Глава 8. Тайна великой княжны

«Пошли ему, Господь, счастье!»

«Удовольствие, с которым я мыслями возвращаюсь к этому красивому приему в Зимнем дворце, для меня отравлено воспоминанием о двух бедных девочках, которые, как мы тогда думали, имели перед собою всю жизнь, а на самом деле стояли на пороге своего страстного пути», — так пишет в своих «Воспоминаниях» кн. Л.Л. Васильчикова¹ о двух старших дочерях Николая II, впервые в жизни попавших на большой великолепный прием в мае 1913 года. Для них это красочное зрелище было «новостью, редким случаем видеть петербургское общество, и по их внимательным оживленным лицам можно было видеть, что они старались все заметить и запомнить лица (представлявшихся придворных. — Н.К., М.З.). Они были такими милыми, привлекательными девочками, и то, как позднее они себя проявили в своих испытаниях, показывает, что они имели в себе свойство замечательных женщин».

Великой княжне Ольге к моменту описываемых торжеств по случаю 300-летия Дома Романовых исполнилось семнадцать с половиной, Татьяне шестнадцать лет. В многочисленных изданиях, посвященных последним Романовым и доступных сейчас широкому кругу читателей, о них приводятся только краткие сведения: описание внешности, некоторых привычек, и совсем немного об их интеллекте. О самой младшей из четырех сестер, Анастасии, до сих пор пишется больше всех, но только в связи со скандально повторяющимися появлениями самозванок.

Великая княжна Ольга Николаевна. 1895—1918. Страница дневника Ольги Николаевны за 1913 год²

«Течение неумолимого времени, а также краткость их жизней стерли из человеческой памяти индивидуальность и характеры дочерей последнего императора», — начинает главу о великих княжнах Р. Мэсси, книга которого «Николай и Александра», является одним из самых блестящих исследований о жизни Дома Романовых в преддверии октябрьского переворота. И далее писатель добавляет: «Дочери Николая II были цветущими девушками, талантам и личным качествам которых, так уж распорядилась судьба, никогда не суждено было раскрыться».

Однако, когда Мэсси работал над своей книгой, историкам, за редким исключением, не были доступны многие документы, в том числе и дневники царских детей. Между тем именно из дневников можно почерпнуть довольно любопытные сведения о характерах и интересах каждого из них. Что же касается великой княжны Ольги Николаевны, то внимательное изучение ее ежедневных записей — зачастую торопливых, иногда зашифрованных, — позволило, наконец, разгадать тайну, тщательно скрываемую от окружающих, даже самых близких.

В воспоминаниях генерал-квартирмейстера М.К. Дитерихса о старшей дочери Николая II есть одна удивительная фраза, которая никак не увязывается с образом жизнерадостной и общительной царевны, созданным авторами большинства мемуаров. Рассказывая о великой княжне, ее ровном характере, доброте, «чарующем» обращении со всеми, он вместе с тем пишет: «...Ольга Николаевна оставляла в изучавших Ее натуру людях впечатление человека, как будто бы пережившего в жизни какое-то большое горе. Бывало, Она смеется, а чувствуется, что Ее смех — только внешний, а там, в глубине души, Ей вовсе не смешно, а грустно».

Старшие дочери Николая II — великие княжны Ольга (слева) и Татьяна. 1913 г.

Итак, еще одна загадка этой замкнутой семьи, о жизни которой вне дворцового официоза знали только самые доверенные приближенные.

Но прежде, чем перейти к дневникам Ольги Николаевны, попробуем собрать воедино воспоминания о великой княжне людей, окружавших царскую семью.

Великая княжна Татьяна Николаевна. 1914 г.

Четыре сестры, разница в возрасте которых между старшей и самой младшей была всего 6 лет, удивительно отличались друг от друга внешностью, характерами и способностями. Ольга была блондинкой с несколько неправильными чертами лица, слегка вздернутым носиком и сверкающими синими выразительными и добрыми глазами. Прекрасный цвет лица и милая улыбка придавали ее облику юную свежесть и прелесть. Сравнивая великих княжон, авторы мемуаров называют самой красивой из них Татьяну либо Марию, однако сходятся во мнении, что, уступая им в красоте, Ольга Николаевна обладала очарованием, привлекавшим к ней симпатии с первого взгляда.

Жесткий придворный этикет во многих отношениях ставит членов правящих династий в изоляцию от своего народа, тем более это касается их детей, лишенных нормального порядка жизни обычных людей. В семье Николая II, где императрица взяла на себя воспитание и образование дочерей, а неизлечимая болезнь наследника обрекала и его на постоянные заботы матери, эта изоляция усиливалась благодаря личным качествам Александры Федоровны.

Николай Александрович и Александра Федоровна с первенцем — великой княжной Ольгой. 1896 г.

С горечью пишет П. Жильяр, талантливый и высокообразованный педагог, о «небрежном» образовании великих княжон, о том, что даже обладавшая прекрасными способностями Ольга Николаевна, «не находя вокруг себя необходимых элементов для своего развития», не смогла в полной мере проявить их»³. Безгранично преданный царской семье и, в свою очередь, пользовавшийся ее доверием, Жильяр тактично объясняет этот печальный факт состоянием здоровья императрицы. Другие же авторы мемуаров, даже из самого узкого круга приближенных, видят в этом более глубокую причину.

