Страж украинских земель (1441—1461)

Личность Хаджи Герая глазами современников — Окончательный разгром Сеид-Ахмеда I — Хаджи Герай как наследник ордынских ханов — Передача Литве прав на бывшие ордынские владения

«О, Аллах, Ты — обладатель царства, и даруешь власть, кому пожелаешь!»¹— эти слова Хаджи Герай избрал девизом своего правления и вырезал на большой ханской печати, которой скреплял свои указы.² У человека, который родился в изгнании и вырос в скитаниях, и впрямь были все основания считать свою победу немыслимо щедрым подарком Всевышнего.

Хаджи Герай был глубоко религиозен: предания особо подчеркивают это, сообщая, что он углубленно изучал религиозные науки и еще в ранней юности совершил хадж, сопровождая из Литвы к Мекке своего родственника.³ Как показало будущее, уроки благочестия не прошли для принца даром, ибо впоследствии и соотечественники, и иностранцы в один голос отмечали высоту моральных качеств Хаджи Герая, восхищавшего их гуманностью и благородством.⁴ Впечатление, которое личность хана оказывала на современников, было настолько сильным, что сокрушало даже самые стойкие барьеры — барьеры межконфессиональной предубежденности. «Человек, исполненный гуманности, добронравия и скорый на доброе дело... ко всем христианам, что тянулись к нему со всех сторон, проявлял такую человечность и благородство, что трудно было бы признать в нем варвара, воспитанного в вере магометанской (ибо никогда не следует судить о человеке по его роду и происхождению)» — выражал революционную для своего времени мысль польский летописец, пораженный тем, насколько отличался образ благородного крымского правителя от традиционного средневекового представления о недруге-иноверце.⁵

Хаджи Герай действительно давал основания к разрушению подобных стереотипов. Например, получил известность его поступок, который, возможно, и не выглядел чем-то странным для веротерпимого общества Крыма, однако сильно выделялся на общем историческом фоне той эпохи. Прося Аллаха и святых о победе в борьбе с соперниками, Хаджи Герай обращался и к Майрум-Ана, матери Исы, — то есть, к Деве Марии, которой был посвящен греческий монастырь по соседству с ханской крепостью Кырк-Ер. После того, как борьба увенчалась победой, хан выстроил на свои средства новые мечети и медресе по всему Крыму,⁶ а для того, чтобы почтить Майрум-Ана, Хаджи Герай продал двух своих лучших коней, купил на вырученные деньги воска, сделал из него две громадные свечи и отправил их в греческий монастырь Девы Марии, чтобы ханские свечи горели в нем из года в год.⁷

Такова была личность, которой судьба поручила истерзанную многолетними смутами страну. Как писали о Хаджи Герае, он «умел привлекать сердца»⁸ и заслужил среди крымцев такой авторитет, что был прозван в народе «Мелек» — то есть, «Ангел».⁹ Уважение подданных, пожалуй, сыграло не последнюю роль в том, что Хаджи Гераю удалось утвердить в стране порядок и спокойствие на все 25 лет своего царствования: повидав за последнее время длинную череду разных правителей, люди с готовностью приняли хана, который сумел стать моральным авторитетом для подвластного ему народа.

Однако покой, установившийся в Крыму, был очень зыбок: ведь на просторах Великого Улуса не утихала борьба, в любой момент грозившая перехлестнуться на полуостров. Орда развалилась на четыре части. Кучук-Мухаммед по-прежнему царствовал в Сарае, но его владения таяли на глазах: помимо Крыма, от империи отложилась ее северная окраина, превращенная Улу-Мухаммедом и его сыновьями в независимое Казанское ханство; а в западных землях от Дона до Днестра правил Сеид-Ахмед, изгнанный из Крыма и считавший себя правителем всей Орды.

