III. Юрзуфская муза Пушкина (Княгиня Мария Волконская)

Имя Марии Николаевны Раевской-Волконской в благодарной памяти потомков стало символом женщины-героини. Ее подвиг воспет в поэме «Русские женщины». Н.А. Некрасов с восхищением писал о женах декабристов: «Самоотвержение, высказанное ими, останется навсегда свидетельством великих душевных сил, присущих Русской женщине».

Мария Раевская родилась в счастливой семье. Изучение французского и английского языков, занятие музыкой, пением, чтение вслух, совместные занятия и путешествия, увлечение Байроном, поэзией — все это создавало гармонию жизни, особую атмосферу в доме, где главой семейства был отец, знаменитый генерал Н.Н. Раевский.

Княгиня Мария Николаевна Волконская. 1837 год. Акварель Н.А. Бестужева

Из всех детей, у каждого из которых был свой островок родительской любви, Мария была особенно любима отцом. Девочка была малоинтересным, смуглым подростком. «Мало-помалу, — вспоминал влюбленный в нее граф Густав Олизар, — из ребенка с неразвитыми формами она стала превращаться в стройную красавицу, смуглый цвет лица которой находил оправдание в черных кудрях густых волос и пронизывающих, полных огня глазах». В 1820 году ей посчастливилось путешествовать всей семьей с Александром Пушкиным по Кавказу и Крыму. Позже Мария вспоминала: «Пушкин, как поэт, считал своим долгом быть влюбленным во всех хорошеньких девушек и молодых женщин». Но только себе всегда приписывала замечательные строки из «Евгения Онегина»:

«Я помню море пред грозою,
Как я завидовал волнам,
Бегущим бурной чередою
С любовью лечь к ее ногам».

Вот так рассказала сама Мария Николаевна о случае, впоследствии поэтически воспетом Пушкиным: «Увидя море, мы приказали остановиться, и вся наша ватага, выйдя из кареты, бросилась к морю любоваться им. Оно было покрыто волнами, не подозревая, что поэт шел за нами, я стала, для забавы, бегать за волной и вновь убегать от нее, когда она меня настигала; под конец у меня вымокли ноги; я это, конечно, скрыла и вернулась в карету. Пушкин нашел эту картину такой красивой, что воспел ее в прелестных стихах, поэтизируя детскую шалость; мне было только 15 лет».

Позже, в поэме «Бахчисарайский фонтан», Пушкин вспоминал милый образ:

...Ее очи
Яснее дня,
Чернее ночи.

«В сущности, он любил лишь свою музу и облекал в поэзию все, что видел», — скромно заметила Мария Николаевна. Да, Александр Сергеевич любил свою музу и о ней писал:

Как часто по берегам Тавриды
Она меня во мгле ночной
Водила слушать шум морской.

Чувство к Марии Раевской было, по-видимому, одним из самых серьезных увлечений поэта. Мария пленила Пушкина не только своей искренностью, но и угадывавшимся в ней богатством внутреннего мира. Чистую, яркую, юношескую любовь к Машеньке Раевской Пушкин пронес через всю свою жизнь. С ее именем связаны многие произведения поэта: «Бахчисарайский фонтан», «Цыгане», поэма «Полтава», многие строфы «Онегина» и лирических стихотворений. На склоне лет, вспоминая совместное с Пушкиным путешествие, Мария Николаевна писала: «Мой отец приютил его в то время, когда он был преследуем императором Александром I за стихотворения, считавшиеся революционными. Отец принял участие в бедном молодом человеке, одаренном таким громадным талантом, и взял его с собою, когда мы ездили на Кавказские воды, так как здоровье его было сильно расшатано. Пушкин этого никогда не забывал; он был связан дружбою с моими братьями и ко всем нам питал чувство глубокой преданности». Тогда, в 1820 году, встреча с Крымом, «блеск и воздух полуденный» произвели сильное впечатление на Пушкина, пленили его на всю жизнь. И как страстно желал поэт еще раз посетить тот «край прелестный, где он любил, изгнанник неизвестный», как стремился вновь прийти сюда «вспоминать души своей мечты».

Не всем известно, что Александр Сергеевич, как его друг, владелец Карасана, Николай Николаевич Раевский-младший, хотел купить небольшое имение на Южном берегу: «Среди моих мрачных сожалений меня прельщает и оживляет одна мысль о том, что когда-нибудь у меня будет клочок земли в Крыму». Мечте первого поэта России не удалось осуществиться. Но она воплотилась позднее: Мария Александровна Гартунг-Пушкина (1832—1919), старшая дочь Александра Сергеевича, в 1912 году приобрела участок земли в Аутке, близ Ялты, и построила владельческий дом. Судьба дома Пушкиной в Ялте (Аутке) совершенно неожиданно всплыла на архивных страницах. Одноэтажный с подвалом дом построен был из керченского камня, крыт оцинкованным железом. Единственной достопримечательность здания была застекленная веранда, обращенная на юг, к морю.

Мария Александровна Пушкина-Гартунг. Конец 1850-х годов. Пастель М. Орлова

В 1925 году по Постановлению КрымЦИКа дом был предложен к продаже жителям Ялты. Худшей участи подвергся дом кн. Волконских в Аутке. В годы гражданской войны господский дом и сарай были разрушены и к продаже предлагался только земельный участок, на котором крестьяне высаживали табак.

Мария Александровна, фрейлина императрицы Александры Федоровны, весной 1860 года вышла замуж за офицера лейб-гвардии конного полка Л.Н. Гартунга — однокашника ее братьев по Пажескому корпусу. Жили Гартунги под Тулой, затем в Москве. После трагической гибели мужа Мария Александровна жила у брата А.А. Пушкина. До 1910 года М.А. Гартунг была попечительницей московской читальни, присутствовала при открытии памятника отцу в Москве. Внучатая племянница писала о Марии Александровне: «...Предо мной стояла высокая, очень стройная седая женщина, с подстриженной челкой на лбу, с узкой, в кольцах, рукой. У нее был несколько выделяющийся породистый нос, точно очерченный рот, но светлые глаза выглядели уже немолодыми. Своим обликом она действительно напоминала маркизу».

Мария Николаевна Раевская. Начало 1820-х годов. Акварель неизвестного художника

После революции дочь Пушкина осталась без средств к существованию. В 1918 году А.В. Луначарский назначил ей небольшую пенсию в 1000 рублей. Первая и единственная ее выплата пошла на погребение.

Но вернемся к отношениям Пушкина и Марии Раевской. Многие творения поэта проникнуты глубоким чувством к Марии, носят печать скрытой в тайниках души долгой любви, светлой, нежной и невысказанной.

Мария Александровна Гартунг. 1863 год. Фотография О. Нейшаффера

Даже в знаменитом, так называемом «Дон-Жуанском списке» он не решился поведать бумаге это имя, скрыв под латинскими буквами NN.

