О.Г. Толкушин. Сунковское имение княгини Яшвиль

Село Сэнки находится в Смелянском районе Черкасской области. До начала марта 1923 г. оно числилось в составе Черкасского уезда Киевской губернии и с 1893 по 1917 год принадлежало княгине Наталье Григорьевне Яшвиль. На территории современной Черкасщины было много имений, владельцы которых оставили заметный след в экономическом, культурном и духовном развитии подвластных им населенных пунктов. Село Сунки было одним из них. Чем же прославила владелица Сунковского имения одноименное село?

Достоверные сведения о возникновении Сунок восходят к началу XVIII в. В те времена этот населенный пункт, как и вся Смелянщина, принадлежал князьям Любомирским. В 1787 г. Ксаверий Любомирский продает польское имение Смелу с окрестностями светлейшему князю Потемкину Таврическому. Григорий Александрович умер в 1791 г., детей у него не было, но было несколько сестер. При разделе имений светлейшего детям сестры, бывшей замужем за графом Николаем Борисовичем Самойловым, досталась Смела с окрестностями. Сыну Александру было отписано местечко Смела с селами, среди доставшихся по наследству дочери Екатерине населенных пунктов числилось село Сэнки. В первом браке графиня Екатерина Самойлова была за Раевским и имела от сего брака сына Николая (героя войны 1812 г.). Николай Раевский не унаследовал графского титула, так как в браках, заключаемых лицами разного достоинства, почетное достоинство высшего порядка не передавалось по женской линии рода. Николай Николаевич имел двух дочерей — Екатерину и Софью. Центральное имение Раевских находилось в Болтышке (сейчас находится на территории Кировоградской области) и принадлежало Екатерине Раевской. А Сунки, «седо это вмѣстѣ съ Залевками и деревнею Бузуковцемъ и 6232 десятинами земли, составлетъ вотчинное имѣние Софіи Николаевны Раевской» [1].

Дворяне Раевские имели родовую символику. Их герб, согласно классификации Лакиера, — польского происхождения и именуется Лабендзь или Дунин: «Labedz, Dunin в красном поле белый лебедь, у которого клюв и ноги означены золотом. В нашлемнике повторяется та же фигура» [2]. Лебедь в данном гербе обращен в левую, негеральдическую сторону. Эмблема эта давняя, «как полагают, пришла в Польшу из Дании, в правление короля Болеслава Кривоустого в 1124 году» [3]. Эмблематическое значение лебедя: «символ грации, совершенства и невинности» [4]. Такими чертами обладали или стремились им соответствовать первоначально обладавшие указанным гербом предки рода Раевских и других фамилий, объединенных под этим знаменем.

От Софьи Николаевны Сунковское имение перешло к ее сестре Екатерине, бывшей замужем за Михаилом Федоровичем Орловым (декабрист, генерал-майор, внебрачный сын графа Федора Григорьевича Орлова) [5]. Дочь Екатерины Николаевны и Михаила Федоровича Анна вышла замуж за князя Владимира Владимировича Яшвиля. От этого брака семейство имело нескольких детей: двух сыновей — Николая и Льва и трех дочерей — Марию, Софью и Павлу. Лев Владимирович впоследствии «был уездным предводителем дворянства Черкасского уезда» [6], за Николаем Владимировичем числились Сунки. Князь Николай Яшвиль впоследствии женился на Наталье Григорьевне (урожденной Филипсон — род, ведущий свое начало из Англии; отец ее, старый генерал, был когда-то попечителем Петербургского учебного округа).

Фамилия Яшвиль несколько необычна для Киевской губернии. Этот княжеский род происходит из Имеретин (позже в составе России — Грузино-Имеретинская губерния. — Авт.). Во времена Екатерины II предки Яшвилей выехали на службу в Россию, добившись выдающихся успехов на военной службе. Они были утверждены в княжеском достоинстве Российской империи, однако «род князей Яшвилей не имеет Высочайше утвержденного в России герба; если верить В. Цихинскому (составитель «Кавказского гербовника». — Авт.), их родовой герб совпадает с родовым гербом князей Агиашвили (Аги-Яшвили)» [7].

Символика в щите герба характерна для защитников своих земель от набегов воинственных завоевателей, исповедовавших ислам: она отражает победу христианства над магометанством.

