Таврида Гомера и Геродота. На грани мифа и правды

Северное Причерноморье для эллинов было краем света, пределом обитаемого мира — их Ойкумены. Цивилизация пришла сюда с юга, из Средиземного моря, и первые разрозненные сведения об этом регионе встречаются в греческих мифах и героических поэмах VIII-VII веков до нашей эры. Поэмы Гесиода и Гомера уже тогда повествовали о наших землях. Гесиод знал о скифах, которые жили на северных берегах Понта Эвксинского, называя их «доителями кобыл», «имеющими жилища на повозках». У Гомера мы встречаем самые смутные сведения о «печальной области киммерийцев, всегда покрытой туманами и облаками».

Античный историк Геродот (490/480—425 гг. до н.э.) много путешествовал, собирая сведения о различных регионах и, конечно же, обращался к сочинениям предшественников. В своем труде «История в девяти книгах» он использовал, в частности, «Землеописание» («Геспериодос» — «объезд Земли») Гекатея (ок. 546—480 гг. до н.э.) и его карту. Карта эта, вырезанная на медной доске, до нас, к сожалению, не дошла, но о ней можно судить по сохранившимся фрагментам сочинения Гекатея. Например, описывая берега Черного моря, он сравнивал их очертания со «скифским луком», тетива которого соответствует южному побережью Понта, а изогнутое древко «лука» — северному берегу с Таврическим полуостровом. Это, видимо, было его первым картографическим изображением.

Конечно, местные племена обладали определенными знаниями о природе своей родины, но это еще не было научным знанием.

Увы, единственного скифского ученого свои же соплеменники и убили по его возвращении домой — «...u это потому, что он побывал в Элладе и перенял чужеземные обычаи».

Геродот, прозванный в древности «отцом истории», был первым, кто дал наиболее полное для тех времен описание Северного Причерноморья и Таврии.

«Это — исконная Скифия, она начинается от устья Истра, обращена к югу и простирается до города, называемого Каркинитидой. Отсюда идет гористая страна, лежащая вдоль того же моря. Она выдается в Понт и населена племенем тавров вплоть до так называемого Херсонеса Скалистого».

Необходимые географические пояснения: Истр — это Дунай, на месте Каркинитиды теперь стоит Евпатория, гористая страна Херсонеса Скалистого — не что иное, как Крымские горы.

Здесь Геродот пытался объяснить современному ему читателю, эллину, на что похожа гористая земля тавров, которую эллинский историк противопоставляет скифским равнинам. В известной мере, конечно, Горный Крым действительно напоминает клинышек Аттического полуострова. Если бы пришлось объяснять, на что похож весь Крымский полуостров, то лучше всего для сравнения подошел бы Пелопоннес, да никто этого тогда еще не знал.

Под Таврией, таким образом, понималась только южная часть Крыма. «Отца истории», жителя гористой, каменистой и лесистой (не то, что теперь) Эллады, особо впечатлили три характерные природные черты равнинной части региона:

Но вернемся к античным сведениям о Таврике. Северное Причерноморье на первых порах очень пугало греков своим суровым, на их взгляд, климатом. К этому приложил руку Геродот, написав о Скифии, что там

Вид Причерноморья по Геродоту (V в. до н. э.)

Здесь мы находим примечательное свидетельство о замерзании Керченского пролива, что случалось и позднее, например, когда в XI веке князь Глеб «мерил по лёду» расстояние от Тамани до Керчи. Но Геродот был бы слишком поверхностным наблюдателем, если б не заметил более глубоких климатических отличий Скифии и Эллады. Как известно, в Средиземноморских странах преобладают зимние осадки, а в умеренной зоне — летние, поэтому

Поскольку уже в эпоху Геродота киммерийцы отошли в область преданий, он сообщает о них через, так сказать, памятники истории и топонимику:

Если Боспор Киммерийский точно идентифицируется как Керченский пролив, то «область по имени Киммерия» могла бы быть помещена в нескольких местах побережья Понта, хотя теперь ею традиционно величают Восточный Крым. Может быть, это не лишено оснований, ибо именно на Керченском полуострове до сих пор различимы следы Киммерийского вала и рва, который, по Геродоту, впрочем, соорудили сами скифы — «...от Таврийских гор до самой широкой части Меотийского озера», т. е. Азовского моря.