Граф Капнист свидетельствовал: «Я слышал, что Пушкин был влюблен в одну из дочерей генерала Раевского и провел несколько времени в его семействе в Крыму, в Гурзуфе, когда писал свой «Бахчисарайский фонтан». Мне говорили, что впоследствии, создавая «Евгения Онегина», Пушкин вдохновлялся этой любовью, которой он пламенел в виду моря, лобзавшего прелестные берега Тавриды, и что к предмету этой любви относится художественная строфа, начинающаяся словами «Я помню море пред грозою».

Елена Николаевна Раевская. 1820 год. Акварель неизвестного художника

Современники узнавали в героине поэмы «Бахчисарайский фонтан» Марию Раевскую. Густав Олизар, безнадежно добивавшийся руки юной Марии, в своих воспоминаниях утверждал: «Пушкин написал свою прелестную поэму для Марин Раевской».

«Бахчисарайский фонтан» — песнь любви, песнь личных, интимных воспоминаний о Крыме, о Марии. Сам Пушкин признавался: «...многие места относятся к одной женщине, в которую я был очень долго и глупо влюблен...».

Мария Николаевна Волконская. 1821 год. Литография с оригинала П. Соколова

Постепенно, из девочки-подростка Мария Раевская превратилась в прекрасную девушку, «высокого роста, стройную, с ясными черными глазами, с полусмуглым лицом, с немного вздернутым носиком, с походкою гордою и плавной». Такой видел ее Олизар, такой полюбил ее.

Граф Густав Олизар (1798—1865) — поэт, общественный деятель, помещик — владел 200 десятинами земель в Гурзуфе, где построил владельческий дом. Олизару было 28 лет, когда он просил руки Марии Раевской. К этому времени он добился общественного признания — занимал должность киевского предводителя дворянства. Поляк по национальности, Густав Олизар хорошо знал Адама Мицкевича, посвятил ему сонет «Аю-Даг». В своих стихах влюбленный Олизар воспевал свою Беатриче — Марию Раевскую, в которую безнадежно был влюблен. Олизар был знаком с А.С. Пушкиным, общался с ним в Киеве, Кишиневе и Одессе. В 1824 году в послании «Графу Олизару» Пушкин писал, что национальные противоречия и предрассудки не должны препятствовать общению в искусстве и что «прекрасная поэзия» объединяет племена и народы. Граф Олизар был связан с польскими патриотическими кругами, привлекался по делу декабристов, был арестован, заключен в Петропавловскую крепость, сослан в Курск. Вторично Густава Олизара арестовывали по делу польского патриотического общества. «Уважаю эту незаурядную личность», — писал о нем его лицейский друг К. Крачковский.

Густав Олизар. 1821 год. Рисунок Н.Н. Раевского-младшего

Часто бывая в обществе Раевских, романтически настроенный граф Олизар дважды сватался к дочерям генерала Н.Н. Раевского. Накануне этого предложения Олизар считал необходимым получить на бракосочетание согласие от высших представителей Польского общества и лично от князя Адама Чарторижского. В своем обращении Густав оправдывал свой шаг тем, что Раевские по генеалогическим данным, были польского происхождения. Он поместил здесь и ответ генерала Раевского, члена Государственного совета, на французском языке. Генерал Раевский отказал Олизару, но одновременно просил его не прерывать дружеских отношений, и они, действительно, продолжались.

В мае этого же года, опечаленный болезнью дочери Елены, Н.Н. Раевский сообщил сыну Николаю: «Аленушка не здорова. Граф Олизар влюблен, сватался, она не пошла за него; я б не отказал ему, но рад, что сие не исполнилось, ибо та новый союз утвердил бы еще более в несправедливом сомнении...». Каждый раз Николай Николаевич говорил категорическое «нет». Густав — поляк, иноверец и не мог быть зятем русского генерала. Олизар глубоко переживал отказ. Свое имение в Артеке он переименовал в «Кардиотрикон» — «Утешение сердца», и жил в нем долгое время. Намек на неудачное сватовство Олизара есть в стихах Пушкина:

«И наша дева молодая,
Привлекши сердце поляка —
Не примет, гордостью пылая,
Любовь народного врага».

Густав долго не мог прийти в себя. В 1839 году он вспоминал о своей неудавшейся женитьбе в письме к другу Николаю Раевскому-младшему. В это время Олизар уже три года был судьей в Киевском Совестном Суде и девять лет был женат вторым браком на графине Жозефине Ожаровской. (Первой женой Олизара была дочь сардинского министра графиня Каролина де Молло. Они поженились в 1814 году, в этом браке родилось двое детей — Кароль и Людвика). После польского восстания 1831 года Олизар жил в своем родовом имении Коростышеве и в селении Горынки, возле Кременца. Он создал образцовые хозяйства, которые с удовольствием посещали окрестные соседи-помещики. Веселый нрав, любезность и тонкое изящество манер привлекали к опальному поляку мужчин и женщин, и вместе с тем он пользовался репутацией безукоризненного семьянина и хорошего хозяина, радевшего о благе своих крестьян.

Сердце же его Беатриче в 1823 году было отдано, по словам Марии Раевской, «достойнейшему и благороднейшему из людей» — князю Сергею Григорьевичу Волконскому, владельцу нескольких тысяч душ крепостных. Достойный жених был старше ее на 17 лет. Сын оренбургского генерал-губернатора Г.С. Волконского и княжны А.Н. Репниной, Сергей Григорьевич получил отличное образование в знаменитом пансионе аббата Николя. Его блестящая военная карьера началась в 1805 году, когда Мария Раевская только появилась на свет. За участие в войне 1806—1807 годов князь Волконский получил золотой крест и золотое оружие. В 1810 году он участвовал в турецкой войне, а 1812—1814 годы Сергей Григорьевич провел в беспрерывных военных походах по Европе, был генерал-адъютантом Александра I. Князь Волконский был кавалером орденов св. Георгия IV степени, св. Владимира III степени, св. Анны I степени. Он участвовал в 58 больших сражениях!

«Жизнь С. Волконского начиналась с такими блистательными предзнаменованиями, что, казалось, должна была и увенчаться таким же концом», — писал И.С. Аксаков. Однако жизнь расставила свои акценты.

Князь Сергей Григорьевич Волконский. 1812 год. С портрета Дж. Доу

Влюбленный в Марию Раевскую, С.Г. Волконский первым известил о своей помолвке боевого друга, брата Марии Николая: «Решение моей судьбы, произнесшей да и благословение родителей меня ввергло в неописанную радость и удостоверяют в вечном счастье... весьма рад, что могу тебя, любезный друг, назвать будущим братом... голова от счастья и хлопот идет кругом и вскоре с тобой увижусь».

Александр Пушкин был знаком с генерал-майором С.Г. Волконским. В переписке Пушкина сохранилось письмо Волконского с извещением о его помолвке с Марией: «Имев опыт вашей ко мне дружбы и уверен будучи, что всякое доброе о мне известие будет Вам приятным, уведомляю Вас о помолвке моей с Марией Николаевной Раевской. Не буду Вам говорить о моем счастье, будущая моя жена вам известна). В 1825 году юная, 19-летняя, Мария Раевская вышла замуж за князя Волконского, который, по словам декабриста барона Розена, «по летам мог быть ее отцом».

