Русско-украинско-крымско-турецкие отношения. Крымское ханство и Речь Посполитая на пути к союзу

Воссоединение Украины с Россией изменило отношения с Крымским ханством, с ногаями и прочими, по выражению А.А. Новосельского, многочисленными «осколками Золотой Орды», которые все еще приносили массу хлопот русской дипломатии и требовали неусыпного, пристального наблюдения.

Существенная оценка влияния воссоединения Украины с Россией на отношения с Крымом требует уточнения. В статье А.А. Новосельского говорится о резком обострении русско-крымских отношений, сразу же переросшем в военные действия против Крыма¹. О крайней напряженности в русско-крымских отношениях писал и А.Н. Мальцев². И.В. Галактионов считает, что Россия пыталась вначале нейтрализовать Крымское ханство³.

В предшествующий период, в годы Освободительной войны 1648—1654 гг., интенсивность набегов крымских татар на Россию резко упала. Отношения оставались довольно спокойными, если не считать типичных мелких набегов своевольных татарских мурз. Немалая заслуга в этом Хмельницкого, который сумел отвести от России удары своего тогдашнего союзника⁴.

По-видимому, сложившиеся в ходе Освободительной войны отношения с Крымом породили определенные надежды у русских дипломатов. В Посольском приказе считали вполне возможным не только поставить вопрос о нейтралитете татар, как это пишет И.В. Галактионов, но даже использовать их силы в предстоящей войне, заключить с Крымом союз. Рассмотрим этот вопрос подробнее.

Надвигающаяся война с Польшей требовала быстрых и решительных мер. Мысль о союзе была подсказана, по всей вероятности, Б. Хмельницким. Осенью 1653 г., после сражения с поляками под Жванцем, блокированные казацкими и татарскими отрядами войска Яна Казимира вынуждены были вступить в переговоры с ханом. В ходе этих переговоров Хмельницкий имел немало возможностей убедиться, что противоречий между королем и ханом довольно много. Хотя был заключен мир между ними, не было никакой гарантии, что этот мир окажется прочным. Заключенные в 1649 и 1651 гг. мирные договоры под Зборовом и Белой Церковью обе стороны легко нарушали.

Мысль о привлечении хана к союзу против Речи Посполитой была высказана Хмельницким еще во время встречи с Василием Васильевичем Бутурлиным, в Переяславле, на другой день после знаменитой исторической рады. В беседе с Бутурлиным гетман коснулся вопроса и о Жванецком договоре, оценив его как очень непрочный и несовершенный акт. Во-первых, не было никакого письменного текста соглашения, «а был де у них договор на словах». Во-вторых, заложники, которыми обменялись стороны, были слишком неравноценными: татары оставили «Мамбет-мурзу и тот обычный человек, да с ним 6 человек нагайских худых татар»⁵. По мнению Хмельницкого, это были не столько заложники, сколько обычный конвой для охраны отправляемых в Крым подарков. С польской стороны в заложниках оставляли отпрысков знатных родов: сына коронного маршала Любомирского и племянника польного гетмана Лянцкоронского⁶.

В беседе с В.В. Бутурлиным Хмельницкий предложил использовать существовавшие между ним и ханом отношения военного союза и закрепить их. Для этого, как полагал гетман, Войско Запорожское должно послать к хану письмо, в котором будет сообщено о присяге русскому царю. В письме необходимо сослаться, полагал Хмельницкий, на заключенные ранее украинско-крымские договоры, по которым «кто ему, гетману, друг, то и ему, хану, друг, а кто ему, гетману, недруг, то и ему, хану, недруг». Необходимо, говорил Хмельницкий, предложить хану «стоять по прежнему своему договору на польского короля с ним, гетманом, заодно»⁷.

На вопрос Бутурлина, как поступить, если «крымский хан по его письму не учинит», Хмельницкий предложил нанести удар по Крыму русскими отрядами из Астрахани и силами донских казаков⁸. В последующем эта линия поведения по отношению к Крыму получила дальнейшее развитие на переговорах украинского посольства в Москве, в наказе русским послам к хану и в грамотах Хмельницкого и царя на Дон.

В Переяславле обсуждать этот вопрос не стали: Хмельницкий торопился в свою столицу Чигирин, откуда удобнее было руководить организацией обороны границ от набегов польских отрядов. Да и крымские дела могли повернуться по-всякому⁹.

Пока это еще были самые общие наметки будущего плана совместных дипломатических действий России и Украины, но уже в этих наметках содержались основные элементы: союз с Крымом, а в случае, если такой союз не удастся заключить, — походы донских (и конечно же, запорожских) казаков.

Ни на Украине, ни в Москве не могли с уверенностью определить, по какому пути будут развиваться отношения с Крымом: будет ли это военный союз против Речи Посполитой, либо Крым предпочтет войну с Россией и Украиной в союзе с польским королем. Нужно было разрабатывать оба возможных варианта.

Сразу же после Переяславской рады гетман начинает готовить посольство в Москву для выработки условий автономии Украины в составе России. Среди прочих дел более подробно разрабатывался и предложенный гетманом принцип отношений с Крымским ханством. В середине февраля 1654 г. закончили составление челобитной, в которой под 22 пунктом значилось: «Орда, если бы имела вкинуться, тогда от Астрахани и от Казани надобно на них наступати. Такоже и донским казакам готовым быть. А нынче ещо в братстве — дать сроку, их не задирать»¹⁰.