«Какая идеальная жена и мать и не создана она для того, чтобы быть императрицей одной из величайших стран земного шара!» — восклицает М.П. Бок, дочь П.А. Столыпина. Такого же мнения и начальник канцелярии Министерства Императорского Двора и Уделов А.А. Мосолов: при твердой воле и упорной настойчивости императрицы, у нее — «умственные способности и кругозор маленькой немецкой принцессы — хорошей матери, любящей порядок и экономию в хозяйстве своего дома, но не могущей по внутреннему своему содержанию стать настоящей императрицей».

Немецкая принцесса твердо усвоила все то, чему ее учили⁴ и привезла в Россию свои неизменные привычки, распорядок дня, так же, как и свою болезненную застенчивость, сыгравшую столь роковую роль в ее отношениях с высшим обществом и ближайшими родственниками Романовыми.

Императрица Александра Федоровна в своем кабинете в Ливадийском дворце

Ее замкнутость еще более усилилась от постоянно гнетущего страха матери за жизнь сына, цесаревича Алексея, самого любимого из детей. «Я не помню ни одного случая, когда бы императрица приглашала лиц, не принадлежащих к тесному кругу двора и ближайшего окружения. Даже великие княгини делали лишь редкие визиты, и то скорее по случаю какого-либо семейного торжества или когда приглашались к завтраку и дневному чаю», — вспоминал Мосолов.

Ограниченные в общении со сверстниками и не имевшие возможности непосредственного наблюдения за жизнью вне дворцов и узкого придворного круга, великие княжны, таким образом, были лишены самого главного, что с течением времени развивает умственный кругозор и дает знания, которые приобретаются независимо от учения.

Удивительно, но у царских дочерей не было даже воспитательниц: императрица «опасалась видеть кого-нибудь, вставшего между нею и ее дочерьми». При детских комнатах были няньки, но как только великие княжны покидали дворцовые апартаменты, надзор вела сама Александра Федоровна. Поскольку из-за болезни ног она была малоподвижна, то чаще всего девочки были предоставлены самим себе⁵.

Императорская яхта «Штандарт» на ялтинском рейде

Такой образ жизни выработал у великих княжон привычку к ее монотонности, а отсутствие каких бы то ни было внешних развлечений заменила нежная семейная дружба.

Знали ли они, что можно жить иначе? Во всяком случае Жильяр, который особо выделял Ольгу из всех детей Николая II, заметил в ней попытки к самостоятельности. Косвенно подтверждает это и в. кн. Александр Михайлович, когда говорит, что старшая царевна была похожа характером на свою тетку в. кн. Ольгу Александровну⁶.

Мы так подробно останавливаемся на этой стороне жизни семьи последнего самодержца, чтобы показать, почему Августейшие дети дружно заявляли, что на яхте «Штандарт» им было «веселее всего». Общение с командой «Штандарта» или с офицерами ЕИВ конвоя было для них единственным доступным до войны «окном в мир», хотя, конечно, также значительно искаженным и приукрашенным...

Интерьеры кают яхты «Штандарт». Моленная

Яхта, принадлежавшая лично Государю, занимала исключительное место в жизни царской семьи. По техническим данным самая совершенная из судов такого рода, элегантная, комфортабельная, она по праву считалась лучшей в мире.

На этом корабле, каюты которого были обставлены и украшены с изысканным вкусом, Николай II, чаще всего в сопровождении Александры Федоровны и всех детей, отправлялся с визитами в Западную Европу, путешествовал, совершал прогулки, а иногда даже просто жил по нескольку дней, не сходя на берег. Здесь все члены этой дружной семьи чувствовали себя бесконечно счастливыми. «Такая радость снова быть у себя дома на воде», — записывал Николай Александрович в своем дневнике. По свидетельству очевидцев, даже всегда замкнутая и скованная Александра Федоровна «становилась общительной и веселой, как только вступала на палубу «Штандарта».

Интерьеры кают яхты «Штандарт». Детская спальня

С наслаждением отдавались они величественной шири и свободе морского простора, тихой и мерной качке, свежему ветру. Там, на суше, кипели политические страсти, постоянно требовавшие принятия решений по сложнейшим вопросам жизни огромного государства, там было светское общество, со скрытой враждебностью относившееся к непопулярной в стране императрице, а здесь, на борту прекрасной яхты, все это казалась таким далеким...

Команда корабля была тщательно вышколена опытными и преданными офицерами. Некоторые из них — командир яхты капитан I ранга И.И. Чагин и особенно старший офицер Н.П. Саблин⁷ — были личными друзьями императорской четы.

Офицеры яхты занимали привилегированное положение и чаще, чем даже многие особо приближенные лица, получали приглашения к Высочайшему столу. Сам император и члены его семьи, со своей стороны, принимали приглашения на чай в кают-компанию. И самое главное: «офицеров выбирали на яхту с таким расчетом, чтобы они умели создавать атмосферу идиллии и сказки...»

Каюта великой княжны Татьяны на императорской яхте «Штандарт»

В июне 1912 года в высшее аристократическое общество Петербурга просочились слухи о якобы намечающейся помолвке Ольги Николаевны с в. кн. Дмитрием Павловичем⁸. Однако она так и не состоялась.

Но вернемся к дневникам в. кн. Ольги Николаевны. В отличие от скупых записей отца и особенно сестры Татьяны, дневники Ольги 1913—14 гг. значительно эмоциональнее и наполнены переживаниями, явно связанными с одним из офицеров яхты «Штандарт». Она постоянно называет его «С», в то время как всех остальных приглашаемых с корабля во дворец или для совместных прогулок, игры в лаун-теннис — по фамилиям или именам.

