Погромы мирной войны

Что долженъ я мыслить послѣ прогулокъ по Алупкинскому парку? Такимъ вопросомъ, въ одномъ изъ старинныхъ путеводителей по Крыму, задается авторъ, и къ изумленію читателя, въ особенности знакомаго съ Алупкой, отвѣчаетъ: «Азъ есьмъ червь!»

Какія были основанія для подобнаго процесса мышленія у почтеннаго автора путеводителя — понять трудно, если не допустить предположенія, что почтенный авторъ былъ или чиновникъ, приниженный величавостью могущественныхъ древесъ вельможнаго парка, или просто «человѣкъ», чувствовавшій на себѣ еще крѣпостную зависимость и опасавшійся, какъ бы вѣтви прелестной растительности не превратились въ орудія, извлекающія слезы даже не на однѣхъ только рѣкахъ Вавилонскихъ.

Алупкинскій паркъ долженъ вызывать въ посѣтителяхъ совсѣмъ другія чувства. Эти чувства скорѣе похожи на тѣ, которыя ощущалъ деревенскій мужикъ, остановившійся въ изумленіи передъ часовымъ магазиномъ, наполненнымъ хитродумными часами съ кукушками, музыкой и прочими замысловатостями.

«Хитеръ нашъ братъ мастеровой!?» съ гордостью воскликнулъ деревенскій мужикъ, любуясь кукушкой, замѣнявшей своимъ кукованьемъ бой часовъ. А когда его спросили, какимъ мастерствомъ занимается онъ самъ, то оказалось, что онъ состоитъ подручнымъ по дровокольной и дровопильной части. И вотъ при такомъ-то даже неголоволомномъ мастерствѣ мужикъ все-таки не потерялъ сознанія собственнаго человѣческаго достоинства — сознанія того, что можетъ создавать человѣкъ своими руками при разумной головѣ, что человѣкъ есть царь природы!

Еще въ двадцатыхъ годахъ нынѣшняго столѣтія Алупка представляла собою пустынную картину мрачнаго величія. Огромныя, исковерканныя, обнаженныя скалы, какъ будто оторванныя какою-то гнѣвною рукой отъ горнаго хребта, были разметаны въ безпорядкѣ по склону къ морю; почернѣлые камни повсюду были разсѣяны въ одиночку или грудами, въ видѣ памятниковъ свирѣпствовавшаго здѣсь когда-то страшнаго геологическаго урагана разрушенія. Голые, громадные утесы безобразныхъ формъ, усѣявшіе морской берегъ, громоздились другъ надъ другомъ и какъ будто со злобою старались выдвинуть другъ друга крутыми своими боками въ морскую даль. Среди этого почвеннаго мрачнаго хаоса, безпорядка и разрушенія мелькали лишь изрѣдка немногія хаты татарской деревушки, выглядывая какъ будто украдкой изъ-за веселой зелени своихъ садиковъ, съ роскошными фиговыми, гранатовыми и масляничными деревьями.

Заглянулъ въ этотъ, по-видимому, ни къ чему непригодный, непривлекательный уголокъ недюжинный человѣкъ, геніемъ своего духа онъ понялъ, что при помощи науки и искусства можно изъ этого хаоса создать уголокъ Эдема, и вотъ, словно по мановенію волшебнаго жезла, суровый хаосъ обваловъ съ своими мрачными холмами изъ груды порфира и гранита исчезъ, и закрасовался тутъ величественно возвышающійся гранитный замокъ-дворецъ, окруженный садами, съ роскошью и блескомъ которыхъ могли бы соперничать развѣ одни только древніе очаровательные сады Семирамиды!

Отъ самыхъ волнъ моря все вверхъ и вверхъ до самой пяты заоблачной скалистой горы Ай-Петри поднимается теперь берегъ Алупки пологимъ помостомъ, изукрашеннымъ роскошью могуче-разросшихся парковъ съ ихъ причудливо-узорчатыми цвѣтниками, гротами, фонтанами, лѣсами. Нависшая надъ «всѣмъ и вся» своею каменною массою утесовъ и увѣнчанная узорчато-остроконечными вершинами, гора Ай-Петри какъ будто любуется и не можетъ налюбоваться невиданнымъ ею съ основанія міра могуществомъ человѣка, умѣющаго создавать такую восхитительную прелесть изъ отталкивающаго безобразія. «Человѣкъ, этотъ червякъ, это ничтожество, и какія штуки можетъ онъ продѣлывать съ природой!» какъ будто шепчетъ Ай-Петри на своемъ каменномъ, стихійномъ языкѣ.

Въ сказочныя рощи цвѣтущихъ магнолій съ ихъ крупными бархатными листьями одѣтъ низъ берега. Немного повыше роскошныя группы лавровыхъ деревьевъ чередуются съ померанцевыми, лимонными и апельсинными деревьями; тѣнистыя аллеи орѣховъ, кипарисовъ, миртовыхъ и розовыхъ деревьевъ красиво тянутся между обвитыхъ плющемъ огромныхъ камней! Тамъ, выше, шумятъ и падаютъ каскадами горные ручьи, а прибѣгая сюда внизъ, журчатъ и каскадируютъ съ цѣломудренною скромностью шалящей институтки! Клумбы прелестнѣйшихъ цвѣтовъ фантастическими узорами разбросаны кругомъ изящныхъ дорожекъ англійскаго сада. Повсюду разбросаны фонтаны, то бьющіе высоко вверхъ, то выкатывающіеся тихою обильною струею, какъ слезы изъ глазъ плачущей матери.

