Обретенный покой

Султан требует от короля выдачи Шахина Герая — Налет запорожцев на Мангуп-Кале — Мехмед, Шахин и казаки выступают в новый поход на Крым в мае 1629 г. — Провал похода, отступление казацкого войска — Мехмед III Герай решает сдаться противнику — Гибель Мехмеда III Герая — Разгром казаков, бегство Шахина Герая — Джанибек Герай возвращается с победой в Бахчисарай

Как ни пытался Зигмунт III скрыть от османов свое содействие ноябрьскому походу Шахина Герая, это ему не удалось. Правда, прямых улик против короля османы не имели, и Стамбул не решался бросить Варшаве обвинение в нарушении мира, зато упорно требовал выдать крымских беглецов, «которые всегда вместе: как две руки, как две двери в воротах». Эти настояния многократно повторялись в письмах, поступавших в Польшу от султана и османских пограничных военачальников.¹

«Шахин Герай враждует с Джанибеком Гераем, но какое мне дело до них? — с притворным возмущением отвечал туркам Стефан Хмелецкий. — По мне, так пусть бы земля разверзлась и поглотила их обоих, ибо они со своими татарами постоянно нарушали мир Польши и Турции... Вы пишете, что он у казаков, — но лишь Богу ведомо, где он скрывается по полям и островам, среди рек, озер и болот».²

На самом же деле и Хмелецкий, и Зигмунт III были прекрасно осведомлены о местонахождении и планах Шахина Герая, который сам извещал их об этом в письмах. Едва вернувшись из-под Перекопа, неукротимый калга стал готовить новый бросок на юг. Он решил повторить поход ранней весной, сразу после ледохода, когда казаки станут легче на подъем, а турецкие галеры еще не успеют выйти в Черное море.³ Надежды на успех были тем основательнее, что у крымских изгнанников появился новый союзник: Касим-бей, предводитель Малой Ногайской Орды, и Мехмед III Герай отправился на Кубань, чтобы весной привести к Днепру отряды малоногайской конницы.⁴

Провал осеннего похода сильно разочаровал короля, но все же он позволил казакам попытать счастья еще раз: правительство понимало, что изголодавшиеся за зиму выписчики весной непременно отправятся в новые рейды, и для Польши было безопаснее, чтобы вместо грабежа турецких портов они добывали себе пропитание на службе у Шахина Герая.

И действительно: с наступлением весны на Запорожье потянулось огромное множество казаков. Хмелецкий не без удивления докладывал королю, что их собралось почти столько же, сколько в свое время при Хотине — то есть, около 40 тысяч человек!⁵ Ожидая полного сбора, Шахин Герай не терял времени: он насылал своих всадников на крымские пограничья в низовьях Днепра, распугивая с тамошних пастбищ ногайские улусы.⁶

Джанибек Герай был начеку. Уже в марте он послал Девлета Герая с Кан-Темиром стеречь Ор-Капы, а в конце апреля присоединился к ним и сам.⁷ Три недели спустя к хану поступили тревожные вести из столицы: пока крымское войско стоит на страже северных границ, враг нацелился в самое сердце полуострова!

Как выяснилось, запорожская флотилия в 5—7 сотен бойцов высадилась ночью где-то на юго-западных побережьях и, пройдя лесами, на рассвете вышла к крепости Мангуп-Кале. Эта природная твердыня в нескольких часах езды от Бахчисарая, бывшая столица княжества Готии, славилась своей неприступностью, и здесь даже не считали нужным держать большой гарнизон.⁸ Но казаки смогли прорваться в крепость, и разорили ее дотла. Они знали, куда шли: ханский двор издавна хранил в Мангупе свои ценности,⁹ и добыча, собранная здесь, оказалась поистине сказочной.

