Всероссійскіе Робинзоны и курорты въ Крыму

Вечерняя мгла разстилалась кругомъ надъ поверхностью моря и уже накинула свой черный покровъ на живописныя картины береговыхъ имѣній, плантацій и скалъ. Вдали вскорѣ замелькали огни Ялты. Нѣсколько времени всѣ молчали. Въ вечерней тишинѣ гулко разносился лишь одинъ плескъ отъ мѣрныхъ ударовъ веселъ.

— Но, знаете-ли! обратился я къ старику, рѣшившись прервать молчаніе: — вы нарисовали слишкомъ безотрадную картину сельскаго хозяйства на южномъ берегу. Согласитесь, что, въ концѣ концовъ, все высказанное вами сводится на одно только безлюдье, а никакъ не на упрекъ въ непроизводительности самаго края. Въ чемъ же тутъ виноватъ южный-то берегъ, позвольте васъ спросить?..

— То-есть, вы хотите сказать, что коли рожа крива, такъ нечего и на зеркало пенять! Вѣрно, согласенъ; да я и не пеняю на зеркало, а пеняю на моихъ родителей, на моихъ наставниковъ — зачѣмъ же они мнѣ рожу скривили, а потомъ и я самъ вошелъ во вкусъ криворожья, отвѣчалъ сердито старикъ. — Вотъ если бы они мнѣ дали геніальныя способности, если бы я сдѣлался хозяйственнымъ геніемъ, такъ я бы, можетъ быть, и при моемъ безалаберномъ воспитаніи теперь нажилъ бы себѣ состояніе на южномъ берегу. Но вѣдь я не геній, не талантъ даже и въ солдафонствѣ, которое было предназначено мнѣ въ удѣлъ съ колыбели, какъ моя родовая спеціальность — я одинъ изъ самыхъ обыкновеннѣйшихъ русскихъ смертныхъ; вотъ отъ этого-то меня и беретъ злоба, зачѣмъ же мнѣ приходится жить въ такихъ условіяхъ, съ которыми мнѣ бороться не подъ силу? Я съ вами совершенно согласенъ, что если бы нашъ южный берегъ да перенести куда-нибудь въ Америку или въ Англію, то очевидно тогда бы и я, и всякій другой изъ насъ обыкновенный смертный тутъ не только бы дышалъ, но и вполнѣ и жилъ, и благодушествовалъ бы, какъ рыба въ водѣ. А вѣдь у насъ, въ Россіи, каждаго заставляютъ быть непремѣнно Робинзономъ, да еще какимъ? — всероссійскимъ-съ, а не аглицкимъ. Аглицкій-то Робинзонъ явился на пустынный островъ съ головой, начиненной всякими знаніями и опытомъ житейской мудрости, а мы-то, всероссійскіе Робинзоны, отъ юности моея занимались или шагистикой, или классическою эквилибристикой на супинусахъ да герундіяхъ! Въ результатѣ мы всѣ молодцы и отлично умѣемъ только хватать за отличія чины, кресты и звѣзды, а чуть только наши «Робинзоны отъ шагистики и эрундической эквилибристики» осмѣлятся заняться своимъ собственнымъ дѣломъ безъ опеки же начальника, смотришь... помаются, помаются, плюнутъ да и пустятъ, какъ я, все благопріобрѣтенное по вѣтру! Безспорно, праправнуки наши будутъ жить лучше нашего, но вѣдь тогда насъ-то не будетъ съ нашими привычками и порядками! А нашъ удѣлъ — скрежетъ зубовный!

— Но, позвольте! замѣтилъ я. — Вы забыли еще одну изъ сторонъ выгодной эксплуатаціи южнобережскихъ имѣній. Это превратить ихъ въ курорты для цѣлой Россіи.

Едва я проговорилъ эту фразу, какъ оба мои спутника, Пѣтухъ и старикъ-помѣщикъ, уставились на меня и, выпучивъ глаза, глядѣли на меня, какъ быки на верблюда, а затѣмъ разразились громкимъ смѣхомъ.

