128, оп. 2, д. 103, л. 13; Ф. Р-652, оп. 1, д. 47, л. 308—309.

24. Там же. Ф. Р-1125, оп. З, д. 13, л. 1.

25. Ревкомы Крыма. Сборник документов и материалов. — Симферополь: Крым, 1968. — С. 168—169.

26. ГААРК. Ф. Р-2230, оп. 3, д. 295, л. 148, 173.

27. Там же. Ф. Р-138, оп. 1, д. 2, л. 30.

28. Там же. Ф. Р-663, оп. 1, д. 246, л. 62, 65.

29. Там же. Л. 60.

30. Там же. Ф. Р-1128, оп. 2, д. 441, л. 25.

31. Там же. Ф. Р-2732, оп. 1, д. 72, л. 1—1об.

32. Там же. Ф. Р-460, оп. 1, д. 1301, л. 12.

33. Там же. Ф. Р-652, оп. 1, д. 492, л. 1—1об.

34. Там же. Д. 814, л. 47об.

35. Там же. Д. 601, л. 173.

36. Пальчикова А.П. Принцип построения музейной экспозиции в историческом дворце // III Таврические научные чтения, посвященные 160-летию со дня рождения А.Л. Бертье-Делагарда. Сборник материалов. — Симферополь, 2003. — С. 34.

37. Ширяев С.Д. Алупка. Дворец и парки. — Симферополь, 1927. — С. 66.

38. Галиченко А.А. Усадьбы Крыма в первые годы Советской власти // Москва — Крым. Историко-публицистический альманах. Вып. 4. — М. — 2002. — С. 278.

39. ГААРК. Ф. Р-1128, оп. 2, д. 241, л. 129.

40. Там же. Ф. Р-1030, оп. 2, д. 23, л. 3—4об.

41. Там же. Ф. Р-1128, оп. 2, д. 441, л. 13, 17.

42. Там же. Ф. Р-663, оп. 4, д. 492, л. 1—3.

43. Там же. Оп. 6, д. 104, л. 11—12.

44. Пальчикова А.П. История формирования... — С. 17.

45. ГААРК. Ф. Р-3076, оп. 1, д. 21а, л. Зоб.

46. Там же. Ф. Р-663, оп. 9, д. 465, л. 1.

47. Там же. Ф. Р-652, оп. 15, д. 12, л. 47.

48. Там же. Ф. Р-3076, оп. 1, д. 31, л. 19—19об.

49. Там же. Д. 21а, л. 5—38.

50. Там же. Д. 17, л. 40.

51. Омельчук Д.В. и др. Политические репрессии в Крыму (1920—1940). — Симферополь, 2003. — С. 82—84.

52. Там же. Л. 22.

53. Там же. Ф. Р-652, оп. 15, д. 12, л. 48—50.

54. Там же. Ф. Р-3076, оп. 1, — д. 21а, — л. Зоб.

55. Там же. Д. 28, л. 176—176 об.; д. 31, л. 42об.

56. Там же. Ф. Р-415, оп. 1, д. 164, — л. 87.

57. Там же. Ф. Р-3076, оп. 1, д. 33, л. 7, 144.

58. Там же. Л. 181.

59. Там же. Ф. Р-4165, оп. 1, д. 3, л. 16.