Однако жители мангупской округи вышли навстречу налетчикам и сумели отогнать их назад. Те, разбегаясь по лесам, бросали трофеи наземь — и теперь ханскими сокровищами обогатились храбрые селяне. Уцелевшие казаки отошли в море и еще несколько раз пытались повторить свои атаки. Видя, что под угрозой оказалась сама столица, семейство и слуги Джанибека Герая на всякий случай покинули Бахчисарай и направились вглубь степей, под защиту ханского войска.¹⁰

Этот морской набег был призван отвлечь хана от Перекопа (и казаки, схваченные в море турками, на допросах признавались, что вышли помогать Шахину Гераю¹¹), но Джанибек, несмотря ни на что, не стронулся с места: он поджидал своего главного врага.¹²

На Днепре все было готово к походу. 18 мая на Запорожье состоялась рада, и союзники подтвердили все свои прежние взаимные обязательства — с той разницей, что недавно вернувшийся с малоногайским подкреплением Мехмед Герай присягнул лишь перед своими мирзами, а присягу перед поляками и казаками поручил брату. Награда оставалась прежней: каждый боец получал 10 золотых и коня.¹³

После этого казаки двинулись на юг, а братья со своими земляками задержались еще на несколько дней, ибо шел к концу священный месяц рамадан, и мусульманское воинство дожидалось окончания поста. Когда же на небе засиял серп новой луны, Мехмед с Шахином поднялись в путь и быстро нагнали союзников у днепровской переправы: те стояли, распределяясь по полкам и обсуждая дорогу к Перекопу. Вопрос был жизненно важен, ведь огромному войску требовалось надежное снабжение водой, а близ перешейка, как показала осенняя экспедиция, источников не было. Гетман хотел идти в обход через Качкири, где можно было пополнить водные запасы — но в войске поднялся ропот, памятный по прошлогоднему походу: желая сократить дорогу, казаки требовали идти через Каланчак. Увы, это оказалось не единственным поводом к спорам. В рядах казаков возобновились давние раздоры по поводу гетмана: часть войска сохраняла верность нынешнему, а часть избрала себе другого командира — и 29 мая войско продолжило путь уже с двумя предводителями.¹⁴

Каланчакские озера преподнесли неприятный сюрприз: воды тут почти не осталось. Но кружить в поисках других источников казаки не стали и пошли напрямик к Перекопу. Вскоре они наткнулись на цепь ханских войск, преградивших подступы к Ор-Капы. Джанибек, Девлет и Кан-Темир поджидали врага, обозревая степь со сторожевых курганов. Здесь и состоялась первая схватка. Казаки потеряли в ней до тысячи бойцов, но к вечеру все же одолели Джанибека Герая и заставили его отступить в крепость. Так прошел день; а назавтра союзникам предстояло штурмовать Ор-Капы.

Ночью в крепости проходил военный совет. Джанибек Герай с тревогой признал, что противник имеет перевес и в численности, и в искусстве ружейного боя. «Эти проклятые — чистый огонь; с ними по частям нельзя сражаться: этак они всех нас перестреляют!» — предупреждали военачальники. Посовещавшись, решили, что спасти Крым от вторжения можно лишь отчаянной атакой на врага со всех четырех сторон, каковы бы ни были потери.¹⁵ Присутствовавший здесь же Кан-Темир дал еще один дельный совет. Он заметил, что у неприятеля иссякают запасы воды, потому что от табора до самого Днепра по степям растянулись вереницы телег с бочками, и если перерезать эту нить — то вражеское войско вскоре обессилеет от жажды. Так и было сделано: отряды Кан-Темира разошлись по степи и переловили всех казацких водовозов.¹⁶ Теперь союзники остались без капли воды.

Утром 30 мая Девлет Герай и Кан-Темир вышли из крепости навстречу неприятелю: калга отвлекал казаков перестрелкой, а мирза, командуя янычарами с мощной артиллерией, готовился врезаться в табор сбоку.

Мехмед и Шахин Гераи ждали подкрепления с той стороны Перекопа от своих приверженцев в Крыму — но Кан-Темир предусмотрел и это: он заранее поставил на перешейке заградительные отряды, чтобы ни одна живая душа не могла выйти с полуострова и присоединиться к мятежникам.¹⁷ Противостояние долго не приносило перевеса ни одной из сторон, но на исходе жаркого дня, наконец, дала знать о себе жажда. Казакам становилось все труднее удерживать прежнюю позицию, а говорить о штурме Перекопа уже не приходилось и вовсе. Несомненно, в эти минуты в таборе раздались первые призывы к отступлению, в точности, как в предыдущем походе.

