Иностранный легион

Разгром османского войска под Карасубазаром — Взятие Кефе, переговоры с Реджеб-пашой — Османское правительство вынуждено признать Мехмеда III Герая ханом — Взгляды хана и калги на дальнейшие отношения с Турцией — Шахин Герай предлагает Польше союз против Турции

Хотел того Реджеб-паша или нет, но откладывать наступление на Бахчисарай он больше не мог. Собрав всех своих воинов, паша двинул их в поход. Османское войско насчитывало около десяти тысяч бойцов и было вооружено пушками, снятыми с военных судов и с башен Кефинской крепости.¹ Сам капудан остался в Кефе, а его армия под командованием трех пашей 11 августа вышла за городские ворота. Никто не препятствовал ей на пути: Шахин Герай отступил от крепостных стен куда-то вглубь полуострова и дорога на ханскую столицу казалась открытой. Обманчивая тишина настораживала турок, и Джанибеку Гераю приходилось подбадривать их по пути: «Не сегодня-завтра, — уверял он, — татары явятся ко мне с изъявлениями покорности!».²

На третий день пути, уже приближаясь к Карасубазару, Джанибек Герай наконец завидел крымские отряды — но они вовсе не стремились припасть к его ногам. Дорогу здесь преграждало укрепление из деревянных бочек, наполненных грунтом и прибитых кольями к земле. Его возвел «иностранный легион» Шахина Герая — запорожцы, которые тотчас открыли по туркам ружейный огонь. Янычары бросились к своим телегам, чтобы схватить инструмент, быстро вырыть окопы и отстреливаться оттуда — но тут обнаружился роковой промах их командиров: не ожидая подобной встречи, те не захватили с собой лопат и заступов! Казаки продолжали обстрел из укрытия, а несметная ханская конница стала окружать янычар с двух сторон.

К ночи перестрелка утихла; потери османов были удручающи. Турки собрали военный совет: «Что же, — спросили они Джанибека Герая, — вы говорили, что татары придут, но они не приходят и не уходят: что прикажете делать? Сегодня сколько уже убито людей! Их сто тысяч, а у нас нет и десятой части этого — что же мы будем делать завтра?». Джанибеку было нечего сказать. Тогда, посовещавшись, османы решили: пусть Мехмед Герай остается ханом, о чем ему следует выписать указ от имени капудан-паши — и выписать немедленно, пока крымцы не начали утреннюю атаку. Заслышав об этом, Джанибек Герай погрустнел: «Как только это письмо и указ будут отправлены, у вас сейчас же потребуют моей выдачи. Я знаю, что меня ожидает; прощайте!» — сказал он и, оседлав коня, поскакал среди ночи к Кефе.

Его бегство ненароком сорвало почетную капитуляцию, которую запланировали на завтра турки. Заметив, что свита несостоявшегося хана пустилась наутек, за ней последовала и османская конница, желавшая избежать утреннего сражения. Топот копыт бегущего отряда заслышали в ночи крымские дозорные; нурэддин Девлет Чобан-Герай погнался за османами — и погиб в первой же стычке. Гибель народного любимца разъярила крымцев, и на янычарский лагерь обрушилась лавина ханского войска. Бросив тяжелые пушки, османы кинулись обратно в Кефе, а крымские и ногайские всадники настигали их и разили на дороге. Разгром был нещадным: множество янычар погибло от сабель и пуль либо было затоптано конницей.³

Те, кому посчастливилось уцелеть и добраться до Кефинской пристани, погрузились на суда и покинули Крым. Среди них был и Джанибек Герай, поспешно отплывший вместе с братом к Варне.

Тем временем Шахин Герай со своим войском ворвался в Кефе. Крепостной гарнизон не мог оказать ему сопротивления, ведь пушки Кефинской крепости были увезены османами под самый Карасубазар и брошены там на поле боя. Отряды Калги рассыпались по городу, хватая встречных янычар. Победители устроили шумный праздник, и по бросовой цене обменивали своих пленников на бузу, отдавая человека за кадушку этого хмельного напитка.⁴ Как всегда при военных действиях, в Кефе не обошлось без грабежей, но даже это не помешало многим жителям города радоваться поражению своих османских начальников, отягощавших горожан многочисленными злоупотреблениями: «Благодарим всемогущего Бога, Царя царей, — писал проживавший в Кефе армянский священник, — за то, что Он смилостивился и укрепил силы благословенных Шахина Герай-султана и Мехмеда Герай-хана, чье правление в Стране Солхатской и в Кефе принесло достаток, мир, любовь и покой».⁵

Реджеб-паша не мог убежать из города вслед за всеми, ибо доложить султану о сдаче Кефинской провинции означало верную смерть. Бросив якорь своей галеры поодаль от берега, паша отправил к хану посыльного. Казаки и крымцы, стоявшие на крепостных стенах, взяли было лодку парламентера на прицел — но тот крикнул, чтобы его проводили к правителю.