Постепенно цивилизация проникала на эти дикие берега. Самые древние достоверные поселения той эпохи в Таврике относятся к началу VI в. до н.э. Именно тогда на востоке Крымской земли, на берегу Боспора Киммерийского был основан город Пантикапей — нынешняя Керчь. Недавно, в 2000 году, Крым торжественно отмечал 2600-летие этого старейшего на полуострове города: по этому случаю Национальный банк Украины даже выпустил в обращение памятную 5-гривенную монету...

На заре греческой колонизации рядом с Пантикапеем возникли и другие города — Нимфей, Мирмекий, Тиритака; у основания Керченского полуострова более 2500 лет назад была основана Феодосия, на западном побережье Крыма — Керкинитида (предшественница современной Евпатории), на юге — Херсонес и Симболон Лимен (Балаклава), ныне располагающиеся в границах Севастополя.

Плавание из Средиземного моря в Крым было для того времени нелегким и опасным делом. Грекам Черноморье представлялось бурным и холодным, поэтому на первых порах пришельцы с теплого юга именовали его Понтом Аксинским — Негостеприимным морем. Однако постепенно, освоившись в этой акватории и расселившись на его привлекательных природными богатствами берегах, греки стали называть этот морской бассейн уже Понтом Эвксинским (Евксинским) — Гостеприимным морем. Такое название отмечено уже у Геродота (V в. до н.э.), и оно затем просуществовало на картах и в периплах (морских путеводителях) до конца Средневековья в разных вариациях: Понт, Понтическая бухта, Понтический залив Океана...

В XX столетии нашей эры это название нашло даже отражение в наименовании гипотетической суши Понтиды, которая якобы существовала на месте Черного моря еще в начале четвертичного периода геологической истории Земли. Более того, в географической и биологической литературе появились связанные с названием Понт термины «Via pontica» («понтический путь») — для объяснения путей заселения Крыма средиземноморскими видами флоры и фауны; «понтический ярус» — для характеристики определенных геологических отложений неогена и др.

Позднее путешественники значительно дополнили сведения о Черном море. Они воспользовались бурным развитием торговых связей Ближнего Востока и Средиземноморья с Причерноморьем, через которое пролегли такие великие историко-географические векторы, как «Путь из варяг в греки» и «Великий шелковый путь». Длительное время, вплоть до XV—XVI вв., море нередко именовалось Русским (море Руссов, море Ар-Рус, Маим Русла), о чем сообщали арабские географы Средневековья Масуди (X в.) и Эдризи (XII в.). В разные эпохи были в ходу и иные названия Понта. Так, в XIII веке у знаменитого путешественника Марко Поло сообщается о Великом (Большом или Главном) море, а восточные авторы широко используют привязку к крымским городам, упоминая о Судакском (Сурожском), Корсуньском (Херсонесском) и Каффинском (Каффа — Феодосия) море.

Выдающийся русский путешественник Афанасий Никитин, возвращаясь в XV столетии из своего «Хожения за три моря», следовал противоположной, византийской традиции (Царьградское, Константинопольское море) и называл третье на его пути Черное море Стамбульским. Были в исторической географии также иные имена этого бассейна: Киммерийское, Таврическое, Крымское, Славянское, Греческое, Грузинское и даже Армянское. В условиях непрекращавшейся многовековой борьбы за господство на Черном море очередная надпись на карте исчезала вместе с вытеснением прежнего «хозяина» из Причерноморья.