В 1893 г. князь Николай Владимирович Яшвиль умирает после тяжелой болезни. После смерти владельца Сунковское имение переходит к его жене княгине Наталье Григорьевне. Именно ей село Сунки обязано бурным промышленным и культурным развитием.

Сохранились воспоминания художника М. Нестерова о тех событиях: «Наталья Григорьевна была недавно овдовевшая молодая женщина. Она была замужем за потомком того князя Яшвиль, который участвовал в убийстве императора Павла, после чего остаток жизни провел в покаянии о содеянном.

Муж Натальи Григорьевны, полковник лейб-гвардейского Царскосельского гусарского полка, делал быструю карьеру, но внезапно умер, оставив своей молодой жене двух маленьких детей... Кроме детей, кн. Яшвиль оставил большое, совершенно расстроенное имение Сунки близ Смелы, когда-то принадлежавшее друзьям Пушкина — Раевским.

Молодая вдова осталась в тяжелых условиях. Одаренная волей, большим умом, Наталья Григорьевна не падала духом.

Разоренное имение скоро превратилось в благоустроенное, с виноградниками, фруктовыми садами, огромным, приведенным в образцовый порядок лесным хозяйством. В Сунках была построена прекрасная школа, где крестьянские дети об)шались различным ремеслам, баня (в Малороссии их не знали, а с тех пор баней пользовалось все огромное село Сунки)» [8].

Появление садов под Сунками не случайно. Садоводство в Черкасском уезде ведет свое начало от питомников Мошно-городищенского имения светлейшего князя М.С. Воронцова. Позднее это выгодное дело было подхвачено и развито в Черкасском уезде многими помещиками — Симиренко и другими. По сведениям на 1887 г. в Сунках уже имелось «5 дес. очень густой садки, именно 700—800 дер. на десятинѣ» [9]. Владелица имения значительно расширила посадки фруктовых деревьев: «Большие промышленные сады имѣются въ селѣніяхъ княгини Н.Г. Яшвиль около Сунокъ на х. Поповка (Княгинино) болѣе 12 десят» [10]. В Княгинино для садоводства были самые благоприятные условия — умеренный климат и почвенный покров, которые наиболее соответствовали произрастанию фруктовых деревьев.

Для переработки продукции садов княгиня основывает «в 1894 году винокуренный заводъ, на которомъ работало 12 человекъ» [11]. А «в 1899 году основываетъ кирпичный заводъ, съ 15 человекъ рабочихъ, выпускающій 500 т. штукъ кирпича в годъ» [12]. Для производства кирпича завод использовал местные глины. По количеству изготовляемой продукции он занимал второе место в уезде, после Городищенской), принадлежавшего графине Балашевой.

Владелица Сунковского имения хорошо разбиралась в искусстве. Художник Нестеров так характеризовал ее на этом поприще: «кн. Яшвиль со своей сестрой С.Г. Филипсон жила в небольшом особняке (в Киеве), наполненном художеством, музыкой, заботами о детях. Наталья Григорьевна до замужества училась у Чистякова, была и тут даровита, как всюду, к чему ни прикасались ее ум и золотые руки. За массой дел по имению, по разным светским и благотворительным обязанностям она успевала заниматься искусством. Она хорошо, строго, по-чистяковски рисовала акварелью портреты, цветы. Как-то сделала и мой портрет, но он, как и все с меня написанное, не был удачен» [13]. С именем княгини Яшвиль связана загадка сунковской расписной керамики: сведения «о том, что такую посуду тут действительно изготовляли, свидетельствуют прекрасные миски из Сунок, которые находятся на хранении в Государственном музее народно-декоративного искусства УССР. Они были переданы графиней (наверное, ошибка, — княгиней. — Авт.) Яшвиль Киевскому музею в 1905 году для выставки кустарных промыслов в Киеве, состоявшейся в начале 1906 года» [14]. Иных достоверных упоминаний о сэнковской рисованной керамике, кроме вышеприведенных, до настоящего времени не известно (краеведческие сведения о Сунках публикуются с середины позапрошлого столетия, и если тут был бы гончарный промысел — да еще и такой неординарный, — то сведения об этом наверняка были бы опубликованы). О трудностях, связанных с определением времени возникновения гончарных промыслов, высказывалась исследовательница керамики Данченко: «невозможно точно определить, как давно в той или иной местности люди занимаются гончарством. Лишь некоторым очагам культуры повезло — сохранились определенные документальные сведения о существовании там промысла в XVII или XVIII веках. Больше, конечно, могли б дать археологические раскопки, но они проводились далеко не везде.

