Путеводитель по Крыму
Группа ВКонтакте:
Интересные факты о Крыме:
Исследователи считают, что Одиссей во время своего путешествия столкнулся с великанами-людоедами, в Балаклавской бухте. Древние греки называли ее гаванью предзнаменований — «сюмболон лимпе». |
Главная страница » Библиотека » Н. Доненко. «Новомученики Феодосии»
Архиепископ Феодосийский Арсений (Смолянец)На Феодосийскую кафедру 25 июня 1930 года был назначен архиепископ Арсений (Смолянец). Но и он оставался в Феодосии недолго. Через 18 месяцев, 23 декабря 1931 года, из-за надуманных подозрений НКВД он был арестован, в силу чего о его пребывании в Крыму материалов осталось больше. Поводом для ареста архиепископа Арсения послужили два незначительных происшествия. В один из воскресных дней начала августа 1931 года после литургии к архиепископу Арсению подошла молодая женщина и назвалась сестрой известной ему жительницы Ялты Екатерины Куртен1. Мария Эдуардовна передала конверт, в котором, по ее словам, должны быть деньги, отпущенные церковным советом Иоанна-Златоустовского собора на архиерейские нужды, и записка настоятеля протоиерея Димитрия Киранова, и попросила расписку в получении денег. Владыка нашел неудобным производить эту операцию в соборе и, кроме того, заинтересовался француженкой по отцу с хорошим образованием, прожившей уже несколько лет в Кизилташской пустыне близ Ялты под руководством схиеромонаха Софрония (Дубинина) в качестве инокини среди простых русских монахинь. Задержавшись ненадолго, владыка побеседовал с представленными ему спутницами Куртен, приехавшими на феодосийский базар за покупками, отпустил их, а Марию Эдуардовну пригласил к себе домой. Она пришла через час в особнячок, состоящий из трех небольших комнат, и получила расписку. А так как хозяйка дома Антонина Васильевна уже накрыла стол к обеду в прилегающем к дому саду с прекрасным видом на Феодосийскую бухту, владыка любезно пригласил гостью отобедать с ним. Он расспросил Марию Эдуардовну о положении церковных дел в Ялте и высказал предположение, что Иоанно-Златоустовский храм пополнился новыми прихожанами, так как, по его сведениям, Александро-Невский собор принял обновленцев, и они перешли в верхний храм, до последнего времени остававшийся верным Церкви. Куртен сказала, что это, к сожалению, далеко не так, и старые прихожане не хотят расставаться с собором, несмотря на перемену ориентации, и, сверх того, обновленческий епископ Вениамин (Молчанов) своим прекрасно обставленным богослужением, чарующими голосовыми данными, многократной проповедью в течение одной службы сумел привлечь к себе часть православных прихожан. Архиепископ Арсений (Смолянец) Затем Мария Эдуардовна говорила о возможности переезда их семьи во Францию, о том, что этот вопрос еще не решен окончательно и у нее есть сомнения. Ее отцу, ездившему в Москву хлопотать о возвращении на родину, в посольстве обещали помочь и даже предоставить бесплатный проезд до Парижа, но советские чиновники не сочувствовали его инициативе, и, в первую очередь, это касалось ее сестры Екатерины, уже принявшей советское подданство. Кроме того, ее мать, русская, не хочет «слагать свои кости на чужбине». В разговоре владыка Арсений попытался указать на некоторые неудобства жизни сестер во Франции по причине слабого знания французского и в особенности из-за отсутствия православных храмов в католической стране. На это Куртен сказала, что надеется устроиться в общине православных сестер в Париже, устроенной Н.П. Римской-Корсаковой, известной владыке еще по Твери. Мария Куртен предложила архиепископу Арсению, если есть необходимость, передать что-нибудь на запад знакомым архиереям. Владыка поблагодарил и сказал: «Если встретите кого-либо из наших епископов, передайте, что хотя здесь живется мне не очень сладко, но все же я рад, что остался на месте, а не уехал с теми, которые эмигрировали». Обед из двух блюд, фруктов и чая длился около двух часов, и, когда гостья собралась уходить, архиепископ сказал: «Погодите, у меня может быть к вам просьба. Не можете ли вы, перешагнув границу, передать от меня весть митрополиту Антонию (Храповицкому), моему старому знакомому?» Когда она охотно согласилась, владыка Арсений попросил передать ему на словах все подробности его жизни, какие она увидела: в каком храме служит, как поет хор и о чем возможно говорить на проповедях. И добавил: «Передайте ему, что я живу в Феодосии, познакомьте его с моим бытом, передайте, что бывший в Таганроге келейник теперь архимандрит, а мальчик Ваня Кабанов* (которого так полюбил митрополит Антоний во время своего пребывания в Таганроге) уже получил среднее образование». Владыка объяснил Марии Эдуардовне, что с митрополитом Антонием он знаком уже сорок лет и еще гимназистом 7-го класса обращался к нему. Игумения Евдокия (в миру Екатерина Куртен) «При посредстве митрополита я поступил на второй курс Академии и в течение двух лет окончил ее. В значительной степени он содержал меня во время моего пребывания в Академии. Лично я его видел в Уфе в 1901 году, куда ездил на его счет лечить начало горловой чахотки. По окончании курса Академии я год прослужил в должности на учебной службе у митрополита Антония, который уже был на Волыни. С 1903 года я бывал у митрополита Антония изредка, проездом, не более 4—5 раз до 1919 года. В 1919 году митрополит Антоний приезжал в Высшее Церковное Управление при Добровольческой Армии и дважды у меня останавливался. С 1919 года я не получил от него ни одной вести и сам не написал ему, но продолжаю митрополита Антония высоко ставить по-прежнему <...>. Когда будете проезжать через Варшаву, поделитесь впечатлениями о Феодосии с тамошним митрополитом Дионисием, учеником Антония и близким к нему человеком...» Другой эпизод, попавший в поле зрения НКВД, произошел в сентябре. Человек, лет 25-ти, в субботу вечером вошел в алтарь и представился владыке келейником покойного архиепископа Петра (Зверева), его старого знакомого, и обратился с просьбой о помощи. Архиерей дал ему свой адрес и предложил прийти к нему домой после службы. Молодой человек сказал, что когда он находился в ограде храма, к нему подошел неизвестный мужчина и спросил, откуда он и как его фамилия, на что он ответил, что приехал из Ленинграда и фамилия его Касаткин. Но владыке Арсению он представился Алябьевым и показал документ, выданный ему при освобождении из лагеря. Незнакомец рассказал, что родом он из духовной семьи, сын ныне умершего ленинградского протоиерея, окончил четыре класса реального училища и последнее время жил и работал в Нижнем Новгороде. Как член церковноприходского совета одной из церквей Тихоновской ориентации был арестован и отправлен на Соловки, где пробыл год. До Нижнего Новгорода жил в Воронеже и с 1926 по 1928 год был келейником у архиепископа Петра. По окончании срока был сослан на год в Анапу и вот сейчас едет в Москву, но в Керчи у него украли деньги и вещи, и оттого он заехал к архиепископу Арсению как бывшему другу почившего владыки Петра с просьбой о помощи. «В Феодосию ко мне, — вспоминал владыка Арсений, — он явился в пальто, в тельнике и трусах. Насколько это соответствовало действительности, мне не известно, но допускаю, что это была цель побольше получить». Во время беседы незнакомец высказал большую осведомленность в церковных делах, в особенности о духовенстве, находящемся на Соловках. И рассказал об их лишениях и злостраданиях, о том, как за маленькие проступки сажают в карцер или ссылают в Анзерский скит — страшное место для «провинившихся» заключенных, где дают не более 200 граммов хлеба и где невинные люди умирают как мухи. Схиеромонах Софроний (Дубинин). Публикуется впервые «Он сообщил мне фамилии немногих архиереев и духовенства, находящихся в заключении. Среди них помню Иоасафа Жевахова, бывшего князя, получившего сан архиерея и тут же арестованного, не совершившего ни одной церковной службы. С его слов, архиепископ Петр умер от тифа в Анзерском скиту, и по его, Алябьева, просьбе власти разрешили владыку Петра похоронить в отдельной, а не в общей могиле, так как тогда были массовые смертные случаи. Пробыв два дня в Феодосии, молодой человек уехал в Москву, с его слов, к профессору Гидуляну, который ему якобы покровительствует. На меня он произвел впечатление культурного, образованного и ловкого человека с большим житейским опытом, сведущим в житейских делах и стойкого борца за православную веру. Я дал ему 30 рублей на билет до Москвы и попросил навести справки по телефону в Синоде о моем переводе, но никаких сведений от него больше не получал...». Кем был на самом деле Алябьев-Касаткин, владыка так и не узнал. Следователь вызвал на допрос сосланного в Феодосию в 1928 году Александра Александровича Панова, инвалида третьей группы, одинокого человека, в свое время окончившего юридический факультет Московского университета. Он был типичным русским интеллигентом-либералом, с развитым чувством справедливости и страстным желанием мирно разрешить социальные противоречия, за что однажды был лишен места в Краснодарском суде и даже свободы на время следствия. У него были обширные знакомства в Феодосии, он дружил с семьей Константина Богаевского и другими замечательными людьми города, но во время хандры и уныния, регулярно его посещавших, нуждался в моральной поддержке и духовном утешении, которые в полной мере мог получить только от владыки Арсения. Свои отношения с архиереем А. Панов охарактеризовал следующим образом: Кизилташская пустынь под Ялтой. 1920-е гг. Публикуется впервые «При знакомстве архиепископ Арсений произвел на меня приятное впечатление, и я стал у него бывать. Имея суровый вид по наружности, архиерей оказался крайне приветливым, не казался фанатиком, любил шутить, занимался дрессировкой хозяйской собаки. Бывал я у архиепископа Арсения не часто, в месяц раза три <...>. Дом архиепископа был открытый, и в нем часто бывали люди, в основном церковные женщины. Помогали по хозяйству, готовили обед, убирали. Приходили певчие и просто знакомые, например, Владимир Гольштейн, перешедший из иудаизма в православие, о котором архиерей как-то сказал: «Этот глубокий жизненный практик и сын своего народа считается с действительностью, желая от нее получить все потребное для существования <...