Ореанда в Крымскую войну 1854—55 гг.

Только что отстроенный (к августу 1852 г.) и вслед затем меблированный царский дворец в Ореанде подвергся большой опасности от неприятеля во время Крымской войны 1854—55 г. Интересны донесения смотрителя Ореандского дворца «собственной его величества конторе», относящиеся к указанному периоду, уже по одному тому, что Ореанда и весь южный берег Крыма находились в ближайшем соседстве с главным театром военных действий. Картинно описание первого появления неприятельского флота: «и на рассвете сего 22 сентября (1854 г.) усмотрены в близком расстоянии от берега против Ореандского дворца стоящие на якорях 10 неприятельских пароходов с большим числом баркасов... по разведении паров пароходы "сделали направление" к г. Ялте и высадили десант, который как в самом городе, так и в ближайших его окрестностях, в том числе в имении Потоцкого "Ливадия", произвели грабеж рогатого скота, провианта, фуража, вина, винограда и имущества». Донесение смотрителя следует сопоставить с другими архивными данными. Городские власти г. Ялты в своем донесении тоже жалуются на «грабеж» со стороны десанта, так как неприятельские фуражиры заплатили-де только половину стоимости забранных продуктов. В этой подробности и вся разгадка «грабежа»: неприятель забирал продукты по твердым ценам. Действительно, при всем желании ялтинских властей пожаловаться на бесчинства неприятельских войск они не могли привести в своих донесениях ни одного факта убийства, насилия и даже ареста. Ведь нельзя же считать бесчинством указанный в архивных документах случаи, что неприятельские солдаты жарили во дворе полицейского управления купленных им куриц и для растопки взяли небольшое количество бумаги из управления. Нам кажется удивительным то обстоятельство, что неприятель был буквально в 2-х верстах от Ореандского дворца (именно в Ливадии) и не заглянул в него как 22 сентября, так и в последующие разы.

Тут одна ссылка на «культурность» неприятеля будет неубедительна. Можно предположить, что англо-французское главное командование, желавшее подчеркнуть «рыцарскую любезность» королей английского и французского к русскому царю, отдало соответствующий приказ относительно Ореанды. Цари и короли привыкли вести войны за счет народных ресурсов, сами лично ничем не рискуя.

Несколько неожиданной, но чрезвычайно характерной для времени Николая I является необычайная заботливость администрации о спасении канцелярской переписки имения. По распоряжению из Петербурга оставлена была на месте только текущая переписка, вся остальная в нескольких ящиках отправлена была в Петербург, и это при отсутствии железных дорог и в условиях военного времени, когда все повозки были нужны для обслуживания армии. По окончании военных действий в Крыму те же ящики с перепиской путешествуют обратно из Петербурга в Ореанду. Так как «дела имения Ореанды» целы и до настоящего времени (их спасли в момент пожара Ореандского дворца в 1882 г. — вот уж поистине и «в огне не горит и в воде не тонет»... казенная переписка), то можно проверить, не представляет ли архив Ореанды такой ценности, которая бы оправдывала особые заботы о его спасении. В нем находим большое количество дел по постройке Ореандского дворца и обычную хозяйственную отчетность, да еще усложненную мелочными ежедневными записями о произведенных на каждое число работах. Самое любопытное еще впереди. Как быть с текущей перепиской, которая находится на руках у смотрителя. Неужели она достанется неприятелю? Смотрителю Ореанды была дана из Петербурга инструкция — в случае приближения неприятеля удалиться из Ореандского дворца, взяв с собой все дела и бумаги. Во дворце находились ценные вещи, но рекомендовалось в инструкции спасать то, что было самым ценным для бюрократов — бумаги.

Как же протекала жизнь в Ореанде в условиях непосредственной близости неприятеля? Хозяйственная жизнь имения шла своим чередом. Рабочие и служащие оставались на местах и выполняли обычную работу; только женщин и детей время от времени в случае тревоги отправляли в Симферополь, а по успокоении возвращали обратно в Ореанду. Смотритель Ореанды проявил такую ретивость в защите интересов своего барина, что на приказ главнокомандующего в 3-х дневный срок отогнать скот дальше от моря на север за горы, ответил отказом: «выполнить буквально не могу без разрешения собственной его величества конторы, так как без скота работ производить невозможно, в случае же десанта скот отгоняется за 5 верст в скалистые леса». Мотивировка приказа главнокомандующего была достаточно убедительна («дабы неприятель не мог воспользоваться скотом, как это уже случилось»), но частный интерес помещика в данном случае взял верх над государственным. Характерен двуличный ответ из Петербурга: смотрителю впредь рекомендовать исполнять приказы главнокомандующего, донося об этом конторе лишь для сведения, но вместе с тем была одобрена предпринятая смотрителем мера в отношении скота.

