Черный список

Кан-Темир истребляет Ширинских мирз — Новый ханский везирь Мемет-Шах-ага — Неудачные походы крымских войск на Украину — Москва добивается смещения Джанибека Герая — Волнения в Стамбуле — Походы ханских войск на Московию в 1632—1633 гг. — Султан решает переселить Буджакскую Орду и грозит снятием Джанибеку Гераю — Крымцы требуют от хана выступить против Кан-Темира — Джанибек Герай просит помощи у украинских казаков

Обвиняя Кан-Темира в намерении стать «вторым ханом», Джанибек Герай не слишком преувеличивал. Поведение буджакского мирзы не оставляло сомнений, что он действительно стремится стать таковым — если и не по титулу, то по влиянию. Пробиваясь к вершине власти в Крыму, Кан-Темир вознамерился устранить со своего пути Ширинов, этих извечных соперников его собственного клана. Он стал убеждать хана, будто Ширины готовят заговор и потому заслуживают поголовного истребления. Наконец, вытребовав ханское позволение, Кан-Темир послал своих бойцов в родовое поместье Ширинского бея Азамата и учинил там погром: несколько Ширинских мирз были убиты, а остальные, во главе с беем, в ужасе разбежались из Крыма. Когда с верхушкой Ширинов было покончено, Кан-Темир раздал их брошенные уделы своим соратникам, а сам поселился в опустевшей резиденции Азамат-бея и присвоил себе титул Ширинского предводителя.¹

Эта неслыханная выходка превзошла все жестокости Шахина Герая — ибо тот, при всей своей суровости, все же никогда не покушался истребить Ширинских старейшин и полностью отстранить их от управления государством. Неудивительно, что крымские аристократы горько раскаялись в своем поступке у стен Кефе. Да, они, как и мечтали, вернули к власти покладистого и управляемого хана — однако управлял им отныне не блистательный совет крымских беев, а свирепый и безжалостный чужак! Беи и мирзы не желали мириться с таким унижением. Собираясь летом 1629 года в Бахчисарай на очередной совет к хану, они сговорились дождаться прибытия Кан-Темира и сообща убить его. Но осторожный Кан-Темир почуял опасность и не явился на совет — а вскоре, на всякий случай, и вовсе покинул Крым, удалившись подальше от заговорщиков, в родной Буджак.²

Уход буджакцев стал большим облегчением для Джанибека, которого сильно тяготило присутствие в Крыму «второго хана» с его воинственной ордой: крымский правитель предпочитал иметь менее амбициозных советников. Верного Бек-аги к тому времени уже не было в живых: три года назад он поплатился жизнью за преданность Джанибеку. (Судя по всему, бывший хан-агасы тайно доносил Джанибеку о всех событиях при дворе Мехмеда III, и однажды Шахин Герай, придя к Бек-аге в дом, собственноручно убил его — при этом калга пребывал в таком гневе, что, покидая двор аги, запнулся за порог и сломал себе ногу³). Ныне достойной заменой Бек-аге стал Мемет-Шах-ага — тот самый гвардейский командир, который первым переметнулся на сторону Джанибека в недавнем противостоянии у Кефе. Старые придворные сильно недолюбливали этого черкеса за его неимоверную алчность и произвол,⁴ однако Джанибек Герай был доволен своим новым везирем, который, подобно покойному Бек-аге, стал опорой хана во всех его делах.

Благопристойным предлогом к возвращению Кан-Темира в Буджак стали сборы в очередной поход на Польшу, поднятый ханом в отместку королю за поддержку Мехмеда и Шахина. Осенью 1629 года Девлет Герай с 10—15 тысячами воинов подошел к Днестру, где его дожидался Кан-Темир со своими бойцами. Объединив силы, калга и мирза направились жечь села Галичины. На этом их поход и завершился: при встрече с отрядами Хмелецкого крымско-буджакская армия была разбита. Двоюродный брат хана Ислям Герай попал в плен, Кан-Темир потерял в бою сына, а из всего большого войска в Крым вернулось в живых лишь 7 тысяч человек.⁵ Через две зимы на Приднепровье попытался вторгнуться ханский сын Мубарек Герай, но и он потерпел поражение: половина участников похода погибла в степях от сильных морозов.⁶

На этом Джанибек Герай оставил мысль о возмездии Варшаве — тем более, что ее союз с крымскими мятежниками распался, и король уже не мог угрожать власти Джанибека в Крыму. И хотя над ханом по-прежнему тяготела опасность лишиться трона, исходила она теперь не из Польши, а совсем с другой стороны.

