Путеводитель по Крыму
Группа ВКонтакте:
Интересные факты о Крыме:
Исследователи считают, что Одиссей во время своего путешествия столкнулся с великанами-людоедами, в Балаклавской бухте. Древние греки называли ее гаванью предзнаменований — «сюмболон лимпе». На правах рекламы: • Молотый кофе зерновои кофе. • Функциональные тренажеры Бубновского нужны для укрепления ослабленных мышц после травм. |
Главная страница » Библиотека » Н. Калинин, М. Земляниченко. «Романовы и Крым»
Глава 1. Первое южнобережное имение Романовых«Рай земной, имя коему — Ореанда...» «Орианда, Юрьянда, Урьянда1 суть изменения одного и того же названия в устах татарских», — писал знаменитый исследователь Крыма первой половины XIX века П.И. Кеппен. Еще в 1480 году на месте нынешней Ореанды находилось небольшое греческое поселение с созвучным наименованием2, полностью исчезнувшее задолго до присоединения Крыма к России. До начала XIX века малонаселенная пустынная часть Южного берега, протянувшаяся от Балаклавы до Феодосии, считалась владением чинов балаклавского греческого батальона, несущего в Крыму пограничную службу. Затем отдельные земельные участки стали сосредотачиваться в руках нескольких лиц и, например, столь известные впоследствии Нижняя и Верхняя Ореанда, Ливадия, Алупка, Кучук-Ламбат оказались собственностью командира батальона Феодосия Ревелиоти.
Нижнюю Ореанду Ревелиоти продал графу А.Г. Кушелеву-Безбородко, у которого она и была приобретена в 1825 году императором Александром I, ставшим, таким образом, первым из династии Романовых владельцем личного имения на Южном берегу Крыма. Александр дважды совершал кратковременные поездки по Крыму — весной 1818 и осенью 1825 года, и каждый раз Южнобережье представало перед ним во всей своей прелести, приводя императора в восхищение.
Н.К. Шильдер, биограф Александра I, описывая пребывание государя в Крыму незадолго до его загадочной смерти в Таганроге, особо отмечает Ореанду. Там, наконец, Александр Павлович нашел тот уголок в Европе, о котором мечтал все последние годы и где желал бы навсегда поселиться: «Я скоро переселюсь в Крым, — говорил он приближенным, — я буду жить частным человеком. Я отслужил 25 лет, и солдату в этот срок дают отставку»3. После 1815 года император Александр представлял уже собою усталого мученика, мечущегося между возраставшим влиянием временщика графа А.А. Аракчеева и собственными убеждениями, сложившимися в молодости. Отсюда его все более проявлявшаяся религиозность, принимавшая форму мистического созерцания. Однако мечте об уединенной жизни в Ореанде не суждено было осуществиться. 27 октября (8 ноября) 1825 года после непродолжительной остановки в Алупке у Новороссийского генерал-губернатора графа М.С. Воронцова император отправился через Байдары и Балаклаву в Георгиевский монастырь, где сильно простудился, и в Таганрог приехал уже тяжелобольным. 19 ноября в этом небольшом городке юга России, не дожив трех недель до 48 лет, умер победитель Наполеона Бонапарта Александр I Благословенный. Вскоре скончалась и его супруга, императрица Елизавета Алексеевна, и владельцем Нижней Ореанды стал Николай I4. По указу последнего с 1830 года надзор за имением стал осуществлять граф М.С. Воронцов, которому было доверено распоряжаться всеми хозяйственными и денежными делами Нижней и Верхней Ореанды5, назначать в них управляющих, садовников, виноградарей и других служащих6. По инициативе графа здесь стали проводиться большие работы по созданию плантаций лучших европейских сортов винограда, а в царском владении — и великолепного парка, который получил статус «Императорского Сада в имении Ореанда».
Основание этого прекрасного сада связано с именами известных тогда садовников и ботаников К. Кебаха, В. Росса и Н. Гартвиса, бывшего в то время директором Никитского сада. В 1838 году главным садовником Ореандского имения стал Г. Регнер, особенно много сделавший для украшения парка: в Европе по его заказам приобретались семена и саженцы различных экзотов, а сам Регнер специально ездил на Кавказ для сбора красивоцветущих и декоративных растений. Интересно, что первым управляющим имением был химик Ф.А. Дессер, ученик знаменитого Лавуазье, бежавший в Россию еще в годы Французской революции. С августа по октябрь 1837 года Николай I предпринял большую инспекционную поездку по западным и южным губерниям России и Закавказью, причем по приглашению графа М.С. Воронцова в маршрут было включено и посещение Южного берега.
В Крым он решил поехать вместе с императрицей Александрой Федоровной и цесаревичем Александром Николаевичем. Встретились все в конце августа в Вознесенске, небольшом городке-пристани на Южном Буге. Александра Федоровна прибыла сюда из Москвы вместе с дочерью, великой княжной Марией Николаевной, а 19-летний наследник престола из Харькова, одного из многочисленных городов, с которыми он знакомился во время своего путешествия по России7. Из Вознесенска на корабле они прибыли в Севастополь, а затем в колясках и верхом проехали через Бахчисарай и Симферополь в имение Воронцовых «Массандра». Для истории Ялты 17 сентября стало знаменательной датой: в этот день Николай I с императрицей Александрой Федоровной и детьми, переночевав в «Массандре», отправились верхом на церемонию освящения только что отстроенной по проекту архитектора Г. Торичелли церкви Иоанна Златоуста. Сразу после этого события император повелел предоставить статус уездного города начавшей разрастаться южнобережной деревушке8 и дал указание графу М.С. Воронцову и архитектору К.И. Эшлиману составить план города.
