Видъ съ моря

Наконецъ, я рѣшилъ разстаться съ Симеизомъ и переѣхать въ Ялту. Утромъ въ воскресенье я уложился, расплатился въ конторѣ, но лошадей достать не могъ, почему и принужденъ былъ послать за извощикомъ въ Алупку. Въ Симеизѣ извощиковъ совсѣмъ нѣтъ, а содержатся довольно нарядные экипажи съ хорошими лошадьми отъ самого управляющаго имѣніемъ. Эти экипажи нанимаются обыкновенно курсистами для прогулокъ по окрестностямъ и въ этотъ день, какъ воскресный, всѣ уже были разобраны спозаранку или еще наканунѣ. По случаю же праздничнаго дня тоже самое произошло и въ Алупкѣ — тамъ тоже не оказалось ни одного свободнаго извощика. Мнѣ это было очень досадно — уложился, распростился, расплатился, и вдругъ ни съ мѣста! Впрочемъ, до полудня я еще не терялъ надежды выѣхать въ тотъ же день, и съ минуты на минуту поджидалъ возвращенія генерала, который съ утра отправился съ своими дѣтьми пѣшкомъ въ Алупку къ обѣднѣ и обѣщалъ самъ нанять тамъ для меня фаэтонъ и кстати въ немъ же пріѣхать въ Симеизъ. Но вотъ по дорогѣ изъ Алупки показался генералъ, возвращающійся отъ обѣдни, но только не въ фаэтонѣ а per pedes apostolorum, т. е. по образу пѣшаго хожденія.

Волей-неволей, приходилось мириться съ неудачей и ждать слѣдующаго утра. Недовольный этимъ безвыѣзднымъ положеніемъ, пошелъ я бродить по парку и уже передъ самымъ обѣдомъ, встрѣтивъ нашего общаго симеизскаго хлѣбодара, Пѣтуха, разсказалъ ему про свои неудачи.

— Да не желаете-ли-съ вы ѣхать въ Ялту на лодкѣ? Вотъ вмѣстѣ со мной можно-съ, предложилъ онъ мнѣ.

— Да вѣдь Ялта далеко; сколько же времени мы съ вами проѣдемъ-то? въ недоумѣніи спросилъ я.

— Не больше-съ, какъ и на лошадяхъ-съ, отвѣтилъ онъ. — Ну, пожалуй, часика на полтора дольше, а ужь никакъ не больше; за то вы сегодня же будете въ Ялтѣ. Я каждое воскресенье ѣзжу на лодкѣ въ Ялту за провизіей. Лодка у меня, заговорилъ онъ пѣвучимъ тономъ, хорошая, два гребца, живо насъ доставятъ-съ! А прогулка-то какая-съ! Прелесть! Виды-съ! Если угодно, я для васъ вина и закусокъ на дорожку заготовлю-съ! соблазнялъ меня Пѣтухъ.

Но я, впрочемъ, какъ безнадежно засидѣвшаяся въ дѣвахъ невѣста, и безъ всякихъ соблазновъ готовъ былъ принять съ удовольствіемъ предложеніе почтеннаго Пѣтуха. Если я не сразу выразилъ ему свое согласіе, то единственно потому, что очень меня ужъ удивила неожиданная возможность такого морскаго путешествія на лодкѣ въ Ялту. Мы немедленно условились.

Въ шестомъ часу вечера лодка уже стояла готовою въ маленькой бухточкѣ, огражденной живописно выдвинувшимися изъ воды каменными глыбами обнаженныхъ черныхъ скалъ. Гребцы перенесли въ лодку мои чемоданы, и я усѣлся, совсѣмъ готовый къ отъѣзду, въ ней ждать Пѣтуха, копавшагося еще у себя въ кладовыхъ.

Вечеръ былъ чудный. Полное безвѣтріе. Вдали высились къ небу вершины Крымскихъ горъ, сіявшія подъ лучами заходящаго солнца; прозрачныя розовыя облачка тихо плывутъ по небу на западѣ, а береговая полоса отливала багрянцемъ.