Предложенная В.В. Бутурлину в Переяславле идея использовать прежний союз гетмана с крымским ханом нашла в Москве полную поддержку. Еще до прибытия гетманских посланцев, едва только В.В. Бутурлин привез в столицу весть о Переяславской раде, как в Москве в середине февраля состоялось заседание Боярской Думы, на котором приняли решение «послать к Ислам-Гирею-царю... Тимофея Хатунского да подьячего Ивана Фомина. А в своих государевых грамотах указал государь к царю, и к калге, и к нурадыну с ним, Тимофеем писать о помощи на польского Яна Казимира короля... чтоб царь, и калга, и нурадын... со своими ратными людьми шли»¹¹. То же самое было записано и в наказе Т. Хатунскому: напомнить о походах татар против Речи Посполитой и предложить переговоры о совместной борьбе¹².

Линия на развитие мирных и даже союзнических отношений с Крымом получила дальнейшее развитие на мартовских переговорах в Москве с представителями Украины Самойлом Богдановым и Павлом Тетерей. По поручению Хмельницкого на этот раз обсуждался вопрос о временном запрещении походов донских казаков на Турцию и Крым. Тетеря и Богданов еще раз напомнили о том, что у Хмельницкого с ханом союзки предложили: «...будет де крымской хан в дружбе с нами будет, и государь бы де указал послать свое государево повеление к донским казакам, чтобы они в то время, пока крымской с ними будет в дружбе, на крымские улусы не ходили и задоров никаких не чинили. А будет де крымской хан в дружбе с ними по прежнему не будет, и в то б время указал государь воевати крымские улусы донским казакам, и астраханским татаром, и калмыком»¹³.

Против этой записи на полях документа сделана помета, вероятно, главой Посольского приказа дьяком Алмазом Ивановым: «Сказать: на Доя к казакам государево повеление послано. Будет крымские люди задору никакого не учинят, и на них не ходить. А будет задор учинят, и в то время государь укажет над ними промысл чинить»¹⁴. Действительно, не прошло и двух дней после обсуждения вопроса в Посольском приказе, как на Дои была отправлена 15 марта грамота с Парамоном Золоторевым, в которой извещалось о принятии в подданство Украины, подчеркивалось, что хан с Хмельницким заключил союз и категорически запрещались всякие военные действия против Крыма до тех пор, пока татары сами не нападут на украинские или русские земли¹⁵. Повторная грамота с такими же предписаниями последовала 11 апреля¹⁶.

Как видно из приведенного материала, перспектива отношений с Крымским ханством весной 1654 г. оставалась неясной как московскому правительству, так и Хмельницкому, допускалась возможность и союза, и войны с Крымом. Поэтому, используя маломальскую возможность для заключения союза, нельзя было забывать и о другом пути развития отношений — войне с ханством.

В феврале из Москвы в Крым отправилось посольство Т. Хатунского с задачей выяснить отношение крымских властей к вопросу о воссоединении Украины с Россией, продолжению совместной борьбы с Речью Посполитой. Те же цели ставил перед собой и украинский дипломат Семен Савченко, прибывший к хану почти одновременно с московским посольством.

А.А. Новосельский писал, что «первое официальное сообщение о воссоединении Украины с Россией было получено в Крыму через посланцев гетмана, по-видимому, в марте 1654 г.»¹⁷. Источники позволяют уточнить эту дату. 10 апреля русские посланники в Крыму Хатунский и Фомин узнали от подкупленного ими Сулешь-кегьи (дворецкий ханского визиря), что 4 дня назад прибыли послы от Богдана Хмельницкого Семен Савченко «с товарищи семь человек»¹⁸. Следовательно, официальное сообщение могло быть сделано, скорее всего, 6 апреля. Русские представители сообщили о воссоединении 9 апреля, во время аудиенции у визиря¹⁹.

Что же касается неофициальных сведений, то они были получены в Крыму значительно раньше. Ещё в январе первым, по-видимому, привез весть гонец от ногайского Указ-мурзы, кочевавшего «под черкасскими городками»²⁰. Известие о воссоединении вызвало в Крымском ханстве бешеную ярость, опасались, что ускользнет из рук Украина, которую хан надеялся, если не поставить полностью под свой контроль, то, по меньшей мере, превратить в постоянный источник обогащения и, прежде всего, полона²¹.

Еще А.А. Новосельский писал о «несомненной связи военной активности татар с их внутренним строем»²². Он отмечал, что по своей социально-экономической природе Крымское ханство являлось хищническим государственным образованием, паразитировавшим за счет грабежа соседних народов. Слабое развитие земледелия привело к тому, что Крым не мог прокормить своего населения, несмотря на чрезвычайно благоприятные природные условия. Частые недороды и голодовки вели к вымиранию и передвижению больших масс татар. Что же касается кочевого скотоводства — основной отрасли хозяйства ханства, оно не могло обеспечить всем необходимым в условиях ограниченных земельных площадей Крыма.

«Практика извлечения средств из соседних стран имела за собой вековую традицию, она приобрела значение влиятельного фактора во всей экономике Крыма, дополняя его скудный экономический быт». Уничтожение и захват материальных ценностей в соседних странах, угон в полон людей и работорговля были основными «статьями дохода» крымских феодалов²³.

