Трон «повелителя мира» (1498—1503)

Крым становится центром Великого Улуса — Менгли Герай обновляет столицу государства — Строительство соборной мечети, Зынджирлы-медресе, мавзолея Хаджи Герая и дворца Девлет-Сарай — Новые титулы Менгли Герая

Разгром Шейх-Ахмеда означал для Менгли Герая гораздо больше, чем удачная военная операция, и даже больше, чем окончательное избавление Крыма от ордынской угрозы. Это была грандиозная перемена в статусе самого Крымского государства. После победы над Намаганами Гераи обрели право считаться повелителями всей Великой Орды и носить новый, более высокий титул хакана, то есть «хана над ханами» — титул, который изначально принадлежал одному-единственному лицу во всей Чингизидской империи: ее верховному повелителю. Собственно говоря, разгром Шейх-Ахмеда не означал ликвидации подвластной ему империи: Великой Ордой отныне стало именоваться государство Гераев, а престол Великого Улуса переместился с Волги в Крым.¹

Все это было для Менгли Герая не похищенным в бою военным трофеем, а наследственным достоянием собственной династии: он не раз повторял соседям, что вернул престол своего отца.² Готовясь к решающей схватке с Намаганами, Менгли Герай не только снаряжал войска и укреплял границы, но и заранее обустраивал в Крыму новую имперскую столицу, в которую и вернулся с триумфом с Днепра.

Города Бахчисарая, известного позже как столица Крымского ханства, в ту пору еще не существовало. Однако в долине, где в будущем встал знаменитый дворец, уже давно располагалось несколько селений, а на горном мысу, что воздымался над ней, с незапамятных времен стояла крепость, называвшаяся Кырк-Ер.³ Когда-то Хаджи Герай переселился в эту местность из столицы предков, Кырыма, и перенес сюда свою резиденцию. Как показали последующие десятилетия, основатель Крымского ханства не ошибся в выборе: во время недавних ордынских вторжений город Кырым не раз подвергался опустошениям, тогда как горная твердыня Кырк-Ер, укрепленная самой природой, всегда оставалась неприступной для противника. В мирное же время правитель мог разместить свой двор в селениях низины: в Эски-Юрте, что лежал при выходе из долины, либо в Салачике, скрытом в ущельях ее верховий.⁴

Салачик располагался в поразительно красивой местности: он как будто лежал на дне глубокого каменного котла, окруженный со всех сторон отвесными скалами и утопая в яблоневых садах и виноградниках.⁵ Горы защищали его от пронизывающих зимних ветров, расщелины скал щедро источали родниковые струи, а по дну долины бежала чистая речушка Ашлама.⁶ Золотоордынские владетели полуострова оценили эти живописные и безопасные места задолго до Хаджи Герая — говорили, что здесь стоял старый дворец с железными воротами и с четырьмя башнями по углам, построенный якобы еще основателем Великого Улуса, Джучи-ханом.⁷ И хотя Джучи никогда не бывал в Крыму, вовсе не было исключено, что ордынские наместники Кырк-Ера уже издавна могли иметь тут свои резиденции. В этих местах и поселился Хаджи Герай, и его прах уже тридцать лет покоился в подземном склепе в Салачике.

Теперь, по замыслу Менгли Герая, в этой местности должна была встать новая столица Великого Улуса. В главном городе любого мусульманского государства можно было встретить традиционный набор сооружений, присущих исключительно столице: дворец правителя, главная мечеть при нем, медресе при этой мечети, усыпальница правящей династии и общественные постройки, сооруженные правителем для горожан — как, например, фонтаны и городские бани. Этой традиции решил последовать и Менгли Герай.