Этого Мехмед III Герай перенести не смог. На его глазах безнадежно рушилась уже вторая попытка пробиться в Крым. Конечно, после такого провала король больше не станет помогать братьям, и их судьбой до конца дней останутся скитания. Родосское одиночество теперь и впрямь могло показаться истинным раем по сравнению с предстоящим бесконечным бегством «по полям и островам, среди рек, озер и болот»...

Дух Мехмеда Герая, всю жизнь мечтавшего о свободе, был сломлен. Сверженный хан признал себя побежденным — и запросил пощады.

Мехмед Герай выбрался из табора и тайно отправился к рядам противника. Там он объявил, что готов сложить оружие и покориться Джанибеку Гераю, если тот поклянется сохранить ему жизнь.¹⁸ Что же до казаков, то пусть Джанибек поступает с ними, как пожелает, хоть продаст их всех на галеры, ибо до этих вечно ссорящихся неудачников, дважды проваливших великое начинание, Мехмеду Гераю больше дела нет. Последнее, для чего ему необходимо вернуться в табор, это забрать оттуда своих союзников-мирз, ибо он присягнул не оставить их в беде.

Произнеся все это, Мехмед Герай возвратился в казацкий стан и, видимо, подал своим всадникам знак готовиться к отходу. Те оседлали коней. Казаки заподозрили недоброе: они потребовали от союзников спешиться и вернуться в общий строй.

Тем временем Кан-Темир, узнав, очевидно, о поступке Мехмеда и сильно воодушевившись этим, решился атаковать табор. Он бросил на казаков большой ногайский отряд, и Мехмед Герай, спеша увести своих людей из табора до начала разгрома, стал горячо убеждать казаков, что наступающая конница — это крымские союзники, которых он давно дожидался. Уступив его настояниям, казаки разомкнули ряды, чтобы впустить всадников — но выскочить из круга Мехмед Герай не успел. Ворвавшиеся буджакцы стали разить направо и налево, а казаки, разгадав замысел Мехмеда, бросились на него и его спутников. Вырываясь, Мехмед Герай срубил гетману выписчиков голову — и тут же сам пал замертво, пронзенный казацкой пикою.¹⁹

...Дрогнув душой и возмечтав о покое, хан тут же обрел его — однако этот покой оказался вечным.

Глазам Шахина Герая предстала кошмарная, немыслимая картина: в лагере все смешалось; брат лежал на земле мертвым; украинцы дрались со своими вчерашними союзниками; буджакцы рубили и тех, и других, — а в это время янычары разворачивали пушки в упор на разомкнутый табор... Шахин Герай едва успел увернуться от огненной бури, которая в тот же миг обрушилась на ряды казаков. Зажимая руками рану, он вырвался из пылающего ада и с немногими уцелевшими спутниками помчался прочь.

Казаки каким-то чудом сумели сомкнуть строй и оттеснить врага. Отбиваясь от сонмища атакующих войск, они целых четыре дня продирались к Днепру. Здесь Кан-Темир развернулся назад, а гетман с ужасом подсчитал потери: получалось, что от пуль и от жажды погиб каждый четвертый боец. При казацком войске еще оставалась последняя сотня всадников из отряда Шахина. Разводя руками, казаки отпустили их по домам, говоря, что убили хана неумышленно и готовы вновь повторить поход, если только Шахин Герай вернется и пожелает продолжить борьбу.²⁰

Джанибек Герай возвращался домой от Ор-Капы. Схватка с мятежными родичами и их украинскими друзьями дорого обошлась хану: за неделю он потерял в боях 6 тысяч воинов,²¹ и это было лишь немногим меньше, чем в злополучном иранском походе. Тем не менее, победа осталась за Джанибеком. За ханским эскортом медленно ползла повозка с похоронными носилками Мехмеда III Герая, чье тело было подобрано на поле боя. Прибыв в Бахчисарай, хан приказал похоронить своего предшественника со всеми почестями, и тот был положен в большом мавзолее на Азизе Малик-Аштера, где покоились Саадет II Герай и Мехмед II Герай²² (удивительно сходство судеб этих трех правителей — деда, отца и сына — каждый из которых был свержен, изгнан, убит за пределами Крыма и вернулся на родину лишь мертвым под своды родового мавзолея).

