Вильгельм Николаевич Олив и его семья

Из Мухалатки союзники унесли все, что могли, а что не смогли, испортили или сожгли. Узнав, что соседнее с Мухалаткой имение Лимнеиз принадлежит семье француза Олива, они его не тронули, только увели в плен служащих и находящегося в усадьбе в то время учителя детей Софьи Сергеевны Олив, но и их вскоре отпустили.

Софья Сергеевна, урожденная Щербинина, была замужем за Вильгельмом Николаевичем Оливом. Своею службою и многолетней деятельностью на благо России этот француз оставил о себе добрую память потомкам.

Вильгельм Олив происходил из древнего дворянского рода Бретани. Во время французской революции его отец уехал со своей семьей в Северную Америку, где и родился Вильгельм. По возвращении на родину молодой Олив поступил в военную школу Сен-Сир и после окончания ее служил в королевской гвардии.

В 1812 году он участвовал в походе Наполеона в Россию и с французской армией вступил в Москву. Затем сопровождал Людовика XVIII в 1815 году во время его ссылки в Гент. Мать Вильгельма, овдовев, вышла замуж за маркиза де Кюбьер, который воспитывался вместе с королем Людовиком XVI и был с детства близок к дому Бурбонов.

В 1814 году Великий князь Константин Павлович в Париже, после того как русские войска взяли город, познакомился с семейством де Кюбьер и скоро близко сошелся с ним. Он полюбил молодого, статного, высокого, ловкого и красивого Вильгельма и стал уговаривать его поступить на русскую службу.

В одном из писем маркизе де Кюбьер цесаревич писал из Варшавы: «Рассчитывая на Вашу старую дружбу, милостивая государыня, посмею ли попросить Вас обнять за меня Вашего сына, которого люблю от всей души. Заставьте его путешествовать, милостивая государыня, и пришлите его сюда ко мне, обещаю Вам, что он будет принят, как брат и друг». Вильгельм Олив принял это лестное предложение и стал адъютантом Великого князя. Он был постоянным спутником Константина Павловича в поездках и за границей, и по России и пользовался особенным вниманием и доверием Его Высочества.

В качестве адъютанта молодой француз прослужил 10 лет и вышел в отставку гвардии ротмистром. С женой своей Софьей Сергеевной он поселился в Крыму, в 8 верстах от Керчи купил себе имение Камыш-Бурун, которое довел в хозяйственном отношении до высокой степени благоустройства. Камышбурунские крестьяне отличались трезвостью, трудолюбием, благообразной наружностью, их дома чистотой, а дети — опрятностью. Вильгельм Николаевич преследовал пьянство среди крестьян, и в его имении не было ни одного кабака или лавки, в которой продавалось бы спиртное. И это несмотря на то, что за право держать кабак, питейный откуп его владелец мог бы заплатить помещику порядочную сумму. Олив не допускал ни малейшей несправедливости по отношению к своим крестьянам, предоставляя им достаточное количество земли для хлебопашества, разрешая заниматься и рыбной ловлей в Черном море. Об открытом и прямодушном характере Вильгельма Николаевича знали все. И не случайно он был избран Ялтинским уездным предводителем дворянства, а потом Таврическим губернским предводителем и получил чин статского советника. Приведем пример, который характеризует его и как человека, и как общественного деятеля.

В имении генерал-майора Шатилова, что находилось в Феодосийском уезде, крестьяне не выдержали жестокого отношения к ним управляющего — барона Г., и тот вынужден был искать защиты в полиции. Никакие уговоры местных властей не действовали, крестьяне требовали удалить из поместья барона или сослать всех их в Сибирь.

Таврический губернатор Владимир Иванович Пестель (брат известного декабриста П.И. Пестеля) обратился к Вильгельму Николаевичу с просьбой разобраться в этом деле, твердо веря в его справедливость и беспристрастие. К тому же Олив был не только предводителем дворянства, но и родственником генерала Шатилова, племянник которого, Иосиф Николаевич, был женат на его дочери Марии. Вильгельм Николаевич откликнулся на просьбу губернатора и отправился в имение. Приехав на место рано утром, когда крестьяне были уже на работах, он стал вместе с исправником осматривать деревню. Бедность и нищета крестьянских домов поразили его. На подворьях не было ни скотины, ни птицы, ни даже кошек и собак. В убогих лачугах валялись грязные лохмотья, а пустые горшки и миски свидетельствовали, что никаких запасов продовольствия в домах нет. Барон держал несчастных на голодном пайке, заставляя работать от зари до зари даже по воскресеньям и в праздничные дни. Не было снисхождения ни старикам, ни детям. Барон жестоко наказывал крестьян за малейшую провинность, обращался к ним не иначе, как: «Эй ты, зкатынь!», к женщинам: «Эй ты, зучка!».

Сам Шатилов жил постоянно в российском имении Моховое в Орловской губернии и в Крым приезжал очень редко, да и то на короткое время. Поэтому управляющий барон Г. все прибрал к своим рукам. Даже во время приезда хозяина он выделял ему небольшую комнату не в господском доме, а во флигеле. Управляющий же жил на широкую ногу, в полное свое удовольствие, занимая барский дом и выжимая из крестьян все соки.