Тогда же, 17 сентября, после осмотра Ялты и посещения имения графа Л.С. Потоцкого «Ливадия» Их Императорские Величества направились в Ореанду. Вот как описывает очевидец прибытие туда царской семьи: «Приехав к воротам, ведущим в Ореандский парк, император остановил лошадь и подошел к императрице объявил, что он дарит ей Ореанду. Императрица, великие князья и придворные дамы тотчас отправились верхом в прекрасный парк. При въезде в имение имели счастье быть представленными императорской фамилии управляющий имением г. Ашер и садовник англичанин Росс. «Вот твой управляющий», — сказал государь, обращаясь к императрице». В тот же день осмотрели возведенные по проектам архитектора Ф. Эльсона постройки: «домик с башней» для гостей9, оранжерею, дома управляющего имением, садовника и винодела. К Высочайшему приезду тщательно отремонтировали и небольшой «царский» домик, в котором в 1825 году останавливался Александр I и обедал с друзьями: покрыли крышу черепицей, изменили потолок, а к фасаду пристроили галерею.
Александра Федоровна была в восторге от Ореанды, и Николай сразу же принял решение построить здесь для нее дворец. Роскошное имение стало одним из бесчисленных драгоценных подарков, которыми Николай Павлович осыпал свою супругу. В воспоминаниях людей, близко наблюдавших жизнь царской семьи, находим свидетельства, что суровый самодержец, несмотря на приписываемые ему амурные похождения, нежно любил Александру Федоровну10. «Император Николай, — писала фрейлина А.Ф. Тютчева, — питал к своей жене, этому хрупкому, безответственному и изящному созданию, страстное и деспотическое обожание сильной натуры к существу слабому, единственным властителем и законодателем которого он себя чувствует. Для него это была прелестная птичка, которую он держал взаперти в золотой и украшенной драгоценными каменьями клетке <...>, но крылья которой он без сожаления обрезал бы, если бы она захотела вырваться из золоченых решеток своей клетки. Но в своей волшебной темнице птичка не вспоминала даже о своих крылышках. Для императрицы фантастический мир, которым окружало ее поклонение ее всемогущего супруга, мир великолепных дворцов, роскошных садов, веселых вилл, мир зрелищ и феерических балов заполнял весь горизонт, и она не подозревала, что за этим горизонтом, за фантасмагорией бриллиантов и жемчугов, драгоценностей, цветов, шелка, кружев и блестящих безделушек существует реальный мир, существует нищая, невежественная, наполовину варварская Россия, которая требовала бы от своей государыни сердца, активности и суровой энергии сестры милосердия, готовой прийти на помощь ее многочисленным нуждам».
Такое же мнение вывел из своих наблюдений известный французский путешественник и литератор маркиз А. де-Кюстин: «Государь ее (т. е. императрицу. — Н.К., М.З.) любит, лихорадка ли у нее, лежит ли она, прикованная болезнью к постели, — он сам ухаживает за нею, проводит ночи у ее постели, приготовляет, как сиделка, ей питье. Но едва она слегка оправится, он снова убивает ее волнениями, празднествами, путешествиями. И лишь когда вновь проявляется опасность для жизни, он отказывается от своих намерений. Предосторожностей же, которые могли бы предотвратить опасность, император не допускает: жена, дети, слуги, родные, фавориты — все в России должны кружиться в императорском вихре, с улыбкой на устах, до самой смерти, все должны до последней капли крови повиноваться малейшему помышлению властелина, оно одно решает участь каждого».
Часто и подолгу болея, императрица ездила для поправки здоровья за границу, в основном в Палермо на Сицилию. И когда царская чета убедилась в том, что климат Южнобережья, его природа ничуть не уступают прославленным европейским курортам Средиземноморья, с постройкой дворца в Крыму для летнего отдыха и лечения Александры Федоровны решили не медлить.
После посещения Ореанды Николай Павлович с семьей проехал далее в так называемую «Ореанду Витта»11 где они заночевали, а затем до конца сентября гостили у М.С. и Е.К. Воронцовых в Алупкинском дворце12. Из Алупки Александра Федоровна еще дважды приезжала в Ореанду: выбирала вместе с южнобережным архитектором К.И. Эшлиманом место для постройки будущего дворца и совершала длительные прогулки верхом по своему новому имению.
Небольшое случайное событие того времени навсегда запечатлелось в названии самой величественной скалы в Ореанде. 30 сентября императрица вместе с Воронцовыми поднялась по пологому северному склону на вершину горы Урьянда, установила там деревянный крест и собственноручно посадила куст лавра. Впоследствии этот крест был заменен на чугунный со специальными отверстиями для устройства иллюминаций. Креста давно уже нет, а название горы — Крестовая — сохранилось до наших дней.
По возвращении в Петербург Александра Федоровна обратилась через своего брата, прусского кронпринца Фридриха-Вильгельма, с заказом на проект дворца в Ореанде к знаменитому К.Ф. Шинкелю. Императрица предполагала иметь дом, подобный дворцу Шарлоттенхоф, построенному зодчим в Потсдаме в 1825—27 гг. в стиле «римской виллы», известной по описанию Плиния-младшего. Вскоре после того, как Шинкель получил в Берлине план местности, познакомился с описанием ее климатических особенностей и, по всей вероятности, с акварелями Н.Г. Чернецова, он предложил проект в созданном им стиле «неогрек», согласно которому дом императрицы уже был бы не уютной «римской виллой», а грандиозным сооружением, расположенным на вершине скалы, царящей над окружающей местностью. Восточный и западный фасады его с контрфорсами и укреплениями скалы имели вид суровых крепостных стен. Зато поражал роскошью оформления план огромного внутреннего двора с бассейном, фонтанами, садом субтропических растений, окруженным галереями с колоннадой, украшенными мозаиками из цветных камней.
В конце 1839 года проект был уже в Петербурге и вызвал восхищение царской семьи. Но после подробного обсуждения вежливо отказались от его осуществления из-за огромной стоимости строительства (более миллиона рублей серебром) и сложности его реализации в столь малоразвитом тогда краю, как Южнобережье13. Шинкелю оплатили все его расходы и щедро отблагодарили: от имени императрицы преподнесли бриллиантовый перстень с ее вензелем. Переработку созданного немецким зодчим плана дворца поручили в 1840 году любимцу Николая I, известному петербургскому архитектору Андрею Ивановичу Штакеншнейдеру, который, оставив стиль, предложенный его предшественником, прежде всего учел пожелание императрицы иметь небольшую уютную виллу: он почти в 4,5 раза сократил площадь постройки по проекту Шинкеля. Осенью 1841 года Штакеншнейдер вместе с помощником архитектора А. Ланге прибыл в имение для знакомства с местностью. В первый вариант своего проекта он вносит ряд конструктивных изменений, но самое главное — решает расположить здание не на скале, а невдалеке от ее подножия, в парке, что дало возможность гармонично сочетать его восточный и западный фасады с окружающим ландшафтом портиками, павильоном и перголами. Через год новый проект был утвержден и назначена строительная комиссия.