Но в основе политики Крыма лежал не только грабеж соседних земель.

В блестящей монографии А.Л. Новосельского справедливо отмечено, что определять ориентацию Крыма на союз с Россией или Польшей исключительно суммой поминок (и возможностями грабежа. — Г.С.) — значит исходить из признания такой степени примитивности, которая исключает совершенно политические мотивы²⁴. А такие мотивы были: это и стремление отстоять пережитки давних, золотоордынских традиций (что выражалось в трактовке крымцами поминок как дани), утверждение ими своего права войны, грубое, жестокое третирование московских посланников, бесцеремонное поведение крымских послов в Москве, претензии на захват украинских земель, на «покровительство» мусульманам Поволжья и Северного Кавказа и пр.²⁵

Тактический прием, с помощью которого Крымское ханство проводило свою политику грабежа, крупнейший русский дореволюционный востоковед В.Д. Смирнов характеризовал как поддержание «системы политического равновесия». Ханы предпочитали оказывать помощь тому противнику, которого они считали более слабым²⁶.

В дополнение к этим четким и ясным положениям можно сказать, что со второй половины XVII в., после воссоединения Украины с Россией, прибавился страх татарской знати перед возросшей силой северного соседа, чьи территориальные владения теперь вплотную соприкасались с границами ханства. Воссоединение Украины с Россией воспринималось в Крыму как страшная угроза, избавиться от которой одни группировки феодалов (главным образом придворные) старались путем союза с Речью Посполитой, другие — путем союза с Украиной и Россией.

Действительность открывала для ханства два пути. Первый путь традиционный, основанный на союзе с Хмельницким, уже опробованный и принесший немалый эффект. Теперь к этому союзу добавились бы военные силы России. Несомненно, подданство России затрудняло грабеж украинских территорий, но оставались земли Полыни и Литвы. Уменьшалась и эффективность обогащения из-за большей удаленности собственно польских земель, трудностей доставки награбленного и полона. Этот путь был, образно говоря, «синицей в руке», в то время как смена ориентации и союз с Речью Посполитой, создававшей предпосылки для более близких походов на украинские и русские земли, пока еще оставался «журавлем в небе».

Второй путь — путь смены ориентации, союза с Речью Посполитой против России и Украины. Он создавал предпосылки для более эффективного грабежа коренных украинских земель, близость которых к Крыму облегчала и грабеж богатств, и захват полона. Но многое зависело от того, как сложатся военные действия против Польши русских и украинских войск, не было известно, как удастся урегулировать отношения Крымского ханства с восточными соседями, и прежде всего с калмыками, угрожавшими Крыму, как удастся защитить земли от походов донских и запорожских казаков, да и присутствие русских войск на Украине вызывало серьезное беспокойство.

Традиционный путь союза с Хмельницким давал более надежный, хотя, может быть, и не столь доходный источник обогащения.

В ханстве началась упорная борьба за выбор того или иного пути внешней политики²⁷. Вместе с тем «это была борьба за власть и влияние внутри Крыма..., а также за раздел добычи и пользование источниками других крымских доходов»²⁸. Исход борьбы известен — Крым примкнул к Речи Посполитой, но остроту соперничества нельзя приуменьшать. Весьма многие мурзы были противниками разрыва с Хмельницким, в основном это были мурзы ногайских улусов, которые тяготились излишне жесткой «опекой» других татарских владетелей и соперничество которых стало, по наблюдениям А.А. Новосельского, весьма заметным уже к середине XVII в.²⁹

На созванной весной 1654 г. большом курултае татарской знати противники придворной группировки прямо заявили: «Пока у нас было побратимство с казаками, мы наполняли Крым польскими невольниками, а теперь что возьмем, воюя против казаков за поляков? Казаки бились за свободу, а нам доставался ясырь. Не будет нам такой выгоды, когда будем сражаться за поляков. Поляки люди гордые, ходят в богатых одеждах, в дорогих шубах, в турецких сапогах: не станут они биться для нашей выгоды»³⁰.

Почти с первых же шагов в борьбу включились дипломатические представители соседних с Крымом государств и земель. 29 марта в Крым прибыл посол от Яна Казимира Ян Яскульский, а следом за ним появился гонец короля Веприк. 3 и 4 апреля прибыли гонцы: из Трансильвании — капитан Савва Васильев и от Г. Стефана — некий Антон. Требование их было общее: «чтоб хан сам шол, или бы которого царевича с воинскими людьми послал польскому королю на помочь против восточного царя, московского государя»³¹. Наконец, 6 апреля в Крым прибыл посланец Хмельницкого Семен Савченко с сообщением о Переяславской раде и с предложением Ислам-Гирею по прежнему вместе воевать Речь Послолитую³². Весной 1654 г. ни одному из посольств не удалось достичь заметного успеха. Оппозиционные хану круги требовали возобновления союза с Украиной, а теперь и с Россией, о чем и говорилось на курултае. Придворная среда была настроена в пользу Речи Посполитой. Еще во время Жванецких переговоров ханский визирь Сефергазы-ага договаривался с коронным канцлером Корецыньским «итти на Московское государство на весну»³³.

Переговоры с Хатунским и Фоминым тоже не внесли ясности в политику Крыма. На первой официальной встрече 9 апреля посланники предложили, «чтобы царь, и калга, и нурадын с своими ратными людьми пошли войною на иво государева недруга за многие ево неправды и грубости, на польского Яна Казимира короля»³⁴.