Конечно, с самого начала встал вопрос о немалых средствах, которых требовало подобное начинание. Не довольствуясь золотом собственной казны, Менгли Герай обратился за помощью к своим друзьям. Семнадцать лет назад, когда умер султан Мехмед II, его преемник Баезид послал Менгли Гераю торжественное извещение о своем восшествии на престол. К письму были приложены драгоценные реликвии в память о покойном султане: халат и золотой перстень с алым рубином, принадлежавшие некогда Мехмеду. Нуждаясь теперь в средствах для постройки новой столицы, Менгли Герай решился расстаться с этим подарком. Хан отправил перстень великого завоевателя в дар своему союзнику Ивану, добавив в письме: «Его тебе, брату моему, на руке носить подобает; как взглянешь на него — вспомнишь меня в сердце своем, и будут между нами братство и любовь».⁸ Само собой подразумевалось, что князь должен преподнести достойный ответный дар, и Менгли Герай подсказал ему, что уместным воздаянием станет присылка из Москвы 70 тысяч денег. (Речь шла именно об обмене дарами, ибо о продаже памятного перстня нельзя было и помыслить: это оскорбило бы Баезида). Хан не делал тайны из того, зачем ему потребовалась столь значительная сумма: «Я дал обет украсить дом Аллаха, средств в моих руках мало, жемчугов мало — что мне делать?».⁹ Следует понимать, что речь здесь идет о ханской соборной мечети, со строительства которой Менгли Герай приступил к обновлению своей столицы.

В 1500 году, когда мечеть, очевидно, была закончена, неподалеку от нее было выстроено и ханское медресе, где предназначалось постигать премудрости духовных наук будущим муллам, судьям и законоведам. Крым в то время располагал сотнями тысяч отважных воинов¹⁰ — но страна не менее нуждалась и в образованных государственных мужах, и потому хан считал строительство медресе чрезвычайно важным делом. По преданию, Менгли Герай собственноручно копал землю и клал камни на стройке, а когда работа была завершена, напутствовал подданных торжественной речью: «Разум делает человека совершеннейшим из всех созданий. А совершенствование разума — в знании. Кто не почитает знание, то будь он даже хан или падишах, не сможет создать ничего основательного, ничего долговременного, и рано или поздно не избежит позора. Я повесил цепь в этих дверях, чтобы каждый, кем бы он ни был, склонял свою голову при входе в этот священный храм наук в знак почтения к знанию», после чего сам с глубоким поклоном прошел под цепью в помещение.¹¹ По этой тяжелой раздвоенной цепи («зынджир»), повещенной над входом, столичное духовное училище и получило свое название — Зынджирлы-медресе.

В следующем году над склепом Хаджи Герая, что располагался рядом с медресе, Менгли Герай возвел великолепный мавзолей с богато украшенным порталом. Этим он не только увековечил память отца, но и обустроил фамильную усыпальницу для себя самого, своих родичей и потомков.¹² Когда в 1503 году в Касимове скончался Нур-Девлет, Менгли Герай пожелал похоронить брата на родине, и попросил Ивана, чтобы тот переправил к нему останки покойного. Через некоторое время в Крым переехала жить жена Нур-Девлета, привезшая в своем обозе его гроб.¹³ Скорее всего, Менгли Герай поместил его именно в новом мавзолее.

Одновременно с постройкой мечети, медресе, мавзолея и городских бань у подножия Кырк-Ера возводилась (либо основательно перестраивалась) и новая резиденция правителя. Подобно древней ставке ханов Великого Улуса, она была названа «Сараем» — то есть, просто «Дворцом», а по примеру стамбульского Счастливого Порога («Девлет-и Алийе», как торжественно называли дворец султана) к имени Сарая был добавлен торжественный эпитет «девлет» — «счастливый». Прежде Менгли Герай подписывал свои ярлыки и письма в Кырк-Ере, а теперь под текстом ханских повелений указывалось новое название: «написано в Счастливом Сарае».¹⁴

Рассматривая затейливую конструкцию Зынджирлы-медресе и резное каменное кружево на портале мавзолея, легко заключить, что хан призвал к делу лучших архитекторов своего времени, и остается лишь догадываться, сколь прекрасна была построенная ими новая ханская резиденция. К сожалению, ныне от нее не осталось ни подробных описаний, ни каких-либо следов.

Никаких, кроме одного-единственного.

Если началом большого строительства в Салачике была ханская мечеть, то завершительным аккордом стал роскошный дворцовый портал, украсивший ханскую столицу неожиданною для Крыма стилистикой Ренессанса и появившийся тут благодаря чистой случайности. Необычная история его создания достойна того, чтобы изложить ее особо.

