8. Чоргунь — Чернореченское

Я слушаю молчанье древних гор.
В нем есть одно загадочное свойство:
Как будто бы внезапно прерван спор,
Но в тишине таится беспокойство...

В. Диваков

От Белокаменска Инкерманская долина тянется по течению реки Черной, пока не замыкается близко стоящими друг к другу горами Телеграфной и Гасфорта. Река прорывается между ними в узком ущелье. Кажется, что ровные места кончились и начался знаменитый каньон Черной реки. Но нет, скоро горы снова раздвигаются и появляется большая, плоская, окруженная со всех сторон горами котловина. Она издавна именуется Мокрой луговиной, река, осененная купами деревьев, бежит по ней, придерживаясь подножия горы Гасфорта.

В котловине расположены два небольших села — Верхнее и Нижнее Чернореченское (старые названия — Верхний и Нижний Чоргунь). Оба населенных пункта лежат практически на одном уровне, а по отношению к течению реки Верхнее Чернореченское ниже Нижнего километра на два. Эта топонимическая несообразность до сих пор не находит удовлетворительного объяснения.

Нижнее Чернореченское находится у входа в каньон Черной реки, где ее течение стиснуто горами внутренней гряды Крымских гор. Само село живописно раскинулось у подножия камениотых возвышенностей. Перед самым въездом в него одиноко возвышается двенадцатигранная башня. Она называется Чоргуньской и объявлена памятником архитектуры республиканского значения.

Памятник исследован слабо, до сих пор даже не выполнены его обмерные чертежи, не производились раскопки ни в башне, ни по соседству. Определенными сведениями о ней мы обязаны все тому же А.Л. Бертье-Делагарду, который опубликовал сведения о ней в уже цитировавшейся работе «Остатки древних сооружений в окрестностях Севастополя и пещерные города Крыма», напечатанной в 1886 году.

Башня одиноко стоит на невысоком и ровном берегу реки. Неподалеку — брод и мостик, выводящий дорогу из центрального Крыма через небольшой каньон Сухой речки, притока Черной, в направлении Байдарской долины и Южного берега. Тем самым она занимает стратегически важное положение, что заставило ее первого исследователя П.С. Палласа отнести памятник к XIV—XV векам, времени феодальной раздробленности Крыма. Известный ученый осматривал башню в 1793—1794 годах, когда посещал своего друга К.И. Габлица (1752—1821), естествоиспытателя, географа, путешественника. К.И. Габлиц жил в деревне Нижний Чоргунь (которая даже по его имени называлась Карловкой) в большом, построенном в восточном стиле деревянном доме, обнесенном галереей. Прямо к галерее и примыкала башня, не имевшая, судя по всему, входа с уровня земли.

Дом, очевидно, был дворцом турецкого вельможи и, быть может, принадлежал тому чоргуньскому кадию (судье), имя которого — Кара-Ильяз (черный Илья) сохранилось в названии Каралезского ущелья, а должность в других топонимах: Кади-Кой (Кадыковка, деревня судьи); Кади-лиман (судейская бухта, залив, ныне Артиллерийская бухта в Севастополе).

Дом или дворец, хотя и сильно обветшавший, еще существовал в 1854—1855 годах, когда он был разобран — точно неизвестно. П.С. Паллас не обратил внимания на черты чисто восточной архитектуры Чоргуньской башни, которые не укрылись от внимания А.Л. Бертье-Делагарда. Башня внутри круглая, снаружи — двенадцатигранная. Ширина каждой грани — 3,7 м, высота сохранившейся части (утрачен парапет) — около 12 м, толщина стен достигает двух метров. Строительным материалом служил бут на известковом растворе, углы перевязаны кладкой из гладкотесаного штучного Инкерманского камня — известняка, полу каждого яруса соответствует ряд кладки из того же материала. Нижний этаж занимала цистерна, остальные использовались для жилья, судя по тому, что в них устроены камины и ниши, служившие шкафами. Между ярусами сообщались по внутренним деревянным лестницам, так же попадали и на плоскую кровлю, где стояли небольшие орудия. Бойниц в полном смысле слова в башне не было, но узкие окна со стрельчатыми сводами можно было вполне использовать для ружейной стрельбы.