Ответ визиря Сефергазы-аги русским посланникам был достаточно расплывчатым: «Чаю де, хан, и калга, и нурадын такова дела не учинят, с своими ратными людьми на польского короля нынешнего году не пойдут потому, что хан с польским королем нынешнею зимою будучи в войну, учинил мирной договор, что ему, хану, вперед на короля войною не ходить»³⁵. В этом ответе визирь совершенно обошел вопрос о ненападении на Украину. Отказ идти походом именно «нынешнего году», конечно же, еще не означал отказа от набегов на Польшу вообще. Крым еще не определил внешнеполитический курс, и потому ответ визиря был неясным.

Еще более туманными оказались итоги визитов русских посланников к хану Ислам-Гирею, калге и нуретдину. В условиях обостренной борьбы среди крымской знати хан стремился по возможности избежать огласки переговоров. На приеме Хатунского 11 апреля у хана присутствовал необычайно узкий круг приближенных: визирь, помощник визиря казнадар Субханкази-ага и диванный китяп. (Келейный характер аудиенции не преминули отметить в статейном списке русские посланники.) Хан вообще отказался давать какой-либо ответ, сославшись на то, что он еще не прочитал царскую грамоту. Таков же результат приемов был у калги и нуретдина³⁶. Хатунский и Фомин попытались мотивировать свои требования ссылкой на традиционную формулу шертной грамоты: «другу твоему друг, а недругу твоему недруг», но ответа так и не получили³⁷.

Сведения, полученные русскими дипломатами по нелегальным каналам, подтверждали колеблющуюся позицию хана. 12 апреля, на другой день после приема у хана, на дворе у посланников появился дворецкий визирь Сульяш-кегья якобы для того, чтобы посмотреть великолепного коня, на котором Хатунский ехал на прием к хану. Естественно, что тут же он получил этого коня «в подарок», а за «подарок» расплатился сведениями, которые очень интересовали посланников. Выяснилось, что хан весьма недоволен Переяславской радой, но как хан «впредь хочет быть с гетманом — того он не ведает»³⁸.

Ислам-Гирей продолжал колебаться между противоположными партиями крымской знати до тех пор, пока не уяснил для себя окончательно позицию Хмельницкого. И Хатунскому, и польскому дипломату Яскульскому прямо объявили только о том, что решение откладывается до окончания переговоров представителей хана с гетманом Украины³⁹.

О переговорах гетманских послов в Крыму мы узнаем со слов Семена Савченко и генерального писаря И. Выговского, встречавшихся с Томилой Перфирьевым, который остановился в Чигирине по пути из Москвы в Яссы. Достоверность записи этой беседы не вызывает сомнений. Савченко не скрывал, что на переговорах с ханом он не стремился подчеркнуть важность решений Переяславской рады, но, напротив, старался представить ее как обычный, вполне заурядный эпизод в борьбе с Речью Посполитой, делал все возможное, чтобы завуалировать решающее значение акта воссоединения с Россией. Это было необходимо для сохранения союза с Крымом, такая линия поведения отвечала общим интересам России и Украины. Перфирьев не только не возражал против такой тактики, но даже счел возможным одобрить ее, наградив украинского дипломата парой отличных и очень дорогих соболей⁴⁰.

Отсутствие четкой внешнеполитической линии Крымского ханства сказалось и в ходе переговоров с Семеном Савченко. На аудиенции Ислам-Гирей воздержался от оценки воссоединения Украины с Россией и высказал довольно резко недовольство лишь тем, что решение Переяславской рады было принято без предварительного совета с ним: «Для чего без ведома хана оставили короля и поддались царю?» Савченко в ответ ссылался на утеснения православной веры, грабежи и разбой шляхты. Недоволен был хан и появлением в Киеве русского гарнизона. Особенно беспокоили его слухи о взятии Смоленска.

Савченко отвечал, что о взятии Смоленска он ничего не слышал, а что касается воевод, то это не должно тревожить хана — воеводы только в одном Киеве⁴¹. Такой ответ скорее всего должен был несколько снизить в глазах хана прочность русско-украинских связей, создать впечатление, будто бы на Украине не произошло никаких принципиальных перемен, а следовательно, возможно сохранение прежних отношений с ханством.

Те же цели имела и гетманская грамота к Ислам-Гирею, направленная 16 апреля из Чигирина. Стремясь сгладить углы, смягчить неизбежное недовольство в Бахчисарае решением Переяславской рады, Хмельницкий пишет в этой грамоте, что к присяге России его толкнули сами поляки, нарушившие Жванецкий мир и начавшие наступление на Украину. (В действительности дело было совсем наоборот: посольство В.В. Бутурлина ждало у границ Украины заключения Жванецкого мира.) Сама же присяга царю, уверял Хмельницкий, отнюдь не противоречит сущности украинско-крымского союза и даже принесена якобы по совету самого Ислам-Гирея. В действительности хан ничего не знал о предстоящей раде. (В.В. Бутурлин пересек границу после того, как мир был заключен и основные силы татар ушли в Крым.) Хмельницкий заканчивает свою грамоту просьбой о присылке военной помощи против Речи Посполитой. Аналогичное письмо было направлено в тот же день и к визирю Сефергазы-аге⁴².