О древнем гончарстве в одном из наиболее интересных центров народной керамики — селе Сунках, таких сведений, к сожалению, не имеем пока совсем, хотя в прошлом он был одним из крупнейших на Черкасщине» [15]. По оценкам искусствоведов некоторые гончарные изделия из Сунок можно отнести «к первой половине XVIII в., другие — к середине, а то и ко второй половине XIX в.

Почти на всех сунковских мисках можно увидеть исключительные по своей декоративности профильные изображения птиц... Они чрезвычайно декоративные и неповторимые благодаря разнообразной и каждый раз новой обработке перьев шеи, туловища, крыльев. Иногда узором украшали все тело птицы, иногда же туловище полностью закрашивалось одним цветом, а перышки рисовали только на шее и крыльях, что создавало приятный контраст гладкой и расчлененной цветовых площадей» [16].

Сунки известны не только благодаря расписной керамике. Начало прошлого века ознаменовано для села еще одним немаловажным событием — в этих местах творил художник Михаил Васильевич Нестеров. Сохранились многочисленные документы той поры. В одном из них записаны воспоминания талантливого живописца о начале долгой дружбы с владелицей Сунок: «До сих пор я не сказал о своем знакомстве с княгиней Натальей Григорьевной Яшвиль, имевшей в моей жизни, особенно второго киевского периода, большое значение. Я познакомился с ней в стенах Владимирского собора в пору его окончания» [17]. Яшвиль и Нестеров были ровесниками. У них оказалось много общего: как горестного (незадолго до знакомства Михаил Васильевич похоронил жену, а Наталья Григорьевна овдовела), так и прекрасного, возвышенного — оба были людьми искусства. Творческие натуры быстро сошлись, стали друзьями. Поэтому княгиня сделала Нестерову такую дружескую уступку: «живя летом в своих Сунках, Наталья Григорьевна однажды, когда я был уже вторично женат, предложила мне поселиться у нее на хуторе, в четырех верстах от имения. Хутор Княгинино был уголком рая. Это был сплошной фруктовый сад с двумя прудами: в одном водились караси и карпы, в другом было преудобно купаться. Славный малороссийский домик был обставлен на английский лад. Мы прожили там с небольшими перерывами девять лет, девять прекрасных, незабываемых лет... Дети наши вспоминают об этом времени, как о счастливейшем.

Славно нам жилось в Княгинине. Часто наезжали гости из Сунок в экипажах и верхами. Они пили у нас чай, насыщались и уезжали шумной ватагой домой.

Я много работал. Там (в Княгинино. — Авт.) были написаны почти все этюды к Марфо-Мариинской обители. В Сунках же был написан портрет Натальи Григорьевны.

Наталья Григорьевна в моей жизни заняла большое место. Она сердечно, умно поддерживала все то, что могло меня интересовать, духовно питать. Часто у нее я находил душевный отдых, как человек и как художник. Ее богатая натура была щедра в своей дружбе, никогда, ни на одни час не покидала в трудные минуты. Видя меня иногда душевно опустошенным, одиноким, она звала меня вечером к себе и часто — в беседах об искусстве, часто музыкой — Шопеном, Бахом, а иногда пением итальянских старых мастеров небольшим приятным своим голосом — возвращала меня к жизни, к деятельности, к художеству. Я уходил от нее иным, чем приходил туда.

С именем княгини Натальи Григорьевны Яшвиль у меня связаны сотни самых благородных, прекрасных воспоминаний» [18].

Нестерова в этом благодатном месте посещали его друзья. В конце июля 1907 г. сюда приезжал известный архитектор А.В. Щусев [19]. В Княгинино бывал польский художник Ян Станиславский (его еще называют польским Левитаном; хотя Я. Станиславский родился на Черкасщине, прожил тут большую часть жизни, о нем фактически сейчас никто не знает, так как он поляк по национальности — Авт.). Здесь, незадолго до кончины польского живописца, Нестеров написал его портрет.