Увиденное и услышанное в течение дня потрясло Вильгельма Николаевича. Вечером он собрал всех крестьян, их было около 200 человек. Несчастные просили одной милости — избавить их от барона, под управлением которого люди давно забыли свои имена, веру и родственные связи. Пораженный до глубины души, взволнованный Вильгельм Николаевич спрашивал постоянно себя: «Человек ли барон или зверь? Верует ли он в Бога или настоящий изувер?».

Вечером за ужином барон, важно восседая во главе стола, с обыкновенной своей наглостью и надменностью обратился к Вильгельму Николаевичу: «Ню што, как эта швин мужики вам прешить?» Покраснев от такой наглости и от волнения тоже не совсем свободно говоря по-русски, Олив ответил: «Послушайте, ви немец, я француз, а у нас Бог один, у мужика тот же Бог, такой же душа и сердце, как и у нас, он любит своя дитя, почитает своя отец и мать». Затем, поднявшись со своего места и возвысив взволнованно голос, сдержанно и выразительно продолжил, глядя на барона в упор: «Мы живем в России, а в Россия каждый барон не может имеет своя фантазия; вы барон немецкий, а в Россия вы мужик; русский закон за такой ваш управление бьет вам плетьми и ссылает вас на Сибирь, вон!» — закричал В.Н. Олив, ударив изо всех сил кулаком по столу. Барон, говорят, буквально вылетел из комнаты и в ту же ночь исчез с баронессою из имения, а позже они навсегда уехали в Саксонию.

На другой день Вильгельм Николаевич распорядился поставить крестьян на трехдневную барщину, приказал выдать им все что нужно от экономии и ввел камышбурунский порядок управления. Крестьяне успокоились и проводили его со слезами благодарности.

Дожив до преклонных лет, прямодушный и чистосердечный Вильгельм Николаевич перед началом Крымской войны отправился в Москву по своим делам. Там он тяжело заболел и постоянно твердил: «Москва мне теперь отомстит», вероятно, вспоминая 1812 год. Предчувствие не обмануло его, он умер в Москве в 1854 году.

Сын его — Сергей Вильгельмович, которого на русский лад называли Васильевич, бывший флигель-адъютант Императора Александра II, генерал от кавалерии и член Государственного совета, умер в Петербурге в 1909 году.

В конце XIX века Таврическим губернским предводителем дворянства был избран еще один достойный представитель этого французского рода, пользовавшегося большим уважением современников, действительный статский советник Вивиан Вильгельмович Олив. В те годы дворянин, желающий принять участие в выборах в местные органы власти, обязан был написать заявление, в котором непременно указывал стоимость своего недвижимого имущества. Заявление это должны были подписать потомственные дворяне, подтверждающие верность указанной суммы. Кроме того, желающие принимать участие в выборах заполняли специальные бланки-анкеты, в которых содержались следующие пункты: звание, имя, отчество, фамилия, лета и чин — с обозначением, получен чин на службе или в отставке. Следующий вопрос был об имущественном положении: количество десятин земли, где находятся, есть ли другое недвижимое имущество — с указанием ценности и доходности земли; если получает пенсию или аренду, то сколько именно. Обязательны были и сведения о том, в какой части родословной книги записан, состоит в данный момент на службе или находится в отставке.

Из такой анкеты известно, что в 1890 году потомственный дворянин Вивиан Вильгельмович Олив, действительный статский советник, состоял на службе Таврическим губернским предводителем дворянства, имел 107 десятин земли при деревне Мухалатка и записан во вторую часть родословной книги.

Вивиан Вильгельмович так же, как и другие члены семьи Олив, занимал достойное место в жизнедеятельности Крыма и был здесь известным человеком. Имея несколько владений на Керченском полуострове, основное в Камыш-Буруне, на месте древнего города и некрополя Тиритаки, он заключил контракт с французским горным инженером Баяром на разведку, а затем на разработку месторождений железных руд.

В 1887 году В.В. Олив стал одним из первых членов созданной в Крыму Таврической ученой архивной комиссии (ТУАК), передав в нее пожертвования в виде древних находок. В дореволюционной России таких комиссий было свыше сорока, Таврическая — шестая по счету — считалась лучшей. Первые семь лет комиссию возглавлял А.Х. Стевен, а затем почти тридцать лет А.И. Маркевич. В ее состав входили люди разного возраста, общественного положения, но всех их объединяла огромная и бескорыстная любовь к своему краю. Благодаря самоотверженному труду членов комиссии были спасены от гибели многие исторические памятники нашего полуострова.

Прожил Вивиан Вильгельмович Олив недолго, не успев претворить в жизнь все свои благородные начинания. Умер на 50-м году жизни в 1896 году. Его сыновья продолжили пополнять коллекцию, собранную отцом, и были так же уважаемы, как и их замечательные предки.

Редкий случай, но имя владельцев имения Лимнеиз, которое находилось рядом с Мухалаткой, сохранилось в названии отделения поселка — Олива, напоминая нам о бывших французских владельцах обширного (к моменту национализации — 116 десятин земли) хозяйства в этом уголке Южного берега Крыма.

Путеводители прошлого века писали, что до Крымской войны имения господина Олива и Шатилова были самыми благоустроенными, соединяющими в себе и роскошь, и все удобства, и в то же время отличными хозяйствами. После войны здесь наблюдалась уже совсем другая картина. Имение «Мухалатка» Шатилова было полностью разорено, и восстанавливать его прежним владельцам не пришлось.