Еще в ходе переговоров под Жванцем осенью 1653 г. Речь Посполитая и Крымское ханство в общих чертах решили вопрос о совместном походе на Россию. Для реализации этих планов нужно было заставить украинское казачество не только признать власть Яна Казимира, но и принудить казаков участвовать в этом походе, ни коим образом не допустить воссоединения Украины с Россией.

Поэтому, если Хатунскому и Яскудьскому не давали определенного ответа, то с С. Савченко в Крыму церемониться не стали. Сефергазы потребовал не только вновь признать власть короля, но и примкнуть к польско-крымскому походу на Россию. Савченко протестовал против возвращения под власть короля, что же касается похода на Россию, то он не ответил решительным отказом⁴³. Однако в переговорах с С. Савченко ханский двор тоже не рискнул обострять отношения с Украиной и Россией прямым отказом от союза против короля, но и согласия на союз не давал: «Хан де крымской ему, Семену, ни на что не отказал, только де в великом сумнении стал»⁴⁴.

Ничего не добившись от Савченко, правительство хана направляет своего представителя к Хмельницкому (Алкаса Кегито) с теми же предложениями.

Теперь выбор внешнеполитического курса Крыма зависел во многом от исхода переговоров в Чигирине. До возвращения Кегито переговоры с русскими и польскими представителями в Бахчисарае фактически замерли.

Переговоры Алкаса Кегито с Хмельницким и Выгодским начались 9 мая. Авантюристические по существу требования хана о возвращении под власть Польши и о походе на Россию подкреплялись обвинениями в том, что гетман «ломает присягу» с ханом (хотя никакого обязательства перед ханом относительно того, чтобы не переходить в подданство России никогда не давалось), в том, что татары целых 7 лет «обороняли» Украину от Речи Посполитой, а гетман даже не посоветовался с ханом, когда приносил присягу России. В дело были пущены все средства, вплоть до грубой дезинформации: Кегито утверждал, что к королю уже посланы представители хана с требованием, чтобы король «на нас всеми своими ратьми не наступал». (В Варшаву с Яскульским действительно отправились послы от хана, но целью их было получение поминок, а вовсе не защита Украины.) Вскоре Алкас Кегито перешел к прямым угрозам: если Украина останется верной решениям Переяславской рады, ей придется защищать себя от крымской орды⁴⁵.

Во всех этих выпадах примечательно, пожалуй, одно: требование признать власть по крымского хана, хотя намеки такого рода заметить нетрудно, а Речи Посполитой. В Крыму еще не решались прямо высказать свои претензии на Украину.

Ответ Хмельницкого — это ответ спокойного и уверенного в своих силах государственного деятеля: «Как хан на нас с ляхами пойдет, или людей пришлет — и мы как не с другими будем биться полем и водами, сколько бог помочи и ума даст»⁴⁶. (Не здесь ли корни знаменитого ответа запорожцев турецкому султану: «Землею и водою будемо биться с тобою»?)

Для Хмельницкого не было секретом, что переговоры в Варшаве идут вовсе не о защите Украины: хан «для денежные казны, что ляхи дают и хана прелщают, от нас, от Войска Запорожского хочет отступить»⁴⁷.

Присяга Москве, говорил Хмельницкий, была вызвана еще и тем, что король и шляхта не выполнили условий Жванецкого договора 1653 г. «и с войной на городы наши напали». Украине пришлось выдержать войну против целой коалиции: осенью 1653 г. и весной 1654 г. Речь Посполитая воевала вместе с правителями Молдавии, Трансильвании, Валахии «и вас еще прелщают, что и вы на своей присяге не стоите»⁴⁸. Сущность же ваших переговоров в Варшаве, заявил гетман, это захват Украины. От совместного похода против России Хмельницкий безусловно и категорически отказался⁴⁹.

В тот же день состоялась встреча Выговского с ханским посланцем. Продолжалось обсуждение тех же вопросов, но встреча с генеральным писарем носила полуофициальный характер, что позволило расширить круг проблем. Выговский высказал недовольство намечавшимся союзом Крыма с Речью Посполитой, Трансильванией, Валахией и Молдавией, которые «хану очи золотом залепили, и для того вы забыли приязнь нашу, что мы вас богатыми учинили, а теперь от нас отступаете и с нами бранитца хочете»⁵⁰.

В ответ генеральный писарь выслушал от взбешенного мурзы не менее резкие слова, из которых становилось ясно, что воссоединение Украины с Россией вызвало опасения за судьбу самого ханства: «А про твою де думу как нам в Крым слышать было, что вы под царского величества поддались и на нас промышлять хочете, и для де того мы приятелей забегаем, как бы нам из других земель помоч была»⁵¹.

Выговский не стал опровергать этих опасений, а заговорил о разбоях и грабежах татар. Желание хана сколотить союз против России, говорил он, вызвано вовсе не стремлением обеспечить себе помощь в борьбе с противником, а «только для одного лакомства: с нами на присяге не стоите, только поворотными обещаниями присягу уводите»⁵².

Далее последовал прелюбопытный диалог. Разведчики Хмельницкого в Крыму донесли, что султан послал хану кафтан и саблю — символический подарок, означавший приказ выступить в набег. «Для чего султан послал этот подарок?» — спрашивал Выговский. Алкас Кегито ответил, что подарок означает поход против России. Выговский сказал, что в таком случае татарам придется прежде всего столкнуться с украинскими казаками, стоящими уже в боевой готовности под Полтавой⁵³.