> на земле». Владыка с Александром Пановым никогда не говорил о политике, их беседы касались религиозных, бытовых или доверительно медицинских вопросов, так как у них были схожие заболевания, и, как правило, оставались в русле духовных интересов. А. Панов расспрашивал об архиепископе Евлогии (Георгиевском), так как в свое время служил в Екатеринбургском окружном суде в одном отделении с его братом Иваном Семеновичем. В контексте происходящего говорили о промысле Божием, о преподобном Серафиме Саровском, которого собеседники чтили с особой ревностью еще до прославления. Спрашивал архиерея и о баптизме, интересовался его духовными и материальными проявлениями, так как его сестра, уехавшая в Америку, жила и работала на баптистской ферме. Владыка отзывался об этой секте, о ее учении и толковании Писания пренебрежительно. Разговаривали о монашестве, и как-то раз Панов рассказал о сыне композитора Ляпунова, который, «будучи богато одарен всем, человеком физической красоты необыкновенной и разносторонне талантливым и образованным, в 1926-м ушел в монастырь в Ленинграде...». Беседовали о русских философах. «Помню, — показывал на следствии Панов, — говорили о статье Владимира Соловьева, где проводилась утопия этого великого иудофила о воссоединении церквей: православной, католической и еврейской. Помню, еще мы беседовали по поводу статьи Булгакова (с писанием которого впервые познакомился). Епископ Арсений толковал статью «Революция и интеллигенция 1905 года» очень пессимистично, что, мол, увлекшись революцией, интеллигенция отошла от Бога <...>. Как-то говорили по поводу прочитанной статьи в «Известиях» М. Горького, где он говорил, что Антоний (Храповицкий) будто бы благословлял белоэмигрантов на всякую пакость в отношении Союза Советов. Помнится, что епископ Арсений с большим осуждением к этому отнесся, говоря, что если это правда, надо удивляться, как эмигранты не только оторвались от родины, но и не понимают, что всякая война — это бедствие для человечества вне зависимости от ее исхода. Благословлять и оправдывать бойни не дело духовников, тем более иерархов, и он удивляется Антонию (Храповицкому), которого он чтит как великого постника и молитвенника <...> и великого блюстителя православной веры. Епископ Арсений вспоминал иногда о Патриархе Тихоне с большим почтением». 24 октября 1931 года следователь допросил владыку Арсения (в миру Александра Владиславовича) и предложил ему рассказать о себе и своих взглядах. Сестры Кизилташской пустыни. 1920-е годы. В центре — схиеромонах Софроний. Публикуется впервые «Воспитание я получил в семье отца — учителя города Варшавы. Отец был человек верующий, но не фанатик, и духовной (церковной) жизнью семья не жила. Не имея никакого религиозного влияния со стороны членов семьи и извне, с 4-го класса гимназии я по собственному призванию стал увлекаться церковью — регулярно посещал все церковные богослужения**. По окончании семинарии поступил в университет на юридический факультет. В то же время стал заниматься богословскими науками. Ко времени окончания университета*** у меня уже определилась наклонность к служению на духовном поприще, но, не считая себя достаточно подготовленным к этому, стал работать по линии юстиции. Четырехлетняя работа на судебных должностях в городе Варшаве явилась годами окончательного оформления моего мировоззрения, и я твердо решил идти на духовное поприще. В эти же годы усиленно занимался богословскими науками, что и дало мне возможность в 1900 году поступить на второй курс Казанской Духовной Академии. С 1902 года по окончании Академии был назначен на административно-педагогическую работу по школам духовного ведомства****. На этой работе в должности ректора Ардонской (Осетия) духовной семинарии застала революция 1905 года. Событиям 1905 года должной оценки не давал. Ясным для меня было то, что массовые выступления семинаристов России явились следствием сословной замкнутости духовенства и духовных учебных заведений. Существовавший режим в средних и высших учебных заведениях, формы и методы преподавания готовили людей однобоких. Очень часто молодежь (духовная) должна была идти в семинарии и священники против своего призвания. Вот поэтому, когда вспыхнула революция 1905 года, учащиеся духовно-учебных заведений и особенно семинарий были охвачены массовым волнением. Насколько помню, в их требованиях заметное место уделялось вопросам уравнения духовных учебных заведений с другими гражданскими учебными заведениями с вытекающими отсюда правами. Волнение семинаристов России под влиянием революции 1905 года духовенством, в том числе и мной, рассматривалось не только как протест против замкнутого сословия, но в них были заложены элементы и социальной реформы государственной власти, к которым студенчество прислушивалось, но в силу сложившихся обстоятельств дальше протеста не пошло. Идти по пути уступок рассматривалось, что это приведет к оскудению православной веры в церкви, с другой стороны, нельзя задерживать тех, кто не имел призвания. Чтобы прошла острота вопроса, а с другой стороны, дать возможность определить свое отношение к событиям, считал, что целесообразнее учебные заведения распустить. Распущена была и Ардонская семинария. В самом роспуске семинарии, в том числе и Ардонской, где я был ректором, я усматривал какую-то своеобразную форму репрессий и ее считал вынужденно необходимой. Да этого требовали не только события, но и государственные интересы того строя, в котором духовенство (церковь) играло заметную роль. В том же, 1905 году, я должен был применить ту же меру к семинаристам: распустить 3 и 4-й классы Ардонской семинарии, пытавшиеся учинить расправу с экономом5*. Причем, для конвоирования их от семинарии до железнодорожной станции через местные власти вызвал отряд казаков — 10—15 человек. В наступившей после революции 1905 года реакции духовенство по линии Союза русского народа и других черносотенных организаций принимало активное участие. Мой непосредственный начальник Могилевский епископ Стефан (умер лет 15) принимал деятельное участие в этом Союзе. Этот же епископ пытался втянуть в Союз Истинно Русского Народа и меня, но, не разделяя этой работы с ним, в Союз я не входил. Во время империалистической войны моя роль как духовного лица сводилась к богослужению молебнов о даровании победы русскому воинству над врагами. Февральскую революцию встретил с тревогой. Но в ней я уже усмотрел начало церковных реформ, и от них церковь должна уже пострадать и морально, и материально. Действительно, вначале было отменено преподавание Закона Божия в школах, детские собрания по религиозно-нравственным вопросам <нрзб.>. Октябрьскую революцию встретил с еще большей тревогой, чем Февральскую даже, чувствовалась растерянность. Ясно было для меня только то, что Октябрьская революция как революция пролетарская должна была положить конец церкви и религии. Расценивая же русский народ в массе как религиозный, считал, что на основании его потребности к вере Церковь найдет в нем свою базу, и что для ликвидации (изжития) религии нужно время. Если в настоящее время имеем в городах отход от церкви, то, по-моему, в деревне верующих много, и это есть основная база для церкви в данный период. В 1919 году во время пребывания белых в Ростове ко мне в Таганрог из-за границы приехали митрополит Киевский Антоний (Храповицкий), митрополит Евлогий (Георгиевский), епископ Никодим (Кротков), ныне на покое, и Павел [Вильковский], ныне архиепископ Пятигорский. Пробыли у меня разные сроки и разъехались. Больше всех пробыл митрополит Антоний, недели две, и выехал в Киев. После занятия Киева красными вернулся обратно в Таганрог и находился у меня. В это время Антоний выезжал в Ростов-на-Дону, Краснодар и другие города. Официального никакого положения — служебного, насколько мне известно, при Добровольческой армии он не занимал, но мне известно, что он имел встречи в Ростове-на-Дону с Деникиным. Всего Антоний за это время посетил Деникина три раза. Деникин же Антония посетил два раза. Визиты Деникина Антонию были в Таганроге у меня на квартире. При белых в Ростове с Деникиным я имел четыре встречи. Два раза с визитом заходил к нему на службу, первый раз один, а второй с Антонием (Храповицким) по возвращении его из-за границы и два раза у себя на квартире, когда Деникин делал визит Антонию (Храповицкому). Феодосия. Фонтан И.К. Айвазовского. Начало XX в. При белых в Ростове я являлся архиереем Ростовским и Таганрогским, жил и в Ростове, и в Таганроге. Как епископу мне неоднократно предлагали провести церковные молебствия, как например, освятить броневик, отправляющийся на фронт. От этой чести я всегда тактично отделывался и в такого рода молебствиях участия не принимал. Из Таганрога от меня Антоний выехал в Краснодар 26 декабря 1919 года. Когда он попал за границу, мне неизвестно, сведений из заграницы от Антония лично или через третьи лица я не получал... К церковному расколу в православной церкви, наступившему с 1918 года со времени Поместного Собора, я отношусь отрицательно. Этот раскол, по-моему, кроме вреда для церкви ничего не даст. В происходящей борьбе духовенство среди верующих теряет авторитет, и верующие отходят от церкви. Мероприятия Советской власти по вопросу изъятия церковных ценностей я не разделяю. Мне как духовному лицу жалко было оголять церковь. Отдавать ценности (в то время я был епископом Ростовским) — это нужно было идти против себя, выступать открыто я также не мог, поэтому я не выступал ни за сдачу церковных ценностей, ни против, и свое положение в этом вопросе я характеризую — был на нуле. Во время изъятия ценностей в Ростове-на-Дону (в 1922 г.) был инцидент, выразившийся в избиении организатора изъятия ценностей (Муралова) и нанесении оскорбления члену комиссии НКУ Ростовского ГПУ — Емельянову. По этому делу был судебный процесс, по которому как обвиняемый проходил и я. Судом приговорен к расстрелу, а после расстрел заменен 10 годами тюремного заключения. Всего был в изоляции 5 лет. Освобожден досрочно по болезни». Митрополит Антоний (Храповицкий) О прошлом епископ Арсений заговорил под давлением следователя, так как именно в нем, а не в политкорректном настоящем архиерея таились главные претензии власти. Следователь предъявил епископу его статью «Убийства в Советской России», напечатанную в Ростове-на-Дону 30 сентября 1918 года в журнале «Церковь и жизнь» и некоторые другие документы, под которыми была и его подпись2. После этого в присутствии подследственного архиерея следователь познакомился с его допросом от 13 мая 1922 года3. Следующий допрос состоялся 28 октября 1931 года. Следователь задал ряд вопросов и предложил архиерею в том же порядке дать свои ответы: «1) Разделение в Русской Церкви имеет свои глубокие корни, скрывавшиеся в народной почве еще во время царизма и явственно обнаружившиеся после «февраля». Если началом церковной революции считать у нас появление так называемых рационалистических сект, то она длится уже около 80 лет. И нельзя сказать того, чтобы сектантство охватывало только элементы из менее культурных слоев общества. В Ленинграде, Москве появляются секты среди тогдашних высших классов общества. В начале текущего века брожение возникло среди части ленинградского духовенства. Это движение было предтечею обновленческого движения, хотя не все участники первого (протопресвитер Шавельский и др.) остались при своих мнениях и заняли места в живоцерковстве. Все современные движения в сторону от православия являются результатом болезненного состояния Русской Церкви, в каком застала ее революция. 