«Вечное счастье» супружеской четы длилось недолго. В этот период семейного благополучия Н.Н. Раевский-отец в письме к сыну Николаю сетовал: «Машенька здорово влюблена в своего мужа, видит и рассуждает по мнению Волконских, и Раевского уже ничего не имеет). Но тучи уже сгущались над семьей Волконских. Вскоре князь Сергей Григорьевич Волконский был арестован, к общему удивлению всей семьи Раевских.

Николай I

Оказалось, что С.Г. Волконский был активным членом Южного общества декабристов, хотя и не участвовал в восстании 14 декабря 1825 года на Сенатской площади в Петербурге.

Ради великого дела Сергей Григорьевич был готов скорее пожертвовать счастьем супружества с любимой, чем отказаться от своих политических замыслов. Впоследствии в «Записках» он писал о планах женитьбы на Марии Раевской: «Давно влюбленный в нее, я, наконец, в 1824 году решился просить ее руки. Это дело начал я вести через Михаила Орлова... Я положительно высказал Орлову, что если известные мои сношения и участие в тайном обществе будут помехой в получении руки той, у которой я просил согласия на это, то, хотя, скрепя сердцем, я лучше откажусь от этого счастья, нежели решусь изменить своим политическим убеждениям и своему долгу».

Раевские, в том числе и юная Мария, до ареста Волконского были в полном неведении об участии Сергея в тайном обществе. О том, как Сергей Григорьевич стал активным участником декабристского движения, членом «Союза благоденствия», он вспоминал в своих «Записках»: в 1819 году в Киеве «я вошел в этот замечательный кружок людей... С этого времени началась для меня новая жизнь. Я вступил в нее с гордым чувством убеждения и долга гражданина и с твердым намерением исполнить во что бы то ни стало мой долг исключительно из любви к отечеству. Избранный мною путь привел меня в Верховный уголовный суд, в Сибирь, в каторжную работу и к тридцатилетней жизни в ссылке. И тем не менее ни от одного слова своего я сейчас не откажусь».

Князь Сергей Григорьевич Волконский. 1814 год. Миниатюра

После подавления декабрьского восстания Верховный суд признал Волконского виновным в том, что он участвовал «согласием в умысле на цареубийство и истребление всей императорской фамилии, в управлении Южным обществом и употреблял в печать Полевого аудиториата». Сергей Григорьевич был приговорен к смертной казни, которую заменили ссылкой на каторжные работы сроком на 20 лет.

Пока шло расследование дела, Мария Волконская проводила дни в душевных и телесных страданиях. Тяжелые роды 2 декабря 1825 года осложнились жестокой лихорадкой, перешедшей в воспаление мозга. Молодой женщине пришлось пролежать в постели два месяца. Когда она, приходя в себя, спрашивала про мужа, от нее скрывали правду, говоря, что Сергей в Молдавии. Впоследствии в «Записках» Мария Николаевна напишет: «Он в это время был уже в тюрьме и выносил все нравственные пытки допроса».

Узнав об аресте мужа, Мария сразу решила разделить его участь: «Вот уже два дня, как я узнала о твоем аресте, дорогой друг... я не позволю себе падать духом. Я надеюсь на милость нашего великодушного императора. Какая бы ни была твоя судьба, я ее разделю, я последую за тобой в Сибирь, на край вселенной, если это понадобится, ты не должен в этом сомневаться, мой горячо любимый Сергей. Я разделю с тобой тюрьму, если тебя присудят к заключению в ней».

Зинаида Александровна Волконская. 1828 год. Литография К. Агриколы

Семья Раевских, отец и брат Александр, прилагали все усилия, чтобы Мария ничего не узнала об участи Сергея и не последовала за ним. Пушкин тоже сопереживал семье Раевских.

Александр Пушкин познакомился с Волконским в 1820 году в Киеве, виделся с ним в Каменке, имении Давыдовых, встречался с 1824 году в Одессе. Не случайно именно Волконскому было поручено привлечь Пушкина в тайное общество. Об этом факте сообщает сын Волконского Михаил в письме 8 июля 1899 года к Л.Н. Майкову: «Пушкин, гений которого освещал в Сибири мое детство и юность, был мне близок по отношениям его к отцу и к Раевскому, так что я всю жизнь считал его близким себе человеком. Не знаю, говорил ли я Вам, что моему отцу было поручено принять его в Общество и что отец этого не исполнил... Как мне решиться было на это, — говорил он мне не раз, — когда ему могла угрожать плаха, а теперь что его убили, я жалею об этом. Он был бы жив, и в Сибири его поэзия стала на новый путь..

О том, как развивались события после допросов Сергея Григорьевича и его друзей-декабристов, пишет в своих мемуарах Мария: «13 июля, на заре, их всех собрали и разместили по категориям на гласисе против пяти виселиц. Сергей, как только пришел, снял с себя военный сюртук и бросил его в костер: он не хотел, чтобы его сорвали с него. Было разложено и зажжено несколько костров для уничтожения мундиров и орденов приговоренных; затем им всем приказали стать на колени, причем жандармы подходили и переламывали саблю над головой каждого в знак разжалования — нескольким поранили голову, выдали одежду — куртку и штаны из грубого серого сукна.

Екатерина Николаевна Орлова. 1820-е годы. Акварель неизвестного художника

За этой сценой последовала более тяжелая. Привели пятерых, приговоренных к смертной казни: Пестель, Сергей Муравьев, Рылеев, Бестужев-Рюмин и Каховский были повешены, трое из них сорвались, их снова вели на эшафот... Их тела положили в два больших ящика, наполненных негашеной известью, и похоронили на Голодаевом острове».

Все, кто подвергся гражданской казни, были в кандалах немедленно отправлены в Сибирь.

Мария в письме государю просила разрешения следовать за мужем в Сибирь. Известен ответ Николая I: «Я получил, княгиня, ваше письмо от 15 числа сего месяца, я прочел в нем с удовольствием выражение чувств благодарности ко мне за то участие, которое я в вас принимаю; но, во имя этого участия к вам, я и считаю себя обязанным еще раз повторить здесь предостережения, мною уже вам высказанные, относительно того, что вас ожидает, лишь только проедете далее Иркутска. Впрочем, предоставляю вполне вашему усмотрению избрать тот образ действий, который покажется вам наиболее соответствующим вашему настоящему положению.

Благорасположенный к вам Николай.
1826, 21 декабря»

Нужно было собираться в далекий путь.

«Почему Сергей не сказал об этом обществе, женясь на мне, — вот это единственная вина по отношению ко мне, т. к. он лучший из мужей, каким будет и из отцов, я его теперь люблю больше, чем когда-либо, потому что он несчастен», — писала Мария брату Александру 8 марта 1826 года.