Военный обоз вез с Перекопа и другую находку, обнаруженную на месте сражения: отрубленные головы казацкого гетмана и нескольких его полковников. Янычары забрали их с собой в Кефе, где Мехмед-паша приказал водрузить эти страшные трофеи на городской стене «в устрашение неверным» (а равно и всем «верным», кто осмелится снова мечтать о возвращении Шахина и зазывать его в Крым).²³ Радостно встретив свое победоносное войско, Кефинский наместник устроил в городе праздничный салют.²⁴ Его сполохи, озарившие жаркую июньскую ночь над Кефе, возвестили окончание крымского мятежа: меч рода Османов высоко и прочно утвердился над мечом крымских потомков Чингиза.

Примечания

1. S. Przyłęcki, Ukrainne sprawy, s. 56, 60—62, 64—65.

2. S. Przyłęcki, Ukrainne sprawy, s. 60, 64.

3. S. Przyłęcki, Ukrainne sprawy, s. 68, 70.

4. S. Golębiowski, Szahin Giraj i kozacy, s. 25—26; S. Przyłęcki, Ukrainne sprawy, s. 68, 70. В этих источниках (второй из которых — переводы писем самого Шахина Герая) говорится, что предложение о помощи пришло из Большой Ногайской Орды. Бей-родственник братьев нигде не назван по имени. Однако свидетельств участия волжских ногайцев в последующей кампании нет, тогда как присутствие кубанских ногайцев из Улуса Гази подтверждено сообщениями о потерях, понесенных ими в боях, а также о наказании, наложенном на Малый Ногай Джанибеком Гераем за поддержку мятежников (А.А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами, с. 137; В.В. Трепавлов, Малая Ногайская орда. Очерк истории, в кн.: Тюркологический сборник, 2003—2004: Тюркские народы в древности и средневековье, Москва 2005, с. 302—303). То, что термин «Великий Ногай» был употреблен обобщенно и на самом деле означал лишь кубанский Улус Гази, подтверждается и документом, где прибывшие с Мехмедом Гераем мирзы прямо названы мирзами из Малого Ногая (М. Грушевський, Історія України—Руси, т. VIII, ч. I, с. 61).

5. S. Przyłęcki, Ukrainne sprawy, s. 86. О 40 тысячах казаков, выступивших в 1629 г. в поход на Крым, говорится и в других источниках: турецком, крымско-армянском и русском (Collectanea z dziejopisów tureckich rzeczy do history i polskiej służących, wyd. J.S. Siękowski, t. I, Warszawa 1824, s. 187; E. Schütz, Eine armenische Chronik von Kaffa aus der erste Hälfte des 17. Jahrhunderts, «Acta Orientalia Academiae Scientarum Hungaricae», vol. XXIX, nr. 2, 1975, s. 147; А.А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами, с. 136). Известно, впрочем, что не все казаки, собравшиеся весной 1629 г. на Запорожье, пошли затем в крымский поход. Как было сосчитано на марше, в нем участвовало 23 тысячи человек (М. Грушевський, Історія України—Руси, т. VIII, ч. I, с. 62). Примерно ту же цифру (25000) подтверждают и московские данные (А.А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами, с. 136). В любом случае, майский поход 1629 г. может быть признан одной из крупнейших военных акций казачества первой половины XVII в.

6. S. Golębiowski, Szahin Giraj i kozacy, s. 26.

7. А.А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами, с. 136.

8. Точная численность мангупского гарнизона в 1620-х гг. неизвестна, но сорок лет спустя она составляла лишь 15 человек, не считая командира (Книга путешествия, с. 33).

9. Описание Черного моря и Татарии, с. 121; Жан де Люк, Описание перекопских и ногайских татар, черкесов, мингрелов и грузин, «Записки императорского Одесского общества истории и древностей», т. XI, 1879, с. 484.