Подробно разобрав архитектурные и конструктивные особенности башни, А.Л. Бертье-Делагард убедительно доказал, что она построена не раньше XVI и не позже XVIII века, вероятно, одновременно с уже упоминавшимся дворцом, частью которого она и была. Серьезного боевого значения в качестве крепости башня не имела, хотя в случае нападения Чергуньский кадий вполне мог укрыться за ее толстые стены под защиту пушек на верхней площадке.

Неизвестно, приходилось ли прежнему хозяину использовать башню по этому назначению, но в последующие годы ей пришлось принимать серьезное участие в военных действиях.

В октябре 1864 года башню заняли русские стрелки, обстреливавшие англичан, берущих воду из Черной речки и рубящих лес на ее левом берегу. Несколько позже решили превратить башню в крепость. Для этого на крышу подняли два орудия. Прочная кладка вполне выдерживала сотрясение от их выстрелов. Батарея под командованием поручика 16-й артиллерийской бригады Максимова обстреливала лес на противоположном берегу реки и, вероятно, гору Гасфорта, где стояли итальянские войска.

Не прошла война мимо башни и во вторую героическую оборону Севастополя. Один из ее участников вспоминает такой эпизод. Зимней ночью 1942 года взвод разведки 5-го батальона 7-й бригады морской пехоты, которым командовал старшина 2-й статьи И.П. Дмитришин, отправился в тыл врага. Около башни разведчиков обнаружили гитлеровцы, отстреливаясь, они скрылись в башне, где заняли круговую оборону, открыв из окон автоматный огонь. Героическая оборона Чоргуньской башни продолжалась до рассвета, ее обстреливали из минометов и пулеметов, подошел фашистский танк и открыл огонь из своего орудия.

Положение защитников становилось критическим, но на рассвете с нашей стороны ударили тяжелые минометы. Под прикрытием огня разведчикам удалось благополучно перейти линию фронта¹. Чоргуньская башня — последний по времени памятник архитектуры, построенный до присоединения Крыма к России.

Характерной чертой средневекового Крыма, до турецкого нашествия, были небольшие замки. До нас дошло их позднейшее тюркское название — исары. Наиболее сохранившийся в окрестностях Севастополя замок называется Чоргуньским исаром и находится недалеко от одноименной башни на вершине одной из возвышенностей левого берега каньона Черной реки.

Дорога к нему идет лесом. Слева начинает разворачиваться панорама каньона и перспектива лесистых гор с округлыми, пологими вершинами. Сам замок стоял на горе (она так и называется — Исар), отвесно обрывающейся в реку, с соседней вершиной она соединена узкой седловиной, по которой и идет средневековая дорога в замок. Местами она прекрасно сохранилась, так как вырублена в скале. Наверху перешеек перегорожен толстой стеной из крупного бута на извести. Местами стена поднимается метра на три. Из нее растут можжевельники, да и все пространство внутри стен густо заросло ими.

Видны ворота, рядом разрушенная, кажется, четырехугольная башня. Там, где вершина кончается узким мысом над глухо шумящей далеко внизу рекой, поработали в 1980—1981 годах археологи. Участок расчищен, но культурный слой оказался очень тонок, он состоял в основном из обломков средневековой керамики, которой много там и сейчас. Особенно выделяются фрагменты больших пифосов — в них хранили зерно.

Был ли это замок феодала, владельца окрестных долин, или крепость-убежище, в которую жители окрестных деревень бежали при нападении врагов? Одно из этих поселений исследовали археологи Херсонесского заповедника в 1982—1983 годах (автор раскопок — Ю.В. Падалка). Они нашли брошенный беженцами очаг с готовящейся пищей.

Чергуньский Исар впервые обследован в 1938 году С.Н. Бибиковым и А.К. Тахтаем. Обычно его датируют XIV—XV веками, предполагают, что замок разрушен турками в 1475 году².

Знакомство наше с Севастополем и его окрестностями подошло к концу. Наши возможности были ограниченны, и потому многие достойные внимания путешественника достопримечательности не получили отражения в книге. Но к ним обратятся ученые, писатели, художники, все те, кто изучает и любит этот неповторимый край.

Примечания

1. Дмитришин І. Витязі Севастополя. Киів, 1978, с. 120—124.

2. Бибиков С.Н. Средневековое укрепление Исар близ села Чоргунь (Крым). — КСИИМК, II. М.—Л., 1939, с. 30—32.