Возведение дворца растянулось на 10 лет; был даже длительный перерыв в строительных работах с 1847 до 1850 г. из-за «недостатка денег», как объяснялось в отчетах комиссии. Руководство строительством осуществляли известный «каменных дел мастер» англичанин В. Гунт, который до этого возводил в Алупке дворец графа М.С. Воронцова, и некоторое время одесский архитектор Камбиаджио. В начале 1850 года заведующим ореандскими строениями назначается архитектор К.И. Эшлиман14. При нем работы по достройке дворца, оформлению его интерьеров и возведению служебных зданий заметно ускорились и, наконец, осенью 1852 года к Высочайшему приезду в Крым полностью завершились.
Журнал «Архитектурный вестник» так отозвался о новом творении А.И. Штакеншнейдера: «...Дворец на Южном берегу Крымского полуострова известен всем по великолепию, описанному многими в разных газетах и изданиях. Он построен в греческом, шинкелевском стиле15. Постройка в натуре представляет величественный вид, напоминающий древнюю Тавриду с ее богатыми сооружениями греческих колоний». Вид дворца в окружении экзотической растительности парка восхитил прибывшую в Ореанду царскую семью. После его освящения все строители были достойно вознаграждены. На этот раз отдых продолжался более полутора месяцев.
Парк Ореанды являл тогда собой пример блестящей творческой фантазии архитекторов и садовников. Представьте себе, читатель, многочисленные, оригинально оформленные бассейны16, прелестные маленькие водопады, скрывающиеся в густой зелени, или фонтан, бьющий прямо из дупла огромного дуба — вода к нему была подведена столь незаметно, что создавалась полная иллюзия естественного родника; наконец, представьте маленьких ланей — «даниэлек» и благородных оленей, свободно пасущихся на лужайках парка. Растительность же была подобрана так, что отдельные уголки парка представляли различные районы субтропиков всего земного шара. А высоко над парком и дворцом, на краю круто обрывающейся скалы, парила корона белоснежной греческой ротонды17, построенной в 1842 году — тогда же, когда приступили к возведению дворца. Простой образ жизни царской семьи в Ореанде, прогулки по окрестностям и парку, купание в море, охота в горном лесу18 изредка прерывались визитами в Воронцовский дворец, посещениями Ялты, Ливадии. Своей церкви в имении не было, поэтому в православные праздники Рождества Богородицы, Воздвижения Честного Креста и в Покров день ездили в Иоанно-Златоустовский собор в Ялту. Наносили визиты царю тогда еще немногочисленные дворяне Ялты, депутации местных жителей — греков, татар, караимов. Частым гостем императорской четы был таврический губернатор граф А.В. Адлерберг.
Перед отъездом Александра Федоровна, словно предвидя недалекое будущее, обронила: «...Этот дворец будет моим вдовьим домом». Предчувствие не обмануло ее. Вскоре началась Крымская война, столь печально закончившаяся для России. 18 февраля 1855 года Николай I скончался. Здоровье Александры Федоровны после смерти мужа резко ухудшилось, и в свое южное имение она больше не приезжала. После ее кончины 20 октября 1860 года, согласно завещанию, «Ореанда» перешла во владение второго сына Николая I в. кн. Константина Николаевича и вплоть до 1894 года пребывала в статусе великокняжеских, а не царских имений. Яркая личность нового хозяина Ореанды заслуживает того, чтобы хотя бы вкратце остановиться на некоторых моментах его жизни, так мало еще известных широкому кругу читателей.
Генерал-адмирал в. кн. Константин Николаевич с детства был предназначен своим родителем для морской службы. Воспитание маленького «адмирала» вверили выдающемуся русскому мореплавателю и географу Ф.П. Литке, впоследствии ставшему президентом Петербургской Академии наук и вице-председателем Российского географического общества. Юный великий князь проявлял незаурядные способности в учении. В 1855 году, во время Крымской войны, фактически уничтожившей на долгие годы Черноморский флот, только что вступивший на престол Александр II поручил своему брату руководство российским флотом на правах морского министра. Выдающийся юрист, академик А.Ф. Кони, давая оценку деятельности в. кн. Константина Николаевича на благо Отечества, отметил главные свойства его натуры: ясный и прозорливый ум, жажду знания и наклонность до всего доходить самому, — свойства, которые оберегли его от опасности замкнуться только в рамках крупного военного специалиста. «Он не был способен к роли равнодушного созерцателя, и его живая восприимчивость, подчас даже переходившая в нервную впечатлительность, заставила его раньше многих понять потребности времени и ближайшие задачи России после Севастопольского погрома. Он не только душою отдался преобразовательным стремлениям своего царствующего брата, но <...> словом и делом, советом и личным участием содействовал успешному переходу великодушных предположений в практическое осуществление. <...> Способность быстро схватывать существенное в каждом новом явлении, деле или вопросе и ясно представлять себе его объем и значение очень помогала ему при этом». В сложнейший период борьбы за проведение в жизнь исторических реформ 60—70-х годов Александр II опирался прежде всего на небольшую, но сплоченную группу единомышленников из числа либерально настроенных ближайших родственников, министров и членов Государственного Совета. Константин Николаевич возглавлял эту группу: «Своим первым помощником в крестьянском деле» назвал император брата, которого он поставил во главе «Постоянного комитета о сельском состоянии». Трудно переоценить все, что сделал этот комитет для великого дня 19 февраля 1861 года, когда Александр II подписал Манифест об отмене крепостного права. Но в дневнике Константина Николаевича об этом событии всего несколько строк: «Собрались к обедне в Зимний, после чего был молебен с чудными молитвами по случаю дня восшествия на престол. После завтрака все разошлись, а я остался, чтоб посмотреть, как Саша19 подпишет Манифест, и попросил его, чтоб он к этому позвал и Никсу20. Тут была еще Мария21. Сперва он его громко прочел и, перекрестившись, подписал, а я его засыпал песком22. Потом в течение дня он подписал и все «Положения», и перо, которое он при этом употреблял, подарил на память Никсе. С сегодняшнего дня, стало быть, начинается новая история, новая эпоха России. Дай Бог, чтоб это было к вящему ее величию».