— Чему вы смѣетесь? удивился я.

— Ха, ха, ха! продолжали они заливаться смѣхомъ. — Вотъ утѣшили-то, вотъ разодолжили! ха, ха, ха!...

— У Смѣлова, въ Лименахъ, вы были? спросилъ меня старикъ-помѣщикъ.

— Былъ, говорю.

— Пансіонъ тамъ полонъ? иронически проговорилъ онъ.

— Нѣтъ, не могу этого сказать.

— Ну, у Мальцева, въ пресловутомъ Симеизѣ, полно? Хрустальный-то дворецъ ломится подъ толпами курсистовъ?

— Тоже нѣтъ, по крайней мѣрѣ при мнѣ на половину комнатъ было пустыхъ, отвѣчалъ я.

— Ну-съ, а въ Алупкинскихъ гостинницахъ мало-ли вы нашли свободныхъ комнатъ? Набиты, какъ сельди въ боченкѣ, что-ли?

— Ну тамъ пустыхъ комнатъ побольше, чѣмъ на половину! отвѣчалъ за меня, усмѣхаясь, Пѣтухъ. — Здѣсь въ какой уголокъ ни загляните, тоже самое-съ найдете, а я ужь много лѣтъ вращаюсь по крымскимъ курортамъ. Перепадетъ нѣсколько деньковъ, когда курсисты вдругъ нахлынутъ и пойдутъ другъ передъ другомъ набивать цѣны чуть не съ дракой, а потомъ опять хоть шаромъ покати!

— Такъ какой же дуракъ, продолжалъ старикъ: — спрошу я васъ, станетъ въ наше-то время затрачивать громадный капиталъ на такіе курорты, гдѣ въ перспективѣ одна пустота? А вѣдь для устройства такого пустыннаго курорта нужно же устроить сначала въ имѣніи дороги и тратиться на ихъ ремонтъ, нужно приспособить всѣ помѣщенія и дать въ нихъ хоть какія-нибудь удобства, нужно провести водопроводъ, нужно построить раціональный курзалъ; въ концѣ же концовъ, изъ всѣхъ этихъ нужныхъ дѣлъ выйдутъ только нуж...

— А провизія-то-съ! Гдѣ она, провизія-то-съ! перебилъ его Пѣтухъ, желая щегольнуть своею спеціальностью. — Не угодно-ли вамъ устроить при теперешнихъ порядкахъ хорошій табльдотъ въ какомъ-нибудь имѣніи-съ, напр. около Байдаръ!? Тамъ мѣстной провизіи, кромѣ баранины, да яицъ, луку да стручковаго перцу — ни-ни! Откудова ее добыть — привозить-съ? изъ Севастополя прикажете или изъ Ялты? — это за 30-ть-то верстъ по жарѣ, сухимъ путемъ! А вѣдь возить ее придется каждый день. Ледниковъ тамъ нѣтъ, подвалы каменные строить не подъ силу, а безъ нихъ все будетъ портиться. Въ Симеизѣ и то какихъ хлопотъ стоитъ мнѣ добывать провизію! Вотъ ѣду теперь за нею въ Ялту, а почти вся провизія и въ Ялту привозится изъ Одессы на пароходѣ. До Ялты она въ дорогѣ пробудетъ дня два, да въ Симеизѣ на кухню попадетъ еще дня черезъ два; конечно, и изъ такой провизіи обѣдецъ выйдетъ у меня хорошенькій, но ужь не подавай его безъ сильныхъ пряностей, а то въ немъ все какъ будто чего-то будетъ не дохватывать, разсмѣялся Пѣтухъ. — Это уже нашъ секретъ, поваровъ-артистовъ, приготовить хоть изъ старой голенищи, но такое вкусное блюдо, что скушаютъ съ удовольствіемъ и пальчики оближутъ-съ, ухмыльнулся онъ и все лицо его широко расплылось отъ самодовольства.

