XVII. Судьбы туземного христианского населения в Тавриде. Свидетельства о готском языке в XV и XVI веках. Объединение таврических христиан с татарами в языке. Крымские города и епархии в XVI и XVII веках. Игнатий, митрополит готский и кафский, и выселение христиан из Крыма

Вмешательство турок в дела Тавриды имело своим последствием подчинение султану всех взятых тогда укрепленных городов: Керчи, Сугдеи, Кафы, Балаклавы, Инкермана и Мангупа, а также и всех окрестных селений с христианским населением. Турки вели войну с генуэзцами и, как победители, присоединили к своей державе все то, что было некогда уступлено генуэзцам татарами по договорам конца XIV века. Владения эти были поделены на кадыки, из которых первый имел своим центром Мангуп-Кале, второй — Сугдею и третий — Кафу. Татары остались в обладании степными пространствами полуострова. Они признали над собой главенство султана, который обязался назначать ханов из рода Гераев. Такой порядок держался в течение трех столетий.

Дла генуэзцев взятие их городов имело значение роковой катастрофы, положившей навсегда конец их колониальному государству в Тавриде. Память о храброй защите ими своих крепостей была жива и сто лет спустя, когда Крым посетил посол польского короля Мартин Броневский. Много их погибло в то время, других турецкий султан переселил в Константинополь, предоставив право жительства в столице империи, и лишь небольшая горсть уцелела в Крыму. Броневский сообщает, что некоторым генуэзцам предоставлено было право поселиться в селении Сортасс (Сююрташ), в горной местности к югу от Бахчисарая, выше левого берега реки Качи. Они получили разрешение от хана выстроить здесь римско-католическую церковь, и ее посещал Броневский в бытность там в 1578 году. Ея настоятелем состоял тогда монах францисканского ордена, выкупленный христианами из турецкого плена. Ханы пользовались генуэзцами для сношений с христианскими государями, и тот священник, которого знал Броневский, побывал с посольством хана в Литве и городе Вильне. По сообщению Броневского, в Сююрташе часто живали литовские и московские послы¹. Доминиканец Дортелли д'Асколи, пробывший в Крыму более десяти лет в начале XVII века, имел случай ближе ознакомиться с этими остатками генуэзцев. По его словам, они терпели в «Сивурташе» притеснения от Черкесов и потому переселились, лет за 30 до его времени, т. е. в самом начале XVII века, в местность Феччиала (вероятно Фотисала). По свидетельству д'Асколи, оставалось в его время только 12 домов, удержавших латинское вероисповедание. Родной язык они уже забыли и говорили по турецки, по татарски и по черкески. «Отче наш» и «Богородицу» знали по латыни, но исповедовать их, как и держать им проповедь приходилось по турецки. Женились они на черкешенках или местных гречанках и в своих нравах сблизились с Черкесами. Ходили с ханом в походы, уводили пленных и заставляли их обрабатывать свои поля. Папский миссионер прилагал все усилия к тому, чтобы исправить нравы своих одичавших соплеменников и, по его словам, имел успех². Более чем вероятно, что результаты его деятельности не были прочны, и остатки генуэзцев слились с татарским и черкесским населением, язык которого они усвоили уже в ту пору с полным забвением своего родного.

В иных условиях были христиане греческого исповедания. Они составляли массу туземного населения, удержали свою церковную связь с Византией, сохранили и свою иерархию. Живя мирным сельским трудом под властью пашей, назначаемых из Константинополя, они находились в непосредственном общении с господствующим татарским населением. Горные долины остались в обладании христиан, но татары придвинулись к ним в ближайшее соседство с перенесением столицы в Бахчисарай в 1428 году. Историческое предание не сохранило нам прямых свидетельств о характере отношений крымских христиан к татарам, но весьма вероятно, что то было мирное сожительство. Указание в таком смысле можно извлечь из одного эпизода, сохраненного польским ученым начала XVI века, Матвеем из Мехова, в его «Описании Сарматий, Азиатской и Европейской». Помянув о крепости Киркель (Кырк Йер, Чуфут-Кале), он рассказывает затем легенду о возникновении пещерного Успенского монастыря в предместья Бахчисарая. В горах появился дракон, истреблявший людей. Окрестное население разбежалось, оставив свои жилища, и обращалось с молитвой о спасении к Пресвятой Деве Марии. Спусти некоторое время, показалась в расселине скалы горящая свеча. Вырубив ступени и добравшись до свечи, люди увидали пред ней икону Богоматери, возле которой лежал убитый дракон. С тех пор икона эта, как явленная, пользовалась всеобщим поклонением у христиан. Когда крымский хан Хаджи Девлет Гирей находился в войне с братьями, то и он прибег к покровительству Божией Матери. А когда ему удалось победить своих соперников, то он продал двух лошадей и на вырученные деньги приказал сделать из воска две больших свечи, которые и были зажжены пред чудотворной иконой Богоматери. С тех пор свечи зажигались непрерывно, и преемники Девлет Гиреи держались этого установления³. Матвей писал при третьем преемнике Девлета, Магомет Гирее (1515—1523).