Около двадцати лет назад Московское царство, ослабленное внутренней смутой, вернуло Речпосполитой несколько спорных пограничных городов с прилегающими областями: Чернигов, Смоленск и другие. Ныне срок русско-польского перемирия подходил к концу, и Москва готовилась вернуться к давнему спору за земли. Эти планы нашли полное сочувствие в Стамбуле: царь и султан стали строить планы совместной борьбы против Польши; между ними возобновился обмен послами, прерванный было Шахином Гераем.

Для Джанибека Герая стало весьма неприятным открытием, что эти переговоры затрагивали и его собственную персону: русские настаивали, чтобы султан сместил хана с престола, и турки не возражали против этого.⁷ Джанибек по праву возмущался коварством Москвы, ведь он, в отличие от многих своих предшественников, всегда стремился хранить с нею мир, направлял свои походы исключительно на Польшу, а мелкие самовольные набеги приграничных мирз в счет не шли. По ханскому рассуждению, уж скорее крымцам следовало бы жаловаться на русских, ибо морские набеги донских казаков ныне участились, как никогда: лишь за три последних года от них пострадали Карасубазар, Керчь, Кефе, Балаклава, Судак, Отуз, Ай-Серез и Арпат.⁸ Словом, хан, и без того донельзя стесненный изменчивой волей османского султана, никак не мог позволить, чтобы в число вершителей его судьбы вошел еще и русский царь.

Крымские и ногайские мирзы, разорившиеся в провальных украинских походах, уже давно просили у хана позволения выступить на Московию — и если прежде Джанибек Герай, опасаясь султанского гнева, отвечал им отказом,⁹ то теперь мнением падишаха можно было и пренебречь. В эти дни Мураду IV было не до Крыма, ибо в османской столице вспыхнул мятеж. Площади Стамбула, в точности как в дни Османа II, вновь заполнились бунтующими толпами янычар и сипахиев. Вооруженные мятежники врывались в султанский дворец и, угрожая самому падишаху, требовали казнить неугодных им вельмож — и никто не мог поручиться, что Мураду удастся выйти из этих потрясений живым.¹⁰

Летом 1632 года Салман-Шах-мирза во главе большого ногайского войска вышел из Крыма на Московию. Он действовал без прямого ханского позволения¹¹ — но Джанибек, желавший припугнуть царя, отнюдь не возражал против такого самоуправства. Ногайская конница не пыталась осаждать укрепленные города или пробиваться вглубь страны; разорив обширные сельские районы от Верхнего Дона до Курска, Салман-Шах с богатой добычей покинул русские пределы.¹²

Этот набег стал настоящим подарком судьбы для польского войска — ибо в те же самые дни, пользуясь замешательством поляков после недавней смерти Зигмунта III, царь двинул свои полки на Смоленск, но когда русские командиры узнали, что ногайцы далеко в тылу громят их сельские поместья, многие из них бросили осаду города и поспешили назад спасать свое добро.¹³

Новый польский король Владислав IV сполна оценил неожиданную подмогу и направил к Джанибеку Гераю посольство. Как и покойный Зигмунт, Владислав напоминал хану о гибели Великого Улуса и о постыдной утрате Казани и Хаджи-Тархана в пользу Москвы. Король обещал щедрую награду за совместную борьбу против царя — и Джанибек Герай принял его предложение.¹⁴ Среди встречных условий, выставленных ханом, было освобождение пленного Исляма Герая, а также выдача Шахина, если тот когда-нибудь снова сунется в Польшу.¹⁵

В следующем походе на Москву летом 1633 года принимало участие уже все крымское войско, над которым был поставлен 18-летний ханский сын, нурэддин Мубарек Герай. В XVI столетии в Крыму говорили о неписаном обычае, согласно которому каждый хан должен хоть раз повидать берега Оки. Так, после долгого перерыва, традиция была продолжена и в правление Джанибека Герая — пусть и не самим ханом, а его сыном.¹⁶