Выходившему под покровительством великого князя журналу «Морской сборник» принадлежала честь широкого почина гласности в отечественной печати: он смело изобличал все язвы и злоупотребления, которыми была полна жизнь страны, лежавшей «безглагольно, недвижимо» у ног ограниченной и своекорыстной военной и гражданской бюрократии». И в своем морском ведомстве генерал-адмирал Константин Николаевич предпринял ряд чрезвычайно важных мер, в которых практически осуществлялось то, что теоретически разрабатывалось на страницах «Морского сборника». Вот далеко не полная характеристика деятельности великого князя, возглавлявшего в течение ряда лет либеральное движение в России, активного проводника «революции сверху».
Живая восприимчивость, подчас переходившая в нервную впечатлительность, которые отметил в великом князе А.Ф. Кони, — качества, свойственные артистическим натурам. И действительно, Константин Николаевич был известен как тонкий ценитель изящных искусств, архитектуры, литературы, театра, музыки, сам прекрасно владевший несколькими музыкальными инструментами — виолончелью, фортепьяно, органом. Музицирование вместе с выдающимися виртуозами и композиторами того времени — К.Б. Шубертом, А.Г. Рубинштейном, Г. Венявским доставляло ему «невыразимое удовольствие», причем исполнялись сложнейшие произведения Бетховена, Мендельсона, Моцарта, Шуберта. Талантливой пианисткой была и супруга Константина Николаевича, в. кн. Александра Иосифовна, урожденная принцесса Саксен-Альтенбургская.
В августе 1861 года после инспекционной поездки в Николаев и Севастополь Константин Николаевич смог, наконец, на несколько дней приехать в Ореанду, ставшую теперь его собственным именем. Нельзя без улыбки читать записи в его дневнике, где он сравнивает Ореанду с Ливадией и Алупкой. Вот несколько отрывков из них: «7 августа. <...> В воротах на перевале (Байдары. — Н.К., М.З.) чудное зрелище моря. Там завтракали. Далее по Южному берегу по прелестной почтовой дороге. Иногда дождь. Доехали до чудной Ореанды. Вошли от ворот пешком, мимо ротонды. Чудо, прелесть. Осмотревши дом, купался в море. Потом обед и курили на террасе и гуляли при лунном свете. 8 августа. Утром писал письмо жинке23. Потом купались. В полдень — через наш прелестный парк в Ливадию завтракать. Мило, но сравниться не может с Ореандой. Оттуда в колясках через Ялту, Массандру, Магарач, Айданиль в Юрзуф. В доме отдыхали и пили чудесное вино. Оттуда нижними дорогами верхом назад. Немного останавливались в Никитском саду. В Массандре сели в экипажи и домой уже при лунном свете. Обедали и вечер сидели на террасе. Прелесть. 9 августа. Утром меня разбудили с известием о приезде курьера. Лежа в постели начал читать письма жинки, и какие письма, я просто таял! Все утро разбирал привезенные бумаги. Потом купались. Маленький прибой. Я ложился на берег, так что прибой ходил через меня. После завтрака осматривал дворец со всеми его прелестными хозяйственными устройствами. Потом верхом таскались по саду, лазили на скалу, где крест, и осматривали все экономические условия и устройства. Можно из этого устроить прекрасное доходное имение. Вечером еще раз купались. 10 августа. <...> В 3 часа отправились в экипаж по почтовой дороге до станции Мисхор. Там сели верхом, и чрез имение Мисхор по берегу моря в Алупку. Осматривали дворец и купались. Алупка хороша, но в подметки не годится Ореанде... 11 августа. <...> С Глазенапом24 и Ешлиманом рассматривали денежную сторону Ореанды. Уже теперь возможны экономии, а со временем, когда разовьем виноделие, и подавно. В 3 часа объездили верхом всю Ореанду и парк, и часть Ливадии, и Ореанду Дибича, и горную часть, где отыскали прелестнейшие равнины. После этого визита я еще более полюбил эту чудную Ореанду. 12 августа. Совершенно стихло, осталась только порядочная зыбь и купаться было прелесть. В 9 часов с грустью простились с Ореандой и отправились в возвратный путь...» Напряженная работа по управлению российским флотом и руководство комитетами по претворению в жизнь реформ его царствующего брата не позволяли Константину Николаевичу часто бывать в Ореанде, и каждый приезд на Южный берег становился для него радостным событием. Владелец нескольких великолепных имений, великий князь выбрал название самого любимого из них для фамилии, под которой он зачастую путешествовал по Европе инкогнито: «фон Ореандский, помещик из Крыма, Россия», — представлялся он в таких случаях в отелях.
Чаще приезжала в Крым Александра Иосифовна с детьми и младшие братья Константина Николаевича — великие князья Николай и Михаил Николаевичи. Во время Высочайших приездов в Ливадию, пока последняя благоустраивалась, в Ореандском дворце размещалась свита императрицы Марии Александровны. Из шестерых детей Константина Николаевича и Александры Иосифовны печатью яркого таланта был отмечен их второй сын, Константин25, унаследовавший артистические способности своих родителей. В детстве и юности он часто приезжал в Ореанду, и именно прекрасная природа Южного берега дала возможность раскрыться незаурядному поэтическому дару великого князя.
Его стихи, печатавшиеся под псевдонимом «К. Р.», неизменно привлекали внимание читающей публики тонким лиризмом. Современники видели в этой новой восходящей звезде российской литературы прямого преемника Ф.И. Тютчева, А.А. Фета и А.Н. Майкова26. Биографы К.Р. считали первой пробой его поэтического дарования стихотворение, написанное в Ореанде в мае 1879 года. Поэтому именно им обычно начинался во всех сборниках его произведений цикл прекрасных лирических стихов «У берегов»: Задремали волны, Однако внимательное изучение дневника27 великого князя за 1879 год дало нам право уверенно утверждать, что не это, а совсем другое стихотворение было первым сочинением двадцатилетнего флигель-адъютанта Константина Романова. Записи апреля-мая предоставляют редчайшую для мировой мемуарной литературы возможность проследить зарождение особого состояния души, охватывающего ее восторга, трепета, — то, что в старину образно называли «томлением души», — которые предшествуют чудесному мгновению: рука будущего поэта берет перо и запечатлевает на бумаге первые в жизни стихотворные строки.