2) Ликвидация церквей есть причина страдания для той части населения, которая осталась верна религии, в частности, староцерковству. Перед фактами подобного рода мы, верующие, останавливаемся в молчании и грусти — и только! 3) Тем не менее мы не теряем надежды на то, что со временем острота церковного кризиса получит смягчение, и обеспечение духовных нужд жителей сел получит известное удовлетворение. Религия в основе своей имеет душевные переживания, а не есть только усвоение известных положений ума, передаваемых катехизисом. Закрытие церковных собраний ослабит силу религиозного чувства в народе, но не может искоренить его, как закрытие музыкальных школ и истребление музыкальных инструментов не заглушило бы в народе музыкальности. Такие меры лишь стеснили бы ее развитие и силу власти, если бы таковой опыт, первый в истории человечества, был сделан; убедившись в его неполной значимости (а может быть, и большем), решили бы дать известный ход религиозному чувству в его собирательных стремлениях. 4) Западный религиозный мир, особенно католический и баптистский, учитывает оскудение религии в русском народе и предстоящий недостаток в ее учителях; он не в одном месте готовит кадры проповедников из русских эмигрантов, чтобы направить их к нам при возможности. Но наблюдения над нашим народом показывают, что он не наклонен к католическому исповеданию; особенно это нужно сказать о великороссах. Более надежд могут иметь западные сектанты, но возможно то, что в прежнее время перешло бы в евангелизм, ныне стало атеистичным, и дальнейшее духовное состояние этой части народа загадочно. 5) Католические учебные заведения для воспитания ксендзов из русских имеются в Риме, Бельгии, Париже. Бывший секретарь царского посольства в Риме Голицын (кажется, так), из князей, стал ксендзом. 6) Сведения о жизни русских за границей и мыслях против нас со стороны иноверцев черпаю из светских газет и по слухам в Москве от разных лиц». Следователь выяснил, что со своими родственниками: матерью Лецкадией Ивановной, братом Вячеславом, преподавателем математики, и сестрой Антониной, женой бургомистра г. Владиславска — владыка потерял связь с 1917 года. В 1926 году он посетил Киев и от своего бывшего воспитанника протоиерея Владимира Садовничего узнал, что мать и брат уже умерли, о сестре нет никаких сведений, а ее муж умер во время войны, и узнать что-либо не представляется возможным, так как священник уже прекратил отношения с польской стороной из-за большого риска и других неприятностей. В Киеве Смолянец встречался с архиепископами Димитрием (Абашидзе) и Димитрием (Вербицким), а потом, заехав в Харьков к своему старому другу акцизному чиновнику Карасько, которого уже не оказалось в живых, встретился с епископом Онуфрием (Гагалюком). В том же 1926 году приезжал в Нижний Новгород к митрополиту Сергию (Страгородскому). На допросе архиепископ говорил о том, что в марте 1929 года, когда он был в Москве, заезжал в Брянск с надеждой найти старого приятеля Рекунова из гор. Радзивиловска, у которого когда-то крестил дочь, но не нашел. По возвращении в Москву он заехал в Орел к епископу Николаю (Могилевскому), от которого узнал, что в его епархии среди духовенства было движение против власти и даже антисоветские выступления. Епископ сообщил ему, что оставить кафедру его вынудили обстоятельства жизни епархии. Для предотвращения этого движения местное ГПУ предложило ему выпустить воззвание к духовенству и мирянам. Воззвание он составлял четыре раза, но оно все не удовлетворяло ГПУ, и каждый раз его принуждали составлять новое. И только на пятый раз ГПУ одобрило его текст и обнародовало, а так как воззвание не отвечало его воззрению, то он после происшедшего решил уйти на покой. Из Крыма в Москву выезжал дважды: первый раз в октябре 1930 года и посетил Москву, Тверь, Люберцы, а второй раз — в мае 1931 года и, помимо столицы, заезжал в Тверь и Тулу. В Москве останавливался и жил у митрополита Сергия, в Твери — у Анны Ивановны Троицкой, вдовы чиновника. В Туле был проездом и посетил только соборное духовенство и епископа Флавиана (Сорокина). В Люберцах останавливался у матушки Федосьевой, мужа которой выслали в Сибирь. Следователь потребовал от владыки объяснить возможно подробней, что он знает о церковной жизни за границей и каково его отношение к ней. «О жизни в церкви за границей мне известно следующее: заграничные русские эмигранты, численность коих мне не известна, во всяком случае составили очень значительные религиозные группы в больших странах Запада — Германии, Франции, Англии и довольно значительные в Италии, Швейцарии и др. Религиозные нужды этих групп, сильных также и культурностью их, стали обслуживать эмигрировавшие за границу священники и епископы. За организацию церковной власти на западе принялись митрополит Антоний (Храповицкий) — как личность выдающихся качеств ума, воли и нравственности, искренняя в своих взглядах и прямолинейнейшая в своих царски-династических, славянофильских, консервативных взглядах; так как Антоний возвышается всюду, где он появляется, то и за границей, несмотря на обилие среди русских эмигрантов выдающихся голов, он и на западе занял самое видное место среди русских ревнителей веры и духовных, и светских. На соборе в Карловцах, с историей коего я не знаком, был выработан проект организации русской православной заграничной церкви в странах эмиграции (вошла ли в эту церковь Америка, мне не известно). Как отнесся к появлению в этих странах Константинопольский Патриарх, простирающий, по собственному мнению, власть над церквами, кроме посольских, не знаю. Сначала, по-видимому, дело стояло на чисто церковной платформе, и тогда Антоний имел всеобщий авторитет, покоившийся на его личности. Но так как среди русской церковной части публики на западе имеется немалый, а может быть, весьма значительный процент людей, отошедших от славянофильских начал и настроенных кадетски, а религиозные интересы обычно переплетаются с политическими, то прямолинейная крайняя правая точка зрения Храповицкого в делах политики отшатнула от него многих, возможно, очень многих его сторонников не только среди мирян, но и духовенство, даже среди епископов. Особенно это, по газетным слухам, обнаружилось в вопросе о престолонаследии. Хотя мнение русских в России по этому вопросу не было опрошено, и отсутствие в народе сожаления не только о падении, но и о судьбе династии должно было бы слуг престола образумить, тем не менее Антоний с единомышленниками форсированно ввели политику Союза русского народа в карловацкие сферы. По газетным слухам, будто бы даже за границей была совершена коронация одного великого князя в цари. При такой политической линии Храповицкого против его тактики восстал митрополит Евлогий. За границей произошло разделение в церковных кругах. Евлогий образовал церковное общество, может быть, церковь, не зависимую от Антония. В каких странах возобладало то и другое течение, в подробностях мне не известно. Во всяком случае, Париж занят Евлогием, в Берлине епископ Тихон из лагеря Евлогия перешел в лагерь Антония; будто бы б. крайний правый фанатик Вениамин, б. Севастопольский и военный епископ порвал с Антонием. Каково процентное соотношение церквей и верующих разных православных ориентаций в разных странах ныне, не знаю, но, по слухам, позиции Антония ослабели. В Америке митрополит Платон будто бы отложился (или осудил) от Антония еще ранее Евлогия; писали, будто бы Антоний послал своих епископов в Америку; к чему там привела церковная распря, не знаю. В Соединенных Штатах церковное положение отяготилось тем, что там появился обновленческий епископ Кедровский и занял часть православных церквей. По образованию разных церковных формаций возник вопрос об отношении их к матери Церкви, так как самостоятельно существовать они не имеют основания в канонах. Евлогий признал для себя силу известных распоряжений митрополита Сергия, но вряд ли выдержал характер до конца, так как ныне он будто бы признал над собой власть Константинопольского Патриарха, то есть отрекся от митрополита Сергия. Антоний будто бы не порвал с Сергием, только вряд ли он признает для себя обязательными декларации нашего митрополита, не имеющие строго церковного содержания. Относительно соединения англиканской, румынской, польской, сербской, болгарской церквей скажу следующее. Вопрос в такой постановке есть богословский абсурд. Речь может быть о соединении англиканской церкви с православной; это соединение может произойти в любой церкви православной страны, и в силу этого оно обязательно для всего православного мира. Какого-то договорного союза, отдельного, а не всеобщего, англиканской церкви с отдельными автокефальными церквами быть не может. Вопрос о соединении англиканской церкви со всею православной церковью в лице Русской Церкви имеет свою почти столетнюю историю. Еще более древнюю историю имеет история соединения этой церкви с Константинопольской. Соединение англикан с православными в Москве или Константинополе было бы обязательно для всех остальных автокефалий востока. Союзов между отдельными церквами не на церковной почве история Церкви не знает, тем более с неправославными, например, хотя бы английской. Католицизм в ожидании лучших времен для веры в России и ввиду осуждения в русском священстве в Союзе готовит кадры ксендзов из русской эмиграции. В Риме давно уже существующая семинария для образования русских клириков наполнена русским юношеством. Будто бы есть особые школы для русских в Бельгии и Париже. Одновременно с этим пропаганда среди верхов русского общества, существовавшая искони, оживилась в Риме, недавно перешел в католицизм кто-то из русских князей, бывший секретарем царского посольства в Риме. Смолянец Александр