Это определенно начальная буква слова среднего рода, а не имени, потому что в дневнике встречаются только сочетания «мое С.», «любимое С». Зная, как в дружной и любящей царской семье были естественны ласковые обращения друг к другу — «сокровище», «солнце», «счастье», — можно с уверенностью говорить о том, что избранник великой княжны был счастьем, озарившим неведомым ранее чувством глубокой и нежной любви ее довольно однообразную жизнь.

По дневникам можно проследить, как увлечение быстро становится душевной потребностью все время видеть его, быть рядом с ним. Она отмечает каждый день, проведенный без него: «так гадко без моего С, ужасно», «без него пусто», «С не видела и грустно». И бесконечно счастлива любой встрече с «милым», «дорогим», «золотым»: «ужасно рада видеть его», «до обеда на палубе сидела и наконец мое любимое С пришло», «слишком мне было весело, страшно весело С видеть»... Его временное нездоровье огорчает: «мое С нехорошо себя чувствует, бедное золотце. Спаси его, Господи»; она чутко ловит его настроение и отношение к ней⁹.

Кают-компания яхты «Штандарт»

Несколько дней отсутствия любимого — и тоска переходит в раздражение, прикрываемое нарочитым безразличием. Она отправляется вместе с отцом на полковой праздник казаков лейб-гвардии, кокетничает с офицерами, — но сколько радости опять увидеть его, единственного, хотя бы издалека обменяться взглядами.

Так чье же имя так тщательно скрывала в. кн. Ольга, доверяя только дневнику свою тайну, свою первую настоящую любовь?

Александра Федоровна с фотоаппаратом «Кодак» на палубе Штандарта»

Чтобы узнать, кто этот таинственный С., прежде всего, следует сравнить записи в дневниках отца и дочери, относящиеся к одному и тому же дню. Николай Александрович обычно указывал в них фамилии лиц, присутствовавших на завтраках и обедах, сопровождавших его в прогулках или составлявших партии в различных играх. То же находим и в дневниках его детей — краткое перечисление событий прошедшего дня. Для примера выберем один день, 17 ноября 1913 года.

Николай: «...Сделали общую¹⁰ прогулку с Саблиным и Вороновым (Подчеркнуто нами. — Н.К., М.З..) в Курпаты и обратно. Пили ранний чай. В 7 час. обедали внизу и затем начался бал¹¹. Поиграл в домино. В 12½ танцы кончились, и мы ушли к себе наверх».

Ольга Николаевна: «...с Алексеем, П., Н. П., Аней¹² и С., милым, в Орианду и Курпаты. Чай вместе пили, в 7 бол. обед и после бал до 12.30 м. Очень весело, уютно и ужас как хорошо... Наслаждалась чрезвычайно. С. добрый, ласковый...».

Великие княжны Ольга и Татьяна на палубе яхты «Штандарт»

Итак, это лейтенант Воронов, один из шести вахтенных начальников яхты «Штандарт»?

Сопоставляя дневниковые записи великой княжны, в которых присутствует «С», с корабельными вахтенными журналами, находим полное совпадение: там, где она пишет, что «С» на вахте, Воронов действительно дежурит на «Штандарте»; а в дни, когда он, в отличие от других офицеров, свободен от службы, — «С» — Воронов появляется в Ливадийском дворце, на прогулках с царской семьей, в Ялте на балу у кн. М.В. Барятинской, играет с императором и великими княжнами в лаунтеннис.

Цесаревич Алексей снимает пробу матросского обеда на камбузе «Штандарта»

Да и записи в камер-фурьерских журналах, фиксировавших распорядок каждого дня жизни императорской четы, однозначно приводят к такому же выводу.

И, наконец, полное подтверждение тому, что именно этот моряк со «Штандарта» стал предметом столь нежной любви юной царевны, находим в самих ее дневниках (но об этом несколько позже).

В кают-компании «Штандарта»: каждый увлеченно занимается своим делом Николай II и императрица Александра Федоровна

Значит, было в молодом лейтенанте нечто особенное, что в глазах великой княжны выделяло его из командного состава императорской яхты — статных, подтянутых, изысканно светских офицеров?

Павел Алексеевич Воронов родился 29 декабря 1886 года в семье потомственных дворян Костромской губернии. В сентябре 1904 года поступил в Морской кадетский корпус. Его послужной список вначале как будто не отличается от обычной карьеры воспитанника этого престижного учебного заведения: плавание на учебных, а затем военных судах Балтийского флота, в том числе и на крейсере «Аврора», походы за границу. Но в конце ноября 1908 года гардемарин Воронов получает назначение на крейсер «Адмирал Макаров», отправлявшийся в заграничное плавание. И вот тут молодой моряк оказался в центре событий, за которыми с тревогой и состраданием следил весь мир и которые вписали еще одну славную страницу в великую историю российского флота.

Мессина. Русские моряки извлекают людей из-под завалов. Декабрь 1908 г.