Капризъ и вкусъ, удобство и нѣга — все сосредоточилось въ Алупкѣ, но въ тоже время художникъ — создатель современной Алупки сохранилъ остовъ и прежняго хаоса ея, только ожививъ этотъ остовъ дарами растительнаго царства и вдохнувъ въ него творческую фантазію и мысль человѣка! Здѣсь бывшая безобразная груда почернѣлыхъ камней превращена въ волшебный гротъ! Тамъ мертвая каменная глыба громаднаго безформеннаго гранитнаго утеса затрепетала подъ освѣжающими струями разсыпавшагося по ней веселаго каскада и подъ нимъ, какъ подъ прозрачнымъ кружевомъ, прикрыла свои обнаженныя мѣста сѣрымъ, влажнымъ мохомъ и сочною зеленью пушистой травки, тянущейся изъ подъ тонкихъ струекъ воды. Искусство и живая природа соединились здѣсь любовно брачными узами!..

Громадная широкая лѣстница, убранная цвѣтами и тропическими растеніями, украшенная уставленными на гранитныхъ пьедесталахъ бѣломраморными львами, ведетъ изъ парка во дворецъ. Эта окаменѣвшая львиная стража представляетъ собою верхъ совершенства и образецъ выполненія геніальной фантазіи художника.

На нижнемъ помостѣ лѣстницы львы спокойно лежатъ, какъ будто наблюдая за проходящими.

На второмъ — они только приподнялись на переднія лапы, выражая свое недовольство, что смертные имѣютъ дерзость подниматься по этой лѣстницѣ къ недоступному святилищу предержащаго власть!

На послѣднемъ помостѣ ко дворцу они уже стоятъ на всѣхъ четырехъ ногахъ, разъяренные, съ отверзтыми пастями, готовые растерзать дерзновеннаго, но невидимая сила превратила эту олицетворенную ярость въ камень, а дерзновенный уже безъ всякаго страха и смущенія идетъ въ запустѣлое святилище!..

На площадкѣ передъ этою волшебною лѣстницей два фигурчатые изъ бѣлаго мрамора фонтана выбрасываютъ воду въ стоящія подъ ними изящной рѣзьбы мраморныя вазы, а кругомъ пестрѣютъ цвѣты и алѣютъ розы, обдавая васъ волною тонкаго аромата.

Не вѣками и даже не десятками лѣтъ создавалась теперешняя очаровательная Алупка, а возникла она съ быстротою капризной фантазіи нетерпѣливаго властелина... Какъ быстро возродилась Алупка изъ горнаго хаоса, можно судить по слѣдующему разсказу, весьма распространенному въ Крыму.

Одинъ изъ жителей Алупки, когда она еще была пустынною, глухою мѣстностью, отправился въ Мекку, на обязательное для каждаго правовѣрнаго поклоненіе гробу Магомета. Татары изъ бѣдняковъ отправлялись въ этотъ далекій путъ обыкновенно не увѣренные, приведетъ-ли Аллахъ вернуться имъ обратно къ своему родному пепелищу, хотя, впрочемъ, каждый изъ нихъ считалъ бы себя даже счастливымъ, если бы привелось ему умереть въ Меккѣ. Путешествіе алупкинскаго татарина продолжалось нѣсколько лѣтъ. Постарѣвшій и измученный лишеніями, онъ, наконецъ, возвратился домой. Когда его ладья подплыла уже совсѣмъ къ берегу и онъ бросилъ жадный взглядъ на свою родную Алупку, то не узналъ ея и сначала подумалъ, что его не туда привезли, а когда его убѣдили, что это мѣсто есть та же самая Алупка, то растерявшійся татаринъ подумалъ, что Аллахъ помутилъ его разсудокъ. Послѣ долгихъ колебаній, онъ рѣшился, наконецъ, выйти на берегъ и съ трепетомъ вступилъ въ волшебный садъ изъ тысячи одной ночи.

Татаринъ-пилигримъ шелъ, смотрѣлъ и недоумѣвалъ, во снѣ онъ или на яву!.. Когда онъ вступилъ на площадку передъ дворцомъ, то окончательно остолбенѣлъ отъ изумленія. Долго, неподвижно стоялъ татаринъ и, можетъ быть, еще долго простоялъ бы, если бы не былъ выведенъ изъ своего столбняка прикосновеніемъ чьей-то руки, легшей на его плечо. Онъ обернулся. Передъ нимъ стоялъ старикъ Урусъ-паша, т. е. русскій генералъ, въ домашнемъ генеральскомъ, застегнутомъ на всѣ пуговицы, сюртукѣ. Улыбка скользила по добродушному лицу стараго генерала, безъ усовъ и безъ бороды и лишь съ маленькими узкими, сѣдыми бакенбардами. Генералъ сталъ разспрашивать татарина и, узнавъ въ чемъ дѣло, повелъ его самъ осматривать сады и дворецъ перерожденной Алупки. Генералъ этотъ былъ не кто другой, какъ самъ владѣлецъ Алупки, новороссійскій губернаторъ, генералъ-фельдмаршалъ, свѣтлѣйшій князь Михаилъ Семеновичъ Воронцовъ.

Этотъ разсказъ о татаринѣ-пилигримѣ очень распространенъ въ Крыму, и если онъ, съ одной стороны, характеризуетъ быстроту возрожденія современной роскошной Алупки изъ хаоса, то, съ другой стороны, вполнѣ обрисовываетъ симпатичный характеръ покойнаго князя М.С. Воронцова, бывшаго всегда и для всѣхъ доступнымъ, гостепріимнымъ хозяиномъ. Князь, по свидѣтельству многихъ, съ большою

--- разрыв