Следствие пыталось инкриминировать епископу Арсению связь с заграницей и то, что он передал митрополиту Антонию нечто порочащее отношение Советской власти к Православной Церкви. Следователь выявил все сколько-нибудь реальные контакты, какие были у архиерея. В его поле зрения попали Евгения Петровна Доможирова6*, жившая в Твери, лишь только потому, что поддерживала отношения с братом владыки — белоэмигрантом, живущим в Париже, и Мария Николаевна Мацнева, также из Твери, некогда вхожая к Н.П. Римской-Корсаковой и поддерживавшая с ней переписку. Но архиепископ Арсений настаивал на том, что устное поручение описать условия его жизни и не больше он давал только Марии Куртен и подчеркивал: «Несмотря на то, что мне отлично известно, что митрополит Антоний и митрополит Дионисий ведут активную контрреволюционную борьбу с Советской властью, я как его ученик чувствую с ним духовное единение, и я все-таки дал такое поручение Куртен. Никаких других поручений политического характера я ей не давал». Связавшись с тверскими коллегами, следователь выяснил, что епископ Арсений был не вполне откровенен с органами и не назвал всех своих знакомых... Так он попытался скрыть свое знакомство с известным в церковных кругах профессором-протоиереем Илией Михайловичем Громогласовым7*, с которым познакомился в 1929 году в Твери и посещал его неоднократно в 1930—1931 годах. Они говорили об экономических трудностях жизни в Крыму, о тягостных офаничениях духовенства, невозможности проповедовать, выезжать на приходы и непосильных налогах. Епископ Арсений рассказывал, как в Севастополе из-за неучтенной мелочи репрессировали священников, как был взорван Александро-Невский собор в Симферополе. Протоиерей Илия интересовался священником Сергием Булгаковым, его пребыванием в Ялте. По настоянию следователя владыка охарактеризовал своего собеседника следующим образом: «По политическим убеждениям Громогласов не монархист и не советски мыслящий человек, а скорее, может быть причислен к демократам». Мученица Евгения Доможирова. Тверская тюрьма, 1932 г. Следователю стало известно о приятельских отношениях владыки с настоятелем Троицкого собора Димитрием Боголюбовым, замечательным миссионером, с которым он случайно познакомился в Твери. В своих беседах они сокрушались о разрушающих церковную жизнь непосильных налогах и обговаривали удивительные особенности наступившей эпохи. На очередном допросе владыке пришлось по пунктам отчитываться и за свои знакомства, и за свои слова: Мария Мацнева. Тверская тюрьма, 1932 г. «Духовно-церковные меры митрополита Сергия, его воззвания, также и распоряжения о поминовении церковным обществом, а также духовенством были приняты с недоверием к их искренности. Между тем они имеют под собой каноническую подкладку. Экономические и социальные мероприятия Советской власти тяжело отразились на положении Церкви: замена воскресений и праздников днями отдыха лишила Церковь немалого числа религиозных людей за службами в эти дни; коллективизация упразднила класс более зажиточных слоев села, финансовую опору Церкви и духовенства; само население связывает коллективизацию со свободой от церковных отношений, состояние единоличников — с Церковью. Возникает вопрос о дальнейшей судьбе Церкви. Люди отрицательного направления считают дело Церкви законченным в своем существовании; сторонники Церкви видят в этом начало духовного распада русского народа, то есть падение нравственности как непременного условия существования народа; середину занимают те, которые хранят в себе веру в Промысел Божий и духовные силы народа: народ-де выработает новые формы существования, где найдут себе применение коммунизм, до сих пор настроенный враждебно к религии, и человеческая потребность веры. Священномученик Илия Громогласов. Москва, 1900-е годы Если я говорил, что митрополит Сергий останется за бортом жизни, то я не беру назад своих слов в полном объеме. Доказательством этому является то, что собрания комплекта Синода при нем доведены до 4 кратковременных сессий; обычно же действует малый синод из 3-х лиц (в том числе и Сергия, и 2 иерархов). Очень может быть, что эти сессии будут малочисленнее. При отсутствии духовно-административных и духовно-учебных заведений в связи с современным советским строем деятельность церковного центра фактически стала полунезависимой (если не меньше) от Москвы. Митрополит должен ориентироваться в отношении паствы к епископу или иерею; митрополит Сергий в таких случаях не навязывает своей воли населению. Лично я имею полное уважение к митрополиту, столь превосходящему нас, епископов, умом и житейским опытом, и считаю его мероприятия и целесообразными, и не сходящими с колеи церкви. Союз митрополита Сергия с епархиями и епископами остается скорее в общении духа, нежели жизни. Что же касается действий митрополита, то нет такого действия церковной администрации, которое было бы безразлично для гражданской власти, и святой Викентий Леринский в V веке писал: «Не государство в церкви, а церковь в государстве» <...>. Отношение органов ОГПУ к церкви и церковным вопросам, по-моему, для церковных руководящих работников — вопрос общеизвестный. Лично же мне как занимавшему руководящее положение в церкви в ряде епархий отношение ОГПУ к церковным делам известно еще больше. Среди своих приближенных и доверенных лиц об отношении органов ОГПУ к церкви и церковным делам я говорил. Этот разговор имел эпизодический характер, вытекал из разговоров в этом кругу по церковным вопросам. На мой взгляд, этот разговор никакой тенденции почти не имел и не имел цели сеять недоверие к органам власти среди церковников. Если же лица, с которыми я имел такого рода разговор, моим именем спекулировали, то за их действия виновным себя не считаю. Армянский переулок с видом на музей древностей (гора Митридат). Фото 1930-х годов Относительно отношения Советской власти и большевиков к Церкви и священникам разговор в церковных кругах идет часто, и в настоящее время этот вопрос животрепещущий. Я считаю, что Советская власть ведет линию на уничтожение Церкви, и в этом усматриваю притеснение Церкви и репрессирование духовенства. Свою точку зрения среди доверенных лиц по этому вопросу высказывал в порядке обмена мнениями. Относительно имевшего место моего заявления о системе шпионажа органов ОГПУ могу показать следующее. Летом 1931 года ко мне в Феодосию из Керчи приехал священник Лебедев Евграф. В разговоре с ним, когда Лебедев стал жаловаться на свое житье в Керчи, я ему сказал: «Вас не вызывают в ОГПУ, не предлагают записать в шпионы, это уже хорошо». И рассказал ему о разговоре в поезде со священником из Орла. Он мне передавал, что перед Пасхой в 1931 году в г. Орле всех городских священников вызвали в ГПУ и предложили записаться в шпионы — для донесений. Тех священников, которые не давали своей подписи, Орловское ГПУ высылало из города, а те, которые дали подписи, стали секретными сотрудниками ГПУ и были оставлены в городе. Архиепископ Арсений (Смолянец) О том, что Лебедев Евграф мой с ним разговор о системе шпионажа органов ОГПУ передавал керченским церковникам, мне никто не говорил». Последнее сообщение особенно заинтересовало следователя, и он потребовал еще раз с большими подробностями рассказать, кто куда ехал и что именно говорил. Но ничего существенного сверх уже сказанного не услышал. В результате своих «изысканий» следователь собрал весь возможный «компромат» на архиерея, в том числе и дореволюционный. «Следственное дело по обвинению Смоленца Александра Владиславовича — архиепископа Феодосийского и Крымского — Арсения, возникло на основании агентурных материалов, из коих усматривалась антисоветская деятельность, выражавшаяся в агитации среди церковников против мероприятий партии и Соввласти по церковным вопросам, в распространении слухов о притеснении духовенства, о незаконном репрессировании и системе шпионажа со стороны органов ГПУ <...>. Тюремное фото. 1932 г. Публикуется впервые В дореволюционный период, еще в начале 1905 года, будучи инспектором Киевской духовной семинарии, Смолянец А.В. жестоко обращался с революционно настроенными семинаристами, за что на него было покушение — стреляли, но неудачно. В 1905—1906 годах после перевода из Киева на должность ректора Ардонской духовной семинарии Терской области арестовал одиннадцать семинаристов — руководителей революционного забастовочного движения в семинарии и распустил последнюю (вероятно, и роспуск семинарии следствие определило как вину архиерея перед Советской властью. — Авт.). Из числа арестованных после освобождения лишенные права поступать в учебные заведения кончали жизнь самоубийством — стрелялись и бросались под поезд (откуда у следствия такие данные, из дела не видно. — Авт.) <...>. В 1919 году, во время пребывания белых в Ростове, совершал молебствия о даровании победы белому воинству над большевиками <...>. В 1922 году при проведении мероприятий Соввласти по изъятию церковных ценностей, являясь епископом Ростовским-на-Дону, оказал противодействие, выразившееся в избиении представителей власти (надо заметить, что владыка уже отбыл наказание по этому обвинению. — Авт.) <...>. Материалами Сталинградского Окротдела ОГПУ за 1928—1930 годы за время работы в Сталинграде епископ Смолянец характеризуется как антисоветский тип, группировавший около себя реакционное духовенство, и подозревался в сношениях с духовенством, руководившим выступлением кулачества в Сталинградском округе в начале 1929 года8*. Работая в Феодосии архиепископом Феодосийским и Крымским с 1930 по 1931 год, Смолянец окружил себя почитателями из бывших антисоветски настроенных людей, в их среде высказывал недовольство мероприятиями партии и власти по церковному вопросу, распускал слухи о притеснении духовенства, о репрессировании духовенства, о системе шпионажа органов ОГПУ и т. д.». В том же духе описана краткая встреча с М.