Этот рассказ может служить указанием на веротерпимость татар и мирный характер их сношений с соседними христианами. Христиане поддерживали свои старые святыни и сооружали новые церкви вместо приходивших в разрушение старых. Так, в Херсоне на месте базилики, сооруженной в X веке, возникла церковь более поздней даты, занявшая центральный неф древней. В христианских селениях вокруг церквей лежали кладбища и имена некоторых из почивших, похороненных поближе к церкви, записывались на ее стенах. Так, в селении Шуры, по течению реки Качи имеются надписи с датами 1594 и 1622 годов. В церкви селения Биасала на Каче найдена надпись с датой 1587 года о сооружении новой церкви во имя Иоанна Предтечи — «рукой моей смиренного Константия, архиерея и предстоятеля Готии, старанием, помощью и иждивением господина Бината, сына Темирке, в память его и родителей его»⁴. Имя ктитора свидетельствует, что татарское население не оставалось чуждо проповеди христианства.

Непосредственное соседство с татарами имело своим последствием объединение с ними местного христианского населения в языке. Языком религии, церкви и письменности оставался греческий, но языком общежития стал татарский, и христиане Тавриды независимо от своего кровного происхождения: греки, готы, аланы (ясы), объединились в однородную массу. Этот факт тем более заслуживает внимания, что о существовании готского языка, как живого народного языка таврических готов, имеется целый ряд свидетельств от XIII и до XVI века. Так, Рубруквис, посетивший Крым в 1253 году, поминает о готах с замечанием, что их язык — германский (ydioma teutonicum). Рыцарь Шильтбергер, попавший в плен к туркам в 1395 году и только в 1427 году воротившийся на родину, в описании своих приключений за время плена поминает о готах в Крыму (Kuti), которые исповедуют христианскую веру и говорят на своем языке, который он называет Kuthia sprauch. Точно также венецианец Иосиф Барбаро, пробывший 16 лет в Тане (1436—1452 г.) сообщает о существовании готов в Крыму и замечает, что его слуга-немец мог объясниться с готом, как, например, флорентинец может понять жителя Фриуля. Последнее и наиболее полное известие относится к половине XVI века. Бузбек, посол императора Фердинанда при турецком султане, встретил в Константинополе готов из Крыма. Он заинтересовался их языком и записал немало слов, а также начало песни. Последняя попала по недоразумению, так как ориенталисты признали в ней турецкие слова; но отдельные слова, записанные Бузбеком, все германские. Правда, отношение этих остатков готского языка к языку Ульфилы довольно трудно поддается выяснению, но самый факт, что готы в Крыму в XVI веке не потеряли своего языка, стоит вне всякого сомнения. В последующие затем времена готы усвоили для общежития татарский язык, как и другие христиане, жившие с ними в общении.

Инкерман (Альбом Иванова Е. рис. 53)

Столица готов Дорос или Феодоро носила теперь имя Мангуп-Кале. Сто лет спустя после гибели князя Исайка живы были еще воспоминания об этом событии, и их занес в свою ученую книгу Мартин Броневский, посетивший Крым в 1578 году. По его словам, 18 лет спустя после взятия города турками, он пострадал от страшного пожара, от которого уцелело лишь немногое. Ворота верхнего замка испещрены были греческими надписями и там стоял высокий каменный дом. Этим домом крымские ханы пользовались часто, как местом заключения московских послов, когда гневались на них. Город почти безлюден. В нем уцелели две церкви, одна св. Константина, другая св. Георгия, «совершенно ничтожная», как прибавляет Броневский⁵. Во время д'Асколи Мангуп оставался резиденцией кади, назначаемого из Константинополя, имел очень скудное население из греков, турок и евреев: эти последние преобладали и занимались преимущественно выделкой кож⁶. Одна недавно найденная (1901 г.) надпись называет нам имя турецкого наместника, сидевшего в Мангупе в 1503 году: Τζουλαβή — вероятно Челеби, при котором было возведено какое-то укрепление или произведена починка стен города⁷.

