Греческие надписи и скифские крепости

В начале XIX в. в Южной России и в Крыму заметно возрос интерес к древней истории. Для сохранения памятников, интенсивно уничтожавшихся грабителями и разбиравшихся разного рода строителями, и проведения раскопок в научных целях, здесь стали формировать систему музеев, возникло Одесское общество истории и древностей. Такой ход событий способствовал развитию целенаправленных археологических исследований. Именно поэтому в 1827 г. начался первый, собственно археологический этап изучения позднейших скифских памятников. Известный собиратель древностей А.И. Султан Крым Гирей приобрел случайно найденную на городище Керменчик, близ окраины Симферополя, плиту с изображением всадника, а также плиту от постамента статуи, в которой упоминалось имя царя Скилура и посвящение Зевсу Атабирию и Афине Л индской. Примерно тогда же на Керменчике был найден клад из 165 монет от эллинистического времени до 217—218 гг. н. э. (Тункина, 2002, с. 543). Публикация находок вызвала большой интерес в Южной России. Памятник осмотрел основатель Никитского Ботанического сада, археолог-аматор, академик Х.Х. Стевен, признавший его древней крепостью, хотя определенного мнения о названии не высказал. Решительно повел себя археолог И.П. Бларамберг — директор Одесского археологического музея. Он провел небольшие раскопки, обнаружив плиту с изображением двух мужчин и несколько иных, правда, не столь ярких артефактов. На основании анализа результатов исследований И.П. Бларамберг заявил об открытии им Неаполиса, города греков-родосцев, основанного в глубине Крыма и служившего резиденцией скифского царя Скилура (Бларамберг, 1889). Две остальные крепости — Палакий и Хабеи, по мнению ученого, должны были размещаться в районе Севастополя и в Отузской долине, неподалеку от Судака. В его представлении царство Скилура простиралось на весь Горный Крым от Херсонеса до Феодосии, а на материке включало греческий город Ольвию, подчиненный скифами. Выводы основывались исключительно на изучении рельефов и эпиграфических памятников. Тогда же был составлен первый план городища.

В округе Симферополя в 1834 г. интересные работы произвел швейцарец Ф. Дюбуа де Монпере (Montpereux, 1843). Он обследовал городище Неаполя-Керменчика и составил план с указанием сохранившихся руин, ныне окончательно исчезнувших. Тогда же Дюбуа раскопал погребения на Восточном некрополе городища, зачистил ограбленный склеп с росписями на Западном некрополе, осмотрел расположенное неподалеку от Неаполя городище Кермен-Кыр. Побывал на Неаполе и председатель Одесского археологического общества Н. Мурзакевич, описавший остатки города (Мурзакевич, 1837). В 1853 г. городище Керменчик изучал А.С. Уваров (Уваров 1854), обнаруживший новую надпись, посвященную Ахиллу Понтарху. Ему же принадлежит идея раскопок неапольских зольников, которые он первоначально рассматривал как курганы над могилами владык Скифии. Но в целом «неапольское» направление исследований, при ограниченных возможностях и задачах российской археологии середины XIX столетия, несмотря на начало дискуссии о локализации Неаполя и на опыты раскопок, исчерпало себя за несколько десятилетий.

Заметную роль в становлении крымской археологии во второй четверти XIX века сыграли исследования археолога и краеведа А. Фабра. Если в области топонимики Фабр оказался носителем традиции, возникшей еще до Бларамберга, то в других аспектах исторической географии был независим от своих предшественников. Он рассматривал тавро-скифов как скифов-горцев, оградивших свои владения в предгорьях линией небольших крепостей, начинавшейся в районе Севастополя — Балаклавы и заканчивавшейся у Феодосии (Фабр, 1859). Им были обнаружены три небольших скифских укрепления: на р. Зуя (Борут-Хане), на г. Монтанай (Коныч) и на р. Бурульча (Меловое), расположенных вдоль границы степи и предгорья к востоку от Керменчика-Неаполя.

Именно на отдельные результаты полевых исследований Фабра в Предгорье опирался П.И. Кеппен, представивший в 1837 г. на суд просвещенных современников фундаментальный труд о древностях Крымского Нагорья и Южнобережья. В этой работе определенное место было отведено и позднескифским памятникам. В основу рассуждений Кеппена был положен тот непреложный факт, что тавро-скифы владели склонами Таврических гор, а в северной части предгорья при каждом из проходов, ведущих в глубину горного массива, располагались древние укрепления или посты (Кеппен, 1837. С. 2). Мнение Кеппена нашло полную поддержку А.С. Уварова, посчитавшего Неаполь-Керменчик главной крепостью системы, ключом оборонительной линии (Уваров 1854. С. 525).

Новый импульс изучению позднескифских древностей придало открытие в 1878 г. в Херсонесе почетного декрета в честь понтийского полководца Диофанта — надписи, дополнившей сообщение Страбона о ходе войны херсонесцев и понтийцев со скифами, а также о крепостях, полководцах и стратегических целях Понтийской армии. Первыми охарактеризовали находку В.Н. Юргевич и П. Бурачков (Юргевич, 1881; Бурачков, 1881). Расширились представления исследователей об этногеографии Горного и Степного Крыма. Малая Скифия Страбона была наконец, отождествлена с царством Скилура и Палака, а скифские крепости Неаполь и Хабеи — локализованы в крымских предгорьях на небольшом расстоянии друг от друга.