Э. Куртен и Алябьевым-Касаткиным, «который рассказал о ряде провокационных сведений — о положении заключенного духовенства в Соловках. Касаткин не только нашел приют у Смоленца, но на дорогу до Москвы получил от него 30 рублей». И далее, вдохновляясь поставленной задачей, следователь делает предположения: «Барнаульским оперативным сектором разыскивается священник Касаткин, член контрреволюционной организации, по их сведениям, выехал в Крым. Посещение указанным Касаткиным Смоленца совпадает с выездом разыскиваемого Барнаульским оперсектором Касаткина, и есть основания предполагать, что Касаткин, посетивший Смоленца, есть Касаткин, разыскиваемый Барнаульским оперсектором. Среди своих приближенных церковников Панова и других распускал провокационные слухи, что церковной политикой руководит не митрополит Сергий, а ОГПУ в лице Тучкова Евгения Александровича. Проживая в Крыму, посылал в лагеря и ссылку осужденным органами ОГПУ священникам — Жижиленко [на Соловки], Феодосьеву [в Сибирь], Гуричу и другим посылки. Подобные случаи имели место и в бытность его в Сталинграде <...>. При следствии Смолянец показал большую осведомленность в вопросах церковной жизни за границей <...>. Из изложенного усматривается: 1) Установление Смоленцом в августе 1931 года связи с Антонием (Храповицким) через французско подданную Куртен и связь с Польшей через Садовничего Владимира Ивановича <...>. 2) Агитация среди церковников против мероприятий Соввласти по церковному вопросу, распускание ложных провокационных слухов о руководстве церковной политикой ОГПУ, о системе шпионажа ОГПУ; оказание материальной помощи репрессированному духовенству <...> 3) Активная борьба и репрессирование революционно настроенной молодежи — семинаристов в период 1905—1906 гг.<...>. Материалы следствия в целом характеризуют Смоленца как монархиста, непримиримого к Советской власти элемента, способного к активной организационной контрреволюционной работе <...>. Арестованный Смолянец содержится при Крымизоляторе с 23 октября, перечисляется за Коллегией ОГПУ. Оперуполномоченнный 3-СПО ПП Модин
14 марта 1932 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ постановило заключить архиепископа Арсения в концлагерь сроком на три года. 16 февраля 1933 года архиепископ Арсений был досрочно освобожден с лишением права проживать в 12 городах. Примечания*. Ваня Кабанов жил при епископе Арсении и прислуживал в храме. Владыка занимался с ним общеобразовательными предметами и, по всей видимости, готовил к священническому служению. **. В молодые годы перешел из католичества в православие. ***. В 1896 году окончил Варшавский Императорский университет со степенью кандидата права. ****. 23 марта 1902 года пострижен в мантию ректором Казанской Духовной Академии епископом Чистопольским Алексием (Молчановым) в академическом храме. В 1902 году рукоположен во иеромонаха. 5*. Помимо этого было совершено покушение и на епископа Арсения. Семинарист Иоаким Ясинский с оружием в руках пытался убить архиерея. Дальнейшая его судьба неизвестна. 6*. Евгения Петровна Доможирова родилась в 1871 г. в Риге в семье генерала. Училась в институте благородных девиц в Варшаве и школе Красного Креста. Работала в военном госпитале, затем в Александро-Мариинском институте в Варшаве. Переехала в Москву и в 1907—1912 гг. работала сестрой милосердия в институте Московского дворянства. Во время I Мировой войны — сестра милосердия в госпитале на Западном фронте в Полоцке. В 1917 г. уехала в Тверь, где вела активную церковную жизнь, за что в 1932 г. арестована и этапом отправлена в Казахстан, где 18 января 1933 г. скончалась в Алма-Атинской тюрьме. Причислена к лику святых. Память празднуется 5/18 января. 7*. Илия Михайлович Громогласов родился 19 июля 1869 г. в с. Ермиши Тамбовской губ. в семье диакона. Окончил Московскую Духовную Академию в 1893 г., оставлен при ней профессорским стипендиатом. Защитил диссертацию на тему «Определения брака в Кормчей», за нее получил премию митрополита Макария. Преподавал в МДА, затем в гимназии. Выдержав экзамен в Московском университете, был принят в число приват-доцентов на юрфак на кафедру церковного права. Одновременно был профессором МДА по кафедре церковного права. Автор множества науч. работ по истории раскола. В 1917 г. Синодом включен в состав Предсоборного совета. Участник Поместного собора. 20 февраля 1922 г. Святейшим Патриархом Тихоном рукоположен в сан священника. 22 марта арестован, содержался во внутренний тюрьме ГПУ. По возвращении был настоятелем Воскресенской в Кадашах церкви. В мае 1925 г. арестован, сослан в Сургут Тобольского округа. В 1928 г. жил в Твери, служил в храме иконы Божией Матери «Неопалимая Купина». 3 ноября 1937 г. арестован и 4 декабря — расстрелян. Причислен к лику святых. Память празднуется 22 ноября/5 декабря. 8*. Этот вывод был сделан крымским следователем на основании «Выписки из меморандума секретного отдела Сталинградского городского отдела ОГПУ по агентурной разработке «Катакомба» по состоянию на IX-1930 г.»: «Имевшиеся в нашем округе массовые волнения на религиозной почве преимущественно происходили со стороны церковников, причисленных к сергиевской ориентации, плюс ряд следственных дел на отдельных служителей церкви этой же ориентации дает основание полагать, что исходная нить к этому проходила со стороны возглавляющего в нашем округе эту ориентацию архиепископа Арсения, действовавшего через окружающую группу священников и монахов в городе, кои по его заданиям часто выезжали в районы для обслуживания тех или иных пунктов» и приложили характеристики на священника Павла Георгиевича Александровского, протоиерея Павла Алексеевича Добросердова и монахиню Римму. 1. Екатерина Куртен — дочь обрусевшего француза и русской матери (урож. Борисоглебской). Родилась в Москве в 1895 году. Детство прошло в Ялте. Будучи гимназисткой, духовно окормлялась у известного священника Сергия (Щукина). В 1920 году обвенчалась с историком А.Д. Мещеряковым, который скончался в 1922 году от сыпного тифа. Поступила в небольшую женскую обитель в Кизилташе под Ялтой, которой руководил схиеромонах Софроний (Дубинин), где монашествовала ее младшая сестра Дорофея. В 1927 году Екатерина приняла тайный постриг с именем Евдокия. В 1932 году мать Евдокию арестовали, но благодаря французскому происхождению разрешили ей выехать во Францию. С 1936 года вместе с монахиней Марией (Скопцевой) участвовала в трудах объединения «Православное дело». Через некоторое время вместе с монахинями Бландиной (А.В. Оболенской), Феодосией и Дорофеей обосновалась в Муазене в 50 км от Парижа. В 1946 году в имении В.Б. Ельяшевича мать Евдокия основала монастырь Покрова Божией Матери. В 1948 году стала игуменией этого монастыря. Скончалась в 1977 году. 2. Убийства в Советской России Наши газеты ежедневно приносят страшные вести о расстреле огромного множества лиц, тяготящихся так называемой «Советской властью». Убиваются без всякой вины, пожалуй, даже без всякого повода, и старые министры, государственные или общественные деятели, офицеры, священники, учителя, инженеры и т. д. Убиваются не только мужчины, но и женщины, и даже дети. К этому ужасу на днях присоединился еще новый. По постановлению Московского Совета Рабочих и Красноармейских Депутатов из своих квартир выгоняются все, кого признают нужным выгнать. Их мебель и имущество отбираются, сами они остаются на улице, и нового крова им никто не дает. В таком ужасном положении эти бедные люди точно так же обречены на смерть. Что это такое? Чем вызваны эти ужасы, и что будет дальше? С начала революции у нас много говорили об общественном неравенстве, о том, что одни знатны, другие простолюдины, одни богаты, другие бедны и т. д. Этого, говорили нам, не должно быть, и чтобы это вывести, нужно ввести в Россию социализм. Соблазненные такой заманчивой целью, многие русские люди объявили себя социалистами и стали его насаждать. Но при нашей русской серости получились ужасные последствия этого. Вместо того, чтобы бороться с самым укладом общественной жизни и исправлять его в таком направлении, чтобы действительно всем было хорошо, а для этого вовсе не нужно было и думать о социализме, который для этого совсем не годится, наши темные люди, отдавшиеся злым и преступным руководителям, стали деятельно истреблять людей, как будто они виноваты в том, что родились от знатных родителей, приобрели трудом свой достаток и т. д. Убийцам кажется, что если они расстреляют несколько министров, несколько купцов, капиталистов, священников, офицеров и т. д., то больше уже вовсе не будет ненавистной им «буржуазии». Поклонники и приверженцы Ленина и Бронштейн-Троцкого разные латыши, матросы, красноармейцы, рабочие и другие отбросы русского народа надеются, что, истребив «контрреволюционную буржуазию», они достигнут общего равенства и общего блага. Между тем таким способом никак нельзя достигнуть этой цели. Уже и теперь видно, что большевики хотят вовсе не равенства, а господства, и борются за это господство не силой правды, ума, образования и заслугами перед Отечеством, а только оружием, только силой и наглостью. Им нравится поиздеваться над теми, кому они прежде должны были кланяться. Им приятно убивать беззащитных, выгонять из теплых квартир, видеть слезы, отчаяние женщин и детей и вместе с тем самим жить роскошно, тратить без счета награбленные деньги, жить и пачкать в больших и нарядных домах, сидеть на дорогой мягкой мебели, пить и есть дорогие вина и кушанья, стремительно мчаться на автомобилях. Во всем этом сказывается только злая черная зависть. Всем этим людям не угодила судьба. Они были недовольны своей скромной долей. Они не хотели трудиться честно и усердно, чтобы жить лучше, пользоваться общим уважением. Они умели только завидовать и искали предлога легко воспользоваться чужим достатком, как это делают обыкновенные воры и разбойники. Для этого они воспользовались «социализмом», принципом «демократии» и стали всех убивать и грабить. Но все это ненадолго. Скоро, конечно, пройдет этот страшный угар, и всякий из нас вернется в то общественное положение, какого он достоин по своему уму, образованию, способностям, честности и трудолюбию. Даже более того. Все это давно уже прошло, может быть, этого и не было бы в нашей бедной России, если бы страшная разруха, голод, болезни, разорения и бедствия русских людей не были кое-кому из посторонних очень выгодны, если бы кое-кому чужому не было очень важно как можно больше убить образованных и сознательных, состоятельных и способных русских людей. Епископ Арсений.
