Вопросы исторической географии

В области исторической географии Крымской Скифии авторы придерживались преимущественно традиционных мнений. С.Г. Колтухов охарактеризовал известные ему поселения предгорья, расположенные между Неаполем скифским и Феодосией, в качестве позднескифских и указал на близость хронологии и топографии этих памятников позднескифским поселениям центральной части Предгорного Крыма (Колтухов, 1991; Колтухов, 1999, С 112—115). Однако в последние годы А.В. Гаврилов, активно работающий в округе древней Феодосии, начал наступление на Крымскую Скифию с востока. По представлениям исследователя, некоторые памятники, охарактеризованные С.Г. Колтуховым как позднескифские и входящие в состав Крымской Скифии, например, городище Сары-Кая (Колтухов, 1999. С. 75), на самом деле были боспорскими укреплениями, охранявшими западную границу этого государства (Гаврилов, 2002. С. 166). В принципе, с этим можно согласиться (ср. Колтухов, 1999. С. 114), так как скифо-боспорская граница археологически не определена, к тому же исходя из военно-политической ситуации, реконструируемой по лапидарным памятникам Боспора (Колтухов, 1999. С. 89, 96—97, 114), она вряд ли была стабильной. К тому же вопрос о границе Боспорского царства и Скифии самым непосредственным образом связан с Феодосией. Этот город рассматривается А.В. Гавриловым в качестве стратегического пункта на западной границе Боспора. Определения стратегический пункт в данном случае явно недостаточно, в таком контексте это стратегический центр. Существовал он, по мнению А.В. Гаврилова, в III в. до н. э. — III в. н. э. По представлениям же исследователя Феодосии Е.А. Катюшина, реальная картина была сложнее. Во II в. до н. э. город переживал период упадка, во второй половине этого столетия подвергся серьезным разрушениям. В эпоху Митридата и последующего краткого правления Фарнака жизнь в Феодосии едва теплилась, а во II в. н. э. Феодосия стала опустевшим городом, что подтверждается Периллом Арриана (Катюшин, 1998. С. 43—50). Впрочем, на Карантине в переотложенном состоянии встречена керамика первых вв. н. э., но она сама по себе еще не дает оснований говорить о возрождении города Феодосии. В этом плане интересен факт восстановления при Асандре Узунларского вала (Масленников, 1998. С. 227; 2003. С. 211—212), расположенного в средней части Керченского полуострова. Главная линия обороны европейского Боспора во второй половине I в. до н. э. была возобновлена без учета существования Феодосии и ее округи. Следовательно, после II в. до н. э. стратегическая роль Феодосии, если и проявлялась, то лишь эпизодически. Например, Феодосия упоминается в начале I в. н. э. во время Аспурга (ср. Петрова, 2000, с. 118). Поэтому, как совершенно справедливо пишет А.А. Масленников, следует обратить самое пристальное внимание на топографию и время функционирования валов старокрымско-акмонайской зоны. Иначе придется признать, что Феодосия, или область Феодосии, после Митридата VI были не надежным стратегическим форпостом Боспора на западе, а яблоком раздора между Боспорским царством и крымскими варварами. Исключительно интересны топографические наблюдения А.В. Гаврилова, сделанные при осмотре валов Акмонайского перешейка, но при обосновании датировки их II—III вв. н. э. не стоит строить ее на предположениях историков, например, таких, как военные поселения и гарнизоны Савромата II или военный пункт римлян в Феодосии (см. Гаврилов, 2001. С. 14). Дату нужно выводить из надежного археологического материала. Именно об этом свидетельствует вся история исследований валов Восточного Крыма, обстоятельно изложенная в недавней книге А.А. Масленникова. Безусловно, нужно столь же уверенно, на основе археологического материала датировать и ров с валом, закрывающий западный проход в Старокрымскую долину. Он действительно может маркировать какую-то границу. Если такие вопросы не решены, писать о западной границе Боспора и стратегической роли Феодосии следует с большой осторожностью, допуская, что она могла перемещаться на десятки километров, когда к западу, когда к востоку. Не проясняет ситуацию и Кутлакская крепость (Ланцов, 1997). Несомненно, спроектированная военным инженером, она недолго существовала у рубежа эр (Ланцов, Труфанов, 1999, с. 167), к тому же ее обитателями были варвары, скорее всего тавро-скифы (Ланцов, Юрочкин, 2001, с. 265). Сегодня можно уверенно говорить только о том, что в период правления Асандра Боспор осуществил крупную фортификационную программу, направленную на возобновление Узунларского линейного рубежа, именно на Керченском полуострове. Может быть, в нее входило и развитие системы небольших укрепленных поселений в районе Феодосии, и строительство фортов-застав, таких, как Кутлакская крепость. Однако эта система перестала функционировать, вероятно, во времена Полемона I, а известные нам укрепления скорее всего тогда были либо разрушены, либо покинуты. Возможно, по этой причине Аспургу пришлось двинуться на запад и вновь подчинить скифов и тавров.