Открытие декрета породило новый всплеск интереса к Неаполю. В 1879 г. его обследовал Г.Д. Филимонов, за ним последовал Н.П. Кондаков (библиографию см. Высотская, 1979. С. 14). С 80-х гг. XIX века небольшие археологические работы в районе Неаполя и наблюдения за городищем начала производить Таврическая ученая архивная комиссия. В 1889 г. работы на Неаполе провел Н.И. Веселовский. Правда, он заявил о малой перспективности раскопок слоев этого памятника, чудовищно разрушенного при выборке камня (ОАК 1889. С. 27). Несколько позже один из неапольских склепов раскопал Ю.А. Кулаковский. Но ни у одного из исследователей не было новых находок, подобных тем, которые получили Бларамберг и Уваров.

Научная дискуссия об отождествлении древнего Неаполя с крепостью Керменчик шла в направлении признания правоты Бларамберга. Его мнение поддержали Ф. Дюбуа де Монпере, Н.Н. Мурзакевич, А.С. Уваров, В.Н. Юргевич, В.В. Латышев, Х.Х. Ящуржинский, А.И. Маркевич. На высокую вероятность его выводов указали П.П. Кеппен, Г. Кизерницкий и К. Ватцингер (библиографию см. Колтухов, 1999а. С. 7). Но нашлись и противники. Высказанное Бларамбергом мнение отвергли Х. Келлер, А. Бек, П. Беккер, Ф.К. Брун, П.О. Бурачков. Столь же дискуссионным оставался вопрос о подчинении Ольвии Скилуру. В.В. Латышев внес коррективы в прочтение надписи на постаменте Скилура, первоначально восстановленной как «Царь Скилур, великий царь на 30-й год царствования», предложив иное чтение — «Царь Скилур, сын царя...» (IOSPE 1²:352). Смерть Скилура В.В. Латышев предположительно отнес к 115 г. до н. э.

Итак, монеты Скилура найденные в Ольвии, надписи Керменчика-Неаполя, декрет в честь Диофанта и их вероятные интерпретации все еще оставались основными предметами для дискуссии.

А археолого-краеведческое изучение Крымской Скифии хотя и медленно, но продолжалось. В 1889 г. Х.Х. Ящуржинский опубликовал в Известиях Таврической Ученой Архивной Комиссии очерк, посвященный Неаполю-Керменчике в котором учел и пересказал все результаты исследований городища (Ящуржинский, 1889). Через год в объемную научно-популярную работу, названную «Третья учебная экскурсия Симферопольской мужской гимназии» (Симферополь, 1890), было включено описание древностей Салгирской долины. Здесь были охарактеризованы недавно обнаруженные позднескифские городища Джалман (Кырк-Байрак), Мамут-Султан (Доброе), указаны остатки укрепления между селами Тавель и Биюк-Янкой, а также кратко описан клад римских монет в саду Щербины в Симферополе. В связи с этой находкой было высказано предположение о римском гарнизоне, размещенном на Неаполе в первые вв. н. э.

В 1895 г. Ю.А. Кулаковский открыл несколько новых укреплений в Юго-Западном Крыму (ОАК 1895. С. 120). Через несколько лет А.И. Маркевич обнаружил у р. Бештерек несколько позднескифских поселений, заново обследовал расположенное близ Неаполя городище Кермен-Кыр. В результате он пришел к выводу, что эта крепость синхронна Неаполю и во всех отношениях с ним связана (Маркевич, 1889; Маркевич, 1903).

Изучение погребальных памятников все еще оставалось на описательном уровне. Результаты работ Дюбуа де Монпере, Г.Д. Филимонова, Н.П. Кондакова, Н.И. Веселовского, Ю.А. Кулаковского, А.Х. Стевена, Х.Х. Ящуржинского, А.И. Маркевича, Ф.И. Лашкова так и не были обобщены и систематизированы. Единственную попытку классифицировать скифо-сарматские погребения из крымских курганов, предпринятую А.А. Спициным на основе определения типологии погребальных сооружений, нельзя признать результативной (Спицын, 1918).

Наконец все эти разрозненные разнохарактерные исследования нашли естественное завершение в концепции истории «поздней Скифии», оформившейся в первой четверти XX столетия в трудах М.И. Ростовцева. По мнению крупнейшего отечественного историка-антиковеда, в III—II вв. до н. э. сарматы почти повсеместно вытеснили скифов из Причерноморских степей в глубь Крыма. В связи с перемещением центров скифского государства в Крым возникла опасность для независимости Херсонеса, вступившего в открытую конфронтацию с варварами. В это же время Боспорское царство, также испытывавшее давление скифов, предпочло решать свои проблемы мирным путем — через оформление дипломатических отношений и заключение брачных союзов. Наивысшего подъема скифская держава достигла во времена Скизура и Палака. Во второй половине II в. до н. э. скифские цари заявили о своих притязаниях на всю Таврику и Ольвию, но были разгромлены Митридатом Евпатором и до времени правления Полемона I находились в подчинении Боспора. В результате нового усиления скифов Боспор при Асандре был вынужден защитить свою территорию оборонительной линией, а римляне, предпринявшие попытку создать в Крыму свою провинцию, не завершили начатого. В первые вв. н. э. скифское государство пережило ряд подъемов, что привело к усилению соперничества с Боспором и Римом. Подчинить скифов удалось только путем военной оккупации части Крымского полуострова. С этой целью римские войска были выдвинуты даже в укрепления, расположенные на горно-степной границе (Ростовцев, 1918. С. 106, 109; Ростовцев, 1925. С. 44, 67, 142). Именно эта концепция и стала отправной для историографии советского периода.