Юго-Восточный русский поместный церковный Собор
«Блюдите убо, како опасно ходите, не якоже немудры, но якоже премудры, искупующе время, яко дние лукавы суть» (Ефес. 5, 15—16) Поистине лукавы дни, ныне переживаемые нами, и подобает всем нам соблюдать сугубую осторожность, да не впадем в горшие беды, и всячески дорожить данным нам от Господа временем, да не подвергнемся осуждению за нерадение и упущение времени, потребного для неустанного делания на пользу святой православной Церкви. По крайней нужде по зову Преосвященнейших Архипастырей местных епархий и мы верим не без мысленного благословения Святейшего отца нашего Тихона, Патриарха Московского и всея Россия, через отделяющие нас от него преграды вражия, изволением Святого Духа, собрались мы ныне в богоспасаемом граде Ставрополе на Поместный Церковный Собор дабы при Божьей Помощи устроить важнейшие неотложные церковные дела южного края России. Вы же, братие, возлюбленные, станьте добре на страже святых заветов Церкви Православной, соблюдайте ее от всех козней вражиих. Попраны святыни жизни, на коих утверждается как самое бытие человека, так и существование государства и народа. Забвение веры, Родины и Общего отечества, потеря духа, повиновения закону и верности государству привели народ русский, пленный нечестивою и безбожною властью, к гибели духовной и физической. Отвержение святынь бытия человеческого кончилось страшным крушением и провалом в бездну. В смиренной преданности воли Божией вспомним грехи наши и станем на путь истины и правды. Пастыри церковные, совершайте великое служение ваше свято и благоговейно, памятуя, что вам подобает быть примером для пасомых, светильником, стоящим на свешнице, не предавайтесь своекорыстию и мирским заботам, дабы не соблазнить малых сих и не оттолкнуть их от Церкви Божией. Военачальники и правители, все попечение свое обратите на доблестное исполнение своих обязанностей, не щадя живота своего; «ничего не требуйте более определенного вам» (Лук. 3,13), уважайте права мирных жителей, памятуя, что всякая незаслуженная обида увеличивает число врагов наших. Воины православные, в сознание святости вашего подвига, повинуйтесь начальникам вашим, будьте страшны врагам, милостивы к мирным и безоружным, переносите терпеливо неизбежные на войне лишения в твердой надежде на скорую победу и наступление желанного мира на многострадальной родине нашей. Православные русские люди, прекратите взаимные распри, раздирающие близких соседей и братьев по вере и крови, сильные не притесняйте слабых; богатые не обижайте бедных; бедные не завидуйте богатым, не позволяйте себе неправедных прибылей, которые, как огненные уголья, падут на голову вашу, берегитесь убийства, жестокости к беззащитным, грабежей и присвоения не принадлежащего вам имущества. Этот наш великий порок, увы, за последнее время стал причиной недоброй славы о народе нашем. Пора нам опомниться, пора понять, что всем нам нужно покаяться и справиться, чтобы заслужить от Господа прощение за наши великие и тяжкие прегрешения, навлекшие пламенный гнев Божий на нашу родину. «Умертвите убо уды ваша, яже на земли, блуд, нечистоту, страсть, похоть злую, и лихоимание, еже есть идолослужение, ихже ради грядет гнев Божий на сыны противления... Облецытеся убо... во утробы щедрот, благость, смиренномудрие, кротость, и долготерпение... Над всеми же сими стяжите любовь, яже есть союз совершенства. И мир Божий да водворяется в сердцах ваших» (Кол. 3, 5—6, 12—15). Сам же Господь мира да даст вам мир всегда во всем... Благодать Господа нашего Иисуса Христа со всеми вами. Аминь. (2 Фес. 3, 16—18). 21 мая 1919 г.
3. Выписка из протокола дополнительного допроса епископа Арсения (Смоленца): «ДОГПУ. 13 мая 1922 г. Епископ Ростовский Арсений на нижеследующие ему заданные вопросы показал: — Как вы смотрите на власть вообще? — Я признаю всякую власть и повинуюсь всяким ее распоряжениям, не противным моей вере и совести. — Принимали ли и принимаете в настоящее время какое-либо участие в политической жизни страны? На этот вопрос епископ Арсений просил дать ему время для того, чтобы обдумать формулировку ответа. После минутного размышления ответ епископа Арсения сформулировался так: — Я принимал участие в политической жизни страны, поскольку в ней принимало участие Временное Высшее Церковное Управление на юго-востоке России при Деникине, когда церковь не была отделена от государства. — Каким образом и для чего было организовано Высшее Церковное Управление на юго-востоке России? — Оно было образовано в мае месяце 1919 года по инициативе протопресвитера военного и морского духовенства Г. Шавельского и профессора Московского университета князя Трубецкого для решения церковных дел высшего порядка, требующих патриаршей санкции по перерыву сношений с Патриархом, ввиду наличия военных действий. — Кто входил в состав Собора, и какие вопросы обсуждались на Соборе? — В состав Собора входили все епископы епархий на территории, занятой Деникиным, а также представители от духовенства и мирян каждой епархии. На Соборе обсуждались вопросы об открытии новых епископских кафедр, о восстановлении жизни в духовных учебных заведениях Краснодара, Ставрополя и в других местах далее, вглубь Кавказа. — Когда эти учебные заведения прекратили свою деятельность? — С Октябрьской революции. — Какие еще вопросы обсуждались на Соборе? — О разделении Новороссийской епархии, некоторые вопросы Экзархата Грузии, доклад Шавельского о форме поминовения во время богослужения правительства, выражение благодарности Деникину за оказанное им содействие по созыву и устройству Собора, перед окончанием работы Собора Шавельским было предложено Собору принять составленное им, Шавельским, и князем Григорием Трубецким воззвание к армиям Колчака и Деникина и казачьим войскам о признании правительства во главе с Деникиным и преподано благословение Деникину. Других постановлений Собора не припоминаю. — Кому передал свои полномочия церковный Собор для проведения их в жизнь? — Избранному на церковном Соборе Временному Высшему Церковному Управлению в составе: председателя — бывшего архиепископа Донского, ныне митрополита Митрофана, архиепископа Таврического Димитрия и епископа Ростовского Арсения, протопресвитера Георгия Шавельского, профессора протоиерея Александра Рождественского, профессора Павла Верховского, графа Мусина-Пушкина. — Кто был основным рабочим ядром Высшего Временного Церковного Управления, и где это Управление помещалось? — Сначала Управление помещалось в Екатеринодаре, затем для удобства было переведено в Таганрог по месту жительства секретаря Управления Махараблидзе. Вместе с канцелярией переехал в Таганрог и Шавельский как духовник Деникина, который ввиду продвижения армии Деникина переехал со своим штабом из Краснодара в Таганрог. С переездом Управления в Таганрог мне, епископу Арсению, естественно, пришлось как члену Управления подписывать бумаги. Во время сессий, которые происходили в Новочеркасске, часть бумаг приходилось подписывать Митрофану и Димитрию, а также и мне. Основным рабочим ядром являлись протопресвитер Шавельский и протоиерей Рождественский, которые разрабатывали и выдвигали на сессиях Управления различные вопросы, затрагивающие политику. — Какие основные положения, помимо принятых на церковном Соборе, были выработаны Управлением Церковного Совета в связи с продвижением армии Деникина вперед? — Таковых основных положений я не знаю. Управление руководствовалось одною главною мыслью — восстановить церковную жизнь приблизительно в тех нормах, в каких она протекала до Октябрьской революции. На первом плане стояло восстановление духовно-учебных заведений как более пострадавших от Советской власти. — Являлась ли работа по восстановлению церковной жизни на территории, занятой армией Деникина к моменту созыва церковного Собора, постановлением этого Собора или это была только главная мысль деятельности Управления? — Несомненно, это была мысль самого Собора, но я не помню, была ли она выражена в письменной форме. — А кому принадлежит мысль о восстановлении церковной жизни на территории, занимаемой продвижением армии Деникина вперед? — Эта мысль заключается уже в том пункте положения о Временном Церковном Управлении, который говорит о том, что по мере продвижения войск Деникина территория, занимаемая им, в церковном отношении подчиняется Высшему Церковному Управлению. — Если это так, то каким образом Высшее Церковное Управление, представляя временную кафедру Патриарха, могло вынести заочное постановление о Московском и Киевском Патриаршестве, в ведении которых находились епархии, еще не занятые войсками Деникина, и насильственно, путем вооруженной оккупации отрезывались от своих патриарших центров? — В Киеве нет Патриарха, а есть епархиальный архиерей, который подчинен Московскому Патриарху. Этот вопрос озадачивал членов Собора, Собор из представителей епархий, епископов, священников и мирян по церковной нужде, но с согласия наличных представителей епархии образовал для этих же епархий высший административный центр. На Соборе высказывались опасения, что другие епархии по мере продвижения войск Деникина к северу и западу, особенно украинские, не захотят подчиниться образованному Высшему Церковному Управлению на юго-востоке России. На Соборе получила перевес мысль о том, что по мере продвижения войск Деникина и очищения других епархий от власти большевиков следует предлагать епископам и епархиальным советам власть Высшего Церковного Управления, не прибегая, однако, к давлению на них во избежание церковного раскола. При занятии Москвы власть Церковного Управления должна была упраздниться и постановления его должны были быть представлены на утверждение Патриарха Тихона задним числом, который должен был бы все постановления Ставропольского Собора передать на утверждение Всероссийского Церковного Собора, приостановившего свои сессии с 1918 г. ввиду того, что созыву их мешала Советская власть. — Сколько времени существовал краевой поместный собор, созванный в Ставрополе? — Он существовал три — три с половиной дня и был закрыт, таким образом, этого собора больше не существовало. — Каким образом вслед за ликвидацией собора существовал избранный им орган Высшего Церковного Управления, и кому этот орган был подконтролен? — Высшее церковное управление было предоставлено само себе и средства на свое содержание получало из епархий. Не было ни под чьим контролем. — Сколько раз и в каком размере Управление получало денежные средства