Город Херсон, оскудевший еще в прежнее время, окончательно пал под турецким господством. Мартин Броневский видел в Херсоне одни лишь «достойные удивления развалины». Со стороны моря высилась еще высокая стена с большими башнями из тесаных огромных камней. У самых стен города видны были водопроводы и высеченные в камне трубы, по которым шла в город вода за четыре мили от него. Недалеко от моря, на каменной горе, стоял монастырь св. Георгия, и окрестные христиане стекались сюда править годовой праздник. Дома в пределах города лежали в развалинах, большой храм стоял без крыши. Развалины представляло из себя большое здание, которое Броневский называет царским дворцом. В городе оставался греческий монастырь⁸. Таков был цветущий и славный некогда город, который турки называли Сару-Кермен, т. е. желтая крепость. Если здесь и оставалось еще христианское население, то митрополия прекратила свое существование еще в конце XIV века.

Неподалеку от Херсона высилась в пору Броневского в долине нынешней Черной речки крепость на скале, получившая от татар имя Инкерман, т. е. пещерная крепость. Весь склон скалы к долине был покрыт пещерами тогда уже заброшенного и необитаемого монастыря. Крепость была тогда в запустении, и Броневский догадывался, что она была построена греческими государями, так как на воротах и на некоторых зданиях были греческие надписи и гербы. Он видел остатки великолепных строений и множество колодцев, из которых лишь немногие еще действовали в ту пору. Броневский прав в своих догадках, так как по всему вероятию здесь имел свой выход к морю князь Феодоро Алексей и отсюда грузил суда, на что жаловались в свое время генуэзцы. 60 лет после Броневского Инкерман посетил русский священник Иаков бывший в Крыму с посланником Борисом Дворениновым (1634—1635 г.). По его свидетельству, в Инкермане жили татары, греки и армяне. На полугоре он видел древнюю вырубленную в скале церковь с росписью на стенах. Алтарь был разрушен, а за левым клиросом находилась каменная гробница. Над ней был изображен Бог Саваоф с пророками по сторонам, а пониже два святые, один с мечом, другой с крестом. В гробнице находились обнаженные нетленные мощи. Тайком от татар о. Яков вошел ночью в храм и с помощью русского пленника Максима Новосильцева омыл мощи теплой водой и облек их в одежду. Чьи это были мощи, Якову не удалось узнать; но от другого пленника, Василия Хромого, он узнал, что обнажили эти мощи татары и несколько раз выбрасывали их, но мощи чудесно появлялись опять на месте. По пятницам и воскресеньям греки и армяне приходили на поклонение мощам, зажигали свечи и воскуряли фимиам. Яков хотел взять эти мощи в Россию, но святой явился ему ночью и, открывшись, что память его бывает в Симонов день, выразил желание остаться в родном месте⁹.

Специальное обследование стен Инкермана, сделанное А.Л. Бертье-Делагардом, установило тот факт, что первоначальное укрепление было возведено в XV веке, а позднее, в конце XVI или начале XVII века, крепость была перестроена турками¹⁰.

Гурзуф

Такое же оскудение постигло и область Сугдеи. В пору посещения Крыма Броневским была еще жива память о том, как погибло здесь генуэзское господство после отчаянного сопротивления, оказанного туркам местным гарнизоном. Стояли еще стены, делившие склон горы на три замка: верхний, средний и нижний. Множество церквей города было в развалинах. В нижнем замке видны были три больших католических храма, дома, стены, ворота и красивые башни, украшенные генуэзскими гербами. В городе было в пору Броневского незначительное христианское население¹¹. Сугдофулльская митрополия давно уже прекратила свое существование, еще в конце XIV века. В 1567 году лежавшие в ее пределах десять христианских селений были переданы в управление экзарху Иоанну, сакелларию Кафы. Документ, сохранивший сведение об этом, сообщает, что раньше того их захватывали сначала готский митрополит, а потом кафский, владевший ими два года¹². Броневский в 1578 году встретил, по-видимому в Сугдее или Кафе, греческого митрополита, прибывшего с островов «для осмотра церквей». Очевидно, Константинопольская патриархия имела здесь свои владения или вступила в наследие упраздненной митрополии.