Видя, что заставить Украину участвовать в походе на Россию но удастся, Алкас предложил хотя бы соблюдать нейтралитет и предоставить татарам сражаться с русскими: «Вы де себе сидите дома да от ляхов обороняйтесь, а мы де свое дело будем делать»⁵⁴. «За счастьем великого государя, его царского величества... большая рать от полтавских городов вас, что гостей ожидати будет», — отвечал Выговский⁵⁵.

Встреча закончилась категорическим требованием генерального писаря сохранить союз против Речи Посполитой, не задерживать в Крыму царских посланников Хатунского и Фомина и через 12 дней прислать в Чигирин положительный ответ хана. Задержка ответа будет расцениваться как отказ. В заключение Выговский еще раз заявил, что Украина сохраняет верность решениям Переяславской рады⁵⁶.

Общий итог переговоров в Чигирине не вызвал сомнений ни у Хмельницкого, ни у московского правительства: придворная группировка в Крыму склонялась на сторону союза с Речью Посполитой, требовала возвращения Украины под власть польского короля. В противном случае хан угрожал походом и разорением⁵⁷.

В то время как русские представители в Крыму безрезультатно дожидались решения хана, упорная дипломатическая борьба шла в Константинополе, где в апреле-мае состоялись переговоры с украинской дипломатической миссией. Украинские представители «добивались, чтобы султан велел хану сохранить прежние связи с Войском Запорожским»⁵⁸. Результат этих переговоров оказался таким же, что и в Бахчисарае: «Османские власти, сосредоточившие внимание на подготовке к новой пробе сил в войне с Венецией, фактически не взяли на себя реальных обязательств ни перед одной из сторон и передали решение на усмотрение крымского хана, требуя от него только помешать опустошительным набегам донских казаков на черноморское побережье Турции»⁵⁹.

Положение на театре турецко-венецианской войны складывалось для султана весьма неблагоприятное: противник захватил ключевую крепость на о-ве Крите Кандию, обеспечив тем самым господство на Эгейском море. Венецианцы высадили десант под Константинополем и блокировали столицу с юга гребным флотом. В этой обстановке естественно было переложить на плечи крымского хана решение второстепенных для султанского дивана вопросов.

В самом же Бахчисарае решение оттягивали до прибытия известий о ходе переговоров в Чигирине. Наконец, 16 июня, после того как в Крым вернулся Алкас Кегито и получили согласие польского короля на ежегодную выплату 40 тыс. злотых, Хатунскому и Фомину было решительно заявлено, что татары не будут воевать против Речи Посполитой, но и теперь о военных действиях против России и Украины ничего сказано не было. На 22 июня был назначен отпуск русского посольства⁶⁰. К этому времени за «Перекопом, у Волчьих вод» было сосредоточено более 40 тыс. всадников, готовых к набегу либо на Россию, либо на Украину⁶¹.

Казалось, можно было оставить все надежды на союз с Крымским ханством, но обстоятельства неожиданно меняются. На конец июня хан Ислам-Гирей, назначил праздник по случаю обрезания своих малолетних сыновей. Во время пиршества у него на теле появились какие-то гнойные струпья, которые лечили старинным способом: выдавливали. Болезнь обострилась, и 30 июня Ислам-Гирей умер. Ходили слухи, что он был отравлен какой-то украинской полонянкой⁶². Смерть хана повела к новому обострению борьбы между группировками за власть и к некоторому оживлению надежд Хмельницкого на возобновление союза с Крымом.

* * *

Вскоре после того как в 1566 г. русский гарнизон занял Астрахань, князь Ногайской орды Исмаил вынужден был признать зависимость от Москвы. Взятие Астрахани значительно укрепило экономическое и политическое влияние России на Северном Кавказе и прокладывало пути и в Среднюю Азию. «На почве обоюдной экономической заинтересованности возникали общие военно-политические связи, направленные к охране степных торговых путей от нападений кочевников»⁶³. Вместе с тем подданство Большого ногая вызвало целый комплекс противоречий и осложнений, с которыми приходилось считаться московскому правительству не только в конце XVI, но и на протяжении едва ли не всего XVII в.⁶⁴

Дети и внуки враждовавших с Исмаилом князей были, по выражению летописи, «выбиты» из орды и во главе с Казы-мурзой из рода Шейдяковых откочевали к Азову, где и основали новую орду Малого ногая. Малые ногаи признали власть султана и крымского хана, расселились к северу от Перекопа и под Азовом. «Малая ногайская (орда. — Г.С.) ...сделалась пристанищем для многих мурз, покидавших Большую ногайскую орду»⁶⁵. В первые годы подданства ногайцев встречали в Крыму лаской и приветом, и это вполне попятно: русские дипломаты еще в XVI в. сравнивали Малый ногай с каменной стеной, прикрывающей Крым. Отношение к ним изменилось после того, как переселившиеся ногаи достаточно прочно вошли в государственную систему Крымского ханства.