от правительства Деникина? — На этот вопрос я не могу ответить. Средства отпускались правительством Деникина, министерством иностранных дел, а затем, когда образовалось министерство исповеданий, то стали отпускаться этим последним по мере ходатайств, поступавших из епархий. Выражение о том, что деньги сначала получались из министерства иностранных дел, есть выражение ошибочное: деньги получались из органа, ведавшего финансами, название которого я сейчас не помню. — Вам был задан вопрос, сколько раз и в каком размере вы получали денежные средства от Деникина, на что вы не могли ответить, а затем даете все-таки пояснение, каким образом получались деньги, — объясните противоречие мысли вашим словам. — Противоречия здесь я не вижу. У Деникина не выдавались общие ассигновки на нужды управления, а частные ассигновки по представлению управления были разнообразны и многочисленны. — В чем выражалась характерность частных ассигновок? — Например: по Таврической епархии были ассигновки на содержание епископа, архиерейского дома, духовной семинарии, училища, женского епархиального училища, епархиального совета, ремонта некоторых церквей, пострадавших от войны, и проч. — А на какие средства управление вело пропаганду религиозную и политическую среди войск и населения? — Политическую пропаганду Управление не вело и религиозную не успело вести за кратковременностью своего существования. — Каким же органом были выпущены листовки политическо-религиозного содержания за подписью Высшего Церковного Управления? — Таковых листовок я не знаю. И насколько я помню, их не выпускало Управление. Таковые листовки, насколько мне известно, выпускал отдел пропаганды при штабе Деникина; я их не читал, но слышал, что Шавельский как протопресвитер военного духовенства издавал такие листовки за своей подписью и распространял в войсках. — Таким образом, выходит, что отдел пропаганды Деникина, выпуская листовки за подписями членов Управления, делал это без их ведома и согласия. — Совершенно справедливо. Отдел пропаганды не имел никакой связи с Церковным Управлением, и работали в нем даже иноверцы, и во главе стоял лютеранин. — Известно ли вам о выпущенном обращении Высшего Церковного Управления к русскому юношеству, и принимали ли вы участие в выпуске этого обращения? — Это обращение было заслушано на заседании Управления. — И что сделано с ним после заслушания? — Мне неизвестно. Его предполагалось направить в средние учебные заведения для ознакомления с ними юношей. — Какую цель преследовало Высшее Церковное Управление, выпуская это обращение к русскому юношеству? — За истечением почти трех лет не помню ни его содержания, ни бывших посему рассуждений. — Давалось ли Церковным Управлением какое-либо поручение протопресвитеру Шавельскому об оповещении епархиальных священников вновь занимаемых местностей о постановлении Ставропольского церковного Собора? — Суждение об оповещении священников вновь занимаемых Деникиным областей о постановлениях Собора было в Церковном Управлении. Я не припоминаю, чтобы поручение это было возложено на Шавельского, но это очень правдоподобно, потому что Шавельский по своему положению в армии входил в сношение с духовенством вновь занимаемых местностей ранее, чем кто бы то ни было из других лиц Высшего Церковного Управления. — Каким же образом Высшее Церковное Управление входило само в сношения с вновь присоединяемыми епархиями и знакомило их как с постановлением Поместного Собора, так и с самим их существованием? — По почте или с оказией, но, обыкновенно, представители епархиальных советов спешили приезжать в Новочеркасск и Таганрог с ходатайством о денежных пособиях епархиям и знакомились с управлением. — Все ли представители вновь присоединяемых епархий приезжали в Новочеркасск? — Всех, кроме Подольской. — Каким образом такие отдаленные епархии как Курская, не зная о существовании Церковного Управления и не имея никакого тяготения к Донской епархии по своей структуре управления, все-таки приезжали за деньгами в Новочеркасск? — Узнавали от военных священников, которые тоже находились в ведении Высшего Церковного Управления. — Кем была признана власть Деникина — Церковным Собором или церковниками? — Церковниками власть Деникина была признана сама собой без особого какого-нибудь акта как существующий факт наравне с прочими гражданами нашей местности. — А почему при богослужениях поминалась эта богохранимая держава Российская, если признание церковников носило тождественный характер наравне с признанием прочими гражданами? — Деникинская власть существовала для нас как власть; эта власть не отделила церкви от государства и государства от церкви. На Ставропольском Соборе эта власть через Шавельского заявила послание о том, чтобы возносились моления о ней как о державе Российской. — Был ли Деникин на Ставропольском Соборе, и в чем выражалось его выступление на Соборе? — Деникин был на открытии Собора, присутствовал при этом всего несколько минут и обращался к Собору с какой-то речью, содержания которой не знаю, так как случайно не был в это время на заседании Собора. — Почему Церковное Управление духовенства согласилось поминать правительство Деникина как державу российскую, в то время, когда значительная часть крестьян и рабочих России этой власти не признавали и, отстаивая свою пролетарскую власть, вела борьбу с представителем капитала в лице Деникина? — Потому что такая формула была предложена военной властью Собору и Собором — духовенству. — Каким образом вы как епископ, признавая правительство Деникина как совершившийся факт, вели печатную агитацию против другой власти, власти рабочих и крестьян? — Я не агитировал против власти крестьян и рабочих, а рассматривал большевизм как явление духовного порядка, несогласное с христианством, и в своих двух или трех статьях по сему поводу, если, с одной стороны, укорял за многое большевиков, то, с другой стороны, защищал их пред общественным мнением во имя справедливости. — В чем выражалась ваша защита большевизма? — Защита большевизма заключалась в том, что я в статье «Большевики в Таганроге» указывал, что красноармейцы, занявшие архиерейский дом, отнюдь не показали себя зверями, какими изображала их печать в Ростове и Таганроге, а обыкновенными людьми, от которых мы ничего не потерпели. Во второй статье я указывал на то, что неправильно считать красноармейцев преступниками, что в их среде, как и во всякой, есть всякие люди. — А чем объясняется, что в своих последующих статьях вы в лице убежденных большевиков преподносите читателю организаторов массовых убийств, варфоломеевских ночей и поджигателей помещичьих усадеб? — В этот подготовительный разрушительный период большевизма было допущено много такого, что ныне остается ошибкой, и чего епископ не может никогда одобрить. — Имели ли вы в бытность здесь, на Дону, Деникина связь с Патриархом Тихоном? — Не имел никакой связи. — А получали ли вы какие-либо послания от Патриарха, направленные против большевиков? — Не получал за отсутствием связи. — А какое послание было прочитано вами в Таганрогском соборе в воскресенье, на второй неделе поста 1918 г.? — Были прочитаны все воззвания Патриарха, Священного Синода и Всероссийского Церковного Собора. — Что в этих посланиях говорилось? — В этих посланиях говорилось о церкви и положении ее при новом строе. — А разве не было в них указаний, направленных против большевиков? — Полагаю, что были указания, направленные против отношения большевиков к Церкви. — А для какой цели воззвание Патриарха Тихона, направленное против большевиков, оглашалось населению в церкви? — Эти воззвания были предназначены для оглашения их в церкви. — Для какой цели? — В посланиях не было указано цели, а было сказано, что они должны быть прочитаны в церквах. — Значит, распоряжение Патриарха является для епископа обязательным, если бы даже оно и противоречило духу христианства и вносило бы вражду между людьми? — Я таких посланий не знаю; в них русские люди приглашались к тому, чтобы опомниться, продолжать быть православными христианами. Эти послания читались во всех епархиальных церквах. — Объясните точнее, что значит опомниться и быть православными христианами, ибо из посланий Тихона и последующих обращений Высшего Церковного Управления ясно возносилось бесстрашие верных сынов России: генералов Алексеева, Корнилова, Деникина, Маркова и Добровольческой армии и в то же самое время всячески поносилась рабоче-крестьянская власть. — Слово «опомниться» означает оставить вражду против религии и Церкви и вернуться к той и другой. — Если это так, то чем объясняется устная и печатная агитация среди населения о пополнении рядов Добровольческой армии, которую вело духовенство? — Таковой агитации с церковной кафедры я не знаю, по крайней мере, в Ростовской епархии. — А помимо кафедры, вы знаете что-либо о такой же агитации? — Не припоминаю, во всяком случае, она у нас не была как система. — Ответьте вторично на вопрос: являются ли распоряжения Патриарха для вас обязательными, если они противоречат духу христианства или распоряжению существующей власти? — На такой вопрос я ответить не могу с принципиальной точки зрения. Этот вопрос нужно рассматривать в каждом отдельном случае. — Значит, распоряжения Патриарха подлежат отдельно толкованиям того или иного епископа? — В исключительных случаях по церковной нужде и общественной... Епископ Арсений