Вместе со своей ордой Сеид-Ахмед бродил по степям, дожидаясь удобного момента для броска на Крым, а заодно стараясь ослабить союзника Хаджи Герая — князя Казимира. Видимо, дела Сеид-Ахмеда шли не слишком хорошо, если во время походов в земли великого князя ему приходилось преувеличивать свои силы и прибегать к трюку: хан сажал на спины запасных лошадей одетые в мужскую одежду манекены¹⁰ (сделанные, видимо, из соломы) для того, чтобы издали обмануть литовских дозорных и внушить им ужас многочисленностью своего войска. Тем не менее, его частые набеги стали истинным бедствием для украинских владений Литвы. При нападениях Сеид-Ахмеда Казимир призывал на помощь Хаджи Герая, и тому не раз приходилось выступать в степь и отгонять опасного соседа подальше от крымских рубежей.¹¹

Наконец, в 1452 году Сеид-Ахмед нанес свой самый сильный удар по Великому княжеству, опустошив обширный край от Подолья до самого Львова. Собрав трофеи, Сеид-Ахмед развернул свою орду и пошел назад. Отягощенное добычей войско дошло до Днепра, переправилось через реку и остановилось передохнуть у переправы.

Здесь-то потомка Тохтамыша и настиг тот, кого Сеид-Ахмед хотел когда-то истребить с лица земли вместе со всем его родом. Застав Сеид-Ахмеда врасплох во время отдыха на днепровском берегу, Хаджи Герай молниеносно окружил его лагерь и обрушил на него свой удар. Сеид-Ахмед чудом избежал плена, ускользнув с остатком войск из окружения, в то время как многие из его людей сами перешли на сторону крымского хана.¹²

Разгромленный Сеид-Ахмед пошел к Киеву в надежде получить помощь от своих друзей — литовских вельмож, которые ранее из вражды к Казимиру тайно поощряли орду к нападениям на земли своего правителя.¹³ Но заговорщики испугались, что визит беглого хана разоблачит их союз с ним, и поспешили отвести от себя подозрения. Они арестовали своего гостя и отправили его к великому князю: предлогом послужила жестокая массовая драка, вспыхнувшая по какому-то поводу между киевлянами и татарскими всадниками из свиты Сеид-Ахмеда. Казимир поселил хана в почетном плену в городе Ковно, где тот и провел остаток жизни. Девять сыновей Сеид-Ахмеда осели среди литовских татар,¹⁴ и род Тохтамыша навсегда сошел со сцены истории.

Так Хаджи Герай возвратил первую стрелу, выпущенную в него на днепровской переправе двадцать лет назад. Но победа Хаджи Герая значила гораздо больше, чем месть старому недругу.

Хотя Сеид-Ахмед с его «соломенным войском» и не шел ни в какое сравнение по авторитету и могуществу со своим великим дедом Тохтамышем, все же он являлся законным преемником ордынского престола. Это признавали и Литва, и Великое княжество Московское, которое продолжало выплачивать дань обоим ханам расколовшейся империи: и Кучук-Мухаммеду, и Сеид-Ахмеду.¹⁵ Символом власти ордынского хана являлась его кочевая ставка — «ордобазар» с тронным шатром. Где бы ни пребывал хан — в столичном городе, либо в походном лагере — тронный шатер всегда следовал за ним. Любой чингизид, захвативший эту ставку, овладевал вместе с ней титулом предшественника, и после того, как беи знатнейших родов утверждали его в ханском сане, обретал всю полноту власти.¹⁶

Именно это и произошло теперь на берегах Днепра: прогнав Сеид-Ахмеда, Хаджи Герай вступил в брошенный шатер бежавшего соперника и воссел на его тронном месте. С этого дня Хаджи Герай, сын Гияс-эд-Дина, стал правителем не только Крыма, но и, номинально, всей Орды. Теперь мастера ордобазара чеканили на монетном серебре трезубую тамгу и имя Хаджи Герая,¹⁷ а указы нового хана обращались отныне ко всему Великому Улусу: к Крыму, Кубани, всей Кыпчакской Степи — «и на все земли, на которые простирается моя власть».¹⁸

В Орде было принято, чтобы каждый новый хан своими указами подтверждал льготы и пожалования, выданные его предшественниками. Надо полагать, Хаджи Гераю в эти дни довелось подписать немало ярлыков, утверждающих давние распоряжения Тохтамыша и Сеид-Ахмеда о наделении подданных землями и привилегиями. Из этих документов сохранился один-единственный — зато и самый важный: в нем шла речь о самом грандиозном подарке, какой только мог сделать ордынский правитель.