Конечно, частое появление неприятеля заставляло население Ореанды переживать тяжелые минуты тревоги. Но все же была известная ясность и определенность в линии поведения; каждый знал, что ему делать в случае прихода неприятельского отряда в Ореанду, роли были распределены и т. д., наконец, неприятель был «культурный», и можно было не бояться за свою жизнь. Гораздо больше в Ореанде боялись ночного нападения со стороны местных татар. Что татары имели все основания быть недовольными политикой национального угнетения, которую проводило в Крыму царское правительство, об этом нет нужды распространяться, но тут является другой вопрос. Разве управление Ореанды не сумело установить хороших отношений с окрестным татарским населением, которые до известной степени гарантировали бы безопасность Ореанды от ночных нападений. Хотя страхи и опасения управления Ореанды были преувеличены, но... знала кошка, чье сало съела. В Ореанде форменным образом третировали татар рабочих. Из расчетных ведомостей по имению Ореанда за 30-е и 40-е годы видно, что татарин-рабочий за одинаковую работу получал на 1—2 рубля серебром в месяц меньше, чем русский рабочий (плата татарину от 3 руб., русскому от 4 руб. в месяц на харчах имения). Это тем более было несправедливо и обидно, что татары имели один нерабочий день в неделю, именно воскресенье, никаких других дней отдыха в течение года им не полагалось, русские же рабочие, кроме воскресений, праздновали бесчисленное количество церковных праздников. Ведомости ежедневных работ пестрят данными: татары производили такую-то работу, а русские праздновали... второй день крещенья, три дня масленицы, четыре дня пасхи и т. д. без конца. Празднование сопровождалось и лучшим приварком (по праздникам давали мясной борщ и кашу с коровьим маслом); недаром в Ореанде было и две кухни — для русских и татар.

Главное русское командование не оставило южный берег и царское имение без охраны; в Ореанде был учрежден казачий пост, по южному берегу от Ялты до Байдар ходили казачьи патрули. Но как только показывался неприятель, казаки, не входя в соприкосновение с неприятелем, без выстрела уходили в горы. Видимо, командование не хотело делать южный берег театром военных действий по разным соображениям, между прочим — и в целях сохранности царского дворца. Как раз самые тяжелые минуты для населения Ореанды наступали тогда, когда неприятель был вблизи Ореанды, не входя в нее, так как в это время Ореанда была открыта для ночных нападений со стороны татар.

Для защиты Ореанды от ночных нападений были вооружены русские рабочие Ореанды и инвалидная команда, которые ночью несли караульную службу. Инвалидная команда была учреждена в Ореанде еще задолго до Крымской войны для охраны, так называемого, «Ореандского зверинца», в котором находилось около 200 «даниелек» (пов-идимому дикие козы). Я позволил себе сделать маленькое отступление о даниельках для подтверждения сделанного мной предположения, что неприятель умышленно не входил на территорию царского имения. В самом деле, как иначе объяснить, что неприятельские фуражиры не использовали для мясных заготовок большое количество даниелек, которые находились все время в нижней Ореанде на самом берегу моря и, вероятно, были видны с неприятельских кораблей, стоявших не один раз в течение кампании на Ореандском рейде прямо против дворца, не только в бинокль, но и невооруженным глазом. Инвалидная команда до войны была вооружена одними пиками; если она во время войны и получила иное вооружение (об этом есть глухое упоминание в документах), то все равно боевого значения не имела и могла оставаться в Ореанде в непосредственной близости с неприятелем, не вызывая последнего на боевые действия.

Кроме охраны Ореанды, другая серьезная забота беспокоила управление Ореанды, именно — о снабжении продовольствием населения Ореанды. Необычайное вздорожаней всех продуктов на ялтинском рынке видно из следующие таблицы:

Смотритель царского имения и в данном отношении устроился за счет казны, выхлопотав в январе 1855 года из Петербурга распоряжение о том, чтобы ялтинский провиантский магазин отпускал в Ореанду муку и крупу «по казенной цене». Скоро это благополучие окончилось за переводом магазина из Ялты в другое место. Тогда созрела новая комбинация — использовать высокую рыночную конъюнктуру на мясо и ликвидировать добрую половину стада даниелек, оставив в зверинце всего 100 штук. Это было сделано с запозданием весной 1856 года, но еще при высоких ценах на мясо.

Из данного очерка можно сделать один определенный вывод — в интересах царского имения использовались несомненно государственные ресурсы. Но само имение, — что оно дало для обороны? Казалось, в январе 1855 года владелица имения — Александра Федоровна (жена Николая I) расщедрилась: распорядилась все вино из ореандского подвала, кроме запаса для служащих, отправить в Севастополь для офицеров. Но секрет необычной щедрости открывается из предшествующей переписки. С управляющим стесняться нечего (свой человек) и мотивы выложены на чистоту: 1) владелец соседнего имения (Ливадии) Потоцкий пожертвовал вино имения для военных госпиталей и неудобно отставать от него царице; 2) пожертвование Потоцкого было вызвано опасением, что вино ливадийского подвала будет захвачено неприятелем; но такая же опасность существует и для Ореандского подвала. Как видите, мотивы очень веские. Чтобы вино не пропало даром, лучше использовать его для красивого жеста перед непосвященной в секреты публикой; в результате — «патриотическое» выступление двух помещиков — ливадийского и ореандского.

Этим можно бы и закончить статью, но хочется упомянуть о знаменитой буре 2-го ноября 1854 года, которая погубила значительное число кораблей неприятельского флота в Черном море и заставила весь ученый мир западной Европы призадуматься над вопросом о происхождении бурь (тогда-то и возникло учение о циклонах). По сообщению смотрителя, сильнейшим южным ветром, между прочими повреждениями, сорвало со всей южной стороны дворца железную крышу. Получить кровельщиков из Симферополя и Севастополя удалось смотрителю не без труда, так как и там буря произвела значительные повреждения.

При всей незначительности и мелочности фактов, приведенных в данной статье, в своей совокупности они являются необыкновенно убедительными, они рисуют Романовых типичными помещиками, заботившимися до мелочей о «процветании» своих имений. На фоне грозных событий, когда по приказу Романовых солдаты и матросы геройски дрались в Севастополе и проливали свою кровь за интересы помещичьего класса, заботы Романовых о своем «уголке» перестают казаться идиллическими, обнаруживая во всей неприглядной наготе классовый эгоиз Романовых как типичных представителей и вождей помещичьего класса.