День былъ праздничный какъ для русскихъ, такъ и для татаръ, у которыхъ уже окончился постъ рамазанъ. На берегу стояла группа татарскихъ дѣвонекъ, въ ихъ пестрыхъ, оригинальныхъ національныхъ костюмахъ съ яркими цвѣтными на головахъ фесками, изъ подъ которыхъ распадались по плечамъ, окрашенныя въ красный цвѣтъ, заплетенныя косички волосъ. Молодые татары тутъ же купались вблизи берега, и скромныя дѣвоньки любовались на ловкіе фокусы эквилибристики, продѣлываемые купающимися. Очевидно было, что молодые татары, своимъ стройнымъ сложеніемъ, своею ловкостью и неустрашимостью искусныхъ пловцовъ, рисовались передъ деревенскими красавицами. Происходилъ своего рода интересный турниръ на призъ мимолетной улыбки дамы сердца. Татаре все молодежь, отъ 16-ти до 20-ти лѣтъ. Они взбирались на самую вершину той или другой скалы и бросались оттуда въ море, кувыркаясь на лету въ воздухѣ, послѣ чего, шлепнувшись въ воду, они пропадали довольно долго подъ водой, затѣмъ вдругъ выныривали и въ заключеніе, сильно разсѣкая волны, съ самодовольнымъ видомъ плыли невдалекѣ отъ берега, скашивая при этомъ глаза на дѣвушекъ, чтобы уловить, какое впечатлѣніе произвела на нихъ ловкость и смѣлость каждаго пловца.

Татарскія дѣвоньки стояли плотною группою на берегу, какъ будто ничего не замѣчая, какъ будто и совершавшійся въ честь ихъ турниръ совсѣмъ не интересовалъ ихъ. Казалось, что онѣ даже пришли сюда на берегъ такъ-себѣ, совершенно случайно и вотъ-вотъ сію же секунду уйдутъ. Но это такъ казалось, а на самомъ дѣлѣ онѣ продолжали стоять и никакъ не могли рѣшиться уйти.

Легкое пошевеливаніе губами, а нерѣдко едва замѣтное молчаливое подталкиваніе другъ друга локтями или бедрами, краснорѣчиво, безъ словъ, изображали картину скрытаго удовольствія и сдержанной страсти, волновавшей невозмутимыхъ наружно дѣвонекъ.

О, дщери Евы! какъ вы всѣ сдѣланы на одинъ покрой!

невольно подумалъ я. Всѣ-то вы одинаковы въ своихъ пріемахъ кокетства, хотя и стоите на самыхъ различныхъ ступеняхъ житейской лѣстницы!.

Вглядитесь повнимательнѣе въ эту живую молочно-розовую вереницу барышень, усѣвшихся на какомъ-нибудь балѣ рядкомъ вдоль стѣны. Какъ онѣ сильно заняты невинною болтовней между собою и совсѣмъ не замѣчаютъ толпу молодежи, стоящую въ дверяхъ танцовальной залы! Какою наивностью прародительскаго невѣдѣнія отличается ихъ разговоръ въ кадрили! Онѣ даже васъ не замѣтили, когда вы ихъ пригласили танцовать. Имъ все равно, кто вы, что вы — онѣ себѣ порхаютъ, какъ бабочки, и веселятся, какъ весеннія стрекозы такъ-себѣ и говорятъ лишь такъ-себѣ. Но... странно!.. въ дамской уборной на ухо избранной подругѣ своего сердца барышни эти передаютъ такія тонкія наблюденія надъ сокровенными впечатлѣніями мужчинъ, такъ отлично характеризуютъ въ двухъ словахъ даже такого мужчину, который, по-видимому, совсѣмъ не былъ осчастливленъ даже и однимъ мимолетнымъ взглядомъ этой наивной дѣвочки, что видно... охо, хо, хо!.. небезъинтересны и небезъизвѣстны имъ запрещенные фрукты, погубившіе Еву!

Наконецъ, на берегу появился запыхавшійся Пѣтухъ и рядомъ съ нимъ шелъ старикъ, военный въ отставкѣ, какъ показывали его безъ погоновъ китель и военная фуражка.

Пѣтухъ извинился, что заставилъ меня нѣсколько долго ждать и сейчасъ же представилъ мнѣ своего спутника, который оказался отставнымъ полковникомъ, крымскимъ помѣщикомъ и который, подобно мнѣ, не доставъ экипажа въ Ялту, согласился ѣхать съ Пѣтухомъ на лодкѣ.

Наконецъ, мы уложились, усѣлись, гребцы ударили веслами, и шлюпка легко и граціозно стала выплывать за утесы въ открытую бухту.

Я бросилъ прощальный взглядъ на береговую группу татарокъ. Неожиданно одна изъ дѣвушекъ мнѣ привѣтливо кивнула головой. Удивленный этимъ привѣтомъ, я навелъ на нее бинокль и узналъ въ ней мою знакомку, граціозную дочь татарина Эмерджьяна.

Очень польщенный этимъ прощальнымъ привѣтомъ милой дѣвушки, я приподнялъ, въ отвѣтъ, шляпу и махнулъ ей платкомъ.