Александр Сергеевич Пушкин. 1830-е годы. Литография с портрета О. Кипренского

В записке из Алексеевского равелина к своей сестре Софье Сергей Григорьевич сообщал, что некоторые из жен уже получили разрешение следовать за мужьями. «Выпадет ли мне это счастье, и неужели моя обожаемая жена откажет мне в этом утешении?..» — спрашивал Волконский.

Мария Николаевна предпочла мужу отца, сына, семью. Свое твердое решение нужно было ей открыть отцу, добиться согласия любимого родителя. Очень тяжелую сцену объяснения Мария помнила «до последнего вздоха». Отец был все время мрачен и неприступен. Мария сказала о предстоящем расставании, о том, что опекуном сына Николушки она назначает его, так как малютку не позволили ей взять с собой. «Я показала ему письмо Его Величества, тогда мой бедный отец, не владея собой, поднял кулаки над моей головой и воскликнул: «Я прокляну тебя, если ты не вернешься через год, — вспоминала Мария Николаевна. — Мой отец был нежно любящим семьянином, он не мог перенести мысли о моем изгнании, и мой отъезд казался ему чем-то чудовищным». Прощание было молчаливым, Николай Николаевич благословил дочь, отвернулся, не в состоянии произнести ни слова. «Глядя на него, я говорила себе: «Все кончено, я его уже больше не увижу, я умерла для семьи», — признавалась добровольная изгнанница.

В письме к дочери Екатерине Орловой, Раевский-отец размышлял, пытался найти истину в поступке Марии: «Если бы я знал в Петербурге, что Машенька едет к мужу безвозвратно и едет от любви к мужу, я бы сам согласился отпустить ее навсегда, погрести ее живую, я бы ее оплакивал «кровавыми слезами»... Но сердце отца не верило этой любви...

Благодатский рудник. Дом, где жили М.Н. Волконская и К.И. Трубецкая

Семья Раевских по-разному относилась к С.Г. Волконскому, ему посылали письма сначала увещевательные, затем более жесткие, обличительные. Мать Марии Николаевны, недружелюбно настроенная к зятю, старалась воздействовать на его поведение. Она писала осужденному в крепость: «Мой дорогой Сергей! Ваша жена приехала сюда (в Петербург) исключительно для того, чтобы увидеть Вас, и это утешение ей даровано. До настоящего времени она не знает всего ужаса Вашего положения. Помните, что она была опасно больна... Голова ее настолько ослаблена страданиями и беспокойствием, что если Вы не принудите себя быть сдержанным, будете говорить ей о вашем положении — она может потерять рассудок. Будьте мужчиной и христианином, требуйте, чтобы Ваша жена вскоре уже уехала к вашему ребенку, который нуждается в присутствии матери. Расстаньтесь совсем возможным хладнокровием». Н.Н. Раевский-отец увещевал своего зятя посланием в Петропавловскую крепость: «Жены своей ты знаешь ум, чувства и привязанности к тебе, несчастного она разделит участь, посрамленного... она умрет. Не будь ее убийцей». Впоследствии письма такого же содержания шли зятю в Сибирь.

В семье Раевских лучше всех понимала Марию Николаевну ее сестра, Екатерина Николаевна Орлова. В письмах к брату Александру она уговаривала его быть осторожным и чутким к переживаниям Марии. Екатерина Николаевна замечала, что «судьба Марии навсегда будет проливать горечь на наше бытие; что касается ее, она сможет еще найти счастье в своей преданности своему мужу в выполнении своих обязанностей в отношении к нему Выходят замуж для того, чтобы разделить судьбу своего мужа в благополучии, несчастий, в унижении...

Что касается Марии, мне кажется, вам будет трудно разубедить ее, когда узнает, что все жены осужденных сопровождают их, как будет тяжело отвратить ее от путешествия, предпринимаемого для того, чтобы увидеть, утешить, устроить, насколько позволено благополучие своего мужа. Ничто бы меня не удержало бы на месте Марии, я была бы первой в таком путешествии».

Чита. Наружный вид тюрьмы

В декабре 1826 года Мария Николаевна прибыла в Москву. «В Москве я остановилась у Зинаиды Волконской, моей третьей невестки. Она приняла с нежностью и добротой, которые остались мне памятные навсегда, окружила вниманием и заботами...

Зная мою страсть к музыке, она пригласила всех итальянских певцов, бывших тогда в Москве, и несколько талантливых девиц московского общества. Я была в восторге от чудного итальянского пения, а мысль, что я слышу его в последний раз, еще усиливала мой восторг», — вспоминала Мария Николаевна через годы.

Зинаида Александровна Волконская (1783—1862) — жена брата Сергея Волконского, князя Никиты Григорьевича, генерала свиты Александра I. Пушкин называл ее «царицей муз и красоты», сам император Александр I любил отдыхать в беседах с ней. Это она блистала своей красотой и талантами на празднествах Веронского конгресса: прекрасная музыкантша с чудным голосом, исполнительница главных ролей в трагедиях Россини. Дом Зинаиды Волконской в Москве в 20-е годы XIX века был центром литературной и артистической жизни: здесь бывали Жуковский, Вяземский, Дельвиг, Языков, Баратынский, Одоевский, Мицкевич. «Художница, музыкантша, писательница — одним словом, артистка в душе, княгиня Зинаида блистала в свете умом, образованием, талантом, богатством и этими дарами, помимо красоты, завладевала вниманием высоко образованных и талантливых людей, которых соединяла у себя... Она собирала на своих вечерах цвет тогдашнего артистического и литературного мира; у нее мой дядя и его даровитые товарищи С.А. Соболевский, С.П. Шевырев. М.П. Погодин, Киреевские, Хомляковы встречались с А.С. Пушкиным, князем П.А. Вяземским, Адамом Мицкевичем», — писал о княгине З.А. Волконской племянник поэта Д.В. Веневитинов. Зинаида Александровна, известная в свое время красавица, женщина очаровательного ума, блестящих художественных дарований, была другом Пушкина, Гоголя, Веневитинова... Ей принадлежала мысль создания в Москве музея европейской скульптуры, осуществленная только в 1912 году основанием Музея изящных искусств имени императора Александра III (ныне музей А.С. Пушкина — авт.).

Мария Николаевна Волконская в Сибири. 1828 год. Акварель Н. Бестужева

В 1829 году Зинаида Александровна уехала в Италию. После смерти Пушкина она установила в саду своей римской виллы стелу с именем поэта.

В конце 1826 года в салоне Волконской состоялась последняя встреча двадцатилетней Марии Волконской с Александром Пушкиным. На Марию нельзя было смотреть без сожаления, надрывавшего сердце, и без восторга одновременно. Пушкин склонялся к ее руке; ни слова о чувствах. Говорил, что напишет сочинения о Пугачеве, что поедет на Урал, переберется в Сибирь, увидит ее там. Прощался. Больше Пушкин никогда не видел Марию Николаевну. Чувство огромной утраты и непреодолимой боли пережил поэт. Может быть, самая большая любовь в его жизни прошла мимо? Но духовная связь Марии Волконской с Александром Пушкиным не прервалась.