Итак, обратимся к 12 мая 1879 года: «После завтрака <...> отправилась в Алупку. День чудный. Розы всевозможные там в полном цвету, сад задыхается там от их пьянящей красоты. Было так хорошо и чудесно, что я стал Богу молиться, а потом уселся под сводом Большой арки замка и стал глядеть на безмолвное, безбрежное море. <...> И мне захотелось самому сочинять стихи... После обеда я вышел на крытую террасу. Вечер был тих и тепел; совсем уже смеркалось. Я продолжал свои стихи. Вот готовое начало: Когда заката наблюдаешь луч пурпурный, Память о пережитом в Алупке и Ореанде счастье поэтического вдохновения, ниспосланного ему красотой южнобережной природы, К. Р. пронес через всю жизнь. Много лет спустя, вновь посетив Ореанду, с которой судьба надолго разлучила его и в которой уже так много изменилось, поэт возвращается к незабываемым мгновеньям мая 1879 года: Я посетил родное пепелище — Но вернемся к владельцу имения, великому князю Константину Николаевичу. 1881 год оказался для него роковым. 1 марта в Петербурге взрывом бомбы террориста Гриневицкого был убит император Александр II. С ним окончилась эпоха либеральных реформ, которые вели страну к конституционной монархии. При новом императоре великий князь оказался не у дел, был отстранен почти от всех занимаемых должностей; за ним сохранили только почетную, но не дававшую реальной власти должность члена Государственного Совета.
А летом того же года произошло драматическое событие в Ореанде: из-за нелепой случайности в ночь с 7 на 8 августа сгорел дворец. Пожар начался на чердаке, а затем, несмотря на отчаянные усилия пожарных, охватил все здание. Более года обожженные стены дворца стояли неразобранными: великий князь намеревался сначала восстановить его, для чего затребовал из Петербурга чертежи А.И. Штакеншнейдера. Однако вскоре эту мысль оставил, как он сам объяснил, из-за нехватки средств. Угрожающие обвалом части сгоревшего дворца были по его указанию разобраны для строительных работ в имении, а то, что осталось — настолько напоминало античные руины, что долгие годы являлось своеобразным украшением парка. Константин Николаевич решил обосноваться в «императорском домике», в котором и жил во время теперь уже частых и длительных приездов в южное имение (отсюда и переименование домика в «адмиральский» — по званию его высокородного хозяина). Все прохладное лето 1884 года великий князь провел в Ореанде. В письме к своему близкому другу А.В. Головнину29 он с горечью писал: «Я теперь так отвык от политики, от государственных дел, что мне кажется, что я никогда и участия-то в них не принимал, и что Константин Николаевич, о котором идет речь, о котором рассказывается, что он делал то и то, совершенно другая личность, а вовсе не я...». Однако память о заслугах ближайшего сподвижника Александра II была еще свежа у современников. В день его рождения, 13 сентября, приветствовать генерал-адмирала пришла эскадра из Севастополя во главе с крейсером «Память Азова», прибыли его близкий друг, бывший военный министр граф Д.А. Милютин, ялтинский городской голова барон А.Л. Врангель и многие другие, чьи теплые слова глубоко тронули хозяина Ореанды: «Собрались стало быть все лица просто, чтоб доставить мне удовольствие и показать доброе ко мне расположение, и, признаюсь, что сознание этого было мне особенно приятно». Энергию своей деятельной натуры великий князь теперь в основном обращает на благотворительность, на обустройство Ореанды, повышение ее доходности. Маленький Ореандский винподвал, хотя и давал вина высокого качества, но в небольшом количестве (около 500 ведер в год). Их, как правило, реализовывали в магазине Рихтера в Петербурге. Приобретение Верхней Ореанды30 с ее прекрасными виноградниками дало возможность поставить виноделие на более широкую ногу. Площади, занятые под плантациями лозы, составляли уже теперь более 22 десятин, и в 1888 году по распоряжению Константина Николаевича был построен новый большой винподвал31 с различными техническими усовершенствованиями. С момента организации винодельческого хозяйства в имении «Ореанда» сменилось несколько главных виноделов. В основном это были иностранцы — французы и немцы. Однако наибольшие успехи были достигнуты при талантливом выпускнике Магарачского училища, замечательном ученом-практике И.Т. Сливе32. Вина, созданные под его руководством в Ореандском винподвале, завоевали на Всероссийской сельскохозяйственной выставке в Харькове в 1887 году высшие награды. ...«Рай земной, имя коему — Ореанда», — с гордостью называл Константин Николаевич свое имение. В этом раю не было только одного — домового храма: Крымская война, а затем скоропостижная смерть помешали императору Николаю Павловичу осуществить его постройку. В 1884 году великий князь решил претворить в жизнь давнюю мечту о небольшой собственной церкви: «От Матушки я получил прелестный дворец, его более нет. Восстановить его я никогда не буду в состоянии. Пусть же из остатков его созиждется Храм Божий. Мне кажется, эта мысль очень прилична, мила и достойна памяти Матушки». Место для постройки церкви Константин Николаевич выбрал сам: «Господь Бог меня сподобил начать доброе святое дело», — писал он А.В. Головнину, сообщая о закладке первого камня в основание церкви 1 октября 1884 года. Быстро были решены и два других важных вопроса — о названии храма и его архитектурном стиле. Великий князь пожелал, чтобы церковь была построена в традициях кавказско-византийского зодчества: по его мнению, этот стиль более всего подходил для небольших храмов Южного берега. Составить проект здания взялся один из лучших знатоков византийского стиля в России академик А.А. Авдеев. Будущую церковь решили посвятить любимому православному празднику Константина Николаевича — Покрова Пресвятой Богородицы, отмечавшемуся 1 октября.