Лодка наша уже выплыла въ открытую бухту и шла на довольно большомъ разстояніи отъ берега. Я былъ просто очарованъ неожиданно, словно въ какомъ-нибудь волшебномъ балетѣ, открывшеюся декораціей! Южный берегъ съ его скалами, горами, лѣсами, деревнями, башнями и дворцами развертывался длинною лентой панорамы. Заходящіе лучи солнца играли переливами всѣхъ цвѣтовъ на чудной зелени картинъ этой грандіозной, натуральной панорамы.

Повсюду дачи, дворцы, хижины, деревни, освѣщенные багрянцемъ заката, рельефно вырѣзываются на фонѣ зелени и сѣрыхъ утесовъ.

Сплошною, каменною, въ 4,000 футовъ высоты, грядой тянется хребетъ Яйлы и отдѣляетъ прибрежную полосу. Тамъ, за этимъ хребтомъ, начинается необъятная равнина русскаго царства съ ея лѣтними жарами и зимними морозами, съ ея лѣтними засухами и пылью и съ ея зимними снѣгами и мятелью; здѣсь же лавры, кипарисъ, магноліи и олеандры, здѣсь уголокъ рая, уголокъ вѣчной весны.

Прелестная панорама южнаго берега раздѣляется мысомъ Ай-Тодоромъ на двѣ половины: одна, наиболѣе грандіозная, начинается отъ Байдарскихъ воротъ и тянется до мыса Ай-Тодора — это южная половина; а другая, наиболѣе граціозная отъ Ай-Тодора до Алушта — юговосточная.

Отъ Байдарскихъ воротъ до Симеиза декорація южнаго берега представляетъ грандіозныя картины геологическаго разрушенія. Здѣсь всѣ мѣстности: Мухалатка, Мшатка, Мелазъ, Кикинеизъ, Лимены поражаютъ своимъ хаотическимъ безпорядкомъ разсѣянныхъ грудами осколковъ обсыпавшейся Яйлы, среди которыхъ едва замѣтны пріютившіяся человѣческія поселенія.

Мысъ Ай-Тодоръ лежитъ въ самомъ углу перелома, откуда южный берегъ поворачиваетъ на юговостокъ. Поэтому-то Ай-Тодоръ видѣнъ какъ изъ Алупки, такъ и изъ Ялты; оттого-то на Ай-Тодорѣ еще со временъ основанія древнихъ генуэзскихъ колоній находится маякъ. Отъ Ай-Тодора до Ялты южный берегъ можетъ быть названъ царскимъ побережьемъ, какъ занятый исключительно царскими имѣніями: Оріандой и Ливадіей. Отъ Ливадіи до Алушты южный берегъ разбивается скалистыми мысами на отдѣльныя ложбины съ полукруглыми, врѣзающимися въ материкъ бухтами. Ялтинская бухта за мысомъ Св. Іоанна переходитъ въ бухту Массандры, разграничивающейся мысомъ Никиты отъ бухты Гурзуфа, откуда уже берегъ заворачиваетъ рѣзко къ сѣверу вплоть до Алуштинской бухты. Здѣсь, вслѣдствіе прямого сѣвернаго направленія берега, всѣ мѣстности представляются уже менѣе роскошными, какъ болѣе бѣдные разнообразіемъ породъ южной растительности.

Центромъ декоративной, спокойной дачной красоты служитъ часть южнаго берега отъ Симеиза вплоть до мыса Ай-Тодора. Здѣсь южный берегъ представляетъ собою сплошное дачное поселеніе, тутъ на каждомъ шагу изящныя, залитыя цвѣтами, виллы, величественные дворцы вельможъ, каменные замки, окруженные роскошными парками — все это придаетъ этой части берега необыкновенно живописный, оживленный видъ и составляетъ главную прелесть ея декораціи.

За Симеизомъ, у подножья величественной, утопающей своею вершиной въ облавахъ, горной массы Ай-Петри, разстилается роскошный пейзажъ Алупкинской долины, отличающейся своею многоводностью, изобиліемъ фруктовъ, зеленью лѣсовъ и красками цвѣтовъ. Надъ этою густолиственною чащею роскошной растительности возвышается дико-поэтическій, грандіозный замокъ Алупки, а между пирамидами стройныхъ кипарисовъ и тополей мелькаетъ живописная татарская мечеть и высится въ стилѣ аѳинскаго Парѳеона православный храмъ.

За Алупкою на зеленомъ фонѣ южной флоры рисуется поэтическій Мисхоръ. За Мисхоромъ виднѣются Куреизъ, Гаспра, а вдоль берега разбросаны живописныя дачи Сумарокова, Полежаева, Мещерскаго, Тизенгаузена, Панина, Клейнмихеля и другихъ счастливыхъ смертныхъ.