В Сибирь вместе с посланием декабристам Пушкина Мария везла еще одну драгоценность, связывавшую их, — перстень с сердоликом, талисман любви и страсти, принадлежавший Пушкину и выигранный Марией Николаевной в лотерее, разыгранной некогда в доме Раевских. Эту реликвию Мария пронесла через всю жизнь. Перед смертью Мария Николаевна передала кольцо сыну, затем внучка Волконских преподнесла его в дар Пушкинскому Дому Императорской Академии Наук. Тонкое золотое кольцо, в оправу которого вставлен сердолик с изображением трех амуров, садившихся в ладью. Амур, или Купидон, в римской мифологии соответствовал греческому Эросу. В пушкинское время Амур был символом любовной страсти. Вырезанные на камне три амурчика в ладье усиливали символику любви.

Декабристы в камере Читинского острога. 1828 год. Н.П. Репин

Тридцать семь дней добиралась М.Н. Волконская к мужу в Сибирь. 25 февраля 1827 года прибыла она, наконец, в Благодатский рудник Нерчинского завода. В памяти княгини был Иркутск, где ей пришлось принять и подписать предложенные унизительные условия: жена ссыльнокаторжного, государственного преступника, не защищена законом от оскорблений и унижений; их дети, рожденные в ссылке, становятся казенными заводскими крестьянами; не дозволено брать ни денежных сумм, ни дорогих вещей; уничтожается право на крепостных людей, прибывших с ней.

На Благодатском руднике, где содержался Сергей Григорьевич, Мария Николаевна разместилась вместе с княгиней Екатериной Трубецкой в крестьянской избе напротив тюрьмы. Декабристам Мария вручила пушкинское послание. В каторжном рубище декабристы шепотом повторяли пушкинские строки:

«Оковы тяжкие падут,
Темницы рухнут, и свобода
Вас встретит радостно у входа,
И братья меч вам отдадут».

Послание Пушкина разошлось по всем местам, где томились осужденные. Ответ Александра Одоевского был потрясающ — декабристы не сломились:

«Но будь спокоен, бард: цепями,
Своей судьбой гордимся мы
И за затворами тюрьмы
В душе смеемся над царями».

«Они [декабристы] разливали около себя теплый свет христианской любви друг к другу, к женам, поселенцам, — рассказывал И.С. Аксаков. — В комнате М.Н. Волконской было пианино, шкап с книгами, два диванчика, — «почти нарядно», — утверждала она». Терпя от голода, от холода, от недостатка денег, княгиня Мария Николаевна сама стирала белье, мыла полы, питалась хлебом и квасом.

Осужденные находились в грязной и темной тюрьме, разделенной сенями на две половины, в одной — рецидивисты каторжные, в другой — 8 государственных преступников.

Закованные в кандалы, арестанты работали в подземных шахтах, спускаясь в них в 5 часов утра и оставаясь там до 11-ти дня. Норма выработки полагалась по три пуда руды на каждого.

Декабрист Иван Иванович Пущин. 1837 год. Акварель Н.А. Бестужева

Нужно отметить, что генерал-губернатор Восточной Сибири впоследствии облегчил участь политических каторжан: позволил им работать без изнурения, с выходными днями, но велел «надзор за ними усугубить».

До 13 сентября 1827 года ссыльные находились вместе с женами на Благодатском руднике. Следующим этапом назначения после длительных прошений стала Чита. Здесь был построен для заключенных большой острог, в котором они пребывали четыре года. Для Волконских это были тяжелые годы невосполнимых утрат. Умерла, не прожив и одного дня, дочь Софья, родившаяся в Чите и погребенная в ограде старой Читинской церкви. Огромную потерю понесла семья Волконских — смерть Николушки, сына полутора лет, оставленного на попечении свекрови, княгини А.Н. Волконской, статс-дамы Зимнего дворца. В зимние вечера 1829 года, по просьбе генерала Н.Н. Раевского-старшего, Пушкин написал эпитафию умершему в Петербурге сыну Марии Николаевны, «умилив и согрев хоть на минуту растерзанное сердце генерала». Второго марта Николай Николаевич сообщил дочери в Сибирь: «Хотя письмо мое, друг мой Машенька, несколько заставит тебя поплакать, но эти слезы будут не без удовольствия; посылаю тебе надпись надгробную сыну твоему, сделанную Пушкиным... Это будет вырезано на мраморе.

В сиянии и в радостном покое,
У трона вечного творца,
С улыбкой он глядит в изгнание земное,
Благословляет мать и молит за отца».

В ответном письме М.Н. Волконская пишет отцу: «Я читала и перечитывала, дорогой папа, эпитафию моему дорогому ангелочку. Она прекрасна, сжата, полна мыслей, за которыми слышится столь многое. Как же я должна быть благодарна автору; дорогой папа, возьми на себя труд выразить ему признательность». В сообщении брату Николаю в Тифлис Мария Волконская дала истинную оценку пушкинскому четверостишию: «Слова утешения материнскому горю, которые он смог найти — выражение его таланта и умения чувствовать».

Мария не могла писать никому из друзей. После получения письма от отца Мария написала на клочке бумаги без подписи, получив Пушкинский некролог на смерть Ники.

«В моем положении никогда не знаешь, доставишь ли удовольствие, напоминая о себе старым знакомым. Но все-таки напомните обо мне Александру Сергеевичу Я поручаю Вам возобновить выражения моей благодарности за эпитафию Николиньки. Уметь утешать скорбь матери есть действительное доказательство его дарования и его способа чувствовать».

Образ Марии Николаевны Волконской снова всплыл в памяти Пушкина, но уже в поэме «Полтава»:

Вокруг высокого чела,
Как тучи, локоны чернеют,
Звездой блестят ее глаза,
Ее уста, как роза рдеют.

И, наверное, последним поэтическим воспоминанием Пушкина о княгине Волконской было стихотворение «На холмах Грузии лежит ночная мгла», написанное 15 мая 1829 года:

«Я твой по-прежнему, тебя люблю я вновь
И без надежд и без желаний.
Как пламень жертвенный, чиста моя любовь
И нежность девственных мечтаний».

В сентябре 1828 года ссыльным каторжанам разрешили снять кандалы. 14 сентября 1829 года, не выдержав разлуки с любимой дочерью, умер Николай Николаевич Раевский. «Я так мало, — пишет Мария Николаевна в своих «Записках», — была подготовлена к этому, потрясение было так сильно, что мне казалось, что небо упало на мою голову. Я заболела... Я столько упрекала себя, — за письма, которыми огорчала отсюда, обожаемого, а накануне своей смерти он говорил обо мне с похвалой и любовью, показывая мой портрет доктору Фишеру. Не могу Вам сказать, какую отраду доставили мне эти подробности».

На смертном одре бедный отец примирился с дочерью, указывая на ее портрет, он сказал своему сыну: «Вот самая удивительная женщина, которую я знал».