Ровно через год после закладки храм был торжественно освящен в присутствии самого владельца имения и его близких друзей. Церемония освящения православной церкви, которую впервые наблюдал великий князь, поразила его красотой и мудростью древних традиций. С восторгом описывает он мельчайшие подробности более чем двухчасовой службы и начавшегося после этого праздника. Общее большое доброе дело объединило великого князя Романова и простых рабочих: «Прямо из церкви я пришел в палатку, которая была разбита в нескольких шагах от нее в дубовой роще. Тут было приготовлено угощение для всех наших рабочих, более 80 человек. Все они уже стояли за тремя длинными столами. Я к ним подошел, выпил за их здоровье и благодарил за их усердную работу. Они мне отвечали громким ура. Тут же я расцеловал отличного нашего десятника Егора Медведева, особенно его благодарил и пришпилил ему на грудь в петлицу серебряную медаль за усердие на Станиславской ленте, которую удалось мне добыть для него. Такую же медаль, но на шею, утром еще я дал главному нашему подрядчику Дюкро. Они были очень довольны». По общему признанию, Покровская церковь стала одним из украшений Южного берега. Константин Николаевич так писал о ней: «Я должен сознаться, что церковь вполне меня восхищает изяществом и пропорциональностью всех своих форм, всего своего ансамбля. Стиль выдержан превосходно, и она делает впечатление, можно сказать, архаическое — своей изящной и благородной простотой. <...> Главная красота церкви, по-моему, заключается в действительном согласии и благородстве всех линий <...>. Я совершенно ею восхищен, и все, которые до сих пор ее видели, разделяют мое мнение»33. Оригинально была решена колокольня Покровской церкви. Так же, как и при небольшом храме Усекновения главы Иоанна Предтечи, построенном в 1832 году в имении Воронцовых «Массандра», здесь приспособили для звонницы старый раскидистый дуб. В украшении церкви принимали участие выдающиеся архитекторы и живописцы: академики Д.И. Гримм, М.В. Васильев, вице-президент Императорской Академии художеств князь Г.Г. Гагарин. Последний не только с готовностью откликнулся на просьбу Константина Николаевича завершить проект церкви в связи со скоропостижной смертью Авдеева, но и сам вызвался написать иконы и сделать рисунки для утвари. Большие кресты, вставленные в наружные стены, и оконные рамы в барабане купола из белого каррарского мрамора были заказаны Константином Николаевичем в Ливорно. Но, пожалуй, наиболее эффектным украшением храма стали мозаичные иконы и орнаменты, выполненные знаменитым Антонио Сальвиати34.
Уже через месяц со дня освящения церкви из его мастерских в Венеции прибыли мозаичные иконы Спасителя и Пресвятой Богородицы по оригиналам кн. Гагарина. Они предназначались для наружного украшения стен храма. Мозаики привели в восторг владельца Ореанды, он увидел в них верх совершенства этого прекрасного вида искусства. А вскоре А. Сальвиати получил личное приглашение от Константина Николаевича приехать к нему в Ореанду для обсуждения заказов на украшение интерьера Покровской церкви. Приглашение было с удовлетворением принято, и весной 1886 года знаменитый итальянец впервые прибыл в Россию. «6 мая вечером приехал Сальвиати, — писал об этом событии великий князь. — Это было очень счастливое для меня обстоятельство. Все досужее время уходило на разговоры с ним. <...> Надеюсь, что результаты этих разговоров с Сальвиати будут полезны не только для меня и для моей Ореандской церкви, но и для всей России и составят исходный пункт в истории ее художественного развития». В Ореанде Сальвиати получил не только большой заказ на дальнейшие работы в Покровской церкви35, но и заручился полной поддержкой великого князя, одного из самых влиятельных лиц в империи, на пропаганду в России прекрасного и доступного искусства возрожденной им древней византийской «муссии». Ореандой восхищались все, кто бывал в ней. Поэты П.А. Вяземский и И.Ф. Анненский воспели ее в чудных стихотворениях, а Н.А. Некрасов в 1876 году писал из Ялты: «Море и здешняя природа меня покоряют и умиляют. Выезжаю теперь каждый день, всего чаще в Ореанду; это лучшее, что здесь пока видел...». Церковь в Ореанде была впоследствии упомянута А.П. Чеховым в рассказе «Дама с собачкой». Великий писатель выбрал именно это место вблизи Ялты, где его герои — Гуров и Анна Сергеевна остро почувствовали сказочность окружающей их природы, вспомнили о радости и высших целях человеческого бытия... В 1889 году Константин Николаевич тяжело заболел, и его приезды в Крым прекратились. После его смерти 13 января 1892 года Ореанда по завещанию перешла во владение младшего сына, в. кн. Дмитрия Константиновича. В отсутствие нового хозяина надзор за имением осуществлялся Ливадийским управлением. В августе 1894 года, незадолго до кончины в Ливадии, император Александр III пожелал приобрести Ореанду для наследника престола — в. кн. Николая Александровича. Более 300 десятин ореандских земель с парком, лесом, церковью, всеми жилыми и хозяйственными постройками были тогда оценены Главным Управлением Уделов36 в 1 млн. 300 тыс. рублей. И хотя имение вошло в состав Ливадийско-Массандровского Удельного Управления, дальнейшего развития оно уже не получило. На его окраинах строили казармы и конюшни для Виленского пехотного, 16-го стрелкового им. Императора Александра II и Кабардинского полков и Крымского татарского эскадрона, жилые дома для служащих37. На осенние церковные праздники вся царская семья приходила молиться в храм Покрова Богородицы, и в эти дни на Мачтовой скале Ореанды поднимали штандарт цесаревича Алексея. Сам император любил проводить в одиночестве многие часы у скал Ореанды, особенно в штормовые дни, созерцая стихию моря... Примечания1. Под таким названием Ореанда фигурировала вплоть до 1836 года даже в официальных документах. 2. Известный советский археолог, геолог и историк Л.