Большая часть царских войск в то время собралась у границ Речпосполитой, и южный путь к Москве был открыт. Беспрепятственно добравшись до Оки, крымские отряды пересекли реку и вышли к Серпухову и Кашире. Здесь Мубарек Герай замедлил ход своей армии. Штурм Кремля и захват чужой столицы не входили в его планы, и нурэддин ждал, чтобы русские сами явились к нему для переговоров. Царь Михаил понял намек и направил своих людей в лагерь нурэддина. На встрече с ними Мубарек Герай потребовал уплатить Крыму упоминки за два года, убрать казаков с Дона и немедленно отправить посольство к хану. В противном случае нурэддин грозил остаться в Московии со всем своим войском до самой зимы. Русские заверили, что пришлют в Бахчисарай послов, и те дадут ответы на все вопросы — и тогда Мубарек Герай развернул своих бойцов домой.¹⁷

Это был последний раз в истории, когда крымскотатарское войско подступало почти вплотную к русской столице: с той поры старинный неписаный обычай навсегда ушел в прошлое.¹⁸

В походном шатре нурэддина, а затем и на ханской аудиенции в Крыму, в адрес царя прозвучало много упреков, но главный из них ханские дипломаты избегали доверять бумаге. «Для чего, — спрашивали они, — царь, вопреки обычаю, затеял переговоры с султаном без ханского ведома»? Московские послы прекрасно понимали, к чему клонит крымский правитель, и отвечали с лукавой наивностью: «Разве султан — враг хану? О чем же тогда хан досадует?».¹⁹ Разумеется, Джанибек Герай не мог во всеуслышание ответить на этот вопрос. Он заключил с послами мир и отпустил их, так ничего и не добившись: той же осенью русские снова жаловались на Джанибека в Стамбуле и просили убрать его из Крыма.²⁰

В дни, когда крымское войско уже поднялось в поход на Москву, в Кефе прибыл чауш с султанским повелением немедленно двинуть войска на Польшу. Джанибек не желал менять своих планов и пошел на хитрость: под тысячей разных предлогов он оттягивал встречу с чаушем до тех пор, пока крымская армия не покинула полуостров, — а тогда уже, встретившись, лишь развел руками: мол, все крымцы ушли в поход, и хан, увы, ничем не может помочь султану!²¹ Эта уловка не смогла обмануть никого в Стамбуле и лишь пополнила список прегрешений хана, в котором уже числился и другой серьезный проступок: будучи недавно призван в Персию, Джанибек Герай уклонился от похода и отправил вместо себя на фронт своего младшего брата Мехмеда Герая — да притом не с двадцатью тысячами войска, как обещал поначалу, а лишь с четырьмя.²²

Самовольный союз с Польшей, нежелание воевать в Иране... Действия Джанибека Герая, понадеявшегося на ослабление султанского надзора, стали подозрительным образом напоминать поведение Мехмеда и Шахина. Скоро в этот «черный список» добавилось и еще одно непростительное деяние на их манер: попытка привлечь к себе на службу запорожских казаков!

Осенью 1633 года Мурад IV повторно приказал Джанибеку Гераю оставить Московию в покое и наступать на Польшу. Если же и теперь он проявит непослушание, — говорилось в послании, — то к берегам Крыма придет военный флот и хан лишится трона, а кандидат ему на смену уже найден.²³

Оставить без внимания столь грозное предупреждение Джанибек Герай не мог, тем более, что Мурад IV, умело стравив янычар с сипахиями, к тому времени уже давно погасил мятеж и вернул себе бразды правления империей. Однако хан очень не хотел ссориться и с Варшавой, поскольку до сих пор ожидал королевской казны в награду за свой московский поход. К радости Джанибека, через несколько месяцев проблема разрешилась сама собой: наступление шаха на востоке заставило султана отменить польскую кампанию.²⁴ Более того: добиваясь усмирения запорожцев, турки пообещали королю, что снова уберут Буджакскую Орду из соседства с Речпосполитой.²⁵