1830 год принес новые изменения в жизнь осужденных. Их направили в Петровский металлургический завод двумя партиями. Нужно было преодолеть 600 верст пешком, только больные, в числе их был и Сергей Волконский, смогли воспользоваться подводами. Жены следовали за партиями, переезжая от одного привала к другому. Осужденные были размещены в казематах, кельи (7 аршин длины и б аршин ширины), совершенно темные, без окон. Только весной 1831 года государь повелел, чтобы в наружной стене было прорублено окно.

Александр Викторович Поджио. Начало 1860-х годов. Фотография

В 54 номере в сложных бытовых условиях помещались Сергей Григорьевич с супругой. Затем княгиня перешла в собственный небольшой деревянный дом, а с 1835 года Высочайше разрешили и Волконскому жить в своем уже большом деревянном доме.

Мать Сергея Григорьевича, статс-дама Зимнего дворца, неоднократно вальсировавшая на балах с государем, хлопотала об участи сына. Но княгиня Александра Николаевна Волконская скончалась в 1835 году, так и не успев навестить сына в Сибири. В посмертном письме к императору она просила помочь Сергею Григорьевичу, вывести его из Сибири, позволив жить под надзором в родовом имении. Частично удовлетворив просьбу уважаемой им княгини, Николай I оставил Волконского в Сибири на поселение в глухом селении.

22 августа 1836 года срок каторжных работ С.Г. Волконскому был сокращен на 5 лет. И только в 1837 году С.Г. Волконский был направлен в селение Урик. Переехав озеро Байкал по льду, прибыла сюда и княгиня Волконская.

Софья Николаевна Раевская, сестра М.Н. Волконской. Портрет неизвестного художника

«Никогда не падала духом и не выказывала никогда грусти; была весела и любезна в обществе мужа и его товарищей, но горда и взыскательна с комендантом и начальником острога», — так отзывались о Марии Николаевне ссыльные. Волконская и другие жены декабристов внесли теплоту и уют в жизнь ссыльных, служили для них связью с внешним миром. Декабристы боготворили этих женщин, которые как «ангелы с лазури низлетели с отрадою к страдальцам той страны и узникам с улыбкой утешения любовь и мир душевный принесли».

Дома Волконских и Муравьевых находились вне неприглядного села Урик, «без воды и растительности». Поэтому на лето они переезжали в деревянный домик, построенный в двух верстах в лесу. Он возвышался над быстрой и холодной Ангарой, одной из красивейших рек Сибири.

В Урике и окрестных селах поселены были товарищи и друзья С. Волконского — доктор Ф.Б. Вольф, М.С. Лунин, Н.М. Муравьев с братом А.М. Муравьевым, в десяти верстках — братья Поджио; П.М. Муханов. Отношения между ними были самые близкие и дружественные. У Муравьева и Лунина были замечательные библиотеки, присланные им родственниками, все получали книги и газеты, не воспрещена была охота. Каждый из переселенцев получил земельный надел. Жизнь протекала, казалось, в обычных рамках, но ограниченных и стесненных требованиями.

Сергей Григорьевич Волконский. 1835 год. Акварель Н. Бестужева

Сергей Григорьевич Волконский отдался с любовью агрономии и очень сблизился с рабочим людом. Ссыльные учили крестьян грамоте и разным ремеслам.

Конечно, большой радостью и счастьем для Волконских было рождение детей в далекой Сибири. В 1832 году родился сын Михаил — «мой обожаемый Миша» и через два с половиной года — дочь Елена, любимая Нелли. «Моя любовь к Вам обоим была безумная, ежеминутная», — писала Мария Николаевна в своих «Записках». В переписке со своим любимым братом Александром М.Н. Волконская подчеркивала ту значимость, которую имели для нее дети: «Жить с моими детьми и для них — это условие моей собственной жизни, разлучать нас значило бы произнести приговор надо мной».

Воспитанием и образованием своих детей Волконские занимались сами и с помощью своих товарищей по ссылке. Мария Николаевна преподавала им французский и английский языки, Н.А. Муханов — математику, А.В. Поджио — русский язык, историю и географию, М.С. Лунин — английский язык, учителя Иркутской гимназии — латинский и законоведение, а это стоило денег.

Иван Иванович Пущин. 1857 год. Фотография А. Бергнера

Волконским явно не хватало средств на сносную жизнь, так как приходилось помогать многим нуждавшимся товарищам. Чтобы облегчить положение ссыльных, братья, сестры княгини Волконской высылали из Москвы одежду, белье, провизию. Мария Николаевна пользовалась седьмою частью бывшего состояния ее мужа и своим собственным имением, доставшимся ей в приданое. Брат Александр Николаевич Раевский заведовал ее собственностью, проживая в Москве и в течение 30 лет постоянно заботясь о ее материальном положении. В 1838 году родственники ходатайствовали о назначении Волконским дополнительных средств, но безуспешно. К этому же времени относится ходатайство брата Николая Николаевича Раевского-младшего, генерал-лейтенанта, командовавшего Черноморской линией на Кавказе, графу Бенкендорфу. «Единственное желание мое состояло... определить солдатом в линейный баталион или поселить на восточном берегу мужа сестры моей с семейством... Волконскому более шестидесяти лет, недолго будет он пользоваться переменою мест... Она останется милостью более для невинных детей и почтенной их матери», — безответно обращался к властям генерал-лейтенант Н.Н. Раевский-младший.

Близкие, родные Марии знали, что она не любила своего мужа, но разделила судьбу своего супруга, потому что преклонялась перед его героизмом и страданиями — и это было главным в ее судьбе.

«Невольно перед ним я склонила
Колени — и, прежде чем мужа обнять,
Оковы к губам приложила...».

— писал Н.А. Некрасов. Не бросилась ему на грудь, не целовала безудержно, а перед кандалами склонила голову. Так состоялась их первая встреча «во глубине сибирских руд».

Из Сибири шли послания, в которых жены и дети ссыльных писали о семьях декабристов. Радовались, рассказывая о дружной, любящей друг друга чете Трубецких. О Волконских писали, что «на них больно смотреть».

Сын декабриста Якушкина, наблюдавший семейную жизнь Волконских, писал: «Этот брак, вследствие характеров совершенно различных, должен был впоследствии доставить много горя Волконскому и привести к той драме, которая разыгрывается теперь в их семействе. Любила ли когда-нибудь Мария Николаевна своего мужа, это вопрос, который решить трудно, но, как бы то ни было, она была одной из первых, приехавших в Сибирь разделить участь мужей... Подвиг, конечно, небольшой, если есть сильная привязанность, но почти непонятный, ежели этой привязанности нет. Много ходит невыгодных для Марии Николаевны слухов про ее жизнь в Сибири. Говорят, что «даже сын и дочь ее — дети не Волконского». Другие сообщения определенно указывали, что сын Марии Николаевны Михаил рожден от декабриста А.В. Поджио, а дочь, знаменитая красавица Нелли, — от И.И. Пущина.