Кроме небольшого описания хутора Княгинино, Нестеров упоминал о деятельности владелицы в своем Сунковском имении: «Многое было задумано и умно осуществлено Натальей Григорьевной. В имении, еще недавно запущенном, теперь цветущем, Наталья Григорьевна устроила мастерскую кустарных вышивок, образцами коим служили музейные вещи XVII—XVIII вв. Вышивки скоро стали популярны не только в России — они шли в большом количестве за границу. В Париже сунковские крестьянки получили золотую медаль. Вышивки эти давали молодым женщинам и девушкам-крестьянкам отличный заработок, особенно в зимнее свободное время...» [20]. Такое занятие жителей не характерно для окрестных сел, так как в целом по Киевской губернии, как и в Черкасском уезде, кустарные промыслы не имели большого значения в крестьянской жизни. «Исключеніемъ изъ этого печальнаго положенія является только: производство кустарныхъ вышивокъ въ с. Сункахъ и шелководство во многихъ мѣстахъ уезда.

Въ с. Сункахъ мѣстная землевладѣлица княгиня Н.Г. Яшвиль организовала среди крестьянокъ производство вышивокъ подъ ея непосредственнымъ руководствомъ. Вышивки эти отличаются высокой художественностью и продаются, главнымъ образомъ, въ Кіевѣ въ магазине Кустарнаго общества, а частью отсылаются для продажи въ Москву и даже за границу (Англию). Въ 1908 году въ Сункахъ по заказу Государыни Императрицы Александры Феодоровны для Ея Величества была вышита накидка. Промышленность эта даетъ населенію с. Сунокъ до 3000 руб. въ годъ» [21]. Насколько исключительной была деятельность княгини Яшвиль в своем имении по развитию кустарной вышивки свидетельствует то, что даже «киевское земство почти не занималось кустарными промыслами, и всю роботу в этой отрасли взяла на себя группа энтузиастов. Они 1906 году учредили Киевское кустарное общество, которое организовало несколько выставок кустарных промыслов» [22]. И еще одна загадка. В Сунках в начале XX в. был развит гончарный промысел. С позиций сегодняшнего дня трудно объяснить причину такой заботы княгини только об одном из кустарных промыслов в селе — вышивке. Почему княгиня, содействуя развитию вышивки, ничего не сделала, чтобы на основе имеющихся в селе гончарных мастерских возродить расписную керамику, образцы которой у нее были до передачи в Киевский музей?

В окрестностях села было мало земли, пригодной для занятий сельским хозяйством, и на «занятия гончарным промыслом толкало крестьян малоземелье. Даже в одном и том же селе ремеслом в первую очередь занимались те, у кого были неплодородные земли, или те, кто совсем не имел земли. Таким образом образовывались гончарные уголки» [23]. Самым крупным в Черкасском уезде среди других кустарных промыслов по числу занятых семей являлся гончарный. Изделия местных гончаров, преимущественно посуда, продавались на местных ярмарках. В Сунках этим промыслом занималось много семей и составляло значительную часть их дохода: «На упорядоченіе этой отрасли кустарной промышленности обратило вниманіе земство, и въ 1910 году два молодыхъ крестьянина изъ с. Сунокъ отправлены на счетъ земства въ Глинскую гончарную мастерскую Романовскаго, Полтавской губерніи, земства для прохожденія двухлѣтняго курса этой мастерской» [24]. Выбор на Глинскую мастерскую пал не случайно, ибо «с последней четверти XIX в. началось систематическое обследование кустарного производства. Чтобы можно было распространять технологические знания и использовать культурные традиции народной керамики, было основано несколько керамических школ. В частности, в 1908 году в Глинске на Полтавщине была открыта Инструкторская школа по гончарному производству. Создавались и учебные мастерские и курсы, в том числе в Сунках» [25].

В обзоре о кустарных промыслах в 1912 г. перечисляются «поселения Киевской губернии, в которых существовал гончарный промысел: Черкасский уезд село Сунки. Количество семей, занимающихся гончарным промыслом, — 94, число кустарей — 282» [26]. Фактически каждая седьмая семья в селе была связана с гончарным промыслом. Для повышения мастерства «инструктором гончарного промысла по Киевской губернии был назначен выпускник глинской инструкторской школы М. Бибик. Он руководил передвижной мастерской, которая в 1913 году работала в Сунках» [27]. Однако подполивную роспись, образцы которой имелись у княгини Яшвиль в начале XX в., во время бурного развития гончарства в селе, возродить не удалось.