...15 декабря 1908 года, знаменитое по своей разрушительной силе Мессинское землетрясение. Мощные подземные удары превратили этот город с процветавшей торговлей и туризмом в сплошные руины. Катастрофа затронула и другие города Сицилии, юг Калабрии. В одно мгновение десятки тысяч людей оказались погребенными под обрушившимися стенами зданий, унесенными в море образовавшейся от подвижки дна десятиметровой волной; десятки тысяч обездоленных и раненых, нуждавшихся в немедленной помощи; раздирающие душу крики, стоны, плач. Повторяющиеся в течение 40 минут один за другим толчки вызвали в городах всеобщую панику. В Мессине начались пожары и грабежи — некоторые надзиратели тюрем успели открыть преступникам двери, и злая человеческая воля присоединилась к разрушительной силе стихии.

Получив известие о катастрофе в Сицилии, командующий отрядом российских военных кораблей, находившихся в то время в Средиземном море, контр-адмирал Литвинов отдал приказ срочно подойти к Мессине. В Петербург он радировал: «Прибыл с кораблями «Цесаревич», «Слава» и крейсером «Адмирал Макаров» в Мессину. Размеры действий катастрофы громадны. Город сильно поврежден. Отправил докторов и команду для оказания помощи... Вследствие переполнения больниц в ближайших городах послал «Славу» в Неаполь для отвоза раненых и доставки оттуда перевязочных материалов и дезинфицирующих средств. Работа всего личного состава вверенного мне отряда выше всякой похвалы...». Далее Литвинов сообщал, что его моряки откопали из завалов более 1800 человек, которые были срочно доставлены его кораблями в госпитали.

Мессина. Италия. Врачи и фельдшеры крейсера «Слава» оказывают первую помощь пострадавшим от землетрясения. Декабрь 1908 г.

Итальянская пресса была заполнена описанием трогательных сцен спасения погибающих людей русскими моряками, проявившими при этом поразительную энергию и героизм. Из Рима в Россию шла корреспонденция, которая даже сейчас, по прошествии более 90 лет, вызывает чувство гордости за наших соотечественников: «Римские газеты заявляют, что вся Италия горячо приветствовала русского императора, если бы он посетил страну. Печать констатирует, что Россия имеет теперь в лице Италии лучшего друга. В Неаполе офицеры и матросы крейсера «Адмирал Макаров» были встречены восторженной овацией. Где только появлялись хотя бы 2—3 моряка, их окружала толпа восторженных итальянцев. Моряков обнимали со слезами на глазах, и маленькое шествие превращалось в целую процессию. В Санта-Лючия певец Баттистини, каждая нота голоса которого ценится на вес золота, кричал во всю мощь его: «Да здравствуют наши русские братья!» Толпа восторженно это подхватывала и пела «да здравствуют русские». <...> Моряки проявили геройство, извлекая из-под обломков пострадавших, а также принимая участие при спасении денежных средств из банков. <...> Отнимая денежный шкаф сицилийского банка у бандитов, русские матросы вынуждены были выдержать борьбу с кучкой грабителей, в 3 раза превосходивших их по численности. При этом 6 моряков были ранены».

Цесаревич Алексей на руках старшего лейтенанта П.А. Воронова. Массандра. 1913 г. (Из семейного архива Вороновых-Клейнмихелей. Дар Е.В. Хазовой, племянницы П.А. Воронова, Париж)

Король Виктор-Эммануил III от имени итальянского народа выразил признательность своему другу, русскому императору, за энергичные действия его моряков: «В моей глубокой скорби спешу самым сердечным образом благодарить Тебя и Государыню за Ваше искреннее участие в горе, столь тяжко постигшем Италию. Несчастные потерпевшие никогда не забудут деятельную и великодушную помощь, оказанную Твоими славными моряками».

Впоследствии по решению итальянского правительства была отчеканена медаль для вручения особо отличившимся при оказании помощи пострадавшим в Мессинском землетрясении. Награда нашла П.А. Воронова, уже мичмана, в Ливадии осенью 1911 года. По законам того времени на право ношения ее он получил особое Высочайшее разрешение.

Несомненно, что в кругу царской семьи обсуждалась катастрофа, постигшая Италию. В срочно образованный в столице комитет «Петербург — Мессина» для сбора пожертвований поступили суммы и из личных средств Романовых.

Ливадия. Николай II и П.А. Воронов на теннисном корте. 1913 г.

И вот на «Штандарте» появляется непосредственный свидетель и участник тех событий — мичман Воронов¹³. В глазах доброй, отзывчивой и впечатлительной девушки это был герой, по воле Божьей побывавший в кромешном аду, но вышедший из него, принеся спасение многим несчастным, объятым смертельным ужасом людям.

Знал ли Павел Воронов о любви к нему «первой девицы Империи» и , было ли с его стороны какое-то ответное чувство?

Между хорошенькими великими княжнами и младшими офицерами императорской яхты вполне допускался легкий флирт: уже говорилось об особом положении последних и их роли в жизни царской семьи. Да и как можно было избежать его в кругу красивой, жизнерадостной молодежи, с увлечением предающейся веселым раскованным играм на корабле или на лоне природы: «...Поехали в Н. Массандру. В аллее встретили мое С наконец, Кублицкого и Ипполита. Играли в разные игры, колдуны, кошки-мышки <...>. Зашли к Алексею на поляну, где пили чай и картошку пекли, в сене валялись».

Яхта «Штандарт». Флаги расцвечивания в честь великой княжны Ольги Николаевны. Ноябрь 1913 г.

Но была граница, которую никто не переступал, недаром офицеров «Штандарта» приближенные сравнивали с пажами или рыцарями средневековья.