Несносность характера Волконского Мария испытала в первые же месяцы семейной жизни, об этом она говорила сестрам. За 30 лет пребывания в жестких условиях могла произойти переоценка ценностей. Мария Николаевна была посаженой матерью на многих свадьбах декабристов. Брызжущее счастье молодых захлестывало Марию и настраивало ее испытывать «несказанное, синее, нежное». Мария должна была почувствовать великое счастье — любить. И счастье, пусть не вечное, посетило ее. Дети для Марии Николаевны были святыми. Свою жизнь она посвятила им, оставаясь всегда гордой и добропорядочной.

В 1841 году по случаю бракосочетания наследника Александра Николаевича последовала Высочайшая воля, «о детях, рожденных в Сибири от сосланных туда государственных преступников — детей мужского пола отдать в кадетский корпус с утверждением прав дворянства после окончания такового. Детей женского пола устроить в учебные заведения». Но детям не разрешалось носить фамилии отцов, они должны были именоваться по отчеству: Сергеевыми, Ивановыми. Так хотели уничтожить в последующих поколениях эту связь с отцами и предками. Генерал-губернатор вызвал к себе Волконского, Муравьева и Трубецкого и пытался заставить их подписать сделанное предложение — определить детей в разные города на учебу. Трое отказались.

Мария Николаевна Волконская-Раевская. 1845 год. Дагерротип А. Давиньона

Душевные волнения, через которые прошла при этих обстоятельствах княгиня Волконская, и боязнь, что дети будут отняты, так потрясли ее, что она заболела и не могла больше никогда вернуть своего крепкого здоровья: «судороги в сердце у меня возобновились». В письме к начальнику штаба Л.В. Дубельту, который только начинал свою службу, княгиня просила перевести их семью в Иркутск до выздоровления с разрешением Сергею Григорьевичу «приезжать туда по временам». В январе 1845 года ходатайство Марии Николаевны было удовлетворено. В 1846 году Волконские получили разрешение обучать в Иркутской гимназии своего сына Михаила Волконского, который учебное заведение закончил с золотой медалью.

В 1850 году к Волконским в Сибирь прибыла Софья Николаевна Раевская — за 24 года ссылки это была первая родственная душа. Но встреча с Марией и Сергеем не была радостной... Младшая сестра Марии Николаевны, умная и образованная, как-то писала о себе одному из своих племянников: «Я — Раевская сердцем и умом, наш семейный круг состоял из людей самого высокого умственного развития, и ежедневное соприкосновение с ними не прошло бессплодно». От всех детей Раевских Софья Николаевна отличалась своими вечными нотациями и поучениями. «Вечная ажитация» не прошла бесследно — замуж Софья не вышла и осталась девицей, состояла фрейлиной императорского двора. Вместе с матерью и сестрой Еленой долгое время жила в Италии. Как мудро заметил Л.Н. Толстой, «будут и есть охлаждения, отпадения, отречения и даже предательства», и в семье Раевских происходили такие метаморфозы.

Ежедневно общаясь с матерью, Софья высказывала в адрес Марии что-то очень нехорошее, подленькое, наверное, об отношениях Марии с А.В. Поджио и И.И. Пущиным. В результате Софья Алексеевна Раевская изменила свое завещание в пользу младшей дочери Софьи. Сразу всплывает в памяти оценка современников жены Н.Н. Раевского-старшего — юна больше супруга, чем мать».

Сергей Григорьевич Волконский. 1861 год. Фотография С. Левицкого

Поездка Софьи Николаевны в Иркутск в 1850 году должна была загладить вину перед Марией.

После жесткого объяснения отношения остались холодными и не принесли удовлетворения. «Мы друг друга понимаем, — писала Волконская уже после возвращения в Россию, — и не можем любить друг друга, хотя соблюдаем видимость добрых отношений, но к детям моим, — может быть для успокоения своей совести, — она относится прекрасно, и я ей за это глубоко благодарна». После смерти в 1852 году Елены Николаевны Раевской Софья Николаевна жила в Москве с родственниками, в полном одиночестве, затем в киевском своем имении Сунки, где у нее было 800 десятин пахотной земли и 1500 десятин леса. Умерла Софья Раевская в 1881 году в возрасте 75 лет.

Доктор Н.А. Белоголовый, видевший Марию Николаевну Волконскую в 1850-х годах в Иркутске, рассказывал о ней: «Помню ее женщиной высокой, худощавой, с небольшой относительно головой и красивыми, постоянно щурившимися глазами. Держала она себя с большим достоинством, говорила медленно и вообще, на нас, детей, производила впечатление гордой, сухой, как бы ледяной особы, так что мы всегда несколько стеснялись в ее присутствии». Марии Николаевне в этот период было уже под пятьдесят.

Софья Григорьевна Волконская. 1814 год. Акварель с оригинала Ж.Б. Изабе

В 1854 году в Иркутск к любимому брату и свояченице приехала Софья Григорьевна Волконская (1785—1868), жена министра двора П.М. Волконского. Она знала Пушкина, несколько раз встречалась с ним в Одессе, в Петербурге. В доме Софьи Григорьевны на Набережной реки Мойки была последняя квартира Пушкина, где поэт жил с октября 1836 года и умер. Несмотря на суровые условия дороги, княгиня Софья Григорьевна погостила у брата и несколько скрасила пребывание родных в далекой Сибири.

Жизнь шла своим чередом, выросли дети Волконских. В сентябре 1850 года Нелли вышла замуж за чиновника Д.В. Молчанова, состоявшего при генерал-губернаторе, и сразу уехала с ним в Петербург, к счастью родителей, стала свободным человеком. Елена Сергеевна просила императрицу о разрешении матери прибыть в Москву для совещания с врачами в виду плохого ее здоровья. Приезд княгини Волконской в Москву омрачился смертью зятя Д.В. Молчанова, страдавшего неизлечимой болезнью.

Сын Волконских Михаил Сергеевич делал успехи. За устройство первых русских крестьянских поселений на Амуре получил чин дворянского сословия и был награжден орденом Владимира 4 степени.

Мария Николаевна Волконская. 1860 год. Фотография

Только 26 августа 1856 года «государственному преступнику Сергею Волконскому и законным детям его» были дарованы все права потомственного дворянства, но без почетного титула «князь», без прав на прежнее имущество, с правом проживания в любом городе, за исключением Санкт-Петербурга и Москвы. Высочайший указ касался всех ссыльных. Государь Александр II изъявил волю, чтобы этот указ был отвезен в Сибирь сыном С.Г. Волконского титулярным советником Михаилом Сергеевичем Волконским. В день коронования Александра II в Кремлевском дворце М.С. Волконский получил от шефа жандармов князя Долгорукова Высочайший манифест, в тот же вечер на перекладных выехал в Сибирь и через 1 б дней прибыл в Иркутск. Между арестом и помилованием прошел 31 год.

Из декабристов, отправленных в Сибирь числом 121, выжили только 19. Смерть в изгнании настигла княгиню Е.И. Трубецкую.