Административно крепость Мангуп-Кале не принадлежала Крымскому Юрту: она относилась к владениям Османской империи (владевшей всеми территориями Юго-Западного Крыма к югу от Бельбека) и являлась центром Мангупского кадылыка, подчиненного кефинскому бейлербею наряду с Судакским, Кефинским, Керченским и Таманским кадылыками. В силу географической изолированности этих земель от Кефе и их территориальной общности с ханскими владениями султаны предоставляли правителю и жителям Крымского Юрта особые права в Мангупском кадылыке. Так, помимо использования Мангупа ханами как сокровищницы и тюрьмы (М. Броневский, Описание Крыма, «Записки императорского Одесского общества истории и древностей», т. VI, 1867, с. 344), ханские подданные владели тут земельными наделами и прочим имуществом, а султан по просьбе хана жаловал здесь целые округа ханским придворным, позволяя им же собирать здесь налоги в пользу османского правителя (Ф.Ф. Лашков, Сборник документов по истории крымско-татарского землевладения, «Известия Таврической ученой архивной комиссии», № 22, 1895, с. 92, 98, 99, 100; № 24, 1896, с. 79, 80, 127, 128).

10. Описание Черного моря и Татарии, с. 121; В.Д. Сухоруков, Историческое описание земли Войска Донского, Новочеркасск 1903, с. 143; А.А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами, с. 136.

11. S. Przyłęcki, Ukrainne sprawy, s. 72—73.

12. Хан остался сторожить границу даже несмотря на второй набег на Крым, случившийся почти одновременно с запорожской атакой на Мангуп-Кале. Донские казаки высадились на берег в восточной части полуострова, пробрались к Карасубазару, разграбили город и истребили множество людей. С ними из города бежали две сотни невольников (В.Д. Сухоруков, Историческое описание земли Войска Донского, с. 140; Описание Черного моря и Татарии, с. 120; E. Schütz, Eine armenische Chronik von Kaffa, s. 148; А.А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами, с. 136). Как и при набеге 1624 г., донцы подверглись за это осуждению царя, опасавшегося разрыва мира с Крымским ханством (Донские дела, кн. 1, «Русская историческая библиотека», т. XVIII, 1898, с. 309—311; В.Д. Сухоруков, Историческое описание земли Войска Донского, с. 140).

Нет сомнений, что нападение с Дона было связано с уходом крымских войск к Перекопу; возможно также, что сведения об этом поступили к донцам от запорожцев — однако этим связь донского набега с готовящейся кампанией Шахина Герая исчерпывалась. Войско Донское всегда оставалось в стороне от антиосманской борьбы крымских правителей. С одной стороны, запорожцы порой объединялись с донцами в морских рейдах на османские владения (например, той же весной их совместная флотилия атаковала с моря османскую Керчь, см.: А.А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами, с. 136). Но, с другой стороны, известно, что запорожцам, несмотря на все усилия, так и не удалось привлечь донцов к антитурецкому альянсу с Крымом: Войско Донское не восприняло той гибкой политики военных союзов, которую с успехом проводило Войско Запорожское. Максимум, что смогли сделать здесь запорожцы — это удержать донцов от набегов на Крымское ханство после заключения украинскими казаками союза с Шахином Гераем (В.А. Брехуненко, Витоки кримської політики Богдана Хмельницького, «Український історичний журнал», № 4, 1995, с. 89—90). Временами источники упоминают малочисленные группы донских казаков на службе у Мехмеда и Шахина Гераев (В.А. Брехуненко, Витоки кримської політики Богдана Хмельницького, с. 90), однако это были лица, лишь частным порядком присоединившиеся к запорожцам, и их присутствие не означало союза Войска Донского с крымскими мятежниками.

13. М. Грушевський, Історія України—Руси, т. VIII, ч. I, с. 61; B. Baranowski, Polska а Tatarszczyzna w latach 1624—1629, Łódź 1948, s. 96—97.

14. Имена этих двух гетманов источник указывает неопределенно, называя одного «Тарасом» (вероятно, Тарас Трясило), а второго — «Чернятой» (Григорий Чорный?). См.: М. Грушевський, Історія України—Руси, т. VIII, ч. I, с. 61; B. Baranowski, Polska a Tatarszczyzna w latach 1624—1629, s. 97. См. также Примечание 29 ниже.

15. Collectanea z dziejopisów tureckich, s. 187; В.Д. Смирнов, Крымское ханство под верховенством Отоманской Порты до начала XVIII в., Москва 2005, с. 364.

16. А.А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами, с. 137.

17. М. Грушевський, Історія України—Руси, т. VIII, ч. I, с. 62; Описание Черного моря и Татарии, с. 112.

18. А.А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами, с. 137.