Мехмед Герай стоял близ Эски-Кырыма. Он не последовал за братом в Кефе: ведь лишь переступи хан границу своих владений, как Стамбул с полным основанием обвинил бы его в вооруженном захвате османских земель. Именно в этом и попытался укорить хана парламентер, но Мехмед Герай прервал его:

— Слушай, чорбаджи, ты препираться, что ли, с нами пришел? Так теперь не время спорить. Тебе неизвестны те насилия, которым я подвергался от дома Османского! — возмущенно воскликнул Мехмед и поведал всю историю своих бедствий, рассказав о тюрьмах, побегах и ссылках, об интригах стамбульского евнуха и о постыдной торговле ханским титулом за взятки.

— Слова ваши, мой государь, совершенная правда, — выслушав хана, ответил посланник Реджеб-паши, — но как вам теперь угодно решить? Если вы не оставите Кефе, это станет причиной большой войны. Пусть будет, как было: ханство по-прежнему останется за вами, а за Шахином Гераем звание калги, только будьте добры с домом Османским: возвратите захваченных в плен людей и орудия и выведите из Кефе татар.

Все посмотрели на калгу, в чьих руках находился теперь Кефе. По-видимому, Шахину Гераю не хотелось возвращать завоеванный им город. Но хан не желал войны со Стамбулом — и потому, смолчав, калга отдал решение вопроса бейскому собранию, которое приняло предложение османов.⁶

Через несколько недель чауш, прибывший от султана, доставил Мехмеду Гераю указ о подтверждении его ханского титула. Спасая свой престиж после позорного разгрома, Мурад IV пояснял, что поход против хана был самоуправством везиря, а падишах якобы ничего не знал о нем.⁷ Мехмед Герай принял эту игру и снова заявил, что не бунтует против султана: надев на плечи присланный падишахом парчовый халат, он с показным смирением поцеловал и приложил себе ко лбу заветный указ. Его почтительность никого не могла обмануть: всем было ясно, что хозяином положения ныне является вовсе не султан, а хан.

Если Мехмед Герай демонстрировал османам крайнюю учтивость и дружелюбие, то его брат намеренно сыграл на этой встрече совершенно противоположную роль. Желая устрашить чауша, калга на глазах у него устроил показательную казнь двух воров, приговоренных к смерти за ничтожную провинность. Намек был ясен: та же судьба постигнет всех, кто посмеет противиться крымским правителям, и в этом Шахин не остановится ни перед чем.⁸

Итак, Мехмед III Герай оставался ханом. Под грохот праздничного салюта он вошел в Кефе, но уже не как завоеватель, а как почетный гость. Вокруг него столпились с поздравлениями слуги Джанибека Герая, бросившие прежнего господина и перешедшие на сторону победителя (среди них был даже знаменитый Бек-ага, гонявшийся когда-то за Шахином по буджакским степям). Поцеловать полу ханского халата явились и родичи хана — пятеро сыновей Селямета Герая: Азамат, Мубарек, Ислям, Сафа и Мехмед, которые прибыли из Турции вместе с Джанибеком, стали свидетелями его краха и предпочли остаться в Крыму. Хан приветливо принял их и назначил Азамата Герая своим нурэддином на место погибшего Чобана.⁹

25 сентября 1624 года в Кефе было устроено большое празднество.¹⁰ Повторное воцарение Мехмеда III Герая стало для братьев днем окончательной расплаты по давним счетам: ведь ровно сорок лет назад был низвержен и убит Мехмед II Герай — а теперь его внуки, пройдя через те же испытания, торжествовали победу и султан оправдывался перед ними!

Хан принимал в Кефе поздравления, а калга тем временем обдумывал план действий. Перед братьями встал непростой вопрос о дальнейших отношениях с Турцией — и ответ на него оба видели по-разному. Мехмеду Гераю был ближе пример тех его предшественников (и прежде всего Гази II Герая), которые не отрицали верховенства османов, но и не позволяли Стамбулу вмешиваться во внутренние дела ханства. Мехмед дорожил тем, что никогда не преступал границу мятежа — а стало быть, сохранял право объявить все посягательства на свою власть противозаконными.