В 1499 году послы Ивана III наняли в итальянских городах нескольких мастеров для благоустройства московского Кремля. Одним из них был архитектор Алоизио Ламберти да Монтаньяна,¹⁵ который в сопровождении нескольких своих коллег и московских дипломатов отправился к новому месту работы. Путь из Венеции в Москву пролегал через Молдову. По несчастью, накануне этого путешествия Иван всерьез рассорился с молдавским князем Штефаном, и едва московское посольство с итальянскими мастерами вступило в молдавские земли, как попало под арест. Не сумев добиться освобождения своих людей, Иван позвал на помощь Менгли Герая, чтобы тот убедил Штефана отпустить пленников. Хану удалось выполнить его просьбу, и послы с мастерами под охраной крымского отряда прибыли на полуостров. Они были готовы двинуться далее на север — но тут возникли недоразумения уже между Менгли Гераем и Иваном, и путникам пришлось снова задержаться, на этот раз в Крыму. Пока хан и князь вели переговоры, Алоизио Ламберти да Монтаньяна построил в ханской столице тот изумительный портал Демир-Капы, что ныне стоит в Бахчисарайском Ханском дворце, а первоначально, судя по всему, украшал вход Девлет-Сарая в Салачике.¹⁶ Наконец, спор двух правителей был улажен (примечательно, что в знак примирения Менгли Герай отправил московскому князю еще один перстень из своей коллекции: чудодейственный перстень из носорожьего рога, лизнув который, можно было не опасаться отравленной пищи¹⁷), и архитектор со своими спутниками благополучно добрался до Москвы, снабженный похвальным письмом Менгли Герая.¹⁸

Так за несколько лет уютный поселок под скалами превратился в настоящий столичный город — небольшой, но весьма красивый и вполне достойный своего нового статуса. Стремясь подчеркнуть этот статус, Менгли Герай запечатлел свои новые титулы в каменной резьбе монументальных надписей. И если на закладной плите, вмурованной в стену Зынджирлы-медресе за два года до разгрома Намаганов, крымский правитель упоминался просто как «Менгли Герай-хан, сын Хаджи Герай-хана», то надпись над фамильным мавзолеем, начертанная в год великой победы, называла его уже иначе:

«Эту священную, покойную и красивую гробницу приказал соорудить великий хан, знаменитый хакан, повелитель мира, Менгли Герай-хан, сын Хаджи Герай-хана».¹⁹

На портале Демир-Капы, среди пышного великолепия итальянских резных узоров, золотом горят буквы арабской надписи:

«Этот величественный порог и эта возвышенная дверь построены по приказу государя двух материков и хакана двух морей, государя, сына государя, Менгли Герай-хана, сына государя Хаджи Герай-хана».²⁰

«Великий хан», «знаменитый хакан», «повелитель мира»... Это не исхищрения красноречивых придворных стихописцев, а освященные веками старинные титулы, принадлежавшие ранее верховным правителям Великого Улуса. Хакан — это повелитель не одного лишь Крыма, но и всех необъятных владений бывшей Золотой Орды, протянувшихся через Европу и Азию, Черноморье и Каспий; это «повелитель двух материков» — как и гласит высеченная в мягком известняке золотая вязь.²¹

Так, в истории Крыма было славное время, когда райский уголок, укрывшийся среди отвесных скал, готовился стать столицей гигантской империи, некогда раскинувшей свои крылья от Дуная до Сибири. Повествование о том, как род Гераев стремился вновь собрать эти необозримые пространства воедино под собственным верховенством, и является главной темой моей книги.

Примечания

1. L. Collins, Оп the Alleged «Destruction» of the Great Horde in 1502, «Byzantinische Forschungen», Band XVI, 1991, p. 361—399; А.Л. Хорошкевич, Русь и Крым: от союза к противостоянию, с. 98—99, 162—163. Ранние примеры именования Крымского ханства «Великой Ордой» и «Великим Улусом» см. в: Памятники дипломатических сношений Древней Руси с державами иностранными: Памятники дипломатических сношений Московского государства с Крымской и Ногайской ордами и с Турцией, т. II, «Сборник Императорского русского исторического общества», т. XCV, 1895, с. 19—30, 70—76; М.А. Усманов, Жалованные акты Джучиева Улуса, с. 192.