В. Фирсов в своем фундаментальном исследовании исаров — средневековых крепостей южной прибрежной зоны горного Крыма — приводит два вероятных толкования этого загадочного слова. Одно из них, связанное с греческим названием горных нимф-ореад, кажется наиболее удачным для этой романтической местности. «Гористый рельеф окружения Ореандской котловины, — пишет автор, — обилие скал и каменных хаосов, водораздельных гряд и глубоких балок между ними — разве этого не достаточно, чтобы окрестить данное место таким образом? <... > Почему бы не предположить, что в воображении обитателей плодородной котловины ее стражами должны были стать доброжелательные ореады?» 3. Знаменательно в этой связи признание, сделанное Александром за год до смерти: «Славы для России довольно; больше не нужно; ошибется, кто больше пожелает. Но когда подумаю, как мало еще сделано внутри государства, то эта мысль ложится мне на сердце, как десятипудовая гиря. От этого устаю». 4. Купчая на имение была окончательно оформлена только в 1826 году и уже на имя императора Николая I. За Ореанду, имевшую тогда, согласно ее плану, только 95 десятин 271 сажень, графу Кушелеву-Безбородко уплатили 50 тыс. рублей ассигнациями. 5. Имение «Верхняя Ореанда» занимало большой земельный участок у подножия горы Ай-Никола и граничило с царской «Ореандой». Оно было приобретено в 1825 году у Ф. Ревелиоти Александром I и подарено своему другу, начальнику Главного Штаба Его Императорского Величества графу И.И. Дибичу-Забалканскому. 6. Михаил Семенович Воронцов исполнял эти обязанности вплоть до назначения его в 1844 году Главнокомандующим войсками и наместником на Кавказе, после чего контроль за деятельностью управляющих императорской «Ореандой» был поручен Таврическому гражданскому губернатору. 7. «Венчанием с Россией» назвал наставник цесаревича Александра Николаевича поэт В.А. Жуковский уникальное по дальности (20 тыс. верст) и длительности (со 2 мая по 12 декабря 1837 года) путешествие, равного которому до того времени не предпринимал никто из русских царей и великих князей. В «Инструкции» — наставлении, составленном для сына самолично Николаем Павловичем, главную цель насыщенной программы путешествия император определил просто: «...подробно ознакомиться с государством, над которым рано или поздно тебе определенно царствовать». До Крыма наследник престола уже побывал во многих городах северной и средней России, Урала, доехал даже до Тобольска. 8. В марте 1838 года Правительствующий Сенат утвердил решение императора, и этот год считается датой рождения Ялты как города. 9. В нем, в частности, в 1833—36 гг. во время творческой командировки на Южный берег Крыма жил талантливый живописец Н. Г Чернецов, запечатлевший неповторимую природу Ореанды в прекрасных акварелях, хранящихся в коллекциях Эрмитажа. 10. Императрица Александра Федоровна (1798—1860), дочь прусского короля Фридриха-Вильгельма. В браке с в. кн. Николаем Павловичем, впоследствии императором Николаем I, с 1(13) июля 1817 года. 11. Имение графа И.О. Витта, генерала от инфантерии, инспектора южных военных кавалерийских поселений, фаничило с «Ореандой» графа Дибича-Забалканского и располагалось вблизи одного из чудных по своей дикой красоте мест Крыма — отвесной скалы Хачла-Каясы. 12. Отдохнув немного у гостеприимных Воронцовых, Николай I отправился далее на Кавказ. Цесаревич проводил его до Геленджика, после чего вернулся в Крым и продолжил знакомство с Таврической губернией, рассказывая о своих впечатлениях в письмах к отцу. 13. Александра Федоровна по этому поводу с грустью заметила, что «можно состариться за время его постройки». 14. Эшлиман Карл Иванович (1808—1893), известный южнобережный архитектор. После завершения строительства Ореандского дворца был оставлен в имении в должности исполняющего обязанности смотрителя, а затем утвержден в ней. 15. В основу конструкции дворцового здания была положена своеобразная композиция внутренних дворов, окруженных со всех сторон двухэтажным корпусом, наподобие прямоугольного каре. Для художественного убранства фасадов были использованы декоративные элементы, взятые как цитаты из древнегреческой архитектуры: кариатидные портики, колоннады классических ордеров, акротерии, фронтоны и т. п. 16. Позднее, уже в 1879 году, к ним прибавилось несколько водоемов, повторяющих очертания южных морей России. 17. Ротонда сохранилась до наших дней и доступна для осмотра при прогулке по «Солнечной тропе». 18. Сейчас трудно поверить, что еще в середине XIX века в горах Крыма было много волков, изрядно досаждавших управляющим имением своими набегами на ореандский зверинец. 19. Император Александр II. 20. Наследник престола в. кн. Николай Александрович. Скончался в апреле 1865 года в Ницце от туберкулезного менингита, не дожив до 22 лет. 21. Императрица Мария Александровна, супруга Александра II. 22. Т. е. для просушки чернил. 23. В. кн. Александра Иосифовна в это время находилась за границей. 24. Г.А. Глазенап, вице-адмирал, личный друг Константина Николаевича. 25. В. кн. Константин Константинович, генерал-адъютант, в 1900—10 гг. — начальник, а с 1910 — генерал-инспектор военно-учебных заведений. С 1889 г. возглавлял Петербургскую Академию наук. Человек разносторонних интересов и высокой нравственности, одаренный поэт, драматург, переводчик, музыкант, ученый, педагог, военный, — великий князь смысл своей жизни видел, прежде всего, в служении Родине. За заслуги в изящной словесности в 1900 г. был избран одним из девяти первых почетных академиков из представителей литературы и критики. 26. Но именно то, что в этом выдающемся сыне России «струилась царская кровь», стало причиной полного забвения его имени на многие десятилетия. Несколько поколений советских людей, слушая шедевры мировой вокальной культуры — романсы Чайковского и Глазунова «Растворил я окно», «Сирень», «Повеяло черемухой», «О дитя, под окошком твоим», не знали, что музыку к ним великие композиторы сочиняли на стихи К.Р., а его стихотворение «Бедняга» легло в основу одноименной народной песни, популярность которой можно было сравнить только с «Гибелью «Варяга»; читая лучшие переводы на русский язык Шекспира и Гете, изданные в советское время, мы не видели имени их автора; не знали, что величественную кантату, которую в Москве исполнял хор на праздновании 100-летия со дня рождения Пушкина, сочинил великий князь Константин Романов... 