И все же, если внимательно вчитаться в записи дневников Ольги Николаевны, можно заметить, что молодой лейтенант довольно серьезно увлекся великой княжной, очарованный ее обаянием и умом, которые отмечал в своей ученице и швейцарец Жильяр. Иначе чем можно объяснить выходящие уже за рамки придворного этикета проявления радости при встречах с царской дочерью, его стремление хотя бы издали (даже с помощью подзорной трубы!) обменяться с ней взглядами, а на устраиваемых для молодежи танцах — чаще всех быть ее кавалером?

С декабря 1913 года в дневниках Ольги появляются сначала отдельные слова, а затем и целые фразы, записанные придуманным ею шифром. В этом она повторяет свою мать: принцесса Алиса Гессенская тоже с молодых лет доверяла свои потаенные чувства дневнику, заменяя буквы соответствующими значками. Не надо обладать особыми познаниями в технике шифрования, чтобы раскрыть значение таких «иероглифов», подставляя последние в нежные слова, всегда обращенные к Павлу.

Этими же значками будут написаны потом и строки, наполненные горечью и тоской по несбывшемуся счастью.

Копия «Тайнописи» в дневнике великой княжны Ольги Николаевны. 1913 г.

Несомненно, что оба они и, прежде всего Воронов, понимали всю безысходность своих отношений.

Для него чувство долга и преданности своему государю, который, к тому же, явно выделял его, как и Саблина, из всей команды «Штандарта», не позволяло питать хотя бы малую надежду на иной поворот своей судьбы. Для нее — еще был далек пример своей тетки, в. кн. Ольги Александровны, сумевшей отстоять чувство горячей любви к гвардейскому офицеру и добиться от царствующего брата и матери, вдовствующей императрицы Марии Федоровны, разрешения на морганатический брак, так сурово осуждаемый законами о престолонаследии династии Романовых¹⁴.

Ноябрь и начало декабря 1913 года, судя по дневнику, самые радостные в жизни великой княжны: все вокруг прекрасно, ей весело, она бесконечно счастлива.

3 ноября Ольге Николаевне исполнилось 18 лет. В честь этого события были устроены большой обед и танцы на юте «Штандарта». Этот свой праздник она вспоминала, наверное, потом в Екатеринбурге, среди мерзости окружавших ее охранников, как чудесный, далекий сон: удивительно теплый и тихий для ноябрьского Крыма вечер, сверкающая иллюминация яхты, палуба, украшенная гирляндами зелени, музыка, красивые, нарядные люди и, конечно же, он — ласковый, добрый, любимый...

Единственно, что огорчает в последние недели пребывания в Крыму — «он все время с Клейнмихелями»¹⁵. Несколько дней подряд они не видятся, она рассержена и при встрече — «ни слова не говорила и не хочу». Но досада быстро проходит, не настораживает и внезапное приглашение к Высочайшему завтраку в Ливадийский дворец графини Е.П. Клейнмихель, старшая племянница которой, Ольга, — фрейлина Ее Императорского Величества.

Мы никогда теперь не узнаем, была ли помолвка с Ольгой Клейнмихель решительным шагом к развязке, выбранным самим Вороновым, или же Августейшие родители, заметив особую нежность в отношениях своей своенравной дочери и гвардейского офицера, поспешили вовремя разлучить их, дабы избежать лишних пересудов и сплетен, всегда сопровождавших жизнь царской семьи? В последнем случае, наверное, почтенной графине тактично дали понять, что Их Величества благосклонно отнесутся к тому, что фрейлина О.К. Клейнмихель и лейтенант Гвардейского Экипажа П.А. Воронов соединят свои судьбы — тем более, что молодые люди явно симпатизировали друг другу.

Ливадия. После церемонии производства корабельных гардемаринов в мичманы. Рядом с цесаревичем П.А. Воронов. Октябрь 1913 г.

Но можно утверждать уверенно, — грусть, которую сразу же заметила в своем любимом Ольга Николаевна, совсем не соответствовала такому, казалось бы, радостному событию в его жизни.

17 декабря яхта «Штандарт» взяла курс на Севастополь, а 19-го семья прибыла в Царское Село. Закончился Высочайший приезд в Крым 1913 года. «У всех нас осталась тоска по Крыму», — записал Николай II в своем дневнике.

А для его старшей дочери вскоре начались дни горьких переживаний, которые можно было доверить только дневнику и только тайнописью: «Я узнала, что С женится на Ольге Клейнмихель. Пошли ему, Господь, счастье, любимому моему. Тяжело, грустно. Был бы он доволен»

Январь 1914 года был для нее самым мучительным. Не подозревая, какую боль они доставляют несчастной девушке, Анна Вырубова и великие княгини, приезжая в Царское Село, рассказывали о Воронове и его невесте, о готовящейся свадьбе: «...Пришла на 5 м<инут> т. Элла¹⁶ у нее были гр. Клейнмихель, Ольга и С., но не мое! (Счастье, но не мое? — Н.К., М.З.) Скучно и суетливо»; «Уже на сердце не хорошо, болит, плохо себя чувствует и спала только 1½ часа...».

Первая личная драма, уготованная Ольге судьбой только за то, что она не просто девушка из аристократической семьи, она — царевна, должная подчиняться законам Императорского Дома и «хранить тишину и согласие» этого Дома...