Это наименование сохранялось за Крымским государством на протяжении всего его дальнейшего существования. Примеры тому имеются и в XVII столетии (см., например. Памятники дипломатических сношений Крымского ханства с Московским государством в XVI и XVII вв., хранящиеся в Московском главном архиве Министерства иностранных дел, изд. Ф.Ф. Лашков, Симферополь 1891, с. 42, 55, 73, 79 и др.; С.Ф. Фаизов, Письма ханов Ислам-Гирея III и Мухаммед-Гирея IV к царю Алексею Михайловичу и королю Яну Казимиру. 1654—1658. Крымскотатарская дипломатика в политическом контексте постпереяславского времени, Москва 2003, с. 28—30) и, реже, в XVIII веке (И. Тунманн, Крымское ханство, Симферополь 1991, с. 23).

О значении титула «хакан»: см.: В.В. Бартольд, Сочинения, т. V, Москва 1968, с. 602, 604; М.А. Усманов, Жалованные акты Джучиева Улуса, с. 158—159; В.В. Трепавлов, Государственный строй Монгольской империи XIII в., с. 59—62.

2. Памятники дипломатических сношений, т. I, с. 475; А.Л. Хорошкевич, Русь и Крым: от союза к противостоянию, с. 99; L. Collins, Оп the Alleged «Destruction» of the Great Horde in 1502, p. 380.

3. Ныне крепость Кырк-Ер известна под более поздним названием Чуфут-Кале, получившим распространение с XVII века.

4. Следует уточнить, что приведенные здесь названия селений фигурируют лишь с XVII века и, скорее всего, не являются изначальными. Известно, что в XVI столетии Кырк-Ером называлась не только крепость, но и весь прилегающий к ней край вместе с поселением в низине (В.Е. Сыроечковский, Мухаммед-Герай и его вассалы, с. 62, прим. 17). Ныне Эски-Юрт и Салачик (переименованные в 1948 г. в Подгороднее и Староселье) — соответственно западный и восточный микрорайоны города Бахчисарая. Подробнее о поселениях-предшественниках Бахчисарая и их значении для первых крымских ханов см.: У. Боданинский, Б. Засыпкин, Чуфут-Кале (по материалам раскопок 1928—1929 гг.), «Известия Таврического общества истории, археологии и этнографии», № 111 (60), 1929, с. 181; О. Гайворонский, Мысли об Эски-Юрте, «Qasevet», № 31, 2005, с. 13—24.

5. М. Броневский, Описание Крыма, «Записки императорского Одесского общества истории и древностей», т. VI, 1867, с. 345.

6. Позже, когда в XVII веке на речке будут построены сильно загрязняющие воду кожевенные мастерские Бахчисарая, ей дадут другое имя — Чурук-Су, означающее «гнилая вода» (Книга путешествия. Турецкий автор Эвлия Челеби о Крыме (1666—1667), Симферополь 1999, с. 39). Это позднее название речка носит и сейчас.

7. Книга путешествия, с. 39.

8. Памятники дипломатических сношений, т. I, с. 267—268.

9. Памятники дипломатических сношений, т. I, с. 268. В старорусском переводе ханского письма употреблено выражение «храм Божий», которое я передаю здесь как «дом Аллаха».

10. В разных источниках приводятся разные оценки численности крымского войска. Следует учитывать, что в те годы оно быстро росло за счет иммигрантов из Орды. Например, в 1501 году Менгли Герай вывел в поле 25 тысяч человек (видимо, несмотря на строгий наказ, в бой пошли не все его воины), в следующем году у хана насчитывали 100 тысяч бойцов, а в 1509 году (т.е. уже после подчинения улусов Большой Орды) Менгли Герай смог собрать 250 тысяч воинов (Памятники дипломатических сношений, т. II, с. 70). Насколько известно, этот максимум был однажды повторен при Сахибе Герае, но никогда более не был превзойден. См. также: В.Е. Сыроечковский, Мухаммед-Герай и его вассалы, с. 43; L. Collins, Оп the Alleged «Destruction» of the Great Horde in 1502, p. 397.

11. C. S. Kırımer, Önsöz, «Emel», nr. 60, 1970, s. 12—13, N. Abdülvahap, «İlim mabedi». Zincırlı medreseniñ tarihindeki bazı bir tartışmalı meselelerge dair, «Günsel», № 4, 2000, s. 14.