19. Описание Черного моря и Татарии, с. 112—113; А.А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами, с. 137; М. Грушевський, Історія України—Руси, т. VIII, ч. I, с. 62. Существует несколько описаний гибели Мехмеда III Герая (см.: Материалы для истории Крымского ханства, извлеченные по распоряжению императорской Академии наук из Московского главного архива Министерства иностранных дел, изд. В.В. Вельяминов-Зернов, Санкт-Петербург 1864, с. 41—42, 94; Collectanea z dziejopisów tureckich, t. I, s. 187—188; Халим Гирай султан, Розовый куст ханов или История Крыма, Симферополь 2004, с. 56; M. Kazimirski, Précis de l'histoire des Khans de Crimée depuis l'an 880 jusqu'en l'an 1198 de l'Hégire, «Journal Asiatique», t. XII, 1833, p. 437; В.Д. Смирнов, Крымское ханство под верховенством Отоманской Порты, с. 364). Они отличаются существенным разнообразием деталей — и тем не менее, сходятся в главном, что и позволяет восстановить достоверную последовательность событий. Примечательно, что турецкие и крымские источники (включая труд д'Асколи) не упоминают о намерении Мехмеда Герая сдаться Джанибеку Гераю, зато иногда говорят о том, что мусульманские отряды Мехмеда и Шахина Гераев раскаялись в мятеже против единоверцев и потому оставили своих прежних предводителей. Польские и русские источники, значительно более детальные, не дают оснований к выводу, что братья были покинуты собственными войсками.

В целом, принимая во внимание общий дух эпохи, внезапное раскаяние бойцов исключительно по религиозным мотивам выглядит не слишком убедительной версией, поскольку события XVII в. недвусмысленнно показывают, что соображения религиозного и национального единства все чаще уступали главенство соображениям политической целесообразности; причем это было характерно для всех сторон-участниц исторического процесса. Это следует из множества красноречивых примеров, которые подают и крымские ханы, призывавшие польских правителей к совместной войне против османов; и непрестанно противоборствующие Москва с Варшавой, каждая из которых надеялась победить соперницу, заручившись военной поддержкой Бахчисарая; и запорожские казаки, зовущие крымских татар в совместные походы против короля; и буджакские мирзы, готовые противостоять султану на стороне Речпосполитой (не говоря уже о более далеких примерах, наподобие надежд Турции получить русскую помощь в войне против Ирана и расчетов Франции на свои дружеские отношения с османами в соперничестве с другими европейскими державами). Разумеется, религиозная риторика звучала в политической жизни ничуть не реже, чем прежде, однако истинным движителем событий чаще являлись куда более прозаические мотивы; на этом пути порой складывались самые неожиданные альянсы; и рассуждения об «извечной и непримиримой вражде цивилизаций» выглядят на таком фоне большим упрощением.

Имя гетмана, убитого Мехмедом Гераем, неизвестно. В любом случае, как отмечает М. Грушевский, это не был ни Григорий Чорный, ни Тарас Трясило — потому что оба названных лица пережили перекопскую кампанию 1629 г. и продолжали активную деятельность на Украине. Потому остается либо признать, что под именами «Тарас» и «Чернята», упомянутыми в качестве предводителей этого похода, подразумеваются совсем другие лица (что вероятнее), либо допустить, что в казацком войске был еще и некий третий гетман.

20. М. Грушевський, Історія України—Руси, т. VIII, ч. I, с. 62. Украинский источник говорит, что в казацком войске было убито 5 тысяч человек и, кроме того, много погибло от безводья. Эти данные уточняются русскими донесениями, где общая цифра потерь указана в 8 тысяч человек (А.А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами, с. 137). То, что казаки оправдываются в убийстве хана, не должно удивлять: хотя вина Мехмеда Герая была несомненна, в представлениях людей XVII столетия сам факт цареубийства не мог быть оправдан никакими обстоятельствами.

21. А.А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами, с. 137.

22. Халим Гирай султан, Розовый куст ханов или История Крыма, с. 56; В.Д. Смирнов, Крымское ханство под верховенством Отоманской Порты, с. 364.

23. Collectanea z dziejopisów tureckich, t. I, s. 187; В.Д. Смирнов, Крымское ханство под верховенством Отоманской Порты, с. 364.

24. В.Д. Смирнов, Крымское ханство под верховенством Отоманской Порты, с. 364.