В тех же походах, в которых были покорены Крым с Кыпчакской Степью, империя Чингиз-хана завоевала и почти все восточнославянские княжества. Ханы Золотой Орды унаследовали эти владения, собирали в них дань и утверждали местных правителей. Но со временем, когда Орда стала клониться к закату, эта зависимость сильно ослабла — а кое-где и вовсе исчезла, как, например, в украинских землях, уже давно освобожденных литовскими князьями от ордынской власти и включенных в состав многонационального Великого княжества Литовского.¹⁹ Тем не менее, Сарай еще долго считал эти земли своими — до тех пор, пока Тохтамыш, укрывшийся у Витовта от разгрома, не выписал в знак благодарности князю особого ярлыка, которым официально передал под власть Литвы все бывшие владения Орды в украинских и западнорусских землях.²⁰

Этот указ по просьбе литовских послов и подтвердил Хаджи Герай. «Прежде брат наш старший на коне потном²¹ к великому князю Витовту в Литву гостем приезжал, и встретил великий почет», — начинал Хаджи Герай свой торжественный акт, которым преподносил Казимиру в дар целую Украину: «Киев со всеми доходами, землями, водами и имуществом», «Подолье с водами, землями и всем имуществом», перечисляя затем длинный список городов Киевщины, Черниговщины, Смоленщины, Брянщины и многих других краев вплоть до самого Новгорода, которые Хаджи Герай от имени покоренной им Орды уступал дружественному соседу.²²

Конечно же, Орда уже давно не имела влияния в этих землях, и акт Хаджи Герая носил символический характер. Тем не менее, подобные символы имели в ту пору большое значение. Казимир не зря обратился к Хаджи Гераю за таким документом: ведь за некоторые из этих земель у Литвы шел спор с Московией, а поскольку Москва до сих пор формально подчинялась ордынскому престолу (еще Тегене Ширин участвовал в назначении московских князей, а Сеид-Ахмед получал от них дань²³), ханский ярлык мог стать в этом споре полновесным аргументом в пользу Казимира.²⁴

Так хан, который ради безопасности собственного государства из года в год оборонял соседнюю Украину от нападений Сеид-Ахмеда, окончательно подтвердил освобождение этой земли от многолетнего владычества Орды. Остается признать, что Хаджи Герай вполне заслужил ту славу «охранителя покоя украинских земель»,²⁵ которая закрепилась за ним в истории.

Одержав победу над ордынским ханом, Хаджи Герай не вступил на тот опасный путь, которым обычно следовали его предшественники: он не пошел на Волгу сражаться за Сарай. Без сомнения, Хаджи Герай хорошо помнил, как многие ханы прошлых лет, позарившись на волжскую столицу, увязали в бесконечной борьбе и бесславно гибли в ее водовороте. Удовлетворившись тем немалым, что уже имел, Хаджи Герай отказался от опасной погони за призрачной славой и вернулся с Днепра к себе в Крым.

Примечания

1. Коран, 3:26. Полный текст аята звучит так: «О Аллах, Владыка царства! Ты даруешь власть, кому пожелаешь, и отнимаешь власть, у кого пожелаешь. Ты возвеличиваешь, кого пожелаешь, и унижаешь, кого пожелаешь. Всё благо — в Твоей руке. Воистину, Ты способен на всякую вещь».

2. М.А. Усманов, Жалованные акты Джучиева Улуса XIV—XVI вв., Казань 1979, с. 144, 155—156.

3. T. Narbutt, Dzieje narodu litewskiego, t. VI, s. 501.

4. Халим Гирай султан, Розовый куст ханов или История Крыма, с. 12; J. Długosz, Dzieła wszystkie, t. V, Kraków 1870, s. 443; T. Narbutt, Dzieje narodu litewskiego, t. VIII, s. 55.

5. J. Długosz, Dzieła wszystkie, t. V, s. 443.

6. Халим Гирай султан, Розовый куст ханов или История Крыма, с. 12.

7. M. Miechowita, Opis Sarmacji Azjatyckiej i Europejskiej, Wrocław—Warszawa—Kraków—Gdańsk 1972, s. 59.

8. А.Ф. Негри, Извлечения из турецкой рукописи, содержащей историю крымских ханов, «Записки императорского Одесского общества истории и древностей», т. I, 1844, с. 381.

9. Халим Гирай султан, Розовый куст ханов или История Крыма, с. 15.