12. Существует предание, что Менгли Герай перенес прах отца в этот новый мавзолей из некоего другого места (Халим Гирай султан, Розовый куст ханов или История Крыма, с. 14). Последние реставрационные исследования показали, что подземная погребальная камера мавзолея сооружена значительно ранее надземной части постройки (очевидно, лишь эта надземная часть и была обновлена Менгли Гераем в 1502 году). Склеп наверняка уже существовал на момент смерти Хаджи Герая и вполне мог служить первоначальным местом его погребения.

13. Памятники дипломатических сношений, т. I, с. 544, 553.

14. Первые упоминания о Салачикском Сарае (Девлет-Сарае) как о месте подписания ханских документов относятся к 1502—1503 годам. (Памятники дипломатических сношений, т. I, с. 431, 446, 468, 475, 476).

15. Мастер, известный под этим именем в итальянском искусстве, в московских источниках именуется «Алевиз Новый» (см.: С.С. Подъяпольский, Деятельность итальянских мастеров на Руси и в других странах Европы в конце XV— начале XVI века, «Советское искуствоведение», № 20, 1986, с. 81, прим. 57; С. E. B. Brett, Towers of Crim Tartary. English and Scottish Architects and Craftsmen in the Crimea, 1762—1853, Donington 2005, p. 29).

16. Н.П. Кондаков, О Бахчисарайском дворце и его реставрации, «Искусство и художественная промышленность», № 6, 1899, с. 440; Н.Л. Эрнст, Бахчисарайский Ханский дворец и архитектор вел. кн. Ивана III Фрязин Алевиз Новый, «Известия Таврического общества истории, археологии и этнографии», т. II (59), 1928, с. 42.

17. Памятники дипломатических сношений, т. I, с. 476.

18. История путешествия итальянских мастеров и московского посольства изложена в статье: Н.Л. Эрнст, Бахчисарайский Ханский дворец и архитектор вел. кн. Ивана III, с. 47—51, с многочисленными ссылками на Памятники дипломатических сношений, т. I.

19. Бахчесарайские арабские и турецкие надписи, «Записки императорского Одесского общества истории и древностей», т. II, 1850, с. 526. Надпись датирована месяцем шеввалем 907 года. Это означает, что она создана несколькими неделями ранее победы Менгли Герая над Шейх-Ахмедом, буквально накануне выступления хана на Орду, поскольку шевваль 907 года в григорианском летосчислении соответствует 18 апреля-16 мая 1502 года. Выше в тексте показано, что в эти дни Менгли Герай заканчивал последние приготовления к походу и покинул Крым 3 мая (16 шевваля).

20. См. версии перевода в: Бахчесарайские арабские и турецкие надписи, с. 491—492; Н.Д. Эрнст, Бахчисарайский ханский дворец и архитектор вел. кн. Ивана III, с. 39. Чтение надписи приведено с уточнением перевода слова «султан» как «государь» (см. М.А. Усманов, Жалованные акты Джучиева Улуса, с. 157—158).

21. Титул «султан двух материков и хакан двух морей» («sultan ül-berreyn ve haqan ül-bahreyn») по своему происхождению был османским и имел еще более ранние аналоги в Византии. Османы, начиная с Мехмеда II, использовали его как символ преемственности своей власти от византийских императоров (A. Fisher, Crimean Separatism in the Ottoman Empire, p. 60—61). Менгли Герай, очевидно, сознательно соединил в своем титуле Чингизидские и османские компоненты, чтобы показать причастность истоков своей власти к обеим великим империям. Если и в Турции, и в Крыму под «двумя материками» могли понимать только Европу и Азию, то «моря», несомненно, подразумевались разные: для османов это были Черное и Средиземное, а для Менгли Герая — Черное и Каспийское (над которым стояла древняя столица Орды). Извещая польского короля о своей победе над Шейх-Ахмедом, Менгли Герай назвал себя «ханом двух орд» (А.Л. Хорошкевич, Русь и Крым. от союза к противостоянию, с. 99) — то есть Крымского Юрта и Великой Орды. Примечательно, что еще в 1492 году тот же титул использовал в письмах к Менгли Гераю и казанский хан Мухаммед-Эмин: за искаженным русским переводом «от воды и земли создан еси» (Памятники дипломатических сношений, т. I, с. 146), очевидно, скрывалась та же стандартная формула — «султан [двух] морей и [двух] земель» (В.Д. Смирнов, Крымское ханство под верховенством Отоманской Порты до начала XVIII века, с. 296, прим. 1).