В результате епископ Арсений был осужден. Областной Революционный трибунал Ростова-на-Дону в составе председателя Степанянса и членов Емельянова и Вишняковой с 22 по 30 августа 1922 года судил владыку, священников и мирян за «контрреволюционную деятельность и использование религиозных предрассудков масс с целью возбуждения сопротивления постановлениям Рабоче-Крестьянского правительства <...>. Участие в беспорядках, сопряженных с явным неповиновением законным требованиям властей <...>, сокрытии участников беспорядков». В обвинительном заключении речь шла о том, что с первых же дней Октябрьской революции церковное священноначалие стало на сторону «врагов народа» и вплоть до последнего времени пользовалось всяким удобным случаем для оказания поддержки контрреволюции. «Когда для спасения от голодной смерти многомиллионного трудящегося населения Рабоче-Крестьянская власть решила обратить мертвые церковные ценности в хлеб для голодающих, князья Церкви пытались организованно выступить против этого акта власти и вызвать государственный переворот. В феврале месяце 1922 года Патриарх Московский и диктатор Русской Православной Церкви Тихон обратился к духовенству с тайным посланием, в котором именовал высокогуманный акт изъятия ценностей для помощи голодающим — святотатством и с целью возбуждения религиозных предрассудков верующих заведомо ложно ссылался на каноны Православной Церкви, коими якобы употребление ценных священных предметов не для богослужебных целей возбраняется под страхом суровых кар. Означенное послание получено было тайным путем и главой Ростовской епархии епископом Арсением, который на приглашение местных властей принять участие в деле изъятия ценностей из местных церквей не только устранил себя от этого дела, но, оповестив о Патриаршем послании местное духовенство, и последнее также настроил в духе противодействия изъятию. С первых чисел марта месяца с.г. комиссия по изъятию ценностей из церквей Ростовской епархии пригласила на совещание свое по поводу проведения в жизнь декрета ВЦИК об изъятии представителей всех культов верующих, в том числе и епископа Арсения, который, однако, уклонился от явки и выслал взамен себя Ростовского благочинного священника Молчанова Константина Александровича. На заседании этом Молчанов после долгих препирательств с комиссией в духе Патриаршего послания пообещал все же содействие местного духовенства с мыслью разъяснения верующим проповедями и в беседах значения изъятия и исключительной необходимости его. Обязательства этого, однако, Молчанов не выполнил и, организовав через некоторое время благочинническое собрание, на котором присутствовали священники Цариненко Иван Александрович, Добротворский Василий Иванович, Разногорский Константин Михайлович, Зданевич Константин Павлович, Федосьев и другие, сделал в нем доклад о необходимости самоустранения духовенства от дела изъятия, и в результате этого собрание приняло решение: в деле изъятия не участвовать, акт этого верующим не разъяснять и, ограничив лишь объявлением декрета, предоставить прихожанам самим исполнение его. Такое решение собрания было доведено до сведения епископа Арсения, и последний, зная о разногласиях верующих и брожении среди них в связи с предстоящим изъятием, вызывавшихся главным образом вследствие враждебной позиции, занятой духовенством, тем не менее решение благочиннического собрания одобрил. 11 марта с. г. комиссия по изъятию церковных ценностей прибыла для работ в Ростовский кафедральный собор, где собрались священнослужители собора Успенский, Цариненко, Зданевич и другие, а также члены приходского совета и ревизионной комиссии Лосев, Лабинский, Орлов и Кушков и кроме этих лиц, несмотря на небогослужебное время (12 ч. дня), и многие другие совершенно посторонние лица, присутствие коих не вызывалось никакой необходимостью и было совершенно излишне. Несмотря на то, что священнослужителям собора и членам приходского совета личности прибывших членов комиссии были хорошо известны, Лабинский и другие настоятельно стали требовать у членов комиссии мандатов и полномочий, и пока велись эти умышленно затягиваемые переговоры, посторонние лица все прибывали и прибывали в ограду собора и проникали в храм. К тому времени, когда комиссия, войдя в собор, уже приступила к работе, храм и ограда были уже наполнены возбужденной толпой, которая после выкриков по адресу комиссии и перебранки с нею пыталась учинить над нею самосуд. Члены комиссии, среди коих находились член ВЦИК тов. Муралов и члены Данисполкома Попов, Минченко, подверглись избиению и оскорблениям со стороны хулиганствовавшей толпы при полном бездействии священнослужителей собора и членов приходского совета, доверившись гражданской чести коих, потерпевшие члены комиссии прибыли без вооруженной охраны. Потребовалось применить насильственные меры к разгону озверевшей толпы, и благодаря быстроте и решительности мер охраны волнения были ликвидированы и члены комиссии спасены. Поведение священнослужителей собора и членов приходского совета Цариненко, Успенского, Зданевича, Лосева, Лабинского, Орлова и Кушкова, умышленно затягивавших формальные переговоры с комиссией и не принявших своевременных и всех зависевших от них мер к подготовлению заранее всех подлежащих сдаче ценностей, а также недопущении в храм посторонних лиц, выступавших затем подстрекателями толпы и зачинщиками беспорядков, изобличает их в преднамеренном и злостном противодействии Рабоче-Крестьянской власти в проведении в жизнь декрета об изъятии ценностей. Следствием установлено, что гражданка Рудакова — учительница трудовой школы и церковная сторожиха Лузаева, осведомленные заранее о предстоящем изъятии, проникли в храм во время пребывания в нем комиссии и первые призывали толпу к оказанию насильственного противодействия изъятию. Подсудимые Бабиева, Китаевский, Шаповалова, Спиридонов, Шейкин, будучи в составе хулиганствовавшей толпы, принимали активное участие в беспорядках и после прибытия представителей охраны отказывались прекратить нарушающее общественный порядок и спокойствие скопище и не выполнили законных требований представителей власти. В тот же день при ликвидации беспорядков и после них граждане Савенко, Егоричев, Федоров, Ведерников, распространявшие среди базарной толпы заведомо ложные слухи об ограблении собора и вопреки требованиям властей прекратить распространение слухов и участие в скопище, не подчинившиеся этому, были также задержаны и привлечены к судебной ответственности. Следствием также установлено, что профессор Донского университета Бунаков и инженер Кумта Усов, осведомленные о происшедших в тот день беспорядках, а также и о причинах, вызвавших их, измышляли и распространяли провокационные слухи об ограблении собора «жидами» и коммунистами, имея целью дискредитировать этим власть и вызвать к ней недоверие. Дальнейшее расследование событий 11 марта и роли в нем главы духовенства Ростовской епархии епископа Арсения установило, что последний еще в 1918 г. и 19-м во время пребывания на территории юго-восточных белогвардейских полчищ и самозваного правителя Деникина он, Арсений, являлся активным участником всех мероприятий белогвардейцев, направленных к низвержению Соввласти. С согласия и благословения епископа Арсения в 1918 г. в городе Ростове группою духовенства, в числе которой был также и подсудимый Цариненко, издавался религиозно-политический журнал «Церковь и жизнь», предназначенный для распространения среди духовенства и верующих принципа монархизма и воспитания ненависти к Соввласти. Взамен проповедей христианского человеколюбия в журнале помещались погромные против Соввласти статьи, часть коих принадлежит также перу епископа Арсения. С благословения же епископа Арсения Ростовское духовенство принимало участие в работах белогвардейского осведомительного агентства, по инициативе того же епископа Арсения среди верующих производились сборы для организации просветительных домов, в которых духовенство наряду с представителями политических контрреволюционных организаций должно было воспитывать верующих в духе ненависти к социализму и трудовласти. С благословения опять-таки епископа Арсения Ростовское духовенство служило благодарственные молебны в знак побед Деникина над красными частями и преподнесло ему при торжественном богослужении икону Георгия Победоносца. По инициативе Деникинского правительства в 1919 г. в городе Ставрополе был созван поместный церковный собор, участниками которого были самые реакционные элементы священства, в том числе и епископ Арсений. Собор этот, благословивший Деникина на продолжение разорительной и губительной для России гражданской войны, одновременно с этим обратился с призывом к Красной Армии сложить оружие и подчиниться законным правителям. Этот же собор, признавший власть «Верховного правителя» Колчака и принявший целый ряд других постановлений политического характера, выделил из своей среды исполнительный орган, именовавшийся временным высшим церковным управлением, в состав которого вошел и епископ Арсений. В этой должности пребывал в ставке Деникина <...>, и когда в конце 1919 г. белогвардейцы отступали из Ростова, он остался на территории, занимаемой красными войсками, имея задание и специальные денежные средства для оказания помощи тем из белогвардейских чиновников, которые не успели эвакуироваться. Пребывая затем на территории Советской Республики, епископ Арсений не прерывал связь со скрывавшимися в подполье белогвардейскими агентами и в 1921 г., будучи осведомлен о контрреволюционной организации князя Ухтомского и полковника Назарова, не донес о ней властям. Вышеизложенная контрреволюционная деятельность епископа Арсения, начавшаяся с первых дней революции, продолжалась вплоть до последних дней, когда тайно полученное им послание Патриарха Тихона было доведено им до сведения подчиненного ему духовенства, причем, совершая это, епископ Арсений действовал в полном сознании причиняемого Рабоче-Крестьянской власти вреда. На основании изложенного Революционный Трибунал постановил: Смоленца Александра Владиславовича (он же епископ Арсений), 55 лет, происходящего из гор. Варшавы, имеющего высшее юридическое и богословское образование, беспартийного, признать виновным: 1) В сознательном и активном участии в контрреволюционной попытке генерала Деникина свергнуть Рабоче-Крестьянскую власть и захватить ее в свои руки, т. е. в преступлении, предусмотренном ст. 58 Уголовного Кодекса. 2) В недонесении о достоверно ему известной контрреволюционной организации князя Ухтомского и полковника Назарова, стремившихся к организации вооруженного восстания и свержению Соввласти, т. е. в преступлении, предусмотренном 89 ст. Уголовного Кодекса. 3) В противодействии распоряжению Рабоче-Крестьянского правительства об изъятии церковных ценностей, распространении послания Патриарха Тихона с целью возбуждения этим религиозных предрассудков масс, т. е. в преступлениях, предусмотренных статьями 89 и 119 Уголовного Кодекса. <...> Смоленца по совокупности совершенных им деяний, предусмотренных ст. 58, 89 и 119, подвергнуть высшей мере наказания — расстрелять. Имея, однако, искреннее раскаяние перед трудящимися в совершенных деяниях осужденного Смоленца и амнистии ВЦИК в ознаменование 3-й и 4-й годовщины Октябрьской Революции, под действия коих подходят преступные деяния, совершенные им и предусмотренные ст. 58 Уголовного Кодекса, Трибунал нашел возможным заменить ему высшую меру наказания лишением свободы со строгой изоляцией сроком на 10 лет <...>. Срок отбытия наказания исчислять с 20 апреля 1922 г.».
|