10. J. Długosz, Dzieła wszystkie, t. IV, Kraków 1869, s. 542.

11. T. Narbutt, Dzieje narodu litewskiego, t. VIII, s. 82, 93.

12. M. Stryjkowski, Kronika Polska, Litewska, Żmódzka, s. 617; J. Długosz, Dzieła wszystkie, t. V, s. 110; T. Narbutt, Dzieje narodu litewskiego, t. VIII, s. 122.

13. В 1447 году великий князь литовский Казимир был избран также и королем Польши, и под властью одного правителя оказались два государства (так называемая персональная уния Польши и Литвы). Часть литовской знати не желала этого объединения, что стало одной из причин ее враждебности по отношению к королю-великому князю.

14. M. Stryjkowski, Kronika Polska, Litewska, Żmódzka, s. 617; J. Długosz, Dzieła wszystkie, t. V, s. 110—111, 201; T. Narbutt, Dzieje narodu litewskiego, t. VIII, s. 123; Б.Н. Флоря, Орда и государства Восточной Европы, с. 191, 192, прим. 121. «Ковно» — польское название Каунаса.

15. А.А. Горский, Москва и Орда, Москва 2000, с. 146.

16. Тронный шатер назывался «орда», откуда и произошел термин, распространившийся на всю ханскую ставку, а затем и шире — на все подвластное хану государство (Г.А. Федоров-Давыдов, Общественный строй Золотой Орды, с. 63—65, 118—122; В.П. Юдин, Орды: Белая, Синяя, Серая, Золотая..., в кн. Утемиш-хаджи, Чингиз-наме, Алматы 1992, с. 22—23; L. Collins, Оп the Alleged «Destruction» of the Great Horde in 1502, «Byzantinische Forschungen», Band XVI, 1991, p. 381—384).

Утверждение нового хана в должности со стороны беев было необходимой процедурой. Формально ханский пост считался выборным: кандидата следовало избрать из числа потомков Чингиз-хана, и эта символическая процедура проводилась беями нескольких наиболее знатных родов.

17. О. Ретовский, К нумизматике Гиреев, с. 77—78; O. Retowski, Die Münzen der Gireï, рр. 246—248, Taf. I, 10—24.

18. A.N. Kurat, Topkapı Sarayı Müzesi Arşivindeki, s. 65, 67.

19. Ф. Шабульдо, Синьоводська битва 1362 p. y сучасній науковій інтерпретації, в кн. Синьоводська проблема у новітніх дослідженнях, Київ 2005, с. 20—23. L. Golębiowski, Dzieje Polski za panowania Kazimierza, Jana Olbrachta i Aleksandra, t. III, Warszawa 1848, s. 230—231.

20. М.С. Грушевський, Історія України-Руси, т. IV, Київ 1993, с. 85—87, 457—462, нот. 20; F. Koneczny, Geneza uroszczeń Iwana III do Rusi Litewskiej, «Ateneum Wileńskie», rok III, zesz. 10—11, 1926, s. 2—7.

21. «Брат наш старший на коне потном» — эта фраза указывает на эмиграцию в Литву Тохтамыша, который и подразумевается под «старшим братом». Ханы Орды и Крыма в официальных письмах называли всех Чингизидских правителей прошлого своими «старшими братьями» («ağa», «ağa qardeş»), даже если находились с ними в гораздо более дальнем родстве. «На коне потном» является переводом стандартного для ханских писем выражения, означающего «в трудную минуту», «спасаясь от бедствий».

22. L. Golębiowski, Dzieje Polski za panowania Kazimierza, t. III, s. 230—231; Ф. Петрунь, Ханські ярлики на українські землі (до питання про татарську Україну), «Східний світ», № 2, 1928, с. 170—175.

23. М.Г. Сафаргалиев, Распад Золотой Орды, с. 236—237; Б.Н. Флоря, Орда и государства Восточной Европы, с. 184; А.А. Горский, Москва и Орда, с. 146—147.

24. И.Б. Греков, Восточная Европа и упадок Золотой Орды, с. 224—228; F. Koneczny, Geneza uroszczeń Iwana III do Rusi Litewskiej, s. 10—11.

25. А. Кримський, Історія Туреччини, Київ—Львів 1996, с. 117, 183.