Не менее своеобразная ситуация сложилась и в Северо-Западном Крыму. В.А. Кутайсов связал последовавшее после походов Диофанта новое освоение этого региона поздними скифами с деятельностью Херсонеса, или Боспора и датировал его второй или третьей четвертью I в. до н. э. (Кутайсов, 2004, с. 132). Достаточно близко к взглядам В.А. Кутайсова стоит и С.Б. Ланцов, допускающий, что в Северо-Западном Крыму вновь появились отдельные владения Херсонеса, безопасность которых обеспечивали Понтийские гарнизоны, некоторое время остававшиеся в Крыму (Ланцов, 2003, с. 47). Решая такой вопрос, следует обратить внимание на периодизацию Беляусского поселения, недавно предложенную О.Д. Дашевской и А.С. Хотенцовым (Дашевская, Голенцов, 2004). Время появления позднескифского горизонта на этом памятнике отнесено к началу II в. до н. э. Такой вывод свидетельствует в пользу гипотезы В.А. Кутайсова о длительном процессе вытеснения херсонесцев, начавшемся захватом варварами малых поселений и усадеб и окончившемся уходом греков из Керкинитиды во второй половине столетия (Кутайсов, 2004, с. 126—127). Восстановление поселка было начато скифами вскоре после диофантовых войн (Дашевская, Голенцов, 2004, с. 35—37). При этом в архитектуре были явно выражены античные принципы градостроительства и домостроительства (ср. Дашевская, Голенцов, 2004, с. 36). Следовательно, сколько-нибудь длительного запустения здесь не произошло.

Жителями Беляуса да и других поселений Северо-Западного Крыма в это время были варвары, скорее всего скифы, а не боспоряне и не херсонеситы. Крымская Скифия обладала самостоятельной системой управления (ср. Колтухов, 1999. С. 74, 92; Зубарь, 2004. С. 126). Трудно предположить, чтобы Митридат непосредственно подчинил ее или ее часть Херсонесу или Боспору, вчерашним противникам скифов, такие решения провоцируют конфликтные ситуации. Более вероятно, что административное управление Скифией замыкалось на некую третью силу, которой могла стать постоянная или временная понтийская администрация. Продукты же, производимые на поселениях Северо-Западного Крыма, могли поступать и в Херсонес, и на Боспор, и непосредственно в Понт. В этой связи интересен вопрос о понтийских гарнизонах в Скифии. Серьезные сомнения по поводу отражения их существования в письменных источниках были высказаны А.Е. Пуздровским (Пуздровский, 1992, с. 126). Но существуют два археологических свидетельства, интерпретируемые как отражение военного присутствия понтийцев в Северо-Западном Крыму. Первое — монументальная постройка и связанные с ней отложения в центре городище Кара-Тобе (Внуков, 2004. С. 16). Стратегическая роль этого укрепления прекрасно определена Д.С. Раевским (Раевский, 1968). Второе — восстановленная цитадель Калос Лимена (Уженцев 2002. С. 14). В остальных случаях мы имеем дело с отдельными находками, как правило, монетами (см. Ланцов, 2003. С. 46—48). Их появление на позднескифских городищах может быть связано, а может быть и не связано с гарнизонной службой понтийских солдат. Вполне вероятны другие причины, например, размещение в важнейших пунктах «канцелярий» понтийских чиновников, выполнявших редистрибутивные функции, или периодическое появление в Скифии откупщиков (ср. Зубарь, 2004. С. 137) или интендантов понтийского войска. Из всего же сказанного выше следует, что пока нет обоснованных доказательств выхода Северо-Западного Крыма из состава Крымской Скифии и переподчинения его Боспору или Херсонесу. В войне со скифами победили не Херсонес или Боспор, а Понтийское войско Диофанта, победители же пользуются плодами побед в своих интересах. В связи со сказанным выше интересен факт строительства на Чайке, Беляусе и в цитадели Калос-Лимена, проводившегося в соответствии с греко-варварской традицией. Такую деятельность можно соотносить с понийскими гарнизонами или гипотетическими владениями Херсонеса, а можно искать иные причины. Поэтому было бы интересно обстоятельно охарактеризовать сами постройки и связанный с ними археологический материал.

В 90-е гг. исследователи вновь затронули и традиционный вопрос локализации позднескифских крепостей. Описав особенности театра военных действий в период войн скифов с Диофантом, С.Г. Колтухов привел дополнительные аргументы в пользу локализации царских крепостей Хабеи и Неаполь на Кермен-Кыре и городище Неаполь скифский (Колтухов, 1999. С. 92, 93). С.Ю. Внуков привел достаточно сильные аргументы в пользу локализации Евпатория — понтийского укрепления этого же времени на приморском городище Кара-Тобе в Сакско-Евпаторийском районе (Внуков, 2004). С.Б. Ланцов локализовал генеральное сражение второй войны Диофанта со скифами и их союзниками — сарматами в районе городища Кара-Тобе (Ланцов, 2003. С. 35—36). Рассуждения исследователя интересны, так как свидетельствуют о значимых причинах появления античного святилища на Сакской пересыпи. Но нелегко поверить в предлагаемую им реконструкцию сражения, по которой победа была одержана благодаря лесной засаде, в которой сидели тяжело вооруженные Понтийские солдаты.

В.Г. Зубарев, проанализировав «Географическое руководство» Клавдия Птолемея, пришел к выводу о том, что большинство населенных пунктов и топонимов, традиционно размещаемых (со времен Ю.А. Кулаковского на территории Степного и Горного Крыма) должны быть локализованы на Керченском полуострове. Поселения же Тарокка, Пасирида, Эркаб, Трокана, Навар, Дандака находились в Предгорном Крыму (Зубарев, 1998).