Что касается до Кафы, то в прежние времена она входила в пределы епархии Сугдеофулльской. Особый кафский митрополит, помянутый в документе 1567 года, является первым для нас. Возникновение этой митрополии объясняется, вероятно, тем, что город Кафа не потерял своего значения и после катастрофы, постигшей генуэзское владычество в 1475 году.

Дортелли д'Асколи, пробывший в Крыму более десяти лет, в начале XVII века оставил целый ряд живых и непосредственных сообщений о Кафе того времени. Со стороны суши город окружен очень большими рвами, но без воды, так как здесь местность то подымается, то опускается. Стены, стоящие за рвами, двойные, засыпаны землей с многочисленными куртинами и бастионами. Возвышающиеся близко над городом холмы густо уставлены мельницами... В городе два крепких замка: один над воротами в Татарию, построенный генуэзцами, снабженный рвами и многими крупными орудиями; он защищает город с моря; другой вне предместья на небольшом холме, построен турками. Он не очень велик, круглого очертания, сложен из сырцовых кирпичей и одновременно обороняет город с суши и моря... Кафа изобилует мясом, винами, птицей, рыбой, молочными скопами и плодами, а зимой углем и дровами. В город через ворота татарии ежедневно въезжает 500, 600, 900 и до тысячи телег, а под вечер ни на одной из них не остается ничего для продажи. Но главный источник богатства Кафы — море, снабжающее ее всеми Божьими щедротами, каких только можно пожелать; поэтому Кафа — очень бойкий торговый город, куда съезжаются купцы из Константинополя, Азии и Персии. Город населен турками, греками, армянами и евреями. Турки имеют там до 70-ти мечетей, греки до 15 церквей и митрополита; у армян до 28 церквей и епископ, у евреев две синагоги, «по одной на каждую народность» (очевидно, разумеются евреи-талмудисты и караимы). Римско-католическая паства, состоявшая в ту пору из невольников-поляков и приезжих итальянских купцов, имела только одну церковь, которую выкупили у турок армяне и передали ее прибывшему в город миссионеру по его приезде¹³.