Буджакские мирзы, откочевав из Крыма вслед за Кан-Темиром, вернулись к своему привычному занятию: набегам. Их не заботили политические расчеты хана, и пока Джанибек выстраивал свой союз с королем, буджакцы по-прежнему громили польскую Украину.²⁶ В Стамбул летели жалобы на Кан-Темира — причем не только от поляков, но и от османских пограничных пашей: те докладывали, что буджакский вождь стал неуправляем, что его набеги вызывают ответные набеги казаков, и что беспокойного мирзу лучше всего было бы убрать отсюда либо на персидский фронт, либо в Анатолию.²⁷ В конце концов, при дворе было принято решение переселить Кан-Темира с семейством в одну из османских провинций, а его улусы перевести в крымские степи под надзор хана.²⁸

Видимо, именно эти планы переселения орды и стали обсуждать с ак-керманским пашой ханские посланцы, прибывшие в Буджак из Бахчисарая. Их появление привело Кан-Темира в такое бешенство, что он без лишних разговоров истребил ханских посыльных всех до единого. Когда весть об этом донеслась до Крыма, крымские мирзы взбунтовались: «Хан окружил себя ногайцами, а те убивают наших людей!» — шумели они. Мирзы схватили всех высокопоставленных родичей Кан-Темира, что еще оставались в Крыму, и дружно требовали от хана выступить на Буджак.²⁹ Джанибек Герай успокоил своих военачальников и велел им готовиться к походу — тем более, что отселение Кан-Темира утвердил султан, и ак-керманский паша был готов помочь хану.³⁰

К осени 1634 года крымские войска стали собираться у Днепра, а хан тем временем обратился к своим былым неприятелям: запорожским казакам. Джанибек Герай просил у них 5-тысячный отряд для борьбы с «общим врагом» — которого, впрочем, избегал называть прямо.³¹ Могло показаться, что Джанибек зовет казаков на борьбу с Кан-Темиром — но ведь в Буджаке крымцев ожидала османская поддержка, и стало быть, помощь «иностранного легиона» была там совершенно ни к чему. Не султанская ли угроза свержением с трона заставила «невольника падишаха» пойти по стопам своих мятежных предшественников и заранее заручиться военной поддержкой соседей?..

Так или иначе, все эти приготовления оказались напрасны. Ханский поход к Ак-Керману не состоялся, а Кан-Темир так никуда и не двинулся из Буджака. Видимо, султан, наблюдая за поведением хана, решил, что Стамбулу рановато отказываться от буджакского союзника, столь полезного в борьбе с мятежными устремлениями бахчисарайского двора. Поэтому, когда крымцы уже были готовы двинуться к Днестру, Мурад IV неожиданно повелел Джанибеку Гераю развернуть их в обратную сторону: на Иран.³²

Примечания

1. S. Przyłęcki, Ukrainne sprawy, s. 9; E. Schütz, Eine armenische Chronik von Kaffa, s. 147; А.А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами, с. 187.

Разрозненные данные имеющихся источников, будучи собраны воедино, действительно позволяют предположить узурпацию власти в роду Ширин представителями рода Мансуров (Мангытов). Насколько известно, прецедентов этому в истории Крыма не было, и потому соответствующие свидетельства источников стоит изложить подробнее.

В конце правления Мехмеда III Герая главой рода Ширин являлся Азамат-бей (Материалы для истории Крымского ханства, с. 27). То же самое имя, Азамат, носил и бей рода Мансур (Там же) — но, в отличие от своего Ширинского тезки, он встречается в источниках и под другим именем: «Гулим-бей Дивеев» (Л.М. Савелов, Посольство С.И. Тарбеева в Крым в 1626—1628 гг., с. 16). Это кажущееся несоответствие разъясняется другим документом, где хан упоминает его под полным двойным именем: «Азамат-Гулюм-бей» (Материалы для истории Крымского ханства, с. 93).

2 сентября 1628 г. Кан-Темир с ханского согласия убил в Кефе родичей Азамата Ширина (E. Schütz, Eine armenische Chronik von Kaffa, s. 147). Сам Азамат-бей бежал из Крыма в Турцию, после чего Кан-Темир присвоил себе его двор и поселился там (А.А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами, с. 187). Похоже, что Кан-Темир завладел не только двором, но и титулом изгнанного Азамата, потому что после этого Джанибек Герай называет ширинским беем самого Кан-Темира. Так, перечисляя высших сановников Крыма в своем письме от января 1629 г., хан пишет: «Ширинский бей Кан-Темир с его братьями и мирзами; мангытский бей Азамат с его братьями и мирзами...» (Материалы для истории Крымского ханства, с. 37).