На свадьбу П. Воронова 7 февраля прибыл сам император со всей семьей. Событие это описано в дневниках и отца, и дочери, причем Ольга первый (и последний!) раз сама раскрывает, кого она называла своим Счастьем: «В 2 ч. приехал С.. М. и Сандро¹⁷ благославляли его. Около ½ 3 мы 5 с Папа и М. поехали в полковую церковь на свадьбу П.А. Воронова и О.К. Клейнмихель. Дай им Господь счастья. Оба взволнованы... Познакомились с родителями и 2 сестрами С, миленькие... Ездили к Клейнмихель. В доме для поздравления много народа». Сухая, сдержанная запись, а на сердце так тяжело и горько!

Сразу после свадьбы Павел Воронов получил двухмесячный отпуск, а затем назначение вахтенным начальником на императорскую яхту «Александрия», предназначенную для т. н. «внутреннего плавания» — непродолжительных прогулок членов царской семьи вдоль побережья Финского залива. На «Штандарте», вновь отправлявшемся весной 1914 года в Крым, его сменяет лейтенант В.К. Молоховец, мельком упоминаемый в дневниках Николая II и Ольги Николаевны за 1914 год.

Великие княжны Мария, Татьяна, Анастасия и Ольга Николаевны. 1914 г.

Теперь они видятся очень редко, а вскоре Великая война разъединит их окончательно.

А она продолжает любить Воронова, глубоко затаив свое чувство и доверяя его дневнику в коротких записях: «С. видела! Благодарю Господа!», «Спаси его, Господи!»

В последний момент перед началом грозных событий, которые вскоре потрясут весь мир, судьба давала Ольге — единственной из всей царской семьи — шанс на спасение от расправы, последовавшей через четыре года в Екатеринбурге. Как сложилась бы жизнь русской великой княжны, согласись она выйти замуж за румынского наследного принца Кароля?¹⁸ Но она отказалась весьма решительно, а родители не настаивали.

Интересно в этой связи свидетельство С.Д. Сазонова, бывшего тогда министром иностранных дел России и доказывавшего желательность этого брака с политической точки зрения.

Счастливые дни в Ливадии: Николай Александрович и Александра Федоровна

В январе 1914 года в Петербурге состоялось освящение памятника в. кн. Николаю Николаевичу-старшему, Главнокомандующему русской армией в войне 1877—78 гг. Для участия в последовавших торжествах Николай II пригласил Румынский Двор и представителей румынской армии — «для сохранения живой памяти нашего братства по оружию за освобождение Болгарии». Сразу же по прибытии в Россию наследных принца и принцессы Фердинанда и Марии¹⁹ и их двадцатилетнего сына, некоторые столичные газеты поместили на первых полосах фотографии в. кн. Ольги Николаевны и принца Кароля. Слухи об их возможной помолвке не были лишены основания. «По многим причинам, — пишет С.Д. Сазонов, — этот брак мог быть признан Русским Двором весьма подходящим и по политическим соображениям желательным, чего я не скрывал от Государя и Императрицы. Их Величества, не возражая ничего против моих доводов, настаивали только на том, чтобы брак великой княжны <...> состоялся только по более близком знакомстве молодых людей между собою и при непременном условии свободного согласия на него Их дочери».

В течение почти недельного пребывания румынских гостей в Царском Селе Ольга везде сопровождала Карлушу — так ласково-иронически называла она Кароля в дневнике марта 1914 года. При прощании императорская семья получила приглашение посетить в ближайшее время Румынию с ответным визитом. Сазонов убедил Николая и Александру Федоровну, что удобнее всего совершить это путешествие из Ливадии, куда они должны были отправиться на отдых. По взаимному соглашению свидание было назначено на 1 июня.

И далее министр приводит содержание доверительного разговора на брачную тему, который у него состоялся с императрицей на террасе Ливадийского дворца перед самым отплытием «Штандарта» в Констанцу. Касаясь дальнейшей судьбы своих дочерей, Александра Федоровна с волнением говорила о том, что сама она, до замужества скромная гессенская принцесса, мало подвергалась риску политического брака, но со страхом думает о положении великих княжон, занимавших одно из самых высоких мест в европейской династической иерархии: «Вы понимаете, как трудны браки в Царствующих Домах... Дело Государя решить, считает ли он тот или иной брак подходящим для своих дочерей или нет, но дальше этого власть родителей не должна идти».

Парадная столовая Ливадийского дворца. «Белый зал»

Встречу в Констанце подробно описали П. Жильяр и С.Д. Сазонов. Война помешала еще одному приезду румын, теперь уже в Ливадию, которую подготавливал деятельный русский министр иностранных дел на осень 1914 года. Последняя встреча Кароля и Ольги состоялась уже только в 1917 году, незадолго до отречения Николая II от престола. Русской дипломатии удалось тогда убедить Румынию открыто выступить на стороне стран Антанты, и Кароль приезжал в Россию для знакомства с положением на фронтах.

Итак, помолвка не состоялась. Но, изучая литературу о Кароле II, убеждаешься, что, сохранив себе жизнь в браке с ним, старшая дочь последнего императора едва ли была бы счастлива — слишком разными они были...

15(28) июля 1914 года Австрия начала военные действия против Сербии, 19 июля (1 августа) Германия объявила войну России. «Мерзавцы!» — так восприняла это известие в. кн. Ольга Николаевна. Вряд ли она тогда предчувствовала, что этот день — начало пути на Голгофу, который предопределен всей семье их трагической судьбой.