27. Юный Константин начал дневник в 1870 году и затем практически без перерывов заполнял его страницы по ноябрь 1913 года. Незадолго до смерти К.Р. передал тетради с записями в Академию наук с запрещением их просмотра в течение 90 лет. Нарушив это завещание, правительственная комиссия, проводившая в 1929 году чистку Академии наук, сделала дневник достоянием пролетарской общественности, а журнал «Красный архив» в 1931 опубликовал несколько отрывков из него, препроводив их предисловием, выдержанным в духе классового сознания: «Дневник Константина Романова печатается в извлечениях, так как большую часть его составляют записи различных мелочей». Предпринятая несколько лет назад сотрудниками ГАРФ публикация дневника К.Р., к сожалению, тоже выборочная и начата только с записей 1888 года. 28. Полностью текст этого стихотворения неизвестен, так как сам К.Р. в дальнейшем никогда не включал его в свои сборники. 29. Головнин А.В. (1821—1886), биограф в. кн. Константина Николаевича. Начал карьеру с ряда ответственных постов в Министерстве внутренних дел; с 1848 г. перешел на службу в Морское министерство и в 1859 г. стал статс-секретарем при Его Императорском Высочестве в. кн. Константине Николаевиче. С 1862 по 1866 г. — министр народного просвещения, затем член Государственного Совета. Бережно сохраненные им письма великого князя дают сейчас возможность иметь представление о взглядах последнего на искусство, литературу, архитектуру, общественную жизнь России и т. п. 30. Ореанда покойного гр. И.И. Дибича в 1863 году была приобретена в результате сложного обмена на Васакарское имение под Петербургом. Позднее в состав великокняжеской вошла и Ореанда гр. И.О. Витта, до того арендуемая Константином Николаевичем у наследницы графа — в. кн. Елены Павловны. Сравнивая межевые карты Ореанды 1830 года с более поздней, можно заметить, что помимо указанных приобретений имение расширилось и за счет покупки расположенного выше Севастопольского шоссе обширного земельного участка гаспринского татарина Муллы-Али. 31. Подвал сохранился и ныне входит в состав объединения «Массандра». 32. Слива Иван Трофимович (1856—19..?), из крестьян Полтавской губернии, воспитывался казенным стипендиатом в Уманском училище земледелия и садоводства. По распоряжению Министра государственных имуществ в 1876 году был направлен для изучения виноделия на Южный берег Крыма в Магарачское училище, откуда по рекомендации директора Никитского сада в 1879 году поступил виноделом в имение Его Императорского Высочества в. кн. Константина Николаевича. 33. В справедливости этой оценки, данной тонким ценителем и знатоком искусства, можно убедиться, глядя на то, что сейчас осталось от Покровской церкви. Окруженная вплотную подступившими к ней хозяйственными постройками элитного санатория «Нижняя Ореанда», обезображенная варварским использованием под складские помещения, она, несмотря на это, до сих пор привлекает внимание изяществом форм. 34. Сальвиати Антонио (1816—1890), итальянский мозаичист. Получил юридическое образование в Падуанском и Венском университетах, работал адвокатом. Познакомившись со старинными мозаиками в Риме, задумал воскресить это искусство, некогда процветавшее в Венеции, пришедшее затем в упадок и, наконец, совершенно забытое. В 1860 году им была открыта на о. Мурано, близ Венеции, мозаичная фабрика, выполнявшая крупные работы для церквей и общественных зданий с техническими приемами старинных мозаичистов, лишь упрощенными и улучшенными благодаря новейшим открытиям химии и физики. Фабрика Сальвиати вскоре сделалась известной во всей Европе превосходными и сравнительно дешевыми работами. <...> Впоследствии Сальвиати расширил первоначальную задачу фабрики и основал в ней, наряду с изготовлением смальт, производство художественного стекла в подражание изделиям, которыми славилась Венеция в XVI—XVII столетиях. 35. Современникам уже не дано восхищаться главной картиной храма — образом Покрова Богородицы: большая часть ее разбита и уничтожена, в таком же состоянии и многие другие иконы. Ранее церковь украшали 8 больших панно, 45 икон и орнаментация купола, барабана, парусов, арочных сводов, выполненных мозаичистами фирмы Сальвиати. В куполе и парусах чудом сохранились изображения Спасителя (редчайшее ею изображение, т. н. «Спаситель без бороды»), восьми апостолов, четырех евангелистов, восьми ангелов и прекрасный византийский орнамент; а на западной стене храма частично уцелели два панно — «Рождество» и «Воскресение Христово», которые могут дать представление об искусстве мастеров, работавших под руководством Антонио Сальвиати. 36. Главное Управление Уделов — до 1917 года один из главных отделов Министерства Императорского Двора и Уделов. В его ведении находилась собственность императорской фамилии (земельные владения, имения, леса, рудники, фабрики и пр.), с которой выплачивалось содержание всем ее членам. Первоначально под названием «Департамент Уделов» был самостоятельным учреждением, организованным по указу Павла I в 1797 году. Затем в 1852 году Департамент Уделов вместе с Кабинетом Его Императорского Величества был преобразован в Министерство Уделов, а через четыре года окончательно перешел в подчинение Министерства Императорского Двора и Уделов. В 1893 году департамент был переименован в Главное Управление Уделов. Поэтому читатель будет встречать в тексте именно то название этого учреждения, которое соответствует конкретному периоду истории южнобережных имений Романовых. 37. Вопрос о восстановлении в Ореанде дворца, возведенного по проекту А.И. Штакеншнейдера, видимо, обсуждался в царской семье в 1909 году, перед принятием окончательного решения о новом строительстве в Ливадии. Об этом говорит тот факт, что Николай II просил начальника канцелярии Министерства Императорского Двора генерала А.А. Мосолова представить ему справку по истории строительства в Ореанде, о местонахождении чертежей Шинкеля и Штакеншнейдера и т. д. Такую справку (хотя и с рядом неточностей) составил тогда для него известный крымский краевед и историк, инженер-строитель генерал А.Л. Бертье-Делагард. Но от восстановления дворца по каким-то причинам отказались.
|