В отличие от брата, Шахин Герай жаждал более решительных действий. Он считал, что османское господство несет Крыму смуты и бедствия, мешает Гераям быть хозяевами в собственном государстве и подпитывает своеволие знати. Казалось, Крымский Юрт стремительно утрачивает былую славу и значимость: его жителей силой гнали на далекие фронты и губили там тысячами, его правителей назначали и смещали, словно обычных чиновников, судьбу трона Чингизидов стали решать алчные евнухи без рода и племени. Среди этих невзгод была безнадежно заброшена борьба за великоордынское наследство — Волгу, Кавказ, Придунавье, — борьба, которой Крым отдал минувшие полтора столетия.

Путь к избавлению подсказывала история: легендарный Хаджи Герай, свободный государь, в союзе с великим князем литовским сбросил ордынское верховенство и вывел страну из хаоса, а Менгли Герай покорил земли бывшей Орды и вошел в число могущественнейших правителей своей эпохи. Вывод напрашивался сам собою: дабы вернуть себе славу «повелителей двух материков», Гераям следует, как прежде, освободиться от чужеземной зависимости и объединить под своей властью окрестные народы. Разумеется, османы не откажутся подобру от господства над Крымом — но подобно тому, как Менгли Герай поднял против Орды всех своих соседей, Шахин Герай объединит всех недругов султана от Балтики до Индийского океана!

Эта разница в воззрениях двух братьев проявилась и в вопросе о дальнейшей судьбе Кефе: хан согласился вернуть город османам, тогда как калга возражал ему.¹¹ Шахина нетрудно понять: крымцам впервые в истории удалось покорить эту твердыню, Гераи впервые стали властителями всего Крымского полуострова (включая и южную его часть); и если бы Кефе остался за ними, султанам стало бы куда труднее вмешиваться во внутреннюю жизнь Юрта. Но в итоге калга все же покорился воле старшего брата, ибо к «большой войне», которой грозили турки, Крым не был готов.

Что ж, стало быть, к ней следовало подготовиться — и Шахин Герай взялся за дело.

Мысль привлечь к себе на службу украинских казаков возникла у Шахина Герая не случайно. Пребывая в Персии, он наблюдал, как Аббас I готовился заключить антитурецкий альянс с Польшей. В этих планах нашлось место и запорожцам: шах предлагал королю собрать из них флот в 10—20 тысяч бойцов и направить его на Стамбул (в связи с чем даже возникли планы создания «казацкой республики» где-нибудь на грузинских или трапезундских берегах).¹² Случайно ли при иранском дворе заговорили о запорожцах именно тогда, когда там появился крымский беглец, знакомый с ними не понаслышке и лучше прочих знающий, сколь грозным оружием могут стать казацкие флотилии? Но, кто бы ни являлся автором идеи, она так и не была воплощена; зато теперь, оказавшись в Крыму, Шахин вернулся к давнему проекту. Еще пребывая в Кефе, калга сел за письмо Зигмунту III. Разговор шел начистоту: отбросив дипломатические иносказания, Шахин Герай открыто делился с королем планами и просил его о помощи.

— Наши предки, — писал Шахин Герай, — жили с вашими в любви и дружбе, но турки посредством различных уловок разожгли вражду между нами. Они не имеют иных намерений, кроме как уничтожить и вас, и нас, и надеяться на мир с ними напрасно. Вспомните, как они недавно намеревались завладеть и вашим королевством, но Всевышний обратил их замысел против них самих. Изо дня в день они строят козни против нас, но им будет воздано злом за зло. Скорее пришлите к нам ваших казаков, дабы мы могли вместе воевать против турок — ибо, хотя наша армия и велика, нам нужны ружейные стрелки, чтобы сражаться с янычарами. Мы же со своей стороны обещаем Польше прочный мир: отныне и курица не пропадет в землях ваших!

Далее калга разворачивал перед королем грандиозный план передела границ:

— Все орды, что еще остаются в Буджаке, мы уведем за Днепр; тамошние османские крепости Ак-Керман, Бендер и Килия останутся пусты, и если вы пожелаете овладеть ими, они станут вашими. Когда же, по милости Всевышнего, будет покончено с османами, мы выступим против Московии и возвратим себе края и города, некогда подчиненные нашим предкам: Казань и Хаджи-Тархан, а саму Московскую провинцию с троном ее передадим в ваше распоряжение.

К письму был приложен подарок: великолепный меч, украшенный золотом и драгоценными камнями. Шахин пояснял, что этот меч пригодится королю в сражениях с турками и что сам обладает подобным же клинком, который ему для борьбы с османским недругом вручил иранский шах. В качестве ответного дара калга не желал ни мехов, ни денег, как это было принято до сих пор. Ему требовались совсем иные подарки:

— Пришлите нам свинца и пороха, — просил Шахин, — ибо прежде мы покупали эти запасы у турок, но теперь, будучи нашими врагами, они перестанут продавать их нам.¹³

Запаковав подарки и свитки (к которым было приложено также и личное послание королю от шаха Аббаса), Шахин Герай отправил их с гонцом в Варшаву и стал дожидаться ответа.