30 лет пребывала Мария Волконская в Сибири. Ее сын и издатель «Записок» М.С. Волконский дал матери высшую оценку о годах в Сибири, где прошла ее молодость: «Воспитанная в строго-нравственной и просвещенной семье Н.Н. Раевского, княгиня Мария Николаевна всю жизнь оставалась верной началам веры и добродетели, в ней почерпнутым. Она принесла в Сибирь полученное ею в семье образование. Прекрасно владея французским и английским языками, она постоянно читала. Одаренная замечательным голосом и изучившая музыку она, всегда веселая, никогда не падавшая духом. Ее любвеобилие широко разливалось на всех окружающих, особенно на ссыльных, на крестьян, нуждающиеся семьи и на детей».

Александр II

В 1855 году Мария Николаевна отправилась на лечение за границу. Встречавшая ее там Е.А. Нарышкина в воспоминаниях писала: «Благородное лицо ее носило следы великого своего прошлого.

Глубокие черные глаза ее имели грустное выражение, но все в ней говорило о спокойствии после перенесенной бури, о нравственной силе, покорившей испытания, от которых содрогнулось бы ее мужественное сердце, если бы могло их предвидеть».

В Париже состоялась свадьба дочери Волконских, вышедшей вторым браком за графа Николая Аркадьевича Кочубея. Затем Волконские переехали в Ниццу. Весной 1859 года в Женеве была отпразднована вторая свадьба — сына Михаила Сергеевича с княжной Е.Г. Волконской, издавшей впоследствии книгу «Род Волконских». Благословив сына, Волконские возвратились в Россию, в село Вороньки Черниговской губернии, имение зятя графа Н.А. Кочубея.

Мария Николаевна Волконская. 1860 год. Фотография

С.Г. Волконский 30 лет искупал свою вину и стал свободным человеком в 75 лет, глубоким старцем. Началась гражданская жизнь, ничем не ограниченная, но омраченная огромными потерями — неизлечимой болезнью, подагрой, смертью родителей и братьев.

С.Г. Волконский находился в Париже, когда пришло известие о Манифесте 19 февраля 1861 года об отмене крепостного права в России. Позже он говорил, что это была лучшая минута в его жизни — исполнилось заветное желание князя Волконского. Русские собрались в православной церкви в Париже. Волконский плакал, руки и ноги его дрожали, слезы счастья и благодарности Царю-освободите-лю катились по лицу старика — не даром прошла жизнь.

Сергей Григорьевич Волконский. 1857 год. Фотография

Но все равно каждый шаг, каждый его переезд был под надзором полиции. В 1863 году в 75-летием возрасте он подал ходатайство о снятии с него полицейского надзора и о возврате права носить военные знаки отличия — серебряные и бронзовые медали в память 1812 года и Прейсши-Эйлауский крест (только 8 человек удостоились такой награды). Эти просьбы были удовлетворены государем, но княжеский титул Сергею Григорьевичу не вернули.

Теперь она была старушка, с гладко причесанными волосами, только на ушах закрученными в два локона. Седины не было, белый кисейный чепец обрамлял серьезное лицо и ложился концами на бархатную кацавейку. Остался прежний рост, остались удивительные глаза. В них осталась прежняя грусть и было много нового страдания и много новой мысли.

С.М. Волконский. «О декабристах»

Его длинные серебристые волосы были тщательно причесаны, его такая же серебристая борода подстрижена и заметно выхолена, и все его лицо с тонкими чертами и изрезанное морщинами делали из него такого изящного, картинно-красивого старика, что нельзя было пройти мимо него, не залюбовавшись этой библейской красотой.

Н.А. Белоголовый. «Воспоминания»

В эти годы С.Г. Волконский стал прототипом героя романа Л.Н. Толстого «Декабристы» — «с белыми, как снег, волосами и бородой, с добрым и гордым взглядом и энергическими движениями», — писал о нем Лев Николаевич. О своей встрече с Волконским во Флоренции зимой 1860—1861 годов Толстой рассказывал: «Его наружность с длинными седыми волосами была совсем как у ветхозаветного Пророка. Это был удивительный старик, цвет петербургской аристократии, родовитой и придворной».

10 августа 1863 года на руках дочери и сына княгиня Мария Николаевна скончалась. Ей было всего 56 лет. В мемуарных записках княгиня вспоминала: «Мои родители думали, что обеспечили мне блестящую будущность. Мне было грустно с ними расставаться: словно, сквозь подвенечный вуаль, мне смутно виднелась ожидавшая нас судьба».

Сергей Григорьевич Волконский в семье дочери Е.С. Кочубей в имении Вороньки. 1859—1865 годы. Неизвестный фотограф

«Блестящую будущность» Мария Волконская заслужила в благодарной памяти потомков.

Смерть Марии Николаевны, так мужественно разделившей тяжелую участь мужа, потрясла Волконского страшным ударом. С этого времени начала развиваться новая болезнь — паралич конечностей. Вторая поездка за границу уже не принесла Сергею Григорьевичу пользы — он спешил в Россию умереть подле могилы своей жены.

Граф Михаил Федорович Орлов. Портрет неизвестного художника

Летом 1865 года больной, лишенный ног, Волконский перевезен был в село Вороньки. Еще за день до смерти он занимался чтением, писал письма, распоряжался выпиской журналов. 28 ноября 1865 года С.Г. Волконский скончался на 78-м году на руках дочери Нелли «тихою смертию христианина», на два года пережив любимую супругу. Дочь Елена Сергеевна построила в Вороньках церковь над могилами родителей и перенесла в нее иконы, бывшие с Волконскими в Сибири. Над сводами был высечен текст — эпиграф к «Запискам» М.Н. Волконской — «Радуйся, неусыпающая попечительнице во узах и темнице сидящих».

А под иконостасом на доске были приписаны стихи из Псалмов, взятые С.Г. Волконским в качестве эпиграфа к его «Запискам»:

«Господь возводит низверженные,
Господь решит окованные».

Храм не сохранился: в 1937—1938-м годах церковь была разобрана на кирпичи для постройки магазина и школы.

* * *

В 1873 году в село Вороньки приехал Александр Викторович Поджио (1798—1873). Он на 10 лет пережил Марию Николаевну и на 8-Сергея Григорьевича. По амнистии 1856 года, Александр Викторович выехал из Иркутска в Псковскую губернию, где жил племянник — сын брата Иосифа. Из-за конфликта с племянником, он вынужден был уехать и с 1861 года управлял имением сына Елены Сергеевны Волконской в селе Шуколово Московской губернии. Затем сопровождал Елену Сергеевну Кочубей в Европу, посетил Францию, Италию. В Париже с дочерью С.Г. Волконского Еленой Сергеевной познакомился Иван Сергеевич Тургенев. В ноябре 1860 года в письме к графине Ламберт он писал: «Здесь есть Кочубей, женатый на дочери Волконского, бывшей Молчановой: и он, и она милые люди и так любят друг друга, что весело глядеть на них».

Наверное, и село Вороньки притягивало всех родных и близких теплотой атмосферы и гармонией отношений. Здесь нашли последний приют Мария Николаевна и Сергей Григорьевич Волконские, их близкий друг Александр Викторович Поджио.