Несмотря на присягу крымскому хану, желание вернуться в русское подданство, на прежние кочевья не исчезало и в XVI и в XVII вв. Объясняется эта тенденция постоянными противоречиями между ногайскими, белгородскими и крымскими татарами. Корень этих противоречий в экстенсивном характере кочевого скотоводства, в острой нехватке участков для кочевья. Стиснутые небольшими пределами степей от устья Буга и Днепра до Дона, ногайцы постоянно конфликтовали с Крымом и Белгородской ордой, кочевавшей южнее, из-за пастбищ. Находясь в зависимом положении от крымских мурз, ногайцы вынуждены были сносить от крымчаков всевозможные оскорбления и надругательства. Крымские ханы стравливали ногайских мурз между собой, запрещали крымскому населению оказывать ногайцам какую-либо помощь, а то и прямо грабили их кочевья. Приезжая в усулы, ханские чиновники «берут с ногаев кормы, а иным временем, выбив ногайских мужиков из дворов, емлют жен их к себе на постелю и позорят... И турские де и крымские люди скот наш весь переели, если бы де не наш скот, им бы всем с голоду помереть»⁶⁶.

Потому-то едва ли не каждому русскому посольству в Крым пришлось выслушивать приходящих тайком посланцев ногайских мурз, заверявших, что их воины готовы уйти на привольные дедовские кочевья к Волге и признать власть русского царя. Просили только простить их «вины» и защитить от кочевавших у Волги калмыков. Чаще всего с такими просьбами обращались мурзы из рода Урмаметевых, ушедшие в Малый ногай в 1634 г. под натиском калмыков.

Осуществить все эти планы было, конечно, невозможно по многим причинам. Далеко не все ногаи стремились вернуться на прежние места кочевок, среди ногайских мурз не было в этом вопросе единства. От уверений в готовности принести присягу России ногайцы очень быстро переходили к набегам на русские земли. Обострять из-за них отношения с калмыками, которые достаточно прочно обосновались на Волге и готовы были двинуть свои отряды на Крым, было совершенно неоправданным риском.

Тем не менее и порывать с Малым ногаем полностью тоже не следовало. Их разногласия с ханом могли создать благоприятную почву для заключения союза России и Украины с ногайскими ордами. Русские послы раздавали ногайским мурзам щедрые, но практически невыполнимые обещания царской милости и прежних кочевий, и дальше этого дело не шло. Ненадежность Малого ногая была слишком очевидной: все их недоразумения с крымскими татарами моментально забывались, стоило хану выступить в поход, который сулил богатую добычу.

Более прочные и постоянные контакты с ведома и согласия русского правительства поддерживал Хмельницкий. Прибывший на Украину в мае 1654 г. подьячий Григорий Старков писал в Посольский приказ: «А нагайские де, государь, мурзы Калембет-мурза с товарищами и с татарами Большого улусу с гетманом на ляхов итти готовы вместе по-прежнему»⁶⁷. Это был довольно внушительный отряд, в котором, кроме улусных татар Калембета, были еще 9 мурз со своими людьми. Располагался отряд несколько южнее Чигирина, примерно в дне пути⁶⁸.

Уже неоднократно упоминавшийся посланец к гетману Т. Перфирьев на встрече с Хмельницким рекомендовал ему использовать свою «дружбу» с ногаями для привлечения их к антипольскому союзу и для разведки положения в Крымском ханстве⁶⁹. Беседа Т. Перфирьева с гетманом проходила 6 мая 1654 г. В ответ гетман и писарь подтвердили: ногайские мурзы «в дружбе с ним, гетманом, были и верились, что им быть с ним заодно», однако в клятве ногайцы не надежны и уже теперь «откочевали к Днепру в дальние места и чаять де, что они в правде своей не устояли»⁷⁰.

Буквально на другой день Выговский уточнил сообщение: ногайцы уже довольно далеко откочевали от Чигирина — переправляются через Днепр в четырех днях пути от города, под Таванью и Ислам-Керменом⁷¹. 9 мая Перфирьев имел возможность беседовать со свидетелем этой откочевки и переправы казаком Дмитрием Матвеенко. Дмитрий был на рыбном промысле, когда увидел переправляющихся через Днепр ногайцев. Его пригласил к себе в шатер ногайский Серклан-мурза и, угощая обедом, сказал, что «как де перейдут через Днепр и им де итти в войну в Московское государство по повеленью крымского хана»⁷².

И все же Хмельницкий не терял надежды. 10 июня, встретившись с Г. Старковым, посланным в Молдавию и Валахию, но задержанным гетманом в Чигирине, Хмельницкий говорил, что «хотя нагайских и степных татар никаво в послушанье у гетмана нет, а покорения от нагайских татар ждут»⁷³. Далее гетман говорил, что к ногайцам посланы казаки с ультиматумом: если в течение месяца те не согласятся на союз с гетманом, то гетман будет считать их отказ как знак окончательного разрыва всяких отношений⁷⁴.

Если учесть, что все эти сведения сообщил русскому дипломату в основном сам гетман или генеральный писарь, то можно с уверенностью считать, что контакты с ногаями поддерживались и с ведома, и с согласия России.

Примечания

1. Новосельский А.А. Совместная борьба русского и украинского народов против турецко-татарских захватчиков // Докл. и сообщ. Ин-та истории АН СССР. 1954. Вып. 2. С. 19—25.

2. Мальцев А.Н. Указ. соч. С. 57.

3. Галактионов И.В. Из истории русско-польского сближения в 50—60-х годах XVII века: (Андрусовское перемирие 1667 г.). Саратов, 1960. С. 36.

4. Шевченко Ф.П. Політичні та економічні зв'язки України з Росією в середині XVII ст. Київ, 1959; Загоровский В.П. Белгородская черта. Воронеж, 1969. С. 138, 139.