Современное название — Черное море — удерживается уже в течение нескольких столетий. Его происхождение связывают с иранским словом «ахшайна», означавшим «тёмный, черный, непрозрачный». Именно под таким именем это море упоминается в некоторых древнегреческих текстах. Смысловое значение прочно устоявшегося гидронима одинаково передается на разных языках — турецком (Карадениз), немецком (Шварце меер), греческом (Мав-риталласа) и т.п. «Черным» наше море назвали за темный оттенок его глубоких вод. Эту особенность бассейна можно легко и отчетливо заметить при переходе из Средиземного моря в Черное.

Надо признать, что знания античных авторов о природе северо-восточной окраины Ойкумены, каковой представлялась Таврида, были очень отрывочны и к тому же порой неоднократно переписывались ими друг у друга: Теофрастом (ок. 372 — ок. 287 гг. до н. э.) — у Геродота, Плинием Старшим (23—79 гг.) — у Теофраста. И все же интересно, что «Исследование о растениях», написанное «отцом ботаники» Теофрастом, содержит четыре конкретных упоминания о растениях Тавриды: о солодке у Меотиды, о вкусных луковицах леопольдии и особой «легкой» пшенице из ХерсонесаТаврического, а также о разных древесных породах Пантикапея. Перечисляя полезные свойства всяческих кореньев, Теофраст, в частности, сообщает:

Даже такое скудное описание позволяет с высокой точностью установить сегодня видовую принадлежность легендарного «скифского корня» с берегов Меотиды, т. е. Азовского моря. Это солодка голая (Glycyrrhiza glabra), заросли которой еще недавно были обильны на Арабатской стрелке. Она и поныне ценится как лекарственное растение.

А вот что, например, Теофраст узнал о растениях из окрестностей Пантикапея (современной Керчи):

Кроме первых научных наблюдений и описаний природы Таврики, нельзя сбрасывать со счетов и поэтические произведения античных авторов. Из них наибольшей популярностью во все времена пользуется сюжет об Ифигении. Истоки этого античного мифа уходят в цикл сказаний о героях Троянской войны. В нем рассказывается о том, как в самый момент человеческого жертвоприношения в Авлиде богиня-охотница Артемида спасла предназначавшуюся для заклания дочь эллинского царя Агамемнона — прекрасную Ифигению. Как пересказывает Аполлодор,

Последующая канва мифа разворачивалась уже на земле тавров и была положена Еврипидом в основу его трагедии «Ифигения в Тавриде». По преданию, легендарный храм Артемиды находился в одном из древних поселений на юге Крымского полуострова — то ли в Партените у Аюдага, то ли у Фиолента близ Севастополя или, возможно, в окрестностях Кастрополя, где высится скала по имени Ифигения.

Из древних художественных сочинений хорошо видно, что удаленной от античного мира и порой пугающей Тавриде отводились немаловажные моменты драматического сюжета — может быть как раз потому, что эта земля долгое время была слишком мало изучена учеными, чтобы не питать фантазию поэтов.

Многие современные исследователи считают, что в поэме Гомера «Одиссея», записанной в VI веке до нашей эры, было приведено описание бухты, необычайно похожей на Балаклавскую:

Французский ученый Дюбуа де Монпере, побывав в Крыму в 30-е гг. XIX столетия, первым предположил, что легендарный Одиссей посетил именно эту, еще не известную грекам, страну варваров-людоедов, обитавших в Таврике. В своей книге путешественник записал:

И далее Дюбуа де Монпере отмечает, что

Согласно исследованиям, в V веке до н.э. на берегах этой удивительной бухты наследники Одиссея основали населенный пункт, послуживший началом современной Балаклавы, 2500-летие которой официально отмечено в Украине в 2004 г. А на рубеже нашего летоисчисления о бухте Симболон уже достоверно сообщал в своей 17-томной «Географии» Страбон. Но прежде чем мы раскроем роль «отца географии» в истории исследований Тавриды, нельзя не рассказать о другой крупной исторической фигуре, ушедшей из этого мира в тот же год, когда на свет появился Страбон. Мы расскажем об одном из образованнейших людей античности, опытном политике, отважном полководце, жестоком правителе, о котором никогда и не скажешь, что он был естествоиспытателем.