После 1917 г. Сунковское имение княгини Яшвиль было разворовано, разорено, а от хутора Княгинино остались только воспоминания.

Единственным напоминанием созидающей деятельности княгини остались в Сунковском лесу деревья-экзоты. По данным на 1977 г., возле конторы лесничества росли 39 могучих 70—90-летних орехов черных, в 59-м квартале 15-го участка — лесные культуры лиственницы сибирской. Площадь насаждения 8 га, средняя высота деревьев достигала 30 метров, возраст — 90 лет.

Для сохранения и изучения уникальной растительности около села в конце 80-х годов прошлого века предполагалось объявить Сунковский лес «государственным памятником природы республиканского значения «Сунковский». Этот лесной массив занимает холмы восточных отрогов Приднепровской возвышенности возле с. Сунки Смелянского района и относится к Сунковскому лесничеству Сме-лянского лесхоззага Черкасской области» [28].

Память о культурной и хозяйственной деятельности последней владелицы Сунок, княгине Наталье Григорьевне Яшвиль, воплотилась в гербе населенного пункта. По одной из геральдических традиций в герб такового может быть внесено изображение, взятое с герба лица, принесшего данному поселению значительную пользу или прославившего его. Возможно было бы использовать символику родового герба княгини Яшвиль в главном символе населенного пункта как лица, сыгравшего заметную роль в его развитии. Однако сведений об официальном использовании Натальей Григорьевной герба княжеского рода Яшвилей обнаружить не удалось. Поэтому в щите герба Сунок изображена фантастическая птица, помещавшаяся местными мастерами на глиняных мисках, дошедших до нашего времени благодаря владелице имения. Щит герба обрамляют ветви лиственницы сибирской и средиземноморского вида кизила (Cornus mas L.) — экзотов местной флоры, высаженных в лесничестве княгини в конце XIX в. На ветви растений положена девизная лента, на которой надпись: VENUSTAS ET UTILITAS (с латыни — «Красота и полезность»).

Литература и источники

1. Л. Похилевичъ. Сказанія о населенныхъ местностяхъ Кіевской губерніи. — Типографія Кіевопечерской Лавры. — Кіевъ, 1864. — О. 658.

2. Лакиер А.Б. Русская геральдика. — М., 1990. — С. 277.

3. Ibidem.

4. Фоли Д. Энциклопедия знаков и символов. — М., 1996. — С. 301.

5. Дворянские роды Российской империи. Князья Царства Грузинского. — М., 1998. — Т. IV. — С. 283.

6. Там же. С. 284.

7. Там же. С. 281.

8. М.В. Нестеров. Воспоминания. — М., 1989. — С. 275.

9. В.Т. Мозговой. Сборникъ сведеній по Кіевской губерніи..., К., 1887. — С. 91.

10. А.В. Чугаевъ. Описаніе и справочная книга Черкасскаго уезда Кіевской губерніи. — Черкассы, 1911. — С. 62.

11. Там же. С. 86.

12. Там же. С. 90.

13. Нестеров М.В. Воспоминания. — М., 1989. — С. 275—277.

14. Данченко Л.С. Народна кераміка середнього Придніпров'я. — К., 1974. — С. 94—95.

15. Там же. С. 93.

16. Там же. С. 94, 96, 97.

17. Нестеров М.В. Воспоминания. — М., 1989. — С. 279.

18. Там же. С. 275—277.

19. Нестеров М.В. Из писем. — Л., 1968. — С. 184.

20. Нестеров М.В. Воспоминания. — М., 1989. — С. 279.

21. А.В. Чугаевъ, указ. соч. — С. 8—35.

22. Історія українського мистецтва. Мистецтво другої половини XIX—XX століття. — К., 1970. — Т. 4. Книга вторая. — С. 340—341.

23. Данченко Л.С. Указ. соч. — С. 53.

24. А.В. Чугаевъ, указ. соч. — С. 70—71.

25. Історія украінського мистецтва... — С. 340—341.

26. Кустарный промысел в Киевской губернии. — К., 1912.

27. Отчет выставки прикладного искусства... — С. 4—10.

28. Перспективная сеть заповедных объектов Украины. — К., 1987. — С. 270—271.