Во время войны Александра Федоровна и две старшие великие княжны, сдав экзамены на сестер милосердия, самоотверженно работали в царскосельском госпитале, выполняя не только все обязанности по уходу за ранеными, но и умело ассистируя при операциях. Окровавленные, обнаженные мужские тела и две чистые, целомудренные юные девушки — это высшее общество сразу осудило и поставило в вину императрице.

Сохранившиеся дневники Ольги Николаевны военных лет наполнены записями о работе в госпитале, о своих подопечных, которых она, как добрый и отзывчивый человек, всех очень любила и жалела. Были среди раненых офицеров те, которых она как-то выделяла, но никто из них не стал для нее «С» — Счастьем, заполнившим всю ее только начавшую расцветать жизнь...

Сведения о дальнейшей судьбе лейтенанта Воронова, которые нам удалось собрать, скупы и отрывочны. Вскоре после начала войны он получил назначение в действующую армию, воевал в составе 2-го отдельного батальона Гвардейского Экипажа и в Собственном ЕИВ сводном пехотном полку²⁰. В его послужном списке военных лет — несколько высоких наград за проявленные в боях мужество и храбрость.

Весь февраль и март 1917 года он находился в отпуске. Это обстоятельство дает нам право предположить, что Павел Алексеевич не был в составе тех отрядов Гвардейского Экипажа, которые под красным флагом привел к Таврическому дворцу в. кн. Кирилл Владимирович 1 марта, т. е. еще до отречения императора от престола²¹.

Первая мировая война. Сестры милосердия — императрица Александра Федоровна, великие княжны Ольга и Татьяна Николаевны

Этот двухмесячный отпуск спас не только офицерскую честь Павла Воронова, но, оказалось, и его жизнь.

Приведем отрывок из книги гр. М. Клейнмихель, приходившейся родственницей его супруге. Он интересен не только как подтверждение характеристики, данной нами избраннику великой княжны Ольги, но и как еще одно свидетельство жестокости русской революции. Увы! Были в истории российского флота не только деяния во славу и величие Отчизны, было и такое, о чем тяжело писать, но знать это нужно.

Преклонного возраста графиню Временное правительство держало под домашним арестом по нелепому обвинению в шпионаже в пользу Германии. Одинокую женщину охраняли 33 матроса, среди которых были и те, кто служил ранее на императорской яхте «Штандарт»²². «Однажды, — пишет М. Клейнмихель, — я спросила молодого матроса с добродушным симпатичным лицом, знает ли он лейтенанта Воронова.

— Воронова, — воскликнул он, и лицо его радостно засияло, — еще бы, ведь он был моим начальником на императорской яхте. Мы его очень любили, не правда ли? — обратился он с вопросом к своим товарищам.

— Конечно, он был хорошим офицером и хорошим начальником, — подтвердили они, — и мы были счастливы, что еще до революции он отпросился в отпуск, т. к. в противном случае мы должны были бы его убить наравне с другими.

— Как, — воскликнула я, — его убить? Вы же говорите, что он был хорошим офицером и вы все его любили?

— Ну да, мы его любили, но все-таки мы бы его убили: он значился в списке. Было решено. Мы бы не могли поступить иначе.

Симпатичный матрос стал мне рассказывать, и лицо его приняло жестокое выражение, что существуют две категории офицеров — такие, каких просто убивают, и такие, которым перед тем, как их убить, отрезают носы.

— Какой ужас! — воскликнула я. — Почему?

— Это имеет свое основание: были офицеры, которые во время учебной стрельбы имели привычку запускать палец в дуло ружья и затем держать его у нашего носа и, если на пальце оказывались следы сажи, нас наказывали. Именно у таких офицеров мы отрезали носы.

— Значит, вы чувствовали себя постоянно обиженными, что вы решились мстить таким страшным способом?

— Нет, — ответил мне он просто, — тогда это никого не обижало, об этом и не думали. Но после мы поняли, что это было оскорблением нашего человеческого достоинства.

— Да, да, — подхватили матросы, — оскорблением человеческого достоинства.

Они произнесли это как заученный урок»²³.

В апреле 1917 года приказом по Морскому ведомству Воронов был переведен в Черноморский флот, куда явился только через месяц, а в августе зачислен в т. н. «резерв чинов флота». Последнее, очевидно, вновь спасло его от изуверств «революционных матросов» Севастопольского Совдепа с приходом власти большевиков.

Лейтенанту Воронову пришлось пережить долгие месяцы скитаний по Крыму и Украине, скрываясь от комиссаров Временного правительства и большевиков. С осени 1918 года и вплоть до эмиграции из России он был активным участником Добровольческой армии, выполняя опасные поручения ее Главного штаба.

Зимой 1920 года Павел Алексеевич и Ольга Константиновна на английском пароходе «Ганновер», отправлявшемся из Новороссийска, навсегда покинули Родину.

Как и все эмигранты, только за границей он узнал о трагической гибели той, которая доверила своему дневнику тайну их мимолетного счастья. Скончался П.А. Воронов в США в 1964 году и был погребен на кладбище Свято-Троицкого монастыря в городке Джорданвилл, штат Нью-Йорк.

Судьба оказалась к нему более милостивой — он прожил долгую и интересную жизнь.