Примечания

1. В.Д. Смирнов, Крымское ханство под верховенством Отоманской Порты, с. 357. Шахин Герай говорил о 10 тысячах османского войска; московские послы сообщали о 6 (А.А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами, с. 113). Очевидно, истинная цифра находится где-то посередине: сами османы, оценивая крымские силы в 100 тысяч человек, говорили, что у них самих не наберется и десятой части этого числа (см. ниже в тексте).

2. В.Д. Смирнов, Крымское ханство под верховенством Отоманской Порты, с. 357.

3. В.Д. Смирнов, Крымское ханство под верховенством Отоманской Порты, с. 357—358; Халим Гирай султан, Розовый куст ханов или История Крыма, с. 56; S. Przyłęcki, Ukrainne sprawy, s. 3; E. Schütz, Eine armenische Chronik von Kaffa, s. 144; J. von Hammer-Purgstall, Geschichte der Chane der Krim unter Osmanischer Herrschaft, s. 107—108.

4. В.Д. Смирнов, Крымское ханство под верховенством Отоманской Порты, с. 360.

5. E. Schütz, Eine armenische Chronik von Kaffa, s. 144—145. Причина радости горожан объяснялась, среди прочего, также и тем, что во время осады в Кефе начались перебои с продовольствием, городу грозил голод, а конец противостояния отвел его угрозу. Османские источники добавляют, что Шахин Герай приказал всем жителям Кефе с семьями погрузиться на суда и на три дня покинуть город (очевидно, во избежание напрасных жертв во время разграбления города войсками), причем в течение этого срока несчастные сильно страдали на кораблях от жажды (В.Д. Смирнов, Крымское ханство под верховенством Отоманской Порты, с. 358; J. von Hammer-Purgstall, Geschichte der Chane der Krim unter Osmanischer Herrschaft, s. 109). В хронике армянского священника этот эпизод отсутствует.

6. В.Д. Смирнов, Крымское ханство под верховенством Отоманской Порты, с. 358—359; J. von Hammer-Purgstall, Geschichte der Chane der Krim unter Osmanischer Herrschaft, s. 109—110.

7. А.А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами, с. 126.

8. А.А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами, с. 126.

9. А.А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами, с. 113. При Джанибеке Герае Азамат Герай также занимал пост нурэддина.

10. E. Schütz, Eine armenische Chronik von Kaffa, s. 145.

11. А.А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами, с. 115.

12. Viaggi di Pietro della Vallé, il pelegrino, deser itti da lui medesimo in lettere familiar і all'erudito suo amico Mario Schipano, divisi in tre parti: la Turchia, la Persia e l'India come vita e retratto dell'autore, vol. I, Brighton 1843, p. 612—621; О. Баран, Козацько-перські взаємини в творах Пієтра Делла Валле, Вінніпег 1985, с. 53—55; Я.Р. Дашкевич, Українсько-іранські переговори напередодні Хотинської війни, «Український історичний журнал», № 9, 1971, с. 129; Б. Барановский, Кавказ и Польша в XVII в., в кн.: Россия, Польша и Причерноморье в XV — начале XVIII вв., Москва 1979, с. 249.

13. Здесь мной изложен сокращенный пересказ письма Шахина Герая Зигмунту III от 19 августа 1624 г. Полный текст документа см. в: A. Baran, Shanin Girai of the Crimea and The Zaporozhian Cossacks, с. 25—30; S. Golębiowski, Szahin Giraj i kozacy, s. 17—21.

Следует подробнее разъяснить предложение Шахина Герая, касающееся передачи Московского царства под управление короля. Со смертью в 1598 г. царя Фёдора Иоанновича пресеклась правившая в Москве династия Рюриковичей. Это вызвало длительный кризис («Смутное время»), ознаменованный борьбой различных претендентов на московский престол, в которой приняла участие и Польша. Одним из кандидатов, поддерживавшихся ею, был Владислав, сын Зигмунта III. Вооруженные попытки возвести его на русский трон вкупе с конфликтом из-за пограничных территорий привели к очередной русско-польской войне. После перемирия, заключенного в 1618 г., Зигмунт III продолжал считать Владислава законным кандидатом на московский трон и к 1624 г. эта проблема оставалась для него актуальной. Таким образом, Шахин Герай обещает королю свою помощь в возведении Владислава на московское царство.