— Однако, я никогда не замѣчалъ несвѣжести продуктовъ, да и всѣ, безъ исключенія, Симеизскіе курсисты были очень довольны вашимъ столомъ именно за его свѣжесть; про разнообразіе блюдъ и искусство приготовленія я ужь считаю лишнимъ и говорить.

Пѣтухъ даже заерзалъ отъ удовольствія на мѣстѣ.

— Покорнѣйше васъ благодарю-съ! отвѣчалъ онъ мнѣ, снявъ низко-пренизко шляпу. — Изсыхаю-съ отъ заботы угодить-съ! вздохнулъ онъ.

— Положимъ, изсыханіе-то ваше трудно замѣтить, разсмѣялся я, оглянувъ его жирную фигуру. — Но все-таки я вамъ дамъ одинъ маленькій совѣтъ.

— Сдѣлайте-съ одолженіе! сдѣлайте-съ милость! навострилъ уши Пѣтухъ.

— Чтобъ окончательно всѣ были довольны вашими завтраками и обѣдами, необходимо устроить строгій табльдотъ, какъ это вездѣ дѣлается на заграничныхъ курортахъ. Въ извѣстный часъ дня всѣ курсисты должны приглашаться въ табльдотъ по звонку и тогда всѣмъ подается на общихъ блюдахъ одинъ и тотъ же завтракъ и обѣдъ. Порціонные же заказы должны быть подаваемы не иначе, какъ на отдѣльные столики. Общій обѣдъ или завтракъ можетъ подаваться въ комнаты курсистовъ, но не иначе, какъ съ приплатой за хлопоты. Тогда только можно будетъ за ту же цѣну подавать всѣмъ одинаково отличные какъ обѣдъ, такъ и завтракъ, и притомъ изъ провизіи, прямо заготовленной только въ самомъ необходимомъ количествѣ, именно только на сегодня. Тогда вы не будете обязаны держать провизію по нѣсколько дней въ запасѣ на случай заказа. Кто захочетъ имѣть заказной обѣдъ, пусть заказываетъ за день раньше, тогда у васъ запасъ провизіи не будетъ портиться и пропадать задаромъ, какъ теперь бываетъ, когда нѣтъ заказовъ.

— Надо объ этомъ подумать-съ! отвѣчалъ съ равнодушною улыбкой Пѣтухъ.

Былъ уже десятый часъ вечера, когда мы въѣхали въ Ялтинскую бухту, на темной поверхности которой играли отраженные вечерніе огни русскаго, въ своемъ родѣ маленькаго Неаполя — Ялты.

— Гдѣ изволите остановиться? спросилъ меня Пѣтухъ.

— Думаю въ гостинницѣ «Россія», отвѣчалъ я.

— Прекрасная-съ гостинница! Милліонъ-съ стоила, а тоже вотъ ушла за безцѣнокъ! Адмиралъ Чихачевъ купилъ ее, кажется, за сто тысячъ, а теперь одной аренды беретъ съ нее по нѣсколько десятковъ тысячъ въ годъ и больше ничего знать не хочетъ! Ни хлопотъ, ни ремонта — все это лежитъ на обязанности арендатора!

Лодка подъѣхала къ пристани. Я распрощался съ моими почтенными спутниками, взялъ извощика, уложилъ чемоданы въ экипажъ и поѣхалъ въ гостинницу «Россія».

Послѣ утомительной, такой длинной морской прогулки, я какъ-то машинально, чуть не засыпая на ходу, поднялся по широкой лѣстницѣ гостинницы и вошелъ, ни о чемъ не разспрашивая, въ отведенный мнѣ въ бель-этажѣ нумеръ. Я уже не въ силахъ былъ ни на что обратить свое вниманіе — такъ сильно хотѣлось спать. Раздѣвшись поскорѣе, я бросился въ постель и мигомъ заснулъ мертвымъ сномъ.