5. АЮЗР. Т. 10. С. 284. Статейный список В.В. Бутурлина.

6. Там же. С. 233—234.

7. Там же. С. 235. Статейный список В.В. Бутурлина.

8. Там же.

9. Там же. С. 159.

10. Там же. С. 452. 1654 г. февраль. — Челобитная казацкой старшины.

11. ЦГАДА. Ф. 123. Сношения с Крымом. Оп. 1. 1654 г. Стб. 2. Л. 26. Доклад Боярской думы царю. По традиции в официальных документах крымского хана чаще именовали «царем», но иногда встречаются и более правильные титулы — хан, калга и нуретдин — хан, первый и второй наследники хана.

12. Там же. Л. 57. Наказ Т. Хатунскому.

13. АЮЗР. Т. 10. С. 443—444. Запись переговоров П. Тетери и С. Богданова от 13 марта 1654 г.

14. Там же. С. 452.

15. РИБ. Т. XXIX. Донские дела. Кн. 4. СПб., 1913. С. 786—788. 1654 марта 15. — Грамота Войску Донскому.

16. Там же. С. 790—792.

17. Новосельский А.А. Совместная борьба... С. 20.

18. ЦГАДА, ф. 123. Сношения с Крымом. Оп. 1. 1654. Стб. 3. Л. 12. Статейный список Т. Хатунского.

19. Там же. Л. 7.

20. Новосельский А.А. Борьба Московского государства с татарами в 1-й половине XVII века. М.; Л., 1948. С. 417.

21. Шевченко Ф.П. Політичні та економічні... С. 88—89, 142—143, 289—290 и др.

22. Новосельский А.А. Борьба Московского государства с татарами... С. 418.

23. Там же. С. 416—419.

24. Там же. С. 9.

25. Там же. С. 419.

26. Смирнов В.Д. Крымское ханство под верховенством Оттоманской Порты до начала XVIII века. СПб., 1887. С. 555.

27. ЦГАДА. Ф. 123. Сношения с Крымом. Оп. 1. Стб. 3. Л. 17. Статейный список Т. Хатунского.

28. Новосельский А.А. Борьба Московского государства с татарами... С. 420.

29. Там же. С. 332—341 и др.

30. Костомаров Н.И. Богдан Хмельницкий. СПб., 1904. С. 576.

31. ЦГАДА. Ф. 123. Сношения с Крымом. Оп. 1. 1654. Стб. 3. Л. 12. Статейный список Т. Хатунского.

32. Там же.

33. АЮЗР. Т. 10. С. 234. Статейный список В.В. Бутурлина.

34. ЦГАДА. Ф. 123. Сношения с Крымом. Оп. 1. 1654. Стб. 3. Л. 7. Статейный список Т. Хатунского.

35. Там же. Л. 9.

36. Там же. Л. 14—15, 21, 24.

37. Там же. Л. 9—9 об.

38. Там же. Л. 16—17.

39. Там же. Л. 29—31; Костомаров Н.И. Указ. соч. С. 577.

40. АЮЗР. Т. 10. С. 592. Статейный список Т. Перфирьева.

41. Там же. С. 589. Смоленск был взят 23 сентября 1654 г.

42. Документи... С. 338—339, 336—337.

43. АЮЗР. Т. 10. С. 589. Статейный список Т. Перфирьева. Ответ С. Савченко не вызвал возражений московского дьяка.

44. Там же.

45. Там же. С. 593. Запись разговора с И. Выговским 10 мая. 1654 г.

46. Там же.

47. Там же.

48. Там же. С. 594.

49. Там же.

50. Там же. С. 595.

51. Там же.

52. Там же.

53. Там же. С. 596.

54. Там же.

55. Там же.

56. Там же. С. 596—597.

57. Там же. С. 666—667. Запись беседы с И. Выговским 10 июня 1654 г.

58. Заборовский Л.В. Указ. соч. С. 41.

59. Там же.

60. ЦГАДА. Ф. 123. Сношения с Крымом. Оп. 1. 1654. Стб. 3. Л. 37—53. Статейный список Т. Хатунского.

61. Тушин Ю.П. Русское мореплавание на Каспийском, Азовском и Черном морях. XVII век. М., 1978. С. 138.

62. ЦГАДА. Ф. 123. Сношения России с Крымом. Оп. 1. 1654. Стб. 3. Л. 80. Статейный список Т. Хатунского; Костомаров Н.И. Указ. соч. С. 579; Смирнов В.Д. Указ. соч. С. 561.

63. Преображенский А.А. Из истории сношений Русского государства со Средней Азией в XVII в. // Ист. зап. 1951. № 36. С. 270.

64. Там же. С. 285.

65. Новосельский А.А. Борьба Московского государства с татарами... С. 16.

66. Там же. С. 292—293.

67. АЮЗР. Т. 10. С. 663. Отписка Г. Старкова от конца мая 1654 г.

68. Там же. С. 326—327. 1654 г. февраля около 25. — Лист И. Выговского к царю.

69. Там же. С. 585—586. Отряд, со слов Хмельницкого, насчитывал 20 000 сабель.

70. Там же. С. 586.

71. Там же. С. 587.

72. Там же. С. 591.

73. Там же. С. 607. Статейный список Г. Старкова.

74. Там же.