Православным митрополитом Кафы был в ту пору Парфений (с 1631 по 1642 год)¹⁴. В 1661 году Кафская митрополия была соединена с Амасийской (на побережье Малой Азии)¹⁵; но это соединение удержалось в силе не долго: в 1678 году она была соединена с Готской¹⁶, и с тех пор готский митрополит стал главой всех православных христиан в Крыму. Из числа иерархов, занимавших эту кафедру после времен св. Иоанна Готского, известны нам имена лишь немногих, таковы: Константин, принимавший участие в соборах 1147 и 1156 годов, Арсений в XIII веке, при котором Готская архиепископия была возвышена в ранг митрополии, Софроний, заседавший в патриаршем синоде в 1292 году, Феодосий и его преемник Антоний, участвовавшие в разбирательстве помянутого выше дела насчет местности Кинсанус в конце XIV века, Иоанн Оловол, занимавший Готскую кафедру с 1399 по 1410 год, Дамиан, при котором в 1427 году был восстановлен храм в Партените, построенный св. Иоанном Готским, Константий, названный в надписи 1587 года, Анфим и сменивший его в 1657 году Даниил¹⁷, Гедеон, управлявший Готской епархией с 1725 по 1769 год¹⁸ и его преемник Игнатий, прибывший из Константинополя в 1771 году. Русская жалованная грамота от 14 марта 1779 года называет его «митрополитом Готфейским и Кафайским». При нем, по его инициативе и непосредственном участии состоялось переселение крымских христиан в новые места жительства на побережья Азовского моря, где возник тогда же город Мариуполь. 23 апреля 1778 года, в день Пасхи, митрополит Игнатий после литургии в пещерной церкви Успенского монастыря близ Бахчисарая объявил своей пастве о состоявшемся с русским правительством соглашении, и после разного рода затруднений, которые преодолел своей энергией и распорядительностью Суворов, состоявший тогда при Румянцеве, переселение совершилось, не взирая на протест как татар, так и самих христиан. По точным современным данным число всех переселенцев было 31 280 человек. В это число входили, впрочем, и армяне, поселенные затем в городе Нахичевани. В «ведомости», представленной митрополитом Игнатием в 1783 году, перечислены 60 селений и 6 городов, откуда вышли люди его паствы. Они покинули 54 церкви в селениях и 22—в городах (Бахчисарай, Карасубазар, Старый Крым, Ялта, Балаклава и Козлов, т. е. Гезлёв, ныне Евпатория). Кроме того, митрополит поминает о 20 разоренных или заброшенных церквах в городах и селениях. Монастырь назван всего один — Георгиевский близ Балаклавы, в котором было тогда всего три монаха. Общее число священников во время исхода было 83¹⁹. В списке митрополита Игнатия отсутствуют имена городов: Сугдея, Мангуп-Кале, где в XV веке была кафедра Готской епархии, и Херсон, или турецкий Сару-Керман. Очевидно, эти города были тогда в полном запустении и растеряли свое христианское население. Свою национальную святыню, явленную икону пещерной церкви в селении Майрум близ Бахчисарая (ныне Успенский монастырь), христиане увезли не без затруднений и с большими предосторожностями, так как она пользовалась почитанием и со стороны татарского населения и ее пытались задержать даже на пути. Поселенцы устроились на новых местах на Азовском побережье, и центральным пунктом их селений стал город Мариуполь.

Не все христиане ушли тогда из старых насиженных мест: многие ради того, чтобы остаться, переходили в мусульманство, и среди нынешнего горского татарского населения не мало потомков крымских готов, которые обличают свою принадлежность к арийской расе как своим типом, так и физическим складом. То греческое православное население, которое живет в настоящее время в Балаклаве и соседних селениях: Карань, Кадыкой, Комара и далее в горах в Керменчике и Лаке, не имеет ничего общего с туземцами старых времен. Оно происходит от греческих выходцев, которые присоединились к русским во время экспедиции графя Орлова-Чесменского в Архипелаге, и по окончании войны были поселены в Керчи, Еникале и Таганроге. Позднее им дано было поручение усмирить татар южного берега и предоставлены новые земли для поселения.

Покинутые христианами в 1779 году селения одни запустели и пришли в разрушение, другие заняты были туземцами-мусульманами, некоторые попали через несколько лет во владение вышеупомянутых греческих выходцев, так называемого «Албанского войска», а два — Мангуш и Биасала заселены были переселенцам из России. Лишь в Аутке близ Ялты живут потомки старого христианского населения Крыма. Здесь было поселено несколько семейств, воротившихся из Мариуполя по вызову графа Воронцова, чтобы заняться промыслом ловли устриц. Впоследствии они были причислены к Албанскому войску и смешались с этими новыми обитателями Крыма.

Примечания

1. Мартин Броневский, Описание Тартарии. З. О. О. VI 345—346.

2. Эмиддио Дортелли д'Асколи, Описание Черного моря и Тартарии. З. О. О. XXIV, отд. 2, 128.

3. Laur. Mezlerus de Kolof, Historiarum Poloniae et Magni Ducatus Lithuaniae Scriptorum Collectio magna I. (1781), p. 201.

4. Х. н. ю. Р. 62.

5. Броневский, о. с. 343.

6. д'Асколи, о. с 121.

7. И. И. А. К. вып. 3, 31—33.

8. Мартин Броневский, о. с. 341—342.

9. З. О. О. II 685—692.

10. ib. XIV 180 и сл.

11. Мартин Броневский, о. с. 346.

12. Sathas, Bibl. graeca mediа aevi, III 597.

13. д'Асколи, о. с. 118—119.

14. Sathas, о. с. I 568; 576.

15. Пападопуло-Керамевс, Тр. Од. Арх. Съезда, II 178—179.

16. Sathas, о. с. III 604.

17. ib. 387.

18. З. О. О. II 680.

19. З. О. О. XIV 136—141.