Примечания

1. Пятница, Ливадия. 13 сентября 1913 г. Сперва сидела дома из-за дождя, потом с Папа по виноградникам ходила. К завтраку были Н.П. (Саблин. — Н.К., М.З.), С., Кожевников, Глебов. Днем Папа пошел гулять стремя свитными, а мы остались дома, и я не жалела, так как мое С. было и Н.П. Сидели у Мама в комнате. С. записывал на листе последние вещи для базара (Благотворительные базары в Ялте. — Н.К., М.З.), я сидела около. Так радовалась его увидеть. Вчера весь день не видела и мне его очень не доставало. <...>. Потом я для него на рояле поиграла и когда Папа вернулся пили чай...

2. Княгиня Л.Л. Васильчикова — дочь кн. Л.Д. Вяземского, начальника Главного Управления Уделов, члена Государственного Совета. Была в числе приближенных царской семьи.

3. В то же время П. Жильяр отмечал, как любила и как много читала Ольга Николаевна. Видимо, подбор книг для ее чтения, так же, как и просмотр кинофильмов, контролировался либо самой императрицей, либо гофмейстериной Е.А. Нарышкиной.

4. Одна из лучших книг, написанных в последние годы о Романовых, — полная биография Александры Федоровны — австрийской писательницы и историка Э. Хереш.

5. Дворцовый комендант В.Н. Воейков, в частности, вспоминал, с каким удовольствием все четверо бегали по оцинкованной крыше нового Ливадийского дворца, наслаждаясь производимым шумом.

6. Сестре Николая II, в. кн. Ольге Александровне, Александр Михайлович посвятил самые теплые слова своей книги. Ее ум, стойкость, редкие душевные качества, верность в любви и дружбе вызывали у него чувство искреннего восхищения.

7. Этот Саблин (а их было трое, и все связаны со службой на «Штандарте» в разные годы) постоянно упоминается в дневниках и переписке Николая II, чаще всего под начальными буквами его имени и отчества — Н.П. Такое же дружеское, ласковое сокращение имени будущего командира яхты встречается и в дневнике в. кн. Ольги.

8. В. кн. Дмитрий Павлович (1891—1942) — двоюродный брат Николая II, сын в. кн. Павла Александровича от первого брака с принцессой Александрой Георгиевной, старшей дочерью греческого короля Георга I. До опалы, последовавшей за участие в убийстве Распутина, — один из самых любимых родственников в царской семье.

По свидетельству кн. Ф. Юсупова-младшего, Дмитрий Павлович был влюблен в его невесту, княжну Императорской крови Ирину Александровну, племянницу Николая II, и намеревался предложить ей руку и сердце. Поскольку Ирина отдавала явное предпочтение Феликсу, между молодыми людьми на несколько лет установились весьма прохладные отношения.

9. Приводимые здесь и далее отрывки из дневников в. кн. Ольги Николаевны впервые были опубликованы в нашей статье «Тайна великой княжны».

10. Под общими Николай Александрович подразумевал прогулки со всеми или некоторыми из детей, очень редко вместе с императрицей.

11. В Белом зале Большого Ливадийского дворца.

12. С Папа, Николаем Павловичем Саблиным, Анной Вырубовой. Это обычные сокращения в дневниках отца и дочерей.

13. П.А. Воронов в апреле 1913 года был произведен в лейтенанты.

14. В. кн. Ольга Александровна с 1901 по 1916 г. была в супружестве с принцем П.А. Ольденбургским. Брак оказался несчастливым. После развода в ноябре 1916 года обвенчалась в Киеве с Николаем Александровичем Куликовским — полковником лейб-гвардии ЕИВ Кирасирского полка.

15. Графини Ольга и Татьяна Константиновны Клейнмихель гостили тогда в кореизском имении своей тетки, Екатерины Петровны, широко известной в России благотворительной деятельностью.

16. В. кн. Елизавета Федоровна, старшая сестра императрицы.

17. М<ама> — императрица Александра Федоровна и Сандро — в. кн. Александр Михайлович.

18. Кароль (Карл) II Гогенцоллерн (1893—1953) находился на румынском престоле с 1930 по 1940 год. Был трижды женат; отец короля Михая.

19. Мария Саксен-Кобург-Готская (1875—1938), внучка Александра II по материнской линии.

20. Сводный Его Императорского Величества полк отбирался из частей гвардии и являлся своего рода Почетным легионом. Его специальной функцией до войны была личная безопасность императора.

21. Появление командира Гвардейского Экипажа со своим полком перед председателем Государственной Думы М.В. Родзянко с выражением готовности служить новой власти рассматривается сейчас некоторыми историками не только как личное предательство в кн. Кирилла в самый трагичный для существования династии момент, но и как факт, в значительной мере повлиявший на ход последовавших затем событий начала марта 1917 года.

22. Известие о том, что матросы «Штандарта», которые все не только лично хорошо знали царскую семью, но и постоянно пользовались ее благодеяниями, перешли на сторону мятежников, было, пожалуй, самым тяжелым ударом для императрицы Александры Федоровны после Манифеста об отречении Николая. В отчаянии она проговорила: «Мои матросы, мои личные матросы, я не могу поверить в это».

23. Как не согласиться после таких «откровений» с М. Палеологом, французским послом в России во время 1-й мировой войны, называвшем психологию русского народа «самой загадочной, самой неустойчивой и самой непонятной во всем мире». Любая агитация, привнесенная чуждой идеологией, может в короткое время разрушить в нашем народе те основы нравственности, которые, собственно, и цементируют его как нацию.