Летом 1629 г. Кан-Темир покидает Крым и уходит в Буджак. Его место занимает Гулюм-бей (E. Schütz, Eine armenische Chronik von Kaffa, s. 148).

В 1633 г. пост Ширинского бея принадлежит Азамату (Ф. Лашков, Памятники дипломатических сношений Крымского ханства с Московским государством в XVI и XVII вв., хранящиеся в Московском главном архиве Министерства иностранных дел, Симферополь 1891, с. 62, 68, 69). Поскольку в одном из документов тех лет хан называет его «Азамат-Гулюм-бей» (см. выше), в нем следует видеть не прежнего Ширинского бея, изгнаного Кан-Темиром, а бывшего предводителя крымских Мансуров. Что же касается рода Мансур, то во главе его встала новая фигура: Али-бей (Там же).

Летом 1634 г. крымская знать укоряет хана в том, что он слишком приблизил к себе «кан-темировых братьев»: Ширинского бея Азамата и мангытского бея Али. Более того: мирзы задерживают Азамат-бея, чтобы он не смог бежать из Крыма к Кан-Темиру в Буджак (А.А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами, с. 189). Сопоставляя приведенные данные, остается предположить, что в 1628 г. в роду Ширин произошел переворот: прежняя верхушка рода была изгнана Кан-Темиром и замещена представителями клана Мансур — вначале самим Кан-Темиром, а затем его родичем Азамат-Гулюм-беем. Достойно внимания, что их власть признавалась членами рода, о чем говорит стремление Ширинских мирз удержать Азамат-Гулюм-бея от бегства в Буджак.

2. А.А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами, с. 187.

3. А.А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами, с. 118.

4. А.А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами, с. 185.

5. S. Przyłęcki, Ukrainne sprawy, s. 91—99; Grausame Zeiten in der Moldau. Die Moldauische Chronik des Miron Costin, 1593—1661, übers, und komment. von A. Armbruster, Graz—Wien—Köln 1980, s. 117—119; E. Schütz, Eine armenische Chronik von Kaffa, s. 148; S. Golębiowski, Stefan Cmielecki, «Biblioteka warszawska», t. II, 1853, s. 531—535; B. Baranowski, Polska a Tatarszczyzna w latach 1624—1629, s. 105—116; M. Horn, Chronologia i zasięg najazdów tatarskich na ziemie Rzeczypospolitej Polskiej w latach 1600—1647, w: Studia i materiały do historii wojskowości, t. VIII, cz. 1, Warszawa 1962, s. 55—56.

Ислям Герай, оказавшийся 7 ноября 1629 г. в польском плену, — будущий хан Ислям III Герай (правил в 1644—1654).

6. E. Schütz, Eine armenische Chronik von Kaffa, s. 153; А.А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами, с. 183; M. Horn, Chronologia i zasiąg najazdów tatarskich na ziemie Rzeczypospolitej Polskiej, s. 57.

7. В.М. Базилевич, Из истории московско-крымских сношений в первой половине XVII в. Посольство Т.Я. Анисимова и К. Акинфиева в Крым, 1633—1634 гг., Киев 1914, с. 9—10; А.А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами, с. 169; Б.Н. Флоря, Османская империя, Крым и страны Восточной Европы в 20-х — начале 30-х гг. XVII в., в кн.: Османская империя и страны Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы в XVII в., ч. I, Москва 1998, с. 110.

8. В.Д. Сухоруков, Историческое описание земли Войска Донского, с. 145—146; E. Schütz, Eine armenische Chronik von Kaffa, s. 148—151.

Чаще всего донские казаки действовали самостоятельно, но порой небольшими группами присоединялись и к рейдам запорожцев (несмотря на строгий запрет царя, опасавшегося, что запорожцы переманят донцов на службу польскому королю). Крупная акция такого рода состоялась и в рассматриваемый период. Сведения о ней интересны с точки зрения топографии: здесь упоминаются местности Юго-Западного Крыма, редко фигурирующие в других источниках. Материалы русских посольств в Крыму (В.Д. Сухоруков, Историческое описание земли Войска Донского, с. 152—153, прим. 244, 245) сохранили яркое описание этих событий.

18 августа 1633 г. на побережьи Гёзлева высадилась казацкая лодочная флотилия из 1300 запорожцев и 200 присоединившихся к ним донцов. Не устояв перед их натиском, ханские стрелки отступили в Гёзлевскую крепость и отстреливались из нее — а та часть города, что лежала снаружи от крепостных стен, была разграблена и дотла сожжена казаками. Собрав добычу, казаки вернулись на лодки и отплыли к Сары-Кермену (развалинам древнего Херсонеса в черте современного Севастополя). Причалив к берегу, казаки устроили здесь временный лагерь, откуда стали совершать пешие вылазки к крымским селам, проникая до 20 километров вглубь полуострова. 26 августа Джанибек Герай послал хан-агасы Мемет-Шах-агу собирать войско для обороны края, а сам с тремя сотнями ружейных стрелков направился к Мангуп-Кале (который, несомненно, и был главной целью налета, тем более, что четыре года назад запорожцы уже разграбили хранившуюся тут ханскую сокровищницу). На подступах к Мангуп-Кале между ханской гвардией и казаками завязался ожесточенный бой. В нем погибло много ханских гвардейцев и некоторые высокопоставленные придворные служащие, были потеряны две пушки. Джанибеку Гераю пришлось отступить обратно в Бахчисарай, поскольку значительных сил для противостояния казакам Мемет-Шах собрать не смог: крымское войско находилось в походе за пределами полуострова. Через два дня казаки продвинулись уже к селению Бельбек (в оригинале: на «жидовские и греческие Бельбеки»), угрожая самому Бахчисараю. В столице воцарилась паника: караимы, населявшие «жидовский городок» (т.е. крепость Чуфут-Кале, ранее известную в источниках как Кырк-Ер), бежали с семьями прочь из столицы; Джанибек Герай вместе со своим семейством также покинул Бахчисарай и отошел в степи. Тем не менее, запорожцы не решились штурмовать Бахчисарай и, ограничившись разгромом Ин-Кермана, 30 августа покинули Сары-Кермен и ушли в море.

Организаторами акции были не донцы, а запорожцы — причем, не исключено, те самые, которые в 1628 г., вызволив Мехмеда и Шахина Гераев из осады, говорили, что разведали путь от моря к крымской столице и намеревались вернуться сюда за добычей, когда закончится правление их союзников. Однако Джанибек Герай, оправдывая перед османами свой последующий поход на Московию, умолчал о роли украинских казаков в этом набеге и возложил всю ответственность за него на донцов.

В этой истории представляют интерес и редкостное упоминание о запорожской флотилии в Сары-Кермене, и вопрос идентификации «жидовских Бельбеков», в которых, вероятно, можно усматривать некие караимские поселения в Бельбекской долине. Подчеркнутый в источнике страх бахчисарайских караимов перед казаками вполне оправдан: известно, что караимские торговцы становились жертвами казацких набегов на Гёзлев еще в конце XVI в. (вероятнее всего, без грабежа караимских лавок не обошлось и при нынешнем посещении Гёзлева казаками). Примечательно также отсутствие упоминаний о каком-либо участии османов в сопротивлении казакам, несмотря на то, что территория к югу от Бельбека, включая Сары-Кермен, Ин-Керман и Мангуп-Кале, принадлежала не Крымскому Юрту, а Османской империи. Можно видеть, что оборона этих территорий была целиком возложена на хана.

Остается, наконец, заметить, что хотя в публикации документа и указан 1631 г., весь сопутствующий фактаж (летний поход крымского войска за пределы полуострова, запоздалое прибытие чауша с приказом идти на Польшу, аргументация ханом необходимости военного удара на Московию) свидетельствуют о том, что описанные события разворачивались в 1633 г., во время похода Мубарека Герая на Москву, о чем см. ниже.

9. А.А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами, с. 190, 193.

10. J. von Hammer, Geschichte des Osmanisches Reiches, V Bd., Pest 1829, s. 140—144.

11. В.М. Базилевич, Из истории московско-крымских сношений в первой половине XVII в., с. 13.

12. Акты Московского государства, изданные Императорской академией наук, т. I, Санкт-Петербург 1860, с. 369—373; А.А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами, с. 196; 210—212.

13. С.М. Соловьев, История России с древнейших времен, т. IX, Москва 1990, с. 156; В.М. Базилевич, Из истории московско-крымских сношений в первой половине XVII в., с. 15.

14. B. Baranowski, Stosunki polsko-tatarskie w latach 1632—1648, Łódź 1949, s. 17—18; А.А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами, с. 196—197.

15. Материалы для истории Крымского ханства, с. 86—87.

16. См. Том I, с. 320. Сам Джанибек Герай однажды уже прошел этим путем: это было весной 1609 г., когда Селямет Герай отправил его на помощь царю Василию Шуйскому, сражавшемуся против сторонников лже-Дмитрия II, но тогда Джанибек еще не носил ханского чина, будучи калгой (Б.Н. Флоря, Османская империя, Крым и страны Восточной Европы в конце XVI — начале XVII вв., в кн.: Османская империя и страны Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы в XVII в., ч. I, Москва 1998, с. 56; Лисейцев Д.В., Русско-крымские дипломатические контакты в начале XVII столетия, в кн.: Тюркологический сборник, 2005: Тюркские народы России и Великой степи, Москва 2006, с. 266, 269—270).

17. В.М. Базилевич, Из истории московско-крымских сношений, с. 11—13; А.А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами, с. 215.

18. Напомню последовательность предыдущих походов крымских ханов на Москву, описанных в Томе I: Мехмед I Герай в 1521 г. (осада города и заключение мирного соглашения на условиях хана), Сахиб I Герай в 1542 г. (поход сорван заговором Бакы-бея на переправе через Оку), Девлет I Герай в 1571 г. (сожжение Москвы) и 1572 г. (крымские войска отбиты на подступах к городу), Гази II Герай в 1593 г. (неудачная попытка штурма и отступление).

19. В.М. Базилевич, Из истории московско-крымских сношений, с. 15.

20. С.М. Соловьев, История России с древнейших времен, т. IX, с. 201; А.А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами, с. 179.

21. Korespondencja Stanisława Koniecpolskiego, hetmana wielkiego koronnego (1632—1646), oprac. A. Biedrzycka, Kraków 2005, s. 208.

22. А.А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами, с. 191.

23. Korespondencja Stanisława Koniecpolskiego, s. 196, 206, 208; А.А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами, с. 179. Этим кандидатом, не названным по имени, был, скорее всего, Шахин Герай. См. об этом подробнее в следующей главе.

24. Описание Черного моря и Татарии, с. 116; Б.Н. Флоря, Османская империя, Крым и страны Восточной Европы в 20-х — начале 30-х гг. XVII в., с. 109—111.

25. Grausame Zeiten in der Moldau. Die Moldauische Chronik des Miron Costin, 1593—1661, s. 146, 147; M. Berindei, La Porte ottomane face aux cosaques zaporogues, 1600—1637, «Harvard Ukrainian Studies», vol. I, nr. З, 1977, p. 303.

26. M. Horn, Chronologia і zasięg najazdów tatarskich na ziemie Rzeczypospolitej Polskiej, s. 13—14, 67. Коронный гетман Станислав Конецпольский намеревался повернуть военную деятельность Буджакской Орды в русло государственных интересов Речпосполитой: он желал нанять буджакских мирз, чтобы те помогли королю в войне с Московией (Korespondencja Stanisława Koniecpolskiego, s. 197, 201). Однако в 1634 г. польско-русская война за Смоленск закончилась перемирием, и вопрос потерял актуальность.

27. Korespondencja Stanisława Koniecpolskiego, s. 95, 101, 121.

28. Korespondencja Stanisława Koniecpolskiego, s. 260, 267.

29. А.А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами, с. 189.

30. Korespondencja Stanisława Koniecpolskiego, s. 267.

31. Материалы для истории Крымского ханства, с. 117; B. Baranowski, Stosunki polsko-tatarskie w latach 1632—1648, s. 37—39; В.А. Брехуненко, Витоки кримської політики Богдана Хмельницького, «Український історичний журнал», № 4